Террор. Кому и зачем он нужен

Глава 5 О том, как расчищали путь войне и Гитлеру

Каждый раз, когда в истории человечества начиналась большая война, она всегда была связана с именем политика, без которого она была бы невозможна или протекала бы совершенно иначе. Самый яркий пример – длинный военный конфликт, который на четверть века погрузил в хаос и пороховой дым большую часть европейского континента. Называют эту, по сути, одну войну с перерывами, Наполеоновские войны. Почему так? Потому что гений Бонапарта украсил исторические страницы истории Франции, России и многих других стран образцами полководческого гения, солдатского мужества и примерами выполнения воинского долга, несмотря ни на что. Он же «украсил» окрестности многих городов огромными братскими могилами павших воинов, но об этом говорить как-то не принято. Но любой, кто знаком с историей Европы, знает, что Наполеоновские войны начались сразу после Великой французской революции 1789 года, когда Наполеон был молодым артиллерийским офицером и никакого влияния на мировую политику не имел и не мог иметь, а закончились в 1815 году, после разгрома Бонапарта под Ватерлоо. То есть война началась и без его участия, но могла стать гораздо короче, не случись во Франции череды государственных переворотов, которые в итоге вознесли к вершине власти одаренного полководца. Так что роль личности в развязывании войны, в ходе ее событий, в конечном итоге боевых действий сложно преувеличить.

«Ищите женщину» – так говорят, когда хотят найти причину определенных событий в личной жизни государственного деятеля. «Ищите политика» – так можно сказать, описывая процесс подготовки к войне. Ищите того, кто начнет войну, кто сможет перешагнуть через страх и опасения и послушно выполнит волю тех, кому «война – мать родна». Верен и обратный тезис: если во власти находятся те, кто воевать не собирается, то, найдя такого политика, что, как пробка в бутылке, прочно «закупоривает» путь к военному конфликту, нужно его из власти удалить. И вот тут терроризм является одним из способов решения этой задачи. При этом, чтобы маскировать истинные цели, мишенью теракта «как бы» становится один деятель, хотя на самом деле убить собирались совершенно другого.

9 октября 1934 года было в Марселе теплым и солнечным днем. Ровно в 16 часов югославский эсминец «Дубровник» с 46-летним югославским королем Александром I на борту вошел в порт. Высокого гостя встречал на французской земле министр иностранных дел Франции 76-летний Жан-Луи Барту. Почетный караул, состоявший из французских подводников, замер по стойке смирно на катере, с которого король, одетый в адмиральскую форму, сошел на марсельский берег. После долгой торжественной церемонии гость и принимающая сторона направились возложить цветы к памятнику французским солдатам, погибшим на Балканах в Первой мировой войне. Король и Жан-Луи Барту сели в автомобиль, рядом с водителем разместился французский генерал Альфонс– Жозеф Жорж, который в Первую мировую войну был начальником штаба Салоникского фронта. Король Югославии был бледен – и не только потому, что перенес сложное плавание, но и потому, что уже несколько дней ползли слухи о возможном покушении. Во французских спецслужбах даже получили анонимную записку, которая гласила, что Александр I будет во Франции убит[200]. Эти слухи вынесли на свои страницы две французские газеты, которые писали о том, что хорватские террористы-усташи хотят осуществить покушение[201].

Но французское Министерство внутренних дел никак не отреагировало на тревожные сигналы. Стоит отметить и странный выбор автомобиля: «Деляж-ДМ» черного цвета с большими окнами, широкими подножками во всю длину кабины, да еще и с открытым откидным верхом в задней части машины. 24 июня 1894 года итальянский анархист Санто Казерио зарезал президента Франции Сади Карно в автомобиле именно с таким удобным для террористов устройством. Казерио приблизился к авто, вскочил на огромную подножку, выхватил из свернутой в трубку газеты кинжал и спокойно вонзил его в живот главы государства[202].

Личную охрану главы Югославии вообще не допустили исполнять свои обязанности. Да и ехал автомобиль с королем и министром по улице со скоростью неторопливо идущего человека, примерно 4 км в час, вместо положенных по протоколу передвижения глав государств 20 км. Редкая цепочка полицейских (десять шагов от одного до другого) стояла спиной к толпе, но зато лицом к медленно движущемуся автомобилю, хотя всегда делается наоборот. В последний момент выяснилось, что обычного в таких случаях эскорта мотоциклистов не было и не будет. Он отчего-то не прибыл. Вместо этого машину с королем и министром сопровождали два конных французских офицера, и этим охрана двух высокопоставленных лиц в ситуации «террористической опасности», собственно говоря, и ограничивалась[203]. Когда уже после произошедшей трагедии возник вопрос, почему охраны было столь мало, почему не были привлечены военные, прозвучал удивительный ответ, что надвигались выборы и картина подобной «милитаризации» могла произвести плохое впечатление на избирателей.

Вдруг из толпы зевак, приветствовавших высокого гостя, выскочил человек. Сопровождавший машину конный офицер попробовал преградить ему путь, но его лошадь взвилась на дыбы. Неизвестный же моментально вскочил на удобную и широкую подножку автомобиля и открыл огонь. Он выстрелил практически в упор. Две пули сразу убили короля Югославии. Генерал Жорж, пытавшейся закрыть короля своим телом, получил четыре пули[204]. Водитель машины в панике остановил ее, выскочил и бросился прочь. Еще один выстрел свалил на землю полицейского Гали, который бросился на террориста. На все это ушло буквально несколько секунд. В этот момент полковник Пиоле, сумевший развернуть лошадь, подскочил к террористу и дважды ударил его саблей по голове. Тут раздались выстрелы и из цепи полицейских. Стрелявший, обливаясь кровью, упал на мостовую, будучи еще и дважды раненным сотрудниками правопорядка. Погибло двое случайных прохожих, еще несколько были ранены.

С момента террористического акта в Марселе прошло почти 90 лет, но до сих пор он таит в себе много загадок, которые станут гораздо более понятными, если мы рассмотрим произошедшее в общем контексте мировой политики 1934 года. Король Югославии был убит, а вот 72-летний глава МИДа Франции Жан-Луи Барту получил ранение в предплечье. При этом, как показала экспертиза, которая была проведена после теракта – но ее результаты отчего-то были обнародованы только спустя 40 лет, в 1974 году, – Барту поразила… не пуля террориста! Ранение министру было нанесено не 7,62-миллиметровой пулей «маузера», который был у террориста, а 8-миллиметровой, выпущенной из револьвера, которыми была вооружена французская полиция[205]. То есть ранение Барту было вызвано беспорядочной стрельбой из цепи полицейских. Именно они, якобы случайно, не только попали в министра, но еще и застрелили несколько человек!

Но на этом чудеса не заканчивались. Получив не очень опасное ранение, Луи Барту самостоятельно вышел из автомобиля. Как казалось – легко отделался. Но в результате террористического акта он все же умер – от перевязки! В суматохе кто-то, чье имя до сих пор неизвестно, перевязал и перетянул раненую конечность не выше, а ниже раны. То есть не остановил кровотечение, а, наоборот, усилил его, в результате чего министр и умер после несложной операции от большой потери крови[206]. Не менее странными являются и обстоятельства смерти раненного, но захваченного живым террориста. Македонский террорист по имени Величко Георгиев, с чехословацким паспортом на имя Петра Калемена, он же Владо Черноземский, умер в тюрьме вечером того же дня, ему фактически не стали оказывать медицинскую помощь[207].

Все обстоятельства успешного осуществления террористического акта позволяют предположить, что часть политических сил во Франции были заинтересованы в его успешном осуществлении. