Тень Бешеного

Глава 12

Видя, как ее дорогой «Барсик» мучается и не может найти никакой мало–мальски серьезной зацепки в деле, которое ему приходится расследовать, Милена в очередной его визит к ней сказала:

— Милый, посмотри на себя в зеркало! На кого ты стал похож — лицо осунулось, глаза воспаленные… Ты плохо спишь?

— Да вообще почти не сплю. Все думаю, думаю, ломаю голову. Но так ничего толком и не придумал. Совершена целая серия преступлений, более того, убийств! Но кем? И как конкретно? — Костик безнадежно пожал плечами. — Голова от напряжения в буквальном смысле раскалывается, а никакого результата нет. И самое противное в этом то, что не знаю, с какой стороны зацепиться.

Милена, добрая душа, всегда готовая прийти на помощь любому из близких людей, а уж тем более Костику, немного поколебавшись, вдруг предложила:

— А что, если тебе сходить к колдунье, ясновидящей или экстрасенсу, наконец?

— Ну ты и скажешь иногда, родная! — Костик воззрился на Милену в полном недоумении. — Хоть стой, хоть падай! Это я‑то попрусь к тем аферисткам, которые в газетах рекламу печатают: «Потомственная колдунья, сниму порчу, приворожу и так далее». Так что ли?

Вероятно, Костик решил, что девица над ним издевается, и едва не задохнулся от возмущения.

Милена поспешила объясниться:

— И все‑таки ты меня за полную дуру держишь, что обидно. Дама, о которой я хотела тебе рассказать, никогда не давала никаких объявлений, она практически никого не принимает, да и денег за свои услуги не берет. А что ее можно назвать настоящей колдуньей и ведьмой, это точно. Женщина довольно хорошо известна — правда, в очень узких, можно сказать, элитарных кругах. Зовут ее Эльзевира Готфридовна, сколько ей на самом деле лет, никто не знает, но точно из каких‑то бывших — дворян или что‑то в этом роде.

Костик с его скептическим, рациональным умом, конечно, не мог поверить в существование какой‑то ведьмы, но любопытство все же проявил:

— А ты‑то как с ней познакомилась? И почему я раньше о ней ничего не слышал?

Милена нашлась сразу:

— Да как‑то не было подходящего случая о ней упомянуть. И самое смешное, что я‑то с этой колдуньей лично не знакома.

— Не понял, — окончательно запутался Константин.

— Не спеши, сейчас все поймешь. — Милена нежно обняла его. — Года два назад умер один наш давний клиент, в прошлом высокопоставленный советский разведчик, ставший в последние годы удачливым бизнесменом. Человек он был очень старый, но похотливый до беспредела — молодые столько не могут.

Девчонки мои шутили, что это у него потому, что он Ленина видел и успел послужить под началом самого «железного» Феликса. Кого он там видел на самом деле, черт его разберет, но рассказывал про годы после революции складно. Мы звали его «дедушка Паша — железный член», ему это страшно нравилось.

Костик знал, что про своих «удивительных» клиентов Милена может рассказывать часами, и сделал попытку жестом прервать ее.

— Подожди, я уже подхожу к самому главному. Ко мне «дедушка Паша» испытывал необычайную привязанность…

— Ясное дело, а как иначе, — не без издевки вставил Костик.

Милена шутливо шлепнула его по щеке:

— Ты же мне не муж законный и венчанный, так что спрячь свою ревность подальше, — посоветовала она. — Так вот, «дедушка Паша» в один из последних своих визитов к нам под большим секретом признался мне, что именно Эльзевира Готфридовна поддерживала его потенцию на уровне двадцатилетнего парня. И еще он сказал, что получил разрешение от этой почтенной дамы сообщить мне ее телефон, но строго предупредил, что беспокоить ее можно только в самом крайнем, безвыходном, случае, ибо дама она пожилая, капризная, привередливая и ни в чем не нуждающаяся. А поскольку случая такого как‑то не выпадало, я ей и не звонила. Может, она вообще про меня забыла. Ну что, попробуем?

По ходу рассказа Милены Костик подумал, что в любом случае ничего не теряет, поощряюще кивнул и сказал:

— Звони.

Милена с некоторой опаской набрала номер.

Густой низкий голос переспросил:

— Милена? Как же, как же, нет, я не забыла и вообще ничего не забываю. Покойный Поль, то есть Павлу- ша, просил всегда оказывать тебе помощь по мере моих сил. Он часто говорил о тебе, признавался, что любит как дочь.

Милена чуть не прыснула в трубку, живо вспоминая, какие причудливые позы из «Камасутры» заставлял ее принимать этот дохленький на вид, но ненастный старикашка.

— Да–да, он практически заменил мне отца, — про–шелестела она в ответ своим самым нежным голоском.

— Так чем могу служить? — доброжелательно про–рокотало в трубке.

Не излагая сути дела, Милена попросила принять ее близкого друга, молодого человека, оказавшегося в затруднительном положении.

— Молодого человека я с удовольствием приму, — последовал незамедлительный ответ. — Честно вам скажу, милочка, терпеть не могу работать с бабами: они все такие суетливые и занудные. — Немного подумав, добавила: — Пусть ваш друг приходит завтра, часов в двенадцать. — И продиктовала адрес.

«Ведьма» выглядела совсем не так, как Костик пред–полагал, хотя, что именно ему хотелось увидеть, вряд ли он сам мог сформулировать конкретно.

Словом, внешне она его никак не впечатлила. Небольшого роста, в длинном черном платье с воротничком из старинных кружев. Темные волосы с проседью гладко зачесаны назад и скреплены на затылке большим старинным гребнем с россыпью каких‑то блестящих камешков.

Костик не был знатоком антиквариата, но тут интуитивно почувствовал, что вещь эта очень старая и, наверное, очень дорогая.

Однако и это не убеждало его в правильности пред–принятого им шага.

Эльзевира Готфридовна обитала в трехкомнатной квартире на третьем этаже пятиэтажной хрущобы недалеко от станции метро «Водный стадион». Костик же почему‑то был убежден, что настоящая колдунья, да еще из «бывших», непременно Должна жить либо в районе Старого Арбата, либо, на худой конец, где‑нибудь на Чистых прудах.

Обнажив в приветливой улыбке белоснежные зубы, хозяйка провела его в гостиную, где было довольно светло.

На вид Костик дал бы Эльзевире Готфридовне лет пятьдесят с небольшим. Красивое, классических пропорций, лицо, белая кожа без единой морщинки. Словом, приятная во всех отношениях дама не первой молодости. Несколько контрастировал с ее довольно хрупкой внешностью низкий и немного хрипловатый голос.

«Наверняка курит», — подумал почему‑то Костик.

И оказался прав: усаживая его в низкое кожаное кресло, хозяйка дома подвинула ему пепельницу в виде ладьи, нос которой венчала обнаженная женская фигура, а сама закурила папиросу с длинным мундштуком, вынув ее из резной деревянной шкатулки.

По комнате поплыл неведомый Костику сладкий и пьянящий аромат, от которого у него немного закружилась голова.

Едва Костик подумал, что это, возможно, какая‑то разновидность гашиша, как Эльзевира Готфридовна, внимательно за ним наблюдавшая, со снисходительной улыбкой произнесла:

— Я просто привыкла за много лет к этому сорту восточного табака. Мне его привозят издалека, но не беспокойтесь, Константин, наркотическим воздействием он не обладает.

Воцарилась пауза, во время которой хозяйка бесцеремонно разглядывала Костика, который в свою очередь изумленным взором оглядывал комнату, заставленную затейливыми старинными предметами: какие-то столики на гнутых ножках с инкрустированной столешницей, этажерки, бюро, бесчисленные статуэтки; в древнем дубовом буфете светилась старинная посуда из фарфора и хрусталя.

