Терминатор 1938

Глава 12

Рокоссовские отдыхали в военном санатории «Архангельское». Так оно и понятно, в этом варианте Константина Константиновича освободили, считай, на год раньше, в Сочи может и поедут, но позже.

Но, судя по рассказу лечащего врача комдива, Евгения Альбертовича Пумпянского, досталось бравому краскому изрядно.

На доктора вышел довольно просто, расспросить чиновников Санитарного Управления РККА про комдива Рокоссовского и «почистить» память о разговоредело для меня нехитрое. С Пумпянским же познакомился в качестве старшего лейтенанта НКВД, якобы присланного «из центра» присмотреться к товарищу Рокоссовскому, как его здоровье, нет ли обид на партию, может ли Константин Константинович после интенсивного лечения поехать в длительную ответственную командировку. Евгений Альбертович, благосклонно принимал обращение «Профессор», коим не являлся, но не поправлял ни хрена не понимающего в медицинской иерархии чекиста. Что интересно, по повадкам чертовски походил Пумпянский то ли на книжного доктора Айболита, то ли на главного героя фильма «Депутат Балтики» и немножко, малость самую, на товарища Ленина, каковым вождя мирового пролетариата изображал лауреат и орденоносец товарищ Щукин.

— Значит, батенька товарищ старший лейтенант, знаете основы массажа?

— Так точно товарищ профессор, обучался немного, когда в «Динамо» в команде по боксу состоял.

— Что ж, хорошо, сойдёте за моего ассистента. Возьмите опросные листы, карандаш и делайте вид, что записываете вопросы и ответы пациента. Хотя о чём это я — непременно записывайте. Актёр из вас не очень, а так, глядишь и сойдёте за старательного ординатора.

— Хорошо, профессор, тогда, для пущей конспирации, обращайтесь ко мне как к Левину. Борису Аркадьевичу Левину. Это доктор знакомый, мне привычно будет, не растеряюсь.

— Ну что вы, батенька, товарищ старший лейтенант, ну какой из вас Левин?

Чёрт! Уел, клистирная трубка, уел! Я и забыл как после исторического заагентуривания Берии, что называется, «наступил на горло собственной песне», — перекроил морду лица и из симпатичного (в общем то) а где то даже и мужественного Саши Новикова превратился в рыжеватого полукалмыка-получуваша. Ну, это я так себя обозвал, когда в зеркало полюбовался после трансформации. А скопировал новый облик с мужика, случайно виденного в Сокольниках. Только тот махонький, метра полтора с кепкой, я же категорически не хотел съезжать ниже родных 185 см, потому и морду не пожалел, фиг кто сопоставит нынешнего чекиста-ординатора Сергея Никонова с Александром Бондом-Соколовым.

— Да, действительно, на Левина не тяну. Тогда, доктор Лобанов, — подойдёт? Семён Лобанов⁈

— Гм, — Пумпянский благоразумно спрятал глум интеллектуального превосходства где-то в уголках очков, — подойдёт. Ординатор Семён Лобанов — звучит!

Комдив жил с женой и дочерью в просторном номере, а врачебный осмотр проходил, как правило, в процедурном кабинете, не хотел Константин Константинович показывать четырнадцатилетней Ариадне по сию пору не исчезнувшие кровоподтёки и корсет, фиксирующий сломанные рёбра. И это на год меньше провёл Рокоссовский на «Шпалерке»! Представляю, как его дубасили в нашей реальности…

