– Префект Корвин? – человек, протиснувшийся в дверь кабинета, замер у порога. На всякий случай поклонился. Старательно и неловко.
Префект оторвал взгляд от текстовой строчки, что скользила перед ним по белой поверхности стола, посмотрел на посетителя.
– В чем дело? – Марк прижал пальцем бегущую строку, и сообщение погасло.
Человек у двери отвесил новый поклон. Посетитель был одет как турист: пестрая блуза, белые брюки, соломенная шляпа болталась на завязках за спиной. Гостю было лет под пятьдесят. Вялая грузная фигура, сероватый, нездоровый оттенок кожи. Казалось, человек редко бывал на открытом воздухе.
– Бен Орлов, – представился гость. – Я уже связывался с вами, совершенный муж, и вы разрешили мне прийти и встретиться лично. Вы уж простите.
– Ах, да! Вы с Петры! Садитесь! – Марк указал на адаптивный стул по другую сторону стола. – Вы сказали, что хотите передать мне какое-то послание от Люса.
Мужчина присел. Потом вскочил, достал из кармана инфокапсулу в прозрачной упаковке и положил на стол. Сказал отрывисто:
– Вот. Это.
– Послание от моего друга Люса? – уточнил префект Корвин. Странно как-то – вести инфокапсулу в кармане. Там что – терабайты информации, в этом послании? Почему бы просто не отбарабанить пару строк через галанет?
– Именно. Послание.
– Что там?
– Не знаю. – Бен Орлов не смотрел на Корвина. Зачем-то он вновь принялся рыться в карманах своей пестрой блузы, но ничего там не нашел и добавил: – Меня просили передать вам лично.
– Кто просил? Люс?
– Ну да… – Бен Орлов закивал. – Именно он. – Неожиданно вскочил. – Я могу идти?
“Странное у него лицо. Все в белых точках. Что это? Следы заживших язв? Какая-то болезнь? Ранения?” – подумал следователь по особо важным делам.
– Не хотите выпить кофе? Расскажете, как вам живется, на Петре, – предложил префект Корвин.
– Все нормально. Кофе не надо. Извините, я тороплюсь, совершенный муж.
– Вы здесь как турист?
– Нет. То есть заодно. По делам… а потом немного отдохну. У меня три свободных дня. Я уже… То есть еще два. Ну, вы поняли. – Он совершенно смешался.
– Ну что ж, счастливо вам провести эти два дня на Лации, – пожелал странному гостю Корвин.
– Непременно. Всенепременно, совершенный муж. – Бен Орлов задом попятился к двери, толкнул ее спиной и по-прежнему задом выбрался в коридор.
“Странный человек”, – отметил голос предков.
Корвин вставил инфокапсулу в голопроектор и откинулся на спинку кресла.
Тут же возникла голограмма приятеля (товарища по несчастью – это вернее), с которым Марк двенадцать лет провел на Колеснице Фаэтона. Люс выглядел возмужавшим (или растолстевшим), одет он был в серые брюки и майку, сидел в адаптивном кресле в помещении (в каком точно, было не разобрать, яркий свет заливал его фигуру, все остальное терялось в полумраке).
– Привет, Марк! – воскликнул Люс, улыбаясь. – Ты, верно, сделался настоящим аристократом, если не желаешь встречаться со старым другом. А жаль! Клянусь Аустерлицем, я бы мог рассказать тебе много новенького. Ты никогда не видел еще такой планеты, как наша Петра. Она совершенно уникальна и неповторима. И потом, старых друзей нехорошо забывать. Даже если ты теперь сенатор и вообще богач. Но мы двенадцать лет с тобой ползали по грядкам с ле карро. Разве это можно просто взять и забыть? Неужели ты никогда не вспоминаешь старого друга? В общем так, если у тебя появится свободная неделька, загляни ко мне, очень тебя прошу. Не пожалеешь.
Запись кончилась. Марк вынул инфокапсулу из телеголографа, повертел в руках. Упрек Люса справедлив. Двенадцать лет они провели вместе на Колеснице в рабстве, а потом больше года на свободе – врозь. И даже весточки патриций Марк Валерий Корвин не соизволил послать своему старому другу. Правда, ему сообщили, что с Люсом патрицию Корвину общаться не положено, а за бывшим рабом присмотрят патриции Манлии, кровным родством с которыми оказался связан его бывший товарищ. Рекомендация не встречаться с Люсом исходила от комиссии по делам иммигрантов, которую возглавлял один из Манлиев. Но это не было прямым запретом. Должен ли был патриций Корвин так безоговорочно выполнять чьи-то рекомендации? Разве он не мог настоять на встрече? Или он был так занят собой, своими проблемами, поисками себя и своего места в жизни, что где-то в глубине души обрадовался возможности больше не встречаться с Люсом?
Он даже не знает, как живет его прежний друг на планете Петра. А, может быть, просто боялся узнать?
“Ты свинья, Марк, – сказал сам себе. – Ты должен навестить Люса”.
Префект набрал в галанете код Петры.
“ Тит Манлий Люс” – отправил он запрос на новое имя Люса.
“ Укажите петрийсткий идентификационный номер”, – вежливо отвечала информационная система.
“Номер не известен. Ищите по имени”.
“Ничем не могу помочь, – пришел ответ. – Все находящиеся на Петре граждане идентифицируются исключительно по номерам”.
Впрочем, чего ты ожидал, префект Корвин? На Петру всегда отправляли незаконных детей патрициев, там обитали и Манлии, и Корнелии, да и Валериев наверняка наберется немало. Каждый из них знал, кому обязан своим появлением на свет, и все помнили свои имена.
“Только вряд ли они эти имена благословляли, могу тебя заверить, патриций Валерий”, – съязвил голос предков.
Для всего мира незаконный отпрыск патриция навсегда становился рабом под безличным номером. Нерония поступала куда человечнее со своими незаконными отпрысками: им давали подлинные имена и наделяли наследством.
Корвин просмотрел данные о нынешней Петре. Вся поверхность третьей планеты звезды Фидес делилась на сто двадцать секторов. За последние годы число рабов неуклонно снижалось, но все равно около двадцати процентов населения находились “под полной опекой”. Рабов использовали на строительстве куполов, на разработке территорий для выращивания местной фауны; они работали в мастерских и обслуживали петрийских наемников.
“Почему мы терпим такую подлость как рабство?!” – с гневом подумал Марк и стиснул кулаки.
Как вообще содружество Звездного экспресса мирится, что на одной из колоний Лация узаконено рабство? Но Корвин тут же вспомнил, что неронейцы, как делали флорентинцы в средние века, покупают для своих утех молоденьких женщин-невольниц. И мальчиков тоже покупают. А вся экономика Колесницы держится на рабском труде. Рабство раковой опухолью, сколько ее ни выжигай, вновь и вновь возрождается в различных мирах.
– Но с этим нельзя мириться, – сказал Корвин вслух.
Он положил инфокапсулу в карман и покинул префектуру.
Префект Корвин не торопился после работы ехать домой, в свою усадьбу Итаку. Теперь, когда Лери вышла замуж и переехала к Друзу, а дед исчез, родовое гнездо казалось пустым и унылым. В первые дни после освобождения Марк воображал, что он вернулся на родную планету, в родной дом, и нашел, наконец, семью и друзей. А вместо этого рядом с ним – никого. Пустота. Дед уехал, сестра вышла замуж, у друзей – свои дела. Круг, созданный, казалось бы, на годы и годы, мгновенно распался. Такая красивая жизнь оказалась быстро померкшим виджем. Марк с тоской подумал о своем прежнем единственном друге. Неужели Люсу так уж хорошо на Петре? Почему бы и нет? Может быть, он нашел новых верных друзей, и судьба его оказалась счастливее сомнительного патрицианства Марка. Корвин не сразу понял, что потихоньку завидует Люсу. Может быть, его незаконнорожденный приятель куда счастливее патриция из рода Валериев.
“Я променял один ошейник на другой, более комфортный, – усмехнулся про себя Корвин. – Все дело в том, нравится мне этот новый ошейник или нет. Прежний мне не нравился категорически. А новый?”
Он оставил пока этот вопрос без ответа и зашел в ближайший бар. Марк часто заглядывал сюда после работы – посидеть за стойкой, выпить бокал фалерна и немного посмотреть на людей. Просто посмотреть. Понаблюдать за беззаботно болтающими друг с другом юношами и девушками, за тем, как они флиртуют друг с другом, кокетничают, спорят и ссорятся. Корвин ни с кем не знакомился и не заводил разговоров. Просто смотрел. И к нему лично никто не обращался. Дружески кивали издалека и проходили мимо. Почти все посетители бара знали, кто он такой, и опасались беспокоить. Сам же патриций не стремился разорвать этот круг одиночества.
Нынешний вечер тоже не стал исключением. А от всех прочих отличался лишь тем, что в кармане лежала полученная от Люса инфокапсула, а на душе было мерзко, как будто некто в темном переулке влепил Марку пощечину и удрал. Хотя Корвин ни в чем не мог себя упрекнуть.
Корвин достал инфашку и повертел в руках. Бросить ее на пол и раздавить каблуком – желание стало почти непреодолимым.
“Нам только казалось, что мы друзья, Люс! – мысленно обратился он к старому приятелю. – Мы просто были рядом, оба носили ошейники и дергали на одной грядке ле карро. Это – единственное, что нас объединяло. Тебе хорошо, Люс? Ну и отлично. Это все, что я хочу о тебе знать”.
Но Марк не выбросил инфокапсулу, а снова положил ее в карман.
Наконец он расплатился и вышел. Как всегда, кивнув посетителям – всем разом и никому конкретно, – уселся в свой флайер и отправился домой.
Еще подлетая к усадьбе, Марк заметил, что этим вечером дом слишком ярко освещен – горели почти все окна на фасаде. У входа хозяина дожидался управляющий Гай Табий.
– У нас гость, сиятельный, – сообщил старик, едва хозяин поднялся по ступеням.
– Почему ты не предупредил?
– Гость просил вас не беспокоить. И даже не называть его по имени. Сказал – хочет устроить сюрприз.
– И где же он?
– Дожидается в столовой. Потребовал туда вино и закуски, – наябедничал управляющий.
– Обед готов?
– Разумеется, доминус, – Гай Табий сделал вид, что немного обиделся.
– Так вели подавать. Князь Сергей наверняка проголодался. Так же как и я.
Марк был уверен, что таинственный гость прибыл с Китежа. И не ошибся. В триклинии на одном из трех лож сидел (гость не признавал местный обычай возлежать за столом) князь Сергей Андреевич. За тот год, что миновал со дня их первой встречи Сергей стал выглядеть куда лучше, казалось, он даже помолодел немного. Одет князь был в светлый костюм, лицо загорелое, волосы небрежно откинуты назад.
Увидев Корвина, Сергей вскочил.
– Ну, наконец-то! Я уж думал, что не дождусь тебя и засну прямо здесь, в твоей столовой.
Марк покачал головой:
– Рад видеть тебя, Сергей. Но прилетел ты, мягко говоря, рановато. Женщина, что вынашивает будущую Эмми, на третьем месяце беременности. А ты можешь перевезти ее на Психею только на восьмом месяце.
Чтобы новая Эмилия была выношена суррогатной матерью, а не в искусственной матке, настоял именно князь Сергей.
– Ну и что? Мне делать все равно нечего! В космос меня не пускают, корабля не дают, сидеть на Китеже – тоскливо, управлять опустевшим поместьем на Психее – вообще тошно. Так что я решил воспользоваться твоим приглашением и осмотреть Лаций.
Марк уселся на ложе напротив. Он и сам обычно ел сидя, как привык за годы, проведенные на Колеснице. Андроид тем временем принес закуски и вино.
Они выпили за встречу, потом Сергей наполнил бокал вновь и предложил тост за будущую княгиню Эмилию Валерьевну.
– Сергей, я уже сообщил тебе: никакого ускоренного роста. Ты сможешь жениться на Эмилии почти через семнадцать лет.
– Почти через шестнадцать с половиной, – поправил его Сергей.
– Хорошо, пусть шестнадцать с половиной. Не слишком ли долго придется ждать?
– Я готов. Главное – есть надежда. Самое страшное – когда человека лишают надежды. Кстати, прежде ты обещал передать мне материал для клонирования тайно. А потом вдруг передумал и устроил все эти заморочки с удочерением и прочими формальностями. Ладно, ладно, я не сержусь. Шестнадцать лет пронесутся, оглянуться не успею. А как твои дела? Слышал, ты предотвратил войну Неронии и Колесницы? – в голосе Сергея прозвучала насмешка. Подобные подвиги юного Корвина ему казались преувеличением.
– Я влез в эту авантюру не по своей вине, – скромно заверил Марк. – Но, как всегда, выкрутился. Мне даже пришлось какое-то время побыть петрийским наемником.
– Тебе понравилось? – У Сергея загорелись глаза: как видно, рассказ Корвина его изрядно занимал.
– Не особенно. – Вдруг расхотелось говорить своих приключениях. Прежде всего, потому, что в этом рассказе должен был фигурировать анимал. Как мог князь Сергей отнестись к подобной истории, Корвин представлял весьма смутно.
Тем временем принесли горячее.
– Что Лери и Друз? Живут счастливо? – продолжал вести беседу гость, пока хозяин большей частью отмалчивался.
– Прекрасно. Ждут ребенка. Мальчик. Скоро родится.
– Замечательно! Я непременно явлюсь на крестины, – пообещал Сергей. – Или у вас подобный обряд называется иначе?
– Обряд очищения.
– Я окрещу Эмилию, когда она родится. Надеюсь, Флакки не будут против?
– Им все равно. Девочку вырастят на Психее?
– На Китеже. На Психее она только родится.
– Почему ты этого хочешь?
– Что? – Сергей сделал вид, что не понял вопроса.
– Почему ты так хочешь, чтобы Эмилия родилась на Психее? – уточнил Корвин.
– Душа… Ее душа, Марк, все еще там. Где-то в ноосфере планеты. Я это чувствую. Вот почему я не могу жить на Психее.
Марк постарался не подать виду, что удивлен.
– Но разве… – он спешно пытался вспомнить, что известно о представлениях китежан. – Разве душа не поселяется в человеке в момент зачатия?
– Не у клона, – уточнил князь Сергей. – Душа у клона появляется в момент рождения.
– Не думал, что в подобные вещи где-то еще верят, – заметил патриций.
– На Китеже верят.
Рано утром Корвина разбудил Гай Табий.
– В чем дело? Какие-то причуды нашего гостя? – спросил Марк, зевая и пытаясь натянуть на голову одеяло. Ничто он не ценил в нынешней своей жизни так высоко, как возможность немного поваляться в постели по утрам. На Колеснице их всегда поднимали с рассветом. Наверняка и Люс теперь валяется в постели до полудня, – пришла в голову мысль.
– Нет, доминус, князь Сергей еще спит. Но явился вигил, у него какое-то дело к вам. Он сказал, что срочное.
– Не сомневаюсь. – Марк криво усмехнулся. Порой его даже забавляла эта непрерывная цепь событий: стоило префекту распутать одно сложное дело, тут же сообщали о новом преступлении. Если случался перерыв в один или два дня, префект считал нечаянное безделье почти чудом.
Корвин накинул халат и вышел в кабинет. Сюда уже пришел молодой человек в красно-серой форме вигила. Вигилы – дословно “неспящие”. О боги, может быть, этот парень вообразил, что префекту по особо важным делам не положено спать?
– Тит Сириус, – представился вигил. И тут же принялся объяснять, зачем явился: – Мне сообщили, что вчера вас посетил некто Бен Орлов с Петры.
– Да, он заходил в префектуру, – подтвердил Марк, усаживаясь в кресло. – А в чем дело?
– Это была важная встреча?
– Нет. Вовсе нет. Личное дело. Передал инфокапсулу с записью моего друга. Мы можете, наконец, объяснить…
– Да, конечно! – Сириус хотел сесть, но передумал – не осмелился. – Видите ли, Бен Орлов покончил с собой вчера днем. Бросился с Тарпейской скалы во время экскурсии по Новому Риму.
Марк, наверное, с минуту молчал, пораженный, потом спросил:
– Это точно не несчастный случай?
– Абсолютно точно. Три камеры зафиксировали происшествие. Бен перебрался через силовые перила и прыгнул вниз. К тому же в своем номере он оставил что-то вроде предсмертной записки.
– Что-то вроде?.. – Марк поморщился – не любил подобных пустых определений.
– Вот она. – Вигил протянул префекту пентаценовую планшетку.
Корвин взял и прочел следующее:
“Мне кажется, я не боюсь смерти. Конечно, это всего лишь слова. Уверен даже, – физическое тело будет цепляться за жизнь. Но в душе больше нет страха. Я знаю, что такое рай. Я был там. Видел. Минуту, две, три, час, вечность, – не имеет значения, сколько я там провел – день или сто лет. Главное – побывать. Я знаю, что такое рай.
Было раннее утро. Я стоял у окна гостиницы и смотрел.
Большое окно без занавесок.
Вижу: внизу небольшой внутренний дворик, вымощенный серо-желтой плиткой. В керамических вазах туи, в горшках поменьше – яркие петунии. Прозрачные двери в холл нижнего этажа еще закрыты. На втором этаже на террасе напротив окна – кафе. Ажурные белые стулья, белые столики, тенты, изящная оградка террасы. В этот час ни во дворе, ни в кафе нет ни души. В темных – под старинный кирпич – стенах гостиницы дремлют окна. Справа над стеной светлое утреннее небо, огромное, глубокое, настоящее. В этот час рассвета горит в утренних лучах золотой купол с крестом ближайшей церкви. Тишина. Невероятная. Ни намека на звук. Тишина не тревожная или страшная, а умиротворяющая, покоящая.
Так стоял я у окна и смотрел. И не мог насмотреться. Я подумал: умру – приду сюда. Не знаю, как, но приду. Буду стоять у окна и смотреть. В одиночестве, в тишине. Ничего не желая. Буду видеть этот двор, цветы в горшках, освещенный утренними лучами золотой купол. Я побывал в раю. Теперь мне не страшно”.
– И что это значит? – спросил префект Корвин, возвращая записку вигилу.
– Я же сказал: планшетка лежала на столе в номере гостиницы.
– Странно.
– Что?
– Из этого номера видна церковь? Вернее, золоченый купол с крестом? Разве на Лации есть храмы с крестами? – поинтересовался Корвин.
– Вполне возможно. Там рядом посольство Китежа, а на территории посольства – церковь.
– Кто он, этот Бен Орлов? – задумчиво проговорил Марк.
– Он прибыл с Петры, – напомнил вигил.
– Это я знаю.
– Вам точно нечего добавить? Может быть, он во время вашей встречи что-то разъяснил? – похоже, этот парень вообразил себя крутым сыщиком, так и роет носом землю.
– Не разъяснил, – отрезал Корвин.
– Дело совершенно темное. Хотя и не кажется слишком уж значительным. Я бы не обратился к вам, если бы не знал об этой встрече накануне. Но я уверен, мы во всем разберемся, – заверил вигил Сириус.
– Я сам займусь делом Орлова, – сказал префект.
Корвин перекусил наскоро и, решив не будить Сергея, отправился в гостиницу, где остановился Бен Орлов.
Стеклянные двери открылись, пропуская гостя в небольшой холл. Напротив входа – стойка. Справа, за стеклянными дверьми – столовая. Там уже начали сервировать столы для завтрака. Префект попросил ключ от номера, в котором остановился самоубийца. Дверь теперь была закрыта еще и на кодовый ключ вигилов. Пока они не снимут свой секретный замок, никто внутрь проникнуть не сможет.
Префект поднялся на второй этаж. Открыл замок вигилов и вошел. Обычный номер, довольно просторный. Широкая кровать, телеголограф, электронное зеркало, шкаф. За стенкой – душ и туалет. Халат брошен на стуле, сумка умершего (убитого?) в шкафу.
Корвин подошел к окну и замер. Увиденное абсолютно точно соответствовало описанию. Пустынный двор, кадки с туями и горшки с цветами, кафе на террасе. Над стеной – золотой купол церкви. Кем надо быть, чтобы увидеть в этом уголке рай? Чтобы затрепетать и за минуту или две подвести итог всей жизни?
Марк вынул из шкафа сумку покойного, аккуратно разложил на кровати вещи. Ничего примечательного. Дешевая стандартная одежда, коробка с инфашками (префект забрал их, в надежде, что в записях может оказаться что-то важное), дорогущий путеводитель по Лацию с голограммной обложкой. Патриций раскрыл путеводитель наугад. Глянцевая белоснежная бумага. Если этот человек собирался кидаться вниз головой с Тарпейской скалы – зачем ему было покупать этот безумно дорогой путеводитель? Разве что внезапный порыв, мгновенное умопомрачение. Но с другой стороны – креды ему тоже были не нужны. Понравилось – купил. Просто исполнил перед смертью последнее сумасбродное желание. Ясно одно: деньги у него были: он снял приличный номер, купил дорогую книгу…
Ага, тут что-то написано, на форзаце. Марк с трудом разобрал накарябанную плохо пишущей ручкой строку:
“Сожгите эту книгу вместе с моим телом”.
Корвин содрогнулся. Его дед любил бумажные книги. Не просто любил – обожал. Гибель каждого тома вызывала у деда ощущение почти физической боли. Он скупал у старьевщиков ветхие тома и тратил огромные суммы на реставрацию. Книги, как патриции, должны быть бессмертны. Ветшая, возрождаться в новых тиражах.
Корвин погладил обложку путеводителя. Эта роскошная новая книга могла бы прожить еще лет сто, а то и больше, и вдруг чья-то воля приговорила ее к смерти. Палач книги. Вчера он еще сидел в этом номере и выводил дрожащей рукой: сжечь!
Марк перевел взгляд на зеркало. Обычно отражаемое в зеркале пишется на инфашки. Когда постоялец съезжает, он может попросить обнулить записи или же забрать капсулы с собой. Его право – никто не может отказать. Но большинство про капсулы забывает.
Префект вынул из гнезда инфашку зеркала и опустил в карман. Одежду и сумку вигилы опечатают и отправят наследникам Бена Орлова, если таковые имеются. Корвин подумал, взял книгу и прижал к груди.
– Это улика, – сказал он вслух. – Приговор отменяется.
Выходя из номера, Марк снял с двери кодовый ключ вигилов. Теперь номер может быть сдан, и новый счастливчик окажется в раю.
Просмотр записей зеркала оказался нудным занятием. Вот немолодой человек с бледным одутловатым лицом и редкими неопределенного цвета волосами (что-то среднее между рыжим и коричневым с добавкой кое-где седины), раскладывает свои немногочисленные вещи. Вот он лежит и смотрит телеголограф. Вот застыл у окна. Бен Орлов никого не приглашал в свой номер. Пил только минеральную воду и пиво. Вечером он, правда, ушел на три с небольшим часа (на это время зеркало отключалось), но вернулся трезвым и сразу же лег спать. Утром он долго стоял у окна. Потом подошел к зеркалу, кисло улыбнулся своему отражению и сказал:
– И не надейся, Петра, назад я не вернусь. Ни за что. Никто меня заставить не сможет. Я тебя всегда ненавидел. Я остаюсь здесь. Поняла?
Постоялец вышел из номера, и зеркало опять прекратило запись.
Значит, Бен Орлов уже в номере принял решение. Этим утром он умрет. Прыжок в пропасть был запланирован. Явившись на встречу с Корвином, Бен Орлов знал, что спустя два часа его не станет. Весь вопрос – почему?
Осмотр тела Бена Орлова практически ничего не дал. Причиной смерти послужила открытая черепно-мозговая травма. Во время падения самоубийца получил множественные ушибы и переломы. Но в этом не было ничего удивительного.
– Следы на теле? Зажившие переломы, старые ранения? Регенерированные органы? Что-нибудь обнаружили? – спрашивал Марк.
– Да, есть следы заживших переломов на левой ноге, на обеих руках и ключице. Но это, скорее всего, не следы пыток или избиений, а следствие хрупкости костей. На руках и лице – зажившие многочисленные ожоги.
– Его пытали?
– Возможно. Но, скорее всего, это следы агрессивной среды. Такие повреждения часто встречаются у обитателей подлежащих терраформированию планет. Есть еще заживший порез на левой руке. И все.
– Следы побоев?
– Вы не там ищите, – сказал эксперт.
– Значит, что-то все-таки есть? – насторожился Марк.
– Он плохо питался, в его организме не хватало кальция и витаминов, все зубы заменены имплантантами. Он не бывал на солнце, даже солярий не посещал. Но все это характерно для жителей купольных городов. К пятидесяти годам люди там становятся полными развалинами. Разрушение организма идет так незаметно, что человек просто не замечает, как превращается в мешок с костями.
“Значит, Люс тоже состарится и умрет до срока”, – подумал Корвин.
– Что ты знаешь о Петре, Главк? – спросил префект по особо важным делам у своего постоянного напарника.
Тот зашел в кабинет обсудить отчет по последнему, только что раскрытому делу.
Они практически все время теперь работали вдвоем. Один дополнял другого, но при этом их нельзя было назвать друзьями. Напротив, холодок в отношениях сохранялся и даже как будто усиливался. В их группу входил Корнелий Сулла, но этот аристократ держался особняком, а порой вообще отказывался участвовать в раскрытии очередного преступления. Корвин никогда не настаивал.
– Петра – не слишком приветливая планета, – попытался уклониться от вопроса Главк.
– А если конкретнее?
Главк пожал плечами:
– Жить там сложно, но многие находят в этом особую прелесть.
– Я просмотрел тут один из последних отчетов сената по Петре, – Марк вытащил из ящика стола заранее приготовленную распечатку. – Ничего прелестного я там не нашел. Особенно тяжела судьба тех, кто строит купола. Они живут просто в ямах, накрытых крышками, дышат спертым воздухом, питаются в основном сухарями и таблетками. Есть еще промышленная зона. Она автономна, в зоне работают заводы-автоматы, вахтовым методом их обслуживают инженеры и техники. Но есть еще “небольшое число” – так сказано в отчете – живой рабочей силы. Я выяснил: это восемь тысяч рабов. Восемь тысяч человеческих существ, которые заперты в заводских бункерах до самой смерти. Восемь тысяч раздавленных жизней. Почему Лаций допускает подобное?
– Петра – автономная колония, Лаций не вмешивается в ее внутренние дела, – напомнил Главк. – Ты как глава рода, сенатор…
– А я вмешаюсь! – взорвался Корвин. – И заставлю сенат рассмотреть дело Петры.
– Может быть, ты собираешься лететь на Петру? – скривил губы Главк. Видимо, подобный шаг ему казался невероятным.
– Именно так я и поступлю. Возьму охрану, пару хороших галанетчиков и посмотрю, что же там творится.
Главк собирался в этот момент с кем-то связаться по коммику, но передумал и повернулся к напарнику.
– Не надо вмешиваться, Марк. Оставь Петре ее проблемы. И делом Бена Орлова тоже пусть займется колониальная полиция, – посоветовал он. Похоже, его не на шутку встревожили планы Корвина.
– Что-то не верится, что они докопаются до сути, – вздохнул Марк.
– Дело обычное, – отрезал Главк. – Насколько можно назвать обычным самоубийство.
– Вот именно.
Повисла неприятная тишина. Кабинет префекта Корвина обладал отличной звукоизоляцией и, если закрыть дверь, внутри воцарялась абсолютная тишина и отрешенность – то, что так поразило покойного Бена Орлова в отеле Лация.
– Что тебе не нравится в моей поездке? – спросил Корвин.
