Тень убийцы

Глава 5

В мужской парикмахерской было одно кресло, модель начала века с потрескавшимся сиденьем из черной кожи. Зеркало висело на стене перед ним. Под зеркалом на полке стояли в ряд бутылки с ядовито-желтыми лосьонами и ярко-красной туалетной водой. Солнечные лучи резвились на них, словно на трубах органа.

Когда вошел Лукас, Уильям Дули возил плоской шваброй по полу, собирая обрезки черных волос в кучку на слоящемся коричневом линолеуме.

— Офицер Дэвенпорт, — мрачно проворчал Дули.

Он был старым и очень худым, а его виски казались прозрачными, словно яичная скорлупа.

— Мистер Дули, — так же мрачно кивнув, поздоровался Лукас и сел в кресло.

Парикмахер встал у него за спиной, надел на шею скользкий нейлоновый фартук и отошел на шаг назад.

— Поправить около ушей? — спросил он, поскольку Дэвенпорту не требовалась стрижка.

— Вокруг ушей и сзади на шее, мистер Дули, — ответил Лукас.

Лучи октябрьского солнца расцвечивали яркими пятнами линолеум у него под ногами. Оса билась в пыльное окно.

— Неважные дела получились с Блубердом, — через некоторое время сказал полицейский.

Ножницы Дули громко щелкали в тишине, потом замерли около уха клиента и снова возобновили свою песню.

— Неважные, — не стал спорить он.

Он еще некоторое время работал, а потом Лукас его спросил:

— Вы его знали?

— Нет, — мгновенно ответил парикмахер.

Еще несколько громких щелчков, и он добавил:

— Но я был знаком с его отцом. Во время войны. Мы вместе служили. Не в одной части, но виделись иногда.

— У Блуберда есть родственники, кроме жены и детей?

— Хм. — Дули перестал работать и задумался. Он был полукровкой сиу, отец индеец, а мать шведка. — В Роузбаде у него, кажется, есть пара дядей и теток. Если кто-то из них еще жив, они должны жить там. Его мать умерла в начале пятидесятых, а отец — четыре или пять лет назад, так мне кажется.

Дули уставился невидящим взглядом в залитое солнцем окно.

— Боже праведный, нет, — через минуту проговорил он дрогнувшим голосом. — Его старик умер летом семьдесят восьмого, между теми двумя жуткими зимами. Двенадцать лет назад. Как же быстро бежит время.

— Это точно, — согласился с ним Лукас.

— Хотите знать, что значит быть индейцем, офицер Дэвенпорт? — спросил парикмахер, остановившись.

— Любые сведения могут оказаться полезными.

— Когда умер Блуберд-старший, я поехал на его похороны в резервацию. Знаете, что он был католиком? Его похоронили на католическом кладбище. Поэтому я отправился туда с толпой провожающих, его положили в землю, и все стояли вокруг. Сейчас уже все могилы находятся рядом друг с другом, а тогда я заметил в дальнем углу еще одну группу, они были сами по себе. Я спросил: «Что там?» И знаете, что мне ответили?

— Нет, — признался полицейский.

— Это могилы католиков-самоубийц. Хоронить тех, кто покончил с собой, на обычном кладбище не разрешают, но суицидов случается так много, что для них выделили специальное место. Слышали про такое?

— Никогда. А я ведь католик, — сказал Лукас.

— Подумайте об этом. Столько самоубийц в маленькой грязной резервации, что им пришлось отвести отдельный угол на кладбище.

Дули стоял и смотрел в окно еще несколько секунд, затем встряхнулся и вернулся к работе.

— Блубердов осталось не так много, — проговорил он. — По большей части они женились или вышли замуж и уехали на восток и запад, в Нью-Йорк или Лос-Анджелес. Лишились своих имен. Но они были хорошими людьми.

— Тем не менее он совершил безумный поступок.

— Почему?

Вопрос так удивил Лукаса, что он резко повернул голову и острый конец ножниц вонзился ему в кожу.

— Ой, больно? — спросил Дули с беспокойством.

— Нет. А что вы…

— Я чуть не проделал у вас в голове дырку, — перебил его парикмахер и принялся тереть пострадавшее место большим пальцем. — Но крови не видно.

— Что вы имели в виду, когда спросили: «Почему?» — настаивал на своем Дэвенпорт. — Он перерезал человеку горло. Может, даже двоим.

Дули долго молчал, а потом ответил:

— Их следовало убить. Они были мерзкими людьми. Я, как и все, читаю Библию. То, что сделал Блуберд, плохо. Но он заплатил за это. Око за око. Они мертвы, он тоже. Но вот что я вам скажу: с плеч индейцев свалилось два тяжких груза.

— Ладно, это я понимаю, — проговорил Лукас. — Рэй Куэрво был настоящим подонком. Прошу меня простить за грубость.

— Я уже слышал пару раз это слово, — ответил парикмахер. — И не скажу, что вы не правы. И про Бентона тоже. Он был не лучше Куэрво.

— Да, я знаю, — сказал полицейский.

Дули закончил подстригать волосы около уха клиента, наклонил его голову вперед так, что подбородок уперся в грудь, и привел в порядок затылок.

— В Нью-Йорке убили еще одного человека, — сообщил ему Лукас. — Тем же способом, что Куэрво и Бентона. Перерезали горло каменным кинжалом.

— Я видел, — сказал Дули и показал на черно-белый телевизор, стоящий в углу. — В сегодняшнем выпуске новостей. Мне показалось, что убийства похожи.

— Даже слишком, — проговорил Дэвенпорт. — Мне вот что интересно…

— Слышал ли я что-нибудь? Всего лишь разговоры. А вы знали, что Блуберд был танцором-солнцепоклонником?

