Юный В. начинал свою карьеру вовсе не блистательно, будущие биографы, даже потерявшие совесть, ну никак не могли писать о нем в возвышенных тонах – отличник, серьезный мальчик, не по годам интеллектуально развитый, словом, с задатками будущего Властелина; не могли писать по той простой причине, что это ни в коей мере не соответствовало правде – ибо рос юный В. чистой шпаной, по его собственному чистосердечному признанию спустя много лет; в пионеры его приняли только в шестом классе, досуг проводил с забубенными пацанами во дворе-колодце, бегал по крышам гаражей и сараев, в школу вечно опаздывал – привычка всюду и везде появляться не вовремя сохранилась на всю жизнь, учился на “тройки” и постоянно участвовал в драках. Маленький, щуплый, он служил бы объектом постоянных ребячьих издевательств и третирования, если бы не его характер – его били, валили с ног, он вскакивал и лез худыми кулаками давать сдачи, ему пускали кровянку – по неписанным законам улицы, на этом драка заканчивалась, он же не признавал никаких законов и лупцевал обидчика из последних сил; в такие минуты его неокрепший мозг заливала волна злобы и ненависти, он никому ничего не прощал и никому ничего не забывал, не зря его прозвали бешеным. В силу этого удавалось оставаться своего рода неформальным лидером класса, школа находилась в двух шагах от двора, двор был надежным тылом, потом сообразил, что двор не всегда выручит, – и начал заниматься самбо, поначалу же записался в секцию бокса, вскоре ему сломали нос и он понял, что это не его удел.
В одной из комнат коммуналки жили дедушка с бабушкой и их перезрелая, большая и рыхлая, незамужняя сорокалетняя дочь, отец ее был портным и, несмотря на возраст, целыми днями что-то строчил на швейной машинке, юный В. относился к старикам вполне дружелюбно, любил заходить к ним, его угощали печеньем и иногда жарким из кисло-сладкого мяса, родители В. не противились таким посещениям, они называли соседей евреями, в интонации, с какой они говорили – евреи – не было ничего обидного и уничижительного, что В. часто слышал во дворе и на улице, тем не менее, он понимал: старики и их дочь какие-то не такие, не похожие на остальных обитателей коммуналки; ощущение это усиливалось тем, что по субботам из комнаты не доносилось привычное мерное жужжание машинки, старик отдыхал и читал какую-то толстую, в кожаном истрепанном переплете книгу, бубня про себя; однажды В. поинтересовался, что он бубнит, старик объяснил, что это священная для евреев книга, в ней вся суть их религии, и В. больше вопросов не задавал, услышанное было не интересно, слово “религия” отталкивало как нечто такое, чего надо было чураться и о чем ни с кем говорить не следовало.
Пройдут годы, летописцы деяний Властителя и те, кого он еще интересует, непременно зададутся вопросом об отношении ВВП к племени израилевому – ну, никак в Преклонии не обойтись без рассуждений на обжигающую, как металл на морозе, тему, без выявления сокрытых мыслей, потаенных поступков, причисления определенного лица к сонму “фобов” или “филов” – последних тысячекратно меньше, и никакой середины, или-или, но с ВВП осечка вышла; люди в ответ на неизбежный вопрос пожмут плечами и характерно скривят губы: а черт его разберет!.. – и в самом деле, многие его оппоненты были евреи: журналисты, писатели, политики, и, в общем, ни один волос с голов их не упал, среди напуганных, присмиревших евреев-олигархов тоже врагов нет, исключая МБХ – “половинку”, да и то он, в сущности, не совсем враг, скорее жертва обстоятельств, нельзя тогда было по-другому, убеждал себя ВВП; во время службы в конторе глубокого бурения будущий Властитель считался умеренным по этой части, изредка отпускал соответствующие реплики и не более, а как вы хотите – в таком ведомстве, где днем с огнем евреев не сыскать, и без выпадов в их адрес? – зато дорожил дружбой с евреями, теми же братьями Краснохолмскими, Аркадием и Борисом, с которыми на татами боролся, и сделал их впоследствии миллиардерами; став Властелином, никогда не давал отмашки разыгрывать антисемитскую карту; это с одной стороны…, а с другой… Не мог такой человек любить евреев, погоны и положение, тогдашнее и последующее, обязывали – не любить, и не любил, только тихо, без надрыва, в глубине себя, не афишируя, не бравируя перед сослуживцами, не давая повода для досужих разговоров; главное, в лоб не лгать, а так плести словесное кружево, чтобы оставлять возможность окружающим воспринимать сказанное отчасти как правду; только раскусили его, вычислили сокрытое и потаенное в редких речах его о евреях: сказал однажды, что антисемитизм – сложное этнико-историческое явление, так придрались к сложному – нет ничего сложного, коль заведомо не напускать туману, а признать открыто и честно, что антисемитизм – правда, которая не всегда высказывается с должным умом; или зачем-то сказал, что не преклонское это изобретение, но разве кто-то говорил, что Преклония – родина антисемитов? Еще походя обронил, в некоторых государствах, которые традиционно считаются стратегическими партнерами Иудеи, к сожалению, проявление антисемитизма весьма заметно – да, в Заокеании есть антисемитизм, но означает ли это, что не надо порицать за него Преклонию? «Я не думаю, что в сегодняшней Преклонии антисемитизм что-то может определять и представляет собой какую-то угрозу»…И ведь, действительно, не видел эту угрозу. И про подстрекательское письмо Пятисот спросили однажды, письмо, подписанное многими известными деятелями, даже депутатами Думы, где призывалось убрать иудаизм из политической, правовой системы – тут ВВП маху дал, вывернулся неудачно, дескать, подписанты не призывали убрать иудаизм из политической системы, нет, там были другие посылы со ссылками на некоторые источники иудаизма, а ему в ответ – вздор несете, там клевета с фальсификацией, а не некоторые источники, там в чистом виде кровавый навет; и уж совсем нелепый подтекст обнаружился в его ответе: если начать активно бороться с антисемитизмом, то антисемиты рассвирепеют и начнут погромы, то есть хочешь защитить евреев – не зли антисемитов, по этой логике, Освенцим – результат того, что евреи злили антисемитов. Вот и выходило: с одной стороны… с другой…
Отец, которому В. все же рассказал о книге, которую читал старик-сосед, насупился и угрюмо изрек то, что сын и без того неоднократно слышал от учителей и по радио: религия затуманивает, дурит головы, она – опиум для народа, при этом мать поджала губы, опустила глаза долу и не проронила ни слова, В. вдруг подумал, что она с чем-то несогласна, но интересоваться не стал. С чем была мать не согласна, он узнал много позднее, уже взрослым, вернувшись из Гансонии, тогда наступили совсем иные времена, обо всем можно было говорить открыто, не таясь, и однажды мать поведала, что крестила новорожденного, то есть В., втайне от отца, члена партии, секретаря партийной организации цеха; выдав тайну, она дала ему маленький нательный крестик из алюминия, простенький, совсем легкий, который новорожденному надели при крещении; отец спустя годы узнал об этом, но молчал и не ругался. Мать попросила: если у сына, теперь занимающего немаленькие должности, представится возможность поехать на Святую землю и освятить крестик у Гроба Господня, она будет довольна и счастлива; В. выполнил ее просьбу; а спустя три года невероятная история приключилась, в которую кое-кто не верит по сию пору, это враги его дела, те, кому ВВП поперек горла, кто спит и видит, как бы его оскорбить недоверием, поставить под сомнение рассказанное им и увековеченное с его слов, но он-то знает, что так и было – а с врагами у него один разговор – короткий.
В то лето девяносто шестого сгорела только что отстроенная двухэтажная дача, кирпичная, изнутри обшитая деревом, в тот день он был на даче с семьей, приехали гости – его секретарь с мужем и дочкой, настроение было не ахти – босс, мэр города на болотах, проиграл выборы, вместе с ним следовало уйти и его команде, В. предстояло искать новую работу, вечером мужчины пошли в сауну, прямо в доме, на первом этаже, попарились, искупались в речке и вернулись в комнату отдыха, и вдруг – треск, дым, пламя, он закричал не своим голосом, чтобы все бежали из дома, вон, немедленно! Горела сауна, запахло угарным газом, электричество вырубилось из-за короткого замыкания, в полной темноте эвакуировали детей, дыма было столько, что не видно лестницы, по которой надо спускаться со второго этажа; он содрал с кровати простыни, связал их, привязал к балконной решетке и спустил одну из дочерей и секретаря, остальные сами уже вырвались наружу; и тут он вспомнил, что в комнате остался “дипломат”, набитый деньгами, большими деньгами, долларами, вернулся, начал в дыму искать, безуспешно, почувствовал – еще несколько секунд и кранты, выскочил на балкон, пламя вырывается наружу, перелез через перила, начал спускаться по простыням, и тут стукнуло – он же голый, в чем мама родила, простыня, которой обмотался, сползла, картина не для слабонервных: пылает дом, голый мужик ползет вниз, простыни на ветру развеваются, как паруса, а вокруг на пригорке народ, как обычно в Преклонии, с большим интересом наблюдает, палец о палец не ударяя, чтобы помочь… Пожарные приехали, у них сразу вода кончилась, а озеро в двух шагах, он им: “Как кончилась вода? Целое озеро же рядом!” – они согласились: “Озеро рядом, но нет шланга”.
В тот момент ни о каком крестике не думал и изумился, когда разбиравшие обгоревшие угли работяги нашли его целым и невредимым и отдали ему; крестик снял перед тем, как войти в сауну, все сгорело дотла, а алюминиевый крестик сохранился и даже не оплавился – чудо и только! Об этом рассказал в интервью ведущему знаменитого телешоу в Заокеании, тот спросил, правда ли, что носит крест и что верующий, ВВП ответил – правда, но распространяться на эту тему не стал: нельзя веру выставлять напоказ, она в человеческом сердце, но про пожар и чудесное спасения крестика поведал… Недруги его, однако, про крестик стали писать и говорить пакости – дескать, история придуманная, не могла алюминиевая штучка не оплавиться в огне – и приводили данные ученых: алюминий плавится при 660 градусах, а при пожаре температура достигает 900 градусов; про пожар и чудом сохранившийся крестик якобы сочинил ВВП душещипательную байку, а стал потом носить точно такой же, но копию, а не переданный ему матерью; и одновременно на все лады склоняли за дурацкий ответ в интервью знаменитому телеведущему по поводу несчастной субмарины: она утонула… Вырвалось нечаянно, потом жалел об этом, хотя что ж такого ужасного сказал? – действительно, утонула и спасти никого было нельзя, а в интернете помои лили: дескать, во время и несколько дней после трагедии сидел себе спокойненько в своей кавказской резиденции, купался-загорал, а моряки гибли, стучали в переборки подлодки и никто не реагировал, не звал экстренно на помощь иностранцев, коль сами не умеем спасать. Он в те дни размышлял, лететь – не лететь и решил остаться в Резиденции и не мешать морским начальникам заниматься спасением, иначе все внимание к его персоне было бы приковано; правильно решил – а недруги того не поняли и его чуть ли не главным виноватым выставили, но ему на это наплевать с высокой колокольни… помнится, тогдашний президент Заокеании тоже спросил про крестик, и ему тоже поведал историю, президент расстрогался…
Из всех поездок на Святую землю лучше всего помнилась первая в роли уже Высшего Властителя Преклонии, было почти пятнадцать лет назад, его тогда по соображениям безопасности не пустили к Стене плача, принятие решения лежало на совести местных секьюрити, он хотя и разозлился, но виду не подал – в чужой монастырь со своим уставом не ходят; едва прилетел и поселился в гостинице, как в сопровождении своей охраны двинулся к храму Гроба Господня, открытому до 21 часа, едва подошло нужное время, храм закрыли, спешно поставили рамку металлоискателя, пропустили через нее считанных журналистов, в основном фотографов, ВВП встретили три священника: греческий, армянский и католический, в их сопровождении он вошел в храм и подошел к камню помазания, на котором омывали тело Христа, долго стоял у камня, одолеваемый одному ему ведомыми мыслями, потом пошел к крохотной часовенке, кувуклии, то есть к Гробу Господню, пробыл в ней несколько минут, из кувуклии, пройдя через армянскую часть храма, поднялся на Голгофу и, став на колени, застыл под алтарем у выдолбленного отверстия, он знал – здесь стоял крест, на котором распяли Христа. Он зажег свечу, священники делали знаки, указывали на витую каменную лестницу, ведущую к выходу из храма, он медлил.., наконец, двинулся к выходу, потом резко развернулся и снова подошел к тому месту, где стоял крест, снова нагнулся, залез под алтарь и снова преклонил колени, дернул узел галстука, расстегнул ворот рубашки, достал нательный крест, приложил к отверстию и замер в этой позе…
Разозлился он еще раз на следующий день в мемориальном комплексе “Яд Вашем”, на входе в Зал памяти раздавали кипы, ВВП достал из кармана свою, заранее приготовленную, гид в определенный момент вспомнил пакт Молотова-Риббентропа, подчеркнул – его подписанием объяснялась трагедия польских евреев, пакт, сказал гид, развязал Гансонии руки для оккупации страны; “Подождите, а почему вы не говорите, что до этого был Мюнхенский сговор?” – с раздражением спросил ВВП. – “Этот зал мы уже прошли”, – нашел выход из положения гид. – Ладно, – хмуро кивнул ВВП. – А то часто мусолят пресловутый пакт, а о Мюнхенском сговоре почему-то не вспоминают”.