– Зачем разыгрывать из себя идиота, Марк? На Петре живет в изгнании Фабий, тот, что собирался убить тебя и твою сестру. Да и молодого Друза был не прочь прикончить. По одной этой причине я бы не ездил на эту планету.
– Власти не в силах меня защитить?
– На Петру уже пять лет не летает никто из патрициев. То есть летают, но посещают только столицу – Сердце Петры, официальное представительство, жмут руки местным властям и возвращаются назад. Петрийцы очень не любят, когда кто-нибудь вмешивается в их дела.
– Даже Лаций? – Марк произнес это с вызовом.
– Лаций – не исключение. Хотя Петра и числится нашей колонией. Но губернатор просто звереет, когда Лаций пытается ему указывать. Местные чиновники вряд ли станут тебе помогать.
Оставь все, как есть. Дела Петры тебя не касаются.
– Патриция касается все на свете.
– Не делай глупостей! – взорвался Главк. – Тебе надоело жить? Или ты хочешь найти ее?
– Кого? – Марк почувствовал, что у него холодеет в груди. – Ты имеешь в виду Верджи? Да? Она на Петре? Да? Почему?
Но Главк не желал отвечать.
– Почему ты отправил ее на Петру? Кто позволил?!
– Ее приговорили к ссылке, – последовал наконец ответ. – Она нарушила с десяток законов. По поддельному идентификатору въехала на Острова Блаженных, использовала чужие документы, отказалась сотрудничать со следствием по важному вопросу.
– Она спасла мне жизнь!
– Поэтому наказания практически и не было. Ей разрешено жить в любом секторе Петры.
– Это ссылка. Изгнание!
– Ты не знаешь главного. Она из семьи колесничих. Ее отец – полковник в отставке. А братья…
– Мне плевать! – перебил Корвин. – Под каким именем она живет на Петре?
– У нее есть только номер. И она мне его не сообщила, – отрезал Главк.
– Ага! И это есть благодарность Лация за предотвращенную войну! – ехидно заметил Корвин.
– Считай это программой защиты свидетелей.
– Ты о чем?
– Колесничие нашли ее и пытались убить. У нее был выбор: либо умереть, либо жить на Петре. Она выбрала Петру.
– И ты называешь это выбором? – Корвин отвернулся и посмотрел в окно.
За квадратом псевдостекла сияло голубое небо.
“Справа над стеной светлое утреннее небо, огромное, глубокое, настоящее… – вспомнил он записку Бена Орлова. – Так стоял я у окна и смотрел. И не мог насмотреться. Я подумал: умру – приду сюда. Не знаю, как, но приду. Буду стоять у окна и смотреть. В одиночестве, в тишине. Ничего не желая. Буду видеть этот двор, цветы в горшках, освещенный утренними лучами золотой купол. Я побывал в раю. Теперь мне не страшно”.
На Петре нет настоящего неба. Только фальшивые голубые купола.
Друз приложил ладонь к считывающему устройству, дверь открылась. На цыпочках Друз вошел в атрий. Остановился. Прислушался. Тишина. Значит, андроиды уже отключились, а Лери, скорее всего, легла спать. Друз отправился в одну из маленьких боковых комнат, запихал сумку в шкаф и принялся стаскивать с себя одежду. Весь забрызганный черными, зелеными и бурыми пятнами, комбинезон был к тому же разорван на спине, один рукав был отрезан. Зажмурив глаза и закусив губу, Друз высвободил правую руку из обрывков комбинезона. От кисти до локтя рука была почти сплошь залита герметиком.
– Ах, черт! – Друз спохватился, вытащил сумку из шкафа, отыскал на дне аптечку и, достав сразу два пластыря с анальгетиком, налепил их на плечо.
После этого присел на кровать и прикрыл глаза. Он дышал часто и тяжело, ожидая, когда лекарство, наконец, подействует. После потянул носом воздух и удостоверился, что воняет от него мерзко – потом, кровью и больницей. Тогда он отыскал на полке в шкафу дезодорант, облился им, не жалея парфюмерии, нырнул в просторный синий халат, сунул ноги в домашние тапочки и, выбравшись в таком виде из комнатки, неспешно направился в спальню для гостей. Он рассчитывал принять там душ и кое-как привести себя в порядок, чтобы Лери не заметила его изувеченной руки. Но и сама спальня, и ванная рядом были уже изуродованы начавшимся ремонтом: здесь планировалось устроить детскую для будущего ребенка. Друз с тоской поглядел на перекрытые краны и содранное с пола покрытие. Ничего не оставалось, как отправиться в их общую спальню.
Время близилось к полуночи, Лери спала. Она лежала на спине очень ровно, сложив руки на заметно выступавшем животе. На лице ее, немного расплывшемся к последнему месяцу беременности, читались умиротворение и покой.
Друз постоял минуту, переводя дыхание и опираясь на спинку кровати, потом шагнул в сторону ванной.
– Лу, это ты? – Лери приоткрыла глаза и улыбнулась. – Ты задержался.
– Немного. Но теперь я проведу несколько дней с тобой. У меня маленький отпуск, дорогая.
– В холодильнике поднос с ужином. Все готово, надо немного разогреть. – Она смотрела на него из-под полуприкрытых ресниц. – Чудный халат, правда?
– Да, конечно. Не вставай.
– Тогда активируй андроида.
– Ни к чему, дорогая. Я в ванную. Немного поплещусь. А потом все сам разогрею. Не беспокойся.
По-прежнему на цыпочках Друз прошел в ванную. Включил воду, щедро плеснул шампунь прямо в струю, так что пузыри пены разлетелись во все стороны; среди многочисленных режимов купания выбрал самую простую программу и опустился в воду. Изувеченную руку положил на бортик ванной. Вытянулся, закрыл глаза. Анальгетик уже начал действовать. Как хорошо! Друз не чувствовал больше боли. А ведь он мог сегодня вообще не вернуться домой. И все потому, что идиот-помощник вместо того, чтобы выключить гравигенератор, перевел систему на максимальный режим.
– Я принесла тебе ужин. Разогрела и принесла, – сообщила Лери, открывая дверь в ванную.
Она была в свободной ночной тунике, доходившей до колен, хотя и этот наряд уже не мог скрыть выпиравший живот.
– Я сейчас оденусь, – Друз дернулся и запоздало потянулся за халатом.
– Перестань! Как будто я не видела тебя голым, Лу! – засмеялась Лери и поставила на полочку рядом с ванной поднос. – И насчет твоей руки я уже знаю. Мне сообщили про аварию. Мог бы не прятаться и поставить на руку регенерационную камеру.
– Не хотел тебя расстраивать, – признался Друз, оставив бесполезную возню с халатом.
– Завтра побывай в больнице и сделай все, как надо. Идет?
– Что ты мне принесла? – попытался уйти от неприятного разговора Друз.
– Пирог с грибами, жареную свинину, горячий шоколад.
– Решила вдохнуть в меня силы? Но ты как будто и не испугалась за меня?
– Лу, дорогой, я привыкла, что каждый раз ты попадаешь в аварию и получаешь какую-нибудь рану. Я совсем уже не та дурочка, что, узнав о твоем ранении на борту “Лаокоона”, кинулась в больницу – навещать героя. А у тебя в то время была всего лишь пара царапин, заклеенных герметиком. – Она отломила кусочек пирога и положила мужу в рот.
Он захватил губами ее пальцы, немного задержал.
– Не откуси! – Лери высвободила руку.
– Но ты так любезно согласилась отвезти меня домой на флайере, – вспомнил Друз про неосмотрительный поступок юной патрицианки.
– Если бы я знала, что потом произойдет! – нахмурила брови Лери.
Он убрал руку с бортика, свесил за край ванной.
– Присаживайся, дорогая. Тебе тяжело стоять.
Она села, край ночной туники спустился в воду.
– Больше ты меня не обманешь! – заявила с напускной строгостью. – Теперь-то я знаю, что ты – самый нахальный враль и бессовестный обманщик на свете. Но тогда я и не догадывалась о твоей истинной сущности! – эта фраза была более чем двусмысленной – игривой и одновременно язвительной. Неприкрытый намек на то, что Друз незаконно обладал генетической памятью.
– Можно вообразить, ты не предполагала, чем все может закончиться! – Друз сделал вид, что понял лишь половину.
– Разумеется, нет! – воскликнула Лери с фальшивым жаром. – Чтобы плебей покусился на честь патрицианки!
– Неужели ты не могла меня оттолкнуть?
– Я боялась причинить тебе боль! – заявила Лери. – Я не знала, куда тебя можно ударить, у тебя повсюду на теле были царапины, залитые герметиком. Это потом уже в больнице мне сказали, что ты нарочно разрисовал себя этой дрянью на тигриный манер, чтобы произвести на меня впечатление.
Та, подлинно первая, брачная ночь одновременно всплыла в памяти у каждого. Лери была права. Ничего подобного не планировалась. Она привезла Друза домой, помогла подняться в спальню. А далее последовал невинный поцелуй на прощание. За первым поцелуем – второй, третий. И вот они уже рядом на постели (именно на постели, а не в ней, поверх покрывала) одетые, и кроме поцелуев и признаний (“любимая”, “обожаю”, “только ты”) – ничего кроме. Это походило на легкое опьянение: они не могли оторваться друг от друга, но и переступить допустимую грань не смели. На миг Друз все же отстранился от обожаемой своей Лери, повернулся на бок и увидел, что платье ее задралось, обнажив стройные загорелые ножки и белые трусики. Далее последовал жест уже более дерзкий – он коснулся ее лона поверх этого белого узорного трикотажа. Девушка выгнулась и застонала. Казалось, одно прикосновение готово было вызвать Венерин спазм. Патрицианская память сыграла с Лери злую штуку. В следующий миг она опомнилась, гордость и страх взяли свое, она влепила Друзу пощечину – благо лицо свое он не стал полосовать герметиком, врачуя мнимые раны. Он ответил поцелуем, потом задрал платье до самой груди, сорвал трусики и прежде соития заставил ее пережить всю сладость Венериного спазма.
Потом они лежали все также поверх покрывала, и Лери сказала: “Ты не можешь на мне жениться”, а Друз ответил почти по-детски легкомысленно: “Тогда и ты не наденешь красный покров невесты”. – “Это почему же?” – “Я не допущу”. – “А если я выйду за другого?” – “Ты не захочешь”. – “Это почему же?” – “А вот почему…”
Воспоминания о том, что последовало за этим “почему” заставляли еще не раз пылать щеки Лери.
– Ты три года мучила меня совершенно изуверски! – напомнил Друз о долгом периоде своих ухаживаний.
– Может быть, у тебя и сейчас нет никакой раны? – спросила Лери насмешливо. – И ты снова решил произвести на меня впечатление?
– Ах, вот как! Ну, за это точно надо отомстить! – Оон обхватил ее осторожно – не за талию – но лишь за бока, и стащил в ванную.
– Сумасшедший! – взвизгнула Лери. – Нельзя же так! Наш ребенок!
– Ему пойдут впрок водные процедуры.
И в этот, в общем-то, неподходящий момент ожил комбраслет Друза.
– Луций! Это Марк. Ты сейчас дома?
– Угу… в ванной. Слышишь, вода плещется.
– Я буду через полчаса. У меня срочное дело.
Связь отключилась. Здоровой рукой Друз помог выбраться неповоротливой ныне женушке из ванной.
– Мог бы поинтересоваться, рады мы его видеть или нет, – заметила Лери. Но ее раздражение было скорее напускным – младшего брата она всегда была рада видеть.
Марк, как обещал, прибыл через полчаса. Сестра встретила его на пороге и провела в кабинет мужа. Друз дремал, полулежа в кресле.
– Лу очень устал, – заявила Лери. – Надеюсь, ты не слишком долго будешь его занимать своими проблемами?
– Одна инфокапсула! – Префект продемонстрировал капсулу в простеньком футляре из прозрачного пластика. – Мои эксперты вертели ее и так, и этак, но ничего не смогли найти. Я уверен, там должно быть зашифрованное послание. Но все новейшие программы говорят: никаких срытых файлов, шифровок, первичного изображения, поверх которого записали новое, или стертого послания. Ничего. Большая часть капсулы пуста, а последние емкости и вовсе механически повреждены. Может быть ты, Луций, сумеешь расколоть эту штуку?
Друз, выпрямился в кресле, тряхнул головой, как будто пытался отогнать охватившую его дрему, откинул ладонью еще влажные пряди с лица и указал на свой компьютер:
– Вставь капсулу, посмотрим, что можно сделать.
Минут десять он проверял инфашку. Потом зачем-то взял футляр и оглядел.
– Древняя штука. Теперь таких и не выпускают. Этот Люс, что заверял нас во время записи в своем счастливом бытии, он твой друг по Колеснице?
– А теперь он на Петре. Клиент Манлиев.
– То есть бывший раб и бедняк. И вряд ли владеет какой-то суперской техникой, – решил Друз.
– Я уверен, что в этом послании зашифрован скрытый текст, – настаивал Корвин. – Чем больше я узнаю о Петре, тем меньше она мне нравится.
– Как к тебе попала эта инфашка? Пришла по почте? – Друз вынул из приемного гнезда капсулу и принялся рассматривать.
– Нет, привез с Петры торговец кожей.
– Расспроси его, – предложила Лери.
– Не выйдет. – Марк вздохнул. – Парень покончил с собой.
Друз встрепенулся.
– Из-за капсулы?
– Не думаю. У него была, можно сказать, своя личная причина.
– А Манлии? Что они говорят? – Лери попыталась по мере сил помочь брату.
– Я уже связался сними. Они не знают, где Люс. Он приехал на Петру, получил идентификационный номер и не сообщил его на Лаций. С тех пор о нем ни слуху, ни духу. Сами Манлии, не зная номера, не могут с ними связаться. Решено, я отправлюсь на Петру и найду Люса, – объявил Марк.
– Петра – большая планета, – заметил Друз. – Власти контролируют только столицу и космопорт, пару дорог, а больше, кажется, ничего. Население не слишком большое, но множество автономных мастерских, заводов и купольных городов. У людей нет имен – только номера. Ты проищешь своего друга года два, но вряд ли найдешь.
– А это механическое повреждение капсулы? О чем оно говорит? Может, там было какое-то послание? – спросил с надеждой Марк.
– Послание было и есть, – подтвердил Друз, взял с письменного стола тяжелый подсвечник и грохнул по инфашке.
Она разлетелась на сотни осколков. И среди них лежал плотно свернутый лоскуток тонкой кожи. Префект взял его, развернул. На внутренней стороне была надпись.
“Я попал в ад. Отсюда не выбраться. Сектор 29, котл 7. Марк, спаси!”
– Как ты догадался? – изумился Корвин.
– Старая капсула. Стержень изготовлялся отдельно. Если его надрезать, внутрь можно что-то спрятать, и запись на инфокапсуле не повредится. Разве что несколько ячеек. Под рукой у Люса не могло быть сложной техники. Что-то самое простое.
– Почему я не догадался сам? – пожал плечами префект.
– Потому что на Петре был твой отец. Ты помнишь эту планету, какой она была более двадцати лет назад. А я посетил ее совсем недавно. И представляю, как обстоят дела на планете. С техникой – прежде всего.
– А с людьми? – спросил Марк.
– С людьми… – переспросил Друз и задумался. – С людьми по-разному. Если жить в Сердце Петры, в центральных кварталах на верхнем ярусе, то очень даже супер. В купольных городах определенная субкультура, из каждого мгновения там умеют выжимать наслаждение. Почти как на Неронии.
– Вряд ли Люс сумел забраться на самый верх, – усомнился Корвин.
Три сестры, три планеты, наделенные жизнью, находились в системе Фидес. Впрочем, нет, не так. Две родные дочери звезды, а третья – падчерица, спутник огромной планеты – газового гиганта.
Лаций (так ее потом окрестили земные колонисты) была обласкана Фортуной – голубой океан омывал континенты, атмосфера защищала от жесткого излучения, магнитное поле – от солнечного ветра. И жизнь развивалась бурно: все цвело, росло, благоухало, прыгало, бегало. Настоящий Эдем, – могли бы сказать люди, если бы добрались в ту пору до этой планеты. Но не было в те дни еще людей на Старой Земле. Примитивные гоминиды бродили по африканскому континенту, которая в те дни была просто заурядной планетой, вряд ли кто мог угадать в ней тогда праматерь дерзкого человечества. Кто знает, может, человечеству и не суждено было бы ему стать тем, чем оно стало, если бы на планете, названной впоследствии Лацием, жизнь развивалась своим путем. О, как бы завидовала соседка Лация, Петра, если бы могла мыслить и чувствовать. Раскаленная, снабженная разряженной атмосферой, Петра (названная так тоже людьми, а в те времена еще безымянная) не могла взлелеять даже скудную жизнь под жаркими лучами светила. На солнечной стороне все плавилось от жары, в то время как теневую половину сковывали льды. Лаций-два, спутник газового гиганта Волчицы, – по сравнению с Петрой и тот был куда пригоднее для житья. Покрытый огромным океаном с многометровой толщей льда, Лаций-два обогревался внутренним теплом и лелеял жизнь, практически лишенную солнечного света – призрачную, скользкую, опасную и щедрую.
Итак, наделенный жизнью Лаций благоденствовал, не ведая об опасностях, вообще не ведая ни о чем, ибо разум, сознающий, что такое космос, и какие опасности таятся в его глубинах, еще не появился. И однажды утром в насыщенную кислородом атмосферу ворвался огромный астероид, слишком большой, чтобы сгореть в плотных слоях. Он упал на один из южных континентов еще безымянного Лация, и континента не стало. Из поврежденной коры хлынула раскаленная лава, волны океана встали до неба. Чудовищная взрывная волна понеслась вокруг несчастной планеты, сметая все на пути, а вслед ринулись водяные валы, все смывая. Огромный гриб поднялся в небо. И звезда Фидес стала гаснуть. То есть тем живым тварям, что цеплялись за ускользающую поверхность планеты, казалось, что звезда Фидес гаснет.
А что же Петра? Ее судьба выглядела вначале еще более незавидной. Ее поверхность так же бомбардировали астероиды и, в конце концов, чудовищный каменный осколок, вполне сравнимый по размерам с земной Луной, врезался в Петру. Столкновение не только изуродовало планету, но и чудовищно изменило ее орбиту, увеличило наклон оси и сократило продолжительность суток в два раза, заставив Петру вертеться быстрее. Орбита Петры превратилась в вытянутый эллипс, год на третьей планете по продолжительности почти сделался равен году на Лации. Из-за изменения наклона оси лето в средних широтах сделалось жарким, а зима суровой зимой. В итоге катастрофа породила странную жизнь на Петре – в яминах, кратерах, трещинах коры появились примитивные твари, которые успевали расплодиться за время короткого лета и уйти в спячку на долгую зиму. Петра ожила.
В то время тонны, миллионы тонн пыли повисли в атмосфере Лация, чудовищный мороз сковал океаны и сушу. Все, что двигалось, ползало, летало – умерло. Лишь одноклеточные замерзли и оледенели, но не погибли. Они ждали тепла, которое пробудит их к жизни. Пыль оседала, вновь теплые лучи звезды Фидес стали согревать поверхность, поначалу медленно, потом все увереннее, все сильнее; жизнь пробудилась. Но эволюцию надо было начинать сначала. Заселять океаны, выползать на сушу, обживать и совершенствоваться. Время было потеряно. Они не успели. Когда первый звездолет землян вышел на орбиту будущего Лация, лишь примитивные амебы заселяли моря, споры и лишайники кое-где ютились на скалах, а студенистые хищники пытались отстоять свое право жить на этой прекрасной планете.
Люди, собрав образцы, изучив их, погрузились в раздумье. Местная жизнь фактически не развилась, но адаптировать свою земную фауну и флору в мир чуждых бактерий и амеб было рискованно и, в конечном счете, расточительно. Стоило ли беречь амеб?
Очистить, очистить окончательно! – так звучало решение переселенцев. И мир был стерилизован и воссоздан заново. Рукотворный Эдем, удобный для человека. Самая земная из всех новых планет – называли Лаций колонисты. В самом деле, она очень походила на Старую Землю – размерами, периодом обращения вокруг своей оси (23 стандартных часа), азотно-кислородной атмосферой. Только год на Лации длился в полтора раза дольше земного. Но в средних широтах зима была теплой, а лето – не слишком жарким.
Зато петрийской жизни позволили уцелеть. Когда новые римляне обратили свои взоры на третью планету, экологи, проигравшие свой первый бой за Лаций, встали, все как один, на защиту Петры. Уникальная жизнь, неповторимая система. Терраформированию не подлежит. С истинно римским упрямством они выносили вердикт за вердиктом. И владельцы технофирм и энергоконцернов отступили. Они согласились обживать планету, не меняя уникальную экосистему, прятать промышленность под герметичными куполами и не посягать на местную флору и фауну. Впрочем, люди сумели приспособить местную жизнь к своим нуждам, иначе человек не был бы человеком.
В конце петрийской зимы, когда лучи звезды Фидес начинают согревать планету, жизнь выбирается из укрытий, чтобы двинуться на завоевание нового пространства. В это время в подходящей ямине вылупляется паутинный потолочник. Рискнув покинуть защитный кокон, он обследует место своей зимовки. Если в яме он один, то все в порядке. Если в норе поселилось несколько особей, между ними вспыхивает сражение не на жизнь, а на смерть. В итоге в яме остается только один победитель. Первым делом он плетет свой первый потолок – еще тонкий, но достаточно плотный и прочный, чтобы удержать внутри немного воздуха, сберечь тепло ночью и защититься от жары – днем. Следом все, что попало под тень этой первой защиты, очнувшись, начинает развиваться. Прорастают колючки и ползучие камнееды, выползают из раковины, окончив зимнюю спячку, петрийские сухопутные раки, лепятся к потолку розовыми густыми каплями майские ларники. В замкнутом пространстве повышаются давление и температура. Потолочник все плетет и плетет свою сеть, питаясь отходами подопечных и сберегая для них тепло и необходимый воздух. Набравшись сил и нарастив броню, наполнив кислородом пузырь, потолочник пробивает свой первый слабенький тент, выбравшись наружу, тут же заделывает дыру отвердевающей слизью, и движется дальше – наверх по склону. Чтобы выше на метр или полтора прилепиться к камням и начать выращивать новый полог. Скопившаяся внизу жизнь, осознав свою силу, вскоре прорвет и пожрет нижний потолок и устремится наверх. К тому времени второй кожистый полог будет готов. Потолочник, вновь насытившись дарами своих подопечных, и прибавив в длину целый метр, уже создав огромный воздушный пузырь, отправится плести новый тент, третий, последний, предзимний. Когда его подопечные, преодолев второй барьер, влезут под шикарный кожаный потолок, на Петре уже наступит зима. Но внутри маленькой колонии жизнь будет кипеть и множиться, до тех пор, пока не прохудится защитный покров потолочника. К тому времени сам патрон котлована уже состарится и приготовится к смерти. Но прежде он выбросит из яйцеклада тысячи покрытых защитной оболочкой личинок, и ледяной ветер разносит по ямам зародыши будущей жизни. Этот «выстрел» послужит сигналом. Все обитатели колонии тут же начнут готовиться к зимовке: вить коконы, зарываться в грунт, цементировать раковины. К тому времени, когда прохудившийся потолок оборвется и рухнет под тяжестью облепивших его уже изрядно сморщившихся, наполненных мутной жидкостью ларников, все, способное жить, приготовится к новому витку – пересидеть, перепрятаться в зимнюю пору и дождаться того часа, когда новые потолочники выползут из своих личинок и начнут вить первые защитные тенты. Прежняя яма достанется самому крупному потолочнику, а его собратья поменьше уползут в поисках нового жилища.
Первые поселенцы Петры не трогали ямы потолочников. Они рыли для себя собственные укрытия, залезали под свои купола и там работали, обустраивались, монтировали заводы. Однако вскоре выяснилось, что покров потолочника можно использовать, если не дожидаться, когда он прохудится, а снять его в предзимний период. О том, что при этом погибнет вся колония, не успевшая набраться сил и приготовиться к петрийской зиме, нетрудно догадаться, но людям плевать на такие мелочи. Кожу потолочника делили на несколько слоев, после чего она годилась для обтяжки мебели и пошива одежды, а целиком – служила отличным укрытием, тентом для мобиля, крышей для постройки.
Экологи, видя подобное хищничество, тут же забили тревогу. Пришлось срочно искать защиту от хищников-людей. Но все понимали, что запретить полностью промысел потолочников было невозможно. Кожа слишком высоко ценилась, и подобный запрет привел бы к повальному браконьерству. Однако решение было найдено: техника землян рыла на поверхности Петры новые ямы, удобные для потолочников. Выброшенные в начале зимы личинки тщательно собирали и поселяли в новых жилищах. С более мелкими тварями дело обстояло сложнее: распределять их по жилым ямам оказалось делом хлопотным и трудоемким. Тогда кожевники предложили решение простое, хотя и сомнительное: заливать в ямы вместе с личинками потолочников биомассу, полученную из переработки отходов. По составу она будет практически идентична той мерзости, которой питается потолочник, зато ее можно подвозить в нужных количествах и подкармливать ценный вид по мере роста личинок. Так появился потолочник, живущий в одиночестве, зависящий целиком от человеческой милости и обреченный умереть, так и не дав потомства.
Таможенник – маленький худой человек с серым одутловатым лицом – с трудом разлепил глаза и попытался выбраться из неудобного кресла, в котором задремал во время дежурства. Разбудил его зуммер вызова.
Человек в кресле растер ладонью лицо и тупо уставился на экран старенького компьютера, похожего на кусок серой доски. Если верить надписи на мониторе, на космодроме только что опустился транспорт петрийских наемников.
– Этого еще не хватало, – пробормотал таможенник.
Согласно сообщению, на планету прибыло двадцать пять человек из тех, что два года прослужили под знаменами Неронии, и теперь, после окончания конфликта с Колесницей, были заменены новыми частями.
Как и все обитатели Петры, таможенник боялся наемников до икоты. Никакой власти они не признавали. Служба охраны порядка и личная охрана губернатора предпочитали не вступать с этими людьми в конфликт. За право базироваться на планете наемники платили в бюджет кругленькую сумму, и в местные дела обычно не вмешивались. Власти признавали их независимость и закрывали глаза на их проделки.
Чиновник принялся стучать пальцами по столу, тыкая в кнопки бледной световой панели. Такие же бледные значки замелькали на экране дисплея.
– Майор Вульсон, – забормотал он по внутренней связи. – Прибывают наемники. Двадцать пять человек. Вы их встретите?
В ответ динамик захрипел, и раздался низкий мужской голос. С трудом можно было разобрать ответ:
– Пусть зайдут ко мне, если соизволят.
– Выдать им номера? Или вы…
– Выдать! – приказал Вульсон.
Таможенник смотрел, не отрываясь, на серые двери терминала. За ними нарастал какой-то грохот, слышались голоса. Чиновник весь съежился и замер.
Двери распахнулись, и толпа одетых с серо-черную форму мужчин и женщин с огромными вещевыми мешками за плечами, грохоча тяжелыми башмаками, вступила в зал космопорта. Они шли легко – сила тяжести на Петре была почти в два раза меньше лацийской, что позволяло без труда нести большой груз.
– Рад приветствовать вас, господа, – человечек с серым одутловатым лицом привстал со своего неудобного, слишком высокого стула. – Каковы ваши планы, господа? Я не осведомлен. – Он сделал вежливую паузу и поглядел на идущего прямо к его стойке громилу в серо-черной полевой форме. На вид командиру отряда было около сорока, лицо будто отлито из бронзы. Подтянутый, высокого роста, плечистый.
То, что Петра не была осведомлена о прибытии отряда в двадцать пять человек, являлось непростительной ошибкой для мелкого колониального чиновника.
– Мы прибыли в отпуск, – заявил командир. Сам он, несмотря на серо-черную форму, был из космических легионеров – если судить по голограммным нашивкам. Таможенник не сразу сообразил, что перед ним военный трибун. Что соответствовало чину полковника у наемников. Трибун приложил свой золотой комбраслет к считывающему устройству.
Чиновник вздохнул с видимым облегчением и провел ладонью по завлажневшему лбу. То, что с наемниками прибыл офицер космического легиона, давало хоть какие-то гарантии порядка.
– Рад… простите… чем могу? – он спотыкался на каждом слове. – Все, что угодно, господа. Том Риджи к вашим услугам. Видите, я назвал вам свое имя, то есть проявил к вам особое доверие.
– На кой черт нам твое доверие, Том Риджи? – пожал плечами трибун. – Нам нужны всего лишь две вещи: транспорт и адрес ближайшего банка, где сегодня можно перевести наш гонорар в местную валюту.
– О да, конечно, разумеется, сию же секунду. Даже полсекунды. Позвольте представиться, Том Риджи. Дурацкое имя, да? Я, кажется, уже представился. Ну да, да… Простите. Сейчас. Я все для вас сделаю. А вы разве не отправляетесь сразу же на свою базу? – осторожно поинтересовался таможенник.
– Вас это не касается, куда мы едем и зачем, – отрезал трибун.
– После жарких боев хотелось бы немного повеселиться, – хмыкнул высокий сержант лет тридцати со светлым ежиком волос. Сержант подмигнул Тому Риджи. Правда, в чертах его лица не было ничего зверского или даже сурового – напротив, проглядывало что-то наивное, детское, особенно в рисунке губ. Но Том Риджи где-то слышал, что такие лица бывают у законченных садистов, и еще больше перепугался.
– Сейчас, сию минуту, – пообещал Том, отирая о серую форму вспотевшие ладони. – Извините, трибун, но я должен присвоить вам номер. Таков закон. У нас на Петре нет имен. Только номера. Комбинация цифр будет известна только вам. И еще тем, кому вы соизволите ее сообщить. Ну вот, готово. А ваши ребята? Они уже имеют номера? Или хотят получить новую идентификацию?
– Новую, – заявил светловолосый сержант и похлопал таможенника по плечу. Рука у него была тяжелая, и Том едва не упал со своего давно уже переставшего быть адаптивным стула.
– Тогда придется немного подождать. Еще двадцать четыре номера. Я постараюсь побыстрее…
– А ты не будешь любезен, Том Риджи, сообщить нам свой номер? – поинтересовался сержант.
– Ну, что вы, господа! Зная этот номер и еще код счета, можно снять все деньги, – поведал таможенник.
– Надо же! А я-то думал, что надо только крикнуть “Том Риджи!”, и на меня посыплются с потолка креды, – засмеялся блондин.
– Ну вот, готово. Двадцать четыре номера, – сообщил Том Риджи.
– А если ты захочешь получить наши креды, Том? Что тебе может помешать? – спросил вдруг невысокий наемник. Половина лица его была покрыта искусственной кожей после ранения.
– Я же сказал, вы присваиваете своему счету код.
– О, это высшая форма защиты! – ухмыльнулся раненый наемник.
– В общем так, Том Риджи, – сказал блондин, перегибаясь через узкий барьерчик, за которым укрывался таможенник. – Если с наших счетов пропадут заработанные нашей кровью креды, мы отыщем тебя без всякого номера.
– Сергей, хватит! – одернул сержанта командир отряда.
– Я никому никогда не сообщаю номера, клянусь! Транспорт ждет вас в девятом секторе. А Центральный петрийский банк работает в Сердце Петры! – почти выкрикнул Том Риджи.
– Не, не пойдет! – запротестовал трибун. – Нам надо что-нибудь попроще.
– Тогда Черная дыра. Это новый купол. Там только-только создают жилую среду. Но гостиниц полно. И отделение центрального банка работает круглосуточно.
– Отлично. Там и повеселимся, – решил трибун.
Том Риджи вытащил из коробочки на столе кусок сероватого картона и торопливо всучил командиру.
– А это адрес гостиницы в Черной дыре. Самая лучшая. “Приют Меркурия”. Красная транспортная дорога до указателя “Черная дыра – 23”, потом поворот. Вам понравится. Что-нибудь еще? Возьмите путеводитель по Сердцу Петры.
Том протянул трибуну сложенный вдвое листок синей бумаги.
– Ты отличный парень, Том Риджи! – теперь трибун хлопнул таможенника по плечу.
– О, что вы, господин полковник! Я делаю только то, что обязан. Стараюсь по мере слабых сил.
– Вперед, господа! – повернулся к своим подопечным трибун Лация, оглядывая одинаковые серые двери без всяких табличек. – Какая тут дверка в этот ваш девятый сектор?
– Их, нет, извините, господа. Еще одна маленькая формальность, – спохватился Том Риджи. – Майор Вульсон хочет с вами поговорить.
– Майор Вульсон? Кто он? – Трибун явно не стремился разговаривать с каким-то там майором Вульсоном.
– Служба безопасности, господа.
– Да пошел он вместе со своей безопасностью! – хмыкнул сержант.
– Мы сами себе безопасность, – заявил невысокий парнишка с изуродованным лицом.
– Господа! Это всего лишь формальность! Вы должны зарегистрировать свои новые номера. Они будут занесены в каталог. Вон та серая дверка, господа! – Том Риджи указал дрожащей рукой на крайнюю дверь.
– Давай, Том Риджи, мы тебя самого куда-нибудь занесем, – предложил белобрысый.
– Генерал Моргенштерн нас регистрирует, когда пинком под зад отправляет в космос на вечное хранение в прозрачных мешках, – хмыкнул коротышка.
– Ладно, ребята, давайте сюда ваши жетоны, я всех проштампую оптом! – заявил трибун.
В снятый гермошлем ему ссыпали личные жетоны. И трибун, неся эту дань секретной службе на вытянутой руке, отправился к указанной двери.
– Трибун, мы тут слегка пощекочем бока господину Риджи! – звонким голосом крикнул коротышка.
– Господа, господа, я так рад, что вы прибыли на Петру, – Том Риджи побледнел.
– А сейчас ты обрадуешься еще больше, – пообещал сержант. – Эй, у кого моя фляга? – крикнул он. – Дайте-ка сюда! – Сергей протянул таможеннику флягу. – Пей, Том Риджи, пей! Не бойся!
– За что пить? – спросил Том.
– За то, чтобы мы с тобой встретились вновь, – предложил Сергей.
Он сдернул таможенника со стула и облапил, не давая вздохнуть. Пока Том Риджи безуспешно пытался вырваться из лап наемника, коротышка-наемник подключил к его компьютеру свой наладонный комп.
– Кто-нибудь еще хочет обнять Тома Риджи? – спросил Сергей.
– Я! Я хочу! – неслось со всех сторон.
– Держите! – Сергей вручил беспомощного таможенника следующему громиле, как будто передавал ребенка – сила притяжения Петры позволяла выросшим в других условиях людям демонстрировать чудеса силы. – Он просто душка, этот наш Том Риджи!
Коротышка тем временем отсоединил наладонник и подмигнул сержанту.
– Не люблю кредиторов и особистов, – пробормотал трибун Флакк, открывая дверь в кабинет майора Вульсона.
В маленькой комнатке с узким окном, за которым, впрочем, ничего разглядеть было невозможно, кроме матового экрана с блеклыми зелеными разводами, не оказалось ничего устрашающего: ни сложных приборов, ни медицинской аппаратуры, ни сканирующих устройств, направленных на гостя – ничего, напоминающего кабинет для допросов “ с пристрастием”, как обычно именовали подобные помещения работники правоохранительных органов и секретных служб.
Стены были гладко выкрашены в бледно-желтый цвет, ближе к окну стоял журнальный столик, на нем – лист бумаги, бутылка минеральной воды и два пластиковых стаканчика. Два низеньких кресла, на вид не слишком удобных, расположились напротив друг друга. Из матового плафона под потолком лился искусственный, пожалуй, слишком яркий свет. В комнате никого не было. Зато имелась еще одна дверь с блестящей ручкой. Трибун попытался ее открыть, но безуспешно.
Тогда командир отряда опустился в одно из кресел и положил ногу на ногу.
– Эй, майор Вульсон! Хватит наблюдать! – крикнул он, прекрасно зная, что его слышат. – Если сию секунду ты не появишься, я вернусь к моим ребятам и выйду с ними из космопорта. Но будь уверен, Петру ты после этого не узнаешь. Обещаю!
Желтая рукоять на двери тут же повернулась, дверь приоткрылась, но лишь немного, чтобы пропустить средних лет человека в серой форме с бледным узким лицом.
– Майор Гай Вульсон, – представился хозяин кабинета. – Я задержал вас, трибун Флакк, но мы улаживали некоторые формальности, – гость раздвинул губы в улыбке, обнажая очень белые зубы.
Кого он имел в виду под местоимением “мы”, майор не сказал.
– Вас известили о нашем прибытии, – заявил трибун надменно. – Вы плохо подготовились, как я вижу.
– Это известие меня чрезвычайно удивило.
– Почему же?
– Генерал Моргенштерн сообщил мне, что не ждет в ближайшее время возвращения своих солдат. К тому же я не понял, почему их возглавляет трибун четвертого сдвоенного легиона Республики Лаций Валерий Флакк.
– Вот жетоны моих людей. – Трибун высыпал на стол жетоны из шлема. – Зарегистрируйте их прибытие под новыми номерами. Это все, что от вас требуется.
– Вы можете сказать что-нибудь конкретное? – Вульсон позволил себе еще раз изобразить улыбку.
– Эти наемники на самом деле все мертвы. Все, кроме меня.
– Не понял. – Майор, собиравшийся просканировать взятый наугад жетон, замер.
– Эти двадцать четыре наемника погибли во время атаки колесничих на базу Неронии. Но служба безопасности Лация заблокировала донесение их офицера, изготовила новые жетоны и отправила сюда этот отряд для проведения секретной операции.
– Кто распорядился провести операцию? – спросил майор.
– Постановление сената. Ведь вы сказали, что получили сообщение. Или вы не обратили внимания, кем оно прислано?
Майор смутился:
– Я видел код отправителя. Но решил, что это какая-то путаница.
– Ничего подобного! Сенат Лация послал меня и этих людей на Петру. Но о наших действиях никто не должен знать. Ни Моргенштерн, ни губернатор, ни его охрана, ни таможня.
– Можно узнать о цели вашей операции? – осторожно спросил Вульсон.
– Нет, нельзя, – отрезал Флакк.
– Но что мне сказать начальству?
– Приказ сената.
– И все? – Майор явно не привык к подобным мероприятиям. Петра всегда жила автономной жизнью, Лаций лишь делал вид, что опекает колонию, порой используя ее ресурсы, но практически не вмешиваясь во внутренние дела.
– Да, мандата сената вполне достаточно, – кивнул трибун. – Нынешнее международное положение Лация требует экстренных мер. Надеюсь, вас не нужно информировать о последних событиях?
– Я в курсе, – заверил Вульсон. – Но кто эти люди на самом деле? Они ведь не ожившие трупы. Так?
– В основном – космические легионеры, – заявил Флакк. – Вас удовлетворит такой ответ?
– Среди них есть патриции?
– Я сам патриций.
– Трибун Флакк, – голос майора сделался вкрадчив. – Вы не до конца понимаете ситуацию на Петре. На планете полно людей, которые по крови являются отпрысками аристократов Лация, а по положению они – рабы или вольноотпущенники. Эти люди были лишены всего – нормального детства, семьи, богатства, положения в обществе. Патрициев они ненавидят. Фабий, прибывший сюда в изгнание, в первую же неделю два раза подвергся нападению, и был вынужден покинуть Сердце Петры. Мне лично пришлось выделить ему охрану, пока он жил в столице.
– У меня на лбу не написано, что я патриций, – усмехнулся Флакк. – А вы никому не сообщите, кто мы и откуда.
– Очень скоро вас раскусят, – предрек Вульсон и принялся сканировать лежащие перед ним жетоны. – Лейтенант Вин, сержант Лонг. Надо же! Они погибли?! Неужели?
– Петрийцы понесли большие потери во время атаки колесничих на боевую станцию “Тразея Пет”.
– Ваше счастье, что на Петре в ходу лишь номера. Пусть фальшивые наемники не называют друг друга по имени. Иначе кое-кому придется объясняться с Моргенштерном.
– Мы ненадолго, – заверил майора Флакк. – И хочу уточнить одну вещь. Если вы пожелаете, на обратном пути мы можем забрать вас с собой.
– Забрать? В каком смысле? – спросил майор, продолжая при этом сканировать жетоны.
– Что вы скажете о жизни на Лации?
– А это возможно? – кажется, впервые за время разговора у Вульсона дрогнул голос.
– Но если мы не вернемся по вашей вине, вас заберет Танатос, – очень буднично и равнодушно сказал Флакк.
Взвалив на плечи свои объемистые мешки, наемники толпой направились к терминалу. Из космопорта вели три дороги. Одна – на кольцевую магистраль, другая – в столицу Сердце Петры и близлежащие купольные города, а третья – в промышленную зону. Как уже сказал Том Риджи, отряду надлежало ехать по Красной дороге. Не то чтобы она была действительно красной. Но световые указатели, установленные по обочинам прямого, как стрела, шоссе, отмечены были красными полосами. На посадочной станции всем пришлось прослушать пятнадцатиминутную лекцию по технике безопасности. Открывать мобили рекомендовалось только на посадочных станциях или на станциях техобслуживания. Вылезать в открытую атмосферу Петры полагалось в скафандрах через специальный шлюз. В случае разгерметизации мобиля в других местах, аварийная система выплеснет на пассажиров полтонны защитного геля, в котором пассажиры могут в течение двух часов ожидать помощи. И так далее, так далее, так далее.
Для переброски двадцати пяти человек фальшивые петрийские наемники привезли на звездолете три машины: два вездехода и четырехместный мобиль для трибуна. Мобиль был почти роскошный – с дымчатыми стеклами, двухместным шлюзом для выхода в разряженную атмосферу, четырьмя легкими скафандрами в комплекте и с автоматом-водителем.
В этот первый мобиль сел сам трибун Флакк, белобрысый сержант, наемник с заклеенным герметиком лицом и тощий лейтенант, обвешанный странными приспособлениями, весьма смутно похожими на оружие. Этот тощий парень носил жетон лейтенанта Вина, и все окружающие обращались к нему просто “лейтенант”.
– Надеюсь, особист не слишком сопротивлялся, когда узнал, что на планету явились двадцать четыре трупа? – спросил невысокий наемник с заклеенным герметиком лицом, устраиваясь на сиденье рядом с трибуном.
– Можешь содрать с себя эту дурацкую пленку, Марк, – сказал трибун. – Все равно никто не будет твою физиономию больше сканировать. Ты получил номер, твоя личность никого на Петре не волнует.
– Итак, куда мы направляемся? – спросил князь Сергей, которому так удалась роль развязного сержанта.
– Ты же слышал, Сергей, купол Черная дыра, гостиница “Приют Меркурия”. Это, между прочим, двадцать третий сектор. До двадцать девятого – если не рукой подать, то довольно близко. Через четырнадцать стандартных часов начнем операцию.
– Луций, ты уверен, что этот Вульсон нас поддержит? – спросил коротышка.
– Он будет нам верен. Насколько может быть верен секретчик с Петры. Но, думаю, о нашем прибытии и так очень скоро догадаются.
– Это почему же? – вмешался в разговор Сергей.
– Потому что мы не явились на поклон к Моргенштерну, что обычно всегда делают петрийские наемники.
Марк тем временем снял гермошлем и принялся сдирать с лица полосы герметика.
– Нам надо добраться до двадцать девятого сектора, прежде чем петрийцы все поймут и сумеют замести следы. Я хочу поднять в сенате вопрос о положении рабов и вольноотпущенников на Петре. А для этого мне нужен материал. Подлинный. Из первых рук. Остальное меня не волнует. Ни Моргенштерн, ни губернатор не посмеют тронуть патрициев Лация. И еще я должен найти Люса.
– Корвин, ты забыл, что они могут натравить на патрициев местных ублюдков или их потомков, – заметил Флакк.
– Я предпочитаю называть их на латинский манер – гибридами, – заметил Марк.
– Пусть попробуют на нас напасть! – хмыкнул Сергей.
Когда они выехали, наконец, на Красную дорогу, ведущую к Сердцу Петры, не слишком длинный петрийский день уже перевалил за середину. Звезда Фидес висела над серым хребтом. Впрочем, дорога до Сердца Петры не сулила никаких происшествий: пустынное шоссе, разделенное широкой полосой безопасности. Марк почему-то вспомнил, как бежал из усадьбы барона Фейра вместе с Флакком и Люсом.
Корвин оглянулся. Сквозь прозрачный фонарь мобиля он теперь видел, как на небольшом расстоянии за ними следуют две машины. На вид – самые обычные вездеходы, какими пользуются кожевники, отправляясь на подкормку потолочников или на сбор их шкур. Но начинка у этих машин была совершенно иная.
Пока они мчались по шоссе, Марк занимался своим наладонником.
– Ну что, удалось вытряхнуть из таможни номера Люса и Верджи? – спросил Сергей.
Корвин отрицательно покачал головой:
– Похоже, все это пустая игра для отвода глаз. Компьютер Тома Риджи – черная дыра. Туда все попадает, но обратно нельзя ничего получить.
– Надо было взять с собой Друза, – сказал Флакк. – Он бы живо расколол машину.
– Э, нет! Лери вот-вот должна родить. Пусть сидит подле нее и держит сестренку за руку. А то на него опять свалится ложное обвинение в убийстве, или кто-нибудь полоснет его ножом!
– Ну да, конечно! – буркнул трибун. – Это старину Флакка можно посылать, куда угодно и когда угодно. Жена беременная – лети на Китеж. Ребенок родился – пожалуйте на Петру.
– Всего три-четыре дня? – поинтересовался Корвин.
– А почему мы не взяли боевых “триариев”? – спросил “лейтенант”. – Говорят, новая модель бесподобна.
– Да потому что петрийские наемники их не используют, – отозвался Флакк.
Когда возник указатель “Черна дыра – 23”, три машины свернули с Красной дороги и помчались дальше по боковой ветке. Пока все шло, как по маслу. То есть подозрительно гладко.
– Как ты думаешь, Флакк, нам будут оказывать сопротивление, когда мы прибудем на место? – спросил Корвин.
– Постараются перехватить на подъезде, если заметят. И могут огрызнуться, когда мы проникнем в купол, – предположил военный трибун. – Но я думаю, парализующие гранаты их быстро успокоят.
Только на рассвете появился матовый купол Черной дыры. В самом деле, дыра – если судить по размерам купола. Крошечный городок, где проводят короткие петрийские ночи работники кожевенных плантаций пустыни.
В купольный город они въезжать не стали – обогнули его и понеслись дальше. Пополнять запасы им не требовалось: у каждого с собой были баллоны с воздушной смесью, пищевых концентратов и воды на трое суток, к тому же в вездеходы загрузили все необходимое еще на пять дней. Этого должно было хватить с лихвой. Дорога, правда, теперь сделалась куда хуже прежней – то и дело попадались ямины и трещины. Да и пыли на полотне было предостаточно: за каждой из машин стлался рыжий шлейф. Несмотря на то, что уже рассвело, скорость пришлось сбросить, чтобы не свалиться нечаянно в какой-нибудь приют потолочника.
Перекусили в дороге и поехали дальше. Марка стало клонить в сон: короткие петрийские сутки неудобны для человека: спать приходится урывками. Корвин заснул неожиданно крепко. Ему снились Острова Блаженных и Верджи. Он предавался с ней Венериным удовольствиям на пляже. Проснувшись, Марк понял, что во сне пережил наслаждение, которое с Верджи не довелось испытать наяву. Мерд! Ну надо же! Прямо в этом чертовом вездеходе.
– Эта история с инфокапсулой похожа на историю с бутылкой, брошенной в море, – рассуждал тем временем Сергей.
– О чем ты? – спросил Корвин.
– Потерпевший кораблекрушение на Старой Земле брал пустую винную бутылку, сочинял послание к друзьям и знакомым, запечатывал записку в бутылку и бросал в море – плыви, дорогая, к родным берегам, донеси мой вопль о помощи.
– И что, в самом деле, так можно было отправить письмо? – недоверчиво спросил Марк.
– Не знаю, как в реальности, а в литературе возможно, – улыбнулся князь Сергей. – Значит – делаем вывод – в реальности тоже могло быть.
– Записка спрятана в инфокапсуле, как в бутылке. Что ж, сравнение очень верное. Но в чем суть, я пока не знаю. – Корвин по новой привычке не торопился выдвигать гипотезы, предоставляя это делать другим.
– Суть в том, – тут же охотно принялся рассуждать князь Сергей, – что морская вода проникает в бутылку через испорченную пробку и уничтожает записку. Выедает, будто кислотой, буквы. Самые важные. И по уцелевшим обрывкам ты можешь лишь догадаться, что же было написано на самом деле.
– И что же было написано? – Марка чрезвычайно заинтересовала история, которую рассказывал Сергей.
– Этого уже не узнать. Можно лишь толковать записку в желаемом ключе.
– Я могу дать толкование, – отозвался фальшивый лейтенант Вин.
На самом деле это был один из молодых, но уже довольно известных галанетчиков, которого Корвин решил взять с собой на Петру. Странно, но сенат Лация отнесся к затее молодого Корвина индифферентно. Никто не одобрял, но и не препятствовал. Скорее всего, сенаторы толком не знали, чем грозит в данной ситуации затеянное расследование.
– Мы слушаем, – сказал Сергей.
– Если человек действительно работает в котловане, то есть устанавливает крепежные опоры и готовит новый купол, то работа эта тяжелая, но не адская. Тогда парень преувеличивает, утверждая, что попал в ад. Но его могли запихать в яму и заставить по первому разу обрабатывать шкуры, вот это – полное дерьмо. Все руки будут в ожогах, которые со временем превратятся в гниющие язвы. А регенерацию кожи, как вы сами понимаете, в таких местах не делают.
Корвин вспомнил рассказ эксперта о руках и лице Бена Орлова. Вот откуда следы заживших старых ожогов.
– Мне казалось, что самое страшное – это работа в промышленной зоне, – заметил Марк. – Те люди – словно слепые кроты, никогда не покидают своих катакомб.
– Там работают исключительно рабы, причем по приговору суда, – уточнил галанетчик. – Люс туда попасть не мог, если он не вор и не убийца.
– Мы въехали в двадцать девятый сектор, – сообщил трибун Флакк. – Сейчас появятся промышленные котлованы.
– И как мы их заметим? – спросил Сергей. – Если, конечно, сами туда не провалимся?
– Мастерские накрыты небольшими куполами, – опять подал голос “лейтенант”. – Метра на два-три они поднимаются над землей.
– Следите за датчиками движения, – посоветовал Флакк. – Вот-вот должна появиться охрана.
Но никакой охраны они не заметили. Вообще никаких признаков того, что в этом секторе есть или были недавно люди. Ни гравилетов, ни вездеходов, ни огней. И ни единой души на поверхности. Напрасно Марк оглядывался по сторонам: он видел только черные ямины – вдалеке и вблизи. Но нигде ни намека на купол. Не было и корпусов генераторов или блоков солнечных батарей.
Снова начало смеркаться.
– Мы не могли ошибиться? – спросил Корвин. – Может быть, это не двадцать девятый сектор?
– Двадцать девятый, – подтвердил Флакк.
– Но где же… Останови! – приказал Корвин.
Он вдруг увидел – отчетливо, на огромном камне написанную красной краской цифру “7”. Камень лежал недалеко от очередной дыры. Котлован?
Корвин и Сергей надели скафандры, перебрались в шлюз. Задраили люк и выбрались наружу. Звезда Фидес в красном ореоле уходила за горизонт. Камни вокруг отбрасывали длинные темные тени. По поверхности планеты неслась песчаная поземка. Марк приблизился к камню. На гермошлеме горел фонарь, и в его свете он ясно различил цифру “7”. Он двинулся дальше – к ямине. Сергей шагал следом. При каждом шаге поднимались облака красноватой пыли.
– Что там у вас? – раздался в шлемофоне голос Флакка.
– По-моему, мы неверно истолковали документ, – хмыкнул Сергей, останавливаясь рядом с Корвином над обрывом. – Скорее всего, в указанном послании имелся в виду какой-то другой сектор и другой котлован.
– Сердце Петры тоже делится на сектора, – сказал Флакк. – Может быть, говорилось о двадцать девятом секторе столицы?
– Извини, но это бред, кто его будет там сажать в котлован? – отозвался Сергей. – И потом, из столицы Люс мог связаться с Марком через галанет.
Корвин не сказал ничего. Новой версии трактовки записки у него пока не было. Он осматривал местность. Может быть, Люс был здесь, когда отравлял письмо на Лаций, а потом его куда-то перевели?
Да, перед ними был котлован. Но, наверное, уже год, а может быть и больше, никаких мастерских внизу не было. Сейчас тут образовалась настоящая свалка, внизу валялись обломки механизмов, обрушенные металлические фермы, осколки купола – и все это припорошило песком. По каким-то причинам потолочники не захотели обживать это место, и ямину старательно равняли пески.
Люс не мог здесь побывать, потому что жил на Петре чуть больше стандартного года.
– Что там у вас? – спросил Флакк.
– Пока никого не видно. – Корвин направился к следующему котловану. Окончательно стемнело. Лишь ярко горели звезды, да фары трех вездеходов рассекали лучами тьму.
Сергей зажег мощный фонарь и теперь нес его в руках, белый круг скользил по поверхности серого песка.
В соседней ямине обитал потолочник. От лучей фонариков на антрацитовой поверхности его “плаща” заплясали серебристые блики.
– Яма заселена, – сказал Марк. – Но не людьми.
– Может, твой приятель там? – усмехнулся Сергей. – Могут люди прятаться на дне?
– Вряд ли, – ему в тон ответил Корвин. – Обитатели ямы человека попросту сожрут.
Они направились к следующей ямине. Опять потолочник. Похоже, здесь никто из колонистов не жил и не работал очень давно.
– Какие знакомые огоньки! – Сергей указал свободной рукой наверх, туда, где в усыпанном яркими звездами небе скользили два красноватых световых обода.
– Что?..
– Планетолеты! – ожил в Сергее командир “Изборска”.
– Рассредоточиться! – рявкнул Флакк, услышавший возглас Сергея. – Все из машин!
Из вездеходов наружу посыпались фальшивые петрийские наемники.
– Вниз! – приказал Корвин.
– Ты же сказал, нас сожрут! – напомнил Сергей.
– Внутри, но не снаружи!
Они ринулись в яму, грохнулись на кожаное полотнище. Оно спружинило под тяжестью их тел, но не лопнуло.
– Вспороть эту чертову кожу и спрятаться внутри, – предложил Сергей.
– Нет, – возразил Корвин. – Теплый пар хлынет из дыры. В ночном воздухе это сразу заметят.
Они погасили фонари, включили на скафандрах хамелеоновую защиту и прижались к краям ямы, ожидая, что будет дальше. Флакк пока молчал, остальные тоже не выходили на связь. Похоже, высыпав из машин, лацийцы рассредоточились и затаились.
