Тень убийцы

Глава 1

Рэй Куэрво сидел в своем офисе и считал деньги. Он делал это каждую пятницу между пятью и шестью вечера. И ни от кого этого не скрывал.

Куэрво владел шестью многоквартирными домами, разбросанными по району к югу от центра Миннеаполиса, где жили индейцы. Самые дешевые квартиры стоили тридцать девять долларов в неделю, самые дорогие — семьдесят пять. При расчете Куэрво не принимал ни векселей, ни отговорок или объяснений. Если у кого-то не оказывалось наличных к двум часам пятницы, он ночевал на улице. «Бизнес есть бизнес», — любил повторять Куэрво тем, кто не мог заплатить.

Иногда это был опасный бизнес. Собирая деньги, домовладелец носил в кармане брюк хромированный «чартер армс спешиал» тридцать восьмого калибра. Старое оружие: дуло в оспинах, а рукоять слишком маленькая и немодная. Но револьвер прекрасно работал, а пули были новенькими. Из цилиндра вам подмигивала блестящая медь. Не роскошное оружие, как говорили его съемщики, зато оно отлично стреляло. Когда Рэй считал недельную выручку, он всегда держал револьвер на столе около правой руки.

Его офис представлял собой крошечную комнатку кубической формы на самом верху трехэтажного здания. Обстановка была скромной: металлический стол, деревянный картотечный шкаф и дубовое кресло на колесиках, а также черный телефон с диском. На левой стене висел календарь «Спортс иллюстрейтед» четырехгодичной давности с девицами в купальниках. Куэрво остановился на апреле, где была изображена красотка с просвечивающими сквозь мокрую футболку сосками. Напротив календаря располагалась доска с дюжиной визиток и парой выцветших наклеек для бампера. Одна гласила: «Дерьмо случается», а другая — «Вам нравится, как я вожу мою машину? Позвоните 1-800-поешьте-дерьма». Жена Рэя, родившаяся на ферме в Кентукки, с языком, как бритва, называла его офис сортиром. Впрочем, Рэй Куэрво не обижался. В конце концов, он ведь был хозяином трущоб.

Куэрво складывал деньги аккуратными стопками: один доллар, пять и десять. Неожиданно возникшую двадцатку он убрал в карман. Затем сосчитал монеты, записал и бросил в банку из-под кофе «Максвелл хаус». Домовладелец был толстяком с маленькими глазками. Когда он поднимал свой тяжелый подбородок, на красной шее появлялось три ряда жирных складок. А если наклонялся вперед, на боках из подмышек вываливалось еще три складки. Издавая непристойный звук, что происходило довольно часто, он машинально приподнимал толстую ягодицу со стула, чтобы облегчить себе задачу. Он не считал это невежливым или бестактным. Если в комнате находилась женщина, он говорил: «Ой!» В компании мужчин не произносил ничего. Мужчины всегда пускают ветры.

Пятого октября, в теплый не по сезону день, около пяти вечера, внизу хлопнула дверь и по лестнице начал подниматься человек. Куэрво положил пальцы на револьвер и привстал, чтобы лучше рассмотреть посетителя. Мужчина на лестнице повернул к нему лицо, и домовладелец расслабился.

Лео Кларк. Старый клиент. Как большинство индейцев, снимавших жилье в домах Куэрво, Лео постоянно уходил и возвращался из резервации. Он был крепким орешком, с лицом, напоминающим бетонную стену, но у Рэя никогда не возникало с ним проблем.

Лео остановился на площадке второго этажа, чтобы отдышаться, затем поднялся по последнему пролету. Он происходил из племени сиу: лет сорока, одинокий, с кожей, почерневшей от летнего солнца. Длинные черные косы вились по спине, на поясе сверкал кинжал наваха. Он родился где-то на западе, в резервации Роузбад или Стэндинг-Рок.

— Как дела, Лео? — спросил Куэрво, не поднимая головы. Он держал в обеих руках деньги, которые считал. — Тебе нужна квартира?

