Тень Бешеного

Глава 17

После ликвидации основных препятствий на пути к осуществлению своего плана Молоканов подошел к самому сокровенному — к созданию собственной, «карманной», партии.

Аристарх не обладал никаким опытом в этом деле. Будучи всегда бесконечно далеким от большой политики, Молоканов понятия не имел о принципах партийного строительства. Зато у него был главный движущий механизм большой политики — деньги. За деньги можно было нанять любого, самого дорогостоящего, консультанта, чтобы он взял на себя все, что касается создания партии.

Такого партнера пришлось поискать. Выдвигая других на передовые посты в политике, этот человек всегда стремился оставаться в тени. Причем тень эта была столь густа, что для поисков консультанта Молоканову пришлось основательно потратиться. И опять же имя специалиста впервые назвал всезнающий Позин, наблюдавший не без интереса со стороны за активностью Аристарха, которому время от времени подбрасывал ценные советы.

Встреча с консультантом состоялась в ресторанчике среднего класса, какие Молоканов уже отвык посещать.

Чтобы не бросаться в глаза, Аристарх постарался одеться попроще. Для этого пришлось заехать домой и взять кое–какие вещи из своего прежнего гардероба. Простая пиджачная пара, белая сорочка и невзрачный галстук — вот и весь комплект. Молоканов не хотел производить впечатление человека, который сорит деньгами. И оказался прав.

Первым делом консультант предложил Молоканову называть его Севой. Сева был в очках, одет в обычный костюм, светлую сорочку и еще более безвкусный галстук, чем у Молоканова. Они оба присмотрелись к одежде друг друга и остались довольны.

Новознакомцы интуитивно почувствовали, что поймут друг друга с полуслова.

Сева внимательно выслушал путаную речь Молоканова. Для себя он моментально сделал главный вывод: его собеседник столь же невообразимо богат, сколь совершенно несведущ в деле, которым намерен заняться. Чуткий нос Севы, съевшего собаку на политике и создании «общественных деятелей», моментально учуял поживу.

Когда Молоканов попросил просветить его и рассказать о формировании политических партий, Сева обрушил на Аристарха гору информации. При этом он периодически «стрелял» словами типа «рейтинг», «коэффициент», «сегмент», «имиджевая составляющая», «фактор», «целевая группа», «ведущий электорат», «информационный повод».

Молоканов чувствовал себя, словно школьник, который долго болел, пропустил много уроков и теперь хлопает ушами в классе, силясь понять объяснение учителя. Но это длилось недолго.

Опытный чиновник, Молоканов сразу понял, что Сева нацелился вытянуть у него как можно больше долларов, а для этого и пытается сложить египетскую пирамиду из терминов и понятий. Аристарх не стал возражать — ему нужен был результат.

Поэтому он согласился с главным тезисом Севы:

— Вам не нужно ничего понимать, доверьтесь специалисту!

Он даже согласился с тем, что надо «научно исследовать ситуацию», а это — очень дорого. Безоговорочно принял и то, что необходимо создавать «фокус–группы», проводить социологические опросы, маркетинговые и имиджевые исследования, контент–анализы и прочее.

Когда Сева закончил и уставился на заказчика, Молоканов секунду подумал, а затем прямо заявил консультанту:

— Мне не нужна «сильная партия», однако партия должна быть уже через две недели.

Сева вздохнул, поняв, что втереть очки заумными терминами вроде «корреляции» и «сегмента электората» не получится. Но и в таком виде задание стоило того, чтобы за него взяться.

Консультант Молоканова предложил использовать то, что он назвал «бланком».

«Бланк» — это уже существующая партия, которая прошла регистрацию, но выдохлась и сейчас влачит жалкое существование на задворках политической жизни России. Кто‑то из партийцев запустил руку в партийную кассу и сейчас находится под следствием. Кто‑то угодил в скандал по поводу растления несовершеннолетних мальчиков и уже отправился «мотать срок».

Партийное руководство стерло подошвы в коридорах власти, обивая пороги ведущих партблоков и пытаясь предложить свои услуги. От них небрежно отмахивались. Все политики знали, что эта партия лишена поддержки населения.

Партия называлась просто и гордо: «Партия здоровья».