“Чего мы испугались? – запоздало подумал Корвин. – Надо связаться с планетолетами и передать свои номера, ведь мы…”
Впрочем, не Марку указывать военному трибуну, что делать.
Сергей захватил собой тяжелый бластер. У Корвина был при себе только легонький “Скорпион”, способный при удачном попадании прожечь скафандр, но совершенно бесполезный против планетолетов.
И тут все вокруг осветилось белым зловещим светом. Три вспышки, одна за другой. Даже в ямине сделалось светло. Сергей, ничего не говоря, стиснул плечо Марка, жест более чем красноречивый: высовываться не стоит. Да Корвин и так понял, что означали эти белые вспышки: предки его кое-что понимали в плазменных пушках.
Затаившись, они просидели в яме несколько минут. Сердце бешено колотилось в ушах: казалось, в следующую минуту над ними зависнет блюдце планетолета, и в их укрытие угодит очередной снаряд. Сергей лежал на спине, ожидая: если в поле видимости покажется хотя бы краешек блюдца, надо успеть выпустить максимальный заряд и попытаться поджечь планетолет. У Сергея будет шанс всего на один удачный выстрел. Во второй раз нажать на кнопку разрядника ему не позволят.
Однако время шло, и ничего не происходило.
– Флакк! – попытался вызвать по связи командира отряда Корвин.
Тишина.
Марк стал карабкаться наверх, понимая, что многим рискует, но оставаться дольше в ямине и ждать в неизвестности не было сил.
Наверху догорали три новенькие отличные машины. Пламя уже едва-едва колебалось, оседая и прячась в черных остовах. В небе сияли только звезды: планетолеты исчезли.
Около уничтоженных машин можно было различить несколько темных фигур. Кое-кто из фальшивых петрийских наемников уже выбрался из укрытия.
– Флакк! – окликнул Марк трибуна по внутренней связи.
Тишина. Неужели погиб?!
– Сергей! – опять никакого ответа.
Корвин рванулся назад к яме. Сергей был там, внизу, и отлично видел приятеля. Даже сделал ему знак рукой: мол, здесь, не волнуйся. Марк вновь крикнул – никакого ответа. Тогда Корвин постучал себя по гермошлему. Сергей кивнул в ответ: он тоже понял, что связь отключилась. Похоже, эти ребята с планетолетов вслед за плазменными снарядами выкинули несколько глушилок, и теперь лацийцы не слышат друг друга. А уж о том, чтобы связаться с кем-нибудь в Сердце Петры или на космодроме, и речи быть не может.
Сергей выбрался из ямины. Постепенно около сожженных вездеходов собирались остальные “петрийские наемники”. Марк различил фигуру Флакка. Даже в скафандре трибуна можно было узнать без труда. Рядом с Флакком возвышался “лейтенант Вин”. Но он не снимал происходящего: его камера не подавала признаков жизни. Флакк повернулся к Корвину и показал три пальца. Значит, трое погибли.
Что делать? Куда теперь? Они оказались одни посреди пустынного сектора, вдали от ближайшего купола, без связи. Все дополнительные запасы кислорода, пищевых таблеток и воды сгорели в вездеходах. Дойти пешком в скафандрах до Черной дыры им не хватит ни воздуха, ни сил. Надо искать какое-то другое решение.
Марк присел на корточки и в свете догорающего вездехода принялся чертить на песке план. Вот они, вот их три изувеченных машины, а вот – пятнадцатая база, заброшенный форт. Идти туда даже в скафандрах с грузом – всего пять или шесть часов. Во всяком случае, есть надежда, что они попадут в форт прежде чем начнется дневная жара. Тогда как до Черной дыры им придется тащиться несколько суток, и значит – никак не дойти пешком.
Флакк понимающе кивнул. И написал на песке подобранным камнем одном слово:
“Кто?”
“Мой дед”, – отвечал Корвин.
Его дед законсервировал базу после подписания мирного договора. Марк знал код, с помощью которого они проникнут внутрь. Там можно укрыться и переждать несколько суток, посовещаться и решить, что делать. К тому же на базе есть мощная установка связи – такую не заглушишь. Они сообщат на космодром о нападении и вызовут помощь. Они даже смогут говорить с Лацием. Если установка еще работает. Но военные системы делаются с трехкратным, а порой и семикратным запасом прочности. Есть надежда, что и полвека спустя база окажется вполне пригодной для жизни.
Всю ночь они шли, не останавливаясь. Внутри скафандры обогревались, работала подача питьевой воды, можно было забросить в рот пару пищевых таблеток из специального устройства. Но общаться друг с другом приходилось знаками: переговорные устройства умерли и не желали оживать. Похоже, их враги заблокировали связь во всем секторе. Но почему-то не стали уничтожать Корвина и его спутников. Что было нужно нападавшим, кто они такие – тут можно только теряться в догадках. На ум приходило лишь одно имя: Фабий. Наследник сенатора, чье сватовство так дерзко отвергла Лери. Он здесь, на Петре, в бессрочной ссылке. Не сцену ли его страшной мести Марк наблюдает сейчас, онемев и оглохнув посреди петрийской пустыни? Может быть, Фабию доставит удовольствие, если его враг Корвин сдохнет в мучениях?
Все запасы и тяжелое оружие сгинуло вместе с сожженными вездеходами, воды и воздуха оставалось не более чем на сутки. За это время им просто не добраться до ближайшего купольного города. Значит, вся надежда – на заброшенный форт. Отряд двигался беспрепятственно: их никто не преследовал и не сопровождал. Они тупо брели по пустыне в ночи, расходуя энергию скафандров на обогрев и освещение, боясь потерять друг друга и сбиться с пути. Авангард и арьергард держали оружие наготове, но никто не делал даже попытки напасть.
Наконец, когда звезда Фидес показалась над горизонтом, и выхоложенная за ночь пустыня начала быстро отогреваться, они увидели форт.
Бетонная серая коробка на фоне серого песка. Форт появился неожиданно, каменным призраком выполз из скал. За миг до этого все видели только нагромождение камней, и вдруг возникли бетонные стены. Когда-то здесь рвались снаряды, огненные фонтаны поднимались к красноватому небу. С тех пор сохранились эти многочисленные ямы вокруг, в которых так удобно селиться потолочникам. Красноватый песок скользил по оплавленной, превратившейся в зеленое и черное стекло поверхности. За серым квадратом форта возвышались черные стойки разрушенного генератора. Одно время планировали создать на Петре магнитное поле, генерировать атмосферу и терраформировать планету. Но как раз после войны с Колесницей от этих планов отказались.
Марк почти бегом – насколько позволял скафандр – устремился к двери. Если ему не удастся проникнуть внутрь, все погибнут. Надежда, что пешком Корвин и его друзья вырвутся из зоны радиомолчания, была призрачной.
Форт походил на бетонный короб. Двери были заблокированы, окна – наглухо закрыты, ни усиков антенн, ни камер наблюдений, ничего. Странно, но песка к порогу двери нанесло не слишком много. Корвин отыскал рядом с входной дверью металлическую коробку, прикрывающую кодовый замок (он помнил, как дед надевал ее и заливал герметиком, чтобы предохранить конструкцию от попадания песка). Срезал герметик молекулярным резаком. Замок выглядел почти как новенький. Патриций набрал код, который когда-то ввел его дед. Сначала ничего не происходило. Совсем ничего. Потом с выступов над дверью посыпался нанесенный туда за долгие годы песок, наружу высунулись конусы датчиков и, наконец, начали разъезжаться створки шлюзовых дверей. База готова была принять беглецов. Марк шагнул внутрь.
Несмотря на полную герметичность форта, внутри повсюду толстым слоем лежал песок. Уж неведомо как он сюда просочился. Давление, если верить приборам скафандра, равнялось наружному. Состав разреженных газов внутри тоже ничем не отличался от непригодной для дыхания атмосферы Петры. Корвин прошел в командный блок – прямиком к огромному металлическому ящику системы управления в центре бункера. Сверху металлический параллелепипед был накрыт тентом потолочника. За пятьдесят лет кожа ничуть не испортилась. Корвин помнил, как дед набрасывал этот импровизированный чехол на систему управления, перед тем как покинуть базу. Теперь Марк стащил полотнище, отбросил в угол и поднял металлическую герметичную крышку. Мертвые панели тускло поблескивали в свете фонарика.
Корвин коснулся правого нижнего угла панели, и она ожила. Весело вспыхнули огоньки. Мигнули. Похоже, работает. Марк набрал нужный код и ввел в текстовом режиме приказ:
“Подготовка системы к работе с живым персоналом”.
Тут же полностью включилась система управления, замигали лампочки, засветились радостно панели. Заработал где-то под полом генератор (Марк не слышал его шума, но понял, что система работает, когда внутри помещения струи подаваемого компрессорами воздуха начали гнать по полу поземку из красного песка). Азот и кислород система закачивала из внешней атмосферы, и, доводя до пригодного для дыхания состава и нужной температуры, подавала внутрь помещений.
Все лацийцы уже вошли в форт, шлюз закрылся. Теперь неизвестно, сколько отряду придется провести здесь. Возможно, не так уж и долго: в форте, как помнил Марк, должен быть вездеход, запас кислорода, воды и пищевых таблеток. Задерживаться в бункере Корвин не собирался.
Внутренние помещения выглядели достаточно аскетически. Условия жизни были весьма скромными: блок командования, две казармы для персонала (то есть два пустых бетонных куба), санблок и складские отсеки.
Корвин обошел командный блок. Система связи и управления в центре, несколько составленных друг на друга пластиковых стульев и какое-то подобие дивана, обитого кожей потолочника.
Все ждали, когда давление достигнет нормы, чтобы, наконец, снять с себя надоевшие скафандры.
Что с кислородом? Что с запасами воды? – мучил каждого вопрос. И насколько пригодна в новых условиях – все-таки столько лет прошло – система связи? Наконец давление достигло нормы, и Корвин снял гермошлем. Сергей тут же последовал его примеру.
– М-да, помещение без особых удобств, – заметил китежанин. – Но довольно тепло, спать можно без скафандров. А где наш бравый трибун?
– Отправился на внешний периметр – проверить батареи и расконсервировать боевых роботов, – отозвался Корвин.
– Вот как? Неужели он думает, что нам придется драться? – удивился Сергей.
– Он этого не исключает. Кто-то уничтожил наши вездеходы. Делаем вывод: недружелюбные личности на Петре имеются.
– Я бы первым делом наведался в кладовую. Вода и пищевые таблетки – вот что нам необходимо прежде всего.
Однако Сергея уже опередили: легионеры Флакка притащили в центральный бункер из кладовой коробки с припасами. Вода оказалась вполне пригодной, таблетки – если верить пометкам на упаковках – тоже.
Марк сделал несколько глотков, кинул в рот таблетку и шагнул к блоку связи. Но тот уже включился сам.
– Корвин? Марк? – спросил незнакомый голос. – Вы уже на базе?
– Кто вы? – отозвался префект.
– Неважно. Вам знать совершенно не обязательно. Вы спаслись, и это хорошо. Кто-нибудь из ваших спутников пострадал?
– Кто вы? Назовите себя. – Патриций склонился над пультом, пытаясь включить изображение.
Появился столб синего света – но и только. Таинственный собеседник явно не хотел, чтобы его видели.
– Слушайте внимательно, Корвин, – продолжал все тот же голос. – Вы уже сами поняли, что оказались в ловушке. Без посторонней помощи вам не выбраться. Припасов надолго не хватит, подмогу вызвать невозможно.
– Что вам нужно? – спросил раздраженно Марк, еще не веря, что все действительно так и есть.
– А вы не догадываетесь?
– Нет, – солгал Корвин, хотя уже был почти уверен, что столкнулся с элементарным вымогательством.
– Как вы думаете, Корвин, ваша любимая планета готова заплатить за вас и ваших спутников полмиллиарда кредитов?
– Вот сука, – сказал Сергей.
– Я бы хотел вам напомнить, – ответил Корвин, – что Петра находится под юрисдикцией Лация. Вы говорите с префектом по особо важным делам. Я бы на вашем месте прислал за нами транспорт, снял блокаду связи и прекратил этот нелепый спектакль. В любом случае вы проиграете.
– Нет, мой дорогой аристократ, – продолжал незнакомец. – Это вы в неминуемом проигрыше. Вы либо заплатите, либо умрете: другого варианта нет.
Система связи отключилась.
– Вот мерзавец! – выругался Сергей. – Кто нас выдал? Вульсон?
Корвин не ответил: он уже осматривал полки склада. Здесь должны быть автономные приборы определения сигнала. Надо выяснить, где находится преступник. Ведь это азы следственного дела. Коробка с распознавателем сигнала стояла там, где ее оставил дед Марка: под упаковками запасных батарей. Модель устаревшая, но работать должна. Пускай только этот парень свяжется с Корвином еще раз.
Сердце Петры – огромный купол. Снаружи голубовато-белый, изнутри снабженный фальшивым ярко-голубым покрытием. Здания столицы тянулись до самого неба – в самом прямом смысле. Одни здания с другими на разных уровнях связывали пешеходные дорожки. Если смотреть снизу, казалось, что весь город оплетен паутиной из аморфной стали. В центре на гранитном постаменте возвышался огромный шар, тоже матово-голубой. Купол в куполе. Резиденция губернатора. Одни двери – вход внутрь в гранитном монолите.
Внутри резиденция губернатора Петры выглядела помпезно. Здесь было много красного, много золота, фальшивого мрамора, фонтанчиков, голографических экранов, видеокартин. Сам губернатор, дородный и краснолицый, затянутый в белоснежный мундир, расхаживал взад и вперед по кабинету, заложив руки за спину. Он всегда так расхаживал, когда нервничал. И это не сулило ничего хорошего.
Вульсон застыл у самой двери, не осмеливаясь двинуться вперед. Робость его была немного напускной. Вульсон знал, что губернатор ничего с ним сделать не может. Но предпочитал никогда не демонстрировать своей силы без особой нужды.
– Ну и где эти ваши гости с Лация? – спросил губернатор язвительно.
– Мы их потеряли, – сказал Вульсон.
– Что значит – потеряли?! Идиот! – Губернатор сразу перешел на крик. Обычно он бывал сдержан. Но порой начинал орать как резаный. Вульсон к этому привык. – Я же сказал: доставить сразу ко мне! Ко мне! Патриции Лация прибыли на планету, а вы отправляете их в какую-то Черную дыру! Идиот!
– Но, ваше превосходительство, – Майор Вульсон вытянулся перед губернатором в струнку. – Кто мог подумать, что кто-то осмелится напасть лацийцев сразу, как только они покинут космодром!
– Молчать! Где они могут сейчас быть?
– Нигде, ваше превосходительство.
– В чем дело? – губернатор уселся в кресло, плеснул себе из квадратной бутылки в стакан.
– Боюсь, что их уже нет в живых, ваше превосходительство.
– Как это?! – Правитель Петры не донес стакан до губ, поставил вновь на столик.
– Дело в том, что два наших планетолета ошибочно приняли три наземных машины за пиратский десант и уничтожили их.
– Что за бред?! Такого просто быть не может. Наша служба защиты…
– Дала осечку, – прошептал Вульсон. – Лацийцы привезли с собой три наземных машины, мы их идентифицировали. А потом наша система защиты переименовала их во вражеские цели и уничтожила.
– И кто это устроил? – рот губернатора болезненно скривился, нижняя губа оттопырилась. – Моргенштерн?
– Неизвестно. У меня нет никаких данных, – ответил Вульсон.
– Ну, так найдите эти ваши данные и предоставьте их мне. За что вам платят, а?!
– Платят за то, чтобы я охранял нашу систему ценностей, ваше превосходительство. Систему, которую эти люди хотели разрушить.
– О чем вы?
– С ними прилетел Марк Валерий Корвин, вы знаете, этот мальчишка, префект по особо важным делам. Его цель – выяснить положение рабов и вольноотпущенников на Петре, – доложил Вульсон.
– Но мы же договорились, что сенаторы не вмешиваются! – Губернатор наполнил теперь стакан почти до краев. – Какого черта им еще надо?
– Им кажется, что наши люди несчастливы.
– А-а-а… Надеюсь, сами они наконец счастливы, Вульсон?
– Уже счастливы, ваше превосходительство.
– Это ты их поджарил? – раздался короткий смешок. – Молодец.
– Всего лишь система сбоев, ваше превосходительство.
– Лаций нас уже запрашивал?
– Конечно. Но я не дал никакого ответа.
– Система сбоев, Вульсон, система сбоев, – промурлыкал губернатор.
Утром Лери вызвала Марка. По ее расчетам брат должен был добраться до Петры еще накануне вечером. Он обещал связаться с ней, как только обоснуется в гостинице. Но никаких сообщений от Марка не приходило. Спору нет, нуль-контактная связь нередко нарушается. Но Лери уже успела получить информационную сводку: никаких аномалий за последние сутки не наблюдалось. Брат должен был позвонить!
Какое-то неприятное предчувствие мучило еще с вечера. И теперь Лери скорее ожидала услышать ответ робота-оператора о том, что связь недоступна, нежели голос брата.
Но она ошиблась. Отозвался приятный женский голосок:
– Вы что-то хотите передать Марку? – женщина была явно молода.
Сердце Лери бешено заколотилась. Молодая женщина положила руку на живот, потому что ребенок тут же пребольно толкнулся изнутри.
– Да, хочу. Но с кем я говорю?
– Это его гид, – весело отвечал девичий голос. – И заодно – подружка.
– Я – его сестра. – Лери закрыла глаза и почувствовала, как, выкатываясь из-под ресниц, стекают по щекам слезы. – А кто вы?
– Верджи, его гид.
– Почему он не выходит на связь? Чем он занят на Петре?
– Он на Петре? – девушка изменилась в лице.
Связь отключилась. Несколько мгновений Лери смотрела на узор комбраслета. И вдруг сообразила – внезапно, будто током ударило, и ребенок вновь боднулся пяткой, – что она вызвала старый комбраслет брата. Тот, что Корвин утопил в Океане на Островах Блаженных и номер которого он просил стереть. Однако номер сохранился в памяти коммика.
– Лу! – Лери вскочила. – Лу! Где ты?
К счастью, Друз был по-прежнему дома – выздоравливал после аварии, тогда как в обычные дни пропадал на заводе, где монтировали узлы новой боевой станции. Сейчас у него были другие обязанности: он инспектировал отделку спаленки для их малыша. Раздвижная стена (ее не будет, пока ребенок слишком мал, чтобы спать отдельно) из матового пластика отделяла спальню родителей от комнатки будущего наследника. Из мебели в комнате была лишь кроватка, накрытая пологом. Друз как раз проверял, как работает датчик дыхания ребенка, вмонтированный в изголовье кроватки. Даже у самого здорового младенца может случиться остановка дыхания в первые месяцы жизни. Ребенок умирает во сне. Особенно часто такая беда приключается с детьми патрициев. Как будто с первых дней ощущают они тяжесть своей ноши. Но чувствительный датчик тут же уловит, что дыхание прекратилось, и управляющий чип спальни даст сигнал встряхнуть кроватку – обычно этого вполне достаточно, – а заодно подаст звуковой сигнал родителям.
– Что? Началось? – услышав крик жены, Друз побледнел и выронил компьютер-тестер. Но умный прибор не упал, а уцепился лапками за штанину.
– Нет! Еще нет. Еще рано, – воскликнула Лери, появляясь в дверях.
– Фу, ну тогда зачем так кричать? – Друз провел ладонью по лицу. – Что случилось, дорогая?
– Кто-то ответил по браслету Марка. Это тот самый браслет, что потерялся Островах Блаженных.
– Значит, кто-то его нашел, – пожал плечами Друз, не находя в происшествии ничего особенного.
– Лу! Что ты говоришь! Марк утопил браслет в Океане! Понимаешь? И вдруг по нему отвечает какая-то девчонка. Говорит, что его подружка.
– Ну, так проверь, откуда пришел сигнал. Дай запрос и быстренько получи ответ, на каком архипелаге живет его новая знакомая. Кто знает, дорогая, может быть, ты разговаривала с русалкой?
– На Островах Блаженных нет русалок! Они водятся только на Китеже. – Лери связалась с технической службой. – Сейчас дадут ответ, – пояснила она, глядя на мельканье голограмм вокруг своего запястья. – Похоже, ответ вообще пришел не с Островов. Ну да. Лу, только посмотри! Говорили с Петры. Точно – с Петры. Северное полушарие, сектор 1. Это же Столица, сердце Петры. Я сейчас расскажу все Главку, – решила Лери.
Она вызвала ближайшего помощника Корвина, и префект Главк тут же отозвался:
– Корвин сообщил, что прибыл на Петру, и передал цифровые петрийские коды, полученные при регистрации, – сообщил он. – Но с тех пор с ним не было связи.
– А с трибуном Флакком? – спросила Лери.
– Никто из отряда не отвечает.
– Но можно хотя бы определить, в каком они секторе планеты? – настаивала Лери.
– Пока нет. Служба безопасности сообщила, что работает над этим вопросом.
– Отлично! Ну, конечно! Они работают! Кто же сомневался! – взорвалась Лери. – А что вы намерены делать, Главк?
– Ждать. Петра – не в моей компетенции.
Лери отключила связь и повернулась к мужу:
– Что ты об этом думаешь?
– Что я думаю? – повторил вопрос Друз и глянул куда-то вдаль мимо Лери.
“Слушает голос предков”, – догадалась она.
– Думаю, ничего страшного.
– Точно? Ты забыл, на этой чертовой планете сидит Фабий, который ненавидит меня, а значит и Марка лютой ненавистью.
– Марк не дурак. Он не станет встречаться с Фабием. Или ты думаешь, на Петре всего одна дорога и один-единственный купол, где заклятые враги непременно столкнутся нос к носу?
– Я знаю, с ним что-то случилось! – заявила Лери. – Причастен к этому сосланный Фабий или нет, но Марк попал в беду.
И она вышла из будущей спаленки (сказать “стремительно” было нельзя, учитывая ее положение).
Друз прошелся по пустой комнате, посмотрел на детскую кроватку, качнул ее. Потом активировал свой комбраслет.
– Центральный банк, – отозвался механический голос. – Код доступа идентифицирован.
– Говорит Луций Ливий Друз. Мне нужно в жетонах полмиллиона кредитов. Срочно. Подготовьте. Я прибуду к вам через час.
Люс прилетел на Петру, полный радужных надежд. Рабский ошейник снят, все болячки залечены, на счету – три тысячи кредитов. Бывшему рабу эта сумма казалась воистину фантастической. В рюкзачке – набор самого необходимого, плюс вещи, прежде совершенно недоступные – новенький костюм, набор белых рубашек, наладонник; в кармане – электронная карта, на руке – комбраслет. Правда, чтобы связываться с другими планетами, нужна специальная вставка. Но на Петре можно говорить с кем угодно. Только Люсу не с кем было говорить по ком-связи на Петре. Но друзья появятся – он был уверен.
А пока мобиль-автомат мчал его к Сердцу Петры, и Люс предвкушал, как сегодня вечером (уже!) он снимет номер в отеле (он теперь знал, что такое отель) непременно со стационарным выходом в галанет, и нырнет в сеть, как в теплую воду пруда. Завтра утром не прозвучит противный окрик в ушах, никто не будет сдергивать его с нар, гнать из барака, кормить горелой кашей – никто никогда! Люс свободен! Свободен! Люс трепетал, предвкушая. Сердце радостно билось, губы сами собой расползались в улыбке.
Ура! Вперед! Люс бормотал что-то невнятное, кажется, это были стихи, его собственные стихи, свободный человек обязан сочинять стихи, иначе он задохнется от восторга. Стихи свои Люс тут же забывал, не в силах запомнить ни строчки.
А вот и купол столицы – такой огромный, что под ним укрыт настоящий город. Нет, не город – рай!
Красная дорога не прервалась за шлюзом, а повлекла мобиль дальше – по прямой магистрали в глубь прекрасного города. Внутри купола мобиль автоматически сбросил скорость.
Нехотя проплыла святящимся пунктиром цифра “1”, и они въехали в первый район. По бокам дороги тянулся узкий тротуар, дома, покрытые светящейся краской, перемигивались веселыми огнями, на окнах, в большинстве своем переведенных в непрозрачный режим, сверкали рекламные голограммы. Все было пестро, броско, ярко. Внутри купола освещение всегда искусственное. Люс прибыл в столицу вечером, и сейчас купол изнутри казался черным, зато повсюду горели разноцветные огоньки.
Люс открыл фонарь мобиля, и внутрь ворвался шум большого и тесного поселения. Отовсюду несся шум работающих механизмов, голоса людей, звучала музыка. Люс подпрыгивал на сидении и вертел головой, не зная, где остановиться, что выбрать. Тротуары были запружены народом, женщины и мужчины в пестрой одежде легко, по-летнему одетые (внутри купола всегда было тепло). Люс еще не мог выделить в этом потоке чьих-то лиц, – все до одного казались ему прекрасными. Внезапно он увидел перед собой огромную вывеску “Отель”. Название не успел прочесть – да и не все ли равно, как называлась гостиница. Люс велел мобилю свернуть на стоянку. Машина нырнула в широкий, освещенный красными лампочками туннель и остановилась. Люс выбрался наружу. Какой-то парень облокотился на свой мобиль и задумчиво рассматривал данные на своем наладоннике.
– Извините, – сказал Люс. – Как пройти в отель? Это ведь гараж. А мне надо наверх. Мне нужен номер.
Парень поднял голову. У него были красные волосы и выкрашенная синим половина лица.
– Привет, – незнакомец растянул в улыбке накрашенный черным рот. – Ты без опеки?
– Что? – не понял Люс.
– Ну, без ошейника? – уточнил петриец и тронул свою шею.
– Конечно! – с гордостью заявил Люс. – Я был рабом на Ко… Вер-ри-а, – соврал он, поскольку велено ему было Колесницу не упоминать, а всем говорить, что выкуплен родней с колонии Вер-ри-а, что в принципе не было редкостью. А вот бегство с Колесницы Фаэтона считалось делом почти невозможным.
– Так ты освобожден и прибыл к нам? – петриец оживился.
– Ну да!
– И у тебя есть патрон?
– Что? Ах, ну да, да. Манлии. Мой патрон – один из Манлиев. А я – его клиент. Но Манлии на Лации. Они дали мне три тысячи кредитов и обещали присылать еще тысячу каждый год.
– Как я рад! – петриец кинулся жать руку Люсу. – Меня зовут Турн.
– Я – Люс. И я тоже рад. – Люс в радостном порыве обнял Турна.
– Идем, покажу тебе отель, парень. Тебе здесь понравится. Это замечательный отель. Просто супер.
– И выход в галанет есть? В номере? – осторожно спросил Люс, еще не веря своему счастью.
– Конечно! О чем речь!
Они миновали какой-то коридор, поднялись на лифте и очутились в небольшом холле. Здесь было светло, вкусно пахло, росли в кадках настоящие пальмы, и над головой сверкал лазурью потолок, имитируя небо. За оранжевой стойкой возвышался портье, одетый во все белое. Лицо у портье было золотистого оттенка – обычно такая кожа бывает у людей, долго живущих в купольных городах Петры.
– Это мой друг Люс, и он прибыл с Вер-ри-а, – объявил Турн. – У него три тысячи кредитов на счету.
– Очень рады вас видеть, уважаемый Люс! – человек за стойкой улыбнулся так, будто всю жизнь мечтал встретиться с новым постояльцем.
“Уважаемый Люс!” – при этих словах рот нового жителя Петры сам собой расплылся в улыбке: никто так к нему прежде не обращался.
– Я хочу снять номер в вашей замечательной гостинице, – дрожащим голосом объявил бывший раб. Больше всего на свете в эту минуту он боялся, что ему откажут.
– Конечно, уважаемый Люс, – кивнул портье. – Желаете номер с ванной?
– А можно?
– Конечно. В чем проблема?!
– И с постоянным выходом в галанет? – Люс отер ладонью пот со лба. Он весь дрожал. Вот оно – счастье!
– Разумеется. Но только оплата за десять дней вперед.
Тут Люс испугался. Хватит ли у него кредитов, чтобы оплатить такой шикарный номер на столько дней? Он весьма смутно представлял расценки Петры. Впрочем, как и любые другие расценки. На Колеснице он никогда ни за что не платил. А все дни, что ему довелось пробыть на Лации, он жил в больнице, где его обследовали, лечили, и где его посетил один из Манлиев, осчастливив известием, что отныне Люс стал клиентом патрицианского рода. Обязанность клиента – чтить патрона и верно служить ему, а патрон будут отныне опекать Люса, где бы тот ни находился. А находиться вольноотпущенник должен на Петре.
– И сколько это будет стоить – за десять дней? – выдавил Люс.
– Два кредита в день, значит, за десять суток – двадцать, – отвечал портье.
– Двадцать? И только?! Тогда я заплачу за месяц вперед! – расхрабрился бывший раб.
– Это совсем не обязательно, – вмешался Турн. – К чему за месяц…
– Я хочу за месяц! Да, да, за целый месяц! Вот! – Люс протянул свою карточку портье. – Прошу.
Портье посмотрел на карточку, потому почему-то на Турна и сказал:
– Тогда уж оплатите и завтраки с ужинами. У нас шведский стол.
– Какой? – не понял Люс.
– Шведский. Вы можете брать еды, сколько захотите. Только выносить нельзя. За месяц тридцать кредитов. Завтрак длится час, ужин – два часа.
– Ужины и завтраки? Каждый день? – Новый постоялец не верил своему счастью. – Хорошо, плачу!
Портье вернул ему кредитку вместе с пластиковым ключом от номера.
– Через час уже начнется ужин. Мы ждем вас, уважаемый Люс. Ключ послужит вам пропуском в зал.
– Идем, приятель, я покажу, где твой номер, – Турн подхватил Люса под локоть и повлек к лифту.
У нового обитателя Петры подгибались ноги.
Номер находился на двадцатом этаже. В общем-то, не слишком шикарный номер – это понял даже Люс, когда открыл дверь. Комнатка была крошечной, без окон. Кровать, над нею – антресоль для вещей, откидной столик, над которым выступала консоль галанета, углом в эту комнатушку вдавалась ванная – раковина, туалет впритык друг к другу, и, наконец – сама ванна, в которой можно было сидеть, только согнув колени.
Но Люс был непривередливым постояльцем. Чистое белое белье на кровати, покрытый чем-то ворсистым пол (можно ходить босиком), регулятор температуры, автономный переговорник, по которому можно было заказать услуги из перечня, что висел на пентаценовой пленке у кровати. О чем еще может мечтать бывший раб?
“Я готов жить здесь хоть целый год!” – подумал Люс, падая на кровать.
И тут же сообразил, что это вполне можно устроить. Пока что все его траты составили не так уж и много. Наверняка придется еще за что-то платить, – он, правда, пока не знает, за что. Но даже если тратить триста кредов в месяц, можно прожить десять месяцев, ни о чем не думая. Десять месяцев безделья. Десять месяцев он может делать все, что душа пожелает и ни о чем не думать. Правда, потом надо будет где-то работать, добывать кредиты. А как это можно сделать, Люс представлял весьма смутно.
На ужин новый постоялец спустился в своем единственном костюме, в белой рубашке и туфлях из кожи потолочника. Обеденный зал был огромен и состоял из трех отделений. Повсюду – стойки с едой: в одном месте холодные закуски, в другом – горячее, в третьем – десерт. Люс не знал, за что хвататься. Набрал еды полный поднос – что это за деликатесы, и каковы они на вкус, бывший раб представлял весьма смутно, брал все подряд, сознавая, что съесть не удастся и половины. Выбрал место за столиком, уселся. Рядом очутился Турн. На его подносе сиротливо притулились две тарелки. Немного ветчины бифштекс и запеканка – ужин весьма скромный.
– Ну, как, доволен? – ухмыльнулся новый знакомый.
– Замечательно!
– Советую белое вино, оно лучше, чем красное, – сказал Турн.
– Неужели здесь есть еще и вино? Оно тоже бесплатно? Вино – наливай, сколько хочешь? – не поверил Люс.
– Конечно. Принести?
Люс кивнул – говорить он не мог: горло перехватило. Ему хотелось плакать. Он был в раю.
Турн вернулся с двумя бокалами.
– Что планируешь делать дальше? Как жить? – поинтересовался как будто между прочим он.
– Я посчитал, что целый год могу жить в гостинице.
– Вот как? – Турн удивленно приподнял брови. – А ты учел, что надо платить за купол?
– Как это? – про оплату купола Люс, разумеется, ничего не знал.
– Если ты живешь в купольном городе, ты должен платить каждый день. Кред за местные сутки. Они будут сниматься с твоего счета автоматически. Каждый полдень – щелк – и нету. Петрийский полдень – учти. Так же и за номер платишь – каждый короткий полдень.
Люс не сразу сообразил, что сутки на Петре в два раза короче, чем на Лации, так что за год набежит сумма немаленькая. Тут же заодно вспомнил, что суток в петрийском месяце в два с лишним раза больше, и, значит номер Люсу обошелся в два раза дороже, чем он полагал.
– А завтраки… и ужины? Они как – по-петрийски? – с надеждой спросил Люс.
– Нет, – покачал головой Турн. – Купол живет по стандартному времени. Двадцать четыре стандартных часа – лучший биологический цикл для человека. Завтраки с ужинами – по этому циклу.
Услышав про эти все тонкости, а, главное, про самопроизвольно исчезающие кредиты, Люс приуныл.
– Нет, нет, растянуть надолго твои три тысячи никак не удастся, – тут же посетовал Турн. – Ты все истратишь месяца через три-четыре. Даже если будешь экономить на каждой мелочи. И учти, год на Петре – почти полтора стандартных. Именно столько тебе придется ждать посылки от своих благодетелей.
– Что же делать? – разочарованно протянул Люс.
Он вдруг испугался как-то совершенно по-детски, потому что три месяца – это срок в самом деле ничтожный, даже если в каждом месяце – шестьдесят пять сумасшедших ополовиненных суток.
– Не переживай, парень, все можно исправить! – ободрил его Турн. – Надо вложиться.
– Как это? – не понял Люс.
– Надо срочно вложить твои три тысячи в фирму по строительству куполов. Беспроигрышный вариант. Двести процентов годовых. Купола всем нужны. За купола платят. “Небесный город”, – слышал про наш холдинг?
– Н-нет… – выдавил Люс, и едва не подавился куском искусственной свинины.
– Лучший холдинг! – заверил Турн нового знакомого. – Ты каждый год будешь получать шесть тысяч. Понимаешь? Вместо трех – шесть, и каждый год.
– Но у меня на счету уже не три тысячи, а меньше, – признался Люс.
– Вот-вот! – раздраженно перебил Турн. – Я же говорил: не плати за месяц вперед.
– Что же ты сразу не сказал? – Люс едва не плакал.
– Ничего страшного. Вложим две с половиной. Да ты не переживай, все креды не удалось бы снять: банк непременно заблокирует не меньше сотни, гарантируя оплату за купол. Ну, ты готов? Завтра идем вкладываться.
Весь вечер и почти всю ночь Люс провел в галанете, заснул только под утро, пропустил в результате завтрак, потому что явившийся за ним Турн разбудил его после того, как вход в столовую закрылся.
Голодный и неумытый (норму воды за стуки он, оказывается, уже израсходовал) новый обитатель Сердца Петры отправился покупать акции. Со счета удалось снять только две тысячи четыреста кредитов (больше банк отказался выдать), и на указанную сумму Люсу вручили несколько очень красивых глянцевых бумаг. После чего Турн пожал приятелю руку, поздравил с удачным приобретением и сообщил, что его ждут неотложные дела. Так что обратно в отель Люс вернулся один.
В течение целого месяца бывший раб был счастлив. Вернее, почти счастлив. Днями (или ночами) он гулял по сети, нередко из-за этого пропуская завтрак или ужин. Но в принципе с едой все было нормально. Люс даже научился немного мухлевать: выносил в карманах маленькие тюбики джема и пакетики с соком. Белье ему меняли регулярно. Воду он экономил, так что через два дня на третий принимал полноценную ванну. Минус был один. Девицы. Длинноногие красавицы, с матовой кожей и алыми губами, они всякий раз появлялись перед ужином у стойки и бросали в сторону постояльцев зазывные взгляды. Но бесплатно (это Люс уяснил очень скоро) никто из них не желал иметь с ним дело. Двести кредитов – стандартная такса за час любовных услуг. Подобной роскоши бывший раб барона Фейра позволить себе не мог. Люс решил, что, как только он получит девиденты по акциям, то непременно снимет себе одну из этих красоток. На час. Или на два.
Но месяц прошел, и в номер Люса требовательно постучали.
– Оплата за десять дней вперед, – потребовал смуглолицый парень в форме отеля. Он был на голову выше Люса и куда шире в плечах.
– Но я… я получу деньги только через два месяца. – Так, во всяком случае, обещали в той конторе, где он покупал акции “Небесного города”. Только теперь Люс сообразил, что не подумал о том, на что он будет жить целых два месяца – до обещанных девидентов.
– Оплата за десять дней вперед, – повторил служитель отеля.
– У меня акции лучшей строительной фирмы. Они строят купола. “Небесный город”.
– Оплата за десять дней вперед!
– Подождите до вечера! Я же въехал вечером! – взмолился Люс.
– Только до полудня.
Люс кинулся в контору, где покупал такие красивые акции. Парень за стойкой, едва взглянув на протянутую бумажку, отрицательно покачал головой:
– Не принимаем.
– Но как же! Это же классные вложения. Купола! Будущее планеты.
– Не принимаем! – прозвучало вновь.
Люс вернулся в отель, забрал вещи и вновь отправился искать контору, где можно продать акции. Вывески мелькали, акциями торговали на каждом перекрестке, но всюду на предложение купить бумаги “Небесного города” следовал один и тот же ответ: “Не принимаем!”
– А когда будете принимать? – тоскливо спросил Люс. – Через неделю? Или через месяц?
– Это вряд ли, – ответил ему коротко остриженный юноша с прозрачными улыбчивыми глазами и розовыми кукольными щечками.
Смотрел он странно, – будто не на самого посетителя, а куда-то сквозь. Но при этом знал, что человек здесь, рядом, и этот факт весьма забавлял юнца.
В тот миг Люс осознал, что погиб. Окончательно и бесповоротно. Будто кто-то ударил огромным молотом по куполу и выпустил из него воздух. Люс стал задыхаться. С каждой минутой все отчетливее понимал, что пришел конец его свободе, бесконечным прогулкам по сети, надо где-то искать работу, надо найти дешевое жилье в кредит, надо решить кучу вопросов, а как это сделать как просто подступиться к этим страшным проблемам – неизвестно. Люс содрогнулся. Он не представлял, как искать работу. Ему всегда указывали, что делать, как и когда. Он никогда не решал сам, чем заняться. Его задачей было – ускользать от работы, убегать, обманывать надсмотрщиков и стараться не попасться на глаза хозяину.
До самого искусственного заката бродил Люс по улицам Сердца Петры. Увидев вывеску “скупка”, он зашел в магазинчик и вывалил на прилавок содержимое сумки. Старик-хозяин со сморщенным черным лицом взял у него костюм (почти новый), две белые (совершено новые) рубашки и наладонный компьютер – и выдал семь кредитов.
– Скажите, уважаемый, а что будет… ну, если на счете кончатся кредиты, и… за купол нечем будет платить?
– Вас отправят, – кратко сказал старьевщик.
– Куда? На Лаций?
Старик посмотрел на собеседника как на идиота:
– На строительство куполов. Сделают опекаемым.
– Что? – Люс потрогал шею. – Это рабство?
– Вам не дадут умереть.
– Вам не нужен помощник, уважаемый?
Скупщик презрительно дернул ртом, и от этой усмешки все внутри Люса оборвалось. Он спешно сгреб ненужные вещи в сумку, взял жетончики-кредиты и вышел. Прошел до следующего квартала, остановился там и разрыдался совершенно по детски – с громкими всхлипываниями, с размазыванием слез и соплей по лицу. Он хотел, чтобы кто-нибудь его немедленно отсюда забрал. Сейчас же. Он даже готов был умереть. Только, чтобы это было не больно.
– Эй, парень, хочешь двадцатку? – окликнул Люса немолодой тощий мужчина, с головы до ног затянутый в блестящий черный костюм из кожи потолочника.
Люс почти сразу понял, что означает это предложение, и пустился бежать. Он мчался, пока совершенно не выдохся, а грудь не стало разрывать и царапать изнутри наждаком. Обессиленный, он привалился к стене и, хватая ртом воздух, тупо смотрел на вывеску кафешки на другой стороне улицы, на мутные, покрытые толстым слоем пыли окна, в одном из которых висело написанное от руки объявление: “Требуется мойщик посуды”. Люс смотрел на эту кривую красную надпись, и до него не сразу дошло, что это означает: “Работа!”
Ему повезло!
Люс кинулся через улицу наперерез, едва не попал под мобиль, толкнул дверь в кафе, скатился по ступеням и припал к стойке, вцепившись в покрытый жирным налетом пластик ногтями.
– Мне нужен хозяин, – выдохнул охрипшим, севшим голосом.
– Я – хозяин, – буркнул лысый полный мужчина за стойкой. – Чего тебе?
– Там… – только и сумел выговорить Люс и ткнул в окно, где висело объявление.
Теперь он заметил, что изнутри прилепленное к окну объявление вовсе не объявление, а красивая акция холдинга “Небесный город”.
– Мытье посуды – три кредита в сутки, – отвечал скучным голосом хозяин. – Плюс пожрать задарма можешь два раза. Объедки твои, если не брезгуешь. Раз в месяц – премия. Двадцать кредов. Если работать будешь старательно. Станешь прогуливать или опаздывать – лишу премии. – Ну, готов?
– Хоть сегодня, – сказал Люс и, покосившись на окно, спросил. – Откуда у вас это?
– Ты о чем? А, “Небесный город”?! Да их печатают каждый месяц сотнями. Втюхивают бывшим рабам. Дурни их покупают. Мы их так и называем “Рабские акции”.
“Неужели сегодня я тоже должен идти туда и мыть посуду? – в ужасе думал Люс утром, открывая глаза. – Неужели мое предназначение – мыть посуду? Зачем? Зачем я должен мыть посуду? За три кредита? А зачем мне три кредита? Кредит за эту чертову дыру, кредит за купол и кредит просто так”.
От синтезированной жратвы в дешевой кафешке его уже тошнило. Но он не мог позволить себе ничего другого. Кредит за крошечную комнатенку без окна, зато с сортиром и раковиной, кредит за купол… и… еще один лишний кредит. Почему-то всегда кто-то непременно его требовал себе: то коп, штрафующий за переход в недозволенном месте, то служба связи за пользование галанетом, то еще кто-то. Они падальщиками спускались с искусственного купольного неба, чтобы потребовать с несчастного Люса мзду.
Уж неведомо почему, но Люс месяца три или четыре пребывал в уверенности, что этот кошмар должен вот-вот кончиться сам по себе, и наступит какое-то новое житье. Ему даже стало казаться, что ему кто-то (только он не помнил, кто) пообещал, и не просто пообещал, а гарантировал счастье в грядущем, и надо только терпеливо дождаться выполнения этого обещания, и все будет замечательно. Но через три месяца Люс сообразил (это было как вспышка, как озарение), что никто ничего ему не обещал и не мог обещать. А все эти его надежды, весь этот план счастливой будущей жизни – взялся неведомо откуда.
Самым ужасным наверное было осознание факта, что нет никакого предела, никакого срока. Возможность куда-то уйти, уехать, изменить хоть что-то была ничтожной. На Колеснице Фаэтона Люс носил ошейник, и подобные мысли никогда не посещали его, хотя нельзя назвать его было счастливчиком. Просто раб не понимал смысла этих слов – счастье или несчастье. Он считал, что так и должно быть – ему положено работать и подчиняться, а не работать и не подчиняться – плохо, хотя иногда удавалось пофилонить.
На Петре он осознал, что подчиняется ничтожествам, а работа не дает ему ничего, кроме жалкого куска хлеба, затхлого воздуха и пахнущей водорослями воды. Неужели это и есть свобода – чертов купол, мытье посуды в кафе двенадцать часов в сутки и полуголодная жизнь? Или свобода в том, что один получает все, а другой – долю, хуже рабской?
Несколько раз Люс пытался отыскать в галанете адрес Марка Валерия Корвина. При наборе этого имени на него сваливались гигабайты информации, но адреса Люс не находил. Связи не было. “Марк, помоги!” – кричал Люс в чертову консоль галанета, но крик его уходил в никуда. В ответ вывалились голограммы порномоделей и предложения снять одну из этих красоток за двести или триста кредитов.
Это утро было таким же, как и все другие: внутри купола всегда царило теплое лето, сменялись искусственные ночи и дни, голубое небо или черное небо, всегда одинаковая липкая теплынь, шум бесчисленных работающих механизмов и безветрие.
Люс оделся (он уже давно носил фирменные белые брюки мойщика и рыжую майку с эмблемой кафе и цифрой “7” на спине – просто потому, что их отдавали в стирку, и не надо было платить в прачечной полкредита), плеснул на ладонь чуть-чуть воды, отер лицо. Ощутил ладонью щетину, но никак на это не среагировал (два кредита за лезвия и гель он выкладывать пока не собирался) и побрел в кафе.
В роскошных ресторанах подавали на фарфоре и серебре, там посуду мыли посудомоечные машины. В заведениях попроще пользовались разовой посудой и спускали все в утилизатор. В их забегаловке в тазу с едким раствором, от которого кожа на руках становилась шершавой и опадала серыми чешуйками, Люс двенадцать стандартных часов подряд полоскал пластмассовые разовые стаканчики и разовые пластиковые тарелки. Вилки и ложки, тоже разовые, он замачивал в другом тазу, а потом выгребал на поднос и нес в зал.
– Ложка грязная, ты что, не видишь, кретин, ложка грязная? – совал ему в нос покрытую желтым налетом пластмассовую ложку какой-то парень в черном комбинезоне и в трикотажной, натянутой до бровей шапочке вольноотпущенника.
Носить такую шапочку считалось среди бывших рабов особым шиком.
Люс не отвечал, он поворачивался и уходил в свой закуток, проверял на всякий случай бутылку с надписью “Жидкие перчатки”. В бутылке что-то плескалось на дне, но из горлышка не вытекало ни капли. Хозяин на вопрос: “Где перчатки?” отмахивался “нет денег” и шел за стойку.
Раз в месяц приходил санинспектор, низкорослый толстяк в серебристом переливающемся костюме. Он осматривал кафе, морщился, и тогда официант Кер снимал свой фартук и удалялся с санинспектором в кладовую на полчаса, после чего толстяк уходил, весело насвистывая модный мотивчик. За эти “ценные услуги” хозяин прощал Керу многое: и опоздания, и ночные дебоши в кафе, и воровство жратвы по мелочи. Однажды Кер ударился в загул, и как раз в тот день явился санинспектор. Гость, как всегда морщась, оглядывал помещения, и при этом бросал косые взгляды на Люса, потом принялся о чем-то шептаться с хозяином. Бывший раб все понял. И еще он сообразил, что спорить и надеяться отстоять свое достоинство – глупее глупого. Он выскользнул из кафе, удрал на другую сторону улицы, взлетел по открытой лестнице этажей на семь, уселся и стал ждать, когда же инспектор покинет кафе. Тут он обнаружил, что на многочисленных лесенках, опоясывающих высотные здания, что растут в куполе до самых искусственных небес, идет жизнь совсем иная, нежели кипящая внизу. Здесь разгуливают молодые холеные люди, затянутые в изящную одежду из тончайшей кожи потолочников. Они никуда не торопятся, о чем-то болтают, смеются, разговаривают на каком-то особом, не понятном Люсу языке. А главное, чего не понимал Люс, так это почему они весело и непринужденно порхают здесь, а он должен после ухода инспектора, спускаться назад и снова мыть эту проклятую посуду. Иногда они уходят в здания и занимаются там какой-то непонятной работой, но что они делают внутри, узнать Люс не мог, потому что снаружи огромные синие псевдостекла не прозрачны.
Когда Люс вернулся, то получил от хозяина хорошую затрещину. А Кер на другой день был бит немилосердно и в первый раз в том месяце лишен премии.
Но теперь иногда по ночам после работы Люс тайком карабкался наверх, усаживался где-нибудь на седьмой или восьмой галерее, смотрел во все глаза и слушал. Обычно беднягу не замечали, иногда кто-то бросал ему на колени жетончик на пару кредитов, но чаще проходящие пинали сидящего ногами, а иногда кто-нибудь начинал его бить или пытался сбросить вниз. Тогда Люс уходил, но следующей ночью взбирался на верхние уровни в другом месте. И непременно – выше прежнего. Он и сам не понимал, почему карабкался на десятый уровень, если накануне его пытались сбросить с девятого.
В это утро, едва Люс явился на работу и увидел груду неведомо откуда взявшейся посуды (вчера, уходя, он все вымыл, все, до последнего треснувшего стакана) он завыл от отчаяния. Явилось безумное желание – кинуться к границе города, выскочить без скафандра и защиты наружу и умереть. Ему было безумно жаль себя, хотелось назад, под открытое небо Колесницы, на простор, невыносимо хотелось жареной маисоли. Да что маисоль, – он уже и морковку сырую готов был грызть, но только чтоб убраться отсюда, из этого вонючего кафе, от этого таза с дезраствором – навсегда. Люс уже не помнил, как мерз осенью на уборке ле карро, как ноги дубели в пластиковых башмаках, как сидел зимними короткими днями в хранилище и очищал гнилые кочаны капусты от черных листьев, как ночью пробирался в вонючий уличный туалет. Ничего этого он не помнил. Ни бараков, ни нар, ни ударов кнута Жерара, ни воплей барона Фейра, ни перекрытого доступа в Галанет, ни отсутствия книг. На кой черт ему теперь книги в это мерзкой забегаловке? Он и не читает уже почти! Так устает, что валится на кровать и проваливается в черноту, не видя снов, как прежде не видел их на Колеснице.
– Люс! – гаркнул хозяин. – Иди, вытри столики. Там повсюду лужи. И на полу грязь. Замой.
– Вчера вытирал. Не знаю, кто тут насвинячил! – огрызнулся Люс. – Наверняка Кер. Вот пусть он и убирает.
– Кер мыть не будет, он – официант. Ты будешь! – рявкнул хозяин. – Я тебя для этого держу.
– А пошел ты…! – впрочем, не особенно громко огрызнулся Люс.
– Марш, кому сказано! Или вылетишь к чертям за дверь! Ну!
“Вот она, свобода, извольте кушать”, – мысленно усмехнулся Люс и отправился вытирать столики.
Грязь в кафе была ужасная. К тому же в углу кто-то наблевал. Под столиками были набросаны мятые пластиковые стаканчики и тарелки. Многие посетители нарочно их мнут и ломают, чтобы нельзя было использовать по второму разу.
Сейчас посетителей почти не было. Лишь за одним почти чистым столиком сидел невысокий парень в шелковой блузе и шелковых шароварах. На Петре подобные одеяния из серебристо-серого и блекло-лилового материала были очень модными и дорогими.
В первый момент Люс подумал, что перед ним Марк. Но, приблизившись, Люс понял, что этот вовсе не его старый друг с Колесницы Фаэтона. Гость выглядел куда изящнее и аристократичее. Впрочем, откуда знать мойщику посуды, как теперь выглядит патриций Марк Валерий Корвин.
– Люс? – спросил посетитель, когда парнишка принялся размазывать губкой по его столику разлитое накануне пиво.
– Ну…
– Я – Валентин Толь, – преставился гость. – Из благотворительной организации. Мы помогаем бывшим рабам. Ведь ты бывший раб? – Лицо гостя озарилось мягкой доброжелательностью. Светло-голубые глаза так и лучились добротой.
– Ну. Только у меня нет кредитов. Понял? – Люс постарался ответить грубо.
– Ну что ты, уважаемый Люс! О чем речь! Мне ничего не надо. Наоборот, я пришел помочь. У тебя есть друзья во внешнем мире? Кто-то, способный тебе помочь, кому можно передать весть? Человек, обладающий силой. Например, твой отец или брат. Или друг. Ведь кто-то у тебя должен быть, не так ли?
– Может быть, и есть. – Люс продолжал возить губкой по столу, не замечая, что пачкает роскошный наряд посетителя.
– И кто это? Если не секрет.
– Не секрет, – буркнул Люс. – Это Марк Валерий Корвин.
– Патриций с Лация? – воскликнул Толь. – Он – твой брат?
– Нет, он – друг. Мы вместе… то есть неважно. Он поможет. Если его найти.
– Как долго вы с ним знакомы? Месяц? Два? – выспрашивал Толь.
– Двенадцать лет.
– Отлично. Этот человек непременно сделает все возможное.
– Я не смог с ним связаться, – признался Люс.
– Для нашей организации это не проблема. Я без труда переправлю послание твоему другу. Надо только его записать. Но это не так просто сделать. Это сложно.
– Я его ненавижу, – вдруг выкрикнул Люс и яростно шлепнул губкой по столу, будто ставил точку. – Не буду ничего писать. Чтоб ему до Ватерлоо дожить.
– Кого ненавидишь? – не понял Толь и стер брызги разовым белым платком со щеки.
– Марка. Он там на своем Лации, который как рай, а я здесь, в этой дыре. В этой мерзости. Неужели не ясно?! А?
– Это неважно, – сказал Валентин Толь очень тихо. – Вопрос в другом. Марк Валерий Корвин тебя помнит, как ты думаешь?
– Помнит, куда ж ему деться! Но сделал вид, что забыл. Мы вместе на Колеснице были рабами. Вместе убирали эту чертову ле карро. А теперь он – патриций. А я – вот… – отчаяние, копившееся многие дни, вырвалось наружу. Люс забыл, что должен молчать о Колеснице. Да и кому должен? Зачем? А пошли вы все! – Я – здесь!
– Люс! – угрожающе прорычал хозяин за стойкой.
– Иди, Люс! – добрым голосом напутствовал Валентин Толь. – Иди, добрый мой человечек. Я приду позже. Когда ты закончишь работу. И мы поможем тебе. Мы отправим письмо твоему другу Марку.
Люс переместился к следующему столику, а посетитель поднялся и вышел. Люса охватило отчаяние. Вдруг этот парень никогда больше не появится в дешевом отвратительном кафе? Да и найдет ли он заведение, которое на карте Петры обозначено всего лишь как котел 7?
– Подождите! – Люс выскочил из кафе, но увидел лишь, как Толь садится в длинный ярко-синий мобиль.
На закрывшейся за Валентином дверце сверкала голограмма “Вавилон”.
– Неужели не удалось связаться с космопортом? – спросил в третий или четвертый раз Корвин.
– Полная тишина! – покачал головой Флакк.
Вместе с “лейтенантом Вином ” они уже два часа возились с системой связи, но не могли выудить из нее ни звука.
– Но ведь с нами говорил этот некто! Значит, система исправна! – воскликнул Марк.
– Исправна, но заблокирована, – уточнил Сергей.
– Невозможно! – Корвин мотнул головой. – Это военный образец. Пусть и устаревший. Его нельзя заблокировать. Мы можем отсюда связаться с Лацием. Или с Китежем. Да с кем угодно! Флакк, попробуй! – повернулся Корвин к военному трибуну.
– Я же говорю: пробовал. Лаций не отвечает.
– А Китеж? – спросил Сергей. – Может быть, Китеж ответит?
– Полное молчание. Можем только предположить, что это какие-то помехи и…
Флакк не договорил: один из легионеров направился прямиком к нему:
– У нас проблема, трибун.
– Что еще? – повернулся к легионеру Флакк.
– Шлюз не работает. Мы не можем покинуть базу. Собрали всякий хлам, хотели выйти наружу, а дверь не открывается.
Все трое – Флакк, Сергей и Корвин – кинулись к наружному шлюзу. Но напрасно Марк нажимал кнопки, напрасно отдавал приказ дверям открыться, ничего не выходило. Шлюз как будто умер, как прежде умерла система связи.
– Мы можем взорвать дверь гранатой, – сказал Флакк. – Но тогда нам придется покинуть базу.
– Не выйдет, – сказал Сергей. – Не получится. Я уже кое-что подсчитал: даже если забрать все запасы кислорода, воды и пищевых таблеток с базы, мы не сможем дойти пешком до этой треклятой Чертовой дыры.
– Не может быть! – в ярости выкрикнул Корвин. – Здесь должны быть запасы на стандартный месяц для целой роты. Я знаю!
– Знаешь, я тоже удивился, – кивнул Сергей. – Но вскоре понял, что кто-то выпотрошил наши припасы. Здесь побывали до нас. Я предлагаю новое толкование записки: наш таинственный собеседник знал, что мы должны прийти на эту базу, и подготовился к встрече.
Марк вернулся в командный бункер, уселся на старый диван. За последний год он привык к тому, что самую сложную загадку может разгадать почти без усилий. И вдруг нашелся кто-то, кто обвел его вокруг пальца и, более того, предвидел, как станет действовать Корвин.
“Образ твоего мышления должен оставаться черным ящиком, иначе ты проиграешь”, – вспомнил он подсказку из сна.
Значит, кто-то догадался, что творится внутри черного ящика, и победил.
– У нас имеется вездеход? – спросил Флакк, останавливаясь перед своим молодым другом.
Марк кивнул:
– Да, есть, в подвале. Можно поискать.
Однако и этот путь оказался отрезан: металлические двери в подвал также были заблокированы.
– Нас здорово прижали, – заметил Флакк. – В крайнем случае, мы можем взорвать подвальную дверь, но это большой риск. Рискуем повредить вездеход, тогда мы уже точно не покинем базу.
– Не исключено, там уже нет вездехода, – предположил Сергей. – Во всяком случае, система управления бункером его не идентифицирует.
– Похоже, кто-то очень хочет получить наши полмиллиарда кредитов, – заметил Сергей.
И тут же, будто в ответ на его замечание, снова ожила система связи.
– Ну, как, ребята, – спросил все тот же голос. – Вы поняли, наконец, что отсюда вам попросту не выбраться?
Марк покосился на определитель сигнала. Судя по миганию – работает. Есть шанс вычислить мерзавца.
– Мы все поняли, – отозвался Корвин. – Изложи свои требования.
– Я же сказал: полмиллиарда.
– Может быть, тебя удовлетворит полмиллиона?
– Полмиллиона я уже истратил, – хмыкнул таинственный вымогатель. – Полмиллиарда – не такая уж большая сумма за всех вас, не так ли, мой драгоценный патриций?
– Но я забыл прихватить с собой полмиллиарда кредов, – заметил Корвин.
– Не проблема. Я выделю тебе защищенный канал, свяжешься со своей сестрой и потребуешь, чтобы Лери перевела на счет в петрийском банке полмиллиарда. Номер я укажу. Креды пусть берет из сенаторского фонда на развитие Петры.
– Сенаторы отчитываются за каждый кредит из этого фонда, – напомнил Марк.
– Вот ты вернешься и отчитаешься, – хмыкнул их таинственный враг. – Запоминай комбинацию счета. – И он назвал цифры.
– Послушай, я не знаю, кто ты! – закричал Корвин. – Но я приехал на эту планету, чтобы помочь рабам. Освободить их. Рассказать в сенате о недопустимом…
– Ма-арк! – с укором произнес незнакомец. И Корвину почудилось, что грозит ему пальцем. – Здесь нет рабов, здесь есть опекаемые. Их используют и ценят. Ценят, мой друг. Чем они хуже тебя? Или твоей сестренки? Или этого нахального Друза?
Связь опять отключилась.
– Это Фабий, – сказал Флакк. – Он изменил голос, но не смог нас обмануть: мерзавец перечислил всех своих смертельных врагов.
Марк кинулся к определителю сигнала. Но первым у прибора оказался “лейтенант”.
– Работает, старушка, – улыбнулся галанетчик.
– Шантажист говорил из неизвестного мне места примерно в сотне километров отсюда, – сказал префект Корвин. – Дайте карту.
Флакк протянул ему пентаценовую планшетку.
– Вот отсюда. – Марк указал сектор.
– Судя по обозначениям, здесь ничего нет. Вообще ничего, – покачал головой военный трибун. – Пустыня и ямы. Возможно, там собирают кожи потолочников, как и во многих других местах.
– Итак, есть какие-то соображения? – спросил Корвин.
– Мы попали в ловушку, – сказал Сергей. – Послание Люса – ловушка.
– И кто ее подстроил? – поинтересовался “лейтенант”. – Кто считает себя настолько неуязвимым, что хочет получить выкуп за граждан Лация?
– Вопрос задан неверно, – усмехнулся Корвин. – Надо искать людей, которые способны нам угрожать, а потом смогут беспрепятственно смыться.
– Петрийские наемники, – сказал Сергей. – Они способны и не на такое. Хапнут кредиты и отсюда – прямиком на планету Венецию. Или на Фатум. Или еще куда-нибудь. Мир велик.
Марк вспомнил о том, как неосторожно рассказал Рудгеру и Ви о своем прошлом. Выходит, эти боевые ребята решили воспользоваться его откровенностью. Неужели они предали его? Предали… Но разве это предательство – заработать полмиллиарда и свалить с ними на какую-нибудь ласковую планетку?
“Мы вместе сражались, – и только”, – мысленно усмехнулся про себя фальшивый сержант Лонг.
“Разве этого мало?” – возразил голос предков.
Похоже, внутренний голос был не согласен с поспешными выводами юного следователя.
Но у Корвина не было иных версий. Кто-то разгадал его “черный ящик”. И что же теперь? Заплатить за свою ошибку полмиллиарда кредитов из казны Лация? Может быть, Корвин и мог бы рассмотреть этот вариант. Но он ни за что не хотел вмешивать в опасное дело Лери.
Значит, придется выкручиваться самому. И надо первым делом поспать.
“Сон – главное для патриция", – усмехнулся про себя Марк.
Он повалился на диван, который считал своим по праву – ведь здесь когда-то спал его дед, – и заснул.
Новенький сверкающий мобиль подъехал к железным воротам и остановился. Впрочем, ворота эти были весьма условные – две стальные, покрытые красной ржавчиной арки, воткнутые в песок. На одной из них висела табличка с уже изрядно попорченной, неровно сделанной надписью “Поместье Вавилон. Частная собственность. Въезд запрещен”. Из мобиля вылез мужчина в отлично подогнанном хамелеоновом скафандре, который, мгновенно изменив цвет, сделался почти неразличимым на фоне красно-коричневой петрийской пыли. Человек-хамелеон легко взбежал на груду валунов рядом с металлической аркой и принялся оглядывать окрестности в бинокль. В мобиле он приехал один. Экипировка у него была отличная: кобура с бластером и парализатором на поясе. Светофильтр гермошлема мгновенно менял прозрачность в зависимости от освещенности, за спиной висел ранец автономного перемещения, рассчитанный на стандартные сутки.
Человек минут пять или шесть наблюдал за окрестностями, затем спустился камней и нырнул обратно в мобиль. Проехав под символическими воротами, он погнал машину по неровной петляющей дороге, что вилась между ямами, скорее всего рукотворными, и в это время года сплошь занятыми потолочниками. Даже из мобиля можно было разглядеть их черные, поблескивающие в лучах Фидес, кожаные плащи. Дней через двадцать явятся сборщики кож и начнут вырезать из убежищ потолочников, уничтожая хрупкую петрийскую жизнь. Но пока все тихо, вокруг ни души. Мобиль лавировал между ямами: водитель вряд ли знал дорогу, но почему-то не опасался свалиться в котлован.
Вскоре впереди появился небольшой матовый блекло-голубой купол – видимо, главное здание усадьбы Вавилон.
Мобиль подъехал к куполу в том месте, где был обозначен на поверхности красный круг. Человек выбрался, отыскал на панели возле красного круга замок, немного поколдовал над ним, и мобиль буквально всосало внутрь. Следом прошел и сам незваный гость.
Оставив машину в шлюзе-ангаре, прибывший направился дальше. Судя по показаниям датчиков скафандра, уже можно было снять гермошлем или хотя бы поднять стекло, но гость не сделал этого. Он был осторожен.
Внутри все выглядело запущенным и старым. Когда-то это была обычная петрийская усадьба: жилые ячейки, мастерские, склады. Но, похоже, оборудованием не пользовались лет двадцать. Вокруг ни души. Но кто-то же здесь жил? Иначе, зачем поддерживать внутри давление, нужный уровень кислорода и приемлемую температуру? Нет, нет, это только на первый взгляд оборудование кажется старым. Стоит присмотреться, и сразу становится ясно, что все здесь не так давно отремонтировали.
Гость вынул бластер из кобуры и медленно двинулся от одной ячейки к другой. Внутри никого не было – ни в мастерских, ни в жилых отсеках. Он уже отчаялся найти обитателей, когда, наконец, обнаружил в одной из комнатушек на кровати спящего человека. Единственный живой обитатель Вавилона спал, не раздеваясь, в рыжей блузе и рыжих штанах, щеки спящего покрывала сивая двухдневная щетина, редкие волосы слиплись надо лбом.
Только в этой комнате гость, наконец, снял гермошлем и положил его на столик, сдвинув грязные тарелки и стаканы.
После чего снял висящий в изголовье бластер в кобуре и перекинул через локоть. Осмотрел полки и шкафчик, ничего более из оружия не нашел. Тогда гость тряхнул спящего человека за плечо и отступил, держа свой бластер наготове.
Фабий, не разлепляя глаз, попытался определить, где находится стакан с “мозгодробиловкой”. Так петрийцы именовали местный самогон, сбивающий с ног после первого глотка.
Стакан стоял рядом на столике, но вместо знакомой “малой формы” Фабий нащупал что-то совсем другое – полукруглое, похожее на перевернутый котелок.
“Где же мозгодробиловка? Выжрал. Кто? Наверняка этот криворылый Крус. Ублюдок. Гибрид. Ненавижу. Всех рабов. Всех ублюдков. Планету эту. Чтобы еще раз на нее грохнулся астероид, и тогда уже навсегда она бы осталась мертвым куском замерзшего дерьма”, – Фабий любил хотя бы в мыслях выражаться вычурно.
Он приоткрыл глаза и, кряхтя, сел на кровати. Воздух в комнате противный, затхлый (а каким еще быть воздуху в купольном городе!) Впрочем, место, где обитал Фабий, нельзя было назвать городом. Ни с натяжкой, ни без. Это – самая настоящая дыра. В полном смысле слова – котлован, накрытый стеклянным колпаком. Несколько крошечных домиков, мастерские, склады с НЗ на несколько дней и ангар с мобилями. И все. Минимум, необходимый для жизни трех человек. Третьей была красотка Марта, но две недели назад она сбежала. Стерва!
Остался только убогий раб-гибрид (то есть ублюдок, незаконнорожденный отпрыск патриция) Крус. Три месяца назад он появился в поместье, присланный управляющим наварха Корнелия в распоряжение Фабия вместе прежнего слуги, который спился и помер, выйдя в пьяном виде из купола без защиты. Правда, иногда Крус тоже исчезал. Забирался в мобиль и отправлялся веселиться в Сердце Петры. Когда Фабий начинал его ругать, гибрид пожимал плечами и отвечал: “Мне нужны девчонки”. Откуда недоносок брал кредиты на девчонок, Фабий не знал.
Но сейчас рядом с кроватью стоял вовсе не Крус, а человек, которого Фабий ненавидел больше всех в этом мире. Луций Ливий Друз. Супруг патрицианки Лери. Человек, который отнял у Фабия все, даже то, что отнять почти невозможно. Друз отобрал у патриция Фабия Лаций.
Что ему надо еще? Что еще хочет отнять? Зачем он явился сюда!
– Где Марк Валерий Корвин? – спросил Друз. – Ты его похитил?
Фабий не ответил, с тихим стоном повалился на кровать, закрыл лицо руками. Явилась безумная мысль: сейчас он оторвет ладони от лица, и вся эта мерзость куда-нибудь исчезнет. Патриций вновь окажется на своей родной планете, в собственной усадьбе… Фабий поглядел в просвет между пальцев и убедился, что все осталось по-прежнему: обшарпанная стена сборного домика, крошечное мутное оконце. И по-прежнему рядом с кроватью стоял Друз.
“Если мерзавец подойдет ближе, я могу пнуть его как следует”, – подумал Фабий.
Но Друз держался как раз на таком расстоянии, что Фабий его достать не мог.
– Чего тебе надо, Друз? Неужели ты думаешь, что твой родственничек Марк решил меня навестить в этой дыре?
– Не отпирайся, – Друз пододвинул стул и сел. – Я все вычислил.
Марк проснулся с криком.
– В чем дело? – воззрился на него Сергей.
Прежде он удивился, когда Корвин повалился на старый диван и мгновенно заснул, а теперь был удивлен не меньше его внезапным пробуждением. Спал префект минут двадцать – не больше.
Корвин не ответил. Он кинулся к брошенному в угол полотнищу потолочника, которое прежде закрывало пульт управления, и расстелил его на полу, причем изнанкой вверх.
На обратной стороне старой кожи была нарисована подробная карта близлежащих районов. Эта часть кожи оставалась темной, почти черной, и рисунок на ней был сделан белой краской.
– Вот! Смотрите! – Марк ткнул пальцем в нарисованный белым квадратик. – Это поместье наварха Корнелия.
– Ну и что? Но сейчас там ничего нет. Оно не обозначено на новой карте, – заметил трибун Флакк. – В этом секторе много искусственных ям потолочников. Здесь разводят местных тварей, а потом в самом конце лета приезжают сборщики и срезают кожу.
– Не обозначено, потому что было разрушено и заброшено. Но когда-то здесь была усадьба Корнелиев с громким названием “Вавилон”.
Сергей подошел, наклонился над странной картой.
– В самом деле, написано “Вавилон”, – подтвердил князь.
– И что из того? – спросил Флакк.
– Я знаю, кто устроил нам эту козью морду, – заявил Корвин. – Это не петрийские наемники. И не Фабий.
– А кто же тогда? – насмешливо спросил Флакк. – Еще скажи – наварх Корнелий. Хочу тебе напомнить, что он сослан навсегда в пустынный сектор Деи и не может покинуть свой корабль. Я могу тебе гарантировать – по соседству его нет.
– Хорошо, пусть здесь осталась только пустыня и ямы потолочников, но поместье это по-прежнему принадлежит ему, не так ли?
– Что из того? – Флакк пока не понимал, куда клонит Марк.
– Я уже встречался с одним человеком, который может управлять техникой издалека: переводить чужой парализатор в нужный ему режим и заставлять чужое оружие стрелять. Управлять планетолетом силой мысли. И этот человек – родственник наварха Корнелия. Если быть точнее – его незаконный сын.
Кажется, Флакк наконец, понял, о чем речь, но смелая версия его не убедила:
– Этот парень был приговорен к заключению на планете Карцер. Ему дали пять лет. Я присутствовал при вынесении приговора! – воскликнул он.
– Человек, который может на расстоянии управлять любой техникой, – уточнил Марк. – Как ты думаешь, насколько сложно ему было убежать из тюрьмы, которую охраняют практически одни роботы?
– О ком вы говорите? – недоуменно спросил Сергей.
Флакк и Корвин переглянулись.
– Не хотите ли вы сказать, милостивые государи, что это… – У Сергея перехватило дыхание.
– Да, именно он. Никола. Бывший анимал, чей мозг вы извлекли из ткани поврежденного корабля, кому вы дали новое тело, и кто едва не убил вас, Сергей, – сказал Флакк.
– И он убил Эмми. – У Сергея затряслись губы. Он стиснул кулаки. Если бы Никола оказался рядом, он бы задушил его голыми руками – наверняка.
– Был причастен к ее гибели, – сказал Марк.
– Взорвем дверь! – прорычал князь Сергей и метнулся к шлюзу. – Надевайте скафандры! Мы вылезем из норы и прикончим эту дрянь!
– Он выключит любое оружие, Сергей! – предрек Корвин. – Прекрати. Нельзя действовать очертя голову. Мы не можем пока выйти наружу.
– Я задушу его. – Князь заметался по бункеру, как по клетке. – Где этот чертов “Вавилон”? Если судить по карте – не так уж далеко. Я добегу туда пешком. Сожгу осиное гнездо, и связь сразу включится. Нам пришлют пару планетолетов.
– Сомневаюсь, что ты сможешь его настигнуть.
– Если мы вырвемся отсюда, я отыщу, где бы он ни был, и он пожалеет об украденных миллионах.
– Я не собираюсь платить ему миллионы, Сергей, – заверил китежанина Корвин.
Итак, малыш с Психеи вновь очутился на свободе. И – что странно – Нерония не попыталась вернуть его себе. Существо с искусственным телом человека когда-то было боевым кораблем – о его прошлом нельзя ни на минуту забывать. Его хрупкость и уязвимость – только маска. Он с помощью мысли может управлять любой техникой. Он может заставить парализатор или бластер открыть огонь, может вести флайер или наземный мобиль, не касаясь систем управления. Он может…
Марк вдруг сообразил, что сейчас даже не способен определить точно возможности этого человека. Ведь за прошедший со времени их встречи стандартный год Никола мог научиться новым фокусам.
– Послушайте, Друз, скажите на милость, что вы такое вообразили, а? Вы получили Лери в жены, получили патрицианство. Радуйтесь! Хотите начистоту: я вас ненавижу, конечно, но мстить не собираюсь. Спросите – почему? Думаете, я вам благодарен за спасение патрициев Лация или за своих сестренок? Ладно, можете так считать. На самом деле мне лень. Если бы вы жили на Петре, вы бы поняли, всю силу этого чувства.
– Я все вычислил, – прервал Друз монолог Фабия. – Корвин прилетел на Петру с двумя десятками охраны. Они выехали с космодрома на трех вездеходах и отправились в двадцать девятый сектор.
– Поместье наварха Корнелия – в тридцатом секторе, – напомнил Фабий.
– На самой границе. Так вот, в систему защиты планеты поступил сигнал, что в двадцать девятом секторе сели три катера пиратов. Два планетолета тут же вылетели на задание и уничтожили эти якобы враждебные катера. Но буквально сразу же выяснилось, что не было никаких пиратов, пришел ложный сигнал, а планетолеты сожгли три неизвестные наземные цели. Я помчался в указанный сектор и нашел обугленные обломки. И никаких следов. Песчаная буря там неплохо поработала. Но я смог установить, что ложный сигнал пришел с границы тридцатого сектора. На карте он значился как совершенно пустынный. Но я решил проверить, насколько точны карты. И вот я здесь. Ну, как вам мой рассказ?
– Звучит убедительно, – вздохнул Фабий. – Но все равно я к этой блестящей операции не имею никакого отношения. Наварх Корнелий дал мне приют на развалинах своего Вавилона, я здесь и погибаю. Когда была Марта, развратничал каждую ночь помаленьку. Но она сбежала, решила подзаработать в секторе Красных фонарей. Может быть, выпить хотите? Мозгодробиловка. Это, знаете ли, нечто. А вот и Крус явился! – воскликнул Фабий, заметив в дверном проеме хрупкую фигурку гибрида.
Друз обернулся. На пороге (дверь, помнится, гость не закрыл за собой) стоял парнишка в грязном комбинезоне, на лице – кислородная маска. Такую обязаны иметь при себе все обитатели купола на случай его повреждения.
– Крус, скотина, где тебя опять носило? Ну, ничего, я тебя прощаю! – объявил Фабий. – Он сейчас нам принесет бутылочку.
Друз всмотрелся. Что-то в фигуре малыша показалось знакомым. И эти голубые глаза поверх надетой на нос и рот маски…
– Ты! – ахнул Друз.
Крус не ответил, развернулся и пустился наутек.
– Идиот! Кретин! – выкрикнул Друз и понесся следом.
Фабий с трудом сел на кровати.
Все-таки ему пришлось встать! Орк!
Похоже, эти двое были знакомы. И оба не ожидали встречи. Тогда что же получается, этот чертов гибрид вовсе не тот, за кого выдавал себя все три месяца пребывания в Вавилоне?
По всему поместью разнесся сигнал тревоги. Сирена взвыла оглушительно, требовательно. Что такое? Кто-то захотел нарушить периметр? Интересно, а как Друз проник в купол? Ага, сигнализация просто сработала слишком поздно – гость заблокировал ее и вошел тихо-тихо.
Сирена смолкла также внезапно, как включилась. Кто ее вырубил? Друз? Или этот чертов гибрид?
Где-то хлопнула дверь, потом послышался грохот – рухнуло что-то громоздкое, железное. В замкнутом пространстве купола все звуки были искаженными, придушенными.
Фабий попытался включить стационарную связь через галанет. Возник столб синего света, дернулся, на миг превратился в голограмму военного средних лет в серо-черной форме. Но тут же связь отключилась. Поговорить с Моргенштерном не удалось.
На повторные вызовы никто не откликался.
Фабий снова плюхнулся на кровать. Пот катился с него градом – рубаха и штаны промокли насквозь. Он не понимал, что происходит. Знал одно – он опять стал пешкой в чужой игре.
Люс уже три дня не ходил на работу. Он вообще никуда не выходил. Просто лежал на кровати и смотрел в потолок. Ждал. Его должны спасти. Скоро. Успеют? Нет? Неважно. Все равно пути назад нет. Пусть сгорит этот чертов котел в двадцать девятом секторе. Люс отказался мыть эту гребаную посуду. Есть вещи, с которыми, скрепя сердце, Люк мог смириться. Но были мелочи, выносить которые он просто не мог. Люс почти целый стандартный год мыл пластиковые стаканчики и вытирал столики, выслушивал ругань и оскорбления, получал три жалких кредита в день и бесплатную жратву. Его почти всякий раз под разными предлогами лишали премии. В его жизни были десятки минусов, отвратительных, как жирные черви. Но был один плюс, за который Люс все прощал – это начало работы в полдень. Счастье, когда можно не только выспаться, но и поваляться утром в постели, побродить по галанету, лежа на кровати. И вдруг хозяин заявил, что его затрапезная кафешка будет работать теперь на три часа дольше, и мойщик посуды должен приходить на работу к девяти часам. Люс молча выслушал сообщение хозяина, не спросил даже, сколько прибавят за эти три часа, и прибавят ли вообще. Он просто ушел в свой закуток, где мыл посуду, достал припрятанные за шайкой с раствором полбутылки крепкого пойла, вылакал все из горла и на следующий день никуда не пошел. Вообще никуда. Долго спал, потом пил дешевое пиво, ел пищевые таблетки и ждал. Верил, что чудо должно случиться, вот-вот явится Марк и спасет его. Но явился не его друг, а хозяин кафешки.
– Люс, открывай! – заколотил он в хлипкую дверь.
Задвижка на двери прыгала, грозя открыться.
– Нет.
– Ты пойдешь мыть посуду? – рычал хозяин за дверью.
– Нет, – вновь так же кратко отозвался Люс.
– Учти, я тебе премиальные не заплачу. – Имелись с виду очередные двадцать кредов.
– А пошел ты! – огрызнулся Люс. – Подавись своей двадцаткой.
– Не будешь работать – выпрут из купола. Кончатся кредиты – отправят на рытье котлованов. Еще прибежишь, будешь в ножки кланяться.
– Не прибегу.
Никогда больше ни за что не вернется он в эту проклятую дыру. Рубеж пройден. Точка невозвращения. Если Марк не спасет его, Люс умрет. Марк, я ненавижу тебя, всеми силами души ненавижу, клянусь Аустерлицем!
Спаси!
Ах, если бы не пропали так нелепо креды! Люс был бы почти счастлив на этой мерзкой планетке, которая и в подметки не годилась Колеснице. Он скривил губы, вспоминая рыжего Турна с лицом наполовину синим, наполовину белым Жулик! Ведь сразу было ясно, что Турн – мерзавец и жулик. Это же было ясно как дважды два. Но почему-то Люса все время обманывали. Прежде на грядках Жерар обсчитывал, назначая невыполнимую норму на день, теперь этот Турн. Потом хозяин проклятого котла принялся зажиливать кредиты. Манлий вон обещал прислать тысячу. Может быть, прислал? Люс проверил счет. Но там по-прежнему оставалось чуть больше сотни кредитов.
Свобода! Она опять маячила перед ним. Грязноватая и пьяная баба, доступная, продажная. И очень злая. Вот именно – злая. Люс помнил, что, находясь в больнице в Новом Риме, он пытался по-быстрому что-то узнать о реконструкции Лация и читал все подряд, в том числе и о божествах древних римлян. По их представлениям каждый бог имеет множество ипостасей. Может спасать, помогать, наказывать и мстить. Многогранность божественных характеров просто удивительна. Венера может быть милостивой, Юпитер – злым. А свобода, какая она?
Ненадежная. Опасная. Желанная. Недостижимая. Ничего не прощающая. Требовательная. Есть и еще одна у нее особенность. Свобода ускользающая.
Стук в дверь раздался уже после условного полудня Сердца Петры.
“Странное, однако, место. Столица живет по одному времени, вся планета – по другому”, – про себя усмехнулся Люс.
Кто же это опять пожаловал? Хозяин? То есть бывший хозяин? А пошел он к черту! Вот бы заглянула та девчонка, что обещала обслужить Люса задаром, да обманула. Сучка! Они все здесь врут. Просто так, от нечего делать. Ради забавы. Ни одному слову верить нельзя. Сплошное вранье. И никто даже не оправдывается. Просто делают вид, что позабыли о сказанном пару часов назад. Будто один день живут на свете. Будто не было вчера, а есть только сегодня. И надо это “сегодня" прожить. А что будет завтра, никто не думает.
Стук повторился.
Просто так не отсидеться. Придется снова разговаривать с хозяином.
Люс натянул штаны и пошел открывать. На узенькой площадке перед дверью стояла высокая загорелая брюнетка в черных брюках и в черной футболке. Ноги длинные, талия тонкая. На запястьях – золотые браслеты. Не поймешь – то ли коммики, то ли украшения. Через плечо перекинута сумочка из кожи потолочника.
– Привет, – сказал Люс внезапно охрипшим голосом. – Ты кто?
– Я – Верджи, – сообщила девушка. – Можно к тебе зайти? А то как-то неудобно здесь разговаривать. Площадка узенькая.
– Это пожалуйста. Это – прошу. – Люс отступил на шаг.
– Нам надо поговорить. – Красотка шагнула в его жалкую комнатушку.
– О чем? – Люс внезапно ощутил смутную тревогу. – Я ни во что вкладываться не собираюсь, так и знай.
Девушка рассмеялась:
– Ты никак думаешь, я торгую недвижимостью? Или чем-то в этом роде?
– А ты не торгуешь? – Люс осмотрел девушку, нет ли при ней какой-нибудь сумки или кейса, в который можно положить стопку красивых акций. Рабских акций. Но ничего подобного у девушки не было. В маленькую черную сумочку акции не запихаешь.
– Нет, ну что ты! – она улыбнулась ослепительно, белозубо. И глаза у нее тоже засияли – удивительные светлые глаза с темными ободками. Люс никогда в жизни не видел таких глаз. Хотелось смотреть в них и смотреть. И пытаться понять, что же такого загадочного в их взгляде. И при этом сознавать с тоской, что понять это невозможно.
– И о чем мы будем говорить? – пробормотал Люс.
– О Марке Валерии Корвине, – отчеканила гостья.
“Спасение? Ее прислал Марк? ” – он поверить не мог в подобное чудо. Сердце сильно забилось.
– Ты приехала забрать меня? Да? Я дождался? Да? Ты поможешь?
– Помочь тебе? – насмешливо спросила девушка. – А ты это заслужил?!
– В каком смысле? Что я должен… я год мыл посуду… меня обокрали… – Люс не понимал, как должен был заслужить спасение.
– Кто заставил тебя написать письмо? – строго спросила девушка.
– О чем ты?
– Марк угодил в ловушку. Ему грозит смерть. Кто велел тебе написать это письмо? Отвечай, скотина! – наступала на него Верджи.
Люс попятился, наткнулся на кровать, ноги сами собой подкосились, и он сел. Оскалился:
– Ну, так пускай он умрет!
– Люс! Ведь Марк твой друг! – воскликнула девушка. – Вы должны друг другу помогать.
– Он предал меня! Бросил здесь умирать! Я год нищенствовал, я все проклял!
– Я могу тебе заплатить, – предложила девушка. – Тысяча кредов тебя устроит?
Тысяча была пределом мечтаний Люса. Он не знал, что и ответить.
– Полторы тысячи, – девушка щедро набавляла сумму.
– Две, – выкрикнул он неожиданно даже для себя.
– Сейчас. – Девушка выложила перед ним две тысячи кредов жетонами.
А еще через мгновение Люс ударился головой о стену и потерял сознание. А когда очнулся, то понял, что связан по рукам и ногам, лежит на кровати, а девушка сидит рядом, склоняясь над ним и изучая его лицо. Она водила по его лицу чем-то неприятно-острым. Сначала ему показалось, что это ноготь. Потом он догадался, что это молекулярный резак.
– Ты знаешь, что на Колеснице никогда не освобождают рабов? – спросила Верджи.
– Ты о чем?
– Каждый должен освободиться сам. Только тот получает свободу. Но рабы не могут этого сделать. У них есть маленький шанс, когда хозяин умирает. Тогда они на короткое время становятся свободными людьми. Но большинство даже не подозревает об этом. Они сидят и спокойно ждут, когда же придет новый хозяин. Лишь немногие, почуяв, что управляющий чип замолк, бегут на большую дорогу грабить. Но я слышала, есть такие, чья воля побеждает управляющий чип, он ломается и выходит из строя. Только эти достойны называться людьми.
– Вранье, сказки колесничих, – прохрипел Люс. – Никто не может победить управляющий чип.
– Марк победил. Он бежал сам и освободил тебя, – заявила Верджи.
– Ха, фигня… ну ты даешь! Кто тебе рассказал такое?
– Я знаю, – твердо объявила девушка. – Есть люди, которые способны сорвать рабский ошейник.
– Знает она! Как же! – передразнил Люс. – Марк даже не догадывался, что родился патрицием, ничего не помнил, книг не читал. Я читал все время – а он нет. Просто однажды в усадьбу барона Фейра явился Валерий Флакк и увел нас двоих. С нас сняли ошейники. Вот и вся история. Никто не ломал никаких управляющих чипов.
– Этого не может быть, – прошептала Верджи.
– Почему не может? – усмехнулся Люс.
– Он не такой, как все.
– Такой, моя милая, точно такой же. Его однажды чуть не оттрахали в туалете ночью. Он едва вырвался. Прибегает в барак, а морда вся в говне вымазана. Точно, не вру.
– Почему ты ненавидишь Марка? – прошептала она.
– Я всех ненавижу! Был рабом – любил. А теперь ненавижу. Я – свободен ненавидеть. Поняла?
– Берешь две тысячи?
– Ч-что тебе нужно? – спросил Люс дрожащими губами.
– Совсем немного. Будь добр, расскажи, кто надоумил тебя отправить на Лаций инфокапсулу с ложным посланием?
Сначала исчез Марк, потом Друз. Похоже, мужчины решили довести Лери до безумия. А ведь до родов остались всего две стандартные недели. И – пожалуйста! Любящий муж бросает недоделанной спальню для малыша, который вот-вот должен появиться на свет, снимает с их общего счета почти все кредиты и бежит – куда бы вы думали? – на Петру. На эту безумную планету, обиталище незаконнорожденных детей патрициев, рабов, вольноотпущенников, приют мерзавцев и базу головорезов-наемников. Что он там забыл? Решил стать петрийским наемником? С него станется! Друз – большой ребенок. Даром что гений.
Петра. Что известно об этой планете? Ничего хорошего. Атмосфера не пригодна для дыхания, давление низкое, терраформированию планета не подлежит. Население в основном занято добыванием шкур потолочников и их выделкой. Небольшие мастерские шьют на месте дешевый ширпотреб. Дорогие вещи изготовляют на Лации и Неронии из выделанных петрийских кож. Жизнь в куполах, тесная и скученная. Есть еще промзона, но там можно пребывать лишь несколько недель.
На Петре нет браков, нет вообще такого понятия как любовь, секс только за деньги, изнасилование приравнено в местном законодательстве к ограблению. Там грабят многие, обманывают почти все, но есть такие, кто в восторге от этого хаоса. Идеал законности Лаций породил безумие Петры. Друз когда-то предлагал Лери бежать на Петру или Психею, если сенат не одобрит их брак. Поселиться на Петре? Как долго смогла бы Лери там выдержать? Но ведь живет же там таинственная Верджи, к которой попал комбраслет Марка.
Лери вновь нажала кнопку вызова, и вновь ей почти сразу ответил женский голос. Как и в первый раз, изображение не включилось.
– Когда вы в последний раз видели Марка? – кинулась в атаку Лери, не давая Верджи опомниться.
– Давно… – протянула та неуверенно. Ясно было, что известие это застало знакомую Корвина врасплох.
– Он только что прибыл на Петру! Так когда вы с ним виделись?
– На Островах Блаженных. О том, что он на Петре, я узнала от вас. Если честно, то ему нечего делать на этой планете. Здесь ненавидят патрициев.
– Я пыталась отговорить его ехать, – продолжала Лери. – Мне известно, как опасно на Петре. Но его друг прислал записку с мольбой о помощи, и Марк ринулся выручать старого товарища. Вы же знаете – мой брат не может оставить друга в беде. Марк был рабом на Колеснице Фаэтона как раз вместе с этим Люсом. Эта планета причинила ему много боли.
– Как и многим другим, – отозвалась Верджи.
“Побольше о Марке, поменьше о Колеснице”, – подсказал голос предков.
Верное замечание!
Никто не поймет, как эмигранты, покинувшие империю Колесницы, на самом деле относятся к своей бывшей родине. Одни ненавидят ее и пророчат, что она рухнет в черную дыру, другие готовы жизнь положить за то, чтобы в борьбе с другими планетами Звездного экспресса Колесница одержала верх. К какой категории относилась ее собеседница, Лери не знала. Вместе с Канаром эта девушка пыталась предотвратить войну Лация и Неронии, но при этом обратилась не к представителям Неронии, на боевую станцию которой готов был вот-вот обрушиться удар, а к Лацию. То есть уничтожения или унижения Колесницы Верджи, скорее всего, не желала. Это все, что знала Лери о приятельнице брата.
– Марк пытался вас разыскать, расспрашивал Грацию и Главка, но никто ему не сказал ничего конкретного. – Лери была уверена, что беглянке льстит внимание патриция. Впрочем, Лери не лгала: Марк и сам сказал ей, что пытался найти Верджи, но та исчезла. – Брат сказал, что дни, проведенные с вами на Островах Блаженных, ему показались самыми замечательными в его жизни.
Это уже была чистая ложь – ничего подобного Корвин не говорил.
– Даже после того, как Марк больше часа плыл к берегу? – засмеялась девушка.
– Он сказал, что вы спасли ему жизнь, и он этого никогда не забудет, – Лери отвечала совершенно серьезно.
– Вы очень любите брата? – спросила Верджи.
– Я увидела его уже взрослым. Двенадцать лет мы с дедушкой считали его погибшим. Его захватили на Вер-ри-а и отправили в рабство на Колесницу. И вдруг он вернулся. Мне кажется, если бы мы росли вместе, то очень бы дружили.
– А может быть – дрались, – вздохнула Верджи.
– Что? – Лери переспросила лишь потому, что не знала, что ответить.
– Два мои старших брата погибли на Вер-ри-а. Не тогда, не во время первого штурма, а много позже, во время восстания. Мать вскоре после этого умерла. Сердечный приступ. Она не стала никому говорить, как ей плохо, не стала звать врача. Сорвала с себя комбраслет, чтобы медицинская помощь не приехала по автоматическому вызову, заперлась в своей спальне и умерла.
– Разве ваши братья не могли отказаться лететь на Вер-ри-а?
– Могли. Но они желали служить Колеснице. А я не хочу! Не желаю, если у меня когда-нибудь будет сын, чтобы он служил Колеснице!
– Верджи! – выкрикнула Лери.
Она опасалась, что в этот миг ее собеседница просто прервет связь.
Несколько секунд слышалось лишь всхлипывание. Потом внезапно включилось изображение через межпланетный галанет, которое блокировалось. Лери увидела маленькую, скудно обставленную комнатушку без окон, серо-зеленую стену, обитое кожей потолочника кресло. И в нем девушку, примерно своих лет, загорелую, темноволосую, с яркими серо-зелеными глазами. Она была чем-то похожа на Лери – ростом, цветом волос, и одновременно не похожа. В ней не было самоуверенности патрицианки: уж кто-кто, а Верджи точно не могла воображать, что одним взглядом осчастливит любого.
– Так вы… – Девушка с глуповатой улыбкой уставилась на живот Лери, обтянутый тонким белым псевдотрикотажем. – Когда?
– Через две недели.
– Что написал Люс вашему брату? – спросила Верджи, выпрямляясь в кресле, и на лице ее отразилась решимость.
– Всего одну строчку. “Я попал в ад. Отсюда не выбраться. Сектор 29, котл. 7. Марк, спаси!”
– Вы знаете день, когда Люс прибыл на Петру? Мне нужна точная дата. По местному времени.
– Девятые сутки седьмого месяца. Ему девятнадцать лет, он ровесник Марка.
– Я постараюсь найти вашего брата, – пообещала девушка. – Но вы взамен подарите мне одну вещь.
– Все, что угодно. Если это в моих силах, – поспешно оговорила условия Лери.
– Сломанный управляющий чип Марка.
– Не поняла…
– Чип! Из рабского ошейника. Который он сломал своей волей.
Какое нелепое желание. Однако Лери решила прямо не отказывать девушке с Колесницы.
– Я не знаю, где брат хранит свой бывший ошейник. Но я знаю, что он где-то спрятан. Когда Марк вернется, он отдаст вам его. Обещаю.
Установить, что в двадцать девятом секторе нет ничего, кроме ям с потолочниками, было не таким уж трудным делом. Правда, незаконные купола существовали по всей поверхности Петры. Явление почти заурядное для планеты, где практически все свободные жители в прошлом были рабами или – по крайней мере – детьми вольноотпущенников. Но двадцать девятый сектор вряд ли можно счесть удобным местом для незаконного содержания опекаемых – так любили на Петре именовать себя рабы. Слишком близко к столице, рядом имеются обжитые купола. Закон на Петре – вещь, разумеется, весьма декоративная, но даже на петрийский закон не стоит плевать демонстративно.
Дав обещание, Верджи весьма приблизительно представляла, как сможет его исполнить. Что делать? Ехать и проверять на месте? Это было, по меньшей мере, глупо. Если Марк явился на Петру спасать Люса, то он отправился в этот самый двадцать девятый сектор, да там и пропал. Вряд ли кому-то под силу в одиночку отыскать следы Марка в пустыне.
Куда разумнее было начать дело с поисков Люса. Это тоже было делом непростым. Каждый житель Петры имеет свой номер и больше ничего. Имя – для друзей и любовниц. Каждому, явившемуся на планету, независимо, на какое время он прибыл, – на год или на пару дней – присваивается номер. Если ваш приятель сообщил его знакомым, найти его будет несложно. А если не пожелал – это будет большой проблемой. То, что Лери назвала точную дату прибытия Люса на Петру, мало облегчало задачу. Номера вновь прибывших имелись в информатории, но они сортировались не по дням, а по стандартным годам. Отыскать всех, прибывших за год на Петру, одному человеку не под силу. Даже если к этому подключить всю полицию, чего Верджи явно не могла сделать, задача оставалась практически неразрешимой.
И все же у Верджи была надежда. Лери полагала, что Марка завлекли в ловушку с помощью Люса. Скорее всего, так оно и было. Но знал ли Люс, что готовили враги патрицию Корвину, его старому приятелю? Скорее всего, нет. Похититель не стал бы делиться подобной информацией с пешкой, которая могла провалить весь замысел. Значит, не исключено, что Люс действительно звал Марка на помощь.
Таинственное послание, пришедшее с Петры, звучало так: “Я попал в ад. Отсюда не выбраться. Сектор 29, котл. 7. Марк, спаси!”
Исключим двадцать девятый сектор, о котором в первую очередь должен был подумать Корвин, не знакомый с особенностями Петры. Значит, речь идет о двадцать девятом секторе столицы, потому что на Петре больше нет городов с таким количеством районов. Корвин, планируя спасение Люса, наверняка исключил из зоны поисков город, поскольку (так он наверняка полагал) там нет котлованов. Но Верджи на Петре уже во второй раз. И она-то знает, что котлованами, или котлами, здесь называют дешевые закусочные и кафешки. Значит, надо искать в двадцать девятом секторе кафе за номером семь. Все очень просто, следователь Корвин. Неужели ты не догадался первым делом посетить Сердце Петры?
Парень в хамелеоновой форме загородил Фабию дорогу.
Петрийский наемник? Откуда он здесь взялся? Неужели этот малыш Крус позвал этих головорезов? То есть нанял их и заплатил. Только чем? Чем может гибрид заплатить наемникам? А впрочем, не все ли равно – чем? Заплатил и все. Вон их сколько! Человек пятнадцать собрались в центре купола напротив включенной машины для резки шкур. А Крус, малыш Крус, гибрид Крус в грязном комбинезоне распоряжается. Друза схватили. Держат сразу два здоровяка так, что парню не рыпнуться. Скафандр с него уже содрали, оставили в одном белье. Потом один из наемников содрал с него майку.
– Привяжите пленника на слоенку! – приказал Крус.
Два здоровяка в хамелеоновой форме подхватили Друза под руки и потащили к машине, на которой обычно резали кожу потолочников.
Крепления впились в ноги и руки Друза, натягивая тело струной на столе. Пленник лишь дергал головой, пытаясь разглядеть, что же происходит вокруг. Сейчас включат, и он аккуратно разрежет тело вдоль. На две половинки. Начнет с промежности.
Фабий неожиданно почувствовал возбуждение, как будто ему предстояло трахнуть аппетитную телку, а не глядеть, как кромсают живое тело на станке для разрезания кожи потолочников. Ах, черт, если бы рядом с Друзом распялить его сучку! Фабий лгал сам себе. Ничего он не забыл. Он лишь смирился, постыдно, унизительно смирился, не найдя в себе сил для мести. И вот, когда Фабий увидел этого человека, распятого куском кожи на столе, полуголого и бессильного, сразу вспомнил, как этот мерзавец трахал женщину, предназначенную в жены Фабию, а развратная девка изнывала от похоти и постанывала в объятиях подлеца-плебея.
Ну, ничего, парень, сейчас тебе понравится совсем другой трах. Отвергнутый жених приоткрыл от восторга рот, не замечая, как струйка слюны течет с его нижней губы на рубаху.
“Радуйся, что никто из патрициев не видит тебя сейчас, и не может запомнить на века”, – совсем некстати мелькнула мысль.
Фабий передернул плечами и огляделся. Но вокруг никого не было, кроме петрийских наемников и жалкого гибрида, который ими распоряжался. Сейчас начнется потеха, сейчас Фабий насладится и… Но почему лазерный резак не работает? Луч включился, но он не перемещался вперед?
Крус, стоявший рядом с машиной, глупо осклабился. Лазер погас. Да и само натяжение механизма креплений несколько ослабло: Фабий заметил, что Друз уже может шевелить руками и ногами (нелепо дергаться, сказать вернее).
– В чем дело! Ты передумал?! – спросил Фабий, спешно стирая рукавом слюну с губы.
Крус потыкал одну кнопку, другую, прохрипел что-то в командное устройство. Луч опять включился. Но резак сместился. Теперь он находился с краю. Мог лишить лежащего на рабочем столе человека ступни или кисти руки, но не разрезать надвое. Еще одно нажатие кнопки. Резак еще сместился.
– Что ты делаешь? – заорал Фабий. Он вдруг почувствовал какой-то подвох. Обман. Неужели месть так и не состоится?
– Куда вы так торопитесь, доминус? – пожал плечами Крус.
Теперь резак начал движение в горизонтальном направлении. Фабий рванулся вперед, будто собирался остановить станок, потому что понял: луч, вместо того, чтобы рассечь тело Друза, вот-вот срежет крепления и освободит пленника. Но Фабий не рассчитал движения – малая сила притяжения сыграла с ним плохую шутку. Он прыгнул слишком далеко, при этом потерял равновесие, нелепо взмахнул руками, пытаясь устоять на ногах. В этот момент кто-то толкнул его в спину. Фабий упал на край рамы, к которой был привязан пленник. Лазерный резак аккуратно срезал голову незадачливому изгнаннику и двинулся дальше.
Крус наблюдал, как пила срезает крепления с рамы.
В следующий миг Друз уже распростерся на столе, одна рука и одна нога оказались свободны, но другая половина тела все еще была связана с рамой. К пленнику никто не смел приблизиться: все опасались взбесившегося механизма. Друз огляделся и попытался освободиться сам, но замки креплений не поддавались. Напрасно он дергался – механизмы держали его мертвой хваткой. Луч резака включился. Потом вновь погас. Друз сорвал обломок крепления с ноги и принялся колотить по уцелевшему замку. После третьего удара, ободрав щиколотку до крови, он освободил ногу. Но рука так и осталась прикованной к раме.
Тот, кого покойный Фабий знал под именем Круса, подошел к пленнику.
– Неплохой аттракцион, а? – осклабился Никола-Крус.
– Не особенно. – Друз пытался отряхнуть песок, прилипший к мокрой от пота коже.
– Зачем ты приехал на Петру? – спросил Никола. Этот маленький человечек был когда-то боевым кораблем. Друз не был уверен, что, обретя тело, малыш обрел и человеческие чувства, а не остался чудовищем, монстром, созданным для того, чтобы убивать.
– Я хотел помочь Марку, – сказал Друз.
– Ему ничто не грозит. Я не собираюсь его убивать или мучить.
– Тогда что тебе нужно?
– Полмиллиарда кредов. Чтобы купить хорошую космическую яхту. – Никола наклонился и заглянул в лицо Друзу. – Мне нужен корабль. Только и всего. Понимаешь?
– Кажется, да… – не очень уверенно сказал Друз.
– Ни хрена ты не понимаешь! Ты – баловень судьбы, любимец женщин! Я опять не сумел тебя прикончить. – Никола стиснул кулаки. – Ты ведь плебей, да? То, что сенат наградил тебя каким-то там титулом – это не в счет. Родился ты плебеем, так ведь?
Друз кивнул, уже догадавшись, к чему клонит этот парень.
– Значит, твои дети не запомнят, что произошло сегодня.
– Нет, – солгал Друз. С раннего детства привык он скрывать свою незаконную генетическую память, ношу патриция, неведомо как доставшуюся плебею.
– Значит, твои дети не запомнят того, что происходит сегодня?
– Нет.
Никола щелкнул пальцами, вновь включился резак. Прикованный за руку, Друз соскочил со стола, рискуя вывихнуть кисть, но запястье осталось прикованным к раме. Друз стоял, нелепо изогнувшись, и пытался вырвать крепление. Но ничего не получалось.
– Что ты готов сделать, Друз, чтобы остановить этот лазерный лучик? А?
– Послушай, Никола…
– Например, – перебил малыш. – Связаться с Лери и попросить ее приехать сюда, на Петру. Ты позовешь ее?
– Нет! Ни за что!
Механизм резака, повинуясь мысленному приказу Николы, начал движение. Он шел по самому краю и должен был срезать руку повыше кисти.
– Ведь кто-то должен обезопасить мой выезд с Петры и подстраховать меня, а? Лери для этого подойдет.
– Ни за что!
Друз напряг мышцы и попытался распрямиться.
– Я ни за что не позову Лери. И я солгал. Я – патриций Лация! Не только по титулу, но и по сути тоже. Я обладаю памятью! – выкрикивал Друз, захлебываясь яростью. Лишь бы успеть все прокричать в лицо этому мерзавцу. – Мой еще не рожденный наследник запомнит тебя. Как ты кромсал ночью мое лицо – тоже будет знать. И как тебя поймали и уличили. А вот сегодняшний день уже никто не увидит в проклятом сне воспоминаний. Никому он не достанется. Будь ты проклят.
Резак замер. Луч опять погас.
– Эт-то ты выключил? – спросил, наконец, Друз еще не веря, что по-прежнему жив.
– Конечно, – с легкомыслием воистину детским отвечал Никола. – Мне подчиняется любые машины, любое оборудование. Они – мои псы. Не веришь?
Он подошел к пленнику и, взобравшись на плиту машины, срезал молекулярным резаком последнее крепление.
Друз медленно осел на песок подле станка, на котором его, как на жертвенном алтаре только что не умертвили. “Предсмертная речь” отняла остатки сил.
– Твои дети все-таки запомнят этот день, – усмехнулся Никола. – Тебе надо одеться. – Малыш протянул Друзу какие-то серые тряпки. – Отведите его в седьмой домик, – приказал он петрийским наемникам. – Пусть парень немного передохнет.
– Чего ты добиваешься? – спросил Друз.
– Свободы. Только и всего. Для меня свобода – это космический корабль. Мой корабль. И я его получу. Я вот что подумал: зачем мне Лери для гарантий? Если ты – патриций Лация, то я прикроюсь тобой. Марк мне куда быстрее выплатит положенные кредиты, когда узнает, что ты гостишь у меня в “Вавилоне”.
Старый манометр показывал, что давление почти в норме. Уровень кислорода? Тоже в норме. Почти. И все же с системой жизнеобеспечения было что-то не так. Она барахлила. И Марк не мог ее починить. Когда он запустил эту старую технику, которая не работала уже больше пятидесяти лет, то не был уверен, что система не откажет через пару часов. Однако оборудование базы продолжало исправно работать, обеспечивая вполне сносные условия во внутреннем помещении бункера. Но кто может сказать – как долго продлится их заточение? И не взбредет ли в голову Николе опасная мысль отключить систему подачи воздуха и обогрева, как прежде он отключил связь и привод открывания дверей?
Заплатить этому парню полмиллиарда, а потом настигнуть его где-нибудь на планете Элизий? Если он захочет удалиться на Элизий. Но ведь он – бывший боевой корабль Неронии, и ничто не помешает ему отправиться на эту планету. Обладая экстрасенсорными способностями и огромным богатством, Никола вполне мог рассчитывать попасть в высший круг Неронии – своей непохожестью и дерзостью он мог переплюнуть тамошних индивидуалистов в погоне за всеми доступными радостями жизни, не стесняясь при этом прибегать к средствам сомнительным, а порой и преступным. Ему требовалось срочно возвысить так недавно обретенное собственное “я”, и от предвкушения высоты, на которую он собирался взобраться, у него заранее должна была кружиться голова.
Анализируя ситуацию (разумеется, ни с кем не делясь своими догадками), Корвин признал, что попался в весьма примитивную ловушку. Однако у него были оправдания: даже в самом дурном сне, навеянном генетической памятью предков, никто не подсказал ему, что близкий друг, с которым он двенадцать лет провел на Колеснице Фаэтона, предаст его. А что без участия Люса (добровольного или нет), обман не мог состояться, в этом Марк был уже уверен.
«Преданный друг, ставший предателем», – усмехнулся про себя Корвин.
И вдруг вспомнил, как Люс преспокойно сидел в доте и ел жареную маисоль, когда Жерар тащил Марка на расправу. Спору нет, Люс ничего не мог сделать, но все равно – память о том эпизоде оставила на душе неприятный осадок. Может быть, поэтому патриций и не стремился к новой встрече. Вытащил Люса с Колесницы, помог снять рабский ошейник и постарался забыть. Что именно забыть? Их подлое прошлое? Или самого Люса?
Впрочем, сейчас не время искать ответ на этот вопрос. Никогда еще Марк не попадал в такую дурацкую ловушку. Он только что выбрался с боевой станции Неронии. И вот – пожалуйста. Угодил в сети этого мальчишки Николы. Даже голос предков не остерег. Может быть, потому, что прежде не имел дела ни с бывшими рабами, ни с анималами. Ну что ж, префект по особо важным делам, коли ты опростоволосился, то придется тебе раскидывать собственными мозгами, анализировать ситуацию и искать выход.
Ты не можешь выйти с базы. Так? Так. Потому что Никола управляет всеми системами и не позволяет тебе открыть двери. Стоп! Разве ему так уж все под силу? Он же не помешал тебе определить, откуда приходит сигнал? Почему? Ответ прост: ты подключил новый блок уже после того как прибыл на базу. Точно! Значит… Никола не может подчинить сразу несколькими сложными агрегатами, тем более на расстоянии. Вспомни, как на Психее вас чуть не сбил планетолет-автомат! Ведь Никола не мог приказать ему повернуть назад или не стрелять Значит, этот человек как-то подготовил базу к тому, чтобы управлять ею на расстоянии. Но то оборудование, которое Марк и его спутники принесли с собой, Николе не подвластны. Ну не все, разумеется. Комбраслеты он все же заблокировал. Но остальное можно попробовать. Чем больше у них будет оборудования, тем лучше. Спору нет, Никола мог заставить стрелять чужой парализатор, но для этого ему надо было находиться рядом.
– Что у нас есть, кроме неработающих комбраслетов и бесполезных бластеров? – спросил Корвин у трибуна Флакка. – Нам нужна техника, которая не задействована через систему управления фортом. Обыщите все помещения!
– Есть гранаты и роботы-сварщики, – сказал Сергей. – Если мы взорвем двери и вырвемся наружу, то можно потом дверь шлюза заварить и поставить механический запор.
– Мы потеряем весь воздух, – сказал Марк.
– Значит, надо сделать механические двери шлюза прежде, чем начнем пробиваться наружу, – уточнил Сергей.
– Что ты скажешь насчет неработающих катапульт? – спросил Флакк.
– Ну-ка, ну-ка… – оживился Корвин.
