Не было ни дыма, ни пепла, ни странных тварей, ни волшебных явлений. Запах дыма и крови, правда, еще стоял в воздухе. Они освободили Мигни. Она вся взмокла от страха. Шедоуспан был озабочен тем, к кому она бросится первому — ,к нему или Аркале. Однако вышло так, что, просидев несколько часов со связанными ногами, она избавила обоих мужчин от смущения, разочарования или эйфории: не успели ее освободить, как она упала без чувств. Ноги отказались служить ей.
Ганс успел подхватить ее на руки.
— Она в обмороке, но не пострадала, — сказал Аркала. — Почему бы мне не вынести ее отсюда?
Шедоуспан посмотрел на него прищуренными глазами.
— Ты хочешь сказать, с помощью магии?
— Да, — кивнул Аркала. — Это легче…
— Я сыт по горло всеми этими магическими штучками, спасибо, — сказал Шедоуспан и поднял девушку.
Аркала вздохнул и ничего не сказал. Затем все же спросил:
— Ганс... не осталось ли у тебя немного песка из клада Корстика?
Ганс медленно повернулся, волоча по полу юбку Мигнариал. Он некоторое время смотрел в глаза своего спутника, прежде чем ответить:
— Да.
— Он нам нужен, Ганс.
— Сейчас? Здесь? Маг молча кивнул.
Шедоуспан продолжал смотреть ему в глаза. Наконец он кивнул в ответ. Передав Мигнариал на руки Аркале, он достал маленький мешочек с песком и зажал его шнурок из сыромятной кожи в зубах. Потом вытянул руки. Аркала вручил ему цветастое сокровище — Мигнариал. И тихо взял мешочек.
— А я все думал, какая ценность может скрываться в такой невзрачной вещи, — задумчиво сказал Ганс, следя за магом, который подошел к озерцу крови, в котором лежал Малисандис.
— Это ценная вещь, не сомневайся, — сказал Аркала. — Но только один раз. — Он высыпал содержимое мешочка на ладонь и, подобно сеятелю, стал посыпать им труп.
И вновь волосы на затылке Шедоуспана словно ожили, когда он увидел, как Малисандис и его кровь вскипают и пузырятся, словно погружаясь в ванну с кислотой. Нотабль зашипел и выгнул спину.
Аркала в упор посмотрел на него.
— Успокойся, кот, — сказал он.
А Малисандис исчез вместе с лужей крови.
Все было кончено. Опять.
Как и прежде. Глаз плыл впереди, показывая обратную дорогу. Аркала шел вслед за ним, освещая путь. Сопровождаемый Нотаблем, за ним следовал Ганс. Он нес бесчувственную Мигнариал прочь из этого туннеля. Она не была тяжелой; она была Мигни.
Никто из них не проронил ни слова, пока они не вышли из дома и не окунулись в море лунного света, который вовсе не казался холодным. Все было кончено. Аркала обратился к Блуждающему Глазу.
— Вы ведь были Гарисласом, не правда ли? Прежде чем Корстик заколдовал вас?
— Да, — сказал Глаз.
— Вы хотите, чтобы я вас освободил от мучений?
— Освободить? После того, как я прожил целую жизнь? Подлинная мудрость заключается в неспособности быть обманутым, колдун. Вы не можете сделать меня человеком?
— Нет. Вы знаете, что я имею в виду под словом «освободить».
— Тогда нет. Может, когда-нибудь, Аркала, но не сейчас. Даже такой, как я есть, я все же живу.
«Аркала предложил прекратить его несчастье», — подумал Ганс и услышал собственный тихий голос:
— Тогда останься со мной, Глаз, дружище!
— С радостью, Шедоуспан, старый друг.
— Ганс? Я... кажется, я могу идти…
— Мигни!
— Ой, Ганс! Не так крепко!
«Она не сказала это, — подумал Шедоуспан. — Она не сказала: „Не так крепко, дорогой“».
Аркала сказал:
— Спи, Мигнариал. — И она вновь впала в забытье.
— Почему, тысяча чертей, ты это сделал, чародей?
— Меня по-прежнему зовут Аркалой, Ганс, и мы все еще друзья и союзники. Ей необходимо поспать. Нам бы тоже не мешало, но, учитывая то, что она пережила, ей это нужно больше.
Ганс вздохнул и нехотя кивнул:
— Просто теперь будет немного труднее спустить ее вниз, к городу, — сказал он.
Эти слова разорвали цепь напряжения и отчужденности. Аркала захохотал. Глаз принялся подскакивать в воздухе. Нотабль бросился за мотыльком.
Все было кончено.
— Пойдем ко мне домой, — сказал наконец Аркала, вытирая глаза. — Там мы сможем последить за Мигнариал.