Молоканову понравилось предложение Севы. Он был рад слышать, что можно обойтись без возни и лишней волокиты и прикупить партийцев сразу всех, оптом. Однако от предложения немедленно посетить штаб–квартиру партии Молоканов категорически отказался.

Сева сообразил, что его клиент не из тех, кто желает «светиться» на российской политической арене, и проникся к нему еще большим уважением. И с удовольствием принял предложение стать посредником в партийных делах Молоканова. Ударили по рукам.

Аристарх оставил Севе приличный аванс на первичные расходы и поспешил распрощаться. Его стесняла обстановка небогатого кабака, где звенела посуда на кухне, пахло дешевой едой, а люди шумели, и каждый второй надрывно кричал в мобильный телефон.

Вернувшись к себе в особняк, Молоканов первым делом позвонил Позину и поблагодарил его за Севу. Аристарх мечтал подтянуть к партийной работе «друга Сашу», но тот пока под всякими благовидными предлогами от непосредственного участия уклонялся.

«Выжидает», — с уважением подумал Молоканов.

Откуда было новоиспеченному консультанту Молоканова знать, что политическая власть необходима его новому работодателю на первое время. Возможности компьютерной системы контроля, несмотря на все усилия Водоплясова, пока были сравнительно невелики. Дистанционный радиус охвата аппарата слежения за «инфицированными» оставлял желать много лучшего. Для этого и была затеяна афера с вакцинацией.

Политическая партия необходима, чтобы за нее проголосовали те, кто подвергнется вакцинации. Таким образом, все «уколотые» будут заорганизованы в единую систему. Это необходимо, чтобы люди–роботы не разбредались кто куда и находились под командованием передового отряда вождей из числа таких же носителей наночипа.

Молоканов не собирался становиться еще одним фюрером. Им владела лишь мысль о том, как бы разумно израсходовать свои деньги, да при этом еще получить большую власть не над единицами, а над огромным количеством людей.

Через пару дней позвонил Сева и сообщил, что для улучшения организации работы требуется создать авангард партии. Авангард составят навербованные в нее активисты различных общественных движений и те, кому не сидится на месте.

— Многие из них выглядят полными идиотами, — сказал Сева извиняющимся голосом и поспешил добавить: — Но большинство партийных активистов всегда и везде таковыми и являются.

Через несколько дней молодежный «авангард» был сколочен, получил оптимистическое название «Идущие впереди» и начал действовать. Партийное руководство Партии здоровья к тому времени уже побеседовало с Севой, получило от него приличные деньги, соответствующие инструкции и было готово по первому сигналу идти на баррикады или захватывать почту, телефон и телеграф.

От «Идущих впереди» требовалось совсем немного: заявить о Партии здоровья, чтобы ее название снова попало во все центральные газеты. Партия должна стать мало–мальски популярной, пусть даже популярность носит откровенно скандальный характер.

Тогда победа на выборах не будет казаться ошеломительно странной, и истоки побед начнут искать не в тайном финансировании, а в том, что были задеты сокровенные стороны души электората.

Первой акцией «Идущих впереди» стало забрасывание пакетами с чернилами светлых стен посольств Прибалтийских государств. Таким образом «молодежный актив» выражал свой протест против притеснения русскоязычных в странах Балтии. Всех протестующих моментально повязали сотрудники милиции, но они еще успели расколотить с десяток окон и разбить в кровь лица нескольким бизнесменам из Латвии.

Адвокаты, нанятые Молокановым, превратили процесс над молодыми членами Партии здоровья в политический. До суда дело не дошло — всех арестованных втихую выпустили под разными благовидными предлогами, что моментально прибавило партии популярности.

Ободренные первыми успехами, активисты Партии здоровья под видом журналистов проникли на встречу с представителями Совета Европы и закидали последних тортами. При этом пострадал глава подкомитета Думы по правам человека, пытавшийся грудью заслонить европейских чиновников от летящих в них кремовых изделий.

Торт, пущенный здоровой молодой рукой, сбил депутата с ног и он еще долго ползал под столом в поисках слетевших с носа очков.

