Тень луны

22

На вершине холма над шахтой Маленького Палача Джош остановился, чтоб перевести дыхание. Ночь была темная. После захода солнца на горизонте образовалась гряда свинцового цвета облаков, низко нависших, с красными подбрюшьями там, где заходящее солнце еще касалось их своими лучами. Внизу, под ногами, берег терялся в сумраке, светилась только линия прибоя. Конечно, сейчас не то время суток, когда надо начинать то, что он задумал, но у него не было выбора… и времени. От этого могла зависеть жизнь Джулианны.

Джош быстро спускался к берегу, он бежал, пока его легкие не заболели, а сердце чуть не остановилось. "Я иду к тебе, Джилли! Жди меня! "

Он пристально оглядывал склон обрыва, пока наконец не увидел дыру в серой поверхности…

Он мог в темноте и не заметить их. Но отсвет его факела упал на разбитые стекла и отразился от них. Он понял, что это такое, раньше, чем схватил. Очки Джулианны. Его сердце почти остановилось от радости и боли.

Голоса людей, бегущих по берегу, привлекли его внимание. Он повернулся в их сторону и заметил, как в траве блеснул еще один предмет. Это был пистолет, исчезнувший из футляра. Он медленно выпрямился, вглядываясь в раскрывшуюся перед ним темноту. Потом решительно нырнул в нее.

Джед в смятении наблюдал, как Джош вошел в шахту.

— Проклятый дурак! — пробормотал он. Хотя Джед видел, как Джош работал под землей, и знал, что у того крепкие нервы, но Джош не обладал опытом, необходимым для такого рискованного предприятия, как отправиться одному в незнакомую шахту.

— Оставайтесь здесь! — крикнул Джед людям, спешившим вслед за ним. — Я иду туда!

Однако он успел только дойти до входа в шахту, как навстречу ему выбежал Джош.

— Там оползень! — закричал Джош, подбегая к управляющему. — Я слышу, как где-то там журчит вода. Они, должно быть, попались в ловушку.

— Слушай, парень, — начал Джед покровительственно. — Если даже там и случился оползень, это не значит, что они там.

Джош протянул ему очки, лицо его было мрачным.

Джед покачал головой:

— Это очень печально. Но ничего нельзя предпринять до рассвета, пока не прибудет вся команда спасателей. Если ты слышал журчание воды, это скорее всего подземный поток, который замедлит откапывание.

Лицо Джоша в свете факелов казалось бледным и сумрачным.

— Я знаю, парень, что ты сейчас чувствуешь, но ты не можешь осилить это, во всяком случае до тех пор, пока мы не укрепим стены.

— Там Джулианна! Я должен вызволить ее оттуда!

Лицо молодого человека выражало больше, чем он сам мог предположить. Но Джед был прежде всего управляющим.

— Я не могу приказать людям рисковать их жизнями без должной подготовки. — Он посмотрел на Джоша долгим взглядом. — Может быть… леди Джулианна уже мертва.

Джош шагнул в сторону:

— Ты поступай так, как ты должен поступать. А я пойду.

Джош заметил в руках у одного из сопровождавших Джеда лом и схватил его. Когда он снова двинулся к входу в шахту, мощная фигура Джеда вновь преградила ему дорогу.

— Не сходи с ума! Что хорошего будет, если ты погибнешь?

— Оставь меня, — тихо произнес Джош. — Я никого не прошу помогать мне, но, клянусь Господом Богом, если ты попробуешь помешать мне, я убью тебя.

Джед встретил взгляд молодого человека и увидел в нем страх, тревогу, но не безумие. Он отступил в сторону.

Джош снова вошел в шахту, укрепил факел в расщелине и принялся копать. Через несколько минут он услышал позади шаги и обернулся, сжимая в руке лом, готовый к битве. Но в свете факелов он увидел, что Джед и еще двое шахтеров идут к нему с ломами, лопатами и корзинами. Улыбка мелькнула на лице Джеда.

— Ты просто дурень. Но похоже, что сегодня ты не единственный дурак.

Джош не ответил, только отвернулся и вновь принялся копать.

Они работали почти всю ночь напролет, останавливаясь время от времени, когда порода начинала ползти. Это была тяжелая, грязная работа, они продвигались вперед очень медленно, но методично. Одна-единственная ошибка — и каждый из них знал, что здесь может оказаться его могила.

Наконец острие лома вывернуло что-то. Это оказался железный каблук. Джош поднял голову и встретил взгляд Джеда.