Костик сразу понял, что все это стоит баснословных денег. А между тем дверь квартиры была типовой — деревянной — и выглядела довольно хлипко.

— А вы не боитесь грабителей? — Профессиональный вопрос сорвался у Рокотова с языка помимо его воли.

— Милый мальчик, я уже давно ничего и никого не боюсь, — последовал ответ.

Темные, цвета спелой вишни, глаза с откровенным любопытством изучали Костика.

«Интересно, — подумал Костик, — сколько же все-таки ей лет?»

Он вспомнил, как когда‑то Савелий рассказывал ему про пожилых американок, реальный возраст которых определить невозможно: по фигуре и по лицу можно дать лет сорок с небольшим, а на самом деле они раза за два старше. Савелий говорил, что возраст женщины выдают шея и руки, но шея хозяйки была прикрыта кружевным воротничком, напоминавшим жабо, которое он видел на старинных картинах, а на руках были длинные, до локтей, телесного цвета перчатки.

На чуть подкрашенных губах хозяйки заиграла полуулыбка — то ли доброжелательная, то ли снисходительная.

— Не пытайтесь решать вопросы, которые вам не под силу, а лучше поделитесь-ка со мной поскорее той жизненной драмой, которая вас ко мне привела, милый молодой человечек, — пробасила Эльзевира Готфридовна.

Костика неприятно задело слово «человечек», и он по возможности кратко изложил суть своего дела.

Внимательно выслушав его, пожилая дама переспросила:

— Если я правильно поняла, вы убеждены, что все эти люди умерли насильственной смертью, и я должна вам помочь найти убийц?

В вопросе звучал очевидный подтекст: «Вы хотите перепоручить свою работу мне?»

Костик заметно стушевался, но все же вымолвил:

— Не найти, но, может, идею какую‑то подать… Милена говорила…

Эльзевира Готфридовна расхохоталась настолько громоподобно, что в буфете зазвенели рюмки.

— Наивная девочка сильно преувеличивает мои сегодняшние возможности. Это покойный Павел, я всегда звала его Поль, изображал меня какой‑то всесильной волшебницей. Он был неисправимый романтик, а потому так доверчив, бедняга. Но ему я и правда много помогала. Лет двадцать — тридцать назад я, наверное, и вам могла бы помочь, но я теперь очень стара и с каждым днем теряю силы. А многое из того, что сейчас происходит на земле, я просто не понимаю, — печально закончила она.

Костик уловил, что в помощи ему отказано, и уже собирался было вежливо откланяться, как Эльзевира Готфридовна спросила:

— У вас есть фотографии ушедших?

Костик чутко уловил, что она сказала «ушедших», а не «умерших» или «усопших». Это явно что‑то значило, но что именно — понять ему было не дано.

Он молча передал ей два набора фотографий, которые предусмотрительно захватил с собой. Первый на бор состоял из фотографий живых людей, второй — из снимков, сделанных после смерти.

Эльзевира Готфридовна взяла фотографии и прошла в дальний угол гостиной, где села за бюро красного дерева. Зажгла висевшую прямо над ним яркую лампу, какие бывают в операционных, и принялась внимательно изучать снимки, негромко напевая какую‑то странную заунывную мелодию на неизвестном Костику языке. Потом она вынула из бюро старинные карты и стала раскладывать их, смешивать, тасовать и снова раскладывать. Продолжалось все это минут пятнадцать.

После чего хозяйка квартиры подняла голову от карт и, устремив в сторону Костика совершенно отсутствующий взгляд, спросила:

— Вы можете оставить мне эти фотографии дня на три? Мне надо серьезно собраться с силами. Ничего обещать не имею права, но попробую.

И давая понять, что аудиенция закончена, встала и повелительным тоном сказала:

— Позвоните мне в конце этой недели! — Хозяйка решительно направилась к Костику, чтобы проводить его.

Следуя за ней, Костик обратил внимание на странность ее походки: она двигалась вперед не по прямой, а по кривой, выписывая на ходу какие‑то полукруги. Костику пришло на ум, что в детстве эта дама обучалась балету. Но это к делу отношения не имело. А имело вот что. Еще только войдя в квартиру, Костик спохватился, что не спросил у Милены, как с Эльзевирой Готфридовной расплачиваться. И в момент прощания чувствовал себя до жути неловко, но все‑таки, смущаясь, спросил:

— А сколько я вам должен?

— Милый мальчик, неужели я произвожу впечатление бедствующей старушки, нуждающейся в деньгах? — спросила Эльзевира почти шепотом.

Костик замялся и покраснел.

— Отвечайте! — повелительно воскликнула она.

— Конечно, нет, но вы потратили на меня время и… силы, а кроме того, всякий труд, ну, в общем, должен быть оплачен, — невразумительно излагал Костик прописные истины.

— Мне, увы, почти уже ничего не нужно, Костантэн, — она произнесла его имя на французский манер. — Свободного времени у меня много, даже очень много. А вот сил уже мало, и их не купишь ни за рубли, ни за доллары, ни за золотые соверены или дукаты. Меня уже ничто не радует и почти ничто не забавляет, хотя как женщина, которая знала многих мужчин, я понимаю, почему Милена так к вам привязана. — Она потрепала вконец растерявшегося Костика по щеке и слегка ущипнула — пальцы у нее были сильные и цепкие.

Эльзевиру Готфридовну посещали не так уж часто — большинство ее друзей и знакомых уже умерли, а новых друзей она принимала исключительно по солидным рекомендациям. Но вечером того же дня к ней без всякого предупреждения пожаловал еще один гость. Когда она уже собралась всерьез заняться делом Костика, в дверь позвонили условным звонком.

Так мог звонить только один человек, которого она знала давно и очень давно не видела.

Прежде чем открыть дверь, хозяйка долго смотрела в глазок, чтобы разглядеть знакомое лицо, но воротник поношенного, совершенно затрапезного плаща гостя был высоко понят, а на лоб надвинута какого‑то немыслимого фасона шляпа, какие носили в Москве в пятидесятые годы прошлого века.

За долгие годы знакомства она привыкла к его маскарадам. В каком только обличье он не являлся к ней — и венецианского патриция, и левантийского купца, и офицера наполеоновской гвардии.

Наконец она распахнула дверь. Вошедший мгновенно сдернул шляпу и склонился перед ней в почтительном поклоне. Она величественно протянула ему руку, которую он церемонно поцеловал, после чего заключил ее в объятия.

— Эли!

— Феликс!

Если вы, уважаемый читатель, еще не догадались, то пришедший был именно он, наш старый знакомец — вездесущий и таинственный Широши.

— Сколько лет мы не виделись? — воскликнул Широши. — А ты, как всегда, великолепно выглядишь!

— Спасибо за дежурный комплимент. С тобой мы не виделись лет десять, а мне уже дают, особенно молодые люди (она припомнила потуги Костика определить ее возраст), лет под пятьдесят.

— Совсем даже неплохо, — одобрительно откликнулся Широши.

И тут они оба расхохотались только им одним понятной несуразице.

— Садись, отдыхай, ты ведь как всегда в пути из точки «А» в точку «В». — Она зажгла ароматические свечи в небольших серебряных подсвечниках.

Столик с гнутыми ножками, за который уселся Широши в низкое кожаное кресло с высокой спинкой, стал заполняться какими‑то небольшими фляжечками разных форм, и среди них выделялась плоская, из потемневшего от времени серебра бутылка с затейливым вензелем «Э. М.». На, казалось бы, небольшом столике уместились и большая ваза с фруктами, и еще одна ваза поменьше с какими‑то брикетиками трав и облатками. Две маленькие серебряные рюмочки, вместимостью граммов по двадцать пять, стали последним украшением этого удивительного стола.

— Твои настойки не только целебны, но и вкусны, — заметил Широши, пробуя буквально по капельке из разных фляжек.

— Но все труднее становится добывать ингредиенты: многие травы и растения уже просто не существуют — в погоне за техническим прогрессом глупое человечество так загадило землю, что они исчезли или переселились высоко в горы. Представь себе, я теперь руковожу мощной контрабандной сетью. Травы мне везут нелегально со всего Востока. Слава Всемогущему! Таможню интересуют исключительно наркотики, а мои травки выглядят на редкость безобидно, да их и надо немного. Так что на гербарий начинающего любителя–ботаника внимание почти не обращают.

Пришел черед и бутылки с вензелем. Из нее хозяйка отмерила ровно по семь капель ярко–красной жидкости.

— У тебя этого средства еще много осталось? — деловито поинтересовался Широши.

— На мой век хватит, — неопределенно ответила Эльзевира.

— Не понимаю, что ты так упрямишься! — с видимым раздражением воскликнул Широши. — Мои химики творят настоящие чудеса, и они давно бы вычислили рецепт твоего великого деда. Согласись, средневековые алхимики, несмотря на всю их гениальность и провидческий дар, не обладали современными знаниями и способами синтеза.

— Пусть этот секрет умрет вместе со мной, — строго произнесла Эльзевира. — Так завещал дед, и я не смею нарушать его завет. Кому как не тебе известно, как безнравственно и опасно нарушать завет предков, сэр Малколм Макфей!

Женщина назвала старого друга одним из его имен, ибо хотела напомнить, что он‑то сам строго соблюдал все старинные заветы семьи, вычитанные им в древних книгах библиотеки родового замка.

— Ладно, — примирительно согласился Широши, — эликсира нам с тобой хватит еще лет на триста, а может, и подольше. Я не прав?

— Ты прав, как всегда, дорогой Феликс, — уголками губ улыбнулась Эльзевира.

— Но, как ты понимаешь, я пришел к тебе совсем по иному поводу, — с нескрываемой озабоченностью сказал Широши. — Ты не замечала в последнее время, что за тобой следят?

— Нет. — Эльзевира с явным недоумением покачала головой. — Из дома я практически не выхожу и всю связь с внешним миром осуществляю через хорошо известную тебе Марту.

Марта была женщиной огромных размеров и туманного для всех соседей происхождения, ибо по–русски говорила с сильным акцентом и много лет состояла при Эльзевире в качестве домоправительницы и доверенного лица. Жила она в соседней квартире. Обе квартиры соединяла тайная дверь.

— Последнее время у меня никто не бывает, — продолжала Эльзевира. — Правда, именно сегодня утром меня посетил один милый молодой человек.

— Зачем? — отрывисто спросил Широши.

Эльзевира в двух словах объяснила суть дела.

— Звали этого молодого человека Константин Рокотов, — уверенно сделал вывод Широши.

Эльзевира привстала с кресла и погладила своего нежданного гостя по голове:

— Ты в своем репертуаре, мой верный друг. Ты, как всегда, все знаешь!

— В данном случае ничего удивительного, — без ложной скромности объяснил Широши. — Константин Рокотов — один из самых молодых и подающих надежды частных детективов России. А такие люди у меня всегда на примете.

— Ты все‑таки еще очень юн, дорогой Феликс, — в словах Эльзевиры звучала не насмешка, а, скорее, удивление и печаль. — Неужели тебе не надоела эта бесконечная погоня за разбойниками? Ты все еще мнишь себя благородным рыцарем, вызвавшим на смертный бой все зло мира?

Широши немного виновато улыбнулся в ответ.