— Нет, не знал, — ответил Лукас.

— Посмотрите на тело, если оно еще у вас. Вы найдете шрамы на груди в тех местах, где он вонзал в нее колышки.

Дэвенпорт поморщился. Во время одного из обрядов сиу индейцы пронзали кожу на груди колышками. К ним привязывали веревки, и участники церемонии вращались вокруг шеста, пока колышки не вываливались из тела.

— И еще: Блуберд был солнцепоклонником, но кое-кто говорит, что пару лет назад он принимал участие в танцах призраков, посвященных мертвым.

— В танцах призраков? Я не знал, что их еще устраивают, — удивленно проговорил Лукас.

— Кое-кто из тех, кто приехал из Канады, попытались их возродить. У них был барабан, они побывали во всех резервациях, собирали деньги, танцевали. Перепугали до полусмерти кучу народа, но в последнее время я что-то про них не слышал. Многие индейцы считают, что это была самая настоящая афера.

— Но Блуберд танцевал?

— Так говорят…

Дули замолчал, и полицейский, повернувшись, увидел, что старик снова смотрит в окно.

На другой стороне улицы находился небольшой парк с пожелтевшей под ногами детей и ударами осенних холодов травой. В его центре мальчишка-индеец чинил перевернутый велосипед, а пожилая женщина маленькими шажками спешила к бетонному питьевому фонтанчику.

— Не думаю, что это что-то значит, — сказал парикмахер и снова повернулся к Лукасу. — Кроме того, что Блуберд был человеком, который искал веру.

— Веру?

— Он искал спасения. Возможно, он его нашел, — предположил старик и вздохнул.

Он вернулся к Лукасу и закончил стрижку двумя уверенными движениями. Потом положил ножницы, смахнул волосы, снял фартук и встряхнул его.

— Посидите спокойно пару минут, — сказал он.

Дэвенпорт ждал; Дули нашел электрическую машинку и сбрил волосы с шеи, затем вылил на нее целую пригоршню желтого ароматического масла.

— Готово, — сказал он.

— Сколько? — спросил клиент, встав с кресла.

— Как обычно, — ответил старик, и Лукас вручил ему три доллара.

— Я ничего не слышал, — с серьезным видом проговорил Дули и посмотрел Лукасу в глаза. — Если бы слышал, то сказал бы вам, но не уверен, что сообщил бы, что именно я слышал. Блуберд был индейцем, получившим назад то, что ему принадлежало.

В резервации было полно Дули.

Дэвенпорт шагал по ней, останавливаясь, чтобы поговорить с индейцами, которых знал: портнихой в мастерской, где шили тенты, торговцем морепродуктами, подрядчиком, занимающимся системами отопления, служащими на двух заправках и в магазинчике, работающем допоздна, антикваром, ушедшим на покой, мастером по изготовлению ключей, уборщицей и продавцом автомобилей. За час до начала похорон Блуберда он оставил машину в переулке и дошел пешком до лавки скобяных изделий, принадлежавшей индейцу дакота.

Звякнул колокольчик над дверью, и Лукас на мгновение замер на пороге, дожидаясь, когда глаза привыкнут к сумраку внутри. Улыбающийся Эрл Мэй в кожаном переднике появился из задней комнаты. Лукас направился к нему и увидел, как погасла его улыбка.

— Я уже собрался сказать: «Рад вас видеть», но, думаю, вы пришли, чтобы спросить про Блуберда и убийство в Нью-Йорке, — сказал хозяин, повернул голову и крикнул куда-то в темноту: — Эй, Бетти, это Лукас Дэвенпорт.

Бетти Мэй высунула голову в щель в занавеске между задней комнатой и магазинчиком. У нее было круглое лицо со старыми оспинами и хриплый голос, отлично подходящий для блюзов.

— Мы почти ничего не знаем про Блуберда, — сказал Эрл и посмотрел на жену. — Он спрашивает про убийства.

— Мне все говорят примерно одно и то же, — ответил лейтенант.

Эрл стоял, скрестив на груди руки. Своеобразная защитная поза, словно говорящая: «Отстань», но Лукас никогда прежде не видел ничего подобного, когда разговаривал с Мэями. Бетти за спиной мужа невольно встала в такую же позу.

— Вам будет непросто узнать здесь то, что вас интересует, — сказала она. — Бентон был плохим человеком, Куэрво и того хуже. Он оказался таким мерзавцем, что, когда его жена приехала к нему в офис после того, как ей позвонила полиция, она улыбалась.

— А как насчет того парня в Нью-Йорке, Андретти? — спросил полицейский. — Он-то что, черт подери, сделал?

— Андретти. Либерал с хорошими бухгалтерами, — фыркнул Эрл. — Он называл себя реалистом. Говорил, что некоторых людей следует сбросить со счетов. Что нет никакой разницы: тратить деньги на бедняков или предоставить им жить, как они хотят. А еще, что низший класс это вечная обуза для тех, кто трудится.

— Правда? — удивился Лукас.

— К его словам прислушивались очень многие, — продолжал индеец. — И насчет кое-кого он, возможно, был прав — алкоголиков и наркоманов. Но на один вопрос у него не нашлось ответа. Как насчет детей? А это главное. Настоящий геноцид! И жертвами его становятся не короли социального обеспечения, а дети.

— И ты считаешь, что за это их нужно было убить? — спросил Дэвенпорт.

Хозяин лавки покачал головой.

— Люди постоянно умирают. А сейчас на тот свет отправились те, кто причинял страдания индейцам. Это плохо для них, и это преступление, но меня их смерть не огорчает.

— А тебя, Бетти? — Дэвенпорт с волнением повернулся к женщине. — Ты думаешь так же?

— Да, Лукас, — ответила она.

Лейтенант пару мгновений смотрел на них, внимательно изучая лицо Эрла, потом Бетти. Они были лучшими людьми из всех, кого он знал. И многие станут думать как они. Он тряхнул головой и постучал костяшками пальцев по прилавку.

— Проклятье, — сказал он.

Похороны Блуберда были… Лукас пытался подобрать подходящее слово и наконец остановился на «необычными». Многие индейцы пожимали друг другу руки и обменивались мимолетными усмешками, которые тут же уступали место серьезному выражению на лицах.

Кроме того, индейцев пришло слишком много, если вспомнить, что Блуберд был далеко не знаменит. После того как гроб опустили в землю и были произнесены последние молитвы, они собрались небольшими группками, по двое и трое, о чем-то переговариваясь. Дэвенпорт подумал, что это событие окутывает атмосфера с трудом сдерживаемого ликования. Кто-то повел себя плохо. Блуберд заплатил за это, но остались другие, и они воздадут всем по заслугам. Полицейский изучал толпу, пытаясь увидеть в ней знакомые лица, людей, с которыми он мог бы поговорить позже.

Ривервуд был кладбищем для рабочих в рабочем районе. Блуберда похоронили на южном склоне под ясенем. Даже зимой его могилу будут заливать лучи солнца. Лукас стоял на небольшом возвышении, примерно в тридцати ярдах от нее, под одним из вязов, которых становилось все меньше. Прямо напротив, на другой стороне улицы и в ста футах от могилы, замерли другие наблюдатели. Фургон «шевроле» цвета кетчупа подходил для этого района, точно идеально подобранный кусочек головоломки. На заднем сиденье двое полицейских сквозь затемненные окна записывали похороны на видеопленку.

Лукас подумал, что идентифицировать всех будет невозможно. Похороны получились грандиозными, и на них пришло слишком много зрителей. Он заметил белую женщину, которая медленно шла вдоль границы толпы. Она была выше большинства женщин и немного тяжеловата. Она посмотрела в его сторону, и, глядя на нее издалека, он решил, что она похожа на мрачную мадонну: с темными волосами, овальным лицом и длинными густыми бровями.

Он наблюдал, как она пробирается сквозь толпу, когда к нему подошел Слоун.

— Привет.

Дэвенпорт повернулся, чтобы поздороваться, а когда снова взглянул на людей, оказалось, что незнакомка исчезла.

— Ты уже поговорил с женой Блуберда? — спросил Лукас.

— Попытался, — ответил детектив. — Но мне не удалось застать ее одну. Ее со всех сторон окружают люди, которые твердят: «Не разговаривай с копами, милая. Твой муж герой». Они ее затыкают, и все тут.

— Может, позже получится?

— Не исключено. Впрочем, не думаю, что нам удастся от нее много узнать, — сказал Слоун. — Ты где оставил машину?

— За углом.

— Я тоже.

Они начали пробираться между памятниками, спустились по пологому склону и направились в сторону улицы. Некоторые могилы выглядели ухоженными, другие заросли травой. Один надгробный камень из известняка был таким старым, что имя стерлось, осталось только едва различимое слово «отец».

— Я поговорил с одним типом у нее дома. Он сказал, что Блуберд там редко бывал. Судя по всему, они с женой находились на грани развода, — сказал детектив.

— Не слишком многообещающая информация, — согласился с ним Лукас.

— А ты что делаешь?

— Бегаю тут и теряю время, — ответил Дэвенпорт, в последний раз попытался отыскать глазами черноволосую женщину, но не нашел. — Я собираюсь в Пойнт. Там живет Желтая Рука. Может, он слышал что-нибудь интересное.

— Что ж, попытаться стоит, — не слишком уверенно сказал Слоун.

— Он — моя последняя надежда. Никто не хочет ничего говорить.

— И у меня такие же результаты, — признался детектив. — Все по другую сторону баррикады.

Пойнт представлял собой ряд жилых домов из красного кирпича. Квартиры располагались по одной на этаже. Лукас вошел в дверь, закрыл ее за собой и принюхался. Его приветствовал застарелый запах вареной капусты, кукурузы в банках, овсянки и рыбы. Он потянулся к кобуре, достал «Хеклер-Кох Р-7» и переложил в карман спортивного пиджака.

Квартира Желтой Руки находилась на пятом этаже, на чердаке, где когда-то была общественная кладовая. Лукас остановился на площадке четвертого этажа, отдышался и поднялся по последнему пролету, держа руку на пистолете. Дверь на верхней площадке была закрыта. Он не стал стучать, а просто нажал на ручку и повернул ее.

На матрасе сидел парень, который читал журнал «Пипл», — индеец, в голубой рабочей блузе с закатанными выше локтей рукавами, джинсах и белых носках. Армейская куртка лежала рядом с матрасом в компании с ковбойскими сапогами, зеленой банкой имбирного пива, еще одним номером «Пипл» и потрепанным томом антологии, составленной «Ридерз дайджест». Полицейский вошел внутрь.

— Ты кто такой? — спросил индеец.

Его руки украшала татуировка: роза внутри сердца на той, что была ближе к Лукасу, и крыло орла — на другой. В дальнем конце комнаты лежал еще один матрас, на котором спали мужчина в шортах и женщина в розовой сорочке из искусственного шелка. Ее платье было аккуратно сложено рядом, поодаль стояли две чашки с отбитыми краями, в одной лежал кипятильник. Пол был усыпан кусками бумаги, старыми журналами, пустыми упаковками от еды и банками. Пахло марихуаной и супом.

— Коп, — ответил Лукас, прошел дальше и посмотрел налево. Увидел третий матрас, на котором спал Желтая Рука. — Ищу Желтую Руку.

— Он отключился, — сообщил индеец с татуировками.

— Пил?

— Ага.

Парень скатился с матраса и взял куртку. Дэвенпорт тут же наставил на него палец.

— Побудь тут минутку.

— Конечно, никаких проблем. Сигаретка есть?

— Нет.

Женщина на втором матрасе пошевелилась, повернулась на спину и приподнялась, опираясь на локти. Она была белой и выглядела старше, чем показалось Лукасу на первый взгляд. Лет сорока, наверное, решил он.

— Что происходит? — спросила она.

— Коп, к Желтой Руке, — объяснил парень с татуировкой.

— Вот черт. — Она, прищурившись, посмотрела на Лукаса, и он заметил, что у нее не хватает передних зубов. — Есть сигарета?

— Нет.

— Проклятье, теперь тут никто не курит, — возмутилась она, посмотрела на мужчину, спавшего рядом, и ткнула его в бок. — Вставай, Боб. Коп пришел.

Боб застонал, дернулся и снова захрапел.

— Оставь его, — сказал лейтенант, подошел к Желтой Руке и пнул его ногой.

— Отвали, — сонно пробормотал паренек и попытался отпихнуть ногу.

— Нужно поговорить.

— Отвали, — повторил индеец.

Лукас пнул его сильнее.

— Вставай, Желтая Рука. Это Дэвенпорт.

Глаза наркомана распахнулись, и Лукас подумал, что он выглядит слишком старым для подростка. Таким же, как женщина, которая сидела, скорчившись, на матрасе и облизывала губы. Парень с татуировкой несколько мгновений постоял, раскачиваясь на носках, а потом потянулся к ковбойскому сапогу.

— Оставь сапоги в покое, — велел ему Лукас, снова наставив на него палец. — Просыпайся, Желтая Рука.

Паренек сел.

— Что такое?

— Мне нужно с тобой поговорить.

Дэвенпорт повернулся к татуированному.

— А ты иди сюда и сядь на матрас.

— Я ничего не сделал, — с вызовом заявил тот.

Он был невероятно худым и стоял, повернувшись к Лукасу одним плечом, невольно приняв позу боксера.

— Я не собираюсь вас допрашивать, — сказал полицейский. — Мне не нужны ваши документы, у меня нет ордера. Я просто хочу поговорить.

— Я не разговариваю с чертовыми копами, — заявил парень с татуировками и огляделся по сторонам в поисках поддержки.

Женщина смотрела в пол и качала головой, потом она сплюнула. Лукас засунул руку в карман. В маленьком помещении было слишком много народа. При обычных обстоятельствах он легко справился бы с парой отбросов и бродягой, но парень с татуировками производил впечатление крепкого орешка. Если возникнет драка, места для маневра будет немного.

— Мы можем договориться по-хорошему, но можем и по-плохому, — спокойно сказал он. — А теперь тащи свою задницу сюда, или я тебе ее надеру.

— А что ты можешь мне сделать, коп, пристрелишь? У меня нет ножа, нет пистолета, я в своей квартире, ты мне не показал никакого ордера. Что, застрелишь меня?

— Нет, но я отделаю тебя так, что мало не покажется, — пообещал Дэвенпорт.

Мужчина и женщина на втором матрасе на них не смотрели. Если незнакомец с татуировками бросится в бой, поддержки от них он не получит. Желтая Рука тоже вряд ли сумеет ему помочь, значит, схватка будет один на один. Лукас приготовился.

— Успокойся, Тень, зачем тебе драться с копом? — сказал со своего матраса Желтая Рука. — Ты же знаешь, чем это грозит.

Дэвенпорт посмотрел на наркомана, а потом на парня с татуировками и догадался, что его досрочно выпустили из тюрьмы.

— Знаешь Бентона? — быстро спросил он. — Инспектора, который курирует таких, как ты?

— Нет, я его никогда не встречал, — ответил парень, который неожиданно закрыл глаза и отвернулся; напряжение начало спадать.

— Я хочу только поговорить, — примирительно сказал Лукас.

— Ага, с пистолетом в кармане, — заявил индеец с татуировками, снова повернувшись к нему. — Как все белые.

Он посмотрел прямо на лейтенанта, и тот увидел, что у него светло-серые глаза, такие светлые, что кажется, будто зрачок затянула катаракта. Парень снова вздрогнул, и его тело начало медленно вибрировать, точно гитарная струна.

— Успокойся, — повторил Желтая Рука, потирая лицо. — Иди сюда и сядь. Дэвенпорт тебя не тронет.

В воздухе снова повисло напряжение; затем так же неожиданно, как пришел в ярость, парень расслабился и улыбнулся. На фоне темной кожи его зубы выглядели ослепительно-белыми.

— Конечно, ясное дело. Прошу прощения, вы появились так неожиданно, — сказал он и кивнул, извиняясь.

Дэвенпорт отступил назад на несколько шагов, опасаясь столь резкой перемены в поведении; ему не понравились глаза незнакомца. Они показались ему какими-то колдовскими. Парень с татуировками сел на угол матраса Желтой Руки. Лукас секунду за ним наблюдал, затем подошел к индейцу и вскоре уже нависал над ним. Он заговорил, обращаясь к темечку подростка.

— Что ты слышал, Желтая Рука? Я хочу знать все про убийство Рэя Куэрво. И что-нибудь про Бентона. Кто дружил с Блубердом?

— Я ничего не знаю про это, — ответил Желтая Рука. — Я встречался с Блубердом в резервации.

— В Форт-Томпсоне?

— Точно, приятель. Его сестра и моя мать ходили к дамбе ловить рыбу.