— Это Уиил?

Джед кивнул…

Она услышала грохот обваливающейся скалы и притаилась в глубине пещеры, задыхаясь от поднявшейся пыли. Потом уловила гул падающей породы и заморгала от света факелов. Она смутно различила шум ругающихся, но радостных голосов, и ощутила руки, обхватившие ее.

Джулианна с трудом подняла голову.

— Скажите ему, — прошептала она в каком-то полузабытьи. — Скажите Джошу, что я люблю его.

— Он знает это, Джилли, — произнес у самого ее уха знакомый голос. — Джилли, — бормотал этот голос, — о, Джилли, любимая…

— Что за стыд, — отозвалась леди Реджина на замечание Джулианны, что некоторые платья ей уже не годятся. — И это после всех хлопот, которые были совсем недавно. Но ничего, мисс Софи должна будет приехать и сшить для тебя новый гардероб, а потом и для ребенка. — Она захлопала в ладоши. — Это будет такая радость! Шапочки, платьица, ботиночки, одеяльца! Джилли, ты меня слушаешь?

Джулианна отвернулась от окна своей спальни:

— Да, бабушка, я тебя слушаю.

— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? Может, тебе не нужно было так рано вставать. Я могу послать за доктором…

— Нет! — Джулианна глубоко вздохнула. — Нет, бабушка. В этом нет необходимости. Меня угнетает только моя инертность. Если мне вскоре не разрешат выходить из дома, я сойду с ума.

Несмотря на свое суровое выражение лица, леди Реджина ликовала. Это первое проявление характера Джулианны с той поры, как ее откопали из шахты. Она и маркиз приехали спустя несколько часов после спасения Джулианны. Даже сейчас она не могла без дрожи думать о том, как близка была их внучка к смерти. Если бы не мужество Джоша Лингейта, Джилли была бы мертва.

Леди Реджина улыбнулась про себя. Ей этот молодой человек нравился, хотя она и не одобряла его способы ухаживания. Маркиз заканчивал юридическую работу над брачным контрактом. Почти все было готово к свадьбе, которая должна состояться через два дня. Но не хватало одного — согласия невесты.

Все эти последние дни Джулианна была безжизненной, как увядшая роза, хотя врач заверил ее, что она полностью оправилась от своего тяжкого испытания и что ребенок, которого она носит под сердцем, тоже в полном порядке. Другое тревожило ее внучку, и это были дела сердечные.

— Мистер Лингейт снова приходил сегодня утром.

Джулианна поджала губы. Он приходил каждое утро и каждый день пополудни, а иногда приходил еще и вечером. Он приходил каждый день, но никогда не появлялся ночью в ее комнате, куда вел тайный ход. Похоже было, что он решил покончить с этой частью их жизни. А она именно этого ждала — последнего тайного свидания. Только после этого она могла согласиться со свадебными приготовлениями.

Первые дни, когда она лежала измученная, полуживая от того, что ей пришлось перенести, он не отходил от ее кровати. Но когда она очнулась и посмотрела на него с любовью и радостью, он перестал появляться в ее спальне. Сказал, что это вопрос приличий. А Джулианна не хотела, чтобы он вел себя прилично. Поэтому она стала избегать его, когда он приезжал в дом, но всегда смотрела, как он уезжает, из окна второго этажа. Ее любовь никогда не была столь сильной, но не менее сильной была ее решимость хотя бы однажды в последний раз разделить с ним наслаждение, которое они испытывали в этой комнате. Она выйдет замуж за достопочтенного Адриана Джошуа Лингейта, но сердце ее будет принадлежать грубоватому, земному, чувственному садовнику по имени Джош.

Она была донельзя рассержена на него за то, что как раз в тот момент, когда более всего нуждалась в нем, он утратил свою способность читать ее мысли, предугадывать ее желания. Она хотела, чтобы вернулись буйные, неистовые ночи их первого счастья, но понимала, что не будет чувствовать себя удовлетворенной, пока он не поймет этого.

— Где ты, Джилли?

Джулианна очнулась:

— Прошу прощения?

— Ты была где-то очень далеко. — Леди Реджина встала с кресла-качалки и подошла к своей внучке, стоявшей у окна. — Что ты там увидела? О, море. Я и забыла, что в редкие ясные дни воздух бывает так чист, что серебряная поверхность моря видна из этой комнаты. — Она стала смотреть в окно, делая вид, что не замечает слез, которые катились по щекам Джулианны. — О Боже, как я люблю море! Свежий воздух сотворит чудеса с тобой. Он смоет с твоего лица бледность и болезненность последних дней. Как ты смотришь на то, чтобы проехаться и взглянуть на волны.

Джулианна чуть было не отказалась, но не сделала этого. Внезапно ей захотелось оказаться подальше от Блад Холла, от всех воспоминаний, витающих в этих стенах.

— Да, я не против.

— Отлично, — леди Реджина похлопала ее по руке. — Я спущусь и прикажу миссис Мид приготовить корзину с едой для пикника и послать кого-нибудь из слуг в конюшню с распоряжением запрячь пони в тележку. Я пришлю Молли, чтобы она помогла тебе переодеться. Надень желтое муслиновое платье. Сегодня очень теплый день, а ты ведь не захочешь перегреться.

— Хорошо, бабушка.

Не желая портить видимой радости бабушки от того, что наконец удалось расшевелить внучку, Джулианна покорно вытащила желтое муслиновое платье из шкафа и с помощью Молли облачилась в него. Через четверть часа она спустилась ко входу в дом и обнаружила, что ее ожидает лакей в ливрее с корзинкой в одной руке и стеганым одеялом в другой. Рядом с ним стояла леди Реджина, державшая закрытый зонтик из желтого органди с разноцветными лентами.

— Надеюсь, ты надела башмаки для прогулок, Джилли, — сказала леди Реджина, когда Джулианна подошла к ней. — Миссис Мид собрала очень вкусный ленч. Там даже бутылка сидра из погреба и свежий пирог с земляникой. Держи зонтик. И помни, ты не должна уставать, но тебе нужно вдохнуть морского воздуха.

Джулианна уселась в тележке, лакей рядом с ней, и они выехали за ворота Блад Холла.

Небо было высоким и ясным. Плотные белые облака сгрудились далеко на горизонте как гонимый ветром снег. Вересковые пустоши уже не выглядели пустынными как зимой или ранней весной. Она вдыхала свежий воздух, возбуждавший ее.

По тропинке, ведущей к скалам и морю, им навстречу шел мужчина. Джулианна прикрыла ладонью глаза от солнца, чтобы разглядеть его. На мужчине были твидовые куртка и штаны, а на голове низко надвинутая широкополая шляпа. Он поднял голову, и она увидела его лицо.

Джулианна чуть не вскрикнула от изумления, совершенно забыв про осторожность, с которой она держалась последние дни.

Это был Джош Тревелин, не Адриан Лингейт.

Он остановился и шагнул в сторону с тропинки. Джулианна удивилась, когда лакей остановил пони, поравнявшись с Джошем. Но прежде чем Джулианна успела спросить его о причине остановки, Джош подошел к повозке и снял свою шляпу.

— Добрый день, леди Джулианна.

— Добрый день, — ответила она, преодолевая радость, пронзившую ее острой стрелой.

На его лице играла такая знакомая ей улыбка.

— Вы чувствуете себя лучше? Я слышал, что вы навсегда покинули свою постель.

— Вряд ли, — ответила она и почувствовала, что ее щеки зарделись. Он подшучивал над ней из-за ее отказа видеть его.

Он скрестил руки на груди и облокотился на край сиденья, глядя ей в лицо оценивающим взглядом.

— У вас улучшился цвет лица. Вы больше не выглядите больной. В вас играет жизнь.

Джулианна отвернулась.

— Как и вы, — тихо сказала она. Понял ли он наконец, почему она отказывалась видеть его, или их нынешняя встреча простое совпадение? Она не хотела, чтобы он видел, как она рада встретить его, но не могла удержаться и снова взглянула на Джоша. — Вы тоже были больны?

— Мне стало плохо, когда я увидел вас, — ответил он и отступил от повозки. — Теперь я возьму вожжи, Лайам, — обратился он к лакею.

Нахмурившись, Джулианна увидела, как лакей быстренько слезает с козел.

— Ты что делаешь?

Лайам покраснел:

— Маркиза сказала, чтобы я доставил вас в руки мистера Лингейта.

Он слегка поклонился и проворно зашагал прочь, словно опасаясь, что она может задержать его.

Джулианна обернулась, чтобы посмотреть на лицо Джоша, в ее глазах блестело изумление.

— Это ты стоишь за всем этим?

— Конечно, — ответил он и дотянулся до вожжей. Он привязал их к сиденью, говоря:

— Вы не допускаете меня к себе, так что мне пришлось дождаться, чтобы вас привезли ко мне.

Джулианна испытала головокружительную радость от его слов. Он хотел ее! Тем не менее она скрестила руки на груди и сказала:

— Очень хорошо. Похоже, что в настоящий момент я стала вашей заложницей. И что же вы собираетесь со мной делать?

Он посмотрел на нее так, что она пожалела, что не выбирала слова более тщательно.

— Вы ждете от меня честного ответа? Именно здесь и сейчас?

Она промолчала, потому что не была уверена, что лакей отошел достаточно далеко, а его ответ мог потрясти Лайама.

Удовлетворенный ее молчанием, он влез в повозку и уселся рядом с ней. Спустя мгновение его руки обхватили ее талию, и он прижал Джулианну к своей груди.

Она начала сопротивляться.

— Что ты делаешь?

— Стараюсь вспомнить, какие ощущения ты пробуждаешь, — ответил он и зарылся носом в мягкую шею сзади ее уха. — Ты пахнешь все так же, Джилли. Очень вкусно.

Она попыталась вырваться, но его руки, лежащие на ее талии, скользнули выше и сжали теплую грудь.

— Не надо! Остановись! Остановись!

Она выкрикивала эти слова в коротких перерывах между приступами смеха, но он держал ее крепко. Его губы нашли ее ухо, вобрали в себя, а потом он начал покусывать мягкую мочку. Мгновенная реакция тела одновременно порадовала ее и смутила. Из-за беременности она перестала носить жесткие корсеты. Его ласковые руки быстро обнаружили соски сквозь тонкий корсет, и он начал нежно сжимать их пальцами, пробуждая в ней волны желания, окатывающие низ ее живота.

Она скользнула в его объятиях, сдвигаясь вперед с сиденья. Он оторвал одну руку от ее груди и стал заваливать ее на спину, прижимая ее бедра к своим.

Его рука просунулась между ее колен.

— О, Джилли, — услышала она его взволнованный шепот, — сколько на тебе нижних юбок?

— Достаточно, — заверила она его, но сама начала в этом сомневаться. Она чувствовала, как его пальцы поглаживают низ живота, возбуждая и посылая импульсы наслаждения.

— Отпусти меня, Джош. Ну пожалуйста!

В ее голосе прозвучала мольба о помиловании, и он понял это.

Он медленно выпустил ее, а потом взял за подбородок и повернул к себе так, чтобы посмотреть ей в глаза. То, что он увидел, одновременно и успокоило его и встревожило. В ее глазах было высокомерие и гордость, смелость, но там виднелась и нежность, которую она выказывала ему одному. Он почти потерял ее. Он до сих пор испытывал дрожь от мысли об этом, и так, возможно, будет всегда, ибо жизнь — вещь хрупкая и непредсказуемая.

Он прижал свой рот к ее рту.

Когда он наконец оторвался от нее, Джулианна чуть отодвинулась, но понимала, что в ее мире нет места никому, кроме него: его прикосновение, его запах, взгляд его горячих глаз…

Он рассмеялся чистым и дерзким смехом:

— Поедем, девочка, а не то мы оскорбим такой день нашими нуждами.

Он взял вожжи, хлестнул ими по спине пони и направил его по дорожке, ведущей к морю.

Когда они доехали до вершины холма, Джош помог ей сойти с повозки. Он взял корзинку с едой и одеяло и повел Джулианну узкой тропинкой, которая вела к пещере у кромки моря. Это было естественное убежище от ветра, укрытое от всяких глаз. Он поставил корзину с едой на траву и расстелил одеяло на песке, прижав его концы камнями.

Джулианна молча наблюдала за его действиями, не предлагая ему своей помощи, в которой он, впрочем, и не нуждался. Вместо этого она пожирала глазами каждую частицу его тела, все то, чего она была лишена последние недели. Она завидовала завитушкам волос на его затылке, которые касаются его сильной шеи. Она ревновала к этим завиткам, ласкавшим его щеку каждый раз, когда их касался ветерок.

Когда Джош снял с себя куртку, поскольку становилось жарко, она позавидовала рубашке, облегавшей его широкие плечи и спину и свободно лежавшей на его груди. С неодобрением взирала она на штаны, обтягивающие его крутые ягодицы, когда он нагибался. Она сердилась на широкий ремень, висевший на его бедрах. Особенно не нравились ей пуговицы, застенчиво прикрывавшие его мужскую силу.

Никогда еще он не казался ей таким настоящим, таким четким и полным жизни. Как он мужествен, как желанен!

