Тень колдуна

Глава 22

И вновь их обступил мрак серых стен без паутины, под ногами был твердо утоптанный земляной пол. Корстик, однако, позаботился о том, чтобы тот, кто оказался в этом монотонном окружении, долго не скучал. На этот раз ловушка представляла из себя опрокинутую букву Т из тяжелых бревен, которая свешивалась с потолка, раскачиваясь, словно огромный маятник. Нижняя перекладина захватывала всю ширину прохода, со свистом проносясь в полутора футах над полом. Бревна обрушились позади Шедоуспана и Нотабля, как только они вошли в лабиринт. Глаз увидел это и, к счастью, заорал так, что буквально спас их:

— Прыгайте выше!

Нотабль, пригнувшись, обернулся, увидел летящее на него бревно и взлетел на два фута вверх. Это было необязательно: перекладина и так прошла бы над ним. Шедоуспан подпрыгнул как можно выше, не обернувшись. Рассекая воздух с громким свистом, перекладина пронеслась под ним на скорости галопирующего Железногубого. Слева от себя Ганс почувствовал ветерок от пронесшегося мимо центрального бревна.

Ганс приземлился на полусогнутые ноги, пробормотал «О, черт!» и тут же подпрыгнул вновь. Перевернутая Т пронеслась обратно, на этот раз помедленнее, глухо ударилась о потолок и застряла там. Человек и кот молча смотрели на деревянное сооружение, затаившееся наверху.

— Спасибо, Глаз. Хорошее предупреждение! Если бы ты прокричал «Берегись!» или что-то в этом роде, я бы обернулся, чтобы посмотреть, и вряд ли теперь стоял перед тобой. На этот раз Глаз обошелся без афоризмов:

— Спасибо, Ганс. Я рад, что с тобой все в порядке. Ты отличный прыгун.

Это были как раз те слова, которые сумели снять напряжение. Ганс засмеялся, присел на корточки и заговорил с Нотаблем, почесывая ему за ухом. С изрядным усилием, как любил большой кот. Он решил, что опасность позади, и можно помурлыкать. И даже подставить живот, чтобы его почесали.

— Ах ты, чертов кот, — пробормотал Ганс, подчиняясь недвусмысленному приглашению.

— Это ужасно, — сказал Глаз. — Такое большое животное валяется на спине, все четыре лапы в воздухе… Шедоуспан взглянул вверх.

— Если бы у тебя были хотя бы ноги и... я предложил бы тебе покататься на этом милом котеночке!

— Были бы у меня ноги или нет, я бы и пробовать не стал, — признался Глаз и принялся подпрыгивать вверх и вниз. Ганс тоже рассмеялся.

Они пошли дальше, осуществив то, чего Ганс никак не ожидал от себя: вновь углубились в ужасный Корстиков лабиринт из подземных туннелей и лестниц. Лезвие, просвистевшее горизонтально, заставило Ганса сплясать дикий танец, а Нотабля — взобраться на стену, как взбирается на дерево испуганный котенок. Немного погодя Ганс увидел, как небольшая секция пола чуть-чуть подалась в сторону под лапами Нотабля, и насторожился. Осторожно обойдя ее стороной, он решил, что избежал очередной ловушки. В другой раз Глаз предупредил о стрелах, и Ганс, пригнувшись, бросил кинжал на пол перед собой. Стена извергла стайку дротиков, которые промелькнули через проход, ударились о противоположную стену и осыпались на пол.

На этот раз Шедоуспан не надел кольцо, создающее иллюзии, и никакие невообразимые твари не нападали на них. Он определенно предпочитал реальные ловушки колдовским иллюзиям, которые при этом часто оказывались довольно Ощутимыми физически. И причиняемая ими боль была вполне реальна, несмотря на то что исходила от иллюзий и не оставляла ран.

Странная троица взобралась на несколько ступеней, повернула, следуя изгибам туннеля, затем спустилась по лестнице и наткнулась прямо на Катамарку и Иоля. Шедоуспан остановился футах в десяти от графа и его человека, которые стояли к нему спиной.

— Привет, — сказал он с еле заметным сарказмом. Потрясенная парочка обернулась, едва не запутавшись в широком плаще Катамарки.

— Слава богам! — разразился причитаниями Йоль. — Мы здесь блуждаем уже целую вечность, я не боюсь в этом признаться, и в ужасе от всех тех бед, что на нас обрушились, Ганс.

— Вообще-то мы здесь уже два дня, — сказал Катамарка, который был все так же щегольски одет в синие штаны и белую складчатую тунику, поверх которой красовалась красная безрукавка, расшитая спереди золотом. Оба, разумеется, были вооружены кинжалами и мечами.

— Неужели два дня? — сухо переспросил Ганс.

— Чего у меня не отнять, — сообщил граф тоном человека, читающего лекцию перед большой аудиторией, — так это безупречного чувства времени. Почти сверхъестественного. Это можно сравнить разве только с вашими уникальными способностями... прятаться в тени.

— А как вам удалось проникнуть за барьер?

— Почти сразу же после того, как вы оказались запертыми по ту его сторону, я понял, что его нельзя открыть. Тогда я пошел прямо в... кабинет Корстика. Я полагаю, вы его помните?

— Я его помню, — сказал Ганс ровным, как поверхность пруда, голосом.

— Там-то я и нашел то, что ожидал найти, — продолжал Катамарка в той же претенциозно-назидательной манере, которая наверняка нравилась его матушке, если у него таковая имелась. — А именно другой путь сюда. Личный потайной ход Корстика: коридор и цепь лестниц. Тот вход, которым воспользовались вы, помимо барьера, оснащен еще и ловушками. Любой преследователь может потратить многие часы или даже дни в попытках разрушить железную баррикаду, а за ней его ждут заколдованные смертельные ловушки. Едва ли один человек из двадцати сможет выжить при встрече С ними…

Словом, видите ли, я знал, что сам не отношусь к таким людям, а вы, я уверен, относитесь.

— Интересная мысль, — сказал Ганс. — Откуда такая уверенность?

— Я на это рассчитывал, — откликнулся Катамарка. На его губах мелькнула улыбка, и он торопливо продолжил:

— Путь из кабинета Корстика оказался совершенно безопасным. Но вот чего мы не учли, так это размеров проклятого лабиринта! Мы предполагали отыскать вас довольно быстро. Но вам известно, как обернулось дело: вы пробыли здесь лишь немногим дольше, чем мы... но постойте! Кот! Как мог сюда попасть кот?

— Может, он прорыл ход в стене, чтобы присоединиться ко мне, — сказал Ганс, незаметно оглядываясь кругом. Не увидев того, что искал, он заключил, что Глаз моргнул. Шедоуспан не забыл слов: «Я на это рассчитывал» — и того, что они означали: что граф Катамарка недвусмысленно желал подвергнуть своего посланца смертельной опасности, которая, как он рассчитывал, не сможет убить его. Другими словами, он осознанно рисковал чужой жизнью.

— А может, я выбрался, — небрежно продолжил Шедоуспан, — и вернулся назад. За вами, разумеется, потому что я так по вас соскучился!

Йоль выглядел потрясенным.

— Ах, спасибо Тулсе, — выдохнул он. Он выражал благодарность не Гансу, но какому-то неизвестному богу. — Значит, ты знаешь, как выбраться отсюда!

Шедоуспан внезапно нахмурился. Он подошел поближе.

— Но... вы оба обросли щетиной! Йоль машинально провел рукой по подбородку, его хозяин, напротив, не выказал смущения.

— Мужчина может побриться кинжалом, — сказал Ката-Марка, — но без воды он этого сделать определенно не сумеет! Я надеюсь, что наша небритость не задевает твоего взора, Ганс.

У Ганса не было времени реагировать на сарказм. Он мог предположить, что Йолю, возможно, не удалось побриться за истекшие два дня. Но Катмарка? Никогда! Да и Йолю граф вряд ли разрешил бы так обрасти. Но тогда…

— Так вы и впрямь пробыли здесь два дня?!

И граф, и его человек заморгали. У обоих возмущенно вздернулись подбородки у Катамарки, разумеется, повыше.

— У тебя есть основания не верить нам, Ганс?

— Но тогда... вы даже не слышали про Джемизу! Ганс видел, как Йоль посмотрел мимо него, словно ожидая увидеть ее, и в этот момент он поверил им; поверил людям, которым, как он знал, нельзя доверять. Даже реплика Катамарки: «А что, ты привел ее с собой?» — была уже излишней.

— Она мертва, — бесцветно сказал Шедоуспан. — Она была убита. Обезображена. Это ужасно. Ее замучили до смерти, там, в трактире, где вы остановились. — Наблюдая за ними, он поверил, что их отвисшие челюсти и остекленелые глаза были следствием настоящего потрясения от услышанного. — Я нашел ее там и был арестован. Кто-то сообщил Красным, — он указал вверх. — Мне очень жаль, но они ищут вас. Маг, который работает вместе с городской стражей, доказал, что это сделал не я, но доложил, что обнаружил там ваши следы: ауры или что-то в этом духе. Естественно, они решили, что вы — убийцы.

Катамарка покачал головой; его лицо по-прежнему выражало ужас и недоверие.

— Естественно… — пробормотал он. — Бедная девочка! Мы даже не… Ганс? А что ты думаешь?

— Я не знаю, что думать. Она была в ваших комнатах, и я, естественно, предположил, что это сделали вы. Я ведь не так уж хорошо вас знаю, поймите. И потом, я видел вас у нее, А теперь, черт! Я не могу не верить, что вы пробыли здесь все это время. Дольше, чем пробыл я!

— Да, — кивнул Катамарка. — Дольше, чем вы, и на нас нападали всякие твари и чудища. Джемиза... она пришла, чтобы жить со мной. Я не собираюсь ни осуждать, ни хвалить несчастную девочку. По-моему, она была готова жить с любым мужчиной, у которого есть деньги. Иными словами, если бы вы предложили ей переехать к себе, ее не было бы на месте, когда я... пришел навестить ее. — Он покачал головой. — Мне жаль, Ганс. Я не нахожу слов. Не похоже на меня. — Он откашлялся, и Ганс впервые заметил, что Катамарка выглядит смущенным. — Она... мне нравилась. Она заставила меня почувствовать... она мне нравилась. Кто же мог… — Он отвернулся, продолжая качать головой.

Ганс с Йолем стояли молча. Ждали. Ганс тоже испытывал непривычное смущение, словно оно передалось ему от Ката-марки. Ганс понимал, что многие люди на публике надевают определенную маску, чтобы спрятать свою внутреннюю сущность. Теперь он понял, что такую же маску носил и Катамарка; этот человек вел себя так, как считал необходимым для своего аристократического положения, создав себе внушительный облик и выработав особую манеру говорить. Несомненно, слова о том, что ему нравилась Джемиза, дались этому человеку нелегко.

Шедоуспан также знал, что граф обладал способностью не отвечать на вопросы, как завуалированные, так и заданные в лоб.

В конце беседы Ганс показал им мешочек. Выражение лица Катамарки тут же изменилось.

— Так вы сделали это? Это и есть... тот товар? Ганс встряхнул мешочек.

— Это и есть тот товар, граф. Но я его оставлю при себе, пока мы не выберемся отсюда.

Йоль сделал оскорбленное и злое лицо. Катамарка, однако, улыбнулся.

— Я... понимаю, — сказал он.

Едва повернувшись к ним спиной, Ганс надел на палец кольцо иллюзий, которое принесло ему столько бед в этом лабиринте. На этот раз такого не должно было произойти. Глаз многое рассказал ему об этом кольце и о том, как оно действует. В прошлом колдовство действовало как против него, так и в его пользу, если только странный дар ясновидения, унаследованный Мигнариал от предков-с'данзо, можно было отнести к той же области магии. Теперь, впервые в жизни, Шедоуспан готовился использовать колдовство. Поэтому он повернулся к своим спутникам спиной и шел, не оборачиваясь, отыскивая пометки в лабиринте; он хотел дать тем двоим, идущим сзади, возможность проявить свои предательские натуры.

Разве мог такой разум, как его, поверить во что-то, кроме их намерения убить его и завладеть кольцами?

Блуждающий Глаз не появлялся. Такова была их договоренность. Граф и его человек не должны были видеть Глаз; так ему было легче наблюдать за ними, пока Ганс шел к ним спиной. Нотабль прижимался к Гансу; здесь нечего было вынюхивать и некуда отлучаться.

— Осторожно, ловушка, — предупредил Шедоуспан чуть погодя. — Осторожно. Держитесь ближе к центру. Стрелы! Пригнитесь вот так. Ага. Вот оно, впереди. Все, что нам нужно, это топнуть по полу, — солгал он, — и мы выйдем на дорогу у подножия холма под домом Корстика.

— Они надвигаются на тебя с обнаженными клинками, — произнес тихий голос у него над головой.

Мрачно усмехнувшись, Шедоуспан сотворил мысленный образ Джемизы в том виде, какой он видел ее в последний раз, окровавленную, с отрезанными пальцами, ушами и сосками, искромсанными ноздрями и языком, с чудовищными увечьями внизу живота... но сотворил ее живой, разъяренной, с острыми когтями.

Двое позади завизжали, и Ганс обернулся, доставая меч. Он смотрел, как двое мужчин пятятся от пустоты, вытаращив глаза и бешено размахивая мечами и кинжалами. Нотабль взвыл, ощетинился и умчался со всех лап.

Шедоуспан не улыбнулся. Один из белых камешков в мешочке, который он сжимал в правой руке, по-видимому, начал действовать, потому что иллюзия, сотворенная с помощью кольца, не действовала на него. Он видел только Йоля и Катамарку — зато на них она точно действовала.

Нахмурившись, он взглянул на пол, отошел в сторону и снял с себя пояс, не выпуская мешочек.

Он видел, как Йоль с криком упал, но тут же перекатился через себя и вскочил, по-прежнему сжимая в руках меч и кинжал с такой силой, что костяшки пальцев побелели... и тут Йоль встретился взглядом со своим затянутым в черное партнером. Не глядя на «демона», который теперь, по всей видимости, решил заняться исключительно Катамаркой, Йоль кинулся на Ганса. Меч был занесен для смертельного удара; кинжал он держал ближе к себе. Шедоуспан вспомнил, что Йоля не нужно учить обращаться с оружием.

И тут, медленно и почти бесстрастно, он совершил странное действие: бросил на пол свой пояс с прикрепленным к нему ибарским ножом и пустыми ножнами от меча.

Но бросил не произвольно, а на определенный участок пола. Йоль стоял как раз в центре прохода, когда бревенчатая катапульта в виде опрокинутой буквы Т сорвалась с потолка. Центральный столб раздробил ему череп, а перекладина перебила ноги. Ловушка Корстика подбросила Йоля чуть не до потолка, после чего он с глухим чавкающим звуком рухнул на пол.

Оба раза, когда катапульта пролетала мимо него, Шедоуспан легко перепрыгивал перекладину.

Что касается Нотабля, то он был уже в добрых тридцати футах от этого места, при этом ни разу не оглянулся.

Судорожно вздохнув при виде обломков белых костей, безобразно торчащих из кровавого месива, которое было когда-то Йолем, Шедоуспан переключил внимание на Катамарку.

Тот лежал, скорчившись, на полу, отбросив оружие и сжимая правой рукой левое плечо. Шедоуспан не заметил крови, но широко открытые глаза Катамарки ничего не видели.

— Похоже, у него сердце не выдержало, — сказал Глаз, медленно проплывая над трупом.

Все еще возбужденный и готовый к битве, Шедоуспан испытал разочарование, смешанное с изумлением.

— Ты хочешь сказать, что я испугал его до смерти?

— Именно, Ганс... ты и кольцо испугали его до смерти. В буквальном смысле слова.

Ганс стоял как вкопанный с мешочком в правой руке, кольцом на пальце и мечом в левой и безотрывно смотрел на скорчившегося человека. Сегодня Корстик совершил первое доброе дело в своей жизни. Катамарка проделал долгий путь и перенес множество испытаний в подземном лабиринте, чтобы в конце умереть от вызванной страхом остановки сердца... при этом так и не увидев вожделенных колец. Ганс не ощущал радости по этому поводу. Особенно после того сожаления, которое граф выразил, говоря о Джемизе. Шедоуспану пришлось напомнить себе, что этот человек собирался вонзить ему меч в спину.

— Э… Ганс! Ганс? Видишь ли, они оба мертвы, но, э-э-э… Нотабль все еще видит иллюзию. Может, тебе лучше снять кольцо, пока эти ужасы, от которых волосы дыбом становятся, не повыскакивают из всех щелей, как дротики?

— Ах, да, — тихо сказал Ганс и уронил ставший ненужным меч и хорошо поработавший мешочек с белыми камнями, чтобы левой рукой снять кольцо с правой. И тут же заорал, весь покрывшись гусиной кожей, при виде бегущего на него чудовищного призрака Джемизы, сотворенного его собственным разумом.

Он чуть не оторвал себе палец, сдергивая кольцо. Явление исчезло. Джемиза, предположительно, упокоилась с миром.

— Все кончено, — выдохнул Шедоуспан.