Тернистый путь

В ноябре мы получили телеграмму, возвестившую, что в Петрограде свергнуто правительство Керенского и что власть перешла в руки большевиков.

После Октябрьской революции общественно-политическая жизнь в Акмолинске забурлила, как в медном котле.

Участились собрания, митинги, возобновились горячие споры.

В открытой борьбе за создание акмолинского Совета русские и казахские товарищи шли рука об руку. С нами были Дуйсембаев, Асылбеков, Серикпаев, Нуркин, Бекмухамметов (Нургаин), Адилев, Хандельдин Ували, Гиззатуллин, Кошербай и другие; солдаты гарнизона — Монин, Кривогуз, Лозной, Коломейцев, Репшнейдер, рабочий Экибастузского завода Бочок; член партии левых эсеров адвокат Трофимов, учитель семинарии Горбачев и левый эсер Мартлого.

Проводили множество собраний и митингов. Противником установления власти Советов оказалось все без исключения русское казачество. Упорно сопротивлялись, не признавая власти Советов, баи, потомственные дворяне, офицеры; против нас выступал казахский комитет как единомышленник партии алаш. Хотя правительство Керенского было ликвидировано, но его акмолинский комиссар Петров продолжал находиться у власти.

Словом, противников была тьма, а нас очень немного.

Согласно решению Оренбургского съезда, руководимого Букейхановым, во всех уголках Казахстана организовалась партия алаш. В губерниях и уездах открылись ее комитеты. Во всех газетах, кроме «Тиршилик», была опубликована ее программа. Газеты печатали восторженные статьи, пели хвалебные гимны партии алаш, программа которой складывалась из лоскутьев меньшевистской, эсеровской и кадетской программ.

Свою пустозвонную программу алаш не могла провести в жизнь до тех пор, пока не получила поддержки Колчака.

Все интеллигенты-националисты до небес поднимали Алихана Букейханова, считая его мудрым и законным лидером всей алаш. Они не жалели сил и средств для доказательств своей правоты и готовы были топать ногами на инакомыслящих.

Букейханов прибыл на Сибирский съезд, побывал в Омске и в Семипалатинске, выступал с речами. Образованные господа, маститые националисты, торгаши-коммерсанты, учащаяся молодежь — байские сынки, выйдя на дорогу, с почетом встречали Букейханова.

Для иллюстрации приведу выдержку из статьи, опубликованной в «Казахе» от 21 ноября 1917 года. Статья перепечатана из «Сары-Арки», и в ней в качестве-примера, достойного подражания, перечисляются те, кто с почетом встречали и приветствовали Букейханова в Семипалатинске: Шайки Мусатаев, Ахметжан Козыбагаров, Маннан Турганбаев, Султанмахмут Торайгыров, Аймаутов и другие.

Из каждой губернии Казахстана для участия в работе Всероссийского учредительного собрания «алаш-орда» наметила делегатов и опубликовала их имена в газете от 14 ноября 1917 года.

I. От партии «Алаш»

От имени центрального органа партии «Алаш» в Учредительное собрание выдвигаются из Тургайской области (список № 1) следующие делегаты:

1. Ахмет Байтурсунов 2. Ахмет Беремжанов 3. Сагындык Досжанов 4. Абдолла Темиров 5. Тель Жаманмурунов 6. Ержан Оразов 7. Алихан Букейханов.

II. От Акмолинской и Семипалатинской областей

1. Алихан Букейханов 2. Айдархан Турлыбаев 3. Алимхан Ермеков 4. Халель Гапбасов 5. Асылбек Сеитов 6. Мукыш Бочтаев 7. Ережеп Итбаев 8. Жакип Акпаев 9. Сейльбек Жанайдаров 10. Раимжан Марсеков 11. Жумагали Тлеулин 12. Биахмет Сарсенов 13. Рахимжан Дуйсембаев 14. Ахметжан Козыбагаров 15. Магжан Жумабаев 16. Абикей Сатбаев 17. Сыдык Мешинбаев 18. Базыкен Ускенбаев 19. Салмакбай Кусемисов.

III. От Уральской области

I. Халель Досмухамметов 2. Жаханша Досмухамметов 3. Нургали Епмагамбетов 4. Губайдулла Алибеков 5. Салимгирей Каратлеуов 6. Омар Есенгулов 7. Ганса Кашкинбаев.

IV. От Семиреченской области

1. Мухамметжан Тынышбаев 2. Шибалин (русский) 3. Отынши Альжанов 4. Ачкасайский (русский) 5. Габдуллин 6. Ниязбеков 7. Мирзахан Толеубаев 8. Бабкин (русский) 9. Пропкин (русский).

1. Ибраим Жайнаков 2. Шандириков (русский) 3. Садык Аманжолов 4. Дур Сауранбаев 5. Базарбай Маметов.

V. От Букеевской области

1. Уалитхан Танашев 2. Бахиткерей Кулманов.

1. Кадим Сармолдаев 2. Салимгирей Нуралиханов.

В общем перечне отсутствовал только лишь список делегатов от Сыр-Дарьинской области.

Руководители алаш-орды с первых дней революции выступили бешеными противниками советской власти. Газеты алаш-орды громко обливали грязью большевиков, всячески клеветали на основателей советской власти. «Большевики являются секретными агентами немцев, продались им за деньги», — лихорадочно твердили газеты.

В газете «Казах» от 14 ноября 1917 года Букейханов и его «единоверцы» опубликовали гнусную статью против партии большевиков. Они грубо вульгаризировали смысл большевистской деятельности, рисовали большевиков двуличными, хитрыми и всячески поносили их, пытаясь вызвать у читателя отвращение к большевикам. Под этой статьей подписались А. Букейханов, А. Байтурсунов, М. Дудатов, Ахмет Беремжанов, С. Досжанов, Ж. Жанибеков, Файзулла Галимжанов, К. Аргынгазиев, Г. Жундибаев, Газимбек Беремжанов. В том же номере от 14 ноября опубликована дополнительная телеграмма, подписанная А. Букейхановым, А. Байтурсуновым, С. Досжановым, Ельдесом Омаровым о созыве II съезда в Оренбурге.

По этой телеграмме вызывались на съезд представители от каждой области, по одному человеку от редакции каждой газеты, от вновь открываемой организации. Причем своих единомышленников — мырз, кази и других духовных чинов, буржуазных интеллигентов — газета указывала поименно: кази Омар Карашов, кази Каирша Ахметжанов, кази Габдулла Ешмухаметов, ишан Ахмет Оразбаев, Кожахмет Оразаев, Коргамбек Беремжанов, Кулмамбет Канкожин, Шакарим Кудайбердин, Жусипбек Басыгарин, Мустафа Чокаев, Халель Досмухамметов, Жаханша Досмухамметов, Уалитхан Танашев, Бахиткерей Кулманов, Жангожа Мергенов, Ишангали Арабаев, Ораз Матиев, аксакал Шонан, хаджи Отарбай Кундыбаев, Ахметкерей Косуаков, Нурлан Кияшев, Нурмагамбет Сагнаев, Шангирей Букеев, хаджи Есенгул Маманов, Мухамметжан Тынышпаев, Салык Карпыков, Сапар Наурызбаев и Ильяс Жангарин.

Согласно телеграмме, наравне с представителями других газет, вызывался на съезд представитель и от нашей «Тиршилик», и от вновь открытой организации «Жас казах». Но мы ни от редакции, ни от организации «Жас казах» никого на съезд не послали. В списке специально вызванных значились из акмолинцев Нурлан Кияшев и Нурмагамбет Сагнаев. Этим двум аксакалам, в прошлом крупным феодалам, беспрекословно подчинялись все казахи. Нурлан Кияшев до свержения царя двадцать пять лет непрерывно был волостным управителем, не раз награждался царем и одаривался генералами. В его табунах насчитывалось около полутора тысяч лошадей. Он являлся всемогущей опорой тридцати волостей крупного рода Куандык. А Нурмагамбет, по прозванию Пан (надменный), в честь прибытия царского наследника устроил в Омске пир горой, подарил наследнику орнаментированную золотом белоснежную юрту и три косяка молодых кобылиц с жеребцами; один косяк исключительно чубарых, с черными пятнышками, будто капли на белой бумаге, другой косяк — черных кобылиц, похожих на бобров, третий косяк отличался изумительной белизной. Было у Пана много чинов, наград, почетных грамот, полученных от самого царя и наследника. Этот известный блистательный бай, авторитетный волостной съездил на паломничество в Мекку, стал хаджи, но был неграмотным, как и другой делегат от акмолинцев Нурлан Кияшев.

Таким образом и второй «Всеказахский» съезд оказался в руках баев, хаджи, бывших волостных и «святых» хазретов.

В Оренбурге собрались отборные волки алаш. От города Акмолинска были на съезде хальфе Галаутдин и купец первой гильдии Кул Пауенов.

Съезд вынес решение организовать единое правительство алаш, создать регулярное войско и начать сбор средств. Избран состав правительства, говоря по-казахски, выбраны визири.

Двадцать пятого января 1918 года газета «Сары-Арка» перепечатала объемистую сводку из газеты «Казах». Она начинается так:

Съезд проходил с пятого по тринадцатое декабря в Оренбурге, куда прибыли делегаты из всех восьми областей Казахстана.

Съезд созван по инициативе Алихана Букейханова, Ахмета Байтурсунова, Ельдеса Омарова, Сагиндыка Досжанова и Мержакипа Дулатова.

В работе съезда приняли участие представители различных организаций и газет, как, например, Муртаза Нурсеитов, Абдрахман Муртасинов, Абульгазиз Улькешев, Бернияз Кулеев, Абильхамит Жундибаев, Абильгазиз Мусин, Кошмухаммет Кеменгеров и Хайритден Болганбаев.

Специально приглашены Бахиткерей Кулманов, Жаханша Досмухамметов, казн Омар Карашев, кази Абуль Ешмухаметов, Мади Макулов, Халель Досмухамметов, Есенгали (Ишангали) Арабаев, Ахметкерей Косуаков, Уалитхан Танашев, Жангожа Мергенов, Салик Карпыков, хаджи Отарбай Кундыбаев, Мустафа Чокаев и Ильяс Жангарин.

Президиум съезда: председатель Бахыткерей Кулманов; члены: Алихан Букейханов, Халель Досмухамметов, Азимхан Кенесарин, Омар Карашев.

Секретари: Даулетше Кусепгалиев, Мержакип Дулатов, Сейдазим Кадирбаев.

Перед открытием съезда слово взял Алихан Букейханов и сказал: «Знаменитый оратор, получивший на прошлом многолюдном собрании премию за красноречие, вызванный и на этот съезд, наш дорогой аксакал Ораз Татиев скончался. Поэтому до начала съезда я предлагаю прочитать молитву за помин души Ораза!»

Присутствующие, прочитав молитву за помин души Ораза, приступили к совещанию…

Вопросы, подлежащие обсуждению на съезде:

1. Об автономии Сибири и Туркестана и юго-восточном союзе.

2. О казах-киргизской автономии.

3. О создании милиции.

4. О национальном Совете.

5. Вопросы просвещения.

6. О национальном казначействе.

7. Вопросы избрания муфтия.

8. О народном суде.

9. Об аульной администрации. 10. Вопросы продовольствия.

По разбираемым вопросам принято постановление Съезд решил собрать несколько миллионов рублей на содержание нового правительства, организовать милицию из нескольких тысяч человек, распределить их по областям. Избрано правительство алаш-орды.

1. Из Букеевской губернии — Уалитхан Танашев

2. Из Уральской — Халель Досмухамметов

3. Из Акмолинской — Айдархан Турлыбаев

4. Из Тургайской — Ахмет Беремжанов

5. Из Семипалатинской — Халиль Гапбасов

6. Из Семиреченской— Садык Аманжолов

7. Из Сыр-Дарьинской — Мустафа Чокаев.

Вне областей избраны:

8. Алихан Букейханов

9. Жаханша Досмухамметов

10. Алимхан Ермеков

11. Мухамметжан Тынышпаев

12. Бахыткерей Кулманов

13. Жакип Акпаев

14. Базарбай Маметов

15. Отынши Альжанов

Заместителями избраны:

1. Гайса Кашкинбаев

2. Тусипбек Жакиппаев

3. Ережеп Итпаев

4. Сатылган Сабатаев

5. Есенгали Касабулатов

6. Батыркаир Ниязов

7. Мукиш Бочтаев

8. Сеильбек Жанайдаров

9. Салимгирей Нуралиханов

10. Омар Алмасов

11. Сейдазим Кадирбаев

12. Асфандияр Кенжин

13. Штабс-капитан Бегимов

14. Есен Турмагамбетов

15. Жанеке Султанбаев

На пост председателя алаш-орды выдвинуты на голосование Алихан Букейханов, Бахыткерей Кулманов и Айдархан Тулыбаев.

Голосовали за Алихана — 40, против— 18, за Бахыт-керея — 19, против— 39, за Айдархана— 20, против — 38.

Большинством голосов председателем правительства алаш-орды избран Алихан Букейханов.

В комиссию просвещения избран Ахмет Байтурсунов, Магжан Жумабаев, Ельдес Омаров, Биахмет Сарсенов, Тельжан Шонанов.

Так внезапно и поспешно было создано правительство алаш-орды. Байские националистические поэты слагали в честь его хвалебные оды и, не стыдясь народа, публиковали в газетах.

Перед вторым Всеобщим казах-киргизским съездом в номере 254 в декабре 1917 года газета «Казах», опубликовала текст телеграммы «Об автономии Туркестана». В ней говорилось следующее:

«Коканд. 2 декабря. 27 ноября в Коканде состоялся краевой съезд мусульман. Объявлена Туркестанская земельная автономия. Народ радостно встретил это событие. Избрано новое правительство Временное национальное собрание. В январе созывается Учредительное собрание Туркестана. Город Коканд является резиденцией Временного правительства.

Хайритден Болганбаев»

Так появилась известная кокандская автономия. Некоторые отщепенцы-интеллигенты из алаш-орды, сговорившись втихомолку с узбекскими и татарскими буржуазными деятелями в Коканде, избрали сами себя в туркестанское правительство, объявили автономию. Главой правительства оказался Мухамметжан Тынышпаев, а членами его Мустафа Чокаев и другие.

Когда же было объявлено о созыве Второго казах-киргизского съезда, член туркестанского правительства Мустафа Чокаев немедленно отправился в Оренбург. На съезде Чокаев дал понять, что казахи Семиречья и Сыр-Дарьи напрасно медлят и не присоединяются к туркестанской автономии. Таким образом, после съезда этот «герой» оказался членом двух «правительств»…

На страницах газет не раз публиковался состав губернских комитетов алаш-орды. Кстати, позволю себе привести списки членов комитетов трех губерний.

В номере 254 газеты «Казах» от 18 декабря 1917 года специальный корреспондент ее сообщает:

«Акмолинская область.

Об открытии областного комитета алаш-орды в гор. Омске уже было объявлено в газете. В комитет избраны следующие люди:

Асылбек Сеитов, Магжан Жумабаев, Мухтар Саматов, Айдархан Турлыбаев, Бекмухаммет Серкебаев, Еркосай Мукушов, Ережеп Итбаев, Динмухаммет Адилев, Кошмухаммет Кеменгеров, Мусулманбек Сеитов, Жумагали Тлеулин, Ос. Ахметов, Хусаин Кожамберлин, Кожахмет Какенов. Комитет алаш-орды посылал людей в каждый уезд для разъяснения выборов в учредительное собрание. Они открыли свои комитеты в пяти уездах Акмолинской губернии».

В № 253 «Казаха» за декабрь 1917 года опубликовано следующее:

«Партия алаш.

Мы уже сообщали об открытии областного комитета в Семипалатинске. В последнем номере «Сары-Арки» напечатана такая статья:

«В Семипалатинске открылся временный областной комитет партии алаш. В его состав вошли следующие: Алимхан Ермеков, Раимжан Марсеков, Имам Алимбеков, Ахметжан Козыбагаров, Турагул Кунанбаев, Халель Гапбасов, Сыдык Дуйсембаев, Алихан Букейханов, Мустаким Малдыбаев, Данияр Мулдабаев, Биахмет Сарсенов, кроме них предлагается ввести в комитет по одному человеку от каждого уезда. Председатель комитета Халель Гапбасов, заместитель Ахметжан Козыбагаров, секретарь Сыдык Дуйсембаев, казначей Данияр Мулдабаев. Почетным председателем избран Алихан Букейханов…»

В № 250 «Казаха» за ноябрь 1917 года сказано:

«Партия алаш.

В Оренбурге организован Тургайский областной комитет партии алаш. В комитете 14 человек, из них десять из Оренбурга и по одному из четырех уездов.

Оренбургские члены: Ахмет Беремжанов, Ахмет Байтурсунов, Алихан Букейханов, Ельдес Омаров, Омар Жанибеков, Мержакип Дулатов, Габдулхамит Жундибаев, Сагиндык Досжанов, Габдукарим Досжанов (из Тургая), Тельжан Шонанов (из Иргиза), Есенгали Нурмухамметов (из Актюбинска), Мырзагазы Еспулов (из Кустаная). Председатель Тургайского комитета алаш — Алихан Букейханов, заместитель — Ахмет Байтурсунов, секретарь — Мержакип Дулатов, казначей— Жанузак Жанибеков.

Членские взносы партии алаш — один рубль».

В номере 253 газеты «Казах» помещено объявление, перепечатанное из «Сары-Арки», где сказано: «Членом партии алаш может быть только тот, кто беспрекословно выполняет указания центрального комитета партии алаш и признает правильной ее программу».

Проводить выборы в учредительное собрание к нам прибыл из Омска от областного комитета алаш-орды Мухтар Саматов. В тот период Мухтар всецело доверялся Букейханову и его подручным.

В Акмолинске был организован уездный комитет партии алаш-орды, который начал вести подготовку к выборам в учредительное собрание. Разумеется, все велось к тому, чтобы казахи отдавали свои голоса за кандидатов партии алаш.

Полумертвый казахский комитет Акмолинска по приезде Мухтара Саматова начал оживать.

Я пошел в комитет, чтобы встретиться с Мухтаром. Поздоровались. Когда-то мы были близкими товарищами, создавали вместе во время учения в Омске организацию «Бирлик» (Единение), которая действовала с 1913 по 1916 год.

— Ты согласился вступить в партию «уш жуз»? — поинтересовался он.

— Нет. Мне не нужна ни партия алаш, ни «уш жуз»! Ни с той, ни с другой программой я не могу согласиться полностью. Но мои симпатии больше на стороне «уш жуза».

— А какую сторону ты будешь поддерживать в учредительном собрании?

— Кого поддерживать, посмотрю сам. Но пока не примкну ни к алаш, ни к «уш жузу»!

К слову, что это за партия «уш жуз», которая организовалась в Омске параллельно с областным комитетом партии алаш?

Организовали ее жители Омска Мухан Айтпенов, Кольбай Тогусов, Шаймерден Альжанов и другие. Они называли ее социалистической партией «уш жуз» и в свой список заочно включили и нас — акмолинских товарищей.

Сразу же после организации «уш жуз» начала поливать грязью лидеров алаш-орды. Делала она это с помощью газеты «Уш жуз», издаваемой в Петропавловске. Со страниц ее так и летела ругань в адрес вождей алаш.

Конечно, в ответной ругани главарям «уш жуза» ни на йоту не уступали главари алаш-орды. Они тоже умели браниться и, более того, превосходили намного своих хулителей в этом отношении. Алаш-ордынцев было много, ведущее ядро партии было достаточно грамотно, имело опыт политической борьбы, к тому же все областные газеты, кроме «Тиршилика», находились в его руках. Семипалатинская «Сары-Арка», ташкентская «Бирлик туы», астраханская «Уран», оренбургская «Казах» — скопом обрушились с бранью на редакцию газеты «Уш жуз». Обругать можно кого угодно, было бы желание, а мастерства в этом отношении изощренным краснобаям алаш не занимать.

Газета «Казах» была самой старшей по времени издания, самой опытной. Как же ей не превзойти в мастерстве остальных? Чтобы читатель воочию убедился в этом «мастерстве» и понял подлинную позицию алаш в отношении «уш жуза», приведу некоторые выдержки из «Казаха» и «Сары-Арки».

В номере 260 «Казаха» перепечатана следующая статья из «Сары-Арки»:

«Отменные подлецы среди казахов.

После получения долгожданной свободы у нашего народа открылись глаза, установилось единство взглядов, взаимное понимание. В большинстве своем население стало жить лучше, богаче. Но всегда находятся среди народа отдельные необузданные люди, которые начинают от жира беситься. Нашлись и у нас хитроумные мерзкие отщепенцы, которые совращают народ, честно последовавший за своими руководителями, идущими по праведному пути. У нас появились люди, забывшие понятие чести, не имеющие и малейшей совести. Под предлогом распространения новостей они своей газетой сеют среди населения смуту, намереваются творить бесчинства. Знаменосцев партии алаш, великомучеников, горой стоящих за народ, они, эти подлецы, как свора бешеных псов, хотят загрызть, обглодать или смертельно ужалить, как ядовитые змеи. Прикрываясь именем «Уш жуза», они из своей нечистой пасти извергают грязную брань по адресу благонамеренных, честных людей партии алаш. Четвероногих хищников истребляют стрихнином, ядом, и с той же целью мы заявляем следующее:

Поймите раз и навсегда, что в партии «уш жуз» действуют самые склочные, скандальные, бессовестные задиры. Это — болезнь на здоровом теле народа. Не слушать их, избегать, остерегаться — долг каждого достойного сына алаш, нации. Испокон веков казахи находились под пятой чужеземцев, терпели угнетение и оскорбления. Теперь пришло время твердо заявить всем ловкачам «уш жуза»: не развращайте народ. Объединять и сколачивать его не вашего ума дело. Народ не может пойти в пропасть, слепо следуя за вами. Не расстраивайте народ. Если хотите искать кусок хлеба за пазухой у покойного, то ищите его там, только не здесь!

Мы последуем за партией алаш. Наши верные проводники в будущее только там.

Члены Семипалатинского уездного земства— Ахметжан Андамасов, Жамшырбай Шулембаев, Темирши Жунусов, Садык Дуйсембаев, Курмамбай Муздыбаев, Вайсеке Есиркепов, Майлыбай Есенбаев, Имамбазар Казангапов, Райымжан Марсеков, Калдыбай Будамбаев и Кокбай Шанатаев».

В газете «Казах» 12 ноября 1917 года опубликована статья «Тюрко-татарские покровители»:

«Мы получили телеграмму от Омского областного комитета алаш-орды.

Заядлые враги алаш извращают линию партии, распространяют клеветнические слухи среди населения. Просим срочно опубликовать на страницах «Казаха» программу алаш-орды…

После этого 17 ноября мы получили из Омска и другую телеграмму:

«Недовольные программой партии алаш, созданной славным кадетом Букейхановым, появились казахи, самостоятельно организовавшие социалистическую партию под названием «уш жуз». Цель этой партии: поддержать федерацию, организовать новое тюрко-татарское сообщество, ввести своих кандидатов в список для учредительного собрания. Председатель президиума Айтпенов, секретарь Кубеков».

Эта телеграмма отправлена в два адреса: в редакцию «Казаха» и в редакцию «Нового времени».[21]

С получением ее татары, наверное, подумают, что в конце концов нашелся один «герой» из казахов, призванный объединить все тюрко-татарские племена.

Откуда татарам знать, какова сущность этого выскочки? Может ведь случиться и так, что татары ему не поверят. Так же, как и не поддались бы на удочку казахи, если бы некий татарин, допустим, Фатихулла, дал нам телеграмму из Казанской губернии и оповестил нас, что он, мол, организует тюрко-татарское племя. Неужели мы поверили бы и отнеслись к его поступку здраво и с уважением?

Имя Айтпенова, автора этой телеграммы— Мукан. Хотя и не знаком весь земной шар с Муканом, но он хорошо известен в Омском уезде. Узнали о нем и мы. Если это тот самый Мукан, который создал партию «уш жуз» для объединения тюрко-татарских племен, то избавь нас, боже, от подобных благодетелей, другого желания у нас пока нет.

Но, может быть, мы ошибаемся, принимая эту партию «уш жуз» за ту, которую знали раньше. Если это одна и та же партия, то непонятно, почему при падении курса рубля ее не переименовали в «одну тысячу», а по-прежнему ограничиваются лишь «тремя сотнями»[22]^.Мы думаем, что Мукан, заразившись большевистской болезнью, решил создать «социалистическую» партию, но без своей личной выгоды. Когда он станет социалистом, то есть равноправным, то все его имущество, нажитое с 25 июня прошлого года, не станет ли достоянием всего общества?»

Тургайский областной комитет алаш-орды.

26 ноября 1917 года в «Казахе» № 252 опубликована статья Мадьяра (псевдоним Дулатова) под заголовком «Проходимцы «уш жуза».

«…В Омске объявился Мукан, который ловит рыбу в мутной воде. Этот человек после объявления свободы стал чрезвычайно разнузданным, самовольничал, вредил народному делу, поэтому Акмолинский областной комитет решил пресечь его недостойные дела, крепко предупредил. После этого предупреждения вожак Мукан, посоветовавшись со своими дружками, известными сумасбродами, такими, как Кольбай (Тогусов) и Шаймерден (Альжанов), решил самолично арестовать членов областного комитета. Человек 50–60 разного сброда среди бела дня окружили квартиру Айдархана (Турлыбаева), председателя комитета. Хозяина дома не оказалось, хулиганы избили прислугу, учинили скандал. Домашние сумели по телефону из квартиры Айдархана сообщить в милицию. Пришли милиционеры. Вместе с казаками освободили членов комитета из-под стражи и арестовали на месте преступления липовых «революционеров». Сейчас ведется следствие. Выпустили их или на поруки, или под залог, неизвестно, но говорят, что сейчас «герои» эти находятся на свободе.

Замышляли по глупости переворот, намеревались арестовать кого-то и попали в тюрьму сами. Слух об этой истории разошелся повсеместно. Как же теперь им не сцепиться в драке с областным комитетом?

Сейчас готовятся перевыборы в земство, и Мукану очень хочется стать его гласным членом… Не зная, что делать, он мечется, словно взнузданный конь, грызет удила. А тем временем задерживаются выборы учредительного собрания городских округов в Акмолинске и Семипалатинске, кончается срок подачи списков участников этого собрания. Политические проходимцы радуются, все это им на руку, лишь бы себя показать.

«Если вы открыли партию алаш, то и мы не лыком шиты, откроем «уш жуз». С божьей помощью и мы сможем создать суматоху. Если вы предложили список, то и мы внесем свой», — заявили они, составили список из девяти «лучших» людей и вручили его комиссии.

Коль надо, вот вам список! Внести его — дело плевое! Если наберется под ним сто подписей, то вносить список может кто угодно. Но речь идет не о количестве списков, а об их составе. В Акмолинской и Семипалатинской областях имеются десять уездов. После революции состоялось несколько съездов, на которых избирались честные люди волей народа. На Всеказахстанский съезд, проходивший 21–26 июня, также избирались любимцы народа. Имена избранников объявлялись на страницах газеты «Казах».

Никто не направлял отщепенцев по этому рискованному пути. Они сами, сговорившись между собою, решили отомстить Акмолинскому областному комитету, не думая, что причиной всех неприятностей является глупость их самих, выразившаяся в том, что они предложили свой список.

Вот вам два списка, сравните, взвесьте кандидатуры каждого из них:

От имени алаш От имени «уш жуз»

1. Алихан (Букейханов)[23] 1. Хаджи Хасен

2. Айдархан (Турлыбаев) 2. Кольбай (Тогусов)

3. Алимхан (Ермеков) 3. Шаймерден (Альжанов)

4. Халель (Гапбасов) 4. Мухан (Айтпенов)

5. Асылбек (Сеитов) 5. Усен (Косаев)

6. Мукиш (Бочтаев) 6. Султанмахмут (Торайгыров)

7. Ережеп (Итбаев) 7. Байсеит (Адилев)

8. Жакип (Акпаев) 8. Кази (Торсанов)

9. Сеильбек (Жанайдаров) 9. Алиаскар.

По этим спискам вы можете судить о человечности, разуме, чести и доблести каждого кандидата; кого пожелает душа — за того и отдайте свой голос!»

В приведенной мною статье пропагандист алаш-орды Мержакип Дулатов, заискивая перед народом, назойливо повторяет о том, что будто бы только алаш-ордынцы являются истинными защитниками интересов казахского народа, сторонниками его свободы и благоденствия. Этот прием был не новым, прикинуться защитником бедняка стало излюбленным приемом лживой буржуазной пропаганды.

В ответной брани по адресу алаш-орды не отставала и газета «Уш жуз». Но если учесть, сравнить состав и образованность руководства той или другой партии, опыт той и другой газеты, то волей-неволей выводы приходилось делать не в пользу «уш жуза». В алаш-орде состояли сливки байской верхушки, сынки высокопоставленных чиновников, получившие воспитание в царских гимназиях, потомственные мырзы, можно сказать, элита нации. А в «уш жузе» собрались омские городские жители, мастеровые, ямщики, пастухи, в основном городская неграмотная беднота. Оказался среди них и известный борец Хаджимукан, бывший ранее пастухом.

В дискуссиях, в словопрениях образованная знать, безусловно, была сильнее, а в своих действиях более гибка. А ее необразованные противники действовали с прямотой и простодушием бедняка, без хитрости и коварства, напрямик. Но пословица говорит: «Тот, кто силен физически, победит троих, а тот, кто силен знаниями — победит тысячу». Хаджимукан мог уложить на лопатки десяток алаш-ордынцев, но в политической борьбе он был совершенно бессилен против одного Жаханши, образованного юриста.

Говорят, «по бурдюку и мешалка». Газета «Уш жуз» полностью соответствовала уровню развития активистов своей организации. Вожди алаш-орды поносились на ее страницах самым грубым, непричесанным языком. Работники редакции не всегда понимали, что, в запальчивости осуждая противника, они допускали недозволенные слова и приемы и потому прежде всего компрометировали самих себя.

Как же на самом деле выглядело то событие, о котором рассказывал на страницах «Казаха» Дулатов?

Девятнадцатого октября 1917 года Мукан Айтпенов вместе с Шаймерденом Альжановым, Абдрахманом Кылышпаевым и другими организаторами новой партии, среди которых был и борец Хаджимукан, созвали совещание, на котором с резкой критикой выступили против гнусной деятельности руководителей алаш-орды. Несмотря на свержение царской власти, несмотря на то, что народу объявлена свобода, простым людям, беднякам нет никакой пользы. К власти пришла байская знать, организовала свою партию. Совещание приняло постановление разогнать Акмолинский областной комитет, который не помогает городской бедноте, не вступается за нее. М. Айтпенов, Ш. Альжанов, А. Кылышпаев были работниками Омского уездного казахского комитета. Под их руководством собралось около ста городских жителей. Толпа двинулась штурмовать здание областного комитета. Впереди шел Хаджимукан с красным флагом в руках. Демонстранты несли лозунги, на которых были написаны требования бедняков. Подошли к зданию, окружили его. Организаторы и вдохновители демонстрации Айтпенов, Альжанов, Кылышпаев и еще человек десять ворвались в помещение комитета и объявили, что все находящиеся там работники считаются арестованными. Некоторых тут же в сердцах избили. Председателя, адвоката А. Турлыбаева на месте не застали.

Захватив с собой арестованных Сеитова и Жумабаева, мятежники двинулись на квартиру Турлыбаева, окружили ее, начали ломиться в двери, но Турлыбаев успел скрыться…

К этому времени как раз и подоспел отряд милиции и конных казаков, который окружил демонстрантов, освободил Сеитова и Жумабаева, а зачинщиков бунта арестовал.

По этому поводу 21 октября 1917 года казахский областной комитет принял резолюцию, изложив ее на русском языке:

заседания Акмолинского областного казахского комитета № 132, 22 октября 1917 года.

Присутствовали: Турлыбаев, Садвокас Жантасов, (Магжан) Жумабаев, А. (Асылбек) Сеитов, Е. Мукушев, Е. Токпаев, К. (Кази) Торсанов и дополнительно принятые члены: Е. (Ережеп) Итпаев, М. (Мухтар) Саматов и М. (Мусулманбек) Сеитов.

На заседании обсуждались доклады М. Сеитова и М. Жумабаева о происшествии, имевшем место 19 октября с/г.

«…19 октября 1917 года в два часа дня в контору областного казахского комитета пришли заместитель председателя уездного казахского комитета Ш. Альжанов и секретарь его А. Кылышпаев. И с ними еще три казаха-«милиционера». Они грубо ворвались в переднюю комнату и прямо прошли в кабинет председателя.

Сопровождающих казахов-милиционеров Кылышпаев поставил к телефонам и приказал никого из работников областного комитета туда не пускать.

Не прошло и десяти минут, как прибыл сам председатель Омского уездного казахского комитета Мукан Айтпенов в сопровождении пятидесяти или шестидесяти казахов, среди них шесть-семь были с повязками милиции Омского уезда.

Айтпенов, обращаясь к своим товарищам и указывая на секретаря областного комитета, приказал: «В первую очередь арестовать его!»

На это Сеитов возразил: «Без разрешения Временного правительства Айтпенов самовольно никого не имеет права арестовывать!» Тогда Айтпенов приказал своим «милиционерам» применить силу.

«Милиционеры» насильно ввели М. Сеитова в кабинет председателя областного комитета, где сидели в это время Жумабаев, Торсанов, Адилев.

Айтпенов выступил перед публикой:

— Почтенные аксакалы, старшие и младшие братья! Я родился и вырос среди вас. Вы хорошо знаете меня. Вы же понимаете, какие несчастья я перенес при царизме, защищая ваши интересы. Меня знает вся Акмолинская область. Я надеюсь, что и вы пока не потеряли веры в меня, — заявил Айтпенов.

Публика шумно вторила: «Верим, верим!»

— Вы простые люди, — продолжал Айтпенов. — Члены областного комитета — монархисты, приспешники самодержавия, разве они когда-нибудь выполняли хоть одно ваше требование?

— Нет нет! Никогда так не случалось! — опять заявила публика.

— В комитете все творится по их инициативе. Они везде проводят свою линию, осуществляют свою власть. Областной комитет — это одно бедствие для казахского народа. Сельское хозяйство переживает тяжелый упадок по причине их гнусной деятельности. Взгляните на их документы, адресованные уездным и волостным комитетам, и тогда вы убедитесь, что везде приказывают, бюрократически администрируют. Разве такие действия согласуются со свободой?

— Нет! нет! Не согласуются! — твердят присутствующие. Особо выделялись голоса Кудери, Сарсенбая, Нуртазы, Кудайбергена и Садвокаса.

— Коль так, справедливо ли оставлять этих заядлых монархистов у власти в областном комитете? По моему мнению, несправедливо! — твердо заявил Айтпенов.

Публика единогласно одобрила это и тут же решила заставить председателя Турлыбаева отказаться от выполнения служебных обязанностей в областном комитете.

Вместе со своими тремя «милиционерами» Айтпенов отправился на розыски Турлыбаева. Через 30–40 минут вернулся обратно и доложил публике: «Турлыбаев сбежал, но все же мы успели избить двух его псов». (Один из них оказался кучером, а другой поваром).

По разрешению некоторых аксакалов выступил перед публикой секретарь комитета М. Сеитов:

— Я самый близкий родственник Айтпенова, — сказал он, — поэтому знаю его лучше вас. Он человек горячий и при случае всегда желает добиться своей личной выгоды. Сейчас он, пользуясь вашей простотой, толкает вас на преступление, агитируя применить силу. Конечно, вы ясно не сознаете всех последствий этого. Не понимаете, к чему приведет такая оплошность. Не совсем ясно представляете, что впоследствии ответите за Айтпенова.

А Айтпенов заявил:

— Эх, какая досада! Тот пес все еще не возвратил моего нагана! Если бы сейчас он был у меня в руках, я бы употребил его в дело!..

Под диктовку Айтпенова от «имени» собрания секретарь Богенбаев оформил постановление, в котором выразил недоверие всем членам областного казахского комитета, за исключением некоторых, присутствующих здесь.

В конце постановления указано:

«Завтра, 20 октября, в 12 часов дня, члены областного комитета, кому выражено недоверие, пусть объявят, что добровольно отказываются от выполнения своих обязанностей в комитете!..»

Некоторые отказались подписаться под этим «постановлением», и Айтпенов выступил еще раз:

— Эй, народ! Вот постановление, где записано ваше желание. Сеитов отказывается выполнять ваше приказание! Как вы это расцениваете? А я считаю правильным взять его под арест!

Сеитова арестовали. И вместе с ним Жумабаева.

— Твоя судьба в моих руках, твой диктатор я, — вслух высказался Альжанов, обращаясь к Жумабаеву.

Толпа повела арестованных к квартире Турлыбаева. По пути Айтпенов оповещал встречных: «Вот мы арестовали и гоним монархистов».

Окружили квартиру Турлыбаева. Айтпенов, Альжанов и Кылышпаев втроем подошли к парадной двери, постучались и потребовали немедленно вывести Турлыбаева.

А Айтпенов приказал нескольким «милиционерам» перелезть через забор и открыть ворота. Цель его заключалась в том, чтобы впустить толпу в квартиру Турлыбаева через черный ход.

Из парадной двери вышел вооруженный человек.

— Я заместитель начальника милиции. Что вам угодно? — спросил он.

Айтпенов, Альжанов, Кылышпаев, растерявшись, невнятно промямлили:

— Вот этот народ требует, чтобы вышел сюда Турлыбаев!

— Турлыбаев не выйдет. Скажите, что вам угодно? — продолжал заместитель начальника милиции.

— Передайте, что этот народ единодушно выражает недоверие Турлыбаеву. Поэтому, согласно решению народа, пусть завтра в 12 часов дня Турлыбаев придет на квартиру Кудери Мусина и скажет, что отказывается выполнять служебные обязанности в комитете!

Тут подоспела городская милиция, кольцом окружила толпу и повела ее к комиссару второго районного отделения…»

Областной комитет постановил:

«Считать, что вышеупомянутый бунт омских городских жителей не заслуживает особого внимания, ибо их совратили с пути такие элементы, как Айтпенов, Альжанов, Кылышпаев и другие. Эти главари являются возмутителями общественного спокойствия и установленного правопорядка.

Считать противозаконными насильственные действия «милиционеров», слепо выполнявших приказания Айтпенова, и привлечь их к судебной ответственности.

Считать необходимым довести об этом до сведения Акмолинского областного объединенного комитета, а также других вышестоящих органов власти.

Подписали: Председатель Акмолинского областного

комитета — Турлыбаев

Заместитель — А. Б. Сеитов.

Члены — Мукушев, Жумабаев, Жантасов.

Секретарь — М. Б. Сеитов…»

Таково постановление акмолинского областного казахского комитета, принятое по поводу бунта, устроенного омской городской беднотой накануне Октябрьской революции.

Об этом событии я напечатал статью в «Тиршилике» и упомянул также о высылке средств сыновьям бедняков из Акмолинского уезда, обучающимся в Омске. («Тиршилик», № 4, 10. XI. 1917 г.). Я доказывал, что деньги распределяются областным комитетом несправедливо, выдаются детям баев, а не бедняков.

Мои правдивые слова акмолинский областной казахский комитет принял за ложь и из Омска послал открытое письмо в газету «Казах». Я вынужден привести текст открытого письма областного комитета, помещенный в оренбургской газете № 254 от 13 декабря 1917 года.

«Просим вас опубликовать данное открытое письмо на страницах газеты «Казах». В четвертом номере акмолинской газеты «Тиршилик» опубликована статья за подписью некоего «Шамиля»[24] под заголовком: «Акмолинский областной самочинный генерал[25] — Казахский комитет». Считая сообщение Шамиля сплошной клеветой и вымыслом, областной комитет вынужден разъяснить фактическое положение вещей.

Разогнать акмолинский областной комитет хотели не жители Омска, а всего лишь Мукан Айтпенов, Абдрахман Кылышпаев, Шаймерден Альжанов и еще пять-шесть их товарищей. По неграмотности и глупости, не зная, в чем дело, за ними последовали сорок-пятьдесят горожан. Поведение их известно всему Омскому округу. Все знают, что эти люди никогда не согласятся ни с чьей властью, кроме своей. В середине лета, без всяких выборов, они нахально вошли в состав уездного комитета и до глубокой осени устраивали скандалы, мешали перевыборам, а теперь, окончательно убедившись, что 20 октября состоятся перевыборы не в их пользу, выступили, чтобы перед областным комитетом упрочить свое положение. Все они в тот же день были арестованы, но через три дня выпущены и сейчас находятся под следствием.

Омский уездный комитет переизбран. Мы только что услышали, что областной комитет расформировывается 1 ноября. Уже прошло и первое декабря, но расформировывать комитет никто не собирается. Пока не откроется областное земство, не будут приведены в порядок дела населения, видимо, областной комитет не расформируется. Казахское делопроизводство оставить совсем без надзора нельзя.