— Что ты слышал про него в последнее время? — Лукас потянулся, схватил парня за волосы над ухом и заставил закинуть голову назад. — Давай скажи хоть что-нибудь, говори.

— Я ничего не знаю, приятель. Честное слово, — мрачно проговорил Желтая Рука и вырвался из хватки полицейского, и тот присел, чтобы их лица оказались на одном уровне.

Индеец с татуировками наблюдал за лицом Лукаса через плечо паренька.

— Послушай, когда убили Бентона, ты был свидетелем, — дружелюбно сказал Дэвенпорт. — Это имеется в наших записях. Копы составляют список, в нем есть твое имя. А это значит, что строгие дяди из отдела ограблений и убийств захотят тебя проверить, но они совсем не такие добрые, как я. И не рассчитывай, что они будут белыми и пушистыми. Они не станут о тебе заботиться, Желтая Рука. Если ты дашь мне какую-нибудь полезную информацию, я смогу сделать так, что они тебя не тронут. Но мне необходимо, чтобы у меня что-нибудь было. Иначе они скажут, что я не слишком сильно на тебя надавил.

— Я мог бы вернуться в резервацию, — сказал индеец.

Лейтенант покачал головой.

— И что ты там будешь курить? Полынь? Или залезешь незаметно в местную лавку и стащишь бумбокс?[5] Не морочь мне голову. В городах полно «Кей-мартов», где есть чем поживиться, каждый вечер ты балуешься наркотой, которой здесь сколько душе угодно. А в Форт-Томпсоне продают крэк?

По щеке Желтой Руки скатилась слеза, и он захлюпал носом. Лукас посмотрел на него.

— Что тебе известно? — снова спросил он.

— Я кое-что слышал, — признался наркоман и посмотрел на парня с татуировками, а потом быстро отвернулся. — И все. Наверняка это пустышка.

— Ты расскажи, а уж я буду решать.

— Помнишь драку летом? Месяца два или три назад. Между байкерами и индейцами у Блэк-Хиллз?

— Да, что-то читал в газетах.

— Понимаешь, байкеры собрались там отовсюду. В Стургисе проводилось большое ралли, и они заключили что-то вроде перемирия. Все: «Ангелы», «Разбойники», «Бандиты», «Рукава Дьявола» и черт знает кто еще. Многие остановились на площадке у Беар-Бата. Ее называют кемпингом, а индейцев это возмущает.

— Какое это имеет отношение к Блуберду?

— Дай закончить, — сердито сказал Желтая Рука.

— Ладно, валяй.

— Некоторые байкеры напились ночью и стали носиться по склону Беар-Бата на мотоциклах. Это священное место, там находилось несколько шаманов и люди, пришедшие туда в надежде, что им откроются видения. Они спустились вниз, у них были пушки. Это и стало причиной драки.

— И там был Блуберд? — спросил Лукас.

— Так мне говорили. Он находился в группе тех, кто ждал видений. Они спустились с оружием в руках. Вчера, когда убили того человека в Нью-Йорке, я был в бильярдной Дорка на Линдейл.

— И что?

— Там у одного типа была фотография, вырезанная из «Трибьюн», на которой та драка. И он ее всем показывал — несколько копов, группа байкеров и шаманы. Один из парней с ружьем — Блуберд.

— Хорошо, это уже кое-что, — сказал Дэвенпорт и похлопал индейца по колену.

— Господи, — пробормотал парень с татуировками и посмотрел на Желтую Руку.

— А как насчет тебя? — спросил у него Лукас. — Ты где был в это время?

— Я вчера вернулся из Лос-Анджелеса. Где-то около кровати валяется автобусный билет. И я ничего не слышал, кроме всякой ерунды.

— Какой?

— Мол, Блуберд страшно разозлился и решил прикончить парочку белых, которые его доставали. И про то, как это хорошо. Все говорят, что это просто классно.

— А что ты знаешь про Блуберда?

Парень с татуировками пожал плечами.

— Я с ним не знаком. Слышал имя, но я из Стэндинг-Рок. В Форт-Томпсон приезжал один раз на церемонию заклинания. Мы в стороне от всего.

Полицейский бросил на него внимательный взгляд и кивнул.

— А что ты делал в Лос-Анджелесе?

— Так. Поехал туда, чтобы поболтаться. Взглянуть на кинозвезд.

Он пожал плечами.

— Ладно, — через некоторое время проговорил Лукас и посмотрел на Желтую Руку. Он понял, что больше все равно ничего от него не добьется. — Отдохните пару минут, ребята.

Дэвенпорт перешагнул через постель парня с татуировками. На полу в дальнем конце, так что его было не видно от двери, стоял ивовый прут с красным лоскутком наверху. Рядом лежал смятый автобусный билет и зажим для денег с водительскими правами, выданными в Южной Дакоте, и фотографией между двумя пластиковыми листками. Полицейский наклонился и поднял все с пола.

— Ты что делаешь с моими вещами, мужик? — вскричал парень с татуировками, который снова вскочил на ноги, и его тело опять начало вибрировать.

— Ничего. Просто смотрю, — ответил Лукас. — Это то, о чем я подумал?

— Это молитвенный посох, он остался от старой церемонии у реки. Я ношу его на удачу.

— Хорошо.

Дэвенпорт уже видел такой посох. Он осторожно положил его на матрас. Автобусный билет был из Лос-Анджелеса, трехдневной давности. Это могло быть специально организованное алиби, но он так не думал. На правах, выданных в Южной Дакоте, была тусклая фотография парня с татуировками, он был в белой футболке. Светлые глаза блестели, точно шарикоподшипники, вроде глаз Джесса Джеймса на фотографиях девятнадцатого века. Лукас прочитал имя.

— Тень Любви? — сказал он. — Красивое имя.

— Спасибо, — ответил парень с татуировками, и улыбка вспыхнула на его лице, словно зажегся фонарик.

Лейтенант посмотрел на выцветший снимок: женщина средних лет в бесформенном платье стоит около веревки для сушки белья, натянутой между деревом и углом дома, обшитого белой вагонкой. На заднем плане дощатый забор, а вдалеке фабричная труба. Город, возможно, Миннеаполис. Женщина смеется, держа в руках джинсы, которые замерзли и стали жесткими, точно картон. Деревья на заднем плане голые, но женщина стоит на зеленой траве. Ранняя весна или поздняя осень, решил Лукас.

— Это твоя мама? — спросил он.

— Да, и что с того?

— Ничего, — ответил Дэвенпорт. — Тот, кто носит фотографию матери, не может быть совсем уж плохим человеком.

После посещения Пойнта Лукас сдался и направился назад в городской совет, остановившись только, чтобы позвонить из телефона-автомата около здания «Стар трибьюн».

— Библиотека, — ответила женщина.

Она была миниатюрной, печальной, ближе к сорока. В газете никто не обращал на нее особого внимания.

— Ты одна? — спросил Дэвенпорт.

— Да.

Он почувствовал, как она задержала дыхание.

— Можешь для меня кое-что найти?

— Говори, — сказала она.

— Последняя неделя июля или первая августа. Между байкерами и индейцами в Южной Дакоте была потасовка.

— Ключевое слово есть? — спросила его знакомая.

— Попробуй «Беар-Бат».

Дэвенпорт произнес название по буквам, и на мгновение воцарилось молчание.

— Три ссылки, — сообщила она.

— Ты пользуешься каким-то заклинанием?

Снова тишина.

— Да, — сказала она. — Сначала август. Три колонки, третья страница.

— У вас или в Ассошиэйтед?

— У нас.

Женщина назвала имя фотокорреспондента.

— Шанс получить снимок есть?

— Мне придется вытащить его из папки, — приглушенным голосом проговорила она.

— А ты сможешь?

Прошла еще пара секунд.

— Ты где?

— Здесь, на углу, в своей машине.

— Подожди минуту.

Слоун выходил из здания городского совета, когда туда приехал Лукас.

— Зима приближается, — сказал он, выбираясь из машины.

— Еще тепло, — заметил Дэвенпорт.

— Да, но уже становится темнее, — ответил детектив, глядя на машины, которые с включенными фарами медленно катили к автостраде.

— Сумел что-нибудь найти? После того, как я уехал?

— Ничего. — И вдруг его лицо просветлело. — Зато мне удалось посмотреть на барышню, которую к нам прислали из Нью-Йорка.

Лукас ухмыльнулся.

— Это того стоило?

— Очень даже. Знаешь, у нее немного неправильный прикус и такое нежное выражение лица, как будто, ну, не знаю, как будто она сейчас застонет или еще что-нибудь в этом роде…

— Господи, Слоун…

— Вот посмотрим, что ты скажешь, когда ее увидишь, — заявил Гаррисон.

— А она еще здесь?

— Да. Внутри. Сегодня утром ездила с Ширсоном. — Слоун рассмеялся. — С нашим дамским угодником. Хорошие костюмы и все такое.

— Он к ней клеился?

— Можешь не сомневаться, — ответил детектив. — Когда он вернулся, то очень старательно изучал свои бумаги. А она сидела с холодным видом.

— Хм, — Дэвенпорт фыркнул. — А как получилось, что она оказалась с Ширсоном? Я думал, она будет ездить с тобой.

— Не-е-е. Ширсон уболтал Лестера и забрал ее к себе. Чтобы ввести в курс дела и всюду сопровождать.

— Он такой обходительный, — проговорил лейтенант.

— Отличное определение. Тебе бы следовало написать песню, — сказал Слоун и отправился по своим делам.

Лукас увидел ее в коридоре перед офисом отдела ограблений и убийств. Оказалось, что это «мадонна» с кладбища. Она шла навстречу на высоких каблуках, и он сначала обратил внимание на ее ноги и только потом на карие глаза, похожие на омут. Он подумал про парня с татуировками и его блестящие бледные глаза, холодные, как камень, глаза, которые отталкивали того, кто в них смотрел. Глядя на эту женщину, ты уходил на дно и ничего не мог сделать.

Она была в твидовом пиджаке, блузке с рюшками и черным галстуком и юбке. В руке она держала бумажный стаканчик с кофе, и Дэвенпорт придержал для нее дверь.

— Спасибо.

Она улыбнулась и прошла внутрь, направляясь в сторону крошечного загончика, где сидел Андерсон. Голос женщины оказался низким и чувственным.

— Мм, — промычал Лукас, который шел за ней.

Ее волосы были собраны в пучок слегка неправильной формы, из которого на шею выпало несколько прядей.

— Я ухожу, — сказала она Андерсону, засунув голову в его каморку. — Если сегодня будет что-нибудь новое, у вас есть номер моего телефона.

Андерсон сидел за компьютерным терминалом и жевал палочку для еды. Остатки обеда из китайского ресторана покрывались жирной пленкой в контейнере из пенопласта на его столе, в офисе пахло переваренным чилимом[6] и ароматизированными сигарами.

— Ладно. Посмотрим, может, завтра мы найдем для вас что-нибудь другое.

— Спасибо, Хармон.

Она повернулась и чудом не налетела на Лукаса. Он уловил тонкий аромат, не имеющий ничего общего с чилимом или сигарами, что-то дорогое, французское.

— Вы знакомы с Лукасом Дэвенпортом?

— Очень приятно, — сказала она, сделала шаг назад и протянула руку.

Лукас пожал ее и вежливо улыбнулся. Она оказалась крупнее, чем ему показалось в первый момент. С большой грудью и несколько полновата.

— Это ведь вы разобрались с Бешеным Псом.

— Именно он, — подтвердил Андерсон из-за ее спины. — Удалось что-нибудь узнать, Лукас?

— Возможно, — ответил Дэвенпорт, продолжая смотреть на женщину. — Хармон не сказал, как вас зовут.

— Лили Ротенберг, — представилась она. — Лейтенант, департамент полиции Нью-Йорка.

— Убойный отдел?

— Нет, я работаю в… на территории Гринвич-Виллидж.

Андерсон вертел головой, переводя взгляд с одного на другую, точно зритель на теннисном матче.

— И почему же вас направили на это дело? — спросил Лукас, мысленно проводя инвентаризацию своего внешнего вида.

Он был в твидовом спортивном пиджаке в бледно-розовую полоску от «Брукс бразерс» за четыреста долларов, синей рубашке, коричневых слаксах и кожаных мокасинах. Он решил, что выглядит замечательно.

— Это длинная история, — сказала Лили и кивком показала на маленький конверт из плотной бумаги, который он держал в руке. — Что вам удалось найти? Если, конечно, мне будет позволено спросить.

— Фотографию Блуберда, сделанную первого августа, — ответил Дэвенпорт, достал снимок из конверта и протянул ей. — Парень с ружьем на плече.

— А кто эти люди?

На лбу у нее появилась небольшая морщинка, соединившая широкие черные брови.

— Группа индейцев сиу, которые искали откровений, и пара шаманов. Я не знаю, кто из них кто, но у них было оружие, и месяц назад Блуберд находился среди них.

Лили взглянула на него, продолжая держать фотографию в руке, и их глаза встретились, словно две монетки в кармане.

— Возможно, это нам что-то даст, — сказала она. — А где вы взяли снимок?

— У друга, — ответил Лукас.

Лили отвела глаза и перевернула карточку. На оборотной стороне остались следы от клея.

— Газета, — догадалась она. — А остальные снимки можно получить?

— Вы считаете, что оно того стоит?

— Да, — сказала она и указала на голову одного из мужчин на фотографии. — Видите этого парня?

Дэвенпорт снова взглянул на снимок. Кончик ее пальца упирался в голову плотного индейца, но рассмотреть можно было только внешние контуры лица и один глаз. Все остальное пряталось за фигурой другого человека, стоящего на переднем плане.

— И что в нем интересного?

Лукас взял из ее рук карточку и принялся внимательно ее разглядывать.

— Существует вероятность, что это тот, кто нам нужен, — проговорила Лили. — Тот, кто прикончил Андретти. Очень на него похож, но мне нужно посмотреть другой снимок, чтобы сказать наверняка.

— Ничего себе.

Андерсон встал со своего стула, чтобы взглянуть на фотографию.

Задний план заполнял огромный холм Беар-Бата, серый и мрачный, одинокий аванпост Блэк-Хиллз. На переднем плане за спиной старого шамана стояла группа индейцев в рубашках из миткаля и джинсах. Головы большинства были повернуты куда-то влево от камеры, в сторону группы помощников шерифа. Среди них — Блуберд со своим ружьем, один из немногих, кто более или менее смотрел в объектив.

— И как же нам связаться с вашим другом и взглянуть на негативы? — спросила Лили.

— Сегодня я поговорю с шефом, — ответил Дэвенпорт. — А завтра утром мы первым делом встретимся с газетчиками.

— Завтра? — не веря своим ушам, переспросила Ротенберг. — Господи, этот парень направляется сюда прямо сейчас. Мы должны сделать все сегодня.

— Это будет… непросто, — с сомнением проговорил Лукас.

— А что тут трудного? Мы получаем негативы, печатаем их и находим того, кто знает, как зовут нужного нам человека.

— Послушайте, мне известно, как работают местные газеты. Им потребуется устроить три совещания и восемь консультаций, прежде чем они отдадут нам снимки, — возразил Дэвенпорт. — Так что сегодня у нас ничего не выйдет. Нам не получить негативы. Никаким способом.

— Если мы на них надавим…

— Мы говорим о бюрократии. Ускорить процесс не в наших силах. А если мы попытаемся проделать все сегодня, существует высокая вероятность, что я подставлю своего друга. Первым делом они заглянут в архивы и обнаружат, что фотография исчезла. Я не хочу этого делать. Более того, я намерен вернуть ее назад.

— Боже праведный, вы просто…

Она захлопнула рот.

— Придурки?

— Я не собиралась говорить ничего подобного, — соврала она.

— Чушь собачья. Вот что я вам скажу. Я постараюсь сделать что возможно. По максимуму. Мы позвоним в газету, всем, кому требуется, объясним, что происходит, они смогут организовать свои совещания, а мы явимся к ним в восемь утра и получим пленку.

Она мгновение смотрела на него и наконец проговорила:

— Ну, не знаю.

— Послушайте, — сказал Лукас, пытаясь ее убедить. — Ваш убийца едет на старой развалине. Даже если он будет гнать изо всех сил, он не доберется сюда до завтрашнего вечера. Если только у него нет напарника, который сменит его за рулем, чтобы двигаться без остановок.

— Он был в мотеле один…

— Так что мы ничего не теряем, — подвел итог Дэвенпорт. — И я не подставлю своего друга, что для меня имеет огромное значение.

— Хорошо, — сказала Лили, кивнула, не сводя с него глаз, а затем направилась к двери. — Увидимся завтра, Хармон.

— Конечно.

Андерсон смотрел ей вслед, когда она прошла в дверь.

Она скрылась из вида, и он повернулся к Лукасу. На его лице появилась ухмылка.

— Ты бы себя видел, — сказал он.

— В каком смысле?

— У всех, кто с ней разговаривает, такой вид, будто их треснули молотком, — сообщил ему Андерсон.

Даниэль обедал.

— Что случилось? — спросил он, когда понял, что звонит Дэвенпорт.

— Нам удалось добыть фотографию из «Стар трибьюн», — ответил Лукас и объяснил все остальное.

— И Лилиан думает, что это, возможно, убийца? — задал вопрос Даниэль.

— Угу.

— Черт возьми, хорошая новость. Нам это может оказаться полезным. Я поговорю с ребятами из «Трибьюн», — пообещал Даниэль. — Как, по-твоему, лучше к ним подобраться?

— Скажи, что нам нужны негативы по этой драке и всем остальным стычкам. Если начнут возражать, напомни, что снимки сделаны во время публичного события и речь не идет о секретных данных — никаких источников и ничего конфиденциального. Пообещай, что, если они помогут нам поймать убийцу Андретти, мы отдадим им эту историю. А эксклюзивные фотографии, которые помогут нам раскрыть преступление, у них уже есть.

— А они не устроят цирк и не начнут ссылаться на конфиденциальность? — спросил шеф.

— Им незачем это делать, — ответил Лукас. — Снимки не были частными. Мы говорим о серийных убийствах крупных политических фигур, а не о какой-то там драке.

— Ладно, сейчас позвоню.

— Нам нужно получить все как можно раньше.

— Девять утра. Негативы будут у нас к девяти, — сказал Даниэль.

Дэвенпорт повесил трубку и позвонил в библиотеку «Стар трибьюн». Он рассказал своей приятельнице, что произошло, и договорился встретиться с ней около офиса газеты.

— Очень волнующее приключение, — прошептала она, наклонившись к окну его машины. Он протянул ей конверт из плотной бумаги, и она добавила: — Я — как тайный агент из романа Ле Карре.

Оставив ее в восторженном состоянии, он поехал домой.

Лукас жил в Сент-Поле. Из окна гостиной он видел ряд деревьев, растущих вдоль Миссисипи, и огни Миннеаполиса на другом берегу. Он жил один, в доме, который когда-то казался ему слишком большим. Однако за десять лет он освоил его. В гараже на две машины стоял старенький полноприводной «форд», на котором он отправлялся в свой загородный коттедж и перевозил лодку. В подвале нашлось место для гирь и перчаток, тяжелых и легких боксерских груш, там был сейф для оружия и все необходимое для стрельбы, инструменты и верстак.

Наверху, в гостиной, стояло глубокое кожаное кресло, в котором он дремал или смотрел баскетбол по телевизору. Одна спальня была его собственной, другая предназначалась для гостей. Третью он превратил в рабочий кабинет с дубовым раздвижным столом и книжным шкафом для справочной литературы.

Лукас придумывал игры. Стратегические, фэнтезийные, ролевые. Именно благодаря им он мог позволить себе такой дом, «порше» и домик на озере в северном Висконсине. Вот уже целых три месяца он полностью погрузился в игру, которую назвал «Нарорг». Он сам выдумал это слово, вдохновленный «киборгом», сокращением от «кибернетический организм». Киборги были людьми с искусственными частями тела. В игре Лукаса нарорг являлся человеком, чьи возможности изменены и усилены при помощи особых наркотиков. Он обладал способностью видеть в темноте, передвигаться при помощи сонара, обостренным слухом, силой гориллы и рефлексами кошки. А кроме того, мозгом гения.

Разумеется, не всеми этими качествами одновременно. Вот тут и начиналась игра. К тому же наркотики обладали длительным действием: он призывал на помощь суперсилу, но она не оставляла его, когда ему требовались сверхинтеллектуальные способности. Когда он прибегал к ним, наркотик толкал его к безумию и самоубийству, если он не мог получить антидот. Определенные препараты при долгом применении могли стать причиной смерти, но сначала давали сверхспособности, а в конце почти невыносимое наслаждение.

Все это требовало напряженной работы. Нужно было написать базовый сюжет — «Нарорг», по сути, представлял собой квест, как и большинство ролевых игр. Кроме того, Лукасу требовалось придумать систему начисления очков, создать соперников, сочинить детали обстановки и пейзажи. Издатель пришел в восторг от его идеи и требовал, чтобы он работал быстрее. Он хотел создать компьютерную версию игры.

Так что пять или шесть ночей в неделю в течение трех месяцев Лукас проводил в своем кабинете, сидя при ярком свете и придумывая сюжеты. Он слушал классический рок, иногда выпивал банку пива, но по большей части создавал историю информационной бюрократии, корпоративных войн, обманутых низших классов и воинов-нароргов. Он не знал, откуда все это берется, но каждую ночь слова к нему приходили как будто по собственной воле.

Добравшись до дома, Дэвенпорт завел машину в гараж, вошел внутрь и поставил обед из замороженного цыпленка в микроволновку. За пять минут до готовности он обошел дом, забрал газету с крыльца и отправился мыть руки. Он съел всю картошку фри и пару кусочков цыпленка — он не смог наверняка определить, из какой они части, но кости там были, — когда в его памяти всплыло лицо Лили Ротенберг.

Почему она появилась? Он про нее не думал, но неожиданно она возникла, точно фотография, которую положили на стол. «Крупная женщина, — подумал он. — Немного полновата и не моего типа». Он любил спортсменок, маленьких мускулистых гимнасток или высоких, стройных бегуний.

Совсем не в его вкусе.

Лили.