— Положи руки на колени, Рэй, — сказал посетитель.

Домовладелец поднял голову и увидел, что Лео наставил на него пистолет.

— Послушай, приятель, не делай этого, — взмолился Куэрво, выпрямляясь. Он не смотрел на свой револьвер, но думал о нем. — Если нужна пара долларов, я дам тебе в долг.

— Конечно, дашь, — ответил индеец. — С процентами, два к одному.

Куэрво время от времени занимался ссуживанием денег. Бизнес есть бизнес.

— Да ладно тебе, Лео. — Он небрежно бросил купюры на стол и освободил правую руку. — Хочешь провести старость в тюрьме?

— Если еще раз пошевелишься, я проделаю у тебя в голове пару дырок. Я не шучу, Рэй, — сказал Лео.

Куэрво посмотрел ему в лицо. Оно было холодным и мрачным, точно статуя майя. Домовладелец замер на месте.

Индеец обошел стол, и теперь их разделяло не больше трех футов, но дуло пистолета Лео смотрело прямо в лицо Куэрво.

— Просто не шевелись и не волнуйся, — проговорил Кларк. Когда он оказался позади стула Куэрво, он сказал: — Мне надо надеть на тебя наручники, Рэй. Убери руки за спину.

Домовладелец выполнил его указания и обернулся, чтобы посмотреть, что делает Лео.

— Смотри перед собой, — велел индеец и ткнул ему за ухом дулом пистолета.

Куэрво подчинился. Лео сделал шаг назад, убрал пистолет за пояс и достал из переднего кармана джинсов обсидиановый кинжал — семь дюймов великолепно обработанного вулканического стекла, добытого из скалы в национальном парке Йеллоустоун. По кромке шел желобок, а сам нож был острым, точно скальпель хирурга.

— Эй, приятель, — сказал Лео и подошел поближе к хозяину трущоб.

Куэрво пустил ветры от страха или отчаяния, и комната наполнилась мерзким запахом, но он не стал говорить «ой!».

— Что?

Домовладелец смотрел прямо перед собой, он просчитывал варианты. Его ноги стояли на специальной полочке под столом, а потому он не мог быстро вскочить. Он решил подождать еще пару минут. Когда индеец попытается сковать его, возможно, ему удастся… Револьвер блестел всего в полутора футах от его глаз.

— Я наврал про наручники, Рэй, — сказал Лео, схватил мужчину за волосы над лбом и дернул его голову назад.

Затем одним сильным движением он перерезал Рэю Куэрво горло от уха до уха.

Домовладелец приподнялся, высвободился и попытался прижать одну руку к шее, а другой в отчаянии потянулся к револьверу. Но он уже понимал, что из этого ничего не выйдет. Кровь хлестала из сонной артерии, словно вода из шланга, заливая зеленые купюры на столе, девицу с роскошным бюстом из «Спортс иллюстрейтед» и коричневый линолеум на полу.

Рэй Куэрво дернулся, повернулся и упал, зацепив помятую банку из-под кофе «Максвелл хаус». Из нее высыпались монеты и покатились по полу, пара штук вылетела на лестницу. Он лежал лицом вверх и видел перед собой лишь тусклое пятно, которое превратилось в равнодушное лицо Лео Кларка, заполнившее собой мрак. А потом Куэрво умер.

Убийца отвернулся, когда тело жертвы перестало контролировать мочевой пузырь и сфинктер. На столе лежало две тысячи тридцать пять долларов, но Лео не обратил на них ни малейшего внимания. Он вытер обсидиановый кинжал о собственные штаны, убрал его в карман и запахнул рубашку, чтобы спрятать пистолет. Затем убийца спустился по лестнице и прошел шесть кварталов до своей квартиры. Он был перепачкан кровью, но, казалось, этого никто не заметил. Полицейские получили весьма приблизительное описание преступника — индеец с косами. В Миннеаполисе было пять тысяч индейцев с косами.

И большинство из них обрадовались, узнав, что произошло с Куэрво.

Проклятые индейцы!

Джон Ли Бентон их ненавидел. По его представлениям, они были хуже ниггеров. Если ты приказываешь черному прийти, а он не приходит, он всегда называет какую-то причину, пусть и дурацкую.

Индейцы не такие. Ты говоришь ему, что он должен явиться в два часа, но как бы не так. Он приходит в два на следующий день и считает, что все в порядке. Он не прикидывается, он действительно так думает.

Психиатры в их заведении называли это культурной аномалией. Джон Ли Бентон — занозой в заднице. Психиатры говорили, что единственным решением проблемы является образование. У Джона Ли Бентона имелся собственный подход к данному вопросу.

У Бентона под надзором находилось семь индейцев. Если они не появлялись в срок, он употреблял время, которое обычно отводилось на беседу с ними, на заполнение бумаг, чтобы отправить их назад в Стиллуотер. За два года он вернул туда девять человек и создал себе вполне надежную репутацию. Проклятые индейцы обходили его стороной. Если тебя выпускают под залог, говорили они друг другу, главное — не попасть к Джону Ли Бентону. Потому что это всегда означало дорогу назад.

Бентону нравилась такая известность.

Джон Ли Бентон был маленьким человечком с большим носом и мышиного цвета волосами, которые он зачесывал вперед, пряча под ними водянистые глаза. Свои соломенного цвета усы он подстригал под прямым углом. Когда он смотрел утром на себя в зеркало, ему казалось, что он на кого-то похож, только он не знал на кого. На кого-то знаменитого. Он не сомневался, что поймет это рано или поздно.

Джон Ли Бентон ненавидел черных, индейцев, мексиканцев, евреев и азиатов — примерно в таком порядке. Ненависть к черным и евреям досталась ему в наследство от отца, когда Джонни рос в ветхих трущобах для рабочих в Сент-Луисе. Враждебное отношение к индейцам, мексиканцам и азиатам он развил в себе самостоятельно.

Каждый понедельник днем Бентон сидел в душном офисе в глубине Индейского центра неподалеку от Франклин-авеню и разговаривал с придурками, находившимися у него на попечении. Предполагалось, что он должен называть их клиентами, но пошли они все к чертовой матери. Они все были преступниками и уродами, все до одного.

— Мистер Бентон?

Бентон поднял голову и увидел, что в дверях стоит Бетти Сэйлс, робкая, с серой кожей индианка с растрепанными волосами. Она работала секретарем сразу в нескольких офисах.

— Он пришел? — резко, нетерпеливо спросил Джон Ли, даже его голос источал ненависть.

— Нет, — ответила Бетти. — Но вас хочет видеть другой человек. Какой-то индеец.

Бентон нахмурился.

— Я на сегодня больше никого не вызывал.

— Он сказал, что он пришел поговорить насчет мистера Клауда.

Вот это сюрприз. Уважительная причина!

— Ладно. Пришли его через пару минут, — распорядился он.

Секретарша ушла, а Бентон снова пролистал дело Клауда. Ему не требовалось смотреть, что там написано, но он любил заставлять индейцев ждать. Через две минуты в дверях появился Тони Блуберд. Джон никогда не видел его прежде.

— Мистер Бентон?

Посетитель оказался приземистым мужчиной с близко посаженными глазами и коротко подстриженными волосами. Он был в льняной рубашке, шею украшал ремешок из сыромятной кожи, с которого свисал черный кинжал из обсидиана. Блуберд чувствовал, как он приятно щекочет кожу на груди.

— Да?

Инспектор позволил ярости пробраться в свой голос.

Блуберд достал пистолет.

— Положите руки на колени, мистер Бентон.

Три человека видели Блуберда. Бетти Сэйлс — как он входил и выходил. Мальчишка, выскочивший из спортивного зала, уронил баскетбольный мяч, и Блуберд остановил его ногой, поднял, а потом бросил пареньку, когда Бетти Сэйлс закричала. Дик Желтая Рука, семнадцатилетний индеец, который отчаянно пытался раздобыть порцию крэка, видел, как он показался в дверях, и крикнул:

— Привет, Блуберд.

Тони остановился. Дик подкатился к нему, почесывая жидкую бородку.

— Плохо выглядишь, приятель, — сказал Блуберд.

Желтая Рука кивнул. Он был в грязной футболке с выцветшим портретом Мика Джаггера; джинсы на три размера больше нужного поддерживала бельевая веревка. Руки парнишки походили на стебли кукурузы, во рту не хватало двух передних зубов.

— Я и чувствую себя паршиво. Знаешь, мне бы не помешала парочка баксов.

— Извини, приятель, у меня нет денег, — ответил Тони, засунул в карманы руки и вывернул их, показывая, что там пусто.

— Ладно, ничего не поделаешь, — разочарованно протянул Желтая Рука.

— На прошлой неделе я видел твою маму, — сказал Блуберд. — Недалеко от резервации.

— И как она?

— Хорошо. Ловила рыбу. Минтай.

Истерические вопли Сэйлс стали громче, когда кто-то открыл дверь в Индейский центр.

— Классно, что у мамы все в порядке, — сказал парень.

— Ладно, думаю, мне пора, — проговорил Тони, отходя.

— Давай, дружище, — ответил Желтая Рука. — Еще увидимся.

Блуберд шел не спеша, размышляя совсем о других вещах. Как ее звали? Это случилось так давно. Анна? Она была симпатичной женщиной, большегрудой, с теплыми карими глазами. Ему казалось, что он ей нравился, хотя оба были женаты, и ничего такого между ними не произошло; ничего, кроме мимолетного влечения, возникшего на территории индейского поселения в Миннеаполисе.

Муж Анны, чиппева из Нетт-Лейка, сидел в тюрьме округа Хэннепин. Однажды поздно ночью, как следует набравшись, он увидел автомат по продаже кока-колы, который переливался красно-белым сиянием внутри заправочной станции. Он швырнул в окно кусок бетона, залез внутрь и тем же обломком разбил автомат. Кто-то рассказал Блуберду, что на пол высыпалось около тысячи четвертаков. Муж Анны терпеливо их собирал, когда приехала полиция. Перед этим его досрочно освободили из тюрьмы, и он получил шесть месяцев сверх того, что ему оставалось досидеть в первый раз.

У Анны и ее мужа никогда не было денег. Он пропивал большую часть, и она, скорее всего, ему в этом помогала. Еды вечно не хватало. Одежды тоже. Зато у них был сын двенадцати лет, приземистый, крепкий, погруженный в себя ребенок, который все вечера напролет смотрел телевизор. Однажды в субботу днем, через несколько недель после того, как посадили его отца, мальчик отправился на мост Лейк-стрит и спрыгнул в Миссисипи. Многие видели, как он это сделал, и копы выловили его из реки через пятнадцать минут. Мертвого.

Блуберд услышал об этом и пошел к реке. Там он встретил Анну, которая обнимала тело сына. Она подняла голову и посмотрела на него глазами, наполненными болью и…

Чем?

Это все часть того, что ты индеец, считал Тони. Смерть. Они делали это лучше, чем белые. По крайней мере, чаще.

Когда Блуберд выходил из комнаты после того, как он перерезал горло Бентону, он посмотрел на его лицо, и оно показалось ему знакомым. Напомнило какого-то известного человека. Теперь же, когда он шагал по тротуару, оставив позади Желтую Руку, перед его мысленным взором всплыло лицо инспектора.

«Гитлер, — подумал он. — Джон Ли Бентон был как две капли воды похож на молодого Адольфа Гитлера».

Молодого мертвого Адольфа Гитлера.