Присмотревшись к активистам «Идущих впереди», Молоканов понял, что они все как один — наркоманы, «голубые», свободные художники, маргиналы и просто панки, жаждущие официального повода набить кому‑нибудь морду, да еще и получить за это приличные деньги.

Аристарх сделал широкий жест. Поначалу он хотел, чтобы у каждого члена «Идущих впереди» был свой пейджер — «Идущие впереди» должны собираться по первому сигналу. Но затем приказал раздать каждому по мобильному телефону, чем изрядно укрепил свой авторитет и умножил ряды партийцев.

За мобильный телефон они были готовы порвать глотку любому, кто выступит против генеральной линии «любимой» Партии здоровья.

Кстати, линия, Устав, кодекс партии — все это было в наличии. Ловкий Сева переписал заново основные партийные документы, и теперь они выглядели столь же размыто и непонятно, как труды философа Карла Маркса. При желании партийную линию теперь можно было направлять в любую сторону — от ультраправой до ультралевой.

Изучивший партийные документы Позин, был буквально потрясен уровнем бесстыдного словоблудия, которого достигли лучшие умы молодого поколения «тайных советников» вождей. Ему, опытному царедворцу, было до них далеко.

Активисты Партии здоровья не дремали. По всей стране открывались все новые отделения. Скандальные выходки ее членов стали притчей во языцах для всех средств массовой информации. Дня не проходило, чтобы не поступало новое сообщение.

В Челябинске прошел «марш пустых кастрюль». Домохозяйки, ведомые активистами Партии здоровья, обозленные нуждой женщины, в кровь избили теми же кастрюлями мэра города, который легкомысленно решил «пойти в народ».

В Саратове партийцы провели общероссийский конгресс проституток и призвали правительство вынести на всенародное обсуждение предложение о внесении в Конституцию страны пункта о защите права человека распоряжаться собственным телом по своему усмотрению.

Последний день конгресса ознаменовался скандальной акцией: все городские шлюхи объявили, что сегодня они обслуживают клиентов бесплатно, невзирая на угрозы сутенеров.

В Санкт–Петербурге состоялась многотысячная демонстрация подростков, организованная все теми же «Идущими впереди». Главное требование к городским властям — выделить в каждой школе специальное помещение с койками и презервативами для учащихся, желающих заняться сексом на переменке. Главным аргументом было то, что таким образом учащиеся отвлекаются от курения и пьянства, сохраняя здоровье…

Неприятности начались тогда, когда Молоканов посчитал дело сделанным.

Некий чиновник Центризбиркома, по фамилии Зубаткин, проявил завидное служебное рвение и начал активно копаться в документах «Партии здоровья». При этом Зубаткин не скупился на многочисленные интервью, которые раздавал газетчикам направо и налево.

По его словам, выходило, что при регистрации партии были допущены серьезные просчеты. Всплыли вдруг дела трехлетней давности, когда данную партию подозревали в представлении фальшивых списков. Зубаткин утверждал также, что у Партии здоровья никогда не было отделений во всех субъектах Федерации, как это требовалось по закону, а были лишь «номинальные», то есть фальшивые.

Сева встретился с бледным Молокановым и объяснил, что действия Зубаткина — «чистой воды заказуха». Просто кто‑то в политических верхах страны посчитал, что партия становится излишне популярной.

Требовалось подобрать компромат и уничтожить в зародыше появившееся движение.

Баланс политических сил, растолковал Сева, дело крайне щекотливое. Там, «наверху», все давно поделено. Каждая партия знает, что и в каком объеме ей причитается от крупного финансового капитала нефти, от продажи газа, алюминия, леса и так далее, вплоть до распределения прибыльных госзаказов. Тот, кто решится нарушить этот баланс, рискует немногим — всего лишь жизнью.

Стоит появиться новой политической силе, которая может оказаться потенциально опасной для прочих, — остальные тут же забывают о политических дрязгах и дележке государственной собственности между собой и остервенело накидываются на соперника, чтобы порвать его, как Бобик — тряпку.

Зубаткин из Центризбиркома — человек, несомненно, купленный одной из устоявшихся партий. Но вероятнее всего — ему платят все партии «устаканенного круга». В случае с Партией здоровья чиновнику не придется выбирать, на кого работать. Все хотели одного — ликвидации неизвестно откуда появившегося политического соперника.