Все это в преломленных, искаженных и вовсе нереальных образах и видениях, как бывает в снах, присутствовало в его ночной жизни, а это была именно жизнь, активная и насыщенная, а не забытье, утром обрывки сновидений, словно лохмотья рубища, никуда не исчезали, продолжали существовать сами по себе, давали пищу раздумьям. И вновь, в который раз, сам того не желая – это возникло в последний год как, наверное, знамение близящейся старости – он задумывался над человеческой неблагодарностью, над желанием исподтишка, скрыто, страшась неминуемого наказания, унизить и оскорбить того, на кого прежде чуть ли не молились; более всего злили и вызывали приливы ярости, которые все труднее становилось скрывать на людях, намеки на вранье в биографии ВВП, растиражированной миллионами экземпляров: ну как он мог поступить в университет прямо со школьной скамьи при конкурсе сорок человек на место, будучи далеко не отличником – наверняка помогли – и даже известно, какое ведомство приняло участие в его судьбе… только зря жуют сопли и тонкие намеки делают на толстые обстоятельства – он никогда не скрывал свою близость к тем, кто обеспечивал государственную безопасность Преклонии, еще в девятом классе предложил им свои услуги. Так получилось, что сызмала бредил разведкой, читал книжки про героев, тайно внедряющихся в стан врага, живущих под чужими именами и фамилиями, смотрел про них фильмы, библиотечный “Щит и меч” ловко умыкнул, не оставив следов, и зачитал любимую книжку до дыр, многажды представляя себя на месте Александра Белова, ставшего Иоганном Вайсом; точно так же видел себя Николаем Кузнецовым, сильным духом, непримиримым к врагам; перед самым поступлением в университет познакомился со Штирлицем и навсегда влюбился в него – когда работал у мэра города, коллеги промеж себя называли его “Штирлицем” и он был безмерно горд этим; но вот до этого славного периода, едва поступив в органы, почему-то стал “молью” – случайно узнал о прозвище и обиделся: разве он похож на моль – сквернейшее насекомое, поедающее незаметно шубы, платья, костюмы, мебель, зерно, капусту…
Как писал биограф ВВП, разведка из романтических грез стала сферой его деятельности; малыми силами, буквально силами одного человека, можно достичь того, чего не могли сделать целые армии, один разведчик решал судьбы тысяч людей, так, во всяком случае, он это понимал, и вот набравшись смелости, в один прекрасный осенний день, учась в девятом классе, В. отправился в Большой дом на Литейном проспекте, в
то самое здание, которым пугали и которого боялись, он же никого и ничего не боялся, поскольку шел осуществлять мечту; в приемной к нему вышел какой-то человек с незапоминающейся внешностью, внимательно выслушал: “Хочу у вас работать”. – “Отрадно, но есть несколько моментов”. – “Каких?” – “Во-первых, мы инициативников не берем. Во-вторых, к нам можно попасть только после армии или какого-нибудь гражданского вуза”. В. поинтересовался: “После какого вуза?” – “После любого!” – “А предпочтительнее какой?” – “Юридический!” – “Понял”. Человек с незапоминающейся внешностью записал его адрес: “На всякий случай”, и аудиенция была окончена. С этого момента В. начал готовиться на юрфак университета, притом на международное отделение, и уже никто не мог его остановить; cпустя тридцать лет ВВП рассказывал своим летописцам, призванным специально для того, чтобы дать миру ответ: кто же он, ВВП, внимавшим его откровениям и ни одно слово, вылетавшее из его уст, не подвергавшим сомнению, что поступать было сложно, курс состоял из ста человек, и всего десять брали сразу после школы, остальных – после армии, для него как школьника конкурс был примерно 40 человек на место, по сочинению получил четверку, остальные устные экзамены – русский язык и литературу, историю и немецкий – сдал на пятерки и прошел. Средний балл аттестата тогда еще не учитывался, поэтому он в десятом классе смог полностью сосредоточиться на предметах, которые надо было сдавать в университет, а на остальные не обращать внимания, по ним его устраивали и тройки; слава богу, в школе были умные учителя, для них главным было подготовить учеников к поступлению в вуз, и потому не стали мешать. Все рассказанное было сущей правдой – и надо же! – Фомы неверующие и тут усомнились, заподозрили в чем-то нехорошем – по блату шел, адресок-то оставленный пригодился, на международное отделение юрфака просто так не поступали, туда только “своих” брали, чтоб пополняли ряды, и поступал В. по квоте Большого дома, к тому же спортсмены тоже по особому списку шли, В. не был еще мастером спорта, но подавал надежды; так все для него и срифмовалось… и сидит, как заноза в пальце, саднит и гноится эта пакость в Сети, и не выковыряешь ее, как ту же занозу.
По части выковыривания у него проблем не было, едва стал главным начальником всей преклонской безопасности, как первым делом затребовал секретное досье на себя – аналогичные досье в этом ведомстве имелись на всех сотрудников; прочитал и дал команду уничтожить, но какая-то гадина, ослушавшись приказа, то ли сняла копию, то ли заложила файл в компьютер, проверка не обнаружила, кто сделал, короче, кое-что из досье стало достоянием масс. В общем, ничего страшного: говорилось в досье, что по характеру самолюбив, выдержан, скрытен, по мнению ряда источников, склонен к интригам, пользуясь доверием мэра города на болотах, инициировал через него назначение некоторых своих близких знакомых из числа оперработников на ответственные должности в управлении безопасности, при этом сам старался находиться в тени, учитывая неуемное тщеславие босса и стараясь не осложнять отношений с другими руководителями мэрии; в деловых кругах города считался “серым кардиналом” при мэре… На публике, особенно в его присутствии, держался подчеркнуто скромно, в скандальные ситуации не попадал, но в городе бытовало мнение, что через подставных лиц получал за услуги значительные суммы в иностранной валюте, некоторыми преступными авторитетами называлась цифра 10 тысяч долларов ежемесячно…, патронировал банк “Преклония”, акциями которого якобы владеет через подставных лиц, поскольку в банке сильны позиции малышевской преступной группировки, имел контакты с ее руководителями… фактически руководил созданной при мэрии конторой “Рубеж”, торгующей конфискатом; по данным других источников, способствовал становлению в городе игорного бизнеса и по этому поводу контактировал с организованными преступными группировками… Нет досье, уничтожено, а те фактики и цифири, что плавают, как дерьмо, в Сети… так не доказано, что подлинные, а те, кто мог бы доказать… иных уж нет, а те известно где… Главная закоперщица начавшегося было расследования в бытность его в мэрии, тогдашняя депутатша горсовета, карга-правдолюбица, откинула копыта, другие же рот открыть побоятся.
Чего только не писали о ВВП! – сколь мерзопакостен человек, осознающий свою безнаказанность в безбрежном море таких же, как он, анонимов интернета, где волен выдумывать бог знает что, клеветать, злорадствовать, оскорблять! – а тут не анонимы, двое ученых из Заокеании, один русский, между прочим, взялись исследовать кандидатскую диссертацию ВВП и, по их заявлению, обнаружили банальнейший плагиат: якобы 16 страниц из 20 из ключевой части были либо дословно, либо с минимальными изменениями взяты из одной заокеанской работы, если быть точными, работы профессоров университета Биттсбурга. Батюшки-светы, и пошла писать губерния, западники смаковали, в Преклонии же вякнуло одно издание и то вполголоса; это для заокеанцев – скандал, а в Преклонии каждая третья диссертация именно такая, да еще покупается; будущий ВВП ничего и никого не покупал, сам писал, а что работой заокеанцев воспользовался, так это все делают, каждый у кого-то что-то списывает.
Да, сочиняли всякое, в конце первого десятилетия нового века особенно волновали взаимоотношения ВВП с временным, на четыре года, заменителем в роли Высшего Правителя, вместе с ним разыгравшим гениальную спецоперацию, а что взаимоотношения, все в порядке, каждый блистательно исполнял отведенную ему роль; писаки с наслаждением компостировали мозги миллионам преклонцев и западников, а те, обдуренные, искали высший смысл в перестановке, которого вовсе не было, а было желание соблюсти некоторую формальность и сделать ВВП пожизненным Властелином Преклонии; так вот, временный заменитель в народе вначале имел кличку “айфончик”, потом, в самом конце его пребывания в Кремле – “фитюлька”, ВВП же называл его Плюшевым, каждое утро тот начинал с просмотра интернета – что сообщают сайты, в том числе враждебные их делу, ВВП же терпеть не мог ковыряться в этом дерьме и лишь порой возникающее желание знать, что же о нем говорят на самом деле, не доверяя справкам пресс-службы, которая боится говорить правду, заставляло изредка включать компьютер, потребность в этом не была острой, не существовала в виде каждодневной привычки вроде посещения тренажерного зала, это была неприятная, болезненная процедура, как общение с дантистом; он ненавидел интернет лютой, нескрываемой ненавистью, ибо не был властен справиться с ним и подчинить его себе. Ненависть особенно усилилась, когда случайно наткнулся на омерзительный сюжет “ВВП – пидорас и гнида”: под разухабистую мелодию и пение мусоливших гнусные словечки уродов на экране монитора возникали окарикатуренные рябой вождь, фюрер, Гаддафи, другие не слишком приятные личности и женские фигуры, наряженные и загримированные под него, ВВП, с его лицом. Он увидел – и ахнул, по его приказу нашли изготовителя, влепили ему срок, но сайт пошел гулять по свету, и ничего поделать с этим было нельзя.
Через определенное время он понял, что по роковой… нет, не случайности, но закономерности, неизбежно и неотвратимо, попал, как мелкий зверек, в роковые тенета, рваться на волю было бесполезно, он оказался закабален, электронные ячейки Сети оказались куда прочнее того, что он соткал, как паук, для других; впрочем, не только это причиняло душевную боль сродни зубной – народ не просто переставал его благословлять, но, более того, наглел и своевольничал день ото дня; в его родном городе какой-то студентишка представил на выставке инсталляцию, портреты звезд, разных там палкиных, филькоровых, камаревичей и прочих, и табло в виде комиксных “пузырей”, любой мог ввести в “пузыри” текст, так вот, один написал: ”ВВП надо кастрировать, как он кастрировал демократию”; понятно, скандал затеялся, устроители убрать текст потребовали, студентишка отказался, его выгнали вместе с его говенной инсталляцией, но каково?! – прежде и представить подобное было невозможно.
Не стоит обращать на это внимание, надо сделать вид, что все по-прежнему замечательно, убедить себя, что народ его по-прежнему любит, отдельные гаденыши не в счет, но как же трудно это – на замечать, не думать об этом… и не вспоминать, не напрягать память, не испытывать ее на разлом; тем более, есть повод – возраст, немудрено что-то забыть, хотя, по правде, мозг работает безукоризненно, помнит все и всех, кто добро ему сделал, а кто наоборот и кого не успел покарать; кто-то хорошо сказал: память пожилого человека – редкая блядь, изменяет ему на каждом шагу – к нему, слава богу, не относится. Однако невспоминание – порой самое лучшее, самое умное, к чему себя будоражить, особенно если вдруг, невесть откуда, выплывает та же Гансония, его служба; ждал всяческих пакостных сообщений из-за кордона после передачи ему всей полноты власти от Деда, а прошло на удивление тихо, и потом тоже было тихо, накануне и во время первых выборов, думал – пронесло, нет у гансонцев на него никакого компромата, и на тебе! – спустя столько лет аукнулось и откликнулось. Ах, Ленхен, Леночка, кто бы мог подумать, что милая прибалтийская гансонка с пышной грудью, не зря оперативная кличка была “Балкон”, действительно, сиськи оттопыривались, как архитектурное сооружение на фасаде дома, служившая переводчицей в Западной группе преклонских войск и без мыла влезшая в душу тогдашней жене будущего ВВП, в ту пору майора госбезопасности, работала на две разведки – нашу и гансонскую; Леночка или как там ее… наверняка имя придуманное, подружилась с женой – водой не разольешь, а та с ней, оказывается, по-бабьи делилась сокровенным, жаловалась, что муж рукоприкладствует и изменяет направо и налево, а он и не догадывался, что женушка дорогая сор из избы выносит. Леночка забеременела, держала в тайне, от кого, окружающие догадывались, что от непосредственного шефа В., стала утверждать, что возникли проблемы со здоровьем и выпросила у своего начальства разрешения получать время от времени медицинскую консультацию в западной части Гансонии, что и было ей разрешено, а затем и вовсе осталась там, у своих хозяев; ее наградили, выдали новое удостоверение личности. Обо всем этом он узнал из гансонских публикаций спустя одиннадцать лет после того как стал ВВП: эксперт в области секретных служб, к тому же журналист, случайно раскопал, нашел папочку с отчетами этой сучки, папочку скрупулезные гансонцы в архиве держали на всякий случай, он ее извлек и пожалуйста, сенсация! – ВВП, оказывается, деспот, вампир, сосал женушкину кровь, не чурался и руку на нее поднять, а сам романы крутил на стороне… И много чего еще наговорила Леночке: якобы женушку, по ее словам, он постоянно испытывал, вроде как все время наблюдал за ней, какое примет решение, верное или нет, выдержит ли то или иное испытание – однажды, еще не были мужем и женой, даже подослал к ней молодого человека, тот попытался на улице с ней познакомиться, телефончик всучить ради проверки, будет ли верной супругой или хвостом начнет вертеть, а она и не подозревала, что это – проверка, и выдвинула в разговорах с Леночкой предположение, что не впервой муженьку проделывать такой фокус: до нее встречался с медичкой, то же имя носила, что и она, дело к свадьбе шло, уже кольца обручальные купили и платье невесте пошили – и вдруг все лопнуло, похоже, тот же трюк с проверкой провернул, а медичка раскусила каким-то образом, обиделась и свадьба расстроилась; попутно жаловалась подруга, что про место службы он ей долго не говорил, словно не доверяя, врал, что в уголовном розыске работает, утром ловит, вечером выпускает; в еде был привередливый, никогда не хвалил приготовленные обеды и не помогал с уборкой, даже когда дочки родились, следуя принципу: женщина в доме все должна делать сама… – в общем, цербер, домашний тиран…
Позвонил жене, с которой давно не жил, спровадив в ее родной город на самой западной границе, прежде гансонский, отвоеванный в ходе войны, – чтобы не путалась под ногами и не мешала любви с Ариной, поползли слухи – упек женушку в монастырь по старой царской прихоти, как какой-нибудь Иван Грозный; глупость, бред, сапоги всмятку, никуда он жену не отправлял, просто отношения себя изжили: “Читала про себя и про меня? То, что гансонцы обнародовали? Когда мы жили там? Не читала и даже не слышала? Ну, конечно, ты у нас дама занятая, тебе не до этого… А гадости про мужа рассказывать своей подружке закадычной время нашлось, верно? А подружка твоя, Ленхен гребаная, помнишь такую? шпионкой оказалась, и теперь всему миру про наши отношения известно стало…” Гвоздил по телефону, накалялся, была бы рядом – вмазал бы, как прежде, но не вызывать же в столицу по такому случаю… Жена дурацкие вопросы задавала, кто, мол, и каким образом узнал, всхлипывала, сопли пускала, господи, как же он прожил с ней столько лет, двоих детей на свет произвел… Никогда не хвалите жен – тем самым вы их портите, его коронное изречение с чувством повторяли солидарные с ним в этом вопросе некоторые знакомцы, но тут речь не о “хвали – не хвали”, тут надобно меры принимать жесткие… Однажды побил за дочку младшенькую: задержалась жена в очереди в магазине на территории преклонской танковой армии, стоявшей по соседству, – давали бананы, заморскую невидаль, деликатес, маленькая дочурка, в Гансонии родившаяся, одна оставалась, проснулась, задергала ножками, запуталась в сетке кроватки и стала отчаянно плакать от испуга, услыхали соседские женщины, жены коллег В., быстро вскрыли квартиру и привели в чувство зашедшуюся от крика; он когда узнал, в бешенство пришел – оставить малышку одну и по магазинам шастать… ну и не сдержался, впрочем, “воспитывал” жену и за другие, менее серьезные провинности.