Она отвернулась и прикусила губу, чуть не заплакав от этих глупых мыслей, но ясно понимая их воздействие на ее сердце и тело. Она хотела его, она жаждала его так сильно, что испытывала боль. Она вонзила ногти в свои ладони, чтобы отвлечь себя иной болью. Когда же он подошел к ней сзади, она задохнулась.

— Пойдем со мной, Джилли, — сказал он беззаботно, взял ее за руку и вывел на солнечный свет.

Они долго гуляли, солнце грело их лица, а ветерок играл их волосами. Каждый раз, когда они останавливались, он снимал с нее какую-то часть ее одежды. Сначала он снял с нее туфли и чулки, потом шаль и под конец — шляпку и очень медленно стал распускать волосы, уложенные в простую прическу. Порыв ветра вырвал волосы из его рук и взвихрил их подобно черному знамени, а он отступил и улыбнулся:

— Я хотел проделать это с первой же ночи, когда увидел тебя, такую доверчивую, раскинувшуюся в постели.

Он снова поймал ее руку, и они стали размахивать руками, как часто делают дети, она старалась приспособить свои шаги к его шагам, радуясь яркому дню, блистающему морю и его обществу.

Потом они вернулись к пещере, где было разложено одеяло, и он, улыбаясь, опустил ее рядом с собой:

— Накорми меня, Джилли.

Она так и сделала. Еды, лежавшей в корзине, могло хватить на полдюжины человек, но она никогда раньше не видела, каким аппетитом обладает он. Джош съел трех зажаренных голубей, уничтожил банку гороха, краюху хлеба и полкруга сыра, буквально не переводя дыхания. Она смотрела на него с удивлением, опершись локтями в колени, а подбородком — в ладони.

Закончив трапезу, он откинулся на одеяло и подложил руки под голову.

— Знаешь, ты так можешь лопнуть, — сказала она с легкой усмешкой.

Он весело глянул на нее, синева его глаз казалась осколками неба между его светлыми ресницами. Он высвободил одну руку и протянул к ней:

— Полежи рядом со мной, Джилли.

Какое-то мгновение она не могла двинуться, не могла найти в себе мужества сделать то, чего жаждала с того момента, как увидела его силуэт на фоне майского неба. Потом ее рука протянулась к нему.

Он уложил ее рядом с собой, в изгиб, образуемый рукой и плечом. Поняв, что он не намерен предпринимать ничего больше, она подумала, что он не чувствует того же, что она. Никогда в жизни она не совершала большей ошибки.

Никогда в своей жизни Джош ни в ком не бывал уверен так, как в этой женщине, лежащей рядом с ним. Его рука, лежащая под ней, вздрагивала под тяжестью ее тела. Его ноздри дрожали от благоухания, идущего от ее нагретой солнцем кожи. Он целый час любовался ею на берегу, завидуя ветру, обвевающему ее лицо, платью, которое прилегало к ее телу так, что соски ее грудей выступали под материей. Жажда обладать ею была так велика, что ему стало тесно в брюках.

Тем не менее он держался несколько в стороне, пока не увидел в ее глазах такое же отчаянное желание, как и владевшее им. Он не мог понять, что подогревало ее упрямое стремление избегать его, пока не вспомнил, как она по-прежнему приветствовала Джоша в своей постели, даже когда злилась на Адриана. Он улыбнулся. Его чопорная Джилли в душе была распутной. Поскольку Джош теперь не мог приходить к ней в Блад Холл, он придумал такую встречу.

Он обернулся к ней, его лицо было в нескольких дюймах от ее лица, и дотронулся пальцем до ее щеки. Глаза ее расширились, они стали огромными и зелеными, как море сзади них.

— Джилли? — тихо спросил он.

Джулианна поняла этот невысказанный вопрос. Жар начинал сжигать ее кожу там, где он касался ее. Когда его пальцы стали гладить ее щеку и подбородок, она запрокинула голову и закрыла глаза.

Он поцеловал ее, и она ощутила теплоту солнца на своих губах.

Он не спешил. Все время, какое существовало на свете, было их. Где бы ни касались ее его руки, ее кожа начинала пылать. Один поцелуй переходил в другой, пока губы не распухли, а зубы не начали болеть. Их слияние оказывалось таким полным, что они задыхались, когда отрывались друг от друга.

Он встал и поднял ее на ноги, обнимая ее. Снедаемая нетерпением, Джулианна подняла свои руки к его щекам, сжимая его теплое лицо, и поцеловала со всей трепещущей страстью, радостью и любовью, переполнявшими ее сердце. Она с удовлетворением услышала, как он застонал от наслаждения, ее руки обвили его шею, пальцы впились в его волосы.