Приближались выборы. Партийная активность усилилась многократно. Понятное дело, что нашлись те, кто не хотел, чтобы кандидаты от Партии здоровья были внесены в избирательные бюллетени.

Молоканов близко к сердцу воспринял известие Севы. И решил действовать более тонко. В этот раз грубый вариант ликвидации Зубаткина не устраивал Молоканова. К этому уже это было не так просто. Имитировать нападение грабителей, которые пырнут его ножом на пороге собственного дома, не получалось. Дом Зубаткина — настоящая крепость на Кутузовском проспекте. А передвигался чиновник исключительно в бронированном «Мерседесе».

Стрелять в него с крыши — значит, дать четко понять, что это — заказное убийство. Убийц не найдут, но могут докопаться до причины убийства человека из Центризбиркома. И тогда на выборах конкуренты получат «плюс», свалив убийство на Партию здоровья.

Дело требовалось провернуть элегантно и без последствий.

После недолгих раздумий Молоканов решил остановиться на Глафире, для чего и вызвал ее к себе.

Медсестра уже который день проводила в обществе Чжао Бина, прятавшегося в одном из помещений подземелья под своей клиникой.

Таков был приказ Молоканова: до времени не высовываться!

Глафира таскала китайцу еду и выслушивала его бесконечные жалобы на то, что русский народ очень странный и непонятный. Поэтому она обрадовалась возможности сменить обстановку и примчалась к Молоканову по первому приказу.

Получив задание, медсестра, не мешкая, отправилась домой и оделась поярче. Глафира выглядела как дамочка в самом соку, а в ярких цветастых тряпках производила и вовсе сногсшибательное впечатление.

Она вышла из своей машины в центре города и остановилась в задумчивости. Затем ей на глаза попался плакат мебельного магазина «Гранд», и лицо женщины озарила улыбка. Решение было найдено. Глафира уселась обратно в машину и резво сорвалась с места.

У «Гранда» столпилось целое стадо разномастных фургонов. Глафира поставила машину в стороне и некоторое время сидела, не выходя из салона.

Женщина внимательно присматривалась к машинам и водителям. И еще — она ждала сигнального звонка от Бони, который в настоящий момент находился напротив здания Центризбиркома.

Глафира наметила несколько подходящих кандидатур, но звонка от Бони все не было. Наконец, мобильник издал веселую мелодию. Женщина схватила трубку и нервным жестом нажала кнопку.

Боня сообщил, что «клиент» только что вышел и сейчас садится в машину.

Глафира швырнула трубку на сиденье и выскочила из машины. После секундного колебания она устремилась к многотонному фургону.

Водитель слонялся тут же рядом, наблюдая за погрузкой большой партии дорогой мебели, судя по всему, предназначенной для чьего‑то шикарного офиса. Погрузка уже заканчивалась, и грузчики захлопывали двери огромного фургона. Номера у машины были московские, и она могла свободно перемещаться по центру города, не привлекая внимание постовых. Проходя мимо водителя, Глафира громко охнула и сделала вид, что оступилась. Водитель тут же бросился на помощь симпатичной женщине, предложил помочь и проводил до ее машины. Он даже не почувствовал, как в руку ему впилась микроскопическая иголка из перстенька Глафиры. Еще миг — и водила стал послушным роботом, управляемым Молокановым.

Подчинившись сигналам, поступающим прямо в мозг, водила послушно вернулся к своему фургону, убедился, что погрузка завершена, забрался в кабину и тронул машину с места. Фургон скатился с площадки перед магазином, выбрался на шоссе и на приличной скорости ушел в сторону центра. Водитель сменил маршрут. Теперь его мозг работал на цели, поставленные Молокановым.

На проспекте Мира водитель фургона притормозил за сотню метров до въезда на Рижскую эстакаду. Он сидел, тупо глядя перед собой и ждал приказа, который отдаст ему наночип.

Приказ поступил, когда мимо фургона, не торопясь, поплыл черный «Мерседес» с тонированными стеклами, мигалкой и спецномерами Центризбиркома. Водитель выкинул в окно окурок и тронул фургон с места.