Гансония в то время еще была поделена надвое, на восточную и западную, их разведгруппа находилась в городе, в войну разбомбленном – союзнички сорвали зло, отомстили – и до конца еще не восстановленном, он занимался черновой работой – искал убеждённых в правоте социалистических идеалов молодых людей, чтобы потом другие могли подготовить из них агентов-нелегалов и переправить в западную часть страны, он прекрасно понимал, что все его труды, скорее всего, пойдут псу под хвост – где найти таких убежденных, когда жизнь на востоке Гансонии привлекательна только для преклонцев, утомленным борьбой с бедностью и постоянной нехваткой всего, сами же восточные гансонцы спят и видят себя на западе страны; была эта работа дурацкой и никчемной, он её выполнял, не питая иллюзий, любитель анекдотов, со смаком рассказал одному из коллег, которому доверял – откровенным нельзя быть ни с кем, но этого коллегу не боялся, верил, что тот не настучит: прошедшего все проверки и изучившего все премудрости шпионского ремесла агента-нелегала выводят в тыл противника, перед переходом границы с ним договорено, что, оказавшись на чужой территории и не встретив помех, он даст знать отмашкой руки, что всё, мол, в порядке, готовивший нелегала оперработник в волнении говорит своим начальствующим сопровождающим, наблюдающим за агентом в бинокли: “Следите за рукой, следите за рукой!”; в конце концов агент подаёт сигнал рукой, но совсем не так, как все ожидали – выставив сжатую в кулак правую руку и подсекая левой руки локтевой сгиб: нате вам, выкусите, я на свободе! В лексиконе В. выражение “Следите за рукой!” заняло достойное место, и он нередко его использовал для подчёркивания своего отношения к словам собеседника – не выдавай желаемое за действительное, а еще обожал шутки-прибаутки, скажем, такую: девиз преклонских проституток – “Лучше х… в жопе, чем “Першинги” в Европе” – было как раз то самое время, когда в западной Гансонии размещали эти заокеанские ракеты, и население Преклонии по указке правящей партии выражало по этому поводу свой гневный протест.
Был В. гораздо начитаннее коллег, однако никогда не подчеркивал это, произнося про себя тютчевское: молчи, скрывайся и таи и чувства и мечты свои, единственно, позволял себе вставить в подходящих случаях фразу Собакевича: “Все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья”, и Салтыкова-Щедрина изредка вспоминал, давно еще, в университетскую пору, заведя блокнотик с его фразами, знал содержание блокнотика наизусть, но выказывал знание крайне редко, опять же следуя тютчевскому завету, и все-таки изредка прорывало: всякому безобразию свое приличие; громадная сила – упорство тупоумия; у нас нет середины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте; многие склонны путать понятия: “Отечество” и “Ваше превосходительство”; cтрогость наших законов смягчается необязательностью их исполнения; власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления; не к тому будь готов, чтобы исполнить то или другое, а к тому, чтобы претерпеть; чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать; cистема очень проста: никогда ничего прямо не дозволять и никогда ничего прямо не запрещать; во всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас сверх того и для воровства; нет задачи более достойной истинного либерала, как с доверием ожидать дальнейших разъяснений; благонадёжность – это клеймо, для приобретения которого необходимо сделать какую-нибудь пакость; есть легионы сорванцов, у которых на языке “государство”, а в мыслях – пирог с казенной начинкою; если человек начнет удивляться, то остолбенеет в удивлении, и так до смерти столбом и простоит; нельзя сразу перевоспитать человека, как нельзя сразу вычистить платье, до которого никогда не прикасалась щетка; это еще ничего, что в Европе за наш рубль дают один полтинник, будет хуже, если за наш рубль станут давать в морду… Спустя немало лет изредка перебирал в покуда безотказной памяти, как старые фотографии, когда-то вычитанные фразы и дивился: ничего не поменялось в родном отечестве, собственно, дивиться было нечему – он и так это знал; тем не менее, прилаживая тот или иной афоризм к преклонской действительности, удовлетворенно кивал головой, и тонкие невыразительные губы трогала чуть заметная самодовольная ухмылка: прав был описатель города Глупова, еще как прав! – и заученные наизусть мудрости приспосабливались ВВП для оправдания собственного поведения и поступков: иначе с этим народом нельзя, не поймет, сочтет гуманные деяния за слабость и нерешительность, позорные для Высшего Властителя, сжигаемого огнем неистового властолюбия.
Из всех времен ему единственно импонировали первые годы нового века, пик его моментального альпинистского восхождения, он – ВВП, всесильный и могучий, всеми любимый, особенно простыми людьми, у него все получается, его ценят и уважают даже за рубежом; воспоминания же прошлой жизни нередко набивали оскомину, в будущем тоже не виделось ничего отрадного – старение, немощь, невозможность заниматься любовью с Ариной и – страх, тщательно гонимый, но проступающий, как пот в парилке из разогретой порозовевшей кожи: рано или поздно останется не у дел, будет смещен или передаст власть наподобие того, как сам получил ее от Деда, выторговавшего себе и своей алчно-ненасытной семье тихую спокойную обеспеченную старость, и он получит то же самое – преемник не замахнется, чтобы отнять у него право на такую старость, ибо впоследствии отнимет такое право у самого себя, и пускай анонимы испражняются в интернете, грозя карой за якобы содеянное им в ущерб своему народу, он-то знает – в Преклонии уже шесть десятилетий никого из властителей и их ближайших приближенных не судили, за исключением партийно-номенклатурной шайки, объявившей в стране чрезвычайное положение на один день в далеком девяносто первом, да и тех быстро выпустили… И останется он жить в Резиденции до конца дней своих, и будет обходить по утрам свои владения, утопающие в зелени и цветах, дышать свежим хвойным лесным настоем и, быть может, изредка вспоминать милую уютную улочку Ангеликаштрассе, соединяющую Шарлоттенштрассе с Баутцнерштрассе; их служебная двухэтажная вилла располагалась в доме номер четыре: на первом этаже караул и зал для приемов, на втором кабинеты оперсостава; по весне на солнечных участках близлежащих садов из земли выползали крокусы с бокаловидными желто-лиловыми цветками, начинали цвести вечнозелёные рододендроны, красно-розовым светом наливались напоминающие боярышник деревья, высаженные по обочинам тротуаров, в свою пору зацветали каштаны и, наконец, улочка наполнялась дурманом акаций; на углу улочки и оживлённой Шарлоттенштрассе высилась громадина дома командующего армии, прославившейся в танковом сражении с гансонцами на знаменитой дуге, в этой вилле когда-то жил знаменитый гансонский генерал-фельдмаршал, родившийся в этом городе, в ходе войны Преклонии с Гансонией он проиграл великое сражение на главной преклонской реке, провел в плену десять лет и вернулся на родину, где умер спустя четыре года, неподалеку был расположен храм, в котором будущего фельдмаршала крестили по евангелическому обряду, в нём же он венчался, в нём же его отпевали. Красивое местечко, ничего не скажешь, отрада глазу, красота, покой и благоухание природы плохо рифмовались с основной задачей, стоявшей перед обитателями виллы: не допустить внезапного ракетно-ядерного нападения главного противника Преклонии, именуемого НАТО, В. не верил в такую возможность, однако вместе с остальными вел наблюдение за противником, хотя реально никакого наблюдения они, естественно, установить не могли – базы противника располагались на западе Гансонии, куда доступа не было, а заслать туда агентов удавалось крайне редко, их оперсоставу – вообще ни разу, но в игру под названием “наблюдение” охотно играли, В. фильтровал заявления граждан города на приглашение родственников из западной части Гансонии, так называемые “антраги”, попадавшие к нему от местных органов госбезопасности – “штази”, выискивал жителей тех мест, где располагались базы противника, таких было крайне мало, их восточные родственники не шли ни на какие вербовки – словом, приходилось тянуть пустышку.
Вообще, следовало непатриотично признать – командировки в восточную часть Гансонии выглядели малопривлекательными, то ли дело Галлия, Альбиония или предмет мечтаний Заокеания, – и воспринимались чуть ли не как унижение, сюда направляли или совсем “зеленых”, начинающих, вроде В. или проштрафившихся, платили восточногансонскими марками и лишь часть зарплаты – твердой валютой, сто долларов в месяц, поэтому многие искали дополнительные источники заработка; кто-то утаивал часть денег, которые платили завербованным гансонцам – сущие гроши, кошкины слезы, кто-то находил иные способы прибашляться – например, покупал западные журналы и каталоги мод и переправлял домой, в Преклонию, где они весьма ценились у модных портних и в пошивочных ателье; В. не занимался ни тем, ни другим – было противно, он мечтал совсем о другом размахе. Однако и в скудной, неинтересной жизни, далекой от выдуманной писателями и киношниками разведчицкой романтики, существовала и привлекательная сторона – доступность пива, о чем в Преклонии можно было только мечтать, вопрос заключался лишь в одном – где раздобыть идущую на экспорт марку “Радебергер”; одноименный городок, где пиво это выпускалось, находился под боком, В. с коллегой быстро обнаружили ресторанчик, притулившийся к заводу, где разливался вожделенный напиток, ресторанчик, помнится, был неприметен, подъехать к нему можно было узкими улочками, многие соседи-гансонцы и не подозревали о его существовании; страсть к пиву раздула В., образовался животик, он поправился на двенадцать килограммов, кроме прочего, забросив спорт.
А дома черт-те чего творилось, именуемый перестройкой процесс раскочегарился, как паровоз, летевший вперед без оглядки, в разведгруппе, зная, с кем можно, а кого и поостеречься следует, обсуждали прочитанное в западных гансонских изданиях и в поступающих из Преклонии газетах и журналах, разоблачения казавшегося святым и незыблемым, вечным, как земля и небо, ставили в тупик, избранный парторгом В. в обтекаемой форме рассказывал на собраниях ячейки о происходящих на родине переменах, которые пугали и манили, он кожей чувствовал – начинается то, что может сулить лично ему большие перспективы, не заниматься же всю жизнь хреновиной; это звучало в приватных разговорах с коллегой, которого считал приятелем и которому единственно доверял, раскрываясь, впрочем, до определенного предела. Коллега рассказывал, как еще до приезда в Гансонию поспорил с начальством, высказал от души, что думал по поводу работы органов, его турнули, упекли в далекое провинциальное управление; В. назвал его дураком: “Ты можешь быть абсолютно правым, но кого это волнует, надо знать, что и где можно говорить, так что поступили с тобой справедливо, хреновый из тебя разведчик, если не умеешь правильно оценить обстановку”. Приятеля все еще корёжило при воспоминании о лицемерах, попытавшихся на своей “бдительности” подзаработать карьерные очки, и не согласен он был с необходимостью скрывать свои настроения в своём же кругу: какая мы после этого к чёрту разведка – пауки в банке и только! – В. доказывал ему обратное: “Не думай о справедливости, а думай о себе, о своих близких, что хорошего ты сделал для своей семьи своей откровенностью? Нам не дано ничего изменить, и жить надо для себя”.
