Тень за окном

Глава четвертая. Европейский стандарт

Жозеф Моранто пришел в половине одиннадцатого.

— Мой славный друг Жозеф! — приветствовал его Боксон.

Когда-нибудь ты опоздаешь на собственные похороны! Я столько дней не разговаривал по-французски, что даже не знаю, поймешь ли ты меня с первого раза.

— Время — деньги, — ответил Жозеф. — Говори о деле, а то Сэнди скоро проснется и потом будет ныть целую неделю.

— Отлично! Прежде всего: я искал тебя в обеих земных полушариях, и так долго и мучительно, что если ты вздумаешь убежать, я принесу тебя в жертву французской богине правосудия.

— Какого черта тебе надо!?

— Жозеф, ты уж выслушай меня сначала, а факультетский диспут мы организуем позже. Итак: больше года назад, а именно 12 июля 1967 года ты и трое других персонажей залезли в квартиру одного богатого господина. В газетах называли его фамилию: Эрлен. Жозеф, сядь на место, не пугай окружающих! Я продолжаю. Те трое были: мелкий квартирный вор Андрэ Нюрма и два корсиканских гангстера покрупнее — братья Молинетти, Кристиан и Поль. Да, я знаю, ты всего лишь сидел за рулем угнанного «ситроена», а неожиданно появившегося камердинера застрелили корсиканцы. Они и взяли себе самую ликвидную часть добычи — деньги. Много денег. А Нюрма сложил в свой мешок три картины Модильяни и скрипку. Старинную скрипку, работы великого мастера Гварнери дель-Джезу.

— Кто тебе наплел всю эту чушь? — произнес Жозеф.

— Я чересчур внимательно слушал лекции профессора Маршана. Кстати, ты их постоянно прогуливал. С твоего позволения, я продолжу. Корсиканцы свалили из Парижа в ту же ночь. А вы с Нюрма отправились домой — по удивительному совпадению, вы жили в одном доме, в дешевых чердачных комнатах. И вам все бы сошло с рук, но Нюрма решил разбогатеть и в сентябре того же года потащил одно полотно на продажу какому-то скупщику краденого. Как известно, большинство скупщиков активно сотрудничает с полицией, и к полудню в ваш дом вломилась целая бригада во главе с комиссаром. Бедняга Нюрма, окончательно съехавший с ума, начал отстреливаться, выбрался на крышу и побежал. Он даже на крыше продолжал палить по полицейским, и его слегка зацепило за ногу ответной пулей, а утром как раз прошел дождь, несчастный беглец поскользнулся и спланировал на булыжную мостовую. Шесть этажей и аплодисменты консьержек. На пороге операционной этот эквилибрист ещё дышал. Между нами говоря, я подозреваю, что гениальный кокаинист Модильяни не имеет к тем картинам никакого отношения несколько дней после смерти живописца его собутыльники усердно малевали десятки полотен с его подписью, и неплохо на этом подзаработали!

— Чарли, мне надоело слушать твои сказки… — с явным намерением уйти поднялся Моранто, но Боксон остановил его.

— Жозеф, я же не рассказал тебе самого главного! Послушай ещё немного, я же принес тебе спасение! За пару дней до этого группа студентов юридического факультета Сорбонны устроила небольшой поход по кабачкам Монпарнаса. Среди них была Доминик Дезо. Ты её помнишь? Совершенно верно — брюнетка. Между прочим, внезапная бледность тебе к лицу. Молчи, молчи, я все расскажу сам! Итак, у Доминик был ключ от твоей мансарды, и она привела меня туда. В тот вечер она здорово налакалась и, пытаясь закурить, рассыпала сигареты. В деньгах мы тогда были очень стеснены, поэтому я не поленился собрать сигареты с пола. Несколько из них закатились под кровать, и я заглянул туда. Угадай, что я там увидел?

— Дерьмо! — выругался Жозеф. — Все — дерьмо!

— Я так и подумал! — подхватил идею Боксон. — На футляре скрипки был герб, с лилиями и лотарингскими крестами. Потом Доминик потащила меня за штаны наверх, и в её объятиях я забыл об окружающем меня мире. Ну, ты сам знаешь, пьяная Доминик Дезо с мужчинами абсолютно неукротима… А на следующий день мне нужно было ехать в Гавр, я же по выходным работал на грузовике. Когда я вернулся, Андрэ Нюрма исполнил свой последний трюк, а ты исчез из Парижа. Мой милый друг Жозеф! Консьержка рассказала мне, что за полчаса до меня к тебе приходил какой-то корсиканец. Не один ли из братьев Молинетти?

— Откуда ты знаешь про братьев?

— А я разве не рассказал? Ах, да! Братцы из Парижа двинули в Монте-Карло, исполнить мечту своего голодного детства — стать князьями. На пару часов им это удалось, но они проиграли в рулетку почти всю добычу. Согласись, доставшиеся им несколько пачек франков просто смехотворны, по сравнению с экспонатами покойного господина Нюрма. А полиция в его записной книжке нашла адресок, который и вывел сыщиков на корсиканцев. Тебе легендарно повезло, твоего адреса Нюрма не записывал — вы же жили с ним в одном доме, двери ваших комнат выходили в один коридор. И о корсиканцах я потом прочитал в газетах. А про тебя полиции ничего не известно. То есть, они, конечно, понимают, что где-то есть четвертый сообщник, но где искать его — у фликов ни малейшего понятия. Но самое смешное то, что при попытке ареста Поль Молинетти тоже начал отстреливаться, и так активно, что ранил двух полицейских и сам получил пулю в лоб. Я видел его посмертный портрет в газетах — впечатляет! А Кристиан Молинетти до сих пор бродит на свободе. Наверное, он скрывается в каменоломнях Корсики, там его никто никогда не найдет. Полиции срочно требуется козел отпущения — два трупа на эту роль никак не годятся. Так что, если вдруг в комиссариате узнают твой новый адрес, они сделают все, чтобы тебя выдали. Красивое слово — экстрадиция, не так ли?