В статье был извращен и отчет о поступивших в областной комитет деньгах. В действительности было так:

Омский уезд внес на содержание комитета и для выдачи стипендии тысячу двести рублей, кроме того должен добавить пять тысяч триста рублей. Петропавловский уезд выделил на содержание комитета и для выдачи стипендии четыре тысячи шестьсот двадцать рублей и еще выделит одиннадцать тысяч пятьсот. Кокчетавский уезд для тех же целей внес уже пять тысяч рублей, дополнительно внесет двенадцать тысяч рублей. Атбасарскому уезду, уже внесшему 4400 рублей, предстояло внести восемнадцать тысяч рублей. Акмолинский уезд внес восемь тысяч пятьсот рублей и дополнительно должен внести двадцать пять тысяч пятьсот рублей.

Вот суммы, которые поступили и должны поступить от каждого уезда. Сведения господина Шамиля не соответствуют действительности. Господин Шамиль утверждает, что областной комитет не выдает стипендии учащимся Акмолинского уезда. Это неправда. (Я писал «детям несостоятельных бедняков», здесь комитет мои подлинные слова нарочито опускает.)

В действительности из Акмолинского уезда в казенных школах обучаются только двое: Динмухаммет Адилев и Ашим Омаров. Они оба получают стипендию областного комитета.

Кроме них в «частных» школах учатся еще трое акмолинцев. Согласно решению съезда, областной комитет может выдавать стипендию только учащимся казенных школ, а другим не имеет права. К тому же эти трое последних являются сыновьями известных баев. Поэтому заступнические слова господина Шамиля о том, что якобы «дети безнадзорно бродят по улицам Омска, являются пустозвонством…»

Путаные оправдания, неуклюжая ложь всегда возмущают читателей, роняют престиж газеты. Клевета не останется достоянием лишь газетных страниц, клеветники преследуются законом.»

Если бы письмо областного комитета было правдивым, власти отдали бы меня под суд.

О серьезном намерении омской городской бедноты разогнать комитет красноречиво свидетельствуют документы.

Утверждения комитета, что «учащиеся «частных» школ — сыновья известных баев», и поэтому отказано им в стипендии — явная ложь. Одна из учащихся Гюльшарап Атшабарова — дочь акмолинского бедняка, у которого вовсе нет скота; второй — ныне известный Жанайдар Садвокасов; а третий — Хамза Жусупбеков. Кроме них учится там Хасанбек Кулатаев, выходец из аула, расположенного вблизи Успенского рудника. Хасанбек тоже учится без средств. Он в последние годы работает милиционером.

Накануне Великой Октябрьской революции комитеты, в которых орудовали прихвостни правительства Керенского — Милюкова и поклонники алаш-орды, утратили авторитет в глазах простого люда, чернорабочих и городской бедноты.

Омская беднота организовала партию «уш жуз» во главе с Айтпеновым, Шаймерденом Альжановым и Кылышпаевым. Неопытные, неумелые руководители вновь созданной партии начали проводить крайне непоследовательную политику.

Они называли свою партию социалистической. Но зачем же тогда именовать себя партией «уш жуз» (Три сотни)?[26] В борьбе с алаш-ордой они использовали ее же буржуазно-националистические методы, ее же определения и аргументы.

Конечно, в то время многие спотыкались, шли на ощупь. Сотрудники «уш жуза» явно не понимали своих задач, допускали большие ошибки. Я написал Шаймердену Альжанову, заочно включившему нас в свою партию, что мы не можем поддержать «уш жуз». Мое письмо не подействовало. Руководители «уш жуза» продолжали поливать площадной бранью руководителей алаш-орды. Мы поместили в газете «Тиршилик» статью, в которой сказали о своем принципиальном несогласии с линией «уш жуза». Об этом же я телеграфировал и в редакцию «Казаха». Не соглашаясь с методами «уш жуза», мы в то же время считали небесполезным делом его нападки, подрывающие авторитет алаш-орды в глазах народа.

Хорошо ли, плохо ли, но партия «уш жуз» громогласно срамила «безупречных» вождей алаш.

Есть люди, утверждающие и сегодня, что мы якобы примыкали к «уш жузу». Так могут говорить либо люди из дальних областей, не знающие тогдашнего положения дел в Акмолинске, или же люди, преследующие недобрые цели, умышленно стремящиеся очернить нас.

Даже если не учитывать нашу статью в «Тиршилике» и мою телеграмму в редакцию «Казаха», где ясно говорилось о том, что мы не согласны с позицией «уш жуза», то можно привести другой, достаточно убедительный факт.

В «Казахе № 259 от 12 января 1918 года сказано: «Редакцией получена телеграмма от Мухтара Саматова, в которой он сообщает о недостаточной подготовке к выборам 26–31 декабря. Акмолинские кандидаты отказываются голосовать за партию «уш жуз».

Мы не участвовали в голосовании, чтобы показать наше несогласие с политикой «уш жуза». Мы так поступали не из боязни перед алаш-ордой и не потому, что думали, будто руководители «уш жуза» были для народа хуже, чем главари алаш. Наоборот, в партии «уш жуз» имелись превосходные, честные товарищи, такие, как Шаймерден (Альжанов) и Исхак (Кобеков). Для революции алаш была опаснее и вреднее, чем «уш жуз». Хорошо ли, плохо ли начинали организаторы «трех сотен», но в 1917–1918 годах в решающие исторические дни они выступили на стороне красных, поддержали революцию.

Мы не приняли активного участия в выборах делегатов учредительного собрания потому, что не хотели поддерживать партию «уш жуз». Если бы мы поддержали намеченные кандидатуры, то большинство казахов Акмолинска оказалось бы с нами. В этом мы имели возможность убедиться, когда проходили выборы членов в земство (вскоре после учредительного собрания). Хотя мы не очень активно участвовали в этих выборах, тем не менее подавляющее большинство (90 процентов) делегатов уездного земства придерживались нашей позиции. Среди них были алаш-ордынцы, такие, как Нуралин, Сеитов, Аблайханов и другие.

Но вернемся к событиям, которые произошли сразу после Октябрьской революции. На политическом фронте старый мир схватился с новым. Устаревшее боролось с молодой, жизнеутверждающей эпохой. Борьба накалялась с каждым днем. Первыми в Акмолинске подняли знамя Советов руководители организации «Жас казах» совместно с небольшой группой русских товарищей.

Мы начали набирать силы. Молодежь Спасского завода открыла организацию «Жас журек» — «Молодое сердце». Она поддерживала тесную связь с «Жас казахом» и впоследствии стала ее ветвью на заводе. Один молодой человек, турок по национальности, сотрудничал в «Тиршилике» и представлял заводскую организацию «Жас журек».

На большинстве собраний и митингов последнее слово оставалось за нами.

Вопрос об организации советской власти в Акмолинске мы обсуждали на многолюдном собрании в помещении кинотеатра. Зал был наполнен до отказа. Многие стояли в дверях. Присутствующие разделились на два лагеря. То и дело кричат с разных мест, просят слова. От имени газеты «Тиршилик» я настаивал на неотложной организации советской власти в Акмолинске. Мое выступление воодушевило публику. Все, не слушая друг друга, подняли шум, устремились вперед к трибуне, создали давку. Выступавшим не давали до конца выговориться, перебивали, шумели. Народ загорелся, словно сухой порох, задетый искрой. Спорили, шумели и в конце концов выбрали временный организационный совдеп. Голосовали за каждую кандидатуру в отдельности, знакомились с биографией кандидата, приглашали его показаться присутствующим с высокой трибуны.

Были избраны следующие товарищи:

Бочок — рабочий Экибастузского завода, Монин — солдат, Гривогуз — солдат, Лозной — солдат, Коломейцев — солдат, Шафран — кузнец, Пьянковский — электромонтер, Кондратьева — художник, Богомолов — мелкий служащий, Репшнейдер — солдат, Бакен Серикпаев — только что окончивший высшее начальное училище, Абдулла Асылбеков — мелкий служащий, Нургаин Бекмухамметов — учитель, Байсеит Адилев — мелкий служащий, Жумабай Нуркин — учитель, Мартлого — парикмахер, Турысбек Мынбаев, Байсеит Жуманов, Хафиз Гизатуллин, Маназаров, Грязнов, я — Сакен Сейфуллин — и другие.

Собравшиеся уже начали расходиться, когда кто-то сообщил, что «комиссар Керенского Петров сбежал».

Сбежал тот самый Петров, который, подписывая бумаги или выступая на собраниях, всегда именовал себя комиссаром Временного правительства, тот самый Петров, которого летом на одном из собраний Дуйсембаев обозвал провокатором.

Весть о побеге комиссара временного правительства еще больше воодушевила народ. В погоню за Петровым тут же послали двух солдат во главе с Гривогузом.

После митинга состоялось первое собрание организационного совдепа, на котором было принято постановление о созыве съезда, намечены уполномоченные для разъяснительной работы на местах, избрано по одному комиссару в каждое учреждение и вынесено решение, обязывающее работников всех учреждений беспрекословно подчиняться комиссару совдепа.

Но на другой день наши комиссары, побывав в учреждениях с полномочиями организационного совдепа, вынуждены были уйти оттуда, вдоволь наслушавшись издевательств над собой. Употребить силу они не могли, потому что силы под рукой не было, не на кого было опереться.

Итак, город не признал нашего временного совдепа. Два дня прошло в растерянности и безвластии. Потом снова началась суматоха, громкие споры. В конце концов собрались служащие городских учреждений, мещане, рядовые горожане и избрали Народный Совет, назначив временным уездным комиссаром некоего Петрокеева. Таким образом в Акмолинске сразу оказалось несколько «властей»: временный комиссар, уездный казахский комитет, временный совдеп, казачья управа, комитет земства.

Вначале все они администрировали параллельно, но постепенно наибольшие права стал приобретать наш организационный совдеп, в котором были представители разных слоев населения и разных национальностей.

Вскоре состоялось собрание уездного земства с представителями от аулов. Комитет земства, организованный летом, сейчас проводил перевыборы, в которых мы тоже приняли участие. В разные волости выезжали уполномоченные по проведению выборов, и мы, руководители «Жас казаха», снабжали их соответствующими инструкциями и наставлениями. Некоторые из этих уполномоченных, выезжавших в степь, были членами «Жас казаха».

Как раз в это время из Омска от имени казахского областного комитета прибыли к нам врач Асылбек Сеитов и капитан Мигаш (Мигадатша) Аблайханов, чтобы организовать уездный «национальный совет» в Акмолинске, иначе говоря, уездный совет алаш-орды. Предполагалось организовать казахскую национальную милицию и сколотить также средства для содержания правительства алаш-орды.

Они явились в казахский комитет и быстро сговорились там. В сговоре принял участие и Мухтар Саматов, специальный уполномоченный алаш, прибывший из того же Омска для выборов предполагаемых участников учредительного собрания.

На обсуждение пришли также Абдулла (Асылбеков), Кошербай Жаманаев, руководитель городской бедноты, и я.

Присутствовали только казахи. Налицо были все члены комитета: председатель ветфельдшер Хусаин (Кожамберлин), члены — мулла Мантен, переводчик Сарман (Шуленбаев), переводчик Хусаин (Ерденбаев), волостной Усен (Косаев). Собрались также ярые приверженцы комитета, такие, как волостной Олжабай, волостной Багжан, писарь Тулебай Нуралин — племянник Олжабая, член областного комитета, и Мухтар Саматов. Помещение комитета было переполнено. Все следили за происходящим с живым интересом, будто бы перед ними шло состязание борцов на богатых поминках бая. Спорили долго, но разошлись ни с чем, ни о чем не договорившись, не найдя общего языка.

Назавтра опять собрание и опять помещение комитета трещит, не вмещая желающих принять участие. Убедившись, что предстоят шумные споры, члены комитета вызвали на подмогу Шарипа Ялымова, сумасбродного говоруна, о котором я уже говорил, самонадеянного, глуповатого торгаша-татарина. Наша сторона решила в противовес вызвать своего товарища, учителя казахских педагогических курсов, тоже татарина, Увалия Хангельдина. Спор разгорелся вовсю. Но и на этот раз, ничего не решив, все разошлись, условившись завтра созвать многолюдный митинг во дворе комитета.

На другой день в большом дворе комитета собралась тьма народа, исключительно казахи. Был мороз, все оделись по-зимнему. Пар от дыхания стоял над толпой. Многие прибыли из разных аулов. Присутствовали здесь и старые, и молодые, и прежние волостные, и новые.

Открылся митинг. Председателем избрали Кошербая Жаманаева — представителя городской бедноты.

Кошербай — неграмотный человек, но говорить умеет и всегда придерживается нашей линии. Его незаурядные ораторские способности неожиданно обнаружились в бурное время после свержения царя. Лучшего говоруна, чем он, в Акмолинске вряд ли найдешь. Огласив спорные вопросы, Кошербай вынес их на общее обсуждение.

Начались выступления, и опять разгорелся спор. Настал решающий день борьбы, когда у каждой группы выход был только один: либо победа, либо поражение.

В течение двух последних дней мы вели активную разъяснительную работу среди городского населения, чтобы в решающую минуту иметь поддержку. Схватились на трибуне не на жизнь, а на смерть. Выступление следует за выступлением. Каждый стремится завладеть вниманием всех, завоевать доверие пристально внимающей публики. У ораторов лоб в поту, несмотря на трескучий мороз. От горячего дыхания стаивает иней на ресницах, пар от дыхания толпы летит в небо. На этом митинге мне пришлось выступать трижды.

— Что такое алаш-орда? — говорил я в своих выступлениях. — Это такая партия, которая намерена восстановить прежнее ханство, стать ярмом на шее и бельмом на глазу казахского народа. Нужно ли нашему народу ханство?.. Нет! Мы долго терпели ханские прихоти. Теперь не прельщают широкие массы казахского народа пустые бредни тех господ, которые мечтают про себя стать ханами. Изнуренная беднота, избавившись от царя, не желает снова сажать на свою шею «его светлость» хана. Ханство нужно как воздух баям и волостным. Ханство нужно сынкам господ, желающим стать потомственными дворянами. Многонациональная рабочая Россия, свергнувшая и навсегда уничтожившая трехсотлетнее царство Романовых, теперь не допустит, чтобы ханы опять угнетали казахский трудовой народ. Пусть помнят об этом господа, желающие стать ханами и дворянами. Простой народ не пойдет за ними… Они приняли решение собирать деньги с казахского населения. Спрашивается, для кого эти деньги? Только для тех, кто жаждет стать ханом. Решили создать милицию из казахов. Спрашивается, чьи интересы она будет защищать? Конечно, интересы ханов. От кого защищать? От большевиков, выступающих против ханов и царя. Кто такие большевики? Это люди, которые защищают интересы рабочих, пастухов и бедняков. Кто последователи большевиков? Весь многонациональный рабочий класс, пастухи аулов, вся многолюдная масса бедняков, вернувшиеся с фронта солдаты и бедные мужики русских поселков — вот кто идет за большевиками. Когда для охраны ханов создадут казахскую милицию, то она будет выступать против русских рабочих, солдат и бедных мужиков.

Большевики стремятся к равноправию всех национальностей. Они непримиримые противники царя, монархистов, баев, сосущих кровь народа, чиновников-грабителей, волостных и старшин.

Казахи не будут проливать кровь за тех господ, которые мечтают стать ханами, ибо у них нет лишней крови и излишних сил. Беспочвенные мечтатели пусть поищут в среде трудового народа желающих поддержать ханство. Справедливый степной люд не последует за ними. Не требуйте от казахского населения ни денег, ни жигитов в милицию! — решительно заключил я свое выступление.

С митинга мы ушли победителями, разгромив при поддержке большинства своих противников.

На другой день открылось собрание уездного земства. Прибыли многие делегаты от «Жас казаха», здесь присутствовали также члены нашего совдепа. Собрание открылось в двухэтажном здании гимназии, построенном из красного кирпича. Просторный зал казался неподходящим для бурных собраний того времени: стояли рядами стулья, спокойно рассаживались делегаты. Задние ряды занимали приглашенные.

В отдельной комнате был накрыт стол для делегатов, там можно было пить чай с сахаром, отведать белого сдобного хлеба, закусить маслом и сыром.

Когда делегаты заняли свои места в зале, председатель земства ветеринарный врач Чернов открыл собрание. Народу становилось все больше и больше. В зал пробились все городские активисты: бывшие судьи, следователи, инспекторы, врачи. Мне удалось занять место в первом ряду.

— Граждане, прежде чем начать нашу работу, нам следует принять гражданскую присягу. Мы будем присягать в верности временному правительству. Я буду читать текст присяги, а вы будете мысленно повторять его вместе со мной. Прошу всех встать!

Зал поднялся. Совдеповцы встали вместе со всеми. Для нас такое начало собрания было полной неожиданностью. Предварительно мы договорились на этом собрании требовать, чтобы земство подчинилось совдепу как революционной народной власти. В противном случае ему предстояло распустить свою организацию. Но мы совершенно не были готовы к такому началу, к тому, что придется присягать и, значит, потерять возможность выступать против только что данной присяги.

Подавляющее большинство присутствующих в зале — казахи. Восемьдесят или даже девяносто процентов из них — сторонники «Жас казаха». Чернов, быстро закончив чтение присяги, положил ее перед собой на стол.

— А теперь давайте все поочередно подпишемся под словами присяги, — предложил он.

В зале началось движение, по которому можно было судить о полной готовности присутствующих подписать присягу.

Нам, совдеповцам, было от чего растеряться.

— Разрешите мне сказать несколько слов, — обратился я к председательствующему.

Чернов предоставил мне слово.

— Присяга, которую вы нам сейчас зачитали, большинству делегатов непонятна. Вношу предложение произнести присягу на казахском языке, чтобы делегаты из казахов знали, под чем подписываются. А также прошу подробнее разъяснить, кому мы присягаем, какому временному правительству? — задал я вопрос напрямик.

— Может быть, вы сами переведете на казахский язык, — в некотором замешательстве предложил Чернов.

— Я не являюсь вашим официальным переводчиком, — ответил я с вызовом, чувствуя, что Чернов держится в роли председателя неуверенно.

Тут сразу же загомонили, поддерживая меня, некоторые русские делегаты и солдаты, члены нашего совдепа.

— Долой! — зашумели они. — Он тихой сапой хотел обмануть нас, чтобы мы принесли присягу Керенскому. Долой контрреволюционера, арестовать его!

Народ зашумел, поднялся. Затрещали стулья, солдаты ринулись к президиуму. Приспешников Чернова оттуда как ветром сдуло, все они сбежали через черный ход. На сцене остался один Чернов, бледный и растерянный.

— Прошу вас успокоить публику, — несколько раз обращался он ко мне.

А толпа наседала, лезла вперед, сокрушая скамьи и стулья, шумела: «Арестовать контрреволюционеров!»

Мы вдвоем с Мониным пытались навести порядок, кричали до хрипоты и кое-как утихомирили разбушевавшихся делегатов.

В наступившей тишине опять заговорил Чернов:

— Вы зря кричите, напрасно подняли шум, — начал он оправдываться. — Я говорил о присяге временному правительству, которое есть у нас в Акмолинске. Я имел в виду временный совдеп, — начал он оправдываться и вилять перед нами. — Всякое правительство, как бы оно ни называлось до учредительного собрания, является временным…

Как ни изворачивался Чернов, собрание земства на этот раз так и не удалось провести.

На другой день, когда я вел занятия в школе с детьми, ко мне приехали на санях двое из «Жас казаха»:

— Едем скорее! В гимназии опять собрание проводят одни казахи. Предлагают открыть земство отдельно от русских. Саматов, Ялымов и Нуралин сбивают народ с правильного пути.

Я вынужден был прервать занятия, и мы помчались на санях в гимназию. Там на самом деле шло собрание. В президиуме сидели Саматов, Ялымов и Нуралин. Председательствовал Саматов. Я протолкнулся через толпу и подошел к столу президиума. Видно, Саматов с дружками уже завладели вниманием простодушной публики, привлекли их на свою сторону. Я попросил у Саматова слова.

— Хорошо, включу вас в список выступающих, — охотно согласился он.

Ораторы выходят один за другим, я вижу, что им не будет конца и что мое выступление в конце концов может не подействовать на присутствующих. Я подошел вплотную к Саматову и настойчиво попросил слова.

— Подойдет твоя очередь — выступишь, — невозмутимо ответил он.

У меня лопнуло терпение, и я заговорил, перебивая очередного выступающего. Тот растерялся, потерял мысль и замолчал. В зале наступила тишина. Чем же кончится эта стычка? Саматов холодно призвал меня к порядку.

— Не мешай говорить мне, Мухтарка! — и выразительным жестом руки я решительно дал понять, чтобы он отстал от меня.

В зале поднялся хохот.[27] Особенно громко смеялись наши товарищи, знавшие подробности. Саматов вскипел, сердито исказились лица Ялымова и Нуралина.