— Ты права. И именно ты, и только ты имеешь право шутить по поводу моих, часто безрезультатных, усилий… Впрочем, сейчас не до шуток. Позволь мне проверить твою квартиру. — Виноватая улыбка Широши мгновенно сменилась деловитой озабоченностью.

— Проверить квартиру? На предмет чего? — недоуменно подняла брови Эльзевира.

— На наличие очередных чудес современной техники — хитрых подслушивающих устройств.

— Ты стал таким подозрительным, Феликс. Ну подумай сам, кому я, старая, больная женщина, нужна? Да я даже для тех, кто грабит антикваров, не представляю интереса.

— Не говори чепухи! — резко оборвал ее Широши. — Понимающие люди выложат за то, что у тебя есть, сотни миллионов долларов.

— Вот именно, понимающие… А где они теперь, — не без иронии произнесла Эльзевира. — А теперь — смотри!

Она сделала резкое движение рукой сверху вниз, а потом в сторону. Яркий свет померк, картины на стенах поблекли, краски оказались выцветшими и размытыми, скульптуры и статуэтки вдруг утратили классические формы и причудливо искривились, мебель покосилась и жалобно заскрипела. Даже кресло, в котором уютно устроился Широши, глубоко вздохнуло и обмякло, его ножки разъехались в стороны. Широши инстинктивно привстал, чтобы кресло под ним не развалилось окончательно.

— Ну посуди сам, — весело сказала Эльзевира, — кому нужна эта жуткая рухлядь? А мастеров, которые могли бы это отреставрировать как надо, теперь днем с огнем не сыскать!

— Милая моя, ты в великолепной рабочей форме, — удовлетворенно констатировал Широши, целуя в лоб свою давнюю подругу. — А теперь поправь хотя бы мое кресло, а то оно и правда развалится от моего скромного веса.

Довольная, как юная фокусница бурными аплодисментами публики, Эльзевира плавным круговым жестом вернула обстановку гостиной в прежнее состояние.

— Кстати, а почему ты переехала с Патриарших прудов? Там и квартира была побольше, и район поуютнее, — поинтересовался Широши, который в этой квартире был впервые.

— Причина проста. Странно, что ты сам не догадался. Там мой дом и все соседние заполонили внезапно разбогатевшие люди непонятного происхождения. Негоже мне с моей родословной жить среди этого откровенного сброда! — Эльзевира Готфридовна выпрямила спину и сделала строгое, неприступное лицо. — Тупые консьержки, отвратительной внешности охранники, невоспитанные крикливые дети. Я просто не могла этого вынести. А кроме того, мучившиеся бездельем жены этих нуворишей, по большей части за–конченные идиотки, стали проявлять нездоровый интерес к моей скромной персоне. Вот и пришлось им сообщить, что выезжаю на постоянное жительство к родственникам в Германию.

— Понятно–понятно. — Объяснение Эльзевиры никак не подействовало на его озабоченность. — Так сколько лет ты здесь обитаешь?

— Скоро будет три года, — ответила так толком и не понявшая его тревоги Эльзевира.

Широши вынул из кармана пластмассовую коробочку с короткой серебристой антеннкой и стал медленно водить ею по стенам, потом по этажеркам и креслам. Не избежали тщательной проверки также буфет и бюро.

Эльзевира с недоверчивой улыбкой наблюдала за старинным другом.

Когда Широши приблизил антеннку к мраморной статуе Купидона с натянутым луком, раздался резкий неприятный звук. Широши многозначительно взглянул на Эльзевиру, с лица которой исчезла улыбка. Он тщательно осмотрел Купидона с ног до головы, пока наконец в небольшой выемке в верхней части лука не обнаружил искомое — овальную, под цвет мрамора, капсулу, размером с кедровый орешек. Широши извлек ее с помощью зубочистки и положил в верхний карман пиджака.

— Подслушивающее устройство самого новейшего образца. Отдам его своим умельцам на изучение.

— Но оно же продолжает работать и у тебя в кармане, — предостерегла Эльзевира.

— Всегда преклонялся перед твоей способностью увязывать причины и следствия, — добродушно улыбнулся Широши, — но подумай сама, разве у нас есть с тобой секреты, которые могут интересовать кого‑то еще?

С этими словами он взял свою коробочку с антеннкой, оставленную им на полке, и поднес к карману, где было устройство — буквально за несколько секунд резкий звук сошел на нет.

— Устройство уже в нерабочем состоянии. Выведен из строя микроблок питания, — не без гордости сообщил Широши.

— Кто же посмел мне эту гадость подложить? — Всем своим видом Эльзевира воплощала оскорбленную добродетель.

— Пойдем методом исключения, — невозмутимо начал Широши, — Константин мог?

— Нет. Точно не он, — резко возразила Эльзевира.

— Маловероятно, — задумчиво согласился Широши. — Хотя он и профессиональный сыщик, дорожащий любым источником информации, в данном случае я бы его не подозревал. Думай, Элечка, думай и вспоминай.

— Вспоминать особенно нечего. Новых клиентов я почти не принимаю, а старые, которых знаю не один десяток лет, вне подозрений.

— Кто был здесь из новых, кроме Константина?

— Был один очень большой человек. Не лежала душа у меня его принимать, но уж очень умоляли двое моих старых друзей, видно, они от него сильно зависят.

— Кто? — отрывисто спросил Широши.

Как он и подозревал, этим новым оказался «Икс», что и подтвердила его старая подруга.

— Что же интересовало этого в высшей степени по–чтенного джентльмена? — скрывая свой жгучий интерес за игривой фразой, спросил Широши.

— Ты будешь смеяться, — в тон ему ответила Эльзевира, — перспективы американской экономики, динамика курсов доллара и евро, реальность угрозы исламского терроризма, имеет ли смысл Америке воевать с Россией, и если «да», то когда именно? Спрашивал, существует ли мировое правительство.

— Ты смотрела в..? — нервно спросил Широши.

— Как ты мог подумать, дурачок, — успокоила его Эльзевира. — Работала исключительно с картами. Была загадочна и уклончива. Толковала ему варианты и вероятности.

— Клиент остался доволен? — насмешливо поинтересовался Широши.

— Судя по сумме, которую пытался заплатить, вполне. Денег с него, естественно, я не взяла.

— Был удивлен?

— Скорее, растерян. По–моему, он из тех счастливых людей, которые никогда не сомневаются, что за деньги можно купить все. — Хозяйка вздохнула.

— Ты права, Элечка. Он слишком хорошо усвоил мои уроки азов рыночной экономики, — с видимым сожалением вздохнул Широши.

— Твои уроки? — изумленно переспросила Эльзевира. — Так ты этого типа знаешь?

— Увы, он оказался самым лучшим учеником, из тех, что идут до конца. — Широши сухо констатировал факт.

— Как тебе не противно якшаться с этими беспородными аморальными людьми, мой могучий, но наивный рыцарь?

— Сказать по правде, довольно противно. Но ты же и сама заметила, как измельчал род людской. Осталась только горстка таких, как мы с тобой, неверующих во всемогущество золотого тельца. Кстати, я тебя собираюсь познакомить с еще одним таким же клиентом. — Широши хитро улыбнулся.

— Буду очень рада, — без колебаний согласилась Эльзевира.

— Он приедет завтра вечером и остановится у Марты — если, конечно, ты не возражаешь.

Широши был уверен, что никаких возражений не последует, но правила приличия…

— Не помню случая, чтобы я тебе когда‑нибудь в чем‑нибудь отказывала, мой верный Феликс, — кокетливо вымолвила Эльзевира. — Марта с удовольствием будет заботиться о мужчине. Боюсь, я со своими капризами ей порядком надоела.