На эстакаде водитель пристроился позади «Мерседеса». Когда машины приблизились к самому высокому участку, водитель фургона пошел на обгон, встал слева от «Мерседеса», а затем принял руль резко вправо и впечатал «мерс» в бордюр. Какое‑то время обе машины продолжали движение по инерции. Борт «Мерседеса» высекал шлейф искр при соприкосновении с металлической оградой эстакады. Затем водитель притормозил, подал назад и врезался в левый борт «Мерседеса».

На этот раз удар оказался достаточно силен. «Мерседес» пробил правым бортом дорожное ограждение. Видно было, как из разбитого стекла высунулась чья- то окровавленная рука и отчаянно замахала, словно пытаясь защититься от надвигавшейся громадины фургона, под самую крышу забитого тяжелым грузом.

На секунду задержавшись на краю эстакады, «Мерседес» рухнул вниз. Пролетев два десятка метров, машина с грохотом ударилась бортом о железнодорожные рельсы. В тот же миг на нее сверху свалилась махина фургона и раскатала «Мерседес» до толщины листа жести…

Лаборатория, создания которой Молоканов добился, начала работать. Собственно говоря, ничего нового делать не приходилось. В решении Министерства здравоохранения говорилось, что «экспериментальная лаборатория по разработке эффективных методов борьбы с вероятными проявлениями атипичной пневмонии на территории России будет создана на базе уже существующей научной клиники профессора Чжао Бина».

Иными словами, массажный салон и клиника Чжао Бина официально превращались в форпост отечественной науки — правда, только на бумаге.

Наконец, Молоканов разрешил Чжао Бину покинуть свое убежище, где тот прятался от пронырливых журналистов.

Поднявшись к себе, профессор увидел в кабинете по–хозяйски расположившегося Молоканова и незнакомого субъекта, которого Аристарх представил как известного журналиста Дроканя.

Обо всем договорились быстро. Чжао Бину надлежало хранить надменное молчание и держать рот на замке. Сергей Дрокань получал ответственную должность помощника профессора по связям с общественностью, которому и поручалось сообщать средствам массовой информации о том, как продвигается работа по созданию чудодейственного препарата профессора Чжао Бина.

Охрана клиники Чжао Бина была многократно усилена. Боня заключил договор с охранной фирмой, выделившей для этого дела самых крепких и надежных своих сотрудников. Так что и чужая муха в клинику не пролетит. Кроме того, статус лаборатории давал профессору Чжао Бину основание посылать куда подальше любые проверки из государственных органов, направляя их прямиком в министерство.

Желающих проверить работу китайца встречал в министерстве старый приятель Позина, который ласково улыбался и говорил, что невозможно проверить то, что существует пока в виде теоретической разработки. Вот когда дело дойдет до практического применения — милости просим, проверяйте.

Из министерства комиссии уходили несолоно хлебавши, и лишь удивлялись, как это удалось за столь короткий срок развернуть столь серьезное дело.

Сева, неутомимый партийный консультант Молоканова, сообщил своему боссу, что наступает критический момент. До выборов остается не так уж и много времени. Именно сейчас, как никогда, требуется подстегнуть общественное мнение какой‑то громкой акцией, чтобы на выборах настроить электорат в пользу кандидатов от Партии здоровья.

Кандидаты от Партии здоровья активно использовали в своей предвыборной агитации истерию вокруг атипичной пневмонии и осторожно подводили общество к мысли о том, что пора бы уже начать пользоваться достижениями восточной медицины на государственном уровне, раз наша медицина оказалась бессильна. Понятное дело, что само собой тут же выныривал профессор Чжао, хотя о нем прямо и не говорилось.

Хитроумный Дрокань организовал «утечку информации» из «кругов, близких к правительству». Так люди узнали о профессоре Чжао Бине и его «чудо–сыворотке». Окончательно перетащить на свою сторону значительную часть электората удалось, когда профессор Чжао Бин выступил по телевидению.

Интервью шло в записи и длилось не более двух минут. Но за это время профессор Чжао Бин успел поблагодарить Партию здоровья, которая оказала «неоценимую услугу» лично профессору в его исследованиях и, таким образом, — всему российскому народу, который будет спасен благодаря усилиям этого «мощного политического движения».