— В таком случае я отказываюсь вести собрание! — заявил Саматов.

— А вас никто и не просил его открывать, — ответил я. Саматов, Ялымов и Нуралин покинули собрание.

Больше они не делали попыток открывать отдельное казахское земство.

Не теряя надежды на возврат старого и на успех своей затеи насчет сбора денег для алаш-орды, Аблайханов и Сеитов продолжали жить в Акмолинске. Члены нашего совдепа начали вести разговор о том, что не мешало бы этих агентов арестовать и водворить в тюрьму. Серьезной опасности для нас они теперь не представляли, никто не хотел утруждать себя арестом этих беспомощных людей, и поэтому нам оставалось только весело посмеяться, когда в одну прекрасную ночь оба деятеля сбежали из Акмолинска.

В феврале 1918 года наш совдеп созвал Акмолинский уездный съезд. Большинство делегатов были солдаты, недавно вернувшиеся с фронта, бедняки из русских сел, а также аульные казахи и рабочие Спасского завода.

Съезд проходил с большим подъемом. Делегаты единодушно признали единственно полноправной в уезде советскую власть. На съезде обсуждались наиболее злободневные вопросы, которые поднимались на всех собраниях последнего времени. Делегаты выступали горячо и искренне. Провели городской митинг под руководством совдепа.

Мнение делегатов съезда не разделяло акмолинское казачество, смотревшее на нас искоса, неприязненно. Казачество все еще надеялось обособиться, создать свою автономию с независимым самоуправлением. Нам стало известно, что в это время лидеры алаш-орды сговаривались с казачьим атаманом Дутовым о совместных действиях и писали об этом открыто в «Казахе». Газета также сообщила, что обучение офицеров казахской милиции проходит в Оренбургской юнкерской школе, где обычно готовили казачьих офицеров. Мы знали также, что еще до своего побега из Акмолинска Аблайханов, Сеитов, Нуралин и Саматов через уездный казахский комитет вели с местным казачеством секретные переговоры о совместных действиях.

Мы провели митинг среди городского казачества. Выступали Турыспек Мынбаев, делегат из аула, и я.

— Трудовое казачество! Наша алаш-орда и ваши генералы и атаманы вроде Дутова и Каледина — все они паразиты, действующие заодно, сосущие кровь трудового народа. Братья, трудовое казачество, давайте объединимся! Не поддадимся обману, не пойдем в ловушку, которую нам готовят господа, не станем позорить свою трудовую честь! — горячо призывали мы.

Турыспек стоял на высокой трибуне, корявым русским языком всячески бранил алаш-орду и казачьих атаманов и до того разгорячился, что не сдержался и в конце своей речи непечатно выругался по-казахски.

Съезд избрал уездный городской совдеп. В состав его вошли:

1. Бочок — рабочий Экибастузского завода, маляр, художник.

2. Катченко Захар — рабочий-украинец.

3. Шафран — рабочий с Урала.

4. Серикпаев — только что окончил высшее начальное училище. Сын простого казаха.

5. Олейников — солдат, вернувшийся с фронта.

6. Богомолов — мелкий служащий Акмолинска, старый революционер.

7. Лозной — акмолинский ямщик, солдат, вернувшийся с фронта.

8. Асылбеков — служащий, секретарь, сын простого казаха.

9. Бекмухамметов — бедный татарин, учитель казахской школы.

10. Нуркин—учитель аульной школы, сын простого казаха.

11. Шегин — малограмотный городской бедняк.

12. Кара[28] Байсеит (Жуманов) — неграмотный казах, городской бедняк.

13. Арын Малдыбаев — городской бедняк, энергичный, верный своему слову, умный, честный, упрямый, смекалистый, хотя и полуграмотный человек.

14. Турысбек Мынбаев— степной малограмотный жигит.

15. Жайнаков Баймагамбет — бедняк из аула. Знает с десяток слов по-русски, необразованный, но деятельный, верный слову шустрый человек.

16. Аубакир Есенбаков — малограмотный казах, чуть-чуть знает русский язык, бедняк, сильный духом, мужественный жигит. Он был сыном толенгута[29] акмолинского агасултана,[30] городничего, потомственного дворянина Худаймендина. С малолетства сторонник бедняков, закаленный в борьбе с дворянами.

17. Гиззатуллин Хафиз — бедный городской татарин. Был в работниках у купца-казаха Кошыгулова.

18. Галим Аубакиров — бедняк, тоже слуга Кошыгулова.

19. Баттал Смагулов — служащий, секретарь, человек с начальным образованием.

20. Адилев Байсеит — окончил городскую школу, служил секретарем, сын простого казаха.

21. Павлов — служащий канцелярии Акмолинска.

22. Монин— сын акмолинского простого горожанина, молодой солдат.

23. Гривогуз — солдат.

24. Мартлого — парикмахер.

25. Щербаков — рабочий Спасского завода.

26. Пьянковский — монтер.

27. Мартынов — слесарь Спасского завода.

28. Прудов — рабочий Спасского завода, механик.

29. Кондратьева — художник.

30. Трофимов — адвокат.

31. Базов — мелкий служащий.

32. Малюкомов — крестьянин.

33. Стегалин — малограмотный крестьянин.

34. Грязнов — мелкий служащий.

35. Еще Грязнов и тоже мелкий служащий.

36. Коломейцев — солдат, вернувшийся с фронта.

37. Верба — мелкий служащий.

38. Хаким Маназаров — мелкий служащий.

39. Хусаин Кожамберлин — ветфельдшер.

40. Тиналин — казах-рабочий.

41. Юндин.

42. Ананченко.

43. Жахия Айнабеков.

44. Котов.

45. Я и еще другие.

Председателем совдепа был избран Бочок, его заместителями Серикпаев и Захар Катченко. Позже мы выбрали председателем Захара Катченко. В президиум вошли: я, Гривогуз, Монин, Адилев, Павлов, Кондратьева.

Отныне акмолинские городские учреждения вынуждены были подчиняться нашему совдепу. Каждого члена совдепа мы назначили комиссаром в то или иное учреждение в зависимости от уровня его образования.

Павлова и Монина назначили комиссарами по финансам; Богомолова и Асылбекова — комиссарами продовольствия; меня назначили комиссаром просвещения; Верба стал комиссаром почты и телеграфа (связи); Стегалин и Малдыбаев — комиссарами земледелия; Жумабая Нуркина назначили следователем, членом трибунала; приехавшего из Омска после съезда Дризге назначили председателем трибунала, хотя этот товарищ не был членом совдепа; Пьянковского — комиссаром труда; Мелюкомова — комиссаром здравоохранения; Турысбека Мынбаева и еще двух-трех казахов назначили заведующими отделами по казахскому делопроизводству; товарища Кременского назначили судьей; Шафрана — комиссаром национализированных мельниц; Грязнова и Адилева— начальниками уездной милиции.

Работать было трудно.

На заседании совдепа стоял вопрос о вооруженном отряде, на который могла бы опираться наша власть. Члены совдепа приступили к формированию такого отряда. Грамотных работников было мало. Из губернского совдепа инструкции и указания поступали нерегулярно и с опозданием. Прежние служащие учреждений почти все уволились по собственному желанию, а немногие оставшиеся работали спустя рукава.

Тяжелы были обязанности каждого нашего комиссара. Уйма дел и никакой передышки.

Газета «Тиршилик» стала выходить урывками. Вся трудная работа оказалась возложенной на меня. К тому же я не оставил занятий с детьми в школе. Открылась вечерняя школа для подростков, пришлось мне и там давать уроки. Словом, с утра до глубокой ночи мы трудились не покладая рук.

Акмолинский уездный казахский комитет распался механически. Из его руководителей мы ввели в состав совдепа Хусаина Кожамберлина и Шегина. Вызвав руководителей комитета, мы потребовали у них отчета о деньгах, собранных для учащихся бедняков. Они испугались не на шутку. По казахскому обычаю, посредником между нами стал ветфельдшер Наурызбай Жулаев и сгладил конфликт. С собранными деньгами у них получилась «путаница», поэтому члены казахского комитета боялись перед нами отчитываться. Мы это чувствовали. Денег, собранных с населения для оказания помощи бедным учащимся в Омске, было немало. Вначале деньги собирали мы. Когда нас вывели из состава комитета, наши преемники стали расходовать их на свои личные нужды и только лишь некоторую сумму посылали в Омск непосредственно в адрес областного казахского комитета. Комитетчики раздавали деньги своим родичам, учащимся других уездов и тем, кто вовсе не нуждался в помощи.

Мы заговорили об этой несправедливости через газету «Тиршилик». Именно по этой причине виновные члены казахского комитета боялись перед нами отчитываться. А когда мы собрались в доме ветфельдшера Наурызбая, они, члены казахского комитета, в слезах просили пощадить их за допущенные злоупотребления. Мы решили на этот раз ограничиться строгим внушением.

Вскоре была получена телеграмма из Омска, в которой говорилось, что из областного казахского комитета изгнаны алаш-ордынцы и в новый состав комитета вошли Айтпенов, Альжанов, Торсанов, Тогусов и другие. Затем мы получили сверху телеграмму с предложением переизбрать также и акмолинский уездный казахский комитет. Мы этот комитет распустили, чтобы не создавать двоевластия, а переизбрание его считали вообще делом ненужным и ошибочным.

Однажды из Омска я получил телеграмму следующего содержания: «Акмолинск, Сейфуллину. Часть учащейся молодежи, не согласная с контрреволюционной линией алаш-ордынской организации «Бирлик», откололась от нее. Организован демократический совет учащихся. В президиум избраны Жанайдар Садвокасов, Таутан Арыстанбеков, Хамза Жусупбеков, Сейтказиев, Абульхаир Досов…»

Это была радостная весть. С революционно настроенной молодежью мы установили регулярную переписку.

Я переписывался также с Динмухамметом Адилевым. Он сообщал, что вступил в красный партизанский отряд, созданный большевиками в Омске и называвшийся Первым международным отрядом.

«Ни одна партия в России, кроме большевиков, — писал Динмухаммет, — не обеспечит равноправия угнетенному трудовому народу!»

В другом письме, также говоря о правильности большевистской программы, он пишет: «В такое трудное, критическое время я не мог сидеть спокойно, поэтому решил отправиться на фронт, бороться за счастье всего человечества…»

Кипит, бурлит работа в нашем совдепе. Многое приходится решать наугад, вслепую, потому что не поступают к нам ни директивы, ни инструкции, ни указания сверху. Советская власть в Петрограде издает декрет за декретом. Содержание их мы узнаем по радио и то часто в искаженном пересказе.

Было время, когда еще не во всех краях признали советскую власть. Многие относились к советской власти недоверчиво, недружелюбно. По радио можно было услышать, например, такую весть: «Советская власть в Петрограде пала». Газеты всячески ругали большевиков, бранили, как умели, советскую власть. От буржуазных русских газет стремились не отстать и казахские алаш-ордынские газеты.

В № 253 газеты «Казах» от 2 декабря 1917 года опубликована передовая статья «Радостная весть», в которой говорится о свержении советской власти и тут же мимоходом поливается грязью большевистская партия.

В № 260 от 17 января 1918 года в статье «Политическое положение» ловко, блистательным стилем снова ругают большевиков, что они, мол, «своекорыстные люди, злонамеренные подлецы, притворяющиеся защитниками народа во имя личной выгоды». В предыдущем номере «Казаха» от 12 января 1918 года в передовой под заголовком «Демагогия» газета, не жалея красок, буквально стонет от негодования по адресу большевиков, которые своими лживыми обещаниями обманывают народ, стараясь привлечь его на свою сторону, ловят рыбу в мутной воде.

Наряду с изощренной агитацией, партия алаш-орды не забывала и о практической деятельности и активно вела подготовку к созданию регулярной армии. Она обратилась к молодежи с призывом «поступать в офицерскую юнкерскую школу». Такие школы открылись в Уральске и Семипалатинске. Туда поступили группки «отважных» юных алаш-ордынцев, добровольно ставших на путь борьбы с большевиками. В «Казахе» № 259 по этому поводу было опубликовано пространное заявление.

А советская власть между тем медленно, но верно упрочивала свои позиции. День ото дня слабели усилия меньшинства, пытавшегося поддержать старые порядки, отошедший, обветшалый мир. Мы пристально следили за газетами и узнавали, что большевики все решительнее теснят казачьи войска атамана Дутова, которого поддерживала газета «Казах». Но вот настал день, когда мы получили номер «Казаха», в котором без особой радости говорилось, что центральный комитет алаш-орды в скором времени вынужден будет покинуть Оренбург…

В январе 1918 года Оренбург был занят большевиками. Атаман Дутов бежал.

Спустя несколько дней разнеслась весть, что главари алаш-орды Букейханов, Байтурсунов, Дулатов и Омаров (Ельдес) проехали через Акмолинск в Семипалатинск. Мы узнали об этом только через два дня от одного аульного казаха, сообщившего нам о месте их последней ночевки. Подумав, мы решили, что алаш-ордынцы по пути должны заехать на Спасский завод, и срочно дали телеграмму в адрес совдепа в Спасске. В ответной телеграмме нас известили, что главари алаш-орды уже проехали дальше.

Очередной номер «Казаха» мы уже получили перекроенным и перекрашенным. Редактором стал некий Абульхамит Жундибаев. Новая газета вышла в свет 27(14) февраля 1918 года за № 261. В ней была опубликована статья «Положение в Оренбурге». В статье сравнивалось нынешнее положение, которое создалось после взятия города большевиками, с прежним. Тон газеты изменился до неузнаваемости. Вот выдержка из статьи «Положение в Оренбурге».

«Казачьи отряды вместе с белогвардейцами в течение месяца воевали против большевиков, но в ночь на 17 января побеждены и оставили город.

Представители комитета спасения страны от врагов державшие всю власть в своих руках, — казачий атаман Дутов и оренбургский комиссар Архангельский — вместе со своими штабами обратились в бегство.

Город остался без хозяина. Население оказалось в критическом положении. Казаки сбежали, большевики не пришли, не было в городе власти, способной защитить население от банд грабителей и прочих злоумышленников. Поэтому мусульманский военный комитет объявил себя полновластным хозяином города до тех пор, пока не упрочится большевистская власть.

Комитет выставил охрану из вооруженных жигитов у каждого государственного и народного учреждения на случай внезапного нападения. Башкирский караван-сарай — резиденция мусульманского военного комитета — стал надеждой и опорой всех передовых деятелей города.

Во дворе караван-сарая постоянно патрулировали вооруженные солдаты из мусульман, а также добровольно записавшаяся в дружину татарская молодежь. Стояли наготове запряженные повозки и автомобили.

Восемнадцатого января вошли в город большевики и начали расквартировку по домам. По улицам ходили вооруженные матросы и красногвардейцы, наводя страх на жителей. Они входили в дома по десять-пятнадцагь человек и производили обыск, искали оружие и спрятавшихся офицеров.

Среди обыскивающих были люди справедливые, умеющие говорить с народом. Но нашлись и такие, которые наводили ужас на население. Они орали на людей, как дикие быки, не привыкшие к привязи, грабили дома и расстреливали тех, кто пытался оказать сопротивление. Мародерами были матросы-анархисты и местные оренбургские воры, которые стали «большевиками» ради того, чтобы поднажиться. Штаб большевиков всячески наказывал мародеров, не давал им спуска, но тем не менее в первые дни город страдал от бесчинств. Проходимцы, выдававшие себя за большевиков, врывались в дома богачей, забирали ценности, уносили их за пазухой, за голенищем, набивали ценностями мешки и увозили их на телегах.

Страшась в упор наставленной винтовки или ножа, нацеленного в сердце, люди отдавали грабителям все свое имущество, лишь бы спасти душу. Тот, кто ценил свою жизнь дешевле богатства, получал пулю на месте.

Вооруженные жигиты военно-революционного комитета днем и ночью патрулировали по улицам города на автомашинах. Заставая грабителей на месте преступления, они арестовывали их, а имущество возвращали владельцам. В течение трех-четырех дней город избавился от мародеров благодаря энергичным действиям мусульманского военно-революционного комитета.

Матросы-анархисты при встрече с жигитами комитета скрежетали зубами и всячески старались оклеветать комитетчиков. На собрании на Оренбургском вокзале они подняли вопрос об изъятии оружия у мусульманского комитета.

Большевики создали в городе свой военно-революционный комитет, назначили комиссаров по разным отраслям хозяйства. В государственных и народных учреждениях была выставлена надежная охрана. Городская жизнь пошла по нормальному руслу.

Заняв город, большевики склонили на свою сторону газету «Оренбургский край», издававшуюся прежде партией кадетов, и переименовали ее в «Известия». Кооперативная газета «Южный Урал» стала выходить под названием «Народное дело».

Газета «Рабочая заря» находилась в руках меньшевиков. Ее материалы были нередко остроумными и подчас задевали своих старших братьев — большевиков. Эту газету закрыли. Вместо нее стала издаваться «Рабочая газета», но и ее деятельность большевики временами приостанавливали за излишнюю болтовню. Военно-революционный комитет закрыл газету «Вахит» (Время), как не выражающую интересов рабочих и сельской бедноты. В типографии 9 февраля был отпечатан первый помер газеты «Известия Оренбургского мусульманского революционного комитета».

Можно сказать, что в конце января жизнь в городе упорядочилась. В течение месяца задерживаемые письма, газеты, журналы начали, наконец, поступать адресатам.

Настойчивые утверждения о том, что местные богачи используют для защиты своих интересов мусульманский комитет, возымели действие: дружины, которые спасли город от разграбления, были разоружены. Тогда татарские солдаты и рабочие, объединившись, избрали новый мусульманский военно-революционный комитет.

Председателем был избран Гали Шамгунов, заместителем Мухамет Тахиров, секретарем Абдолла Якубов.

В этот комитет, надо полагать, вошли мусульмане, достойные уважения простого народа, которые добывали себе хлеб мозолистыми руками в поте лица и не угнетали других.

Лавки и школы, закрывшиеся задолго до прихода большевиков, открылись 29 января. Купцы занимались торговлей, дети учили уроки. В здании бывшего кадетского корпуса открылась военная гимназия.

Заняв Оренбург, большевики обложили местных богачей крупными налогами, доводящими их до разорения.

Единовременный налоговый сбор равнялся десяти миллионам рублей. Комиссия по сбору распределила его следующим образом: Зарепнов должен внести миллион рублей, Сараков — полтора миллиона, Панкратов — миллион, Деев — триста тысяч, Буров — шестьсот тысяч, Пемнов — сто пятьдесят тысяч, Нехарчев — сто двадцать пять тысяч, Слашилин — семьдесят пять тысяч, Коробков—шестьдесят тысяч, Баландин — сто тысяч, Нехонов — семьдесят пять тысяч, Урецкий Орыштери — семьдесят пять тысяч, товарищество Потлова — сто тысяч, Захо — сто тысяч, Брагин— пятьдесят тысяч, Каймуштери, Вольфсон, Корнилов — по пятьдесят, сорок, двадцать тысяч, Лшескин — пятьдесят тысяч, Лысых — пять тысяч, Агладонов — сто тысяч, Андреев — тридцать тысяч, Вотем — пять тысяч, Шепшайши — двадцать тысяч, врач Воскресенский — пятнадцать тысяч, Попов, Теребинский и Николин — по десять тысяч, учебные заведения бая Махмуда Хусаинова — шестьсот тысяч, фирмы хазрета Увалия Хусаинова — сто двадцать пять тысяч, Гыдбай Балтабаев — пятьдесят тысяч, П. Гимадиев, Абдрахман Амзин, Бырдаран Габдуллин, Ауаринвазов, Акимбаев, Аюпов, Г. Шепиров, Габдулкаим Седачев — по двадцати пяти тысяч, М. Шарафутдинов, Ш. Мусупов — по двадцать тысяч, 3. Куртапов, Рамовы — по пятнадцать тысяч, 3. Хабибуллин, Зомаров, Р. Хабимов, С. Мурзабаев, Габдулрашит Хусаинов — по десять тысяч. От уплаты налога ни один бай не имел права уклоняться.

Крупное поместье адвоката Гарадского перешло в распоряжение военно-революционного комитета, Ташкентская железная дорога — в руки железнодорожников. Из всех крупных типографий Оренбурга перешла в распоряжение комитета только одна типография Левенсона.

Было всего пять-шесть семей казахов, оставшихся в Оренбурге во время грозных событий. Большевики их не притесняли.

Работники редакции газеты «Казах» все еще не вернулись в Оренбург.

Либо большевики показались казахам клыкастыми львами, либо по каким-то другим причинам казахи стали появляться в Оренбурге лишь в середине февраля. В городе сейчас спокойно. Вестей о злодейских убийствах и грабежах нет. Благополучно живут близлежащие к Оренбургу казахские аулы. Тургайский комиссар предпринимает срочные меры по ликвидации стычек между казахами и русским населением, предупреждает враждебные нападения мужиков, «большевиков» на казахские аулы.

Работают почта и телеграф, открыты банки. Но вкладчику из банка выдается не более ста пятидесяти рублей в неделю. В городе не было мелкой монеты, а сейчас сторублевые дензнаки размениваются на более мелкие, вновь поступившие из Петрограда. Выпущенные при Дутове новые деньги Оренбурга все еще не потеряли прежнего достоинства. Большевики начали выпускать свои деньги.

Ж. Жанибеков».

Вот вам статья по-новому работающей газеты «Казах» после взятия Оренбурга красными. Газета как будто надела шубу наизнанку.

В том же номере 261 помещена следующая передовая:

«Оренбург 27(14) февраля.

Не утихает идейная борьба между представителями политических партий, которых расплодилось, как ветвей на дереве. Каждый по-своему стремится к благополучию своей нации.

Свергнут царь, свершилась революция, на политическую арену выступили большевики вместе с другими политическими партиями. Они устремились к власти, предъявляя серьезные обвинения Временному правительству. Большевики указывали на пассивность и бездеятельность этого правительства, упрекали его в равнодушии к нуждам угнетенных рабочих. Большевики высказывали свое недовольство открыто. В конце октября все губернии оказались под властью большевиков, кроме Оренбурга, Дона, Уральска, Украины, где в большинстве обитало казачество.

Долго и упорно боролся Оренбург, но сейчас он сдался, сложил крылья, в нем основательно укрепились большевики. Вместе с большевиками в должности командира Уфимского отряда из Тургайского уезда прибыл сюда господин Алибий Жангильдин — выходец из рода Кыпчак. Он пригласил к себе в помощники оренбургского жителя, умеющего работать с народом, господина Мухаммедияра Тунгачина. Господин Мухаммедияр четыре дня находился в глубоком раздумье, советовался с видными оренбургскими мусульманами и с товарищами по службе и в конце концов, получив их одобрение, принял предложение комиссара. Жангильдин послал телеграмму, приглашая в Оренбург некоторых работников из Актюбинска и других мест.

Получив телеграммы и письменные уведомления, всесторонне обдумав создавшееся положение, отовсюду начали стекаться в Оренбург общественные деятели, опасавшиеся расстрела.

Живя в степи, с оглядкой, с опаской, не понимая сложившейся обстановки, прибывшие казахские работники никого не признавали, кроме комиссаров Алибия и Мухаммедияра.

Господин комиссар Алибий Жангильдин разъяснял народу идеи революции. Приехавшие по его зову люди соглашались работать с комиссаром рука об руку и находить способы предотвращения народных бедствий. Актюбинские селения, расположенные на незначительном расстоянии от Оренбурга, с помощью телеграфа были связаны с жителями далекого Иргизского и Тургайского уездов.

Принимая во внимание, что в такое переходное время народ остро нуждается в газетных сообщениях, видя, что прежний состав редакции из Оренбурга сбежал, идя навстречу желанию народных масс, а также по просьбе работников, прибывших в Оренбург из Актюбинского уезда, я взял на себя обязанности редактора газеты «Казах».

Прибыли следующие работники из аксакалов: Мырзагул Койайдаров, Сарсен Жакупов, Ахметкерей Косуаков; из молодой интеллигенции: Есен Нурмухамметов, Сагиндык Досжанов, Нысангали Бегимбетов, Султан Аркабаев, Нургали Атантаев, Задакерей Нурмухамметов, Али Ибраимов, Ережеп Койайдаров, Касым Арынгазиев, Досмухаммет Кожабаев, Камалитден Арынгазиев, Бахыткерей Какенов, Карасай Койайдаров и другие.

В переходное и смутное время нет проторенных дорог, поэтому иметь одно незыблемое направление — дело самое сложное из сложных. Читатели газеты должны принимать во внимание изменчивость обстановки.

Важнейшая обязанность газеты «Казах»— оповещать народ о происходящих событиях, указывать путь и оказывать помощь растерявшимся в критическую минуту…

Абдульхамит Жундибаев».

Комиссар Жангильдин — первый большевик из казахов. Он лично участвовал в горячих боях с белыми, руководя отрядом красных. Имя товарища Жангильдина мы знали через газеты партии алаш-орды, которые всячески его поносили, приписывая ему самые несуразные вещи.

Слыша собачий вой газет алаш, мы считали Жангильдина очень опасным для буржуазии человеком. Мы рассуждали про себя: «Если отбросить сплетни газет, что он такой и этакий, то окажется, что это очень серьезный человек, как Кольбай (Тогусов). Если не принимать во внимание вертлявость и неуравновешенность Кольбая, то и он может показаться очень способным, остроумным человеком…» По клеветническим выступлениям газет нам было трудно составить справедливое мнение о большевиках…

В «Казахе» от 2 декабря 1917 года за № 253 в статье «Судья — народ» сам Букейханов (под псевдонимом «Кыр баласы»—«Сын степей») хвастал:

«За последователей Жангильдина в списке № 3 на выборах в учредительное собрание народ Тургая подал всего лишь 41 голос, тогда как за список партии алаш голосовали 54 897 человек».

Ораторы алаш на страницах газет каждый день всячески поливали грязью малочисленных тогда казахов-большевиков. Больше всех доставалось Жангильдину и Кольбаю.

В статье «Кто друг, кто враг» один из видных деятелей алаш-орды Дулатов, за подписью Мадьяр, 3 марта 1918 года в газете «Сары-Арка» писал:

«…Если бы вчерашние доносчики, ставшие сегодня большевиками, захотели пойти к черту за тридевять земель, мы пожелали бы им доброго пути. Но к нашему великому сожалению, они сбивают честных люден с праведного пути, вот что досадно, и выступают от имени народа, тогда как за ними не последует даже десятка казахов. Во времена черной реакции царизма одни из них выступали крещеными миссионерами, другие продавались жандармерии — были тайными осведомителями, третьи обманывали народ, четвертые грабили на большой дороге — вот какими они были подлецами… Теперь, в смутное время став «большевиками», они помышляют разжечь огонь раздора в монолитных рядах алаш среди людей, живущих мирно в белоснежной просторной юрте. Они заявляют, что не нужно давать автономию партии алаш, что делегаты Всеобщего казах-киргизского съезда — поголовно баи, вредящие казахскому народу, и поэтому съезд нельзя считать законным. Распространяют ложные слухи, что избранные пятнадцать руководителей алаш-орды — враги казах-киргизского народа, и потому следует их уничтожить. Они открыто заявляют, что газета «Казах»— враг свободы, а ее сотрудники— приспешники царя Николая», — так жаловался, стонал Дулатов, затем перешел к брани и угрозам в адрес большевиков-казахов.

Не было большевика, которого бы они ни ругали. Они и Ленина охаивали, но, как говорится в народе: «Собака лает, а караван идет своей дорогой». Работа кипела, дело шло, хотя и не всегда гладко, приходилось иногда спотыкаться. Передали народу байские дома и мельницы. Национализировали Сибирский банк.

Несмотря на то, что большевики изгнали Дутова из Оренбурга, почти всюду, кроме Акмолинской области, продолжали действовать сторонники белых и алаш-орды. Мало еще было настоящих вдохновителей организации совдепов и не было еще жигитов-воинов, которые с оружием открыто выступали бы в защиту совдепа.

Чувствовались нарастание политической активности среди казахов Букеевской области, где молодая интеллигенция стала выступать на стороне Советов. Из газет мы узнали, что буксевская интеллигенция сместила чиновников правительства Керенского, передала власть в руки простого народа.

«Казах» за № 261 от 27 февраля 1918 года перепечатала сообщение из газеты «Уран»:

«Опять изменения.

В предыдущем номере газеты сообщалось, что комиссар Кулманов смещен с должности, а на его место назначен Азирбаев. Теперь комиссариаты вовсе упразднены, а управление Букеевской областью распределено следующим образом:

По внутренним делам: Б. Ниязов.

По транспорту: И. Кошеков.

По оказанию помощи: К. Менешев.

По продовольствию: С. Генералов.

По финансам: Д. Темиралин.

По просвещению: Мендешев.

По здравоохранению: М. Кокебаев.

По делам тяжб: С. Нуралиханов.

Не дожидаясь съезда и всенародного обсуждения, эти люди сразу взяли в свои руки дела Букеевской области. Их действия можно рассматривать двояко.

Во-первых, в такое тревожное время кто-то должен быть у власти, чтобы немедленно приступить к спасению жителей от всевозможных бедствий, указать правильную дорогу. Но, во-вторых, можно также подумать, что отстранение прежних работников, избранных делегатами четырехтысячного населения Букеевской области, самочинная передача власти в руки вышеупомянутых городских интеллигентов-отщепенцев свидетельствуют о действиях в пользу чьих-то ограниченных интересов. Я не могу назвать действия наших руководителей правильными или неправильными, но думаю, что народ понимает, к чему все это может привести…»

Алаш-орда обосновалась в Семипалатинске. В Уральской и Актюбинской областях казахское население советскую власть пока еще не признавало. Туркестанские казахи все еще бредили организацией автономии.

В «Казахе» за № 261 от 27 (14) февраля 1918 года опубликована такая хроника:

«…Коканд. В Коканде советская власть. Из членов бывшей «Туркестанской автономии» арестованы такие казахи, как Мустафа Чокаев и Абдрахман Уразаев. Другие члены, видимо, спаслись бегством…»

Широко простирая объятия, с каждым днем укреплялась власть Советов. Одна за другой слетали однодневные кукольные буржуазные «автономии» вроде алаш-орды. Неуклонное движение пролетариата и трудящихся масс под руководством большевиков разбивало в пух и прах правительства буржуазии и духовенства — хазретов, байских интеллигентов. Большевистская партия обратилась к народу с воззванием. Приведем это историческое воззвание Совета Народных Комиссаров «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока!».

«Товарищи! Братья!

Великие события происходят в России. Близится конец кровавой войне, начатой из-за дележа чужих стран. Падает господство хищников, поработивших народы мира. Под ударами русской революции трещит старое здание-кабалы и рабства. Мир произвола и угнетения доживает последние дни. Рождается новый мир, мир трудящихся и освобождающихся. Во главе этой революции стоит рабочее и крестьянское правительство России, Совет Народных Комиссаров.

Вся Россия усеяна революционными Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Власть в стране в руках народа. Трудовой народ России горит одним желанием — добиться честного мира и помочь угнетенным народам мира завоевать себе свободу.

В этом святом деле Россия не одинока. Великий клич освобождения, данный русской революцией, подхватывается всеми трудящимися Запада и Востока. Истомленные войной народы Европы уже протягивают нам руки, творя мир. Рабочие и солдаты Запада уже собираются под знамя социализма, штурмуя твердыни империализма. А далекая Индия, та самая, которую веками угнетали «просвещенные» хищники Европы, подняла уже знамя восстания, организуя свои Советы депутатов, сбрасывая с плеч ненавистное рабство, призывая народы Востока к борьбе и освобождению.

Рушится царство капиталистического грабежа и насилия. Горит почва под ногами хищников империализма.

Перед лицом этих великих событий мы обращаемся к вам, трудящиеся и обездоленные мусульмане России и Востока.

Мусульмане. России, татары Поволжья и Крыма, киргизы и узбеки Сибири и Туркестана, турки и татары Закавказья, чеченцы и горцы Кавказа, все те, мечети и молельни которых разрушались, верования и обычаи которых попирались царями и угнетателями России!

Отныне ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Вы имеете право на это. Знайте, что ваши права, как и права всех народов России, охраняются всею мощью революции и ее органов — Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Поддерживайте же эту революцию и ее полномочное правительство!

Мусульмане Востока, персы, арабы и индусы, все те, головами и имуществом которых, свободой и родиной которых сотни лет торговали алчные хищники Европы, все те, страны которых хотят поделить начавшие войну грабители!

Мы заявляем, что тайные договоры свергнутого царя о захвате Константинополя, подтвержденные свергнутым Керенским, — ныне порваны и уничтожены.

Республика Российская и ее правительство, Совет Народных Комиссаров, против захвата чужих земель. Константинополь должен остаться в руках мусульман.

Мы заявляем, что договор о разделе Персии порван и уничтожен. Как только прекратятся военные действия, войска будут выведены из Персии, и персам будет обеспечено право свободного определения своей судьбы.

Мы заявляем, что договор о разделе Турции и отнятии у нее Армении порван и уничтожен. Как только прекратятся военные действия, армянам будет обеспечено право свободно определить свою политическую судьбу.

Не от России и ее революционного правительства ждет вас порабощение, а от хищников европейского империализма, от тех, которые превратили вашу родину в расхищаемую и обираемую свою колонию.

Свергайте же этих хищников и поработителей ваших стран! Теперь, когда война и разруха расшатывают устои старого мира, когда весь мир пылает негодованием против империалистов-захватчиков, когда всякая искра возмущения превращается в мощное пламя революции, когда даже индийские мусульмане, загнанные и замученные чужеземным игом, поднимают восстания против своих поработителей, теперь молчать нельзя. Не теряйте же времени и сбрасывайте с плеч вековых захватчиков ваших земель! Не отдавайте им больше на разграбление ваших родных пепелищ! Вы сами должны быть хозяевами вашей страны! Вы сами должны устроить свою жизнь по образу своему и подобию. Вы имеете на это право, ибо ваша судьба в собственных руках.

Товарищи! Братья!

Твердо и решительно идем мы к честному демократическому миру.

На наших знаменах несем мы освобождение угнетенным народам мира.

Мусульмане России!

Мусульмане Востока!

На этом пути обновления мира мы ждем от вас сочувствия и поддержки.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин).[31]

Таково было обращение Совета Народных Комиссаров. Обнаглев, даже Ленина охаивала алаш-орда. Надо ли после этого удивляться тому, что алаш-ордынцы бранили Кольбая (Тогусова), Жангельдина и других казахов-большевиков.

Язык, рожденный хулить таких людей, как Ленин, может ли сознавать меру? Я не хочу безоговорочно восхвалять Кольбая или еще кого-то. Мало людей, которые не спотыкались бы в своей жизни, видимо, и поведение Кольбая было небезупречным. Мы его не знали. Его ругали вождишки алашорды и их приспешники. Если те казахи, оскорбленные за свою принадлежность к большевикам, переметнулись бы вдруг к алаш-орде, их бы стали восхвалять, поднимать до небес те же самые вожаки. Еще до создания партии алаш, когда мы учились в Омске в 1914–1915 годах, газета «Казах» всячески срамила в глазах народа Кольбая и хаджи — муллу Салима Кашимова, который в то время сотрудничал в журнале «Айкап».[32]

В то время мы, юнцы, верили словам «Казаха». В том же 1914-15 учебном году Кольбай приезжал в Омск. Я видел его в первый и последний раз. Кольбай пригласил к себе всех учащихся-казахов Омска и сфотографировался вместе с ними. Я не пошел к нему по той простой причине, что на меня тогда повлияли бранные отзывы газеты «Казах» об этом человеке.

Сфотографировавшись вместе с Кольбаем, многие из его почитателей позднее стали алаш-ордынцами и не прочь были бросить камень в своего бывшего наставника.

В те дни в омском городском театре был организован так называемый сибирский вечер. Одно отделение его шло целиком на казахском языке.

На балконе театра поставили казахскую юрту с дорогой утварью, настелили ковров, разукрасили ее красными и зелеными электрическими лампочками. В юрте продавался кумыс, домбристы и певцы исполняли казахские мелодии. На этом вечере довелось и нам играть на домбре. На сцене театра пели, плясали. Саматов и Шайбай Айманов устроили айтыс — состязание двух поэтов.[33]

Распорядителями вечера были Новоселов, Березовский и Седельников.

На этом вечере я видел Кольбая вблизи. Уже тогда Кольбай считался непримиримым врагом руководителей газеты «Казах» и ее вдохновителей.

Муллу Салима газета чернила до поры до времени. После падения царизма Салим вдруг оказался сторонником партии алаш, и Букейханов самолично назначил его председателем кокчетавской уездной алаш-орды. Можно привести немало таких весьма «веселых» примеров, характеризующих «чистые» нравы алаш-ордынцев.

Салима впервые я увидел еще в детстве, когда учился в акмолинской городской школе. Он приезжал собирать деньги на издание журнала «Айкап». Мне он показался красноречивым, но слишком вертлявым человеком, с легкомысленным характером. О нем поговорим в другой раз.

Как я уже сказал, все автономии, вроде алаш-орды, развеивались, как пепел конского кизяка, от малейшего дуновения. Могут ли гнилые наносы остановить бурный натиск весеннего половодья!?…

Мы оказались свидетелями таких событий, когда от одного выстрела вверх разбегались бесстрашные господа, члены буржуазного правительства. Позорно распалось «правительство» кокандской автономии, возглавляемое членами алаш-орды Тынышпаевым, Чокаевым и Акаевым. Чтобы показать подлинное лицо правителей, слагающих свои полномочия после одного выстрела вслепую, приведу письмо самого Чокаева. По нему видно, что буржуазные националисты, религиозные фанатики, узбекские ишаны немало поиздевались над Чокаевым, о чем он с горечью жалуется своим единомышленникам.

Письмо Чокаева опубликовано в газете «Сары-Арка» за № 34 от 18 марта 1918 года.

«В два часа 31 января, когда мы обсуждали ультиматум кокандских большевиков, раздался треск винтовочных выстрелов. Оказалось, что начали ружейную перестрелку солдаты большевиков. Эти действия их шли вразрез с условиями ультиматума, по которому для обсуждения и принятия его нам дано было сроку три часа.

Люди, собравшиеся в доме партии ислама, государственные деятели и простые граждане, услышав весть о наступлении большевиков, быстро разошлись. У представителей власти не было возможности повторно собраться и трезво обсудить обстановку, ибо, услышав выстрелы большевиков, мусульмане вооружились чем попало и вышли на улицу. Они не прислушивались к голосу власти, которая перед этим призывала не выступать против большевиков. В такой неожиданно возникшей ситуации правительство оказалось бездейственным.

Политические причины этого драматического события, происшедшего в Коканде, излагать подробно и выявлять во всей полноте сейчас нет времени. Поэтому в данной информации я хочу вынести на общее обсуждение только то, что видел, слышал и испытал сам. Человеку, который хорошо разбирается в общей обстановке, эти мои записи могут показаться несколько политически ограниченными.

Убежав от пуль большевиков, я около десяти дней скрывался в соседних с Кокандом кишлаках, среди собратьев сартов.[34] И все те мои страдания, которые я испытал за этот короткий срок, пусть бог не посылает большевикам, хотя они и враги мои… Когда сарты в Коканде во главе с грабителем Ергешем начали войну с большевиками, у них совсем не было мысли, что они потерпят поражение. Они решили провозгласить Ергеша ханом в Фергане и, кроме сартов, не оставить там ни одной живой души, утверждая, что между большевиками и казахами нет никакой разницы, а татары — это не мусульмане, потому что какой-то человек из кишлака видел якобы одного татарского учителя, который спал ногами в сторону кыблы.[35] Сарты взбесились пуще прежнего, с остервенением надулись, как бурдюки, наполненные кумысом, и решили уничтожить всех, кто не является сартом. Взяв ножи, молоты, кетмени, серпы, арканы, кинжалы, они вышли на улицу. И как раз в это время я попал в среду возбужденных сартов, у которых хотел найти убежище, спастись от большевиков.

Нельзя здесь описать всего, что мне пришлось увидеть и услышать. Ибо если описывать все, то и бумаги не хватит. Поэтому я расскажу здесь только о самом главном.

20 (7) февраля в среду мы выехали из кишлака Гаухана вместе с Омарханом, ученым сыном известного всей Фергане хаджи Мусахана, проживающего в кишлаке Мой Мубарак, проехали через кишлак Елеш и прибыли в кишлак Кумбасты. Мой спутник ехал верхом, а я пеший: сарты не дали мне подводы за плату! На мне была сартовская одежда: пестрый чапан, на голове белая чалма, большая как котел, на ногах ичиги с азиатскими галошами.

Я не знал куда мне деться, мною владела одна-единственная мысль: пока не утихнут бои в Коканде, переждать опасность среди своих собратьев. Вот почему я кочевал из одного кишлака в другой, искал, где оскорбленному есть чувству уголок…

Возле кишлака Кумбасты около двадцати вооруженных сартов неожиданно схватили меня.

— Кто ты такой?

— Я мусульманин.

— Какой мусульманин?

— Я казах.

— Это с каких пор казахи стали мусульманами?

— Мы издревле мусульмане.

— У нас есть сомнения в мусульманстве казахов.