— Зовут этого замечательного человека Серафим Кузьмич Филимонов. Ходить ему по улицам в Москве довольно опасно. Так что большую часть времени он, надеюсь, будет проводить в квартире. Ты пока с ним не встречайся. Я загляну в ближайшие дни и тогда вас представлю. Меня очень интересуют эти странные смерти, чувствую, что между ними и тем, что произошло с одним моим человеком, есть некая связь, — поделился своими размышлениями Широши.

— Твоего человека тоже убили? — озабоченно спросила Эльзевира.

— Нет. Но случился полный абсурд: вместо того чтобы лететь на встречу со мной в Вену, он оказался в Ярославле массажистом в футбольной команде, причем совершенно не помнит, почему и как это случилось. — В голосе Широши прозвучало глухое раздражение.

— Похоже на шуточки Шакала, — задумчиво произнесла Эльзевира, — хотя я слышала, что его казнили.

— Но ты не представляешь, сколько «шакалят» он оставил на Земле продолжать свое черное дело. Впрочем, сейчас не время обсуждать. Мы отвлеклись, и я не задал тебе главный вопрос: твой высокий гость посетил тебя один?

— Нет.

— Так что же ты молчишь? — почти выкрикнул Широши.

— Ждала, пока ты спросишь, — с кокетливой улыбкой невозмутимо произнесла Эльзевира. — Вспомни, сколько лет ты внушал мне, что женщине не пристало вылезать со своими глупыми соображениями, пока, ее не спросят.

— Не валяй дурочку, — грубовато прервал ее Широши, — в данном случае ты не поделилась важнейшей информацией. Так с кем он был?

— С довольно привлекательной юной девицей в кожаных штанах с какими‑то дурацкими нашлепками, представил ее как свою секретаршу и одновременно охранницу. Я где‑то читала, что среди так называемого современного российского бомонда, — Эльзевира брезгливо сморщила нос, — вошло в моду использовать привлекательных девиц в качестве охраны…

— Скорее всего, именно девица и уделила особое внимание статуе твоего Купидона, — сделал логичный вывод Широши.

— Не пойму только, зачем ему потребовалось прослушивать мою квартиру? — искренне недоумевала Эльзевира.

— Вот и я тоже пока не пойму, — согласился Широши.

— Он, однако, покривил душой, поскольку у него на этот счет имелись свои соображения, которыми он не считал нужным делиться с давней подругой, чтобы лишний раз ее не тревожить.

— Феликс, но тот человек все равно поймет, что его устройство обнаружено, и тогда они вновь попытаются проникнуть ко мне, — резонно предположила хозяйка.

— Пусть тебя это не волнует, больше они не сунутся. Я в ближайшее время с этим типом буду встречаться и как следует осажу его! — Широши принял важный вид.

— Ради меня? Как ты заботлив, мой милый Феликс! — Эльзевира и не попыталась скрыть свою радость.

— Конечно, во многом ради тебя. Впрочем, у меня есть к нему и другие, правда, Менее важные вопросы. — Лаже в таких, казалось бы, ничтожных мелочах Ши- гоши всегда оставался джентльменом.

В этот момент пронзительной трелью подал о себе знать сотовый телефон в кармане Широши.

— Выезжаю, — отрывисто бросил он в трубку.

— Ты всегда так спешишь, Феликс, — грустно заметила Эльзевира.

— Не сердись, срочная встреча, я появлюсь буквально на днях. Не забудь предупредить Марту по поводу Серафима Кузьмича. Он будет завтра к вечеру. На прощание старые друзья нежно расцеловались.

Так Савелий обрел надежное убежище в Москве. В силу обстоятельств надолго оторванный от родины, он теперь жадно смотрел телевизор, особенно, конечно, новости, внимательно изучал ворох разнообразных газет, которые Марта приносила ему каждый день, а по вечерам, скромно и неприметно одетый, прогуливался от «Водного стадиона» до «Речного вокзала», с удовольствием погружаясь в атмосферу Москвы, которую очень любил. И ждал, когда появится Широши…