— Как ты отыскал меня? — мрачно спросил Жозеф.

— Целенаправленно и целеустремленно. Через неделю после твоего исчезновения я обшарил всю твою комнату. Буквально каждый сантиметр. И нашел старую рождественскую открытку из Нью-Йорка. Потом слепил муляж — пачку бумаги с двумя стофранковыми купюрами сверху и снизу. Приходил к твоим родственникам, вынимал это произведение и говорил, что я должен отдать тебе долг. Один из родственничков, видимо, самый глупый, смутно предположил, что ты у двоюродной тетки в Нью-Йорке…

— Дерьмо!.. — опять выругался Жозеф.

— Нет, обыкновенная жадность! Слаб человек, не все могут спокойно смотреть на пачку денег. Остальное было несложно: знакомые ребята из Гавра помогли устроиться кухонным рабочим на лайнер «Королева Виктория», рейс через океан, долларовый муляж для тетушки. А как раз пару месяцев назад ты звонил ей из Хэйт-Эшберри, просил денег. Ах, Жозеф, если бы ты знал, какие приключения пережил я на этом долгом пути!..

— Да и знать не хочу…

— И правильно! А потом мне попалась твоя фотография в газете. В белом костюме ты похож на Алена Делона.

— Ты хочешь меня шантажировать? — высказал догадку Жозеф.

— Шантаж преследуется по закону, а против тебя нет почти никаких материальных доказательств. Хотя, сам понимаешь, если детективы начнут искать, то они найдут. Как говаривал наш профессор Маршан: «Если ничего не нашли, значит, плохо искали». Это — во-первых. Во-вторых: ну что можно взять с несчастного жиголо? Только пример, да и тот дурной. Я предлагаю тебе разбогатеть.

— Каким образом?

— Скрипка, Жозеф, скрипка! Старинная скрипка работы итальянского мастера Джузеппе Гварнери дель-Джезу! — рассмеялся Боксон.

— Да ты свихнулся, Чарли! Её невозможно продать, никто в мире не купит эту вещь, полиция заметет с первого же предложения!..

— А её и не надо продавать, Жозеф! Её надо вернуть хозяину!

— Да ты совсем дурак, Чарли! Уж лучше сразу добровольно явиться в полицию…

— Мой милый друг Жозеф, опомнись! Страховая корпорация «Ллойд» должна выплатить страховое возмещение обворованному вами любителю музыки. И сейчас эта же корпорация объявила премию тому, кто найдет и передаст им эту скрипку. Скажу по секрету, детективов «Ллойда» тебе следует бояться больше, чем полицейских.

В глазах Жозефа появился искренний интерес.

— Чарли, но если я предложу «Ллойду» скрипку, меня сразу возьмут в оборот где взял, почему так долго скрывал краденое…

— Жозеф, переговоры с «Ллойдом» буду вести я. В Лондоне. Не забывай, у меня британское гражданство, и если французская полиция захочет со мной познакомиться, с Острова они меня не вытащат.

— Какова сумма премии? — настроение Жозефа менялось на глазах, денежный интерес придал ему силы и решимость к действию.

— Велика. Очень велика. Я возьму себе треть. Договорились?

— Чарли, посредник всегда получает не более пятнадцати процентов…

— Я предвидел твои возражения, Жозеф. Поэтому выбирай сам: или ты немедленно соглашаешься заплатить мне треть полученных денег, из которых часть уйдет на оплату услуг моего адвоката, или я начинаю вести длинный и нудный разговор о гуляющем на свободе Кристиане Молинетти, о жаждущих крови французских полицейских, а также о том, что кражами произведений искусства занимается Интерпол… Мне продолжать? Прежде чем ответить, выбери правильные выражения…

Жозеф задумался.

— Да уж, Чарли, — наконец ответил он, — теперь я понимаю… Какова сумма премии?

— Сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Я претендую на пятьдесят. Сотня твоя. Решай сразу, а то я нынче злой, могу не выдержать ожидания…

— Как ты справишься с полицией?

— Мое дело, Жозеф. Тебя я не назову. Да или нет?

Моранто ещё некоторое время размышлял. Боксон не мешал ему.

— Я согласен, — сказал Жозеф. — Что ты собираешься делать?

— Сначала мы подпишем соглашение. А потом ты расскажешь мне, где скрипка.

— Какое соглашение? — не понял Моранто.

— Договор о посреднических услугах. Вчера я получил на почте пакет, там все бумаги, их надо только подписать и поставить дату. Надеюсь, ты не забыл, что мы оба учились на юридическом?..

Жозеф Моранто полгода провел в трущобах Хэйт-Эшберри, побирался на улицах; по мелочам приворовывал; случалось, питался недоеденными хот-догами и допивал кока-колу из чужих стаканов; пытался заниматься сутенерством, продавая клиентам какую-то сбежавшую из дома школьницу; был до полусмерти избит конкурентами; в больнице познакомился с бродячим евангельским проповедником, которого тоже били конкуренты, и с ним добрался до Беверли-Хиллз. И вот там ему однажды улыбнулась фортуна: за несколько долларов он нанялся почистить бассейн на вилле Сэнди Стивенс. У актрисы в тот момент была в гостях какая-то подружка; рассматривая телосложение Жозефа (день был жаркий, и бывший культурист Моранто позволил себе снять майку), обе дамочки откровенничали на французском языке:

— Какой великолепный самец, дорогая, с ним в постели можно забыть о бессоннице!..

— Вы желаете иметь меня в качестве доктора? — на французском же языке откликнулся Моранто, чем дамочек слегка смутил, но Сэнди быстро опомнилась, и приняла предложение:

— Оставайтесь на ужин, юноша, ваши качества мы обсудим позже!

Жозеф остался. За прошедшие два месяца актриса ему осточертела, но уйти самому было свыше его сил — возвращаться обратно в Хэйт-Эшберри он не хотел. Некоторое разнообразие в его жизни появилось, когда Сэнди стала угощать ласками Жозефа своих подруг. Неожиданный успех этого начинания так воодушевил актрису, что она начала вслух рассуждать о необходимости завести целую конюшню таких жеребцов и сдавать их напрокат за деньги или какие-нибудь услуги. Перед французом открылась перспектива длительного, но безостановочного падения. Поэтому предложение Боксона, несмотря на всю его авантюрность, Жозеф Моранто принял почти без колебаний. Конечно, отдать столь ценную скрипку в руки этого нахального англичанина было невероятно рискованно, однако бесконечное прозябание на должности жиголо выглядело совсем невыносимым. Тем более, что на два оставшихся от Андрэ Нюрма полотна Модильяни Боксон не покушался. (Моранто не знал, что эти картины ценились в десятки раз дешевле музыкального инструмента, и страховая компания «Ллойд» данными работами живописца особо не интересовалась.)

Преодолев сомнения, Жозеф Моранто подписал договор о посредничестве, подробно и предельно точно составленный, обязывающий господина Боксона хранить тайну об источнике информации и передать господину Моранто две трети полученной от компании «Ллойд» премии. В случае неисполнения обязательств на сторону-нарушителя возлагался огромный штраф. Впрочем, обе стороны отлично понимали, что существует множество способов проигнорировать подписанное соглашение. Жозеф так прямо и заявил:

— Чарли, этот клочок бумаги можно порвать уже сейчас, ни ты, ни я никогда не потащим его в суд…

— Жозеф, наше дело настолько интимно, что решаться оно будет только между семьями — меня ведь тоже не прельщает перспектива скрываться от правосудия за укрывательство краденого, или от ошалевшего Кристиана Молинетти — за присвоение его доли. С момента подписания договора мы оба держим друг друга под прицелом — даже если у нас нет никакого оружия…

— Тогда зачем тебе этот договор?

— Чтобы ты мне поверил…

Жозеф нарисовал в блокноте Боксона схему: дорога в Арденнах, тропинка, заброшенная ферма, ориентиры.

— Скрипка в верхнем ящике…

— Ты её хорошо упаковал? — встревожился Боксон. — Вода для скрипки смерть…

— Не беспокойся, там сухое место.

Перед прощанием они обговорили последние условия, обменялись рукопожатием, и Моранто спросил:

— За сколько времени управишься?

— К концу августа. 29-го у меня день рождения, хочу отметить его богатым…

— Признаться, Чарли, с того дня, как охранник сообщил, что меня хочет видеть какой-то Чарли Боксон, я постоянно был в напряжении. Я поймал себя на том, что как-то вечером испугался колыхнувшейся тени за окном — а ведь это было всего лишь дерево…

— Это бывает, — посочувствовал Боксон. — Между прочим, откуда у Сэнди Стивенс деньги на охранника, она ведь давно уже не снимается?..

— Её последний муж был сочинителем детских комиксов, невероятно выгодное дело, гонорары от издательств поступают до сих пор…

Жозеф Моранто ушел к своей актрисе ждать результатов; Боксон вернулся в мотель «Тип-Топ»; в номере снял джинсы; дорожным складным ножом (куплен на лондонской барахолке; фирма «Кристофер Джонсон и Компания»; клинковое производство с 1836 года; настоящая шеффилдская сталь!) распорол внутренний шов на поясе; вытянул из разреза узкий длинный полиэтиленовый мешочек с плотно свернутыми купюрами. Всего семьсот долларов — неприкосновенный стратегический резерв.

В тот же день Боксон прямым рейсом из аэропорта Лос-Анджелеса вылетел в Нью-Йорк. Из Нью-Йорка, рейсом «Эйр Франс» — в Париж.

Затем, прямо из аэропорта Орли (во время перелета через океан удалось немного поспать) Боксон отправился в гараж, где держал свой грузовик дядюшка Ксав. Здесь у Боксона было много приятелей, и один из них, как раз собирающийся в рейс через Арденны, взял парня в пассажиры.

Последние десять километров до старой фермы Боксон прошел пешком. Ферма оказалась действительно заброшенной, на её стенах ещё с последней войны сохранились пулевые отметины. В точном соответствии со схемой Жозефа, Боксон разобрал каменную кладку фундамента в указанном месте и вытащил упакованный в пластиковый мешок тяжелый снарядный ящик, на котором сохранились надписи на немецком языке и орел со свастикой. Футляр со скрипкой был также упакован в пластиковый мешок, в другом мешке лежали свернутые полотна Модильяни (Боксон к ним не прикоснулся). Тяжесть ящику придавал засыпанный в него песок, вероятно, Моранто решил, что песок впитает в себя просочившуюся влагу. К счастью, эта мера предосторожности осталась невостребованной — Жозеф упаковал все очень тщательно, и антиквариат в своем убежище пережил все времена года без ущерба.

Боксон вернулся в Париж к вечеру следующего дня; зашел в маленькую фотографическую студию (семейные портреты на стенах, в витрине — фотографии времен сражения под Верденом); сфотографировал скрипку рядом со свежим номером вечерней газеты «Монд»; отпечатал фото; потом зашел к своему другу, художнику Жан-Луи Алиньяку; взял у него ключи от затерянной в переулках Монпарнаса мастерской; переночевал там. Сохранность скрипки беспокоила его с того момента, как она оказалась в его руках; постоянно носить инструмент с собой невозможно. Утром Боксон позаимствовал у Алиньяка старый фанерный чемодан; безжалостно вытряхнул из него кисти, краски и прочие принадлежности; положил в чемодан скрипку в её кожаном футляре с гербом; чемодан сдал в камеру хранения на Лионском вокзале.

В полдень, облаченный в свой лучший костюм, Боксон вошел в дом своей однокурсницы Одетты Берсон. Её отец, адвокат Валери Берсон, занимал очень высокий пост в парижском представительстве страховой корпорации «Ллойд».

— Много слышал о вас, молодой человек! — приветствовал Боксона адвокат. Судя по вашему виду, вы пришли по делу. Я весь внимание.

На столе у адвоката стояла шкатулка с сигарами для особо важных клиентов; Боксону сигару не предложили.

— Мэтр, — начал Боксон, — вы помните, больше года назад была ограблена квартира промышленника Эрлена?

— Конечно, помню, акционерное общество «Ллойд» понесло тогда большие убытки. Почему вы спрашиваете об этом?

— Взгляните на эту фотографию, мэтр, — Боксон протянул Берсону снимок.

— Где вы это взяли!? — воскликнул адвокат.

— На данный момент это неважно. Я не имею к краже никакого отношения, мэтр, но я видел эту скрипку! Меня уполномочили быть посредником между хранителем инструмента и страховой компанией. Я предлагаю вам полторы тысячи фунтов наличными за помощь в скорейшем завершении этого дела. Деньги можно негласно вручить вашей дочери.

— Вы желаете меня подкупить, юноша? — насмешливо спросил Берсон.

— Нет, мэтр. Полагаю, что за столь ничтожную сумму вас подкупить невозможно. Но иногда бюрократические процедуры длятся слишком долго, а хранитель скрипки может не выдержать бремени ожидания, и человечество рискует потерять этот раритет… Скажем так: эта сумма компенсирует вам затраты на сигары. В налоговой декларации её можно не указывать.

— Вы смелый молодой человек! Не боитесь напороться на отказ?

— Нет, мэтр. Я пришел с реальным предложением, а вы, судя по вашим, прямо говоря, немалым достижениям, — реалист. Поэтому с вашей помощью в кратчайшие сроки корпорация «Ллойд» получит скрипку Гварнери дель-Джезу, ваша дочь полторы тысячи фунтов стерлингов, мой клиент — премию, а я — мои комиссионные. Надеюсь, я не высказал несбыточных предположений?

— Полторы тысячи фунтов — это всего лишь один процент от премии… адвокат Берсон начал торговаться.

— Полторы тысячи — это десять процентов от десяти процентов моих комиссионных. Полагаю, что, принимая во внимание многовариантность ситуации, данная сумма вполне приемлема…

— Дело об ограблении квартиры Эрлена все ещё не закрыто, вас могут привлечь к уголовной ответственности за сокрытие улик…

— Я осознаю степень риска, мэтр. Но у меня — британский паспорт, и уже сегодня меня не будет в Париже. Представляется ли вам возможным осуществить и завершить все необходимые процедуры в течение одной недели?

— Теоретически все можно осуществить и за один день, но только теоретически… Позвоните мне через три дня. Я переговорю с руководством компании.

— Мэтр, я надеюсь, со стороны компании «Ллойд» не будет никаких непродуманных действий?..

— Вы истинно смелы! В нынешнее время разумная дерзость встречается весьма редко. Я принимаю ваши условия и постараюсь, чтобы акционерное общество «Ллойд» не предпринимало, как вы выразились, никаких непродуманных действий.

— Я оставляю вам фотографию, мэтр. До свидания!..

Несколько минут после ухода Боксона адвокат Берсон рассматривал фотографию под увеличительным стеклом, признаков монтажа не обнаружил, потом позвонил в Лондон:

— Джеймс, это Валери Берсон. Немедленно приезжай в Париж, всплыла скрипка Гварнери. Да, очень интересные дела! Прихвати кого-нибудь покрепче и понадежнее, возможна грубая работа…

Боксон не уехал из Парижа. Он безо всякой суеты укрылся в одном из переулков Латинского квартала, в квартирке своей давней приятельницы Сони Консель, продавщицы из аптеки, расположенной в соседнем доме. Во время майских беспорядков Боксон занес в эту аптеку раненого товарища, и продавщица помогала при перевязке. Соня была барышней неглупой, а потому независимой; лишних вопросов не задавала — если Чарли три дня не выходит на улицу, то это — его дело, пусть заодно починит заклинившую кофемолку и замажет алебастром дыры в штукатурке. Боксон не отказывался от работы по дому, а в остальное время, когда не спал, читал справочники по фармации и органической химии — Соня готовилась получить диплом провизора.

Через три дня, вечером, они вместе вышли на улицу; Боксон набрал номер на уличном телефоне; Соня равнодушным голосом телефонистки пригласила мэтра Берсона; сказала, что его вызывает абонент из Женевы. Потом трубку взял Боксон:

— Мэтр Берсон? Здравствуйте, это Чарли Боксон! Как наше дело?

— Продвигается, господин Боксон. Требуется ваше личное присутствие…

— В этом есть необходимость? Разве компания уже согласилась?

— Требуются некоторые уточнения. Разумеется, не по телефону.

— В данную минуту, как вы понимаете, это невозможно. Но если выехать сейчас и пересаживаться с поездов на автобусы, то завтра к полудню я буду на Лионском вокзале. Оттуда — сразу к вам. Вы гарантируете мою безопасность?

Адвокат Берсон не ожидал такого вопроса, на какие-то полсекунды замешкался с ответом:

— Разумеется, господин Боксон! Я жду вас завтра в полдень.

— Я непременно буду, мэтр! До свидания!

Замешательство Берсона не осталось незамеченным. «Жадность, господа, грубая человеческая жадность есть причина гибели многих империй! — говорил однажды профессор Маршан. — Количество же людей, погибших из-за своей жадности, просто бесчисленно. Зная особенности этой человеческой слабости, можно строить свои отношения с жадным человеком — его действия предсказуемы, а сам он зачастую не видит той пропасти, в которую завлечен».

— Спасибо тебе за приют, милая женщина Соня, — сказал Боксон у дверей квартиры, когда они вернулись домой. — Если я не вернусь к утру, значит меня или арестовали, или убили.

— Я учту это, Чарли, — Соня не страдала повышенной чувствительностью к чужим проблемам.

В темноте позднего вечера Боксон пришел к дому Валери Берсона; у подъезда стоял «ситроен» с эмблемой автопрокатной фирмы; долго ждать не понадобилось из подъезда вышли двое мужчин, говорили по-английски, что-то о предстоящем ужине, сели в «ситроен», уехали.

Свет в окнах Берсона горел только в кабинете мэтра — Боксон ещё год назад заприметил эти модерновые шторы с японскими рисунками.

Звонок у дверей квартиры издал мелодичное звучание, в дверном глазке мелькнул свет.

— Не беспокойтесь, господин Берсон, они ещё не доехали до отеля, — сказал Боксон затаившемуся за дверью. — Если вы хотите куда-нибудь позвонить, то позвоните заодно британскому консулу и своему адвокату.

Дверь приоткрылась, из-за цепочки выглянул хозяин.

— Признаться, я ожидал увидеть вас только завтра… — пролепетал Берсон. Я сейчас крайне занят…

— Прекратите комедию, мэтр! — оборвал его Боксон. — Я предвидел возможность вашего неблагоразумия, оно меня не удивляет, так что давайте продолжим работу.

Берсон откинул цепочку, они прошли в кабинет.

— Вы смелый юноша, Боксон! — к хозяину начало возвращаться чувство уверенности.

— Оставим комплименты, мэтр. Расскажите мне о результатах ваших переговоров с руководством компании «Ллойд», а также — что вы хотели сделать со мной завтра?

— Как добропорядочный гражданин, я склонялся к мысли о вызове полиции…

— Как добропорядочный гражданин, мэтр, вы должны были заявить в полицию ещё три дня назад. Полагаю, вы захотели получить от меня сведения о местонахождении скрипки, причем перед средствами вы бы не остановились, и потом поделить премию со своими сообщниками. Вероятно, это детективы из лондонской штаб-квартиры «Ллойда». Можете никак не реагировать, ваше подтверждение или отрицание меня не интересует, как, впрочем, и подробности этой аферы. Мое предложение остается в силе. Вы готовы продолжить сотрудничество?

— А у меня есть выбор? — Берсону тяжело далось осознание неудачи, он бодрился из последних сил.

— Ну же, мэтр, не сдавайтесь так сразу! Я ведь ещё не сообщил в Лондон о ваших махинациях. Кстати, теперь я составлю подробное письмо, которое, если со мной что-нибудь случиться, будет предъявлено в полицию, в британское консульство и в совет директоров корпорации «Ллойд». Итак, вы не ответили на мой вопрос…

— Если на прежних условиях, то я согласен, — Берсон не мог допустить падения карьеры — младший сын только что поступил в Оксфорд, семья — тяжкий крест.

— Великолепное решение, мэтр! Когда мне вам позвонить?

— Завтра вечером. Думаю, руководство компании не будет препятствовать сделке.

Соня Консель открыла дверь Боксону без восторженных подпрыгиваний, но на купленные по дороге круассаны взглянула с удовлетворением. Утром Боксон позвонил профессору Маршану.

— Здравствуйте, профессор, это Чарльз Боксон. Я учился у вас, возможно, вы меня помните…

— Здравствуйте, Боксон! Рад вас слышать — я помню всех моих учеников. Как я понимаю, у вас ко мне какое-то дело. Заходите ко мне, адрес вы знаете.

За три месяца до начала второй мировой войны следователь парижской прокуратуры Виктор Маршан женился на немецкой эмигрантке. В сентябре 39-го её интернировали и после капитуляции в июне 40-го передали оккупационным властям. На Рождество из концлагеря Равенсбрюк прислали уведомление о смерти и жестяную банку с пеплом. В 42-м Маршан ушел к партизанам. После войны следователь прокуратуры так яростно преследовал коллаборационистов, что потревожил многих уважаемых людей; были предприняты надлежащие меры, и Маршан оказался на преподавательской работе. Студенты любили профессора — его лекции собирали слушателей со всех факультетов, но далеко не все удостаивались чести быть учениками Маршана, ибо для своих внеурочных занятий он выбирал вовсе не самых одаренных, а самых, с его точки зрения, интересных. Боксону он говорил: «Вам удивительно повезло, Боксон! Мать-француженка и отец-англичанин воспитали вас носителем двух культур. К сожалению, в большинстве межнациональных браков доминирует только одна культура».

— Подозреваю, что вас привели ко мне не воспоминания о моих семинарах, профессор указал Боксону на кресло. — Присаживайтесь и излагайте.

— Я имею сведения о местонахождении украденной год назад скрипке Гварнери дель-Джезу… — начал Боксон и остановился: — Следует ли рассказывать подробности кражи?

— Я помню то дело, продолжайте! — профессор следил за криминальной хроникой.

— Я хочу передать скрипку страховой корпорации «Ллойд», они объявили премию…

— И что вас смущает?

— Я боюсь, что корпорация нарушит свое обещание.

— Вы боитесь, что «Ллойд» не выплатит вам премию и выдаст вас полиции как сообщника преступников? — уточнил Маршан.

— Совершенно верно, профессор.

— Очень жаль, Боксон, — вы связались с криминальным миром. Не пытайтесь отрицать, я ведь не поверю, что скрипку вы купили за десятку у какого-то клошара!

— Я не отрицаю, профессор, я прошу вашего совета, вашей помощи…

— Самый разумный совет — принести скрипку в лондонский офис «Ллойда» и оформить официальную передачу. С адвокатом и журналистами.

— Я думал об этом. Две трудности — такую скрипку трудно провезти через таможню, во-первых, и, во-вторых, «Ллойд» может задержать выплату премии до окончания расследования. В деле фигурирует убийство, я становлюсь ценным свидетелем… Мне всю жизнь придется прятаться… Ещё не найдены две картины Модильяни, за меня возьмется Интерпол. Если бы решение было простым, я бы не стал вас тревожить.

— Полиция знает о вас?

— Надеюсь, что нет. Но, как только корпорация «Ллойд» объявит о сделке, меня будут усиленно искать. На всякий случай я заготовил письменные объяснения.

— Надеюсь, они звучат правдоподобно!

— Я тоже на это надеюсь…

Профессор задумался. Чтобы не нарушать ход его размышлений, Боксон затих и приступил к разглядыванию висящей на стене старой карты — африканские владения Франции времен Наполеона III. Эта карта висела на стене ещё у деда профессора — капитана легкой кавалерии Симона Маршана.

— Забавная ситуация, Боксон, — наконец заговорил профессор. — Дело об убийстве не закрыто, хотя главный подозреваемый при задержании погиб. Его сообщники установлены. Похищенное не найдено. Если бы не ваше стремление получить премию немедленно, проблемы бы не было ни у кого… Вы знаете о местонахождении картин Модильяни?

— Нет, профессор, — солгал Боксон, — но могу узнать.

— Предложите компании «Ллойд» за сохранение конфиденциальности выдать местонахождение картин. Страховщики — люди серьезные, они поймут выгоду. Возможно, вам повезет!

— Я не уверен, что мне удастся получить эти картины в свое распоряжение. Более того: три дня назад я обратился за помощью к одному из крупных чиновников «Ллойда», Валери Берсону. Он решил сыграть свою игру и самостоятельно получить премию; где гарантия, что другие чиновники «Ллойда» не последуют его примеру?

— Вы слишком о многом умалчиваете, Боксон, — профессор грустно улыбнулся. Я не уверен, что это — лучшая тактика.

— Профессор, — попытался объяснить свое поведение Боксон, — я не хочу обременять вас чересчур мелкими подробностями…

— Боксон, помнится, я учил вас, что в уголовных делах никаких мелких подробностей не существует! Прискорбно, что вы так быстро забыли мои уроки.

— Пожалуйста, профессор, — смутился Боксон, — не заставляйте меня замолчать совсем! Ответственность за других участников данной истории не позволяет мне быть слишком откровенным…

— Неплохо, Боксон, совсем неплохо! Если вы помните об ответственности, значит, ситуация не так уж безнадежна! Давайте поразмышляем ещё.

В кабинете установилось молчание, и Боксон вдруг с кристальной ясностью осознал, что профессор предоставляет ему возможность самому найти и принять верное решение, неважно, каким образом, но это должно быть самостоятельное решение Боксона, и четкое понимание персональной ответственности за каждый сделанный шаг будет определяющим во всех дальнейших действиях.

— Скажите, профессор, — Боксон отклонился от темы, — вам не звонили из Соединенных Штатов недели три назад?

— Мне часто звонят из Соединенных Штатов. Да, меня просили дать вам характеристику.

— И что вы им сказали?

— Я сказал, что если им нужен английский шофер-дальнобойщик с дипломом Сорбонны, франко-католическим воспитанием и черным поясом по джиу-джитсу, то лучше вас им не найти, — улыбнулся Маршан.

— Мне лестна эта характеристика, профессор. Но была ли в ней необходимость?

— Осенью 43-го года в расположение нашего партизанского отряда английский бомбардировщик сбросил на парашюте контейнер с автоматами «Стен» и американского парня с радиопередатчиком. Должен вам признаться, Боксон, что с тех самых пор мне иногда передают от этого парня привет. Если я не ошибаюсь, он сейчас курирует резидентуру ЦРУ в Северной Европе. Наверное, он уже генерал. Надеюсь, вы не будете меня осуждать за эту услугу моему боевому товарищу?

— Я не вправе вас осуждать, профессор, хотя черный пояс у меня по дзю-до, а джиу-джитсу я занимался факультативно. Вернемся к скрипке. Помнится, у вас была лицензия на занятие адвокатской деятельностью?

— Эта лицензия действительна и сейчас, — подтвердил Маршан.

— Я предлагаю вам быть моим адвокатом и посредником в переговорах с компанией «Ллойд».

— Вы полагаете, что мое участие избавит вас от риска и беспокойства?

— Я полагаю, что чем больше будет участников сделки, тем труднее будет компании «Ллойд» нарушить свое обещание. Кроме того, я планирую пригласить на процедуру обмена британского консула и пару журналистов. Впрочем, нет, журналистов лучше не привлекать, все должно пройти скромно и конфиденциально.

— Хорошая мысль, Боксон, продолжайте!

— Если вы согласитесь участвовать в переговорах, то мое присутствие в Лондоне не обязательно. Вы получите премию и распорядитесь ей в соответствии с моими распоряжениями. Я, в свою очередь, передаю скрипку представителям «Ллойда» во Франции. Назовите сумму вашего гонорара, профессор…

— Сколько вы пообещали Берсону?

— Полторы тысячи фунтов.

— Я возьму две тысячи плюс расходы. К вечеру документы о посредничестве будут готовы. Не спрашиваю вашего адреса, но для оперативного обмена информацией рекомендую звонить мне три раза в день — утром, в обед и вечером. Перешлите мне объяснительные записки, что вы заготовили для полиции. И надавите на Берсона, насколько я знаю, он действительно имеет авторитет в «Ллойд» и сможет ускорить процедуру сделки. Вопросы есть?

— Нет, профессор! Благодарю вас, уверен, с вашей помощью я справлюсь!

Основанная в конце XVII-го века, страховая корпорация «Ллойд» получила свое название по имени владельца лондонской кофейни, в которой заключались сделки морского страхования; к веку XX-му «Ллойд» превратилась в мощную ассоциацию более двухсот отдельных страховых синдикатов. Примерно 75 процентов своей деятельности «Ллойд» проводит вне Великобритании и получает почти половину прибыли британского страхового рынка от зарубежных операций.

Валери Берсон с большим трудом сумел уговорить двух приглашенных из Лондона детективов «Ллойда» вернуться в Англию. Детективы были очень недовольны — в предвкушении колоссальной прибыли они потратились на дорогу. Берсону пришлось возместить убытки, а на случай излишней строптивости упомянуть о не совсем законной стороне так неожиданно отменяемой операции.

— Господа, — сказал Берсон, — мы все в одной лодке, и если Боксон начнет топить меня, то вы будете бултыхаться рядом…

Берсон связался с лондонской штаб-квартирой «Ллойда» и получил принципиальное согласие на прямые переговоры без участия брокеров-посредников. Об этом он и рассказал позвонившему вечером Боксону.

— Господин Берсон, — сказал ему Боксон, — я нанял адвоката, в ближайшие дни он посетит Лондон. Вероятно, получение скрипки компания возложит на вас. Я обдумываю возможность приглашения на процедуру журналистов. Что вы на это скажете?

— Скажу, что при процедурах подобного рода репортерам не место. Согласитесь, Боксон, превращать конфиденциальную сделку в шоу вряд ли уместно…

— Я приму ваше пожелание к сведению, мэтр!..

Вечером у профессора Маршана Боксон подписал доверительные документы на право совершения сделки. Первым же утренним рейсом «Бритиш Эйр» профессор вылетел в Лондон и во второй половине дня провел переговоры с администрацией акционерного общества «Ллойд».

Страховщики подтвердили свое намерение выкупить скрипку и соблюсти конфиденциальность. Особое удовлетворение они выразили, узнав, что профессор Маршан представляет интересы гражданина Великобритании («С этими французами столько мороки!»). Сыграло свою роль и влияние Валери Берсона — компания не возражала завершить сделку за три дня.

Свой счет в швейцарском банке Боксон отрыл три года назад — в то лето он бродил с рюкзаком по Европе и перед маршем в Северную Италию на три дня задержался в Женеве. В маленьком пансионе, где он тогда остановился, все жильцы собирались к ужину за общим столом; способность Боксона свободно говорить на трех языках — французском, английском и испанском — вызвала благожелательное отношение остальных пансионеров, приятно удивленных таким неординарным молодым человеком — у большинства собирающихся за столом молодость закончилась ещё до трансатлантического перелета Чарльза Линдберга; новые веяния в молодежной субкультуре воспринимались ими с трудом. Манеры Боксона также были безупречны — его английская бабушка Флоранс, спорить с которой не решался сам дед Чарльз, в молодости работала помощницей повара в поместье герцога Кэмилфорда, и с тех пор была очень строга в вопросах кухни и этикета. Один из жильцов пансиона, бывший торговец несертифицированным антиквариатом, рассказал Боксону об особенностях швейцарской банковской системы и дал адрес одного из женевских банков, специализирующегося на обслуживании секретных номерных счетов; антиквар также порекомендовал Боксона банковской администрации, не расположенной предоставлять свои услуги кому попало при первоначальном взносе в несколько ничтожных франков.

В назначенный день профессор Маршан получил от «Ллойд» чек на сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, в сопровождении детективов страховой компании вернулся в Париж и зачислил деньги на свой счет в банке «Лионский Кредит». Получив сообщение об этом, Боксон забрал деревянный чемодан из вокзальной камеры хранения и принес его на квартиру Берсона. Специально приглашенный эксперт подтвердил подлинность скрипки. Когда все экспертные процедуры были завершены и на лицах присутствующих расплылись улыбки удовлетворения, зазвонил телефон. Поднявший трубку Берсон пригласил к аппарату Боксона: «Это вас!»

— Это вы, Боксон? — на другом конце провода был профессор Маршан. — Небеса вам благоприятствуют, у меня для вас хорошая новость, немедленно приезжайте!..

— Сейчас буду, профессор! — ответил Боксон и положил трубку.

Согласно договоренности с профессором, слово «небеса», произнесенное или написанное в любом контексте, означало предупреждение о крайней опасности.

(Детективы «Ллойда», так бездарно упустившие премию, не могли простить Боксону этого оскорбления — они известили полицию.)

Боксон осторожно выглянул в окно. Напротив подъезда стоял автомобиль «пежо», когда Боксон заходил в дом, этой машины там не было. Боксон попрощался с присутствующими и вышел на лестничную площадку.

Сквозь решетку старого лифта он попытался рассмотреть лестницу до первого этажа, но многие участки оказались вне обзора. Боксон подождал несколько секунд и пошел наверх. Он старался двигаться как можно плотнее к стене, ставил ноги бесшумно, поэтому уловил шорох чужой одежды ещё до того, как увидел её обладателя. Мужчина среднего роста в костюме и галстуке стоял на верхней площадке и держал в правой руке револьвер. В левой руке он держал наручники.

— Полиция! — сказал он. — Стой на месте, Боксон!

— Инспектор, я же всегда был законопослушен! — ответил Чарли, пошел навстречу полицейскому и протянул ему руки ладонями вверх (и вдруг вспомнился Жозеф Моранто, загорающий возле бассейна и его покорное подчинение прихотям списанной в архив актрисы Сэнди Стивенс)…

Полицейский довольно ухмыльнулся, шагнул по лестнице вниз и только начал движение руки, чтобы надеть на Боксона наручники, как тот стремительно увернулся и, падая вперед, обеими руками схватился за револьвер. Чарли стоял на две ступеньки ниже и успешно использовал это преимущество; наручники скользнули по прикрытому кожаной курткой плечу, полицейский покатился по ступенькам, и в подъезде гулко грохнул выстрел. На нижних этажах затопали шаги бегущих людей, но удача уже отвернулась от стражей порядка — на занятиях джиу-джитсу приемы борьбы с вооруженным противником отрабатываются до автоматизма, и свой черный пояс Чарли заработал честным трудом.

Боксон вырвал у опрокинутого противника револьвер и побежал вверх по лестнице.

«Все, что может быть предусмотрено, должно быть предусмотрено» — правило любой авантюры, претендующей на успешность. Летом в Париже многие мансарды пустуют, и Боксон не зря провел несколько дней в ожидании ответа страховщиков — познавательные лекции американца Митча пригодились не только в Штатах. Дверь в заранее подготовленную мансарду раскрылась без усилий, Боксон задвинул засов, забаррикадировал вход массивным комодом. Для утяжеления ящики комода были заполнены полиэтиленовыми мешками с водой, в его недрах уместилась чуть не тонна, а для легкости движения под комод были положены обточенные цилиндрические деревяшки. Боксон выдернул деревяшки из-под мебели, и его маленькая линия Мажино стала почти неприступной. Потом он выбрался через окно на крышу; пригибаясь, перебежал к дальнему крылу дома; проскользнул в окно другой, тоже заранее приготовленной, пустующей мансарды, положил на стол револьвер незадачливого инспектора, надел поверх куртки длинный темный плащ, шляпу (все было куплено на блошином рынке по цене ветоши) и вышел на лестницу крайнего подъезда.

Он сбежал вниз, поздоровался с недоуменно глядевшей консьержкой, осторожно выглянул за дверь, убедился, что все события пока сосредоточены у подъезда Берсона, сильно ссутулился и вышел на тротуар. На углу он свернул во дворы и пробрался на соседнюю улицу. Там он остановил такси, сел в машину и назвал адрес.

Соня Кансель с любопытством разглядывала новый облик Боксона, но удивление скрыла, только задала вопрос:

— Ты записался в клошары?

— Да, моя милая Соня, но только до завтрашнего утра!..

Поздно вечером Боксон позвонил профессору Маршану и получил от него сообщение, что сорок тысяч фунтов перечислены на счет Боксона в швейцарском банке; девяносто пять тысяч фунтов зачислены в банке «Лионский Кредит» на имя Жозефа Моранто; пять тысяч фунтов перечислены в отделение Первого Национального банка в Лос-Анджелес на то же самое имя; чек на одну тысячу пятьсот фунтов передан Валери Берсону; пять тысяч пятьсот фунтов перечислены в лондонский банк «Барклайз» на счет мадам Адель Боксон, и три тысячи фунтов стерлингов профессор оставил себе в качестве гонорара. Также по адресу Сэнди Стивенс для Жозефа Моранто направлена ксерокопия газетной заметки, в которой сообщается о гибели обоих братьев Молинетти в перестрелке с полицией в феврале 1968 года.

Затем профессор рассказал, что ранее составленные и нотариально заверенные письменные объяснения Боксона по поводу обнаружения скрипки официально переданы в полицию. Конечно же, в полицейском управлении на набережной хоть и благодарны за любезно возвращенный револьвер, прямо-таки разъярены бегством подозреваемого, и теперь его разыскивают не только в связи с делом об убийстве в доме Эрлена, но и по поводу нападения на полицейского, находящегося при исполнении служебных обязанностей.

— Надеюсь, вы помните, как это карается по уголовному законодательству Французской республики? — спросил профессор.

— Я уже начал забывать… — признался Боксон. — Я сегодня же напишу и отправлю вам письмо на имя начальника полиции с извинениями, ведь инспектор не показал мне своего удостоверения и я принял его за грабителя…

— Неплохо, такое объяснение имеет перспективу!

— Я благодарен вам, учитель!

— Счастливого вам шанса, Чарли Боксон!..

Из письма Боксона родителям:

Опустив несколько писем в почтовый ящик, Боксон зашел в расположенное неподалеку учреждение. Сидящий за столом чиновник нехотя оторвался от чтения газеты, на первой странице которой было написано: «В Гватемале убит американский посол».

«Не повезло парню!» — подумал Боксон и произнес:

— Я хочу записаться в Легион!..

Через пять лет, ранней осенью 1973-го года, авиарейсом из Корсики лейтенант Иностранного Легиона Чарльз Спенсер Боксон вернулся в Париж. В кармане его френча лежало письмо от сотрудника чилийской резидентуры ЦРУ Эдварда Линс Трэйтола: «Чарли, если тебе по-прежнему интересно путешествовать по миру без дипломатического паспорта, позвони мне в Вашингтон во второй половине сентября…»