Ладно, сейчас пятнадцатое апреля, если поднапрячься и явить медицинской общественности чудодейственно быстрое излечение комдива, вряд ли данный случай воспримут как сенсацию и переворот в науке. Тот же Альбертыч сразу грудь колесом, бородёнку «академическую» распушит и заблажит об особой терапии, методику сверхскоростного восстановления изобретёт за пару часов, распишет с примерами, фактами, даже со статистикой. Чувак прям жаждет выбиться в корифеи и профессора, да и не вспомнит про скромного «консультанта» из НКВД, об этом позабочусь. Так, Жуков в мае убыл инспектировать положение дел на Халкин-Голе, а в июне получил высокое назначение. Надеюсь, товарищ Берия сейчас притормозит Георгия Константиновича, только вот Рокоссовского командировать в Монголию это не по ведомству Лаврентия. Придётся, придётся искать подходы к Шапошникову и организовать звонок Борис Михалыча к Иосифу Виссарионычу. Генсек Шапошникова чтит и ценит, глядишь и срастётся комбинация…

— Секундочку, вытяните руки, Константин Константинович, попытайтесь присесть. Больно? В каких местах? Понятно. Записывайте, товарищ Лобанов!

И начал Пумпянский завуалировано и подло издеваться над органами НКВД. Как там пел Джигурда Никита в конце восьмидесятых века двадцатого: «доктор сыпал терминами прытко», так и Евгений Альбертович частил латынью словно из пулемёта, распрекрасно понимая, что у «доктора Лобанова» не получится даже половину умствований старшего коллеги зафиксировать. Любопытно, что Рокоссовский мгновенно «выкупил» издевательства мэтра над незадачливым ординатором и даже улыбнулся мне поощрительно. Чтоб как-то поставить на место разошедшегося Евгения Альбертовича, решил сломать «профессору» сценарий. Подсел к Константину Константиновичу, взял комдива за кисть и сделал вид, что пульс считаю. Даже поумничал в ответку самую малость.

— Пульс хороший, ровный. Частоту зафиксировать, профессор?

— Кхм, да-с. Непременно запишите Семён, простите, запамятовал, как вас по батюшке?

— Семён Семёнович! Лобанов Семён Семёнович.

— Пишите, Семён Семёнович! Пишите!

За десять секунд контакта дал импульс организму Рокоссовского «перестроиться». Тут ничего сверхъестественного — чуть «разгоняется» кровоток, отчего аппетит зверский и заживление ран и прочих внутренних болячек происходит на порядок быстрее. Примерно на лунный месяц запрограммировал новый режим для тела будущего маршала Советского Союза, за это время заживёт всё на сорокатрёхлетнем мужике как, прости Устав, на собаке…

И не только кости срастутся, но и прочие органы обновятся и всю дрянь, что накопилась к сорока с лишним годочкам, выведут из организма. Если не погибнет Константин Константинович от снаряда, бомбы или пули, за сотню лет проживёт — стопроцентно! Тут, правда, есть условие, пунктик небольшой, — ближайший месяц комдив не должен ограничивать себя в еде, но пребывание в санатории идеально ложится в схему. У выздоравливающего пациента пробудился аппетит? Отлично, прекрасно, замечательно! Значит, советские военные врачи справились с задачей, кушайте товарищ Рокоссовский хоть двойную, хоть тройную порцию!

Заночевать пришлось в Архангельском, ибо Пумпянский приезжал в бывшее имение князей Юсуповых на два-три дня, потом мотался читать лекции в медицинский, консультировал и снова возвращался в главный военный санаторий РККА. Мне же как раз пару суток надо тут перекантоваться, присмотреться к другим «отдыхающим» высшим военным чинам. Глядишь, какую бестолочь пустоголовую и ущучу, не допущу к командованию дивизиями и корпусами в сорок первом — сорок втором. Хотя, советские генералы в большинстве своём солдат не жалели и в победном сорок пятом…

Койку выделили в большой «молодёжной» комнате, где аж четырнадцать скрипучих однотипных кроватей ровнёхонько (таки армия, таки военная медицина!) выстроились в два ряда. А далее по коридору точь такая же комната, только кроватей там всего восемь — «женская прекрасная половина» в ней обитает.

Медикусам постарше, помаститее, особенно сотрудникам санатория, положены отдельные покои, а те кандидаты наук, кто не на постоянной основе лечит красных командиров, расселяются по двое в комнате. Вечерами, как предупредил Пумпянский, ординаторы устраивают посиделки под гитару, немного выпивают. Евгений Альбертович боялся, что коновал из НКВД, шифруясь под доктора не только спалится сам, но и на него тень бросит, что негативно скажется на карьере лечащего врача комдива Рокоссовского. Даже органов не так боится товарищ Пумпянский, как недоброжелательства коллег. Ясен пень — в медицине свои интриги и склоки, лучше туда не соваться. Посему не стал спорить и легко принял версию Альбертыча о своём «фершалском» образовании и заочном обучении, по протекции комитета комсомола в Томском меде.

— Семён, подымайся, пошли к дЭвочкам, Тамаре тётка варЭнья вишнёвого отгрузила, надо употребить пока нЭ испортилось, — усатый и донельзя бравый грузин Гогоберидзе (везёт же в этой «командировке» на грузин по фамилии Гогоберидзе) настраивая гитару затренькал легко узнаваемую «Сулико». Бл, как предсказуемо…

— Неохота, полежу, почитаю.

— Идём, обидятся барышни. Их там сЭйчас полдюжины, а из кавалеров только я, ты, да Рувим с Мойшей. А с них толку — чуть.

— Скажи, Вахтанг, почему Михаила Мойшей называешь? Антисемит?

— Боже упаси, — картинно закатил глаза Гогоберидзе, — просто, он такой же Миша как я — Ваня. Всё, хватит отговариваться, пошли, тобой Наталья заинтЭрЭсовалась.

— Мало им военных?

— Э! НичЭго ты не понимаешь, — разгорячился Вахтанг, — про дЭвочек и так сплетни распускают, что они с вояками за подарки, что шлюхи. А им обидно, правильные дЭвочки! А ты же свой, врач, хоть и ненадолго в Архангельском. Но компанию не порть! От Рувима с Мишей толку чуть — как к банке варЭнья присядут — не оторвать. Я один шЭстерых красоток не вытяну.

Пришлось идти, благо и Гогоберидзе родственники «подогрели» небольшим сосудом, эдакой миниатюрной «путинской амфорой» литров примерно на пять с половиной.

Встретили нас радостно, ибо два заблаговременно пришедших дамских угодника еврейской наружности как и напророчил Вахтанг, уделяли внимание исключительно чаепитию, щедро черпая из небольшой розеточки густое (апрель месяц, застоялось с осени то) вишнёвое варенье. Гогоберидзе шёл с гитарой (я тащил вино и три банки с консервированными абрикосами) и наигрывал хит про «кипучую, могучую».

— Ой, ребята, проходите, Семён, давайте банки, выроните.

— Ничего, я ловкий. Хотите пожонглирую?

— Ой, конечно! Смотрите, смотрите!

Вахтанг быстро сориентировавшись «урезал» марш Дунаевского из киношедевра «Цирк». Грех подвести такого аккомпаниатора, быстро поставил вино на стол и подбросил с правой руки все три банки компота разом…

Врачихи немного театрально взвизгнули, но ловкость рук и отменная подготовка, а говоря по правде, реакция и координация примерно раз в 20 превышающая среднюю у гомо сапиенс, не позволили консервам грохнуться на паркет ни единого разочка за без малого полутораминутный «номер».

Следующие полчаса прошли довольно таки прогнозируемо. Гогоберидзе исполнял песенные заказы барышень. Спели вполголоса новомодную «Катюшу», «Москву майскую», «Гренаду». Чудный грузин в перерывах между песнями успевал галантно пофлиртовать со всеми «дЭвочками», но особое внимание уделял широкобёдрой Нонне. Рувим и Мойша-Миша на красавиц внимания практически не обращали, спорили о методике излечение ожогов у танкистов — классическое «в лесу о бабах, с бабами о лесе», а потому мне приходилось поддерживать беседу с Натальей, мастерски подсевшей к робеющему «доктору Лобанову» и с острой на язык Майей.

Наталья — двадцатишестилетняя разведёнка, о чём заранее уведомил Вахтанг, следовательно, шанс есть, дерзай Сёма, лови момЭнт! А вот Майя стопудово девственница, — ишь какая злюка, так и норовит поддеть «фершала из Томской тайги». Понимая, что ещё немного и спалюсь, очень уж грамотно Майя меня обкладывала вопросиками — у кого учился, по какой теме специализируюсь, потянулся к гитаре, отставленной на минутку промывающим связки голосовые добрым вином доктором Гогоберидзе.

— И вы тоже певец? — злюка-девственница хитро сощурилась, обдумывая очередную колкость.

— Майка, прекрати человека в краску вгонять, — Наталья «защищала», явно показывала права на мужика, хоть и не особо на морду лица смазливого, зато ловкого и, судя по взглядам на дамские декольте бросаемым, не такого рохлю как Рувик с Мойшей.

— Просим, просим, — картинно захлопала Майя, её поддержали, только доброжелательно — Света и Таня и Нонна. Гогоберидзе поощрительно кивнул — мол, не дрейфь. Только два еврейских медикуса никак не отреагировали, хотя, как сказать — перешли от поглощения варенья к рисованию, по детски торопливо и неряшливо изображённый танк с лобовой части охватило пламя, следовательно у спецов по ожогам в данном случае экипаж подгорает лицами, а не задницами…

Чёрт, ступор случается и у Терминатора, — какую песню исполнить, чтоб не пришёл трындец легенде, может про «ой мороз мороз, не морозь меня, моего коня»? Самое то для сибирского валенка-фершала и там нет никаких указивок, песня универсальная, вневременная…

И уже совсем было хотел грянуть «под Золотухина» про мороз, коня и ревнивую жену, но зацепился взглядом за два ряда халатов, вывешенных врачихами в дальнем углу. Халаты прикрывали нижнее бельё, на третьей верёвке совсем уже в углу, почти к стенке упрятанное, замаскированное от нескромных мужских взоров.

Эх, прости, Лев Иванович. В прошлую командировку, в благополучные и сытые шестидесятые украл, беспардонно набухавшись с молодым Ёсей, ещё не Давыдычем, «Куба далека», за десять лет до написания шедевра, а ты хвалил «мою» песню, отстаивал в спорах с критиканами — чуял, чуял родное детище! Тогда я зарёкся Ошанина обворовывать. Но! Лев Иванович, прости — этим девчонкам и парням через два года вермахт останавливать, в медсанбатах под бомбёжками операции проводить. Молодёжь обязательно направят в действующую армию. Да они сами пойдут, добровольцами, особенно злюка Майя…

Выложился по полной, стараясь по максимуму скопировать Трошина…

Помнится, в ковидном 2020 году песня получила вторую жизнь и активно исполнялась мигом учуявшими конъюнктуру российскими эстрадниками. Но до «двадцать-двадцать» ещё пилить и пилить, впереди сорок первый…

Мойша-Миша отобрав карандаш у приятеля, перевернул листок с горящим танком, начал записывать слова. Есть! Теперь точно разойдётся детище Ошанина Льва Ивановича по советским военным (да и гражданским тоже) медучреждениям…

Гогоберидзе, побывавший в командировке на озере Хасан, убрал руку с бедра Нонны и до хруста, до побелевших костяшек сжал кулаки.

У всех врачих, даже у Майи, повлажнели глаза, Наталья прикрыла рот рукой, чтоб не всхлипнуть по бабьи, да что там — не разреветься.

— Это твоя песня⁈ Нет? А кто автор? — Гогоберидзе оставив Нонну, подсел и перенял отставленную гитару. Такое впечатление, что чудесный грузин прям сейчас начнёт аккорды подбирать.

— Автор неизвестен, вроде коллективное творчество медиков Особой Краснознамённой Дальневосточной. Ладно, спать пора, вон профессор Дальчевский покурить вышел, неодобрительно смотрит на наши окна.

— Ой, — спохватилась Наталья, — я же ассистирую завтра Владимиру Станиславовичу.

— Сегодня, уже сегодня, время за полночь.

Народ, впечатлённый хитом Ошанина, быстро начал сворачивать застолье. Гогоберидзе кивком пригласил покурить, вышли на крыльцо, Вахтанг протянул пачку «Казбека». Сплошные штампы — Вахтанг, «Казбек», джигит на пачке изображён.

— Семён, скажи правду, кто автор? Я был на Дальнем Востоке. И в Хабаровске и в Чите ив Борзе. Пили, пели, но такой песни не слышал. А её б военврачи обязательно исполнили.

— Говорю же, не знаю. Мне Серёга Кузнецов спел, с его слов авторов то ли двое было, то ли трое. Но всех замели как японских шпионов, поэтому считай — народная песня.

— М-да, — Гогоберидзе раздавил недокуренную папиросу о перила, — пошли по сто грамм употребим и спать, завтра, чёрт, уже сегодня, почти у всех операции…

После успешного контакта с Рокоссовским и запуска «обновления» организма военачальника задумался о том как лучше продвинуть Константина Константиновича, как к Шапошникову подобраться, дабы Борис Михайлович, к мнению которого товарищ Сталин весьма и весьма прислушивается, порекомендовал именно Рокоссовского командовать 57-ым особым стрелковым корпусом, чтоб не Жуков сменил Фекленко.

И тут так торкнуло, что самому страшно стало. Это ж надо, продумывать хитроумные многоходовочки по незаметному, «точечному» усилению РККА, а наиспростейшее решение проморгать! Да ведь если «подлатать» Шапошникова, то здоровый пятидесятишестилетний начальник Генерального Штаба вытянет спешное реформирование Красной Армии, не запросит отставку! Так, глядишь и подготовка к войне по иному пойдёт. Если на ключевых постах Рокоссовский и Шапошников — это ж совсем другой расклад!

Выйти на адъютанта начальника Генштаба получилось только через неделю — много времени ушло на обустройство стационарной «берлоги». Дважды, сука, дважды, приходилось убегать от «легавых», выручала только невероятная физическая мощь и слух, позволившие вычислить сперва бдительного участкового, а второй раз — целую группу захвата. Менты засели в аккуратно вскрытой мной квартире героического полярника, где-то во льдах подвиги свершающего, пока жена в Ялте «здоровье поправляет». И только ухо чуткое киборжье уловило их перешёптывание, еле сдержался, не пнул дверь, ушёл, что называется «на цырлах», слегка придушив в подъезде вёрткого паренька — страховал опер мой возможный отход. А бдительного соседа, некоего Павла Михайловича, отметившего незнакомца в подъезде, вычислившего в какую квартиру тот проник и сообщившего о происшествии родной милиции трогать не стал, зачем?

Но хотелось, не скрою, чутка попинать Пал Михалыча, ведь из-за его чуйки пришлось в очередной раз «модернизировать морду», хотя зарекался. И теперь я не калмыко-чуваш, а вполне себе могу сойти за Левина, Бориса Аркадьевича Левина.

Трое суток кантовался то там, то сям, даже одну ночь провёл на чердаке. В принципе — не страшно, еды в достатке, терминаторский организм на холод реагирует спокойно, да и спать как обычному человеку не требуется. Только бомжеватого вида гражданин, подошедший к полковнику РККА, старшему адъютанту самого Шапошникова, доверия у окружающих не вызовет, всех же не закодируешь.

Потому рискнул, вернулся к абреку Абашидзе, представился сменщиком капитана Соколова, старшим лейтенантом Левиным, ну и обменялся с Куприян Богданычем «крепким рукопожатием».

Пока мылся-брился, чистил одежду, хозяин явки доложил, что Лаврентий на ближайший месяц дал отбой — дел много навалилось, не до встреч с агентурой, но денег через порученца выдал в полтора раза больше, вроде как премия.

На прощание «стер» Абашидзе все воспоминания о встрече со старшим лейтенантом Левиным и благоухая одеколоном ветерана чекиста, двинулся от НКВД к РККА.

Полковник Савостьянов, придержанный за руку «товарищем из аппарата ЦК» у входа в бывшее Александровское военное училище не стал дёргаться и вырываться. Напротив — спокойно, не привлекая внимания окружающих, рассказал «цекисту» о распорядке дня Шапошникова. Через пару часов беседовал с Борисом Михайловичем в домашней обстановке, походя отметив, что Игорь Бунич, описывая пристрастие генштабиста к рослым и красивым адъютантам, возможно и не врал, очень уж ласково обращался военачальник к полковнику…

— Борис Михайлович, простите, что приехал к вам болящему. Но не терпит время. По линии коминтерновской разведки и источников из внутрипартийной службы (тут Шапошников понимающе кивнул, осведомлён о личной разведке Сталина, так и входит начальник Генштаба в круг ближний вождя, пусть и не на первых ролях) стало известно, буквально только что, о намерении японской стороны пресечь передачу военного снаряжения китайским товарищам, перебросив дополнительно полторы сотни истребителей, переоборудованных для нападения на автомобильные караваны. По сути это штурмовики, управляемые к тому же лучшими лётчиками сухопутных сил Японской империи, имеющими боевой опыт в борьбе с нашими добровольцами, воюющими в китайской армии. Усиление авиационной составляющей противником может лишить ВВС РККА господства в воздухе. Товарищ Сталин просил отнестись к этому крайне серьёзно

— Да, да, голубчик, — Шапошников сидя в кровати, подушками обложенный, закивал понимающе, — из НКВД точь такая же информация приходила ранее, поэтому группа Смушкевича уже послезавтра отправляется на восточный театр.

Вот те раз, более чем на месяц события ускорились! И наверняка в этом немалая заслуга британского агента Алекса Бонда, сообщившего в беседе с Меркуловым о высоких лётных характеристиках японской истребительной авиации и о слабой подготовке советских лётчиков, каковые совсем расслабились под командованием врага народа Блюхера.

Тогда ещё Всеволод усомнился — какого рожна Великобритания стремится помочь Советскому Союзу на Дальнем Востоке. Ответ, что в Лондоне заинтересованы в поражении японской сухопутной армии и усилении роли флота, помнится, не удовлетворил собеседника. Через пару дней Меркулов «невзначай» вернулся к разговору и явно действуя по опроснику составленному в Кремле заговорил об опасности для Британии разворачивания японской агрессии на юг. Одновременно противостоять и Германии и Японии даже Флот Его Величества не сможет, времена не те.

На что заместитель Берии (и товарищ Сталин «за ширмочкой») получили подробный ответ про желание Рузвельта спровоцировать япошек и используя мощь американской экономики, раскатать Страну Восходящего Солнца, утвердиться в Китае и Юго-Восточной Азии, подмяв под себя перспективнейшие рынки. Ну а интерес Лондона, (точнее, группы Черчилля) в том, что одновременно воюя с Японией и Германией, Рузвельт сосредоточится на Тихоокеанском театре и в Европу не полезет, ограничившись перебрасыванием через Атлантику вооружение по так называемому, в недрах Пентагона разработанному и горячо одобренному президентом плану «ленд-лиз». А риск для Британских колоний, для Сингапура, даже для Индии — что ж, какая война без риска? И потому толстяк Уинни крайне заинтересован в усилении мощи СССР на Дальнем Востоке, особенно усилении крепости Владивосток. А после победы и южную половину Сахалина СССР обратно получить должен всенепременно, а почему бы и не создать Японскую Социалистическую Республику на Хоккайдо?

Меркулов тогда уехал несколько ошарашенный, но более к теме дальневосточной не обращался, предпочитая выпытывать у альбионца сведения об агентах островитян в России со времён царя-батюшки, особенно в революционной среде. Похоже, Коба, уконтропупив Ежова, к пережившим Большую Чистку соратникам по Политбюро и ЦК доверия не питает…

Сама драка на Халкин-Голе, где СССР провоцировал и таки спровоцировал Японию воевать в невыгодных в плане логистики условиях, меня интересовала мало, победили тогда и сейчас выиграют, вон и асов раньше перебрасывают. Надо использовать конфликт для быстрого служебного роста Константина Константиновича. Но тут Шапошников удивил так удивил.

— Вы совершенно правы, голубчик, Фекленко надо менять, не соответствует Николай Владимирович новым веяниям, остался лихим кавалеристом, пусть и переучившимся на танкиста. Но взаимодействие родов войск в современной войне, это не его.

— Рокоссовский поправился…

— Ничего, пусть лечится Константин Константинович, а Фекленко замену достойную нашли, причём и я и Иосиф Виссарионович не сговариваясь выбрали!

— Выбрали⁈ Жукова?

— Нет, не Жукова, Георгий Константинович влип в неприятную историю, моральное разложение и разговоры в сомнительных компаниях до добра не доводят. Надеюсь, органы разберутся и Жуков вернётся на службу.

— И кто же назначен дальневосточным Суворовым?

— Эка вы шутить изволите, голубчик, — с «личным порученцем Сталина», пусть ранее и никогда не виданным, опытный штабист и хранитель наиважнейших военных секретов командарм первого ранга Шапошников беседовал откровенно, словно с самим Генеральным секретарём. Ну, собственно «так и задумано было»…

— Павлов! Бронетанковый Павлов! — ошарашил начальник Генштаба.

— Что? Он же танкист, как и Фекленко. В Испании командовал совсем уж небольшими силами. Опыта руководства корпусом, считай в армию разворачиваемым, нет.

— Ничего, опыт дело наживное. А Иосиф Виссарионович полагает, что после чистки армии надо быстрее продвигать молодых и энергичных командиров, дать им время, проверить в настоящем деле. Чтоб когда начнётся, командармы были и обстрелянные и грамотные. Подберём Дмитрию Григорьевичу сильную штабную группу, наладим постоянную связь с Оперативным Управлением…

— Вы, Борис Михайлович, Генеральным Штабом командуете, вам виднее.

— А про Рокоссовского рассказывал Лаврентий Павлович, да-с. Рассказал, что очень достойно держался в тюрьме Константин Константинович, никого не оговорил, несмотря на пытки. Ничего, пускай поправляется наш польский гусар, а за назначением дело не станет!

Вышел от «заряженного» на поправку здоровья Шапошникова так сказать, в «смешанных чувствах». С одной стороны жаль, что не стартанул ракетой в высь командную Рокоссовский, но тема с Павловым очень, очень интересная. Если бравый танкист разгромит япошек, а талантов воинских у Дмитрия Григорьевича вот нисколечко не меньше чем у Григория Константиновича, то быть Павлову и командующим округом и главой Генштаба. Стоп! Я же только что Шапошникова «подлечил», не отпустит Сталин взбодрившегося Борис Михалыча на непыльную и второстепенную должность «советника вождя».

Да и ладно, всё равно расклад к сорок первому лучше чем в нашей реальности вырисовывается. Шапошников на Генштабе, Жуков комкор, а Павлов тогда — командующий округом? Хм, любопытственно, любопытственно. Но сначала в монгольских степях Дмитрий Григорьичу надо не облажаться…