Отныне активисты Партии здоровья и наркоманы из числа «Идущих впереди» могли вытворять, что угодно на улицах и площадях, потому что именно их партия оказалась теперь в центре внимания.

Консультант Сева сообщил Молоканову, что в этот момент, как никогда, Партии здоровья требуются герои. Нет, не обязательно кому‑то бросаться в огонь на помощь пенсионерам или спасать детей из проруби. Требуется нечто более сильное, многогранное, что крепко ударит по чувствам избирателя и поможет закрепить проделанную работу.

Сева взялся лично разработать «акцию». Местом ее проведения была избрана окраина одного из сибирских городков, где подавляющее большинство молодежи загибалось от поголовной наркомании.

Наркотой в тех местах, как и по всей стране, промышляли большие цыганские семьи. Не особенно скрываясь, они продавали дозы в любое время суток. Цыгане построили себе огромные кирпичные дома- дворцы в три–четыре этажа, в которых разместились многочисленные чада и домочадцы.

Любая попытка привлечь цыган к ответственности ни к чему не приводила. Наркотики если и находили, то у малолеток или старух–цыганок, и привлечь их к ответственности было невозможно. Да еще после обысков сыпались жалобы в тот же Совет Европы на «бесчеловечное обращение с гонимым народом», вплоть до обвинений милиции в «геноциде цыганской нации».

Молодые цыгане и цыганки откровенно смеялись над своими клиентами и жалкими усилиями местной милиции обуздать волну наркомании, захлестнувшую сибирские города.

Этот городок ничем особенным не отличался от других. Это был даже не город, а поселок. Когда‑то здесь работал мощный завод, теперь он высился мертвой остывшей громадой, похожей на могильный склеп. Население промышляло мелкой торговлей, воровством и продажей имущества, которое еще оставалось в домах у самых бережливых. Все вырученное уходило на покупку наркотического зелья.

Желающий прибегал в любое время к чугунным воротам огромного цыганского дома, что возвышался на окраине поселка. После условного стука открывалось окошко.

Тощая исколотая иглой рука наркомана просовывала в окошко деньги. Обратно в окошко цыгане швыряли дозу, завернутую в алюминиевую фольгу.

Торговля шла бесперебойно. Попытки матерей и отцов юных наркоманов поговорить с цыганами и усовестить их, а затем и просто отлупить, ни к чему не приводили. Кое‑кто даже угодил в тюрьму за то, что избил какого‑то цыгана. У них нашлись могущественные защитники.

После этого город застыл, словно в ожидании медленной смерти. Лишь в цыганских домах до утра горели огни. До ушей озлобленных горожан доносились музыка и задорные песни, распространялись ароматы жареного мяса и острых приправ. По улицам сновали дорогие машины, за рулем которых сидели наряженные в атласные рубахи черноусые молодцы. Они презрительно поглядывали на бедно одетых людей, растерянно смотрящих на них с обочин.

Но однажды в жизни городка все переменилось.

Как‑то вечером со стороны шоссе федерального значения, что проходит в полукилометре от центра поселка, раздался мощный и ровный гул сильных двигателей. Горожане высыпали на улицу и недоуменно прислушались.

Вскоре на окраину тяжело въехала первая машина — огромный колесный тягач, который тащил за собой платформу с большим механизмом. В них кто- то признал приспособление для разрушения стен при сносе ветхих строений. Это вызвало всеобщее удивление. В поселке давно никто ничего не строил — денег не было.

За первой машиной проследовали вторая и третья. На бортах строительной техники красовались яркие эмблемы Партии здоровья и значок объединения молодых активистов партии «Идущие впереди». Из динамиков лилась мелодия партийного гимна, сочиненного известнейшим композитором, который содрал с Молоканова огромный гонорар.

Без остановки техника проследовала до окраины поселка, где на манер средневекового замка торчал дом многочисленной цыганской семьи.

Пока технику сгружали на землю, откуда ни возьмись появились неопрятные цыганята. Они сновали среди толпы и пытались выяснить, что происходит. Ничего не добившись от горожан, которые сами были не в курсе, цыганята исчезли в доме.

Молчаливые люди сгрузили технику, и только тогда на крышу грейдера взобрался некий субъект, который представился Петром.

— От имени Партии здоровья разрешите поздравить жителей вашего поселка с началом новой эры в вашей жизни — эры жизни без наркотиков! — с пафосом провозгласил Петр.

Ничего не понимавшие посельчане лишь переглядывались, недоуменно пожимая плечами.

Петр говорил еще минут пять, обличая наркоманию и призывая голосовать на выборах за Партию здоровья. Затем он спрыгнул на землю и подал знак рукой.

Двигатели строительных агрегатов разом взревели. У присутствующих заложило уши. Затем, ни секунды не медля, строительная техника двинулась на приступ.

Только когда цыганский дом был окружен со всех сторон, до присутствующих жителей дошел тайный смысл слов Петра. Народ радостно оживился в предвкушении невиданного до сего дня зрелища. Люди аплодировали и подбадривали водителей восторженными криками.

Пара мощных бульдозеров с ходу врезалась в трех–метровой высоты кирпичную стену и тут же проделала в ней основательную брешь.

Цыгане попрятались в доме. Оттуда доносились испуганные истошные крики женщин, визг детей и грубые голоса мужчин. Один смельчак даже вылез на красивое крыльцо с охотничьим ружьем, но стрелять не решился.

Неудивительно: прямо на него, через брешь в кирпичном заборе, проделанную бульдозерами, двигалось огромное стенобитное устройство. Уничтожая клумбы с цветами и подминая под себя дворовые постройки, откуда разбегались в разные стороны домашняя птица и свиньи, механизм остановился в нескольких метрах от дома.

Наступило минутное молчание. Молчали люди вокруг дома, притихли и его обитатели.

Все ждали чего‑то ужасного.

Не видимый никому водитель стенобитного механизма привел в действие грозную машину. Висевшее на цепи большущее чугунное ядро описало дугу на земле и со всего размаху врезалось в стену дома. Во все стороны полетели осколки красного кирпича, оконные стекла и узорчатые решетки.

В доме вновь истошно завопили. Вероятно, там до последней секунды были уверены в своей неприкосновенности.

Водитель подтянул ядро повыше, примерился и нанес еще один, более мощный, удар.

Кирпичное строение содрогнулось от фундамента до крыши, крытой дорогим оцинкованным железом.

Удар оказался столь сильным, что из огромного дома, как тараканы, стали разбегаться цыгане. Они тащили за собой вещи и пытались добраться до своих лимузинов. Но машины не могли покинуть двор, окруженный толпой горожан, молча наблюдавших паническое бегство тех, кто медленно убивал их детей на протяжении нескольких лет.

Цыгане дико верещали, хватали людей за руки и показывали на гибнущее жилище. Они полагали, что люди придут им на помощь, ведь беда — сближает.

Никто не подавал никакого сигнала. Все присутствующие одновременно набросились на цыган, и те исчезли в водовороте тел.

Цыган жестоко и молча рвали на части, топтали, ломали и терзали. Мало кто из них уцелел, чудом выйдя живым из побоища.

Когда толпа разбрелась по домам, на земле остались лежать тела главы семейства, пожилого седоусого цыгана, его жен и старших детей. Младших пощадили, да те и сами поспешили первыми смыться.

Строительная техника уже заканчивала снос дома. Ядро крушило стены, которые падали одна за другой, вздымая облака пыли и образовав холм из ломаного кирпича. Бульдозеры завершили снос забора и заодно подмяли под гусеницы, шикарные автомобили членов цыганского клана.

Завершив разрушение, неизвестные мстители быстренько погрузили технику на платформы и исчезли так же внезапно, как появились.

Петра задержали через несколько дней в Москве, на партийном съезде. Его взялись защищать самые видные московские адвокаты. Перед следственным изолятором дежурили толпы людей, выражавших сочувствие Петру и шумно одобрявших его поступок. Поскольку никто не предъявил Петру иск, он был освобожден из‑под стражи.

Сева оказался прав. Акции партии взлетели так высоко, что «подмочить» их мог теперь разве что всемирный потоп.

Молоканов понял, что пора приступать к выполнению очередного этапа своего коварного плана…