Как-то заговорили о вероятности войны с Западом, В. неожиданно изрек: “Зря ты волнуешься. Нам нечего опасаться”. – “А с чего у тебя такая уверенность?” – “Да с того, что Кейган в Заокеании ещё мало что значит, даже если он сойдёт с ума, войну заокеанцы не развяжут. Почему? Видишь ли, там существует отлично сбалансированная система противовесов, защищающая от самодура во власти”. – “Ну-ну, поясни…” – Очень просто. Важнейшие государственные решения принимаются лишь при согласии Конгресса, нередко и Верховный суд проверяет принятые решения на соответствие Конституции. Один Кейган чокнуться может, но не весь же Капитолий! А люди там разумные, поймут, что война ничего хорошего не принесёт”. – “В общем-то оно так, но какого хрена они с этими “першингами” и “звёздными войнами” выпендриваются? Это ведь всё с позволения Капитолия!” – “Ну, ты даёшь! Это же они нас боятся, у них есть механизм для предотвращения безумия, а у нас? Торбачёв вроде бы разумный мужик, а вдруг инфаркт, и завтра придёт какой-нибудь обалдуй из Политбюро, какая на них надежда, кто их остановит? Верховный Совет, что ли? Вот заокеанцы и вынуждены демонстрировать: “Только суньтесь!” – “Хорошо, а академик Крахмалов, как можно приветствовать
резкое усиление военной мощи Заокеании?” – “Снова повторю: не нам надо бояться Запада, а они имеют все основания бояться нас, и только очевидное военное превосходство Заокеании может образумить властителей в Кремле… Я тоже не одобряю все действия академика, но на то он и академик – что можно ему, то не подобает нам, сирым”. Через неделю после этой дискуссии, на партсобрании ячейки, приятель изумился: В. охотно поддержал разговоры о “сионистском влиянии” на академика, прежде всего, исходящим от жены, в этом был весь В.: зачем наживать неприятности, ссать против ветра? Хамелеон… Утвердившись в своем определении, приятель снова был обескуражен: В. с вольнодумным жаром пропагандировал частную собственность, правда, в кабинете они были вдвоем; “Частная собственность – естественный элемент сути человеческой личности, каждый ведь из нас стремится иметь в собственности самые ценные для себя вещи, самые праведные коммунисты никогда не забывали и не забывают свои личные потребности, и они бывают у них очень даже не слабые; и частные фирмы работают всегда лучше государственных, ты это видишь даже на востоке Гансонии, где социализм по нашему образцу, но разрешены автомастерские, пекарни, строительные фирмочки, парикмахерские… Если развивать экономику без учёта этого естественного человеческого свойства, толку не будет”. Приятель делал круглые глаза, а В. продолжал: “Понимаешь ли ты, какую огромную роль в обществе играет право наследования?” – “Я понимаю это право как буржуазный предрассудок, все люди должны быть равны, если кто-то родился в семье богача, почему он должен иметь преимущества перед кем-то, кто родился в семье бедняков?” В. в ответ: “Вот-вот, так и возникают Иваны, не помнящие родства… если я знаю, что результаты моего труда не достанутся моим наследникам, как же я могу стараться реализовать мой потенциал? Я и буду тянуть лямку для видимости, да пьянствовать, что мы и видим вокруг; только общество, где закон гарантирует передачу плодов труда потомкам, может обеспечить человеческую гармонию. Ведь это же – закон природы, работать во имя своих потомков, а не во имя абстрактного общества. Когда все пекутся о себе, стараются для себя, то и общество в целом процветает”. – “Если так, социализму каюк, а как же мы с тобой, офицеры госбезопасности, куда нам податься, кому служить будем, какие идеи отстаивать?” В. разводил руками и хитро прищуривался.
Те рискованные разговоры в тиши служебных кабинетов или за кружкой “Радебергера” растаяли в дымке лет, как инверсионный след истребителя в голубом поднебесье, словно их и не было; тот самый приятель, не знавший, куда податься, занялся бизнесом и сделал ноги из страны уже в первую каденцию ВВП, решив, что безопаснее во всех смыслах жить за кордоном, пусть и неподалеку от Преклонии; издав книгу воспоминаний, привел в ней трогательное обращение напрямую к Правителю: “Оставайся собой и не забывай Право. По-моему, ты всегда понимал, что Право реализуется лишь в обществе СНГ (Свободных Независимых Граждан), в котором государство исполняет скромную роль слуги и в котором всяческие намёки чиновника, что надо ждать, тут же удовлетворяются на пятьдесят процентов с увольнением без выходного пособия. И не разводи мышей, чтоб некому было плясать, как только ты за порог… Я желаю тебе успехов и даже ich halte dir den Daumen” – ВВП автоматически перевел: молюсь за тебя, чтобы не сглазить. Да, помнится, много лет назад они, молодые и борзые, и впрямь говорили о важности права, соблюдения законов, если закон плох, его надо исправить, но если закон действует, его необходимо исполнять всегда, а не только тогда, когда за одно место схватили, иначе все насмарку, закон есть закон, закон плох, но это закон! – и про любимую фразу В. “удовлетворить на пятьдесят процентов” вспомнил приятель тех лет – то есть полностью отказать… Эх, дружбан ты мой давно минувших лет, кабы все так просто было – по закону, по справедливости, по совести… Не получается, приходится крутить закон что дышло, одних миловать, поскольку – свои, других – в узилище, а по-другому в Преклонии невозможно, народ только силу и ценит, даже рабство не смогло его унизить, однако тот, кто желает вести народ за собой, вынужден следовать за толпой, преклонцы же всегда предпочитали Жеглова Шарапову, убежденные вбитым им в головы – наказание без вины не бывает, а мыши… мыши всегда будут, куда ж от них деться, а вот Свободные Независимые Граждане… это еще поглядеть надо, нужна ли им свобода, если предложить на выбор бутерброд или свободу, люди выберут бутерброд, для их же блага Правителю лучше кнут иметь или плетку, иначе перегрызутся, все разворуют, страну по миру пустят, а моя миссия – собрать воедино все, что разрушилось в девяносто первом, отнято было у великой Преклонии, только с этим никак не получается; но самый лучший слоган придумал исполнявший четыре быстро промчавшиеся года обязанности Высшего Властелина, честь за это и хвала Плюшевому: свобода лучше чем несвобода – поди поспорь…
В уже основательно почищенных авгиевых конюшнях памяти Гансония пребывала слабым призраком, зыбкой тенью воспоминаний, и вдруг взорвалось сногсшибательной новостью – у ВВП, оказывается, есть внебрачный ребенок, сын, родился в Гансонии перед самым его отъездом домой; подтвердились неясные слухи, теперь уж все точно, взликовали блогеры – наличествует сын и качает права; к разным сюрпризам, большей частью неприятным, ВВП привык относиться с завидным хладнокровием, как того требовала его основная профессия – не есть же землю из цветочного горшка, коль случилось, внутри буря могла бушевать, а с виду – само спокойствие, лишь каменели скулы, зрачки сужались, ввинчивались в сообщавшего нехорошую новость подобно буравчикам, и желвачки начинали поигрывать; получив известие в самом конце своей второй каденции о каком-то внебрачном ребенке, которому уже восемнадцать, задохнулся от возмущения – чего угодно мог ожидать от врагов, но такого… Взял себя в руки и задумался: а вдруг и в самом деле? За пять лет пребывания в Гансонии имел парочку длительных романов и энное количество ни к чему не обязывающих коротких связей, предпочитал женщин из расположенных по соседству преклонских воинских частей: делопроизводительниц, поварих из офицерских столовых, медсестер из армейской поликлиники, романы же крутил с гансоночками, которых пытался вербовать, во всяком случае, оба романа завязались именно с такими. Были девушки эти весьма идейными, верившими в социализм, на этом он и играл, обработка шла параллельно с занятиями любовью на конспиративной квартире, и чем активнее велись эти занятия, тем ближе был искомый финиш, их согласие работать на госбезопасность; одну звали Урсула, другую, помнится, Магда, обе студентки-старшекурсницы университета, ожидающие распределения и, очевидно, надеющиеся получить теплые местечки под крылышком “штази”, куда В., безусловно, передал бы их – между разведслужбами обеих стран существовал договор, преклонские офицеры имели право свободно вербовать гансонцев – и гансонок, ставя об этом в известность местных коллег; девушки этого наверняка не знали, однако на контакты особого свойства шли весьма охотно. Кто же из обеих мог родить от него, если это не очевидная туфта – ломал голову, припоминая, что Урсула-таки залетела перед самым его возвращением домой и, по ее словам, сделала аборт – он еще дал деньги на доктора в гансонской клинике; а если обманула и не сделала, вот так номер! В любом случае, никакой официальной реакции, кроме стандартного заявления пресс-службы: подобного рода слухи не комментируем; в интернете и в западных газетах появились фотографии – низкорослый щуплый белобрысый парнишка, зовут Вальтер, и вправду похож, что не преминули отметить; и снимки матери – он сразу ее узнал, Урсулу, была одного с ним роста, худенькая, с челкой и милой родинкой чуть выше верхней губы, на фото она выглядела сильно располневшей, живет в городе, в котором встречалась с В., владеет прачечной и химчисткой, в разводе, об отношениях с офицером госбезопасности Преклонии рассказывает скупо, не отрицает, что тот пытался завербовать ее, но тщетно.
Вальтер же тот еще фрукт оказался – достигнув совершеннолетия, подал в суд на установление отцовства, об этом мировые агентства раструбили, и опять пресс-служба ВВП заявила: никаких комментариев не будет; гансонский суд обратился с запросом в Преклонию и получил ответ – удовлетворить на пятьдесят процентов, то есть был послан куда подальше, не хватало еще начать плясать под его дудку и признать сомнительное отцовство, мало ему сына, прижитого от Арины и только недавно официально усыновленного, впрочем, тогда никакого сына не существовало и в помине, хотя отношения с Ариной длились уже два года, о них судачили по углам, боясь говорить громко, затем, совсем оборзев, одна преклонская газетенка высунулась и опубликовала статью, что якобы ушел ВВП от законной супруги и женится на знаменитой гимнастке моложе себя чуть ли не на тридцать лет, газетенку, понятно, в тот же день закрыли, а ему пришлось отдуваться на пресс-конференции в Латинии: все опроверг и выдал тираду, которую затем долго мусолили в СМИ: “Я, конечно, знаю избитую фразу, что политики живут в доме из стекла, но даже в этих случаях должны быть какие-то границы… Я всегда плохо относился к тем, кто с каким-то гриппозным носом и со своими эротическими фантазиями лезет в чужую жизнь”; его близкий приятель Базилио, тогдашний премьер Латинии, стоявший во время пресс-конференции рядом, шутливо сложил пальцы в виде автомата и сделал вид, будто стреляет в задавшего вопрос журналиста, местная пресса посчитала шутку не очень смешной, ВВП же одобрительно хмыкнул, а тут какой-то Вальтер объявился и права качает, по всей видимости, на наследство огромное рассчитывает, фиг ему, а не наследство, ВВП умирать не собирается, а надеется жить долго и счастливо.
После категорического отказа ВВП иметь дело с гансонским правосудием вышло постановление признать отцовство на основании генетической экспертизы ДНК, только где гансонские эксперты найдут соответствующий материал, нигде не найдут, ни анализа крови ВВП, или мазка со слюной, или волос, следов пота и прочего; они не это получат, а от мертвого осла уши. И началась невероятная суета и морока во время зарубежных поездкок ВВП: охрана везла из Преклонии комплекты постельного белья – простыни, пододеяльники, наволочки, полотенца, в президентских номерах роскошных отелей, в замках и королевских покоях заменяли чужое белье на свое, приводя в изумление тамошний обслуживающий персонал, преклонское белье сделано было по особому заказу, как все, окружавшее ВВП – хлопковое, с добавлением бамбуковых волокон, с изящными жаккардовыми узорами из мягкой блестящей вискозы, но главное – оно было свое; охранники как заправские горничные и уборщицы перемывали стаканы и рюмки, которыми пользовался ВВП, вычищали особыми растворами туалеты, умывальники, ванные и джакузи, на приемах зорко следили за посудой; сам он старался реже обмениваться рукопожатиями, на всякий случай увлажнял ладони и пальцы специальным кремом, не дающим возможности снять с рук, которые пожимал, необходимые частицы биоматериала; это был форменный психоз, сумасшествие, бред на грани шизофрении, никто не желал да и не мог делать из ВВП объект слежки для выискивания биокомпромата, он был высоким гостем президентов, премьеров, королей, ему полагались особые, предписанные этикетом, почести и знаки внимания, но его охрана, одержимая манией преследования, исходящей от него самого, буквально сбивалась с ног, вычищая и вылизывая все, к чему он прикасался; такая сверхбдительность не оставалась незамеченной, дипломаты и журналисты делали предположения, недалекие от истины, даже совсем близкие к истине, связанные с иском Вальтера, а кто-то ерничал, издевался: Высший Властелин Преклонии подвержен фобии чистоты, страху заразиться неведомыми бактериями, в интернете роились анекдоты, мир смеялся и преклонцы в первую очередь, ВВП привык к этому и делал вид, что не обращает внимание, порой закрадывалась угнетающая сознание мысль – может, все зря, напрасно, может, признать Вальтера сыном без всякого анализа ДНК и прекратить всеобщее посмешище, ну что такое случится, да ничего не случится, его репутации не слишком повредит, за кем не водились грешки молодости, кто не изменял женам… В Преклонии его по-прежнему называют альфа-самцом, женщины вовсе не против считать его таковым, несмотря на возраст и заметные невооруженным глазом манипуляции с подтяжками кожи лица; но идти на попятный не в его правилах, ни в чем, даже в мелочах, ибо означает демонстрировать непозволительную слабость, – и охрана по-прежнему сдирала чужие простыни, пододеяльники, наволочки в номерах отелей, в спальнях дворцов и в королевских покоях, меняла полотенца, собирала и паковала в особые мешки, чтобы отвезти домой, перемывала стаканы и рюмки, вычищала туалеты, умывальники, ванные и джакузи, следила, чтобы ВВП случайно не поцарапался и не оставил за границей капельку своей драгоценной крови.