— Если у вас есть сомнение, то у нас, у казахов, есть доказательство.

— Какое, ну-ка скажи?

— Доказательство — это молитва «Шеш кимэ». Меня заставили прочитать молитву «Шеш кимэ» от начала до конца. Слава богу, что я не забыл эту молитву, выученную в далеком детстве!

После такой проверки сарты как будто поверили, что я мусульманин, но тем не менее решили найти более существенное доказательство моего мусульманского происхождения, то есть проверить, совершал ли я обряд обрезания. В это время мой попутчик знатный Омархан совсем не пытался оказать мне какую-то помощь, только красовался в седле. Он был сыном знаменитого на всю Фергану ишана и если бы захотел помочь мне, то одним своим словом мог бы усмирить разозленных сартов. Но он, убедившись, что сарты меня не собираются отпускать, поднял коня на дыбы, воскликнул «чу!»— и умчался.

Сарты, не найдя доказательств моего иноверия, приступили к допросу.

— Ты казах, но почему бродишь в наших краях?

Я не стал врать, объяснил свое положение и сказал, что несколько дней отдыхал в доме Мусахана как гость. Сарты возразили:

— Если ты жил в доме ишана Мусахана, то почему его сын покинул тебя сейчас?

Я не знал, что ответить. Видимо, у моего попутчика муллы Омархана в его переполненной наукой голове не хватило места для дружеских чувств…

И здесь сарты окончательно решили: «Кто бы он ни был, откуда бы ни взялся, для нас ясно только одно: он не сарт, и сам не отказывается от этого. Значит, его надо убить. Теперь время сартов. Нам все равно, что казах, что большевик!» Они скрутили мне руки, повели на окраину кишлака, крича на всю улицу: «Поймали казаха!» Со всех сторон начали собираться люди. Вот уже собралось человек семьдесят-восемьдесят, жаждущих убить меня. Все вооружены. В руках ружья, секиры, кинжалы, нагайки, топоры. У меня не осталось сомнения в том, что я погибну. Так как сарты определенно решили убить меня, то поэтому они меня особо и не избивали. Они посадили меня под деревом, где сходятся две улицы, и начали обсуждать, каким образом покончить со мной.

Обе мои руки стянуты за спиной, глаза завязаны. На шее петля из черного ремня. Я жду своей неминуемой смерти! Сарты приняли решение повесить меня за ноги, вниз головой, и расстрелять. Причем они решили мне оказать милость и снисхождение — не стрелять в меня из дробовика, что причинит мучения, а всадить в меня винтовочную пулю. Нельзя сомневаться в справедливости и милости бога! Как раз на этом тяжком пути передо мной предстала вся его чистота!…

Когда меня уже собирались повесить, вперед выступил один из сартов:

— Вы говорите, что он казах. Но казахи бывают разные. Посмотрим, что из себя представляет именно этот казах.

И заставил развязать мне глаза. Пристально поглядев на меня, сарт отшатнулся, тут же радостно воскликнув: «Ассалаумаликум, господин Мустафа!»— и торопливо начал развязывать мне руки. Его глаза наполнились слезами. Он перерезал ножом висящий на моей шее ремень, поднял меня и начал объяснять сартам, кто я такой. Он наговорил много слов в мою пользу. Теперь сарты оставили план убийства, решили послать меня в Коканд к грабителю Ергешу. Посадили на коня и с сопровождающими немедленно отправили…

Кстати, я расскажу о человеке, который избавил меня от смерти. Я не знаю его имени. Он был одним из многих сартов, мобилизованных в прошлом году на тыловые работы. На работе ему нанесли тяжкое оскорбление, поэтому он бежал с тыловых работ, встретился со мной в Петербурге, взял у меня деньги на дорогу и уехал в Фергану. Оказывается, он знал заочно о моей деятельности в Туркестане в последнее время.

Повезли меня обратно, как пойманного льва. Проехали через упомянутый выше кишлак Елеш, направились в Гаухану. Между кишлаками Елеш и Гауханой есть овраг. В этом овраге мы наткнулись на засаду из трех вооруженных человек, которые хватали всех, кто не был сартом. Когда они сообразили, что я чужой, да еще не сам еду, а под конвоем, то решили без слов расстрелять меня на месте.

Меня спешили, посадили на краю обрыва. Тот человек, который мог бы опять выручить меня из беды, остался в Кумбасты. Кто же спасет меня от верной пули? Думая про себя: «Лишь бы умереть поскорее, без мучений», — я сидел, закрыв глаза.

И тут сам бог пощадил меня. Пуля со свистом пролетела мимо. Сарты сами посадили меня на лошадь и со словами: «Этому нечестивому помогла сама судьба», — отправились дальше.

Когда мы приблизились к Гаухане, встретился нам волостной здешних кишлаков Кулмухамбет Хатимкулов. Он меня знал, оказывается, уже давно. Он подошел к сартам, сопровождавшим меня, с гневом обрушился на них, пригрозил расстрелять на месте, если они не отправятся обратно. Волостной Хатимкулов привел меня к себе в дом как гостя, а затем по моей просьбе дал мне в провожатые жигита и отправил в волость Кудашу. В кишлаке Гуназар я сделал визит волостному Кудаша и из разговора понял, что и он не сумеет выручить меня из беды. Я вынужден был вернуться обратно в Гаухану и переждать там, пока закончатся бои в Коканде.

Наконец пришла весть, что грабитель Ергеш бежал, а город в руках большевиков. После этого сарты замолчали, как пустая требуха с выпущенным воздухом, и стали тише воды ниже травы. Однако, зная о настроении сартов в кишлаках, я стремился как можно скорее вырваться из их среды. Но нельзя было достать за деньги ни подводу, ни лошадь. Не находилось и проводника. Так продолжались мои бесконечные мучения. Сарты, лишенные теперь своего блаженного превосходства, не хотели мне правильно указать дорогу, скрывали названия лежащих по пути кишлаков, и когда я приходил, уставший, к кому-нибудь, не давали даже чаю. Они доставили мне столько страданий! Ровно два года тому назад сарты, как вздутые бурдюки, яростно грозились поубивать всех инородцев, терзали мою душу угрозами покончить со мною лишь только потому, что я казах. Теперь, после победы большевиков, когда Ергеш, которого они прочили в ханы, сбежал, присмиревшие сарты продолжали молча издеваться надо мной.

Два дня я брел пешком, испытывая всяческие страдания, и прибыл в кишлак Дагестан. Здесь я нанял подводу, заплатил девять девяносто и, воскликнув: «Где вы, казахи и киргизы!»— уехал восвояси. Перевалив через снежные горы, я тут же громогласно заявил сартам: «Прощайте навеки».

Видел я много. Сам я в эти дни вел бродячую жизнь, не слезал с коня, поэтому у меня не было времени и возможности написать как следует, дорогие друзья!

Мустафа».

24 (11) февраль. В горах.

Вот вам письмо министра кокандской автономии господина Чокаева.

Таково было положение «государственного мужа», который, гордо восседая в Коканде министром, думал, что является избранником не только казахов, но и узбеков.

В письме Чокаева, вероятно, много неправды. На самом деле чокаевцы хотели захватить врасплох и взять в плен солдат, которые были на стороне большевиков, и ночью напали на них, окружили, подняли стрельбу. В ответ солдаты из крепости открыли огонь и прогнали чокаевцев. Об этом написано было в русской газете «Новый Туркестан» в 13 (30) номере.

Чокаев в своем письме как будто доволен тем, что узбеки показали ему, где раки зимуют, заставили разобраться, где честь и где бог.

Чокаев бежал из города Ак-Мечети (Перовска, ныне Кзыл-Орда). Перед бегством пытался сделать правителем Ак-Мечети потомственного дворянина Касымова — правнука Аблайхана. Чокаев несколько дней и ночей с пеной у рта старался уговорить население. Всех влиятельных казахов Ак-Мечети Чокаев держал в руках. Когда он находился у власти, в Ак-Мечети появилась горстка большевиков, которые мигом лишили Касымова всех его былых привилегий, сняли с него потомственные погоны, а самого арестовали. Чокаев моментально сбежал из Ак-Мечети. Перебрался в Коканд. Оказался во главе съезда казахов, созванного алаш-ордой в городе Туркестане Сыр-Дарьинской области. И об этом тоже следовало бы рассказать: на съезд из главка алаш-орды прибыли Бактыгерей Кулманов и Мержакип Дулатов. В президиуме съезда опять оказались потомок Аблайхана дворянин Азимхан Кенесарин и сын городничего Байузака из рода Коунрада.

Председателем на съезде избирался пресловутый дворянин Азимхан.

После съезда Чокаев вернулся в Коканд, а из Коканда трусливо сбежал от первых непонятных выстрелов. Каким он был в Коканде, можно узнать из его же письма. Судя по письму, узбеки — представители баев — немало поиздевались и посмеялись над своим «министром». Сторонники Ергеша в насмешку посадили его у обрыва с целью просто попугать, а господин Чокаев решил, будто спасся чудом от гибели благодаря божественному предопределению.

НОЧЬЮ В ГОРАХ

Приведу еще одну картину из жизни кокандских министров. Когда сбежал Чокаев, остальные министры кокандской автономии тоже разбежались кто куда. Председатель совета министров Мухаметжан Тынышпаев и ответственный секретарь совета министров Коныркожа Ходжиков бежали вместе. Оба ехали верхом, боясь заезжать в киргизские аулы, встречавшиеся на пути, днем и ночью таились в горах, подобно бродячим волкам, спасающимся от собак.

Темная ночь, ничего не видно, хоть глаз выколи. Льет дождь. Кругом крутые горы. Два министра спотыкаются о камни, валятся в каждую яму. Лошади едва волочат ноги. Министры промокли насквозь. Они изнемогают от голода. И голодные лошади бредут тихим шагом, натыкаясь на скалы, опускают головы. Хватают первый попавшийся сучок и шумно грызут вместе с удилами. Министры шепотом подгоняют коней, но кони упираются. Дождевая вода хлюпает, стекает с одежды и с лошадиных потников. Небо и земля черны, все во мраке. С гор плывет сель. Где-то вдали мигают огни киргизских аулов. В горах слышен заунывный вой голодных волков. Министры боятся ехать к мерцающему огню. Министры чуть слышно шепчутся, ищут укромный угол для спасения бедной души.

И вот беглый визирь и его секретарь уперлись в темную пещеру, перешептываясь, сошли с коней.

Держа коней за поводья, съежившись, они сели с подветренной стороны у камня. Дождевая вода струится с одежды на землю.

Немного освоившись, Коныркожа окликнул:

— Мухаметжан!

Тынышпаев отозвался едва слышно, голосом умирающего. Коныркожа тоже тихо спросил:

— Будешь еще министром?

— Что ты мелешь?! — обиделся Мухаметжан. — Нашел место для шуток!

Такова маленькая картинка из жизни кокандских министров. Рассказывал мне все это сам Коныркожа.

САМОЗВАННЫЕ ХАНЫ В ЗАПАДНОМ КАЗАХСТАНЕ

Главари алаш-орды с самого начала поняли, что их ожидает гибель, если они не противопоставят какую-то силу большевисткому оружию. Поэтому они решили организовать казахскую милицию.

Начался призыв в милицию в двух местах: в Семипалатинске и Уральске.

Хотя главари алаш-орды переехали в Семипалатинск, члены правительства Жаханша Досмухамметов и Халель Досмухамметов остались у себя в Уральске. Они-то и явились инициаторами той группы, которая выдвигала на Втором казах-киргизском съезде в Оренбурге идею провозглашения казахской автономии незамедлительно после съезда.

Букейханов, Дулатов, Байтурсунов, Габбасов, Ермеков и Турлыбаев были вдохновителями другой группы, которая хотела провозгласить автономию хотя бы после частичного создания казахской милиции.

Группа Досмухамметовых на съезде оказалась в меньшинстве, но тем не менее она не согласилась с букейхановцами. Оставшись в Уральске после бегства правительства в Семипалатинск, они повели свою самостоятельную политику и приступили к созданию милиции. Они были более активны, чем букейхановцы. Букейхановцы действовали тихой сапой, окольными путями. Досмухамметовцы без всяких обходных маневров стремились к своему «ханству».

При Колчаке Досмухамметовы, отделившись от букейхановской алаш-орды в Семипалатинске, возомнили себя хозяевами Уральской и Актюбинской губерний и создали правительство, которое называли Западной алаш-ордой. Некоторые эпизоды из жизни этого правительства вроде приезда Куанай-хазрета к Халелю, приведены мной выше.

После того как самозванное кокандское правительство разбежалось от нескольких выстрелов большевиков, алаш-ордынцы начали создавать милицию в Уральске и Семипалатинске, собрали немного конных и пеших жигитов и начали обучать их военному делу.

Семипалатинские большевики терпеливо ждали, чем это кончится, но однажды несколько солдат-большевиков подошли к месту строевых занятий алаш-ордынской милиции и неожиданно выстрелили вверх. Милиция бросилась врассыпную. Начальник милиции, жигит по имени Кази, криком и угрозами пытался остановить своих. И в это время был сражен пулей. В связи с гибелью начальника милиции в газете «Сары Арка» борзописцы алаш подняли страшный шум, помалкивая, однако, о том, кому они готовили свои пули.

В номере 34 от 18 марта 1918 года газеты «Сары-Арка» они использовали этот случай для своей гнусной контрреволюционной агитации.

Речи, в которых аксакалы Шакарим, Баимбет, Мержакип, Жусупбек, Сабит Донентаев, Раимжан, хаджи Жангали и Мустаким мололи всякий вздор, были напечатаны в газете.

Алаш-ордынская милиция была создана не только в Семипалатинске и Уральске, но также и в Тургае. Жаханша Досмухамметов и Халель Досмухамметов создали в Уральской области, в городе Жымпиты, самостоятельное правительство алаш-орды.

После того как алаш-ордынское правительство сбежало в Семипалатинск, а Оренбургом завладели большевики, делами казахов, относящихся территориально к Оренбургу, начал заниматься Жангильдин. Вот почему Досмухамметовы решили создать в Уральске местное правительство.

Они созвали съезд Уральской области. Съезд проходил в Каратюбе. О нем следует рассказать подробнее.

КАРАТЮБИНСКИЙ СЪЕЗД

Начало 1918 года. Зима. В Каратюбе съехалась вся казахская интеллигенция Уральской области. Вели съезд Досмухамметовы. Участвовали в работе съезда Кенжин, Касабулатов, Мырзагалиев, Каратлеуов, Жолдыбаев, Хангереев, Ипмагамбетов и Алибеков. Тогда они еще не были большевиками.

В президиум съезда были избраны Досмухамметовы. На повестке дня самые значительные вопросы: выборы правительства, создание войска, сбор средств на их содержание,

По вопросам создания войска и правительства расхождений не было. Когда обсуждался вопрос о сборе средств, съезд раскололся надвое, начались споры. Большинство поддерживало Досмухамметовых, которые предлагали собрать с каждого двора, с каждого тундика[36] по сто рублей.

Меньшинство — это Губайдулла Алибеков, Ипмагамбетов, Хангереев и поддержавшие их Жолдыбаев, Косабулатов, Кенжин, Каратлеуов, Мырзагалиев — предлагали облагать налогом баев по-байски, а бедняков — по их возможностям.

Против этого предложения выступил знатный бай Салык, потомок знаменитого Срым-батыра. Поскольку Салык высказался против различия в сумме налога для богатых и бедных, то и Досмухамметовы выступили против. Началась горячая перепалка. Обе стороны, доказывая свое, никак не могли прийти к единому решению. Участники съезда заколебались, не зная, к кому присоединиться. Мотивировки сильные и у тех, и у других. К выступлениям более авторитетных Досмухамметовых прислушивались с большим вниманием, но доказательства стороны Губайдуллы Алибекова, Ипмагамбетова и других были более логичны и убедительны. Людей, не утративших чувства человечности, они привлекали на свою сторону.

Съезд проходил в мечети, переполненной народом до отказа. Стало очень душно. Толпа, не сумевшая попасть на съезд, окружила мечеть. Через открытые окна люди заглядывали внутрь и жадно прислушивались к спору. «С бая — по-байски, с бедняка — по-возможности. С маломощных ничего не брать», — такое предложение пришлось по вкусу толпе. Через открытое окно послышались возгласы одобрения.

Наконец группа Губайдуллы изложила свои возражения в письменном виде и вручила их президиуму. Досмухамметовы заявили съезду, что письменные возражения группы Губайдуллы ведут к большевизму. Доводы Досмухамметовых тоже были в достаточной мере ясно «обоснованы» по-своему и сводились к следующему:

«Братья! Мы собрались здесь с самыми высокими устремлениями и с лучшими намерениями. Россия охвачена смутой, большими волнениями. Россия раскололась на два лагеря, царит междоусобица, льется кровь. Одни пекутся о своем состоянии, другие думают о спасении своей шкуры. Вот такая создалась критическая обстановка. Мы должны вовремя взяться за дело. Мы собрались на этот съезд, чтобы объединить народ, сделать его монолитным. Здесь присутствуют ученые люди алаш. Среди вас светила нации хазреты, почтенные аксакалы, почетные жигиты. Все вы передовые люди алаш. Любящий свою нацию не станет делить ее на сословия. Тот, кто считает себя подлинным сыном алаш, должен помнить эту заповедь.

Мы не делим нацию на разные сословия. Дети алаш все одинаковы. Сыны алаш должны участвовать во всех делах с одинаковым усердием. Груз алаш все должны нести поровну, не считаясь, кто бай, кто бедняк. Вот поэтому нужно собрать со всех одинаково по сто рублей.

Кто любит алаш, не будет делить детей нации на сословия!»

Так вожаки алаш предлагали баев и бедняков считать братьями, одинаково любить тех и других, одинаково собрать со всех по сто рублей. И это называлось обоснованным доказательством!

Спорный вопрос был поставлен на голосование. Голоса разделились поровну. Досмухамметовы растерялись.

В президиуме наскоро пошептались и объявили перерыв.

После обеда съезд продолжил свою работу. Председательствующий сообщил, что Жаханша является членом мусульманского совета в Петербурге, представителем от казахов. По просьбе аксакалов он сделает краткую информацию о работе этого совета. Хотя это сообщение не значилось в повестке дня, делегаты съезда сочли возможным заслушать Жаханшу. Некоторые одобрительно зашумели: «Правильно! Правильно!»

— …В мусульманском совете работают наши братья мусульмане, проповедующие ислам. Чего только не переносили мусульмане за многие века, каких только унижений они не испытывали. Мусульманская религия подолгу была в загоне, священная книга — коран — не раз попиралась ногами… — так начал Жаханша свои словоизлияния.

Среди главарей алаш-орды особо выделялись своим красноречием двое: Мержакип Дулатов и Жаханша Досмухамметов. Мержакип слыл мастером литературного изложения. Жаханша — блестящим оратором. У Мержакипа был изящный стиль, а у Жаханши речь не всегда обтесана, нередко грубовата.

Итак, Жаханша с жаром пустился рассказывать о мусульманском совете. Публика, как один человек, слушала, затаив дыхание. Взоры были обращены к Жаханше. Сверкающими глазами впиваясь то в одного, то в другого слушателя, оратор целиком завладел аудиторией.

Для подтверждения своих слов он то сжимал кулаки с хрустом в суставах, то для большей правдивости и пущей убедительности вытягивал перед собой ладони с растопыренными пальцами. Его руки то плавно, как крылья, расходились в стороны, то складывались одна к другой. По мере надобности взмахом руки, как секирой, оратор рассекал воздух. Он взирал искрящимися глазами на завороженно внимающую публику и как бы заколдовывал ее. Выражение его лица ежеминутно менялось.

Свое выступление он закончил следующими словами:

— Мы сидели в Петербурге, в мусульманском совете. Русские уже открыто враждовали между собой. Большевики бродили по городу и обстреливали все учреждения. Мусульманский совет тоже был подвергнут обстрелу. В городе сплошной беспорядок. В народе печаль. В минуту, когда каждый думал о своей судьбе, в моей голове блеснула священная мысль. Я вспомнил, что самая первая рукопись корана, написанная рукой халифа Османа, хранится в петербургском музее свергнутого царя. В тот момент, когда все в мире стояло вверх дном, мной завладело одно-единственное стремление — во что бы то ни стало спасти священный коран. Я поделился своей мыслью с другими членами мусульманского совета. Все боялись, никто не посмел идти со мной. А я подумал: стоит ли жалеть жизнь, когда может погибнуть коран? Под ливнем огня на улицах я прибежал в музей. Здесь все было перевернуто вверх дном. Преодолев немало препятствий, не считаясь ни с чем, я добрался до священного корана, написанного кровью сердца Османа. Схватив коран в объятия, я выскочил из музея. Сквозь непрерывный поток врагов, под ливнем огня, вот этими руками я принес священный коран в мусульманский совет…

Некоторые баи уже плакали. Некоторые восклицали:

— Милый Жаханша! Тебе нет цены, а тут еще находятся неблагодарные, которые осмеливаются тебе перечить!

Плакали не только хазрет Куанай, бай Салык, но зарыдали даже глуповатые «студенты» Балтановы, Жаленовы и им подобные. Жаханша сел. Группа Алибекова сидела, молчала, не произнося ни звука. Они сидели возле президиума и видели, к чему клонится дело.

После выступления Жаханши президиум снова поднял вопрос о сборе средств. Председательствовал сам Жаханша.

— О сборе денег мы говорили уже немало, сейчас я ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы, как мы предлагали, не проводить разделения на баев и бедняков, а с каждого двора собрать одинаково по сто рублей, поднимите руки!

Съезд проголосовал большинством. Губайдулла и Косабулатов, встав с места, заявили съезду и президиуму:

— Мы считаем такое решение несправедливым и не подчиняемся ему!

— Замолчите, смутьяны! — закричали сидевшие в первом ряду «студенты» Балтанов и Жаленов, те самые, которые прослезились во время выступления Жаханши. Они возбужденно вскочили с мест. В руках Балтанова сверкнул кинжал.

— Убить надо смутьянов! — он с криком бросился в сторону Алибекова.

Поднялась суматоха.

— А ну-ка, попробуй! Попробуйте убить! — Алибеков и Косабулатов тоже начали шарить ножи в своих карманах.

— Что вы, что вы, мои дорогие?! — Жаханша бросился разнимать.

Поднялся шум. Одни делегаты пустились бежать, другие стояли как вкопанные, не зная что делать. Халель исчез, убежал через черный ход. Каратлеуов стоял прислонясь к печи, словно окаменел. Кенжин, вытаращив глаза, сидел, не двигаясь с места.

Начали просить Жаханшу:

— Останови их!

Жаханша вскочил на стол и с распростертыми руками воскликнул:

— Братья, одумайтесь! Что с вами?! Возьмите себя в руки. Остановитесь!

Публика начала успокаиваться. Начали стыдить друг друга за панику, и понемногу все утихли. Выступил хазрет Куанай:

— О боже! Какой позор! Что с вами, милые мои? Можно ли бросаться друг на друга братьям-мусульманам! Это же срам, позор, и еще не где-нибудь, а в мечети. Прекратите ссору! Прекратите раздор! Это же срам, все вы — родные братья. Давайте помиритесь! Эй, Губайдулла, Аспандияр, Нургали, Есенгали, Молдагали, Салимгерей! Обнимитесь! Обнимитесь с Жаханшой, обнимитесь с Халелем!

Враги пошли на попятную и начали обниматься.

После съезда началась работа по созданию милиции и войска. Собирали деньги с каждого тундика по сто рублей. Где уклонялись от уплаты, алаш-ордынцы пускали в ход кнуты.

В УРАЛЬСКОМ ОКРУГЕ ПОСЛЕ КАРАТЮБИНСКОГО СЪЕЗДА

Хотя единомышленники Губайдуллы обнимались с главарями алаш-орды на Каратюбинском съезде, в душе у них были иные намерения: Губайдулла Алибеков, Кенжин, Косабулатов, Жолдыбаев, Каратлеуов, Мирзагалиев решили создать свою партию.

Они назвали ее партией «ак-жол»[37] и своей задачей ставили защиту крестьянских интересов.

Посоветовавшись между собой, они направили Ипмагамбетова, Кенжина, Каратлеуова в Темирский уезд, а Косабулатова, Мырзагалиева, Алпаскара Алибекова— в город Уральск. Остальные находились в Жымпиты около алаш-орды.

Ипмагамбетов, Каратлеуов, Кенжин в городе Темире, объединившись с русскими, взяли местную власть в свои руки и вышли из подчинения алаш-орды.

Касабулатов, Мырзагалиев, Алиаскар Алибеков прибыли в Уральск. Летом 1918 года власть в Уральске находилась в руках казачества (войскового казачьего правительства). Несмотря на это, параллельно с казачьей властью, большевики приступили к организации совдепа. Немногие казахи объединились с большевиками и также приняли участие в организации совдепа. Среди них был аксакал Бахитжан Каратаев, Абдурахман Айтеев, Ипмагамбетов и Хангереев.

Косабулатов, Мырзагалиев и Алибеков прибыли в Уральск для встречи с Каратаевым и переговоров с ним о закупе оружия. После приобретения двух-трех винтовок они были арестованы казаками у себя на квартире. Не останавливаясь на полумерах, казачество разогнало съезд, созванный для выборов совдепа. Делегаты съезда, которые попались под руку, были взяты под стражу.

Некоторые организаторы съезда во главе с товарищем Колостовым были расстреляны, другие спаслись бегством.

Каратаев был заключен в тюрьму. Ипмагамбетов был расстрелян при побеге. Вплоть до 1919 года, до занятия Уральска красными, местные большевики оставались на нелегальном положений.

Арестованные Косабулатов, Алибеков, Мырзагалиев после допроса были освобождены и вернулись в Жымпиты.

Досмухамметовы, создав в Жымпиты алаш-ордынское правительство, развернули кипучую деятельность. Свое правительство они назвали Западной алаш-ордой, что по их мнению должно было означать власть над всей западной половиной Казахстана. Милиция быстро преобразовалась в войско.

Темирский совет, не признавший алаш-орду, был разогнан, Каратлеуов с Кенжиным бежали в Тургай, где примкнули к тургайской алаш-орде и стали ее чиновниками.

Западная алаш-орда начала бурно развивать свою деятельность. Колчак завладел Сибирью, советская власть была свергнута, алаш-орда еще больше окрепла и стала хорохориться. Увеличивалось ее войско. В городе Ойыле открылась офицерская школа. Ее назвали Первой казахской кавалерийской юнкерской школой. Сюда собралась алаш-ордынская интеллигенция, молившая бога о золотых погонах. После того, как Колчак завладел Сибирью, в газете «Сары-Арка» за № 57 от 12 октября 1918 года сообщалось: «По приказу алаш-орды в Уральской области создано казахское войско, насчитывающее более двух тысяч человек. На вооружение их получено от Самарского комитета две тысячи винтовок, пятьдесят восемь пулеметов, две пушки и два автомобиля».

В этом же номере о выпускниках школы города Ойыл под крупным заголовком сообщалось:

«Первенцы казахи-офицеры.

Школу по подготовке инструкторов-казахов в Уральской области первого октября закончили казахи-инструкторы и выехали для обучения степных жигитов…»

Окончившие школу «первенцы» казахские офицеры свое первое гнусное дело начали со своих же казахов. Эти алаш-ордынские «батыры», «первенцы хана», обагрили свои руки кровью бедняков.

Алаш-ордынский хан во всем подражал своему старшему брату Колчаку. Войско западной алаш-орды, видя недовольство, обиду и слезы народа, стало роптать. Некоторые алаш-ордынцы, недовольные политикой своего хана, пытались спровоцировать воинов на неподчинение, раздували интриги.

В один прекрасный день армия подняла восстание и перебила казачье начальство. Маленький город встревожился, началась паника. Незадачливое правительство алаш-орды бежало.

Захватив все вооружение и обоз с продовольствием, повстанцы двинулись через Ойыл к актюбинскому фронту на соединение с красными. Когда они приблизились к городу Ойылу, их встретили представители тех самых «первенцев казахских офицеров», обучавшихся в Ойыле. Они уже были проинформированы бежавшей алаш-ордой. Казахские офицеры остановили повстанцев и повели с ними такой разговор:

— Наконец-то мы встретились! Мы слышали о вас и ждали вас. Мы заодно с вами. Вы здесь немного отдохнете, а потом мы тоже уйдем из города и двинемся дальше вместе с вами…

Повстанцы согласились и расположились на отдых в овраге, не тревожась, ничего не подозревая. Алаш-ордынские офицеры ночью врасплох нагрянули на спящих и перебили их. Сонных жигитов «первенцы-батыры алаш-орды» резали и кололи, как баранов…

Вот с чего начались воинские доблести «батыров».

Вся власть в западной алаш-орде была сосредоточена в руках троих: Жаханши Досмухамметова, Халеля Досмухамметова и волостного управителя Салыка. За ними наблюдали священный хазрет Куанай, чью волю они выполняли беспрекословно.

В Уральской губернии и на территории Актюбинска Жаханшу Досмухамметова называли ханом. Не в шутку, а на самом деле. Милиционеров хана народ сторонился, как скорпионов. От каждого тундика по сто рублей было собрано. Кто отказывался платить, был наказан розгами. Власть хана была безгранична, его самодержавные приказы перещеголяли николаевские.

Хан алаш нисколько не уступал колчаковским монархическим атаманам: Дутову, Анненкову, Красильникову, Семенову, Калмыкову. Все они занимались рукоприкладством, пускали в ход розги, бросались на народ, как бешеные волки. Отбирали все, что понравится, сопротивлявшихся усмиряли дубиной. Народ стонал. Женщины и малые дети плакали и дрожали от страха. Девушек оскорбляли и насиловали.

Можно привести жалобы жителей одного из русских сел, где проходили солдаты алаш-орды.

Копия

Протокол № 26

Село Вербовское Ставропольской волости Темирского уезда.

Отряд алаш-орды, проходя через наше село, совершил незаконные действия. Применили розги. Публично избили старика Самохвалова, избили его сына Якима.

Направляем врачебное освидетельствование для сведения полковника Баддеева, который командует на фронте.

Председатель временного гражданского комитета

Пулдышев.

1919 года 22 июня.

С подлинным верно: секретарь Коновалов.

Приведу заявление жителей еще одного села относительно действий милиции алаш-орды. Оно изложено малограмотно, но все же можно понять, о чем идет речь.

«1919 года 22 июня мы, нижеподписавшиеся граждане Измайловской волости Темирского уезда, были в волостном суде. Председательствовал на собрании Коросот. На собрании вынесли такую резолюцию. Первого числа прошлого мая месяца Ойылская милиция изъяла из нашей волости восемьсот пудов пшеницы, десять лошадей со сбруей, два фургона и с каждого двора по сто рублей. Требовали николаевские деньги. У нас их не было, мы объяснили свое положение. Во-вторых, не считаясь с нашими возражениями, они произвели обыск, переворачивая все вверх дном. При обыске они брали все: деньги, одежду и другие вещи. Также изнасиловали женщин. Вышесказанные 800 пудов пшеницы взяли только от четырех хозяев. Поэтому мы хотим знать, куда и как распределена эта пшеница. Мы избрали Степана Середу для доклада перед верховным штабом казачьего войска и знать, в чем дело».

Подписались (неграмотные): Прокул Понтаренко,

Устим Тырский и другие.

Председатель Коростов,

Секретарь Зономыров.

Переписано правильно: секретарь Коновалов.

Таковы дела милиции алаш-орды. Винить их трудно— хан приказывает, начальство посылает, милиция выполняет. Куда денешься?

Правительство алаш-орды не знало иных приказов, кроме как: «Бери!». К примеру, в приказе № 59 от 19 июня войскового подразделения западной алаш-орды говорится: «Собрать с Бородинской волости Темирского уезда в течение десяти дней военный налог, «налог с копыт» — с каждого двора по сто рублей. Доставить в Ойыл 1300 пудов пшеницы и пять ездовых лошадей».

Кстати, в Ойыле выпускали газету. Если мне память не изменяет, называлась она «Жана казах» («Новый казах»). Редактировал ее врач Ахмет Маметов.

После занятия Уральской области большевиками в 1919 году правительство «хана» разбежалось. Вышел из подполья старший брат расстрелянного Ипмагамбетова, с ним Арганчеев, Айтеев, Хангереев. Не принимавшие участия в деятельности алаш-орды Бекбатыровы присоединились к большевикам. Также примкнули к большевикам некоторые интеллигенты: врач Ипмагамбетов, Алибеков, Косабулатов, Мырзагалиев и другие.

Я упоминал о существовании тургайской алаш-орды. Нет смысла подробно останавливаться на ее описании. Тургайская алаш-орда считалась ответвлением восточной алаш-орды. Ее возглавляли Еспулов, Дулатов, Байтурсунов, Ельдес Омаров. Среди них было множество байских интеллигентов из Кустаная и Тургая. Ее активистами стали бежавшие из Уральска Каратлеуов и Кенжин. Тургайцы также создавали свою армию, также облагали население всяческими налогами и при случае охотно пускали в ход нагайки. Не раз на саблях алаш-ордынцев застывала кровь простых казахов. Тургайская алаш-орда, как и западная, поддерживала связь с Колчаком, посылала к нему своих гонцов и представителей. В период своего расцвета тургайская алаш-орда побесчинствовала вволю.

В АКМОЛИНСКЕ

Вернемся к началу 1918 года, к событиям, происходившим в Акмолинске. Акмолинский совдеп работал без передышки. Местных баев обложили налогом в три миллиона рублей, каждого в зависимости от накопленного богатства. По тогдашнему времени три миллиона значили много. Баи плакали, однако, другого выхода не было, пришлось им вносить деньги в финансовый отдел совдепа. Лучшие байские дома были отданы под учреждения. Банки, машины, паровые мельницы были переданы в собственность народа в начале революции. Заседания совдепа созывались часто, говорили много. Городские обыватели тоже приходили слушать.

Иногда, предварительно взяв разрешение у председателя совдепа, выступали и горожане.

Двери совдепа были открыты для всех.

Пришла зима. К лету наладили связь с Омском и Петропавловском. Упорядочилась доставка писем и газет. По всей Акмолинской губернии окончательно установилась советская власть. Административная власть перешла в руки совдепа прежде всего в Акмолинском, Петропавловском, Омском уездах, а затем уже в Кокчетавском и Атбасарском. Из Атбасара к нам приезжали уполномоченные за инструкциями и указаниями. Из казахов в Атбасаре к большевикам присоединился Майкотов и работал неплохо. В Кокчетаве поднял знамя Советов и активно участвовал в революционной борьбе Сабыр Шарипов; в Петропавловске — Исхак Кобеков, Шаймерден Альжанов, в Омске действовал Кольбай и рабочие Угар Жаныбеков, Зикирья Мукеев, Галим[38] Татимо, а также учащиеся Жанайдар, Хамза, Абульхаир и Таутан.

В Омске у совдеповцев была перестрелка с юнкерами.

Преимущество Омска и Петропавловска перед Акмолинском заключалось в том, что там на железнодорожных станциях было много рабочих. На заводах, на железной дороге, в пароходстве был занят рабочий класс, который легче организовать. Многие были неграмотными, быстрее понимали значение совдепа, организованно вооружались и создавали отряды Красной гвардии. Совдепу при такой поддержке легче было работать. Малочисленные рабочие-казахи также не отставали от русских рабочих.

В Петропавловске вооруженные рабочие-казахи организовали штаб в номерах гостиницы бая Осербая. Возглавляли эту организацию руководители партии «уш жуз» Исхак Кобеков, Карим Сутюшев, Шаймерден Альжанов. Исхак Кобеков был командиром отряда Красной гвардии казахских рабочих.

В Омске казахские рабочие также начали вступать в ряды Красной Армии. В 1917 году в начале зимы в Петропавловске офицеры и байские сынки подняли мятеж. Окружили совдеп, арестовали некоторых из его руководителей. Рабочая Красная гвардия решительными действиями освободила совдеп. Главари мятежа получили по заслугам. В ликвидации офицерского бунта активное участие принял Исхак Кобеков со своим казахским отрядом.

Когда баи услышали о захвате совдепа мятежниками, они возликовали. Приспешники алаш-орды решили, что город взят, установлена прежняя власть, и потому все они собрались в одном из домов, чтобы обсудить положение. Радовались, поздравляли друг друга и требовали в один голос: «Надо найти Кобекова! Надо уничтожить Кобекова!»

И в это время сам Кобеков с отрядом казахской гвардии явился к ним в дом с оружием в руках. Алаш-ордынцы застыли на своих местах.

Рабочий класс не уничтожает трусливых беспомощных врагов, молящих о пощаде. Гвардейцы-казахи дали баям пинка и разогнали их по домам.

Организаторами петропавловских рабочих были Карим Дюйсекеев, Хасен Каранаев, Ережеп Касимов, Грущицын, Кали, Мукан Есмагамбетов, Шарип и Боскинов. Все они состояли в партии «уш жуз». Военным обучением рабочих занимались комиссар Исхак Кобеков и Карим Сутюшев. Из Омска приезжал Шаймерден Альжанов и давал инструкции.

В Акмолинске крупных заводов не было, поэтому и рабочих было немного. Заводы Успенска, Спасска, Караганды и Сары-Су находились от Акмолинска на расстоянии двухсот, трехсот верст. Зимой связь с ними прерывалась. Из Орска, через Атбасар и Акмолинск, прокладывалась железная дорога на Семипалатинск. Управление Южно-Сибирской железной дороги находилось в Акмолинске. Здесь строилось здание вокзала, и наши совдеповцы выступали с докладами на этом строительстве. Работали здесь новички, недавно приехавшие из деревни и многого не понимавшие. Мы приступили к разъяснению текущей политики. А для подтверждения революционной политики на практике мы предоставили рабочим жилье, изъяв у одного из городских баев великолепный дом. Молодые рабочие в первую очередь нуждались в революционном воспитании.

Однажды в совдеп поступила правительственная радиограмма: «Согласно принятой большевиками программе советская власть предоставляет автономию всем народам, угнетенным при царизме. Каждый народ имеет право самостоятельно решать свою судьбу. Пусть казахский народ готовится к созданию автономии сообразно своей территории. Для этого нужно приступить к открытию народных судов и школ с обучением детей на казахском языке».

Следом за этой радиограммой мы получили из Семипалатинска газету «Сары-Арка» и журнал «Абай». На их страницах огромными буквами было напечатано сообщение главарей алаш-орды о том, что большевики даровали казахам автономию…

«Бог помогает тебе, алаш! — восклицали они. — Конца края нет твоей радости, алаш! Вспорем желудок белого верблюда, алаш (в смысле — устроим пир горой)! Безмерно веселись, алаш! Радуйся, алаш!»

В газете между прочим сообщалось, что для переговоров об автономии поехали в Москву Халель и Жаханша Досмухамметовы. Алихан Букейханов недавно получил от них телеграмму, в которой говорилось, что переговоры с руководителями большевиков идут успешно.

Мы призадумались. Было от чего призадуматься! Алаш-ордынцы Досмухамметовы едут в Москву для обсуждения судьбы казахов с вождями советской власти и они же телеграфируют Букейханову об успешных переговорах с ними.

Неужели вожди советской власти передадут казахскую автономию в руки буржуазных националистов? Семипалатинские алаш-ордынцы с громкой радостью оповещали об этом всех через газету «Сары-Арка» и журнал «Абай».

В чем дело? Как нам действовать дальше?

Мы срочно созвали собрание «Жас казаха». Выступили с докладом об автономии. После доклада обменялись мнениями, и вся организация «Жас казах» единогласно приняла следующую резолюцию:

«Казахский народ в своем большинстве неграмотен. Бедняки и трудящиеся все еще находятся под влиянием баев и богатой интеллигенции. Интеллигентов — выходцев из бедняков, способных защищать интересы широких масс, — пока еще очень мало. Большинство образованных казахов стали членами алаш-орды и активно поддерживают политику байской верхушки. Если казахам сейчас дать автономию, не обособив алаш-орду, то власть захватят буржуазные националисты. В алаш-ордынской автономии трудящиеся казахи не нуждаются…»

После вынесения резолюции было решено срочно созвать съезд трудящихся казахов Акмолинского уезда. Вопрос об автономии мы хотели обсудить на съезде бедноты. Договорившись с совдепом, срочно созвали съезд. Делегаты прибыли быстро. Из-за спешки мы не стали дожидаться людей с дальних окраин. Съезд открылся в здании совдепа на нижнем этаже (бывшая гимназия, некогда построенная богачом Моисеевым).

Доклад об автономии сделал я. Съезд единодушно одобрил резолюцию «Жас казаха». О решении съезда мы телеграфировали в Москву.

Текст телеграммы написал Байсеит Адилев, редактировал его я. Телеграмму обсуждали я, Байсеит Адилев, Абдулла Асылбеков, Бакен Серикпаев, Жумабай Нуркин, Нургаин Бекмухамметов.

Правильно или неправильно решили мы в то время, тогда не нам было судить. Наше мнение о казахской автономии продолжало оставаться таким, каким оно было изложено в резолюции, вплоть до 1920 года, когда состоялся очередной уездный съезд казахских бедняков в Акмолинске и на нем снова был поставлен вопрос о казахской автономии. В работе съезда участвовал молодой татарин Крымов, прибывший в Акмолинск с пятью красноармейцами. (Впоследствии Крымов окончил Московскую военную академию.) Участвовали также товарищи Жумабай Нуркин и Омаров Ашим. И на этом съезде я опять выступал с докладом об автономии, и опять съезд пришел к тому же решению, которое было принято съездом бедняков еще в 1918 году. Подробное изложение решения съезда об автономии мы телеграфировали в Оренбург киргизскому краевому ревкому. Телеграмма была опубликована в оренбургской русской газете.

Я опять забежал вперед, не закончив рассказ о событиях 1918 года. Итак, мы телеграфировали в Москву, что казахские трудящиеся не нуждаются в алаш-ордынской автономии. Кстати, в этот момент многие алаш-ордынцы начали выступать в своих газетах с речами о том, что казахскому народу не нужна автономия, установленная большевиками. В первую очередь об этом кричали люди, которые оплакивали судьбу кокандской автономии Чокаева. В передовых статьях ташкентской газеты «Бирлик туы» («Знамя единения») за № 29 от 5 апреля 1918 года большевикам приклеивались позорные ярлыки грабителей, развратников, мошенников, обманщиков и высказывалось утверждение, что «никакой пользы не будет от обещанной ими (большевиками) автономии».

В статье имелись и такие строки:

«… В последнее время большевики стали часто заводить разговоры о туркестанской автономии. На первом заседании нашего Совета в Ташкенте товарищ Тоболин пустился в бесконечные словоизвержения на эту тему. Получена телеграмма из Москвы, где указывается на необходимость создания туркестанской автономии.

…Но имеется громадная разница между автономией, обещанной большевиками, и действительной, удовлетворяющей нужды народа автономией. Расстояние между ними, как между небом и землей…

…Автономия большевиков, которую они хотят создать в Туркестане, ничего общего не имеет с подлинной автономией (т. е. алаш-ордынской). Они совсем не намерены передать управление самому народу, не вмешиваясь в его внутренние дела. Наоборот, обещая передать власть простому люду, они намерены поставить у власти развратных мошенников…»

В той же статье «Бирлик туы» пишет:

«…Нет числа разбойничьим деяниям большевиков в Туркестане. Сейчас все честные образованные работники претерпевают гонения. Большевики их разыскивают, чтобы убить при первой возможности. Никто не интересуется истинным мнением широких масс. Когда народ считал своими врагами тех доблестных граждан, которые вынуждены сейчас скрываться?» — вопрошала ташкентская газета.

Автором этой статьи был Хайритден Болгамбаев, один из хитроумных деятелей алаш-орды, известный под псевдонимом Бортан. А редактировал газету Султанбек Ходжанов.

Упоминаемые в статье интеллигенты, вынужденные скрываться, — не кто иной, как Чокаев.

…Наступила весна 1918 года. Алаш-ордынцы не сидели сложа руки. Их омские единомышленники умело начали подогревать вражду, возникшую между Муханом Айтпеновым и Кольбаем Тогусовым. Оба они присоединились к большевикам, но поссорились. В результате зловредных действий «шайтанов в человеческом облике» Кольбай добился ареста Мухана. Мухан, быстро выбравшись из тюрьмы, начал в свою очередь фабриковать материалы, порочащие Кольбая, и через совдеп добился его ареста.

Многие члены молодежной организации «Бирлик», действующей с 1914 года в Омске, окончательно переметнулись к алаш-орде, другая часть молодежи перешла под знамя Советов. Подробно расскажу об этом позднее… Алаш-ордынцы из «Бирлика» дружно напали на Кольбая, засыпали совдеп «материалами», компрометирующими Кольбая. Искусные, испытанные мастера по сбору клеветы, бесстыжих доносов, они использовали гнусный опыт своих предшественников, когда в аулах шла борьба за чин волостного управителя, старшины и третейского судьи!

Лично я мало знаю Кольбая, поэтому не собираюсь ни заступаться, ни оговаривать его. Но знаю одно: именно алаш-ордынские отпрыски из «Бирлика» в Омске сфабриковали «материалы», порочащие Кольбая перед совдепом.

Поддерживая доносчиков, ареста Кольбая добился казачий офицер Полюдов, перешедший на сторону большевиков. Он опубликовал в газете статью, в которой охаивал Кольбая и восхвалял Байтурсунова и Букейханова. Вот текст одной из омских телеграмм, опубликованной в газете «Сары-Арка» за № 38 от 19 апреля 1918 года.

Опять телеграмма из Омска.

Днем 11 апреля в редакцию «Сары-Арка» из Омска поступили еще две телеграммы. В одной из них сообщается, что «вместе с Кольбаем арестованы Шаймерден Альжанов, Сулеймен Тогусов и другие. Возможен арест Кобекова. Срочно откомандируйте Ермекова и Сарсенова, чтобы они рассказали народу о былой деятельности Кольбая. Правосудие свершилось». Автор телеграммы — Кашарский.

Испытанные хитрецы алаш, достойные преемники недостойной традиции своих отцов — аткаминеров (мошенников, жуликов), умело собирающих сплетни со всех сторон, они при подаче телеграммы скрыли свои подлинные имена, подписались вымышленным — Кашарский. Если человек честен, зачем ему скрывать свою фамилию?

Во второй телеграмме сказано: «17 апреля (по старому стилю) состоится съезд бедняков в Омске. Будут обсуждаться вопросы, касающиеся поведения Кольбая, Просим направить на съезд Сарсенова». Подпись под телеграммой — Бирлик.

Старые и молодые алаш-ордынцы объединенными усилиями добились ареста Кольбая, а вместе с ним посадили в тюрьму и Шаймердена (Альжанова). Попытались оклеветать Исхака Кобекова, но его не дали в обиду петропавловские рабочие. Они уже принимали меры и к освобождению Кольбая, но неожиданный мятеж чехов помешал им.

Кольбая бранят, Кольбая обвиняют. Допустим, Кольбай недостойный человек, но что плохого сделали Шаймерден и Исхак, деятельно участвовавшие в революции и защищавшие ее интересы?

В чем они повинны?

Известно, в чем. Они объединились с большевиками, поддерживают советскую власть, выступают против алаш-орды. Кто их за это обвиняет? Их обвиняют молодые последователи алаш-орды, состоящие в «Бирлике». Они решили истребить своих врагов, тех, кто, отколовшись от алаш-ордынского «Бирлика», вступил на путь революции и создал демократический совет учащихся». Их тоже пытались оклеветать перед совдепом, пытались добиться ареста омских учащихся Таутина Арыстамбекова, Жанайдара Садвокасова, Абульхаира Досова, Хамзы Жусупбекова и других.

Трое из «достойных» сыновей «Бирлика» спровоцировали милицию и арестовали Таутина, Хамзу и Абульхаира. Но совдеп, разобравшись, быстро освободил их… Вот как действовали молодые последователи алаш-орды. Они ли не верные сыны своих отцов?

На съезд бедноты в Омске мы послали из Акмолинска двоих — товарища Биляла Тиналина, рабочего, члена совдепа, большевика и представителя акмолинской бедноты популярного оратора Кошербая Жаманаева, тоже большевика, активного члена «Жас казаха».

Наступил день Первого мая. В Акмолинске мы провели его весело и торжественно. Члены совдепа, рабочие организации вместе с немногочисленным отрядом Красной гвардии вышли на улицы со знаменами и революционными песнями, повсюду проводили митинги, выступали с речами…

В пользу нуждающихся учеников в Омске и на содержание организации «Жас казах» мы устроили первый большой платный вечер на казахском языке. Зрители посмотрели мою пьесу «По пути счастья», написанную накануне. Это было мое первое крупное литературное произведение.

На вечере русские и казахи теснились плечом к плечу. По просьбе зрителей концерт продолжили и на другой день. Мест в зале не хватало. Роли исполняли члены «Жас казаха» Бакен Серикпаев, Кожебай Ерденов, Омирбай Донентаев, Салик Айнабеков, Бану, Шарапат, Бейсенов и другие…

День ото дня ширилось влияние совдепа. Члены совдепа начали часто выезжать в аулы, проводить беседы, принимать практические меры на местах.

При Временном правительстве Керенского, во времена казахского восстания 1916 года, такие волостные управители, как Олжабай и Алькей, брали с собой вооруженных царских солдат и, разъезжая по степи, безжалостно грабили народ. К нам от имени трудящихся поступило около двухсот жалоб, поэтому мы поручили товарищу Жумабаю Нуркину выехать в степь вместе с пятнадцатью красноармейцами, чтобы арестовать бывших волостных, а их скот конфисковать. С такой же целью в другом направлении посылали с милицией Байсеита Адилева.

Организованный штаб Красной Армии возглавили два матроса, прибывшие из России, — Зимин и Авдеев, а также старый солдат Баландин.

Упрочилась наша связь с заводами Караганды, Спасска, Успенска, где тоже организовались совдепы. Заводские посланцы стали чаще приезжать к нам. Побывали у нас члены заводских совдепов Турусбек Мынбаев и Арын Малдабаев. Когда была начата национализация заводов, из рабочих совдепов Караганды, Успенска и Спасска прибыли делегаты в наш уездный совдеп. Среди них были такие товарищи, как Нейман, Орынбек Беков. Они выступили с докладами о положении на заводах, просили денег и оружие. Совдеп принял решение национализировать заводы и вынес постановление об экспроприации семидесяти тысяч пудов меди в Спасске. Единогласно одобрили предложение о выдаче денег и оружия из запасов совдепа представителям рабочих — Нейману и Бекову. Для получения винтовок и пулеметов мы отправили в Омск и Петропавловск члена штаба Красной Армии матроса Зимина, командира Копылова и рабочего Спасского завода, члена совдепа Прудова.

Получив деньги и оружие, Орынбек Беков зашел ко мне на квартиру. О Бекове хорошо отзывался товарищ Прудов. В его способностях я убедился, когда слушал его доклад в совдепе. Сейчас мы говорили о рабочих, казахах, о советской власти, о большевиках и алаш-орде. Его представления об алаш-орде были очень неопределенны, ясного, твердого отношения к этим людям у Бекова не было.

Я начал ему разъяснять, что «алаш-орда — это буржуазная организация, жаждущая установления прежней ханской власти над казахской беднотой, над рабочими. Алаш-орда, Аблай-хан и царь Николай — одно и то же», — говорил я.

Беков признался, что читает параллельно с нашей газетой «Тиршилик» и газету «Сары-Арка». Я критиковал статьи «Сары-Арки» и деятельность ее сотрудников. Через некоторое время мы пришли к единому мнению с Бековым в отношении алаш-орды. Пообещав мне активнее работать на благо революции, Беков распрощался со мной…

В мае 1918 года организация «Бирлик» в Омске, окончательно принявшая платформу алаш-орды, созвала съезд молодежи. От каждой организации с окраин приглашались по два человека. От имени «Жас казаха» мы послали Абдуллу Асылбекова, а вторым наметили учившегося в Омске Жанайдара Садвокасова.

Сначала вернулись из Омска делегаты съезда бедноты Билял и Кошербай, а за ними прибыл и Абдулла. Мы слушали их информацию. Оказывается, на съезд молодежи собрались представители молодежных организаций Акмолинской, Семипалатинской и Кустанайской губерний. Съезд прошел в горячих спорах, в особенности, когда обсуждался вопрос об алаш-орде и о признании советской власти. Участники съезда разделились на три группы: «правых», «левых» и «центровиков».

«Левым» крылом оказались, разумеется, противники алаш-орды, т. е. наши представители: Абдулла Асылбеков и Жанайдар Садвокасов вместе с представителями омского «демократического совета» Абульхаиром Досовым и Хамзой Жусупбековым. Но «левые» оказались в меньшинстве.

При обсуждении вопроса о признании советской власти разгорелся особенно ожесточенный спор. Три разные мнения сошлись в открытом бою.

«Левые»— товарищи Асылбеков, Жанайдар Садвокасов, Абульхаир Досов и Хамза Жусупбеков защищали советскую власть. К ним примкнул Абдрахман Байдильдин, бывший «центровиком» при обсуждении вопроса об алаш-орде. Отвергало советскую власть «правое» крыло—руководители «Бирлика» Кеменгеров, Смагул Садвокасов, Аппас (Габбас) Тогжанов, Сайдалин (Асыгат), Сеитовы и другие.

Когда большевики застрелили начальника милиции семипалатинской алаш-орды Казия (Торсанова), то вышеназванные питомцы «Бирлика» составили в Омске эпитафию, в которой говорилось: «Мы клянемся не свернуть с пути, проложенного Казием…»

Свою клятву они передали телеграфом в редакцию «Сары-Арки». Текст ее опубликован в газете за № 38 от 15 апреля 1918 г.:

«Соболезнование»

Безмерно скорбим о преждевременной кончине юного брата Кази с пылкой душой и национальной горячей кровью. Не достиг Казий заветной своей мечты, ибо он первым пал жертвой на пути возрождения нации. Он стал теперь путеводной звездой и высоким идеалом нашей молодежи. Мы дали слово верности перед богом и клянемся честью никогда не свернуть с его вдохновляющего пути и не забывать самого Казия. В доказательство этой верности 20 апреля мы устроили платный концерт на казахском языке и половину выручки выделили на воспитание оставшегося сиротой его сына в возрасте одного гола. Мы также вынесли постановление оказывать практическую помощь его семье и впредь.

Молодежь из организации «Бирлик…»….

Представитель семипалатинской молодежи тоже выступил на съезде против советской власти. В конечном итоге под натиском наших делегатов с неохотой вынесли резолюцию: «Признаем советскую власть, если она не тронет нас…» Большинством голосов ликвидировали все прежние названия молодежных организаций, приняв единое наименование «Жас азамат» («Молодой гражданин»). Избрали центральный комитет «Жас азамата». Председателем правления выбрали Мурзина (Мухтара); членами — Смагула Садвокасова, Муратбека Сеитова, Гулю Досымбекову, Абдрахмана Байдильдина. Решили издавать газету «Жас азамат» на базе закрытой газеты «Уш жуз». Редактором назначили Кеменгерова…

Возвращаясь из Омска, Абдулла по пути заехал в Петропавловск, беседовал там с большевиками, руководителями совдепа Исхаком Кобековым, Шаймерденом Альжановым и Каримом Сутюшевым.

Мы засыпали Абдуллу вопросами:

— Как живут казахи-рабочие в Омске? Каково положение казахов, работающих в пароходстве и на железной дороге? Что делают казахи-ямщики? Как живут рабочие в Петропавловске?

Абдулла отвечал:

— Лучшие, наиболее сознательные рабочие Петропавловска вооружены. Ими руководит Исхак Кобеков, работа там идет хорошо Неплохо держатся рабочие Омска. Недавно около двадцати добровольцев записалось в Красную Армию. Собственными глазами я видел достойных, грамотных командиров, таких, как Угар Жа-ныбеков, Мухаметкали Татимов и Зикрия Мукаев…

Эти имена действительно достойны уважения. Это широко известные батыры казахских рабочих. В трудных боях они мужественно поднимали красное знамя и строчили из пулеметов по врагу. Угар Жанибеков в 1912 году был среди рабочих Ленских приисков, с которыми так жестоко расправилось царское правительство. Эти подлинные батыры, защищая интересы трудового народа, стали красными бойцами. Вот таких людей надо восхвалять!…

Мы услышали от Абдуллы немало и тревожных новостей.

— Есть слухи, что офицеры, баи и казачество в скором времени намерены поднять восстание, — рассказывал Абдулла. — Везде слышны разговоры о том, что они устраивают тайные сборы, шушукаются, видимо, готовят заговор. Сабыр Шарипов сообщил, что в лесу возле Кокчетава казачий атаман Анненков собирает отряд. Но в Омске не придают значения этим слухам. По пути я сам убедился в их достоверности. На одной станции вооруженный отряд Анненкова разграбил почту, отобрал винтовки у двух милиционеров и скрылся в лесу. В окрестностях Кокчетава тревожно. Руководители «Бирлика» тоже к чему-то готовятся исподтишка. Прошел слух, что один из молодых деятелей алаш-орды тайно ездил куда-то на сговор. Вокруг Петропавловска положение еще сложнее. Уцелевшие после первого мятежа снова начинают поднимать головы…

— Где наши люди, посланные за оружием в Омск и Петропавловск?

— Оружие они получили и выехали вместе со мной. Но я торопился и опередил их, — ответил Абдулла.

Если вникнуть в детали, повнимательнее разобраться в событиях и разговорах, то станет очевидной близость надвигающейся катастрофы. Недобитый змей постепенно накапливал силы, тихо шевелился, поджидая удобный момент. Но мы не смогли вовремя дать правильную оценку сложной обстановке того времени.

Не было у нас винтовок, чтобы вооружить железнодорожников акмолинского вокзала, живших в голубом доме бая Исхака (Догалакова).

Из южных волостей Акмолинского уезда вернулся член совдепа Адилев. По его словам, в среде аульных казахов наблюдалась полная тишина и спокойствие.

Но после своего официального доклада Байсеит зашел ко мне на квартиру с выражением какой-то неловкости на лице, начал мямлить что-то о положении в аулах и, наконец, пробормотал:

— Я хочу тебе что-то сообщить…

— Что именно? — насторожился я.

— Я не знаю, как ты на это посмотришь… Но я кое-что натворил…

— Расскажи, что ты там натворил?

— В одном из дальных аулов я встретился с главарями кокандской автономии — Мухаметжаном Тынышпаевым и Серикпаем Акаевым. С ними был один сопровождающий. Оказывается, они спасались бегством из Туркестана…

— Ну-ну, где же они теперь?

— Отправились в Семипалатинск, — уныло продолжал Адилев.

— Как ты встретил их? Почему не арестовал?

— Просто… постыдился. Остановились они пообедать в одном ауле, отдыхали в отдельном шалаше. Пробирались верхом на лошадях, одеты бедно, как ишаны. Я остановился у старейшины этого аула… А об их приезде я еще раньше слышал. Посидел, посидел и решил: «А ну-ка, пойду повидаюсь с Тынышпаевым». Старейшина аула ужасно испугался.[39] Страх обуял и Тынышпаева, когда я вошел в шалаш. Министры изменились в лице, в крайнем смятении, вскочив с места, начали со мной здороваться. После приветствия я постарался успокоить их, — закончил рассказ Адилев.

— Значит, отпустил их с миром?

— Да… Не осмелился тронуть. И даже рассказал им, как ехать дальше, в каких аулах удобнее остановиться.

— Ротозей, растяпа! Мами![40] — вскричал я, страшно рассердившись на Байсеита.

Каким милостивым оказался Байсеит с политическими своими врагами, с руководителями алаш-орды!..

А как бы поступили алаш-ордынцы в таком случае? На это не может быть двух ответов. Мы видели и на себе испытывали их «великодушие»…

Вскоре в наш совдеп поступили две срочные телеграммы — одна из Петропавловска, другая из Омска. В первой говорилось: «Из России через Сибирь возвращаются на родину чехословацкие войска. Часть их прибыла в Петропавловск и не желает подчиниться приказу советской власти о разоружении. Есть строжайшее указание разоружить их в Петропавловске. Члены совдепа встретили поезд на вокзале и начали переговоры с чехословаками о сдаче оружия. Чехословаки настроены агрессивно. Создалась угроза вооруженного столкновения. Будьте начеку!..»

Во второй телеграмме и того хуже: «Срочно мобилизуйте для отправки на фронт людей в возрасте…»

Члены совдепа растерялись, не зная, что делать… Всем было известно, что подавляющее большинство простонародья не желает снова идти на фронт.

Что будет? Как нам поступить?

Создалось замешательство, но совдеп тем не менее объявил о мобилизации на фронт мужчин определенных возрастов.

На другое утро после заседания совдепа ко мне зашел Бакен. День был нерабочий.

— Какие вести? — поинтересовался я.

— Никаких. Зловещая тишина. Очень тревожно, видимо, не к добру, — хмуро ответил он.

В тот день мы сочли возможным немного отдохнуть. Я, Бакен, Абдулла, Омирбай и Нургаин — все вместе пошли на зеленый берег Ишима. С наступлением бурной весны 1918 года мы впервые вышли из города. С наслаждением повалились на зеленую траву. Мы кувыркались, нежились, резвились на чудесном берегу Ишима. Стреляли из наганов по мишени. Вдоль берегов Ишима зеленел лозняк. Голубая вода Ишима поблескивала, как шелк. Бархатисто голубело небо, зеленели степные дали… Воздух, наполненный летним ароматом, убаюкивал. Мы отдыхали на шелковистой траве и мирно беседовали. А сердца бились тревожно, словно издалека чувствовали приближение неотвратимой беды.