— Нет, не пойдем, — сказал Шедоуспан без улыбки. Все было кончено. Аркала получил два кольца, и Ганс понимал, что если и есть на свете человек, который не станет использовать их во вред людям, то это Аркала. Верховный Маг, разумеется, не догадывался о том, что его друг-южанин благоразумно утаил кольцо иллюзий... в котором Аркала не нуждался!
«Пожалуй, я его подержу у себя некоторое время», — подумал Шедоуспан, спускаясь с холма.
В квартире на Кошенильной улице Нотабль припал к миске с пивом и лакал с беззастенчивым хлюпаньем. Мигнариал лежала там, куда Ганс положил ее, добросовестно одернув на ней юбки. Прежних отношений между ними уже не было, и она знала об этом, знал и Аркала.
«Ужас в том, — думал одинокий Шедоуспан, открывая окно второго этажа, — что ей не нужен одиночка. Ей нужен человек, который в ней нуждается. Проклятие. Аркала в ней нуждается. Я — нет. — Он вышел на крышу. — Проклятие».
То же самое слово он пробормотал, когда развязал кожаный мешок и вынул из него восковую табличку и только один сребреник. Он потряс мешок. Тот был пуст. Одна из остававшихся монет исчезла.
— Черт! Но Малисандис был не так стар!
Да, но монета исчезла, а на покрытой воском табличке все еще было начертано одно имя: Ильтурас.
Тайна оставалась неразгаданной, и, возможно, ему не суждено было ее разгадать. И все же его жгло чувство, что ради мертвой пестрой кошечки, которая когда-то была женщиной, и ради живого рыжего кота, который тоже был когда-то мужчиной, он обязан попытаться. А разгадка, заключавшаяся в человеке по имени Ильтурас, который мог уже и сменить его, находилась далеко на юге: дома, в Санктуарии.
Он положил монету и табличку обратно в кожаный мешочек и на этот раз захватил его с собой, прежде чем спрыгнуть с крыши в окно и вернуться в квартиру. Мигнариал уже не было на диване, а в квартире пахло чем-то вкусным.
— Ганс? Я подумала, что немного похлебки нам не помешает.
— Хорошая мысль! — «Словно ночью ничего не произошло», — подумал он. — Я разожгу огонь.
— Я, э-э, уже разожгла, — отозвалась она, но он уже сделал несколько шагов к кухне.
Она отвернулась. С болезненным чувством потери он подумал: «Она не хочет смотреть на меня, потому что я в своем черном костюме, она знает, что это моя „рабочая одежда“, а она ненавидит мою работу». Возможно, и так, но за этим крылось еще что-то. Мигнариал выглядела виноватой!
Это было что-то новое; выглядеть виноватым было привычным для Ганса с тех пор, как они переехали сюда.
С преувеличенным вниманием склонившись над котелком, она ответила с запинкой:
— Я... э-э... этому научил меня Аркала.
— Ты... разожгла огонь... с помощью… — Пауза между двумя тихими словами затянулась. — Магии?
— Ну и что? — Она сделала усилие, чтобы сохранить безмятежное выражение лица; она знала его отношение к колдовству и чувствовала отвращение в его голосе. — О, Ганс, это так просто, такой маленький фокус, и безопасно... и так удобно!
Он молча вышел из кухни и вернулся в комнату, чтобы снять свои черные одежды. Нотабль кротко попросил еще пива, был проигнорирован и почти мгновенно рухнул и заснул.
Переодеваясь, Ганс размышлял. В Фираке у нее было место, где она работала с клиентами в традициях своего народа с'данзо как ясновидящая. Ею очень интересовался человек, которому выпала честь быть наиболее могущественной фигурой города. И она любила его детей. А теперь... а теперь она училась у него магии, силе, выходящей за пределы дара, унаследованного ею от с'данзо. Боги! Мигнариал — чародейка!
Охваченный тем же болезненным чувством отчуждения и страдая от этого, Шедоуспан сложил свою «ночную» одежду. Для путешествия. Он должен вернуться в Санктуарий. Должен. И он знал, что поедет один.
Ганс и Мигнариал молча поели похлебки, которая оказалась очень вкусной. И только когда они закончили, он сказал:
— Что ты помнишь, Мигни?
Ее рот открылся, взгляд сделался отрешенным; она уставилась в пол. Ганс услышал, как она вздохнула, и мысленно посетовал, почему ему так нравятся ее груди.
— Я думаю — все. Это просто... это вроде сна, который я видела давным-давно. Мне не хотелось там оставаться, и я как бы пожелала... уйти. И все кончилось. — Она вскинула голову. — О, Ганс! Ты спас... спас мне жизнь!
Ганс не улыбнулся и покачал головой почти печально.
— Нет. Нет, это сделал Аркала.