– Старые катапульты, которые выбрасывали легионера в неизвестном направлении, – пояснил Флакк. – Это было около полувека назад. Даже больше. Помнишь дело Минуция Руфа? Катапульта из вездехода зашвырнула его черт знает куда. Все решили, что он дезертировал.
Марк кивнул. Кому как не ему помнить это дело. Которое так неудачно завершил его дед. Нет, уж если быть совсем честным, то дело это закрыл сам Корвин, убив последнего Минуция Руфа в Пирамиде.
– Отлично! – воскликнул Марк. – В какой стороне Черная дыра?
– Ты собрался в черную дыру? – изобразил удивление “лейтенант”.
– Я имею в виду купол. Город.
– На юге, – сказал князь Сергей, посмотрев на карту.
– Вы могли бы зашвырнуть меня на катапульте практически на самый купол.
– Катапульта не дает направления, – напомнил Флакк.
– Ошибаешься. Она раскидывала несчастных повсюду, потому что на Петре нет магнитного поля. И на планете Сахара его тоже не было. А вот если прицепить пару магнитов на пояс, то очень даже можно откорректировать направление.
– Где ты возьмешь магниты? – спросил Сергей.
– Магнитные башмаки. Они непременно должны быть на складе военной базы. Мало ли, придется отправиться из форта прямо в космос на планетолете без искусственной гравитации. Магниты зададут направление, и я упаду прямо к дверям Черной дыры.
– Вопрос за малым. Нам придется взорвать дверь, чтобы выйти из форта. После этого система не сможет больше поддерживать давление, – напомнил Флакк.
– Совершенно ни к чему, – перебил его Корвин. – Видели разрушенный генератор?
– Ну? – Флакк вопросительно посмотрел на патриция.
– Прежде эти два сооружения связывал подземный ход. Дверь там на механическом замке. Надо всего лишь повернуть вентиль. Понимаете? Нам не придется ничего взрывать.
– Мы можем все удрать, – оживился Сергей.
– Не получится. У нас только пять катапульт, – сказал Марк. – Я пойду один. А вам придется ждать. Если после моего ухода Никола выключит систему подачи воздуха, сидите в скафандрах. Я успею вернуться и привести помощь. Обещаю.
Друз не спал. Это было забытье между сном и явью. Полудрема. Бред. Тяжесть на душе, будто камень навалился на грудь. Отчаянье. Он хотел спасти Марка, а вместо этого сам сделался приманкой. Идиот! Ты всегда был простофилей, Друз… но кто же знал… кто знал…
Он открыл глаза. Моргнул. Над ним склонялась Лери. Точно она. Только стройная, как год назад. И почему-то в серебристом защитном скафандре. Любимая резала молекулярным резаком наручники, которыми Друз был прикован к стальной скобе.
– Лери, – позвал Друз.
Его любимая приложила палец к шлему, и продолжала свое занятие. Лицо ее было скрыто дымчатым стеклом, Друз не видел лица своей спасительницы, но знал, что это она. Только Лери могла прийти ему на помощь на этой проклятой базе.
Наконец наручники распались.
– Мой добрый гений! – прошептал Друз.
Спасительница снова сделал знак молчать. Она права: вполне возможно, рядом может быть кто-то из охраны.
Его спасительница сняла гермошлем. И тогда Друз увидел, что это не Лери, а какая-то совершенно незнакомая девушка. Он видел ее впервые. Внешне она немного походила на его жену – цветом волос и оттенком кожи.
– Кто ты? – прошептал Друз.
– Некогда рассказывать. Ты знаешь, где Марк?
– Точно – нет. Но это нетрудно определить, если добраться до центра связи. Много вокруг наемников?
– Двое в центральном помещении. Двое других нейтрализованы, – сообщила его спасительница. – Ты как? Можешь стрелять?
– Я довольно плохо стреляю, – признался Друз. – То есть со стрельбой у меня просто дерьмово.
– Но в упор-то попадешь?
– Наверное.
– Тогда пошли, – она протянула ему бластер. – У нас мало времени. Никола отправился куда-то вместе с большинством своих наемников. Нам надо определить, где заперты Марк и его друзья.
– Как тебя звать, хотя бы скажи, – попросил Друз.
– Верджи, – отвечала девушка.
– Я слышал о тебе. Марк…
– Потом, – перебила девушка. – Все потом.
Старый тряский мобиль тащился по извилистой, проложенной между ямами дороге. В цистерне плескалась биомасса для подкормки потолочников, в герметичной кабине были сложены таблетки сжатого воздуха и запасные фильтры, пищевые концентраты и бутылки с водой.
Корвину повезло. Когда он рухнул посреди песков, выброшенный катапультой, то, сориентировавшись на местности, понял, что направление они высчитали не совсем верно, и забросило его довольно далеко от спасительного купола. Расстояние до базы было еще больше. То есть выбора не оставалось: надо было идти вперед и надеяться на собственные силы. У Марка с собой имелись только воздушные таблетки и вода. Ему должно было хватить сил, чтобы добраться до купола. И он пошел. Шел час, два. А на исходе третьего увидел брошенный мобиль с цистерной, из тех, что использует местные «фермы» для подкормки потолочников в ямах. Мобиль стоял на дороге (полоса посреди пустыни, залитая уплотнителем песка) и вокруг не было ни души. Марк поискал “фермера”, но не нашел. На панели мигал сигнал вызова. Попытка ответить ничего не дала. Глушилки Николы, похоже, работали и в этом районе. Видимо, из-за них “фермер” сбился с пути, пошел проверять. Скорее всего, свалился в одну из ям. Марк проверил ближайшие. Но никого не нашел, каждый раз он видел только плотный кожаный покров.
Корвин завел машину и помчался напрямик к куполу. По его расчетам к концу дня он должен был попасть в Черную дыру. Он гнал машину по пустынному сектору на предельной скорости. На ходу перекусил сухарями, запил отвратительной затхлой водой.
И вот, когда звезда Фидес уже скрылась за горизонтом, через прозрачный купол дерьмовоза он увидел впереди купол города.
Давление медленно, но неуклонно падало: насосы не справлялись. Флакк распределил между всеми обитателями форта воду и пищевые таблетки. Пришлось снова надеть скафандры. Вся надежда была на Корвина.
Флакк взглянул на часы. Миновало уже пять часов, как Марк катапультировался в сторону Черной дыры. Если все прошло удачно, он должен был уже достигнуть города, и через два или три часа прислать помощь своим товарищам.
– Включите систему подачи воздушной смеси на полную мощность! – приказал Флакк. – Надо постараться продержаться как можно дольше внутри.
Давление по-прежнему падало.
– Кто-то едет! – сообщил стоявший на посту легионер. – Три мобиля. В них можно увезти человек двадцать пять.
– Отлично! – Флакк посмотрел на манометр. Давление перестало падать. Ну вот, все в порядке. Они немного перестраховались – и только.
– Странно, – продолжал легионер. – Они едут не со стороны Черной дыры, а с противоположной.
Флакк побежал на наблюдательный пост, приложился к обзорному экрану. Фидес уже начала склоняться к горизонту, тени удлинились, но все равно пустыня вокруг была еще ярко освещена. Флакк отчетливо увидел три мчащихся к форту вездехода.
Кто это может быть?
– Вы, кажется, забыли, что я вам назначил время! – разнесся во всему бункеру звонкий голос Николы. Малыш намеренно искажал его, чтобы остаться неузнанным.
Услышав этот голос, Сергей вздрогнул.
– Мерзавец! – выдохнул китежанин. – Я знаю, что это ты, чертов анимал!
– Неужели догадались, я и не надеялся! А с кем я разговариваю, неужели… нет, не могу поверить! Князь Сергей, какая встреча! – изобразил фальшивый восторг Никола. – Вот уж не думал, что снова свидимся. У вас осталось два часа, чтобы перевести на мой счет полмиллиарда кредов. Иначе я переключу насосы и начну откачивать воздух. В своих скафандрах вы долго не продержитесь. А из форта я вам выйти не дам.
– Мы взорвем дверь, маленькое чудовище, – ответил Сергей, склоняясь над системой связи и тяжело дыша. – Ты не сможешь больше управлять дверьми.
– Ну так выходите, и посмотрим, что петрийские наемники сделают с вашими хвалеными легионерами, – хмыкнул Никола. – Могу заверить вас, господа, боеприпасов у нас достаточно.
Все три вездехода заняли позиции так, что из форта их было практически не достать: от выстрелов из шлюза (если бы Флакк и его легионеры взорвали шлюз) их защищали скалы. Флакк должен был признать, что бывший анимал неплохо разбирается в тактике. Задействовать батареи форта невозможно – Никола заблокировал их. Придется пользоваться только личным оружием. Тем, что легионеры принесли с собой. Но пытаться взорвать шлюз и идти в лобовую атаку – дело безнадежное. Петрийцы тут же сожгут любого.
Флакк вернулся с наблюдательного поста в центральный бункер. Глянул на стоящие в углу упаковки с катапультами. Рискнуть? Забросить троих или четверых в тыл? Если настроить механизмы на самый минимум, ребята прыгнут на сотню метров – и окажутся за спинами петрийцев. В теории звучит неплохо. Но Никола наверяка разгадает столь простой маневр.
– Послушайте, давайте заплатим этому парню полмиллиарда, и пусть оставит нас в покое, – предложил галанетчик. – Стоит ли подыхать из-за каких-то кредитов?
– Из-за них постоянно все и подыхают, – огрызнулся один из легионеров.
– Я хочу поговорить с Марком, – сказал Никола.
– Отвяжись, – рявкнул Флакк.
– Как грубо! А я думал, вам будет интересно узнать, что этот дурачок Ливий Друз решил помочь своему родственничку и угодил мне в руки. Гостит сейчас у меня в поместье.
Сергей принялся распаковывать катапульту.
– Риск слишком велик, – шепнул Флакк.
– Ерунда. Он не всемогущ. Ничего не заметит. Уйду по туннелю, как Марк. И прыгну им за спину. Ты не представляешь, с каким удовольствием я прикончу эту сволочь.
Неожиданно насосы сбавили обороты.
– Давление падает! – крикнул один из легионеров.
– Разгермитизация! – крикнул Флакк, опуская стекло скафандра.
Насосы взвыли, переходя на форсированный режим.
– Давление повышается! – крикнул один из легионеров. – Медленно, но повышается.
Флакк обернулся: с бункером что-то явно происходило.
– Флакк! – сквозь помехи внезапно прорвался знакомый голос.
– Друз?!
– Он самый! Я заблокировал ментальное поле малыша. Вжарьте по нему из батарей, чтоб ему мало не показалось!
– Сейчас устроим! – отозвался Флакк.
– Мы можем открыть все шлюзы, – сообщил один из легионеров.
– Один из вездеходов уезжает.
– Не уйдет! – Флакк ринулся из центрального бункера. – Приготовиться вести огонь по целям в пятом квадрате!
Уехать машинка далеко не смогла: две батареи разом выплюнули плазменные заряды. Накрыло площадь в диаметре не меньше пятидесяти метров. Все, что было внутри рокового круга, мгновенно спеклось, превратилось в стекло.
Но две машины еще оставались в укрытии. Плазмой можно было накрыть и их. Легионеры уже навели орудия.
– Сдавайтесь! Или батареи форта вас уничтожат! – выкрикнул Флакк.
Слышат они его или нет? Никола точно слышит.
Несколько секунд было тихо.
– Вы нас убьете, – отозвался другой голос – низкий и хриплый. – Вы нас всегда убиваете, скоты.
– Пощажу всех, слово Валерия Флакка, – пообещал трибун.
– Кроме Николы, – добавил Сергей, очутившийся рядом.
– Подарите ему жизнь! – вмешался Друз, слышавший весь разговор. – Иначе я бы не пришел вам на помощь.
– Мы сдаемся, – отозвались петрийцы.
Марк сидел в полумраке склада за штабелем ящиков. На одной из стен мутно светились в ряд красноватые лампочки. Внутри склада стоял тяжелый запах кожи и химических реагентов. Слышалось жужжание какого-то механизма.
Все получилось более чем глупо. Когда беглец на своем найденном в пустыне дерьмовозе уже после заката въехал под своды купола Черная дыра, ему показалось, что дело сделано, он добрался, добился, и все спасены.…
– Эй, парень! – спросил он у какого-то человека в грязном комбинезоне с болтающейся на груди кислородной маской. – Где здесь центр связи?
– Чего? – На Марка смотрели серые заплывшие глазки.
Лицо казалось уродливой маской: отечное, с обвисшими щеками, лиловые губы висели мокрыми тряпками, в просвете меж ними желтели редкие зубы.
– Мне нужен центр межпланетной связи. А то мой комбраслет барахлит, – патрицию казалось, что объяснения звучат вполне правдоподобно.
– Ну и что? – парень поковырял в зубах. Сморщился. – В этой зоне браслеты молчат.
– Мне нужна связь с Лацием.
– С Лацием? – нахмурился парень. В зубах он ковырять перестал. – Это еще зачем? Ты – лациец?
Марк не стал отвечать, хотел ехать дальше, но тут на подножке дерьмовоза повисли сразу трое. Один какой-то железякой подцепил хилый фонарь кабины и сорвал крепления.
Второй ухватил Корвина за скафандр.
Марк выстрелил из парализатора в упор. Руки, ухватившие скафандр, разжались. Корвин еще раз выстрелил. Всех троих смело с подножки. Машина рванулась вперед, но вместо того чтобы ехать по узкой улочке прямо, мобиль вильнул и пропорол носом стену склада. Кто-то выстрелил вдогонку. Но не из парализатора, а из бластера, цистерна дерьмовоза вспыхнула. Марк выскочил из кабины и нырнул за ближайший контейнер. Включившаяся система пожаротушения тут же щедро облила и разрушенный склад, и дерьмовоз, и часть улицы серой пеной.
– Эй, кто-нибудь! Здесь есть кто-нибудь?! – закричал Корвин. – Помогите! Тысяча кредов! Кто хочет тысячу кредов?
– Ну, я хочу, – отозвался голос из темноты.
К Марку приблизилось осторожное согбенное существо. В свете аварийных лампочек Корвин с трудом мог его рассмотреть.
– Где здесь центр связи? Мне нужно немедленно связаться с Лацием.
– У нас никто не связывается с Лацием, – сказал человечек.
Черт знает что! Мерд!
– А с губернатором я могу связаться?
– Со службой губернатора – это пожалуйста. Ползи за мной, – человечек поманил Марка и в самом деле пополз, вернее, шустро побежал на четвереньках к задней стене склада.
Он привел Корвина к небольшой дверке, за которой оказалась комнатка, нехитро обставленная. Что-то вроде крошечного офиса. В углу висела консоль стационарного галанета.
– Скажи – “губернатор”, тебе ответят, – посоветовал человечек.
– Губернатор, – сказал Корвин.
– Служба губернатора планеты Петры, – отозвался громко и четко молодой женский голос. – Чем могу помочь?
– Я говорю из Черной дыры, – Марк облизнул губы – у него внезапно пересохло в горле. – Мне срочно нужна помощь.
– Кто вы? Назовите себя.
– “На этой планете ненавидят патрициев, не называй имени, только номер”, – остерег голос предков.
Марк назвал полученный при регистрации номер.
– Я в Черной дыре, – повторил он. – На меня напали.
– Обратитесь к муниципальному советнику Лабиену, – посоветовала женщина из службы губернатора.
Связь прервалась.
Корвин вышел из комнатушки. На улицу соваться опасно. Как добраться до этого самого Лабиена? И сможет ли тот помочь? Марк попытался отыскать другой выход со склада. Дверь нашлась. Но на улице его уже ждали. Человек шесть. С краю стоял все тот же парень в грязном комбинезоне с лиловыми губами. Подле него суетился согбенный человечек.
– Лациец, – зашелестело над толпой.
Корвин сорвал с пояса парализующую гранату и швырнул в толпу. Пустился бежать.
– Эй, чувак! Куда собрался? – крикнул кто-то.
Марк остановился.
– Не нравится у нас, парень? – спросил низенький толстячок, вразвалочку направляясь к Корвину.
Коротышка не доставал невысокому патрицию до плеча, зато был в два раза шире.
– И вправду, чужакам тут делать нечего, – бормотал толстячок. – Чужаков мы не любим.
“Сзади”, – шепнул голос.
Марк отскочил к стене.
Долговязый парень уже готовился надеть ему на голову серый мешок, но, лишившись цели, нелепо “околпачил” воздух. Марк пнул его ногой в бок, ударил тыльной стороной кулака по носу и губам толстяка, перемахнул через него и помчался по тротуару.
Похоже, его никто не преследовал. Странная парочка исчезла.
“Я не помню, чтобы на Петре было так уж опасно”, – подумал Марк, ощущая нелепую растерянность.
На всякий случай он снова вынул парализатор из кобуры и снял с предохранителя. Огляделся в надежде отыскать хоть какое-нибудь транспортное средство.
Но ничего подходящего не было: только между серых узких тротуаров красной веной протекала дорога. И людей не видно. Только темная фигура, нырнувшая в ближайшую дверь. Похоже, за ним следили. Он сделал несколько шагов и снова оглянулся. Никого. Тут он заметил вывеску с изображением дымящегося котла и толкнул дверь.
Крошечное помещение было выкрашено в темно-красный цвет. Стойка, два стола со стульями – вот и вся обстановка. За стойкой официантка-толстуха с красным, под цвет стен лицом.
– Что нужно? – спросила женщина не слишком любезно.
– Кофе.
– Кофе не держим, – фыркнула толстуха.
– А что есть?
– Водка.
– Давайте водку.
Толстуха поставила перед Марком наполненную до краев рюмку.
Он протянул руку, чтобы взять, но не успел – с двух сторон на него бросились сильные тренированные и очень серьезные ребята. Руку с парализатором заломили за спину.
– Кто тебя прислал? Моргенштерн? – один из парней нажал на затылок Марка, вжимая его лицо в стойку.
– Мне нужен Лабиен, – прохрипел Корвин.
– Зачем?
– Мои люди застряли в пустыне. Их надо вытащить.
– Пастухи?
– Ну да.
– Так бы и говорил, – здоровяк отпустил голову юноши. – Уже три машины в пустыне пропали. Связи нет. Наемники, суки, шалят. Хотят прибрать резку кожи к своим поганым рукам. Поедем, вывезем твоих ребят. Вездеход у меня есть. Воздуха наберем, воды под завязку и вперед. Пустыня ждать не любит.
– Фобос, – представился тот, что держал Марка за правую руку.
– Деймос, – назвал себя тот, что держал за левую, и наконец отпустил запястье.
Руки Корвин не чувствовал. Она совершенно онемела.
– Марк, – скромно назвался префект, решив умолчать о своем патрицианском происхождении.
“Почему бы и нет? – мелькнула мысль. – Похоже, эти парни искренне хотят помочь!”
– У тебя большая машина, Фобос? – спросил Корвин.
– Кузов – десять кубов. Могу полгорода вывезти. Куда ехать-то надо?
– На границу двадцать девятого и тридцатого секторов.
– Дерьмовое место. Там все время люди пропадают в последнее время.
– Так вы не поедете? – разочарованно протянул Корвин.
– Поедем! Еще как! Сейчас мобиль выкатим, – пообещал Фобос. – Надо с этим дерьмом разобраться. Правда, Деймос?
Тот кивнул, подтверждая.
И они выкатили. Огромный драндулет, лет ему было не меньше, чем Корвину. И внутри него все время что-то лязгало и клацало.
– Ну как? Нравится? – спросил Фобос и пихнул Марка в бок.
От этого тычка Корвин согнулся пополам.
– Оч-чень… – выдохнул он.
– Эй, Марк, ты что, дрыхнешь? – тряхнул его за плечо Фобос.
– Вроде того. – Корвин несколько повел головой из стороны в сторону, приходя в себя.
Спать в скафандре было неудобно. Все тело теперь болело. Марк попытался разглядеть сквозь мутное стекло мобиля, что же происходит впереди.
– Ты во сне стонешь, – сказал Фобос.
– Бывает.
– Слышь, приятель, впереди заварушка. Пальба. Я не против пострелять. Но там, похоже, серьезные люди собрались. Плазменными зарядами друг друга жарят. Если в нас плюнут, от нашей железяки ничего не останется. Надо бы остановиться. Со связью здесь хреново. Пока есть. Но все хрипит и сипит. Будто сто тысяч чертей резвятся в эфире. Отрубиться может в любой момент. Ты это учти.
Мобиль остановился.
Корвин выбрался через шлюз. Пригибаясь, добрался до ближайшей скалы. Похоже, Никола решил атаковать базу, но силы у него были весьма незначительные.
И тут кто-то похлопал Корвина по плечу. Тот резко повернулся, вскинул руку с бластером.
Перед ним был человек в новеньком облегающем скафандре. За стеклом гермошлема – знакомое лицо. Друз? Неужели?! Марк хотел обнять шурина. Но тут что-то он разглядел впереди. Что именно – не понял. Просто сообразил – опасность. Обхватил Друза, сделал подсечку и повалил на песок. Разряд бластера угодил в скалу, подле которой они только что стояли. Похоже, Фобос вообразил, что его новому другу грозит опасность, и решил пристрелить незнакомца. На всякий случай.
– Не стреляй! – закричал Корвин по внутренней связи. – Фобос! Не стрелять!
Он не был уверен, что Фобос его услышит. Однако он услышал.
– В чем дело Марк?
– Это друг.
– Живой?
– Чуть-чуть недостреленный.
– Это хорошо.
Друз жестом указал на мобиль, укрывшийся за скалами. Марк и Друз кинулись туда бегом. Когда забрались внутрь через шлюз, Корвин увидел на водительском кресле еще одну фигуру в скафандре.
– Друз, они сдались, – раздался девичий голос в шлемофоне.
Верджи?
Ну, надо же! Сюрприз за сюрпризом. Похоже, все его друзья решили собраться на Петре! Кого не хватает? Люса? Но ведь Люс как раз здесь!
Корвин уселся на сиденье рядом с Верджи.
– Отлично проведенная операция, – похвалил своего странного гида.
– Ты так думаешь? – спросила девушка.
– Хорошо, что я тебя встретил.
– Почему?
Марк помолчал. Проверил давление в кабине и поднял стекло гермошлема.
– Хотел узнать окончание той истории. Ну… той, что тебе снилась. Про тебя и Армана.
– Он погиб при Ватерлоо – я же сказала. Вдову вернули в Россию и сослали в деревню, запретили жить в столицах.
– За что? – поразился Марк.
– Чтобы обвенчаться с Арманом, девушка приняла католичество. Вот за это.
Корвин заметил, что Верджи старается на него не смотреть. Как будто Марк провинился перед нею. Очень серьезно.
– Верджи, я не знал, что ты здесь, клянусь. Главк мне ничего не сказал.
– Не имеет значения, – ответила она. И повернулась к Друзу. – Можно подъехать вплотную к бункеру. Я попробую. Осторожно.
Вездеход поехал медленно между скалами.
– В моей власти добиться, чтобы тебе разрешили жить на Лации, – пообещал Корвин. – Я виноват, но ты поверь, я не знал. Клянусь памятью патриция…
– Марк, я же сказала, это не имеет значения, – повторила Верджи.
– Почему? – Он был уверен, что прежде нравился ей.
– Ты – не Арман.
Его затащили в бункер и бросили на пол. Маленькое изломанное тело. После смерти он еще больше стал походить на ребенка. Голубые глаза малыша остекленели. Струйка крови сбежала с уголка рта к уху и запеклась. Порождение безумной человеческой гордыни, рожденный дважды и дважды умерщвленный. Сначала анимал, потом человек. Никола.
Князь Сергей обошел лежащее тело. Ему почему-то казалось, что малыш не мог умереть, что он еще дышит, что сердце бьется. Ведь он летал когда-то в космосе, месяцами находился в вакууме. Он был почти неуязвим.
– Ему попросту сломали шею, – сказал Флакк.
– Петрийские наемники не любят, когда им не платят, – криво усмехнулся Сергей.
– Он им заплатил, – уточнил Флакк. – Помнишь, он сказал, что истратил полмиллиона. Просто петрийским наемникам не стоит платить вперед.
Сергей опустился на диван, старый продавленный диван, обитый кожей потолочника, на котором сидел еще когда-то дед Корвина. И вдруг затрясся.
– Сергей… – Флакк растерялся, увидев, что князь плачет. – Ты же его ненавидел.
– Он был мне как сын, – пробормотал Сергей. – Когда мы забирали его из клиники Василида, Эмили сказала: это наш ребенок. Она всегда относилась к нему как к ребенку и забывала, что он уже взрослый.
– Марк! – раздался вдруг радостный вопль. – Наконец-то! Я знал, что ты приедешь! Что ты меня не забыл!
Корвин обернулся. К нему, раскинув руки, явно собираясь заключить его в объятия, бежал невысокий человечек в серо-синем комбинезоне. Тяжелые башмаки грохотали по мраморному полу отеля.
– Люс? – Корвин узнал его скорее по голосу, чем по внешности.
Впрочем, внешность мало изменилась. Но была она такой непримечательной, что Марк мог бы пройти всего в нескольких шагах от Люса и не обратить на него внимания.
– Так ты получил послание? Ты приехал на Петру?
Люс разглядывал друга, как будто видел впервые.
Корвин стиснул Люса в объятиях.
– Разве мог я не откликнуться на призыв?
– Я уезду отсюда? – Люс не верил в свое счастье. – Точно уеду? Флакк сказал, что я с вами? Да?
– Конечно! Но только ты не можешь лететь на Лаций. Хочешь поселиться на Островах Блаженных?
– Мне все равно. Лишь бы подальше от этой планеты, – попросил Люс.
– Как ты здесь жил? – спросил Марк.
– Дерьмово. Я варился в котле. Знаешь, что это такое?
– Резка шкур?
– Нет. Я потом тебе расскажу.
– Марк! – огромными прыжками к Корвину мчался Друз. – Поздравь меня! Луций! Он родился!
– Все нормально? – спросил новоявленный дядюшка.
– Малыш Лу чувствует себя отлично! А Лери обещала меня убить, как только я вернусь на Лаций. И тебя – заодно.
– Боюсь, у нее может не быть такого шанса, – с наигранной грустью сказал Марк.
– Это почему же? – хмыкнул Друз. – Кто на тебя еще точит зуб?
– Не догадываешься? – Корвин сделал эффектную паузу. – Губернатор Петры! Ты бы видел, как этот боров побагровел, услышав, что я решил создать комиссию, которая займется положением рабов и вольноотпущенников на Петре. Он минут пять ничего не мог выдавить в ответ, только открывал и закрывал рот. Он бы прикончил меня прямо в своем кабинете, если бы не мой мундир с пурпурной полосой и не легионеры Флакка, что ждали меня за дверьми.
– Разве они так много потеряют? – удивился Друз. – Два десятка специалистов высокого класса из Норика сделают их заводы-автоматы куда более прибыльными и без рабского труда. А что касается обработки шкур потолочников, то и этот процесс можно организовать иначе, совершенно ни к чему обваривать руки кипятком кому бы то ни было…
– Лу, ты не понимаешь, – перебил его Марк. – Разговор не только о деньгах. Рядом с рабом любое ничтожество чувствует себя почти что небожителем. За одно это ни с чем не сравнимое чувство превосходства они отдадут тысячи и миллионы кредитов.
– Сделаем им андроидов, похожих на людей, – Новоявленный патриций склонен был решить проблему техническими средствами.
– А над андроидами разве можно издеваться? Согласно последним законам Лация – нет.
Друз еще с минуту подумал, потом безнадежно махнул рукой:
– Тут я тебе не подсказчик! Решай эту проблему сам. Но скажу честно: я тебе не завидую.