Его руки нащупали ее плечи, скользнули по ее спине, лаская с такой нежностью, что тела их как бы слились. Потом его руки снова поползли вверх по спине, расстегивая попадавшиеся ему на пути крючки и пуговицы.

Его сильные и нежные руки спустили с ее плеч платье, которое легло на землю волной желтого муслина. Потом пришел черед бесчисленных юбок. Джулианна отступила на шаг и предстала перед ним обнаженная.

Она не произнесла ни слова, он тоже молчал. Но она не отводила глаз от его сияющего взгляда, подстегивающего ее отвагу и его желание. Она следила за ним серьезными глазами, видела свое отражение в его глазах.

Он раздевался, и при этом они оба понимали, что никогда не видели друг друга при дневном свете. Она представляла себе его широкую грудь, ребра, живот, но не видела раньше блестящих золотых волосков на его теле, не видела набухшего, налившегося красным цветом, прямого, как стрела, его члена. Когда она снова взглянула ему в лицо, в ее зеленых глазах он увидел нечто новое — восторг от полученного урока.

Они стали быстро двигаться, улыбаясь и радуясь, как дети. Но в страсти, которая сжигала их, не было ничего детского. Губы, руки, языки, сплетающиеся ноги… они целый час не отрывались друг от друга.

Они еще часто будут этим заниматься, но свежесть ощущений уже никогда не повторится.

Он быстро вошел в нее и понял, где таится успокоение, которого ему так не хватало последние недели. Здесь было его место, в ней и с ней, и он будет здесь так часто, как сумеет, и так долго, сколько позволят силы.

Момент полного удовлетворения, опустошающего наслаждения был оглашен ее вскриками и его глубоким вздохом облегчения.

— Я боялась, что ты больше не хочешь меня, во всяком случае так, — прошептала Джулианна, прерывая свои слова счастливым смехом, когда мир снова обрел четкие очертания.

— Ты сумасшедшая! — упрекнул он и поцеловал ее в щеку. — Как бы я мог?

Она прижала палец к его распухшим от поцелуев губам:

— Когда ты говорил моей бабушке о том, что женишься на мне, то упомянул только о долге.

Он рассмеялся:

— А ты предпочла бы, чтобы я сказал ей, что хочу ее внучку из-за вкуса ее губ и ощущения ее бедер, когда она их раздвигает?

— О!

— Только "О", Джилли? — Он неожиданно еще крепче обнял ее, словно боясь, что она может выскользнуть и убежать. — Я чуть не допустил, чтобы тебя убили! Я не должен был оставлять тебя, когда Уиил был поблизости. Сотни раз я упрекал себя за свою глупость…

Она прервала его слова крепким, долгим поцелуем.

— Не надо больше взаимных обвинений, — прошептала она, когда оборвала поцелуй. — Я люблю тебя. Ты любишь меня. Этого достаточно.

— Да, более чем достаточно, — ответил он и вновь поцеловал ее.

Они еще долго лежали на песке друг у друга в объятиях и шептались до самых сумерек. Они поверяли друг другу свои самые сокровенные тайны, которые никогда никому не рассказывали и, вероятно, никогда больше не будут рассказывать.

Потом их разговор принял более практичный оборот. Он рассказал, что ее дедушка предложил ему должность в правительственном учреждении, но он недавно получил в наследство маленькое поместье в Корнуэлле от умершего брата своей матери, и жизнь помещика больше привлекает его. Она ответила ему, что жизнь в деревне всегда привлекала ее больше, чем Лондон, и что она всегда была уверена, что у детей должна быть свобода расти беззаботными там, где измазанные в играх ручонки и личики не вызывают неодобрения.

В конце концов, когда солнце уже наполовину село в морскую пучину, он привлек ее к себе, нежно поцеловал и сказал:

— Не заставляй меня больше ждать, Джилли. Скажи, что ты выходишь за меня замуж.

Она глянула на него, и в глазах ее была любовь, мужество и вера.

— Я выйду за тебя замуж, Джош Тревелин Адриан Лингейт и буду рожать тебе детей. Бог поможет нам, что бы люди ни говорили.

Он улыбнулся, и эта улыбка проникла глубоко в ее сердце.

— Они скажут, что сумасшедшая старая дева с вересковых пустошей вышла замуж за нищего садовника и наслаждается сельской жизнью!