Закончилась фантасмагорическая история вполне прозаически: незнакомые люди передали Вальтеру огромную сумму денег в долларах с просьбой подписать бумагу, что он отказывается от судебного иска ввиду новых, внезапно открывшихся обстоятельств; со слов его матери Урсулы, наконец-то решившей поведать сыну правду, ему стало известно, что ВВП не является его отцом, а является им некий человек, следы которого давно потерялись, возможно, его нет в живых; Вальтер бумагу подписал, пообещав хранить в тайне получение денег; что было в его собственных интересах.
Все это безобразие не повлияло на отношения с Ариной, она молодец, поставила себя выше… мало ли что могло быть, не ревновать же к прошлым увлечениям, глупо, смешно, особенно для восточной женщины, для которой ее мужчина – объект уважения и поклонения; познакомились они в самом начале двухтысячных – ВВП принимал олимпийцев, и Арину в том числе, имел возможность побеседовать с ней накоротке, сказал, что переживал за нее, когда потеряла обруч, предательски укатившийся за ковер; в ответ обдала волной тепла серых стреловидных глаз и одарила улыбкой, улыбка вышла по-детски трогательной и беззащитной, у него слегка стеснилось в груди – бог знает сколько времени не испытывал подобных ощущений; тогда и мыслей о дальнейших отношениях не возникло, то есть мысли возникли, мимолетно-летучие, как у нормального мужчины при виде красивой юной девушки, но мигом растворились – мысли появились позднее, когда Арина вошла в Высший совет созданной под него партии власти и они снова встретились; тогда разные отморозки еще не называли “Единую Преклонию” не иначе как партией жуликов и воров, все шло замечательно, рейтинг его зашкаливал, и знакомство с Ариной постепенно переросло в то, что называется нечаянным подарком судьбы, впрочем, подарок этот он сделал сам себе, проявив необходимую активность и настойчивость. Он порой в одиночестве просматривал в кинозале Резиденции документальный фильм о великой спортсменке, она и в самом деле великая, в том сомнений не было, золотых медалей – не перечесть, в столице Элладии исправила огрех предыдущей Олимпиады, снова став первой: он с замиранием дыхания следил за ее перемещениями на ковре под музыку, по-кошачьи мягкими и одновременно стремительными движениями, прыжками с разлетом ног, вращениями, кувырками, наклонами, прогибами, шпагатами; скакалка, обруч, мяч, булавы, лента беспрекословно подчинялись ей, слушались мельчайших посылов ее рук; сидевший в пустом зале, завороженный и потрясенный, он любовался соразмерностью частей ее гибкого и подвижного тела – подлинного шедевра природы; причудливая смесь танца, пластики, мимики рождала чудо, и он упивался зрелищем; и такую… он не находил слов восхищения, такое солнышко внезапно дисквалифицировали на два года из-за приема какого-то лекарства, он немедля приказал чиновникам от спорта вмешаться, защитить честь и достоинство преклонской звезды, но тщетно – мировое антидопинговое агентство настояло на своем; черт его знает, зачем Арине понадобился этот фуросемид, кто надоумил принимать, вроде девушки принимают его, чтобы похудеть, Арина была предрасположена к полноте, не зря в сборной команде называли ее “телевизор на ножках”, вспомнил и невольно улыбнулся – это она-то, бесподобная красавица, – телевизор… Фуросемид не является допингом, как ВВП объяснили, но применяется для выведения из организма запрещенных веществ – так считают антидопинговые специалисты, в конце концов, не все ли равно, пичкали ее запрещенным или не пичкали, итог-то неутешительный, однако не сломалась, не теряла времени даром, вела телепередачу, снялась в японском фильме, – и победила в Элладии…
Ее привозили в Резиденцию два раза в неделю, иногда свидания отменялись ввиду отъезда ВВП, он жаждал этих встреч, его не смущала разница в возрасте, раз это не смущало ее, ей было два месяца от роду, когда он женился в городе на болотах, она была женщиной Востока со всеми вытекающими манерами поведения: преданной, послушной, нежной, уступчивой, готовой беспрекословно служить своему господину, но иногда в ней просыпалось совсем иное, благоприобретенное в спорте – витавшее в воздухе сгущалось и становилось очевидным: независимость и своеволие, притом она знала силу своих чар, понимала – он сделает все ради близости. В отличие от предыдущих женщин, он не подавлял, не угнетал ее, во всяком случае, ему так мнилось, хотя несколько раз замечал в глубине арининых зрачков нечто напоминавшее страх – так, наверное, маленький зверек смотрит на сильного и беспощадного врага, караулящего у норки; единственно, он охлаждал ее пыл обсуждать его действия, которые были не ее ума дело, однако сама, без его подсказки, подписала коллективное письмо в поддержку приговора МБХ и его подельнику. В самом начале завязавшихся отношений, в любовной горячке, он однажды машинально назвал ее Ариной, расхохоталась: ”Может, ты меня еще Ариной Родионовной назовешь?” – ему однако понравилось слегка переделанное имя, всего-то буква: Арина, Ариночка, Аринушка… звучало замечательно, истинно по-преклонски…
В конце его второго срока пребывания во власти она поставила точку в спортивной карьере, стала более частой гостьей в Резиденции – жена ВВП ей не мешала, ее и след простыл; поразительное, полузабытое чувство почти постоянного присутствия женщины, молодой и прекрасной, поначалу выбивало, как электрические пробки, из привычного жизненного распорядка, но едва охранники увозили Арину по делам в город, он начинал испытывать неуютство, хотел вновь и вновь видеть ее рядом, вместе завтракать, плавать в бассейне, гулять, обсуждать всякие разности, включая милые глупости – скажем, необходимо ли мужчине, которому за пятьдесят, раздеваться для фото, как молодой женщине: она имела в виду снимки голого безволосого торса ВВП, наделавшего шума в прессе; “А твои откровенные фотки на обложках глянцевых журналов, это как?” – “Ну, во-первых, это было до нашего близкого знакомства, а во-вторых, согласись, мне есть что показывать, это не эротика, а эстетика”. – “Ты считаешь, я недостаточно обнажился и не те места?” – шутка вышла не самой удачной, понял по арининому лицу. – “Достаточно, достаточно”, – чтобы прекратить разговор.
Она наезжала к нему и в кавказскую Резиденцию, задействованы были все средства секретности и надо же – недруги пронюхали, что близкий приятель, нефтяной трейдер-миллиардер, взяв Арину на борт, на личном самолете вместо прямого рейса на Кавказ залетел в Злату Брагу, а уж потом к нему в Черное ущелье – какого рожна ему нужно было там? – недруги скопировали полетный лист с фамилиями, где, гады, добыли? – и раззвонили; беда, когда из-за недосмотра утекает важнейшая информация, другое дело, когда в самом начале их связи собиралась информация об Арине – по просьбе ВВП те, кому было поручено, раскопали все, что можно было, интересовала личная жизнь Арины, и много чего открылось: девушка оказалась любвеобильной, в реестре увлечений кого только не было – и спортсмены, и денежные мешки, последняя страсть, похоже, самая сильная, к свадьбе шло, – мент-красавчик, грузин, окопался в столице Преклонии на непыльной должности, подарил Арине “Мерс”, мигом проверка нагрянула – откуда у мента такие деньги? Понятно, откуда, майор быстренько сообразил, что в покое его не оставят, и уволился, а потом и сама Арина насчет свадьбы задний ход дала – майор, оказывается, был женат, и ребенок имелся… и вскоре ВВП вошел в ее жизнь бесповоротно, а она – в его, положив конец сомнениям, будто у ВВП, как у Кая, нет сердца, а вместо него – ледяной осколок: как-то в беседе с гансонским журналистом, писавшим о нем заказную книгу, в порыве откровенности чуть приоткрылся: “в моей семейной жизни не хватало эмоциональности”. Воробышек изо рта выпорхнул не случайно – обмолвка придумана была пиарспецами и соответствовала правде, зато с Ариной эмоции хлестали через край.
Забеременев, – кажется, после того ставшего явным посещения Черного ущелья, Арина спросила у ВВП: как быть? – и получила твердый ответ – рожать; тем более, доктора установили – мальчик, это ли не мечта в его-то лета – иметь наследника… и даже приоткрывшая завесу секретности публикация в преклонской газетенке о якобы предстоящей его и Арины свадьбе не портила настроения: в Латинии, где он в момент выхода статейки находился в гостях у Базилио, заявил, что в этой истории нет ни слова правды; газетенку прикрыли, остальные СМИ приняли недвусмысленный сигнал – изничтожению подвергнется всякий печатный орган, который позволит впредь совать свой гриппозный нос в личную жизнь ВВП; и Арина в своем блоге написала то же, только, понятное, без угроз – не бабье это дело: “Я не ханжа, но мне не нравится, когда мою жизнь выставляют на обозрение, как товар. Уверена, что у каждого человека должно быть что-то сокровенное, свое. Вот и моя личная жизнь – это сокровенное и только мое”. Спустя некоторое время Арина специально сфотографировалась с малышом, объявив его племянником, сыном младшей сестры; в интернете не преминули отметить поразительное сходство белобрысого светлоглазого ребятенка с его предполагаемым, некоторые уверяли – несомненным, родителем, и выложили в Сети снимки маленького В. – сходство бросалось в глаза, а как ему не быть?! – однако обсуждать щекотливую тему в газетах и в зомбоящике никто не решился; так и заглохли досужие слухи и сплетни.
Ребенка крестили, а перед этим событием Арина приняла христианство: по матери она христианка, по отцу – мусульманка, жили родители врозь, мать – в столице Преклонии, отец – в Средней Азии, где родилась Арина, но ВВП решил – до крещения сына должно состояться конвертирование его матери, переход в другую веру, дабы о мусульманстве не вспоминали; она не противилась, хотя, по ее словам, мусульманкой себя никогда не считала; крестил дитя духовник ВВП – Тит в церкви Резиденции. Серьезный разговор затеялся с отцом Арины, бывшим футболистом, теперь тренером, он понравился ВВП – настоящий мужик, не лебезил, не заглядывал подобострастно в глаза, держался независимо, как подобает отцу молодой незамужней женщины, родившей вне брака; и обращался к ВВП “на ты”, без всяких цирлих-манирлих: “Имей в виду, я небольшой человек, но гордость и самоуважение имею – c Ариной номер не пройдет, поматросил и бросил – не про нее; не знаю твоих дальнейших планов, но хотел бы видеть дочку счастливой в браке, ты пусть и ВВП, но для меня ты отец ребенка моей дочери, и только, в моем доме свой ВВП имеется, это я, так что, надеюсь, рано или поздно станем тестем и зятем, как положено…” ВВП ухмыльнулся и по-свойски, по-родственному похлопал его по плечу – все будет хорошо, не переживай…
Жизнь шла своим чередом, ВВП был избран на новый, шестилетний срок, Арина числилась в Думе, не посещая заседаний, Общественная палата и не помышляла обнародовать список злостных прогульщиков как несколько лет назад, – тогда возникло было желание выставить таких на всеобщее обозрение и – осуждение, но иссякло после звонка из Администрации, нынче на счет этого и не заговаривали: зачем, бесполезно… Арина действовала на общественной ниве, что помогло зарабатывать хорошие деньги, во всяком случае, больше, нежели другие спортсмены и спортсменки, избранные в преклонский парламент: ведала благотворительным фондом, проводила под его эгидой детские фестивали художественной гимнастики, отпускала средства на семинары школы молодого журналиста, зарегистрировала товарный знак “Кукла Арина” и успешно продавала оказавшийся ходким товар, запела, записав несколько дисков; она раздобрела, что не очень нравилось ВВП, садилась на диеты, принимала злосчастный и уже неподвластный допинг-чиновникам фуросемид, а руки, шея, плечи, талия и все, что шло ниже, прирастали предательскими килограммами, но молодость и свежесть оставались с ней, и превращение молодой гибкой кошечки в солидную матрону не портило общего впечатления зрелой красоты.
Раз или два, мимолетом, ВВП посещала причудливая мысль, отталкивающая невозможностью осуществления и притягивающая именно этим: глядя на Арину, он погружался в вовсе ему не свойственные мечтания: никакой он не Высший Правитель и нет никакой управляемой им страны, то есть страна есть, но существует сама по себе, без какого-либо его присутствия и вмешательства, он и Арина обитают на далеком острове, где мало людей и разговаривают они на другом языке, их пристанище – хижина из бамбука, крытая пальмовыми листьями, в ста метрах от бирюзового прозрачного океана, они купаются, нежатся на песке, дурачатся, как дети, обнимаются и целуются, едят простую пищу рыбаков и ловят рыбу сами, нет ни “золотого человека” с недремлющими соглядатаями, ни забот и головной боли по поводу падающих цен на нефть, нет извечных происков Заокеании, потуг оппозиции сковырнуть его, как прыщ, вообще, нет ничего, отягощающего мозг, – только он и она и никого рядом, и ощущение счастья, вечности отпущенного им времени, чего он никогда прежде не испытывал; закрывал глаза и видел воображением, как на фосфоресцирующем потрескивающем экране, прибрежный песок пляжа, разговаривающую шепотом ленивую волну, сумасшедшие рассветы, когда кажется, что красное, как догорающий уголь, солнце выбрасывает вспухающие и переплетающиеся волокна протуберанцев, неправдоподобно-буйные краски закатов, напоминавшие отголоски белых ночей города на болотах, только здесь, в воображаемом пространстве, они куда ярче и сочнее, чем на его родине в мае, и тут же усилием воли выключал экран, гасил неуместные и даже опасные расслабляющие эмоции: судьбе угодно было сделать его Властелином, и он не имеет права изменять своей миссии, да и невозможно это – снова стать простым смертным, обыкновенным, заурядным человеком, ищущим и находящим радости в самом обыденном, пусть и поется в песне о нем: ты такой же, как все, человек, а не Бог... Он давно и бесповоротно, незаметно для себя, превратился в заложника обстоятельств, выбранных им самим, и не находил выхода из замкнутого круга, по правде, и не искал, страшась и опасаясь, а если бы и попытался поддаться искушению и вырваться, то не смог бы преодолеть силу гравитации: из всех способов справиться с таким искушением самый верный – трусость…
Свадьбу сыграли тихо, без суеты и всхлипов в прессе и зомбоящике, без описания наряда невесты и яств на столе, без перечисления многочисленных гостей по причине их отсутствия – стали мужем и женой и точка, без каких-либо фотографий, кроме одной, официальной: ВВП в строгом темном костюме нежно держал за ладошку, как юный счастливый молодожен, новоиспеченную супругу в длинном белом, как и подобает, платье; краткое сообщение было передано преклонским телеграфным агентством без всяких комментариев; единственно, пришлось обнародовать место пребывания бывшей жены – ее родной город К. – и одной усеченной строчкой раскрыть великую тайну, которая таковой давно не являлась, – у четы есть общий ребенок пяти лет по имени Дмитрий. Преклонцы, как и ожидалось, восприняли весть о новой женитьбе Властителя с любопытством, но, в общем, спокойно – давно надо было, а то все конспирировалось, за семью замками держалось…
Теперь ВВП на различных встречах, в театрах и концертах можно было лицезреть вдвоем с Ариной, которую не было нужды скрывать – напротив, в ее присутствии он чувствовал себе гораздо комфортнее, и зарубежные визиты наносились, как и положено, в обществе супруги, с единственной поправкой – приглашали Властителя на высоком уровне реже и реже.
