Дзинь! Дзинь!
Кто-то нажимал на кнопку дверного звонка. Нет, кто-то колотил по двери.
Оливия взглянула на часы. Как она умудрилась проспать до восьми? Она всегда вставала в шесть.
Оливия выбралась из постели и надела свой любимый теплый халат и пушистые тапочки, прощальный подарок от Камиллы.
Дзинь! Дзинь!
– Уже иду! – крикнула она, не понимая, кто мог прийти к ней ранним воскресным утром. Кто вообще мог знать, что она здесь?
А, вспомнила Оливия, подходя к двери. Доверенное лицо. В письме отца говорилось, что этот человек каждое утро будет заезжать, чтобы убедиться в том, что Оливия все еще в доме.
«А ведь я действительно здесь, – подумала она, оглядывая гостиную при ярком утреннем свете. – Глазам своим не верю, но я здесь».
Дзинь!
Оливия открыла дверь. Это и есть смотрительница? На пороге стояла привлекательная женщина лет сорока с рыжими волосами. На ней были короткий розовый пиджак и джинсы, плотно облегающие сексуальную фигуру.
– Давайте договоримся сразу, – сказала женщина с недовольным видом, откидывая назад пышную гриву кудрявых волос, – когда я приду завтра утром, чтобы забрать чеки, я позвоню только один раз. Если вы не откроете дверь через минуту или две, я уеду, и вы потеряете свое наследство. Так что на вашем месте в следующий раз я бы не прохлаждалась где-то десять минут, прежде чем открыть дверь.
– И вам тоже доброе утро, – поприветствовала ее Оливия. Если бы она не привыкла к грубости в «Глянце», она сейчас вряд ли могла бы что-нибудь сказать.
– Поверенный Уильяма Седжуика поручил мне приезжать сюда каждое утро в восемь часов. Вам нужно подписать этот документ и поставить сегодняшнее число. Сегодня первый день. Завтра я начну забирать ваши чеки. Вы должны ежедневно покупать по одному предмету в двух разных магазинах или заведениях нашего города. Чашка кофе подойдет. Подойдет также и свитер из магазина Джоанны, которым я владею.
– Вас зовут Джоанна?
– А вы сообразительная, – заметила женщина и повернулась, собираясь уходить.
– Простите, – резко окликнула ее Оливия. – Почему вы ведете себя так вызывающе?
Женщина развернулась на месте.
– Может, потому, что мне не нравятся жадные выскочки. Вы разбили сердце своего отца, будучи похотливым подростком, затем несколько лет не появлялись здесь. А теперь явились, чтобы получить наследство? Меня просто тошнит от всего этого.
Теперь Оливия и вправду не могла вымолвить ни слова. Она вздохнула и взяла себя в руки.
– Позвольте мне прояснить одну вещь, Джоанна. Вы понятия не имеете, о чем говорите. Ничего из того, что вы сказали, не является правдой. И мне не нравится то, что вы заявляетесь сюда и бросаете мне в лицо все эти беспочвенные обвинения.
– Вам бы лучше подумать о том, чего хотел ваш отец, – сказала Джоанна, вновь направляясь вниз по тропинке.
– Вы близко знали Уильяма Седжуика? – спросила Оливия.
Женщина отворила белую калитку и вышла на дорогу.
– Я была его невестой.
Оливия ахнула. Его невестой? Она впервые слышала, что у отца была невеста.
– Мы планировали пожениться летом, – добавила женщина, голос ее дрожал.
– Я сожалею о вашей утрате, – сказала Оливия. Она понятия не имела, что можно сказать в такой ситуации.
– Уверена, что нет, – бросила Джоанна. – Моя потеря – это ваше приобретение. – Она смахнула слезу и поспешила прочь.
«Боже правый!» – подумала Оливия. У отца была невеста. Странно. Аманда говорила ей и Айви, что встретила в прошлом месяце двух «подружек» Уильяма. Одна из них оказалась искательницей наживы, точь-в-точь как Джоанна подумала про Оливию. Но другая и вправду оплакивала его смерть и тоже говорила, что они с Уильямом помолвлены.
Женщина в каждом порту, невероятно. Оливия понятия не имела, что думать обо всех романах отца. Она понятия не имела о том, какой образ жизни он вел. Она только знала, что он не привык к долгосрочным отношениям.
Оливия закрыла дверь, из-под которой все равно тянуло холодом. Если верить термометру, прикрепленному к кормушке для птиц, на улице было плюс два. Тепло для начала февраля в Мэне.
«Если Джоанна – мое первое впечатление от Блубери, то что же ждет меня в городе?» – размышляла она, направляясь на кухню, чтобы приготовить кофе. Что, если Уильям был чем-то вроде местного героя? Он проводил здесь каждое лето, охотился или просто отдыхал. У него здесь может быть полно друзей. Друзей, которым не понравится дочь, которая когда-то была «похотливым подростком», разбившим сердце отца.
Оливия вдохнула аромат приготовленного кофе и пошла в ванную быстренько принять душ.
«Вот бы Аманда была здесь», – подумала она, подставляя плечи горячим струям воды. Аманда и ее муж Этан жили всего в часе езды отсюда, но молодожены все еще были в свадебном путешествии по Европе и должны были вернуться только недели через две.
Оливия решила пройти до центра города пешком. Она надела куртку, шапку и варежки, глубоко вздохнула и вышла из дома.
Дома ничуть не изменились. Красивые старые викторианские, величественные колониальные и множество коттеджей с черепичной крышей, которые, как и дом отца, больше походили на усадьбы. Даже зимой, когда тонкий слой снега покрывал землю, Блубери был красив и очарователен. Оказавшись в центре города, Оливия заметила, что магазины все-таки изменились. Появились ресторан для гурманов под названием «Органическая кухня Олли», замечательное ретро-кафе в стиле пятидесятых и уютная кофейня с бесплатным вай-фай сервисом. Разнообразные магазинчики выстроились тут и там по обеим сторонам бульвара Блубери, включая «Кашемировую лавку Джоанны». На витрине виднелась пара сексуальных трусиков из кашемира. Правда, Оливия сомневалась, что их будет удобно носить.
Она направилась в кофейню. Уютный зал был обставлен мягкими диванчиками и креслами, все места были заняты. Посетители либо потягивали кофе, либо читали газеты или книги, либо разговаривали друг с другом. Оливия осмотрелась по сторонам, отыскивая знакомое лицо. Никого.
Она купила маленький стаканчик черного кофе и аккуратно убрала чек в кошелек. Затем прошла по улице и зашла в канцтовары, магазин, где купила три открытки: две для сестер и одну для матери.
Совершив две покупки, она с чистой совестью могла вернуться в свой коттедж. На первый раз одного часа в Блубери было более чем достаточно. Оливия повернулась, стараясь не смотреть на главную площадь, уютный прямоугольник в центре бульвара с беседкой и детской площадкой, рядом была расположена ратуша, и замерла.
От здания ратуши по направлению к беседке бежала девочка из ее сегодняшнего сна. Оливия моргнула. Нет, это была другая девочка. Просто волосы были того же цвета, как и у Оливии. И разумеется, эта девочка была немного старше. Лет двенадцати-тринадцати.
«Столько же лет моему ребенку»? – на мгновение задумалась Оливия.
Она проводила взглядом девочку, которая вбежала в беседку, прижимая к груди розовую папку. Мужчина, сидевший на одной из скамеек, подхватил девочку на руки и закружил, поздравляя с чем-то.
Когда мужчина повернулся лицом к Оливии, она ахнула. Закари Арчер. Взрослый Закари Арчер.
Их разделяли как минимум сто пятьдесят метров, но Оливия была уверена, что это Зак. Вдруг его взгляд встретился с ее взглядом, и он на мгновение замер. Потом сказал что-то девочке, которая села и принялась просматривать содержимое папки, и направился к Оливии.
– А ты что тут делаешь? Вроде как сегодня не ее день рождения. Хотя постой-ка, тебе же наплевать на ее день рождения, не так ли? Ты ограничиваешься открыткой и чеком.
Чеком?
Оливия таращилась на Зака, не в силах осознать даже того факта, что он стоит перед ней, не говоря уже о том, что он обращается к ней.
– День рождения? – повторила она, глядя то на него, то на девочку в беседке. – О чем ты?
Зак смотрел на нее так, словно у нее было четыре головы.
– А ты о чем? День рождения Кайлы. Какое именно из этих слов тебе непонятно?
– Какой день рождения? – снова спросила Оливия. Зак закатил глаза.
– Зачем ты приехала? Тебе захотелось повидать дочь после тринадцати лет разлуки?
Дочь? Оливия посмотрела на девочку.
– Наш ребенок родился мертвым, – сказала она таким тихим голосом, что сама засомневалась, произнесла ли эти слова.
Глаза Зака сверкнули.
– Не знаю, в какую игру ты играешь, Оливия, но лучше бы тебе рассказать мне правила прямо сейчас. А я уж решу, как с этим справиться.
Справиться с чем? Он покачал головой:
– Твой отец передал мне нашу новорожденную дочь и чек на двадцать пять тысяч долларов, от тебя ни слова, и теперь ты стоишь в ста пятидесяти метрах от нее…
Рука Оливии дрогнула, и стаканчик с кофе упал на землю, забрызгав снег. Колени тоже задрожали, а затем подогнулись. Она рухнула на землю, не замечая даже, что падает как раз в лужицу кофе. Зак немедленно помог Оливии подняться.
– Наш ребенок был мертворожденным, – медленно повторила она.
Зак уставился на нее:
– Это то, что ты всем рассказывала, чтобы жить в мире со своей совестью после того, как ты ее бросила?
Оливия посмотрела на него, не в силах произнести ни слова.
– Ребенок родился мертвым, – прошептала она. – Так говорили доктор и медсестра. Отец сказал, что это к лучшему. И моя мать тоже. Наш ребенок был мертворожденным.
Зак уставился на Оливию:
– Наш ребенок сидит вон там.
Она не понимала, что он говорит. Это просто не могло быть правдой. Она посмотрела на девочку со светлыми волосами и опять на Зака. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но ей не удалось издать ни звука.
– Папа, мне холодно, – громко крикнула девочка. – И мне еще нужно написать сочинение о внутренней красоте.
Колени Оливии чуть было вновь не подогнулись. Она закрыла глаза, и слова девочки эхом прозвучали у нее в голове: «Сочинение о внутренней красоте…». Оливия написала сочинение о внутренней красоте для конкурса за год до своей встречи с Заком.
– Одну минутку, – крикнул он в ответ и повернулся к Оливии: – Ты остановилась в коттедже?
Оливия кивнула, не отрывая глаз от девочки.
– Давай встретимся в «Баркенз лаундж» сегодня вечером. Ты еще помнишь, где это? На окраине города. Там мы сможем спокойно поговорить.
– Ты можешь просто прийти в коттедж, если хочешь, – предложила она.
Зак покачал головой:
– Я бы предпочел встретиться на нейтральной территории. В семь?
Оливия кивнула, и он вернулся к беседке.
Оливия, чувствуя, что ноги снова вот-вот откажут, поспешила в беседку и успела как раз вовремя сесть на скамейку.
«Твой отец передал мне нашу новорожденную дочь и чек на двадцать пять тысяч долларов…»
«…ограничиваешься открыткой и чеком…»
«Наш ребенок сидит вон там…»
Оливия закрыла лицо руками. Крик поднялся и тут же умер у нее в груди.
Это просто не может быть правдой. Не может.
Она вспомнила лицо отца и поняла, что это вполне может быть правдой.
Оливия посмотрела на парковку перед ратушей. У сверкающего красного автомобиля Зака стояла привлекательная женщина. В тот момент, когда Оливия обратила на них внимание, она провела пальцем по его щеке. Подружка? Жена? Оливия не заметила, было ли у Зака на пальце обручальное кольцо.
Она заставила себя встать. Ей нужно было вернуться обратно в коттедж, к телефону. На свете был только один человек, который знал и мог рассказать ей правду.
Мать.
– И кто эта милашка? – поинтересовалась Кайла в тот момент, когда Зак вырулил с парковки.
Его пальцы дрожали на рулевом колесе. Он сжал его крепче, чтобы скрыть волнение.
– Ты имеешь в виду Марни?
– Нет, пап. Блондинку.
Зак с самого начала понял, о ком говорит дочь, просто не был готов к ответу на ее вопрос.
Что, черт возьми, происходит? Что, черт возьми, Оливия Седжуик делает в Блубери?
– Это женщина, которую я знал много лет назад, – сказал он наконец, мельком взглянув на Кайлу.
Он внезапно понял, что у Кайлы были скулы Оливии и ее овал лица. Длинные изящные пальцы Оливии. У Зака была только одна фотография Оливии, на которой ей было шестнадцать, и он никогда не позволял себе смотреть на нее. Когда Кайле исполнилось пять лет, она спросила, есть ли у него фотографии мамы, и он отдал снимок дочери.
Несколько месяцев Кайла держала его под подушкой. А затем сказала, что хочет убрать с глаз, чтобы не видеть мать, которая ее бросила. Зак пытался уговорить Кайлу поделиться своими чувствами, оплатил дорогой курс терапии, но Кайла ни под каким предлогом не желала говорить о ней.
Зак понятия не имел, куда Кайла убрала фотографию, но был уверен, что она спрятана где-то у нее в комнате. Как бы то ни было, его воспоминания об Оливии поблекли за эти годы, и он забыл эти маленькие детали, например, ее скулы. Он знал только, что когда смотрел на Кайлу, она напоминала ему Оливию.
– Она такая красивая, – протянула Кайла. – Вот бы мне стать похожей на нее.
«Ты и так на нее похожа, – подумал Зак. – В твоем характере больше от меня, но внешне ты очень похожа на мать».
– Это твоя бывшая девушка? – спросила Кайла. Зак кивнул, и она хихикнула. – Такая неуклюжая. Сначала уронила кофе, а потом и сама угодила в лужу. – Она рассмеялась, но затем открыла папку с материалами по конкурсу «Истинная красота» и погрузилась в чтение.
Зак тяжело вздохнул. «Слава Богу», – подумал он. Он не был готов к вопросам. Он не собирался лгать дочери по поводу того, кто такая Оливия, но ему нужно было время, чтобы подумать, чтобы решить, что и как сказать.
Ему нужно было поговорить с Оливией и выяснить, что она делает в Блубери, каковы ее намерения.
«Наш ребенок родился мертвым…»
Что все это значит? Неужели отец Оливии и вправду сказал ей, что ребенок родился мертвым? На такое, казалось, не способен даже Уильям Седжуик. А может быть, и нет. А как насчет врача и медсестры? Неужели им заплатили?
Или Оливия лжет ему? Нет, он все выяснит. И выяснит в ближайшее время.
Задыхаясь от бега, Оливия упала на диван в гостиной и посмотрела на телефон. Всего один телефонный звонок отделял ее от правды.
Она подняла трубку. Рука дрожала, и Оливия досчитала до десяти. А затем до двадцати.
Она набрала номер. Мать ответила после первого же гудка:
– Алло, Кандас Герн слушает.
Оливия молчала.
– Алло? – повторила мать.
– Мама, это я, – сказала она. Оливия поднялась с дивана и принялась ходить по комнате взад и вперед. – Перейду сразу к делу. Мне нужно, чтобы ты сказала правду.
– Какую правду, дорогая?
Оливия остановилась.
– Правду о моем ребенке.
На мгновение на том конце провода повисло молчание.
– О твоем ребенке? Оливия, я не вполне понимаю…
Нет. На этот раз ей не удастся отвертеться одним из своих любимых «понятия не имею, о чем ты говоришь», произнесенных невинным голосом.
– Я только что столкнулась с Заком Арчером. А с ним была наша дочь.
Теперь настал черед матери изумляться:
– Что значит «наша дочь»? О чем ты?
Оливия вновь принялась мерить комнату шагами.
– Черт побери, мама, не лги мне! Расскажи всю правду, немедленно!
– Оливия, я понятия не имею…
– Мама, мне соврали? Мой ребенок выжил?
– Нет! – настаивала мать. – Ребенок был мертвым. Мне доктор так сказал. И та грубая медсестра сказала то же самое. У меня есть копия свидетельства о смерти.
Оливия закрыла глаза и покачала головой.
– А мог Уильям заплатить врачу? Может, они подделали свидетельство о смерти.
– Боже, Оливия, я не знаю. Зачем ему это делать? Зачем выставлять ребенка якобы умершим, если ты и так была согласна на усыновление?
Да, почему? В этом не было ни малейшего смысла. В любом случае она вернулась бы домой без ребенка.
– Оливия, что ты имела в виду, когда говорила, что видела Зака Арчера с твоей дочерью?
Оливия тяжело вздохнула.
– Я имела в виду, что он здесь, в Блубери, и что он сказал, что наша девочка жива и здорова. Она была с ним, но стояла довольно далеко и не слышала нашего разговора.
– Ничего не понимаю, – сказала мать. – Отец занимался усыновлением, он сказал, что знает отменного юриста, что ребенок попадет в замечательную семью. – Она выдохнула. – О Боже, Оливия. Что же он натворил? – Она помолчала. – Я немедленно вылетаю. Тебе нужна моя под…
– Нет, мама, – перебила ее Оливия. – Я ценю твое желание помочь, но если эта девочка моя дочь, если Зак говорит правду, то мне следует действовать самостоятельно. И быть крайне осторожной.
И это еще мягко сказано.