При его жизни и после трагического ухода, которого никто не предполагал, особенно после ухода, постоянно обсуждался – мимолетом и всерьез, с кучей подробностей – не дававший многим покоя путь восшествия на престол: почему именно он, кто помог, стоял за спиной, подталкивал; тина и ряска слухов то и дело вспучивалась болотными газами новых версий, от вполне реалистических до вполне сумасшедших, при том вспоминали правило буравчика: чтобы продвигаться, надо вертеться, и меткое наблюдение создателя Гулливера: вверх лезут в той же позе, что и ползают… И все-таки, как смог он попасться на глаза больному, теряющему чувство реальности Деду и заслужить доверие не только его, но и людей вокруг, проницательных, весьма неглупых, хотя и плутов и даже лихоимцев; искали на замену ястребов, коршунов, орлов и за неимением оных остановили выбор, как утверждали злые языки, на моли, серой, ничем не примечательной личности, коих полно было вокруг… Кто так считал, были неправы – случайно за три с лишним года такую сногсшибательную карьеру не делают, только лишь стечением благоприятных обстоятельств и невероятным везением – миром правят судьба и прихоть – объяснить ее не представляется возможным, тогда как и чем объяснить?
При долгих размышлениях те, кого это интересовало совсем не из праздных соображений, вынужденно задавали себе – и окружающим – вопросы, на которые не было четких и ясных ответов: кем и когда было принято решение о том, что он досрочно меняет Правителя, становясь ВВП; верны ли рассказы о том, что, проведя отбор претендентов, Дед остановился на его кандидатуре, потому что уверовал в его честность, порядочность, надежность, и более всего – в его неуступчивость, или верны совсем другие рассказы, согласно которым, никого Дед не выбирал, а вынужден был согласиться с ультиматумом неких людей: вот наш кандидат, а вот досье на некоторые имущественные интересы ваших ближайших родственников и их друзей, которое будет опубликовано, если новым ВВП станет не он; верно ли, что главным сочинителем рассказов о честности, порядочности и надежности этого кандидата, адресованных Деду, был известный придворный интриган БАБ, или БАБ был всего лишь посредником между Дедом и коллективом обладателей досье на его родственников; кем и когда был разработан и утвержден план замены Деда; предусматривал ли этот план успешное отражение агрессии двух знаменитых полевых командиров вайнахского войска в Гадестане; если нет – то кто из руководителей спецслужб был наказан за неспособность получить сведения о готовящемся вторжении, которыми были переполнены преклонские газеты и рынок главного города вайнахов, начиная с весны 99-го, недавний директор Службы безопасности страны, например, а им и являлся тот самый кандидат; кто отдавал приказ об использовании вооруженных сил во второй вайнахской кампании – Главнокомандующий Дед или премьер-министр, то есть упомянутый чуть выше бывший начальник спецслужб – не спрашивая ничьего разрешения, поскольку формально это была не военная, а контртеррористическая операция?
Вопросы повисали в воздухе, пропитанном недоверием и конспирологией, ибо никто не мог до конца всего знать, а если и знал, то молчал, резонно опасаясь за свою безопасность; а чрезмерно любопытных преклонцев кормили сведениями, из которых вытекали далеко не однозначные выводы, скажем, что инициатором появления моли в столице стал управляющий делами Деда по прозвищу Борода – у него в городе на болотах заболела дочка, так вот, будущий ВВП похлопотал, чтобы устроить ее в лучшую больницу, папаша услугу не забыл и договорился с тогдашним главой администрации Деда, который предложил протеже Бороды место своего зама, уже был готов проект указа, но главу уволили; вторая попытка оказалась удачнее – по наводке первого зама главы правительства, именовавшегося среди друзей Большаком, выходца из города на болотах, будущий ВВП сделался правой рукой Бороды, а дальше – просто мистика, подъем по вертикали, смена кабинетов и кресел, близкое знакомство с Ю., главным администратором Деда и потом мужем его дочери, должность главного контролера администрации, а через год – зама всесильного тогда Ю. У любого от таких успехов пошла бы голова кругом, только не у будущего ВВП, который теперь отвечал за связь с регионами Преклонии, а там конь не валялся: несколько национальных республик не платили налоги в федеральный бюджет, законы им были неписаны, они подчинялись своим законам, одна из них объявила, что прекращает отправлять призывников в Преклонскую армию, но навести порядок в вверенной ему сфере деятельности будущий ВВП не успел – Дед с подачи Ю. назначил его директором всей безопасности страны, то есть пустил по основной профессии. И вот тут он развернулся вовсю, доказывая свою преданность и крутость характера: помог устранить неудобоваримого генпрокурора, засняв человека, похожего на него, кувыркающегося в постели с двумя проститутками, дело происходило на конспиративной квартире, веселые игры были засняты на пленку, кадры вышли не слишком отчетливые, генпрокурор или не он – поди разбери, но огласка вышла большая, видео пошло гулять по интернету и предрешило судьбу законника, вступившего в борьбу с Дедом и его окружением; поговаривали даже, что когда генпрокурор заупрямился и не захотел подавать заявление о добровольном уходе с поста, директор всей преклонской безопасности вытащил пистолет и предупредил, что будет стрелять на поражение – скорее всего, это легенда, придуманная адептами будущего ВВП, впрочем, легенд и слухов в ту смутную пору ходило предостаточно; как, скажем, можно было отнестись к такому пассажу: грозивший пистолетом несговорчивому генпрокурору якобы сам засветился в той же самой квартире, где развлекался с мальчиками, ни больше ни меньше! О склонности будущего ВВП к гадкому занятию говорили шепотом, за огласку можно было поплатиться жизнью, что, говорят, и произошло с высокопоставленным генералом службы безопасности и известным журналистом, одного застрелили у подъезда собственного дома, другой погиб в авиакатастрофе; ну, кто в такое поверит… – никто не поверит, кроме злейших врагов ВВП, обливающих его помоями, сознательно выдумывающих небылицы, делающих далеко идущие выводы из совершенно невинных эпизодов: ну, поцеловал незнакомого мальчугана в живот, задрав майку, ну, шутил с сексуальным подтекстом, скажем, о свободе прессы: “Настоящий мужчина всегда должен пытаться, а настоящая девушка – сопротивляться…” или по другому поводу: “Приезжайте, мы вам найдем врачей, они вам сделают обрезание, после которого ничего не вырастет…”; а еще психоаналитики мудрствовали: данная лексика имеет символический смысл, относимый к анальной и фаллической стадиям психосексуального развития – и на Фрейда ссылались, тот связывал анальные фиксации с упрямством, жестокостью, вязкостью негативных эмоций, даже с “инстинктом власти”, а один тип даже составил психоаналитический портрет ВВП в период существования тандема с Плюшевым, выведя в процентах степень озабоченности эмоциями: скажем, 25% — хладнокровное ликование от спортивных побед в дзюдо, если он победил, то все остальные проиграли, правда, осталась мировая арена, на которой можно развернуться; 20% — подсознательный страх от мысли, что посадят, если власть будет потеряна, когда-то искренне думал, что власть придется отдать, сейчас размышляет, как сделать так, чтобы цена на нефть оставалась высокой; 15% — профессиональная гордость за качественно выполненную зачистку, все, кто его выдвинули в ВВП в 90-е, ощутили на себе его настойчивость и закалку; 15% — крестьянское удовлетворение от дворцов, яхт и частных концертов, зачем быть миллиардером, когда можно быть богаче всех без счета в банке на свое имя; 10% — мелкая обидчивость за критику и желание гнусно отомстить, МБХ и другие попадались под руку и чисто преклонские обидки выливались наружу; 10% — детская радость от возможности порулить, включая самолеты и другую технику, очень хочется порулить G-8 и другими моделями, включая G-20, в ЕвроАзию тоже можно поиграть, любая напряженность поможет цене на нефть; 5% — обременительная обеспокоенность государственными модернизациями и демократизациями, однако для этого достаточно иметь первую леди в тандеме, он(а) молод(а) и с легкостью меняет позиции…
Распутывая клубок случайностей, везений, трансформаций, в сущности, мало что объясняющих, так до конца и не ясно, почему выбор Деда оказался именно таким, а не иным; старик симпатизировал сначала нижегородскому плейбою, красавцу, одного с Дедом внушительного роста, из губернаторов сделал его вице-премьером, даже гансонскому канцлеру и премьеру Альбионии намекал – дескать, мой преемник, но – не срослось; подумывал и о другой кандидатуре – СС, но тот слишком мягким оказался, искал со всеми компромиссы, продавливался всеми, кто последним к нему в кабинет заходил – тот и был прав; ну, еще мэр столицы рассматривался, но уж больно самостоятельный, его окружение Деда не хотело… В общем, сделал выбор в пользу того, кого окружение рекомендовало, сам сделал или под нажимом, этого мы никогда, наверное, не узнаем, назначил главой правительства, дав повод своему избраннику двусмысленно пошутить: “Внедрение в преступную группировку произошло успешно”, а дальше все само собой свершилось… Многим тогда казалось, и изощренному БАБу в том числе, – новым ВВП управлять будет нетрудно, он – никакой, в знак благодарности за возвышение будет делать, что ему укажут, на поверку же вышло совсем иначе…
После его ухода, потрясшего Преклонию и круто развернувшего ход событий, вновь заговорили, куда более уверенно, чем раньше, при жизни ВВП, – дело нечисто, в недрах органов существовал глубоко законспирированный план привести к власти своего, план осуществлялся строго-неукоснительно, без шатаний и колебаний; конспирологи в поддержку своей догадки приводили не блиставшие новизной аргументы и факты, однако все дело заключалось в их трактовке, не оставлявшей сомнений в правоте тех, кто объяснял произошедшее заговором спецслужб против общества – впервые в истории Преклонии стать над всеми, выше правительства и Высшего Властелина, выше законов, стать единственной и могучей силой, которой позволено все, и это удалось с возведением своего на самую вершину власти; такого не было при царях, не было и при коммуняках, где партия господствовала и требовала от госбезопасности беспрекословного подчинения; но почему все-таки выбор Деда пал именно на этого человека – этого внятно и доходчиво объяснить не мог никто.
Шагреневая кожа первого шестилетнего срока пребывания у власти начинала потихоньку скукоживаться, до этого были четырехлетние циклы, многие упрямо считали срок этот не первым, а третьим, имея в виду не продолжительность лет, а число выборов, так и писали в интернете, вернее, в том, что от него осталось, в эти месяцы ВВП начали одолевать беспокойные неотвязные сны, некоторые с продолжением, как телесериалы; снилась всяческая дребедень, оборачивающаяся отвратительным настроением на весь день, например, встреча на заснеженном сибирском тракте розвальней – в одних разлегся на соломенной подстилке ненавистный МБХ, из-под низко натянутого башлыка с обмотанными вокруг шеи концами виднелись черные зловещие полыхавшие огнем глаза, ноги он укрыл медвежьей полстью, ВВП глубоко утопал в ехавших навстречу в сопровождении конвойной команды розвальнях, сани прошли впритирку, едва не задели друг дружку расходящимися врозь от передка боками, ВВП махнул рукавом овчинного тулупа, крикнул: “Не радуйся, это ненадолго!” – МБХ освободили и возвращали в столицу, его же – на место сидельца, в тот же лагерь; вот же чушь какая, а весь день насмарку…
А еще по ночам начал являться черт, самый обыкновенный, противная рожа, красные мерзкие глазки, покрыт зеленой, как обивка канцелярского стола, шерстью, пахнет псиной, болтается хвост, вместо пальцев – когти, вместо ног – копыта лошадиные, мефистофельская гримаса, сколь хитрая, столь и гнусная, лыбится, гад, гнилые клыки обнажая, а главное, речи толкает почище любого преклонского оппозиционера: “Прежде чем мы занимались… мы людей искушали, совращали с пути добра на стезю зла, теперь же занятие это и плевка не стоит, пути добра уже нет, не с чего совращать, и к тому же люди хитрее нас стали, извольте-ка искусить человека, когда он в университете все науки изучил, огонь, воду и медные трубы прошел, как я могу учить вас украсть рубль, ежели вы уже без моей помощи миллионы хапнули, спасибо людям, таким, как вы, научили нас, чертей, взятки брать, а то мы бы давно околели…”
Так достал разговор, что проснулся ВВП, включил прикроватную лампу, томик великого писателя увидел возле лампы на столике и перевел дух, успокоился – это ж у него прочитал пару вечеров назад, вот и примстился разговорчивый черт из рассказа классика. Последнее время читает писателя этого словно заново, забыл почти все читанное перед поступлением в университет, он тогда литературой увлекался, а потом забросил чтение, не до него стало, кое-какие фразочки броские запомнил и не более того; нехорошо, неправильно, что один спит, оттого, наверное, и ночные видения покоя не дают, Арина инициатором была – утверждала, что храпит ВВП и будит, а еще что-то невнятное выкрикивает, будто борется с кем-то, а так обнял бы, погладил, прижал к себе, ощутил тепло, глядишь, другие сновидения пошли бы, про женщин, к примеру, а не с чертом связанные; рогатая тварь меж тем возникать стала все чаще, будто кто-то нарочно засылал в спальню, донимала разговорами всякими, шуточки отпускала: мол, раньше в Преклонском Союзе рай был везде – райсовет, райком, райсобес, районо, а теперь только ад – Администрация, намек на его, ВВП, орган управления; нехорошо, неправильно спать одному, его личный доктор утверждает, что одиночество заразно, зашла у них беседа на эту тему – ученые Заокеании исследование провели и доказали: одинокие люди в пограничные зоны общества поневоле вторгаются, обрубают социальные контакты и одновременно заражают одиночеством немногих друзей, женщины еще более мужчин подвержены… А кого ему заразить – у него, если вдуматься, и друзей-то преданных не осталось, одни подчиненные да олигархи, кому позволил стать ими и хранить, как зеницу ока, его, ВВП, долю; что у них, у подчиненных, на уме – поди разбери, может, заговор задумали, ждут подходящего момента скинуть, отстранить от власти и самим наверх забраться, но, между прочим, он дружбе всегда верен был, не сдавал, не предавал, покойный мэр города на болотах знал это как никто другой, у них была взаимная симпатия: В. преклонялся перед умением шефа, блистательного оратора, чеканно строить фразы, эмоции переполняли первого истинного демократа на политической сцене посткоммунистической Преклонии, как его часто называли, впрочем, некоторые чувствовали в его словах фальшь, называли барином, сибаритом, нарциссом, кое-кто шел дальше и пытался с грязью смешать – недаром кадрами из госбезопасности себя окружил, значит, у самого рыльце в пуху, наверняка с Большим домом прежде снюхался; не было этого, напраслину на шефа возводили, В. знал – тот чист, просто чувствовал себя в мэрии на осадном положении, вынужденным подчиняться воле отдельных лиц, выполнять желания лоббистов, испытывать на себе давление криминала, а город в ту пору и впрямь наводнен был разными тамбовскими и прочими отморозками. В их первую встречу мэр высказался без обиняков: “ Мне нужен помощник. Я на самом деле боюсь выходить из кабинета. Я не знаю, кто все эти люди”; он все прекрасно понимал, его шеф: Большой дом контролирует город, без госбезопасности править невозможно, невозможно контролировать мафию и сдерживать прокуратуру, защититься от давления столицы, невозможно добыть средства, чтобы не дать жителям умереть от голода, Большой дом оставался единственной силой, контролировавшей абсолютно все: политику, экономику, финансы – и криминал в первую очередь, что бы там не говорили об этих сомнительных связях. И вовсе не глупо поступил мэр, поручив В. внешние связи и сделав своим замом – в нем он мог быть уверен, не сдаст, не продаст; и когда над шефом начали сгущаться тучи, столичная политическая элита не могла смириться с его популярностью и самостоятельностью, когда осенью 93-го запахло арестом по факту махинаций с квартирами, шеф не имел к этим квартирам никакого отношения, но привлекался к делу как свидетель, тогда был подготовлен план его задержания в расчете, что мэр превратится в обвиняемого; столичная бригада задумала взять его в аэропорту по возвращении из очередной командировки, поместить в изолятор и начать прессовать, была выбрана пятница, тоже не случайно — в выходные дни шефу намного сложнее было бы заниматься собственным освобождением; и кто его спас, спас его В. – вовремя выслал в аэропорт усиленную охрану, та взяла шефа в кольцо, и он беспрепятственно добрался до Смольного, а там, с правительственной связью и преданными людьми под боком, ему не было страшно. Тремя годами позже В. однако не смог помочь шефу переизбраться в мэры – против него работали большие силы, над городом летали военные вертолеты и разбрасывали листовки, в которых говорилось, что шеф якобы проходит по двум уголовным делам, и В. ничего не мог с этим поделать, у них обоих развилась ярая антипатия к выборам как таковым, оба ненавидели местных депутатов, постоянно строивших козни, а депутаты, в свою очередь, обвиняли мэра в узурпации власти, во властолюбии, презрении к законодательной власти, В. от них тоже доставалось.
Шеф, проиграв выборы, а ведь был самонадеянно уверен, что легко победит, слабел день ото дня, становился уязвимым, а слабого кто только не пнет… против него прокуратура вновь возбудила уголовное дело, арест был почти решенным делом, и В., уже будучи в столице при должности, рискнул, разработал и осуществил план, устроив побег: прилетел в город, нашел зарубежный санитарный самолет и человека, который оплатил полет, и под видом лечения сердца вывез бывшего шефа в соседнюю Снеговию.
Каждый год в день смерти бывшего шефа он посещал кладбище в городе на болотах, охрана закрывала доступ к могилам, проверяла каждый метр пространства, главный телохранитель в неизменных черных очках становился его тенью – золотой мужик, и фамилия у него соответствующая, по названию главного драгметалла, между прочим, охранял бывшего шефа в бытность того мэром, ВВП забрал его с собой в столицу, сделал генералом, дал большие полномочия; первое покушение на ВВП аккурат должно было произойти на похоронах бывшего шефа, в зимний день конца февраля, готовили теракт вайнахцы, покушение сорвали благодаря нестандартным мерам безопасности – всю ночь и часть дня снег и смерзшуюся землю на каждой могиле в радиусе ста метров от места захоронения бывшего шефа проверяли металлоискателями на предмет обнаружения взрывчатки, спилили сучья и ветки на деревьях, чтобы был обзор для повсюду натыканных снайперов, готовых в случае чего стрелять, об этом, не раскрывая детали, вякнул в прессе представитель спецслужб; о том, что никакой теракт вайнахцами не готовился, а был придуман в тиши кабинетов спецслужб, знал лишь самый близкий ВВП круг, охранникам, кроме, разумеется, их начальника, ничего не сказали, все требовалось исполнить не понарошку, а всамделишно, и ребята вкалывали на совесть бессонной ночью в поисках того, чего по определению на кладбище не могло быть.
Он кладет цветы к могиле, остается один со своими раздумьями, начальник охраны деликатно отходит в сторонку и ВВП вспоминает – чаще всего, незначащие мелочи, как тогдашний шеф подтрунивал над его одеждой, неброской, неяркой, скромной, как он сам, пальтишко болотного колера, примерно такой же костюмчик, перед приемами говорил: “Надо бы галстук покрасивее”, – и предлагал выбрать один из своих, а одеваться шеф любил, слыл модником… посмотрел бы он сейчас на костюмы и галстуки ВВП – наверняка одобрил бы и даже позавидовал, а тогда… странная смерть дала повод для пересудов, сплетен и спекуляций – чуть ли не ВВП повинен, взял и отравил несчастного, а ведь прибыл бывший шеф в Кенигсбергскую область в качестве доверенного лица кандидата в Высшие Властелины Преклонии, то есть самого ВВП, и спустя три дня, великолепно себя чувствующий, скоропостижно скончался от острой сердечной недостаточности в поселке Светловидовск. Травить такого человека… в кошмарном бреду не придумаешь… главное, зачем? – придрались к фразе, случайно брошенной: “Уход такого выдающегося человека – не просто смерть, а гибель и результат травли”, игра слов зловещая получилась: травля, травить, отравить… – и про новые яды немедля заговорили, вдруг знатоками стали – у спецслужб есть препараты, маскирующие свои действия под ненасильственные причины смерти: инфаркт, инсульт и т. д., убивают спустя несколько дней после применения, уже после того, как само химическое вещество выведено из организма, такой яд химической экспертизой обнаружить крайне затруднительно или вообще невозможно, из таких “маскировочных” ядов в российских спецслужбах наиболее популярны “фторацетаты” – производные фторуксусной кислоты, твердые, растворимые в воде вещества или летучие жидкости без вкуса, цвета и запаха, смертельная доза 60-80 миллиграммов, отравленный фторацетатами человек умирает через несколько суток от остановки сердца… Ему докладывали – и впрямь существуют такие яды, а еще есть полоний и много чего другого, но какое это отношение имеет к смерти учителя и наставника, ни мотивов, ни поводов, ничего нет, даже если предположить, что много чего знал про дела их совместные в городе на болотах, знал и прикрывал – скажем, бартерные сделки; тогда, осенью 1991-го, в городе, как в блокаду, начался голод, продуктов не было, взять их было неоткуда, горсовет ввел карточки; спасением виделись эти самые бартерные сделки: мэрия предоставляла частным компаниям право на вывоз за рубеж нефтепродуктов, металлов, хлопка, леса, эти компании обязались на вырученные средства закупить и привезти жратву на сто с лишним миллионов долларов Заокеании, но продукты в нужных объемах так и не появились; cмысл операций был прост, как огурец: составлялся юридически не оформленный по всем правилам контракт со своим человеком в предоставлении ему лицензии, достигалась договоренность с таможней об открытии границы на основании этой лицензии, товар шел за рубеж, продавался там и вырученные деньги делились между участниками; именно по этой причине не объявлялись тендеры на поставки – достаточно было иметь своих “компаньонов”, у В. такая публика имелась в нужном количестве; но продукты были остро необходимы, и тогда В. пригнал в город гуманитарные грузы – сверх установленной квоты удалось получить несколько десятков тонн мясных собачьих консервов, и, как доложил В. мэру и в столицу, угроза белкового голода на какое-то время отдалилась; кто уж ел собачью пищу, неизвестно, скорее всего, консервы легли добавкой в фарш для котлет, макароны по-флотски и в иные блюда общепита.
Много чего знал мэр и прикрывал В., когда того хотели снять с должности и даже завели на него уголовное дело, ничем не кончившееся, только никому ничего не сказал бы – ему ведь ничто и никто больше не угрожал, уголовные дела против него были закрыты, гонители получили по заслугам, жил бы себе спокойно и вкушал плоды непыльной престижной должности, какую получил бы из рук благодарного за все хорошее ВВП; смущало некоторых, владевших кое-какой информацией, что вскрытие тела на месте кончины по приказу “сверху” совершилось моментально, доступы к моргу больницы, где производилась аутопсия, были перекрыты специальным отрядом милиции, в почти неприличной спешке прошли похороны бывшего шефа без повторного осмотра его тела авторитетными специалистами страны, как того следовало бы ожидать в подобном случае, а в интернете, тогда разнузданно-свободном, промелькнуло: будто бы вдова просила патологоанатомов не распространяться о результатах вскрытия – как и следовало ожидать, никаких предыдущих инфарктов у мужа ее не было, как не было и хронических болезней сердца, он был вполне здоровым, а потом выкрикнула совсем уж непонятное: “Я этот публичный дом закрою!” – имея в виду Светловидовскую санаторную поликлинику; вот так, сама того не желая, приоткрыла вдова завесу над истинной причиной смерти супруга: в номере-люкс гостиницы в Светловидовске учитель и наставник находился не один, а с девушкой-медичкой, он выпил в бане, принял большую дозу виагры – и последовал трагический финал. Так все просто, поэтому и скрывалось – жил грешно и умер смешно.
Если бы мы стали быстрее времени, мы могли бы стать медленнее жизни – умный поляк изрек, легло затесом в памяти, которая все одно рано или поздно превратится в решето; ВВП часто вспоминал время, когда он, нежданно-негаданно, причудливой волей тогдашнего дряхлеющего на глазах Правителя, вынужденно искавшего себе замену, выброшенный водоворотом судьбы на самый верх, входил в новое для себя состояние безграничной власти, ощущал ее терпко-сладкий вкус, упивался ею, народ ему мирволил, благодарил, что вернул преклонцам самоуважение и гарантию, что бедлам предшествовавших пятнадцати лет закончился – что же касалось прошлой жизни, то она осталась за бортом, к тому же многие воспоминания поистерлись, как мех старой горжетки, о будущем же не хотелось думать, в нем не находилось места покою и отраде, а виделась одна лишь бесконечная изнурительная борьба, с людьми и старостью; месяцы перед выборами на шесть лет оказались самыми неприятными: мало того что впервые освистали, так гадкие плакаты держали над головами на разрешенных поневоле митингах оппозиционеров – не каждый же раз лупить и в автозаки засовывать, типа “ВВП – вор” или “Боже, царя гони!”, а тут еще выдумавший Пандорина модный писатель, которого ВВП невзлюбил за некоторые высказывания – ну, чего можно ожидать от выходца из Джорджии, уже в силу одного этого не могущего лояльно относиться к победившей ее в скоротечной войне Преклонии и к ее лидеру, так вот сочинитель этот рот открыл, добавил яда: “Главный цирк ожидает нас впереди. Теперь на авансцену выйдет кандидат в пожизненные правители. Все тухлые помидоры полетят не в бутафорскую партию, а лично в него, родного и любимого. Три месяца тупые подхалимы из его окружения будут стимулировать у населения рвотные позывы своей пропагандой. А расплачиваться ему, бедняжке. Он будет ездить по стране, встречаться с избирателями. Посвистите ему, он это любит. …Жалко мне Вас. Говорю это безо всякого сарказма. Не нужно быть Нострадамусом, чтобы определить Ваше будущее. Неизбежно возникнет ситуация, когда низы больше не хотят, верхи вконец разложились, а деньги кончились. В стране начнется буза. Уходить по-хорошему Вам будет уже поздно, и Вы прикажете стрелять, и прольется кровь, но Вас все равно скинут. Я не желаю Вам судьбы Гаддафи, честное слово. Откосили бы пока еще есть время, а? Благовидный предлог всегда сыщется. Проблемы со здоровьем, семейные обстоятельства, явление архангела. Передали бы бразды преемнику (по-другому ведь Вы не умеете), а уж он бы позаботился о Вашей спокойной старости. Представьте и содрогнитесь: всеобщая ненависть, одиночество, страх перед завтрашним днем, необходимость всё глубже увязать в грязи, окружать себя всё худшими мерзавцами. Оно Вам надо?” Не надо, и не будет такого печального конца, не дождутся, биться будет до последнего, поскольку назад дороги нет, отрезана, и не один в поле воин – за ним полчища тех, кому есть что терять, поддержат, подсобят, им лишиться ВВП – все равно что удавку себе на шею накинуть; власть его сильна и крепка, а с народом этим он справится, знает его как облупленного, найдет общий язык, понимание, как в начале второй вайнахской войны, как после гибели подлодки, атак на террористов в захваченной школе с детьми и в театре со зрителями, в конце концов, обхитрит, объегорит, как прежде не раз бывало.
Вот только как изгнать из ночи гнусную бесовскую рожу, недавно явилась опять, на сей раз в облике типа с жидкой бороденкой и усиками, лидера мерзопакостной публики, именующей себя нацболами, пришла под утро, ибо помнятся именно предутренние сны и видения, и начала по-залаженному: “Тебя уничтожит не восставшая толпа, которая вряд ли выхлестнет на улицы и площади с оружием, – генетическая память о революции столетней давности помешает, барьер поставит, табу наложит на кровавое насилие; тебя уничтожит не террорист-одиночка – телохранители никого к тебе и близко не подпустят; тебя уничтожит не низкая цена на нефть; тебя уничтожит общественное мнение, бойся его, помни: “Большая сила – мнение народное…” Бороться с ним ты не в силах, и не один властодержец не в силах, понял?!”
Месяцы перед выборами на шестилетний срок и возвращением во власть, которую, впрочем, ни на миг не терял, запомнились ожесточением и нервными перегрузками, самообладание отказывало, он срывался на крик, начиная ненавидеть всех вокруг, он начал включать интернет, смотреть телеканалы и не только Первый – ему уже недостаточно было справок помощников, он не без оснований подозревал – его обманывают, рисуют реальность, не столь радужную на самом деле, увиденное на экранах монитора и телевизора вызывало ноющую боль сродни зубной, он изменил себе, перестав следовать давно заведенному правилу: если хочешь сохранить душевное здоровье, никогда не читай и не слушай про себя ничего – ни хорошего, ни плохого; он читал, смотрел, слушал и приходил в бешенство, а ведь как толково продумано было, учтена каждая мелочь – якобы уйти в тень, стать вторым лицом государства, поставив на свое место верного человека, и затем все вернуть на круги своя, но уже надолго, навсегда; и комар носа не подточит – все по закону, три срока подряд нельзя, а он и не стремился, закон есть закон, его исполнять надо, а два последующих срока по шесть лет самое оно, и во временном преемнике не ошибся, когда переговорил с ним с глазу на глаз и получил его согласие; как загорелись глазенки Плюшевого, услышавшего благую для себя весть – шутка ли, стать ВВП, пусть только на четыре года, но и это вполне его устраивало…
Он шустрого паренька этого из профессорской семьи сразу приметил, помог с работой у мэра города на болотах, стал тот советником, потом экспертом по внешним связям, оформлял сделки, договора, искал проекты с привлечением денег – юрист как-никак, не порывая с преподаванием в родном для них обоих университете, на том самом факультете; паренек помнил добро – когда наехали на В. по поводу бартерных сделок, защищал, документы соответствующие готовил; в общем, свой малый, податливый, мягкий, психологически зависимый, удобный для того, чтобы им руководить, тогда и прозвал его про себя – Плюшевый; а еще привлекало, что – ниже ростом, 162 сантиметра. Вроде бы рост не при чем, но приятно было смотреть на Плюшевого сверху вниз, а не тянуть шею, как на того же мэра города на болотах; однажды, следуя странной прихоти, попросил пресс-службу подготовить бумагу относительно роста великих и знаменитых, обязательно включая царей и политиков, представить, так сказать, в историческом ракурсе, открылась забавная картина: оказывается, большинство были люди невысокие, не сказать, маленькие, Тамерлан – 145 см., Ягода – 146., Ежов – 145, Бухарин – 155., Людовик Четырнадцатый – 156, Екатерина Вторая – 157, Ленин – 164, Геббельс, Саркози, Берлускони, Меркель – 165, Сталин – 166, такой же рост, как у любимого вождя, – у Павла Первого, Пушкина, Черчилля, Хрущева, а у Петра Третьего и Муссолини – 169 см., как и у него, ВВП… Ну, хорошо, а Гитлер – 175 см., еще выше де Голль, Ельцин, Обама…, их можно было отнести к исключениям, однако народ почему-то отдавал предпочтение высоким, когда проводились опросы и просили изобразить портрет лидера; некоторые публицисты, размышляя над феноменом роста у политиков, почему-то делали однозначный вывод: маленькие мужчины вожделеют власть, чтобы побороть комплекс неполноценности, ВВП вывод этот казался обидно-примитивным, уничижительным; как бы там ни было, Плюшевый ему нравился, подходя еще и по этому параметру…
Нет, не ошибся он во временном преемнике ни на йоту, перед тем, как объявить решение, долго размышлял, взвешивал, оценивал, на кого падет сия благодать – и не находил лучшего варианта, чем Плюшевый; на остальных, их в списке ВВП было трое, положиться до конца не мог, дорвутся до власти и покидать пост не захотят, ибо что может быть желаннее власти, особенно в такой стране как Преклония, это как запах крови для стервятника… В Плюшевого он верил – подлянки не совершит, воспитание и характер не позволят, и протеже не подвел, блестяще справился с доверенной ему миссией, ни разу не сфальшивил, ну, почти ни разу, скажем так; в обращении между собой они остались прежними, ВВП с Плюшевым на “ты”, он с ним – на “вы”, договорились, что, поменявшись местами, не будут позировать перед телекамерами, как прежде было заведено: ВВП слева за столиком, гость справа, отчитывается перед всевластным Хозяином: никакого отчета подлинный ВВП держать перед временным преемником не собирался; встречались они редко, больше по телефону, Плюшевый ставил в известность обо всем серьезном, на срочных бумагах писал так: “Ув. ВВП, посмотрите, пожалуйста”, или: «ВВП. Ваше мнение? С ув…”. Он же, когда прежде посылал бумаги премьер-министрам, обычно писал: “Разберитесь и доложите”, или просто: “Доложите” – в этом и состояла огромная, ни в каких физических величинах не измеряемая, разница между ними; впрочем, не все поначалу шло гладко, притирались, осваивались в непривычных ролях, потом все стало на свои места, Плюшевый понимал: есть вещи, которые делать вообще не следует, потому что они могут навредить Хозяину, а все остальное нужно делать с оглядкой на него, скажем, в вопросах помилования – Плюшевый не хотел делать вид, что он гуманнее ВВП; и про удлинение срока пребывания у власти тоже заранее договорились, в определенный момент временный преемник изменил Конституцию, многие олухи подумали – для себя старается, а он просто выполнял поручение Хозяина; в общем, как Щедрин про того Топтыгина: добрые люди кровопролитиев от него ждали, а он чижика съел!
Иногда ВВП становилось жалко Плюшевого, капелька сострадания все-таки присутствовала в его заскорузлом сердце, знал об этом недостатке и боролся с ним, а недостаток по-прежнему проявлялся, положение у Плюшевого и впрямь хуже губернаторского, смысл выражения узнал сравнительно недавно от конюха, обихаживавшего его лошадок: “губернатором” называется самец-пробник, которого припускают к кобыле для ее раздражения перед случкой с породистым производителем; грубое, конечно, сравнение, Плюшевый о нем никогда не узнает, зачем человека обижать; ставил себя на его место и качал головой – он бы не смог столь виртуозно сыграть в срежиссированном спектакле, не какую-то пошлую ролишку – роль, исполненную пафоса, трагедийного комизма или комедийного трагизма, что одно и то же: радеть за страну, мотаться по городам и весям, произносить замечательные слова, наносить визиты главам других государств, производить впечатление либерала, распекать нерадивых начальников, бороться с коррупционерами, снимать с постов и назначать на посты, зная каждую минуту, что он лишь подставная фигура, временщик, что за его спиной, распластав крыла, как орел, пикирующий на добычу, стоит тот, кто придумал и осуществил спецоперацию, те же министры, слушая его, делают серьезные лица, а про себя думают – чего ты, парень, раскудахтался, ты же шагу самостоятельно ступить не можешь; но больнее всего, хлестким ударом по самолюбию стало бы для ВВП, стань он Плюшевым, видеть во время своих публичных выступлений каменно-отстраненное лицо вынужденно присутствующего Хозяина, устремленный в пустоту презрительно-холодный взгляд – вот это была бы самая большая мука; свобода лучше чем несвобода…, нет, он непременно сблефовал бы, воспитание и характер не позволили бы идти до конца на поводу, и, безусловно, в конце отпущенного срока службы шагреневой кожи люто возненавидел бы своего патрона и власть добровольно ему не вернул, сплел интригу замысловатую или, напротив, совсем простую, и вынудил того пойти на попятный; Плюшевый же и виду не показывал, как неохота расставаться с насиженным за четыре года местом, но кто разберет, что у него на уме и в душе…
И вот вся хитроумная комбинация, достойная высших наград и премий за исполнительское мастерство кукольных актеров, начала рассыпаться, как башня, построенная из детских кубиков, народ рванул на площади, соскучившись по митингам, посыпались обвинения в узурпации власти, от присутствия ВВП люди, оказывается, устали, а впереди целых двенадцать лет лицезрения наколотой ботоксом физиономии, да их и за людей-то не считают, нагло обманывая, особенно в ходе выборов, они для власти – быдло…, и пошло-поехало; наложившись на освистывание, сопровождаемое разнузданными репликами и откровенным хамством хомячков в интернете, словно с цепи сорвавшимся, новое для ВВП явление повергло его в смятение – и родило привычную реакцию – отвечать надо резко, не стесняясь в выражениях, никаких уступок, он должен явить себя народу по-прежнему уверенным в себе, великим и могучим, несокрушимым Высшим Верховным Правителем, а не мямлей, идущим на поводу у толпы; в прямом телеэфире он показал себя в полном блеске, назвав всех и вся своими именами: митингующих – бандерлогами, уподобив киплинговским обезъянам, а попросту говоря, серой, обезличенной зомбированной людской массе, белые ленточки, символ протеста, – презервативами, матерную подпись под фото, опубликованную безрассудно-смелым журналом, где ВВП открыто послали на х… – позабавившей и даже порадовавшей, грубо съехидничал в адрес известного пожилого сенатора Заокеании, ветерана войны в «стране вьетов на Юге», напомнившего о судьбе ближневосточных тиранов, дескать, и тебя такое же ждет, если не изменишь отношения к свободе и демократии – чего, спрашивается, взять с человека, попавшего в плен, сидевшего в яме и явно подвинувшегося мозгами, и далее в том же духе; кстати, об исполняющем обязанности ВВП в оставшиеся три месяца до выборов бросил мимоходом одну лишь фразу, и ту с подковыркой: дескать, сражается сейчас с Евросоюзом, он там себя покажет… Придется ему кость кинуть, премьером на годик-другой сделать, а после, когда все пойдет сикось-накось, а пойдет обязательно – на то и ВВП, чтобы оценивать работу ближайшего окружения, – отправить в Конституционный суд или преподавать, а на его место того же Мудрина посадить, которого Плюшевый снял со скандалом за несогласие…
Полагал – народ проняло, дошло до отщепенцев-оппозиционеров и просто провокаторов, митингующих с подачи и на деньги Запада, что с ним, с ВВП, такие номера не пройдут, а на поверку вышло иначе – новое разрешенное сборище в столице Преклонии собрало еще больше разозленных участников – смотрел по Первому каналу все это безобразие и тихо матерился…; а ночью опять черт явился, ни на кого не похожий кроме как на самого себя, отвратная харя, и начал форменный допрос, нагло-бесцеремонный, притоптывая копытцами и скаля клыки: ты чего это болтал, злобной слюной истекая, о сенаторе из Заокеании, это он-то подвинулся мозгами? – ты сам с глузду съехал, коль несешь такую ересь; а про вилийца чего наплел – кто тебе сказал, что Гаддафи иностранные спецназовцы убили? – свои отморозки и убили, по твоему же зомбоящику показывали; я уже не говорю про контрацептивы, бандерлогов и вранье твое злонамеренное об оплате пришедших на митинг – это твоим “нашистам”, уродам молодым, платят, есть доказательства, на пленку заснятые…, кстати, о гондонах: “…нацепили белые ленточки, словно борцы со СПИДом” – как понимать, ты себя сам сравнил со СПИДом? – получается, ты провокатор по отношению к самому себе, нарочно провоцируешь озлобление народа… Разберись со своими помощниками, дай по мозгам, чтобы справки готовили нормальные, а не вранье, они же тебя подставляют, или, страшно подумать, ты все знаешь и специально так говоришь, но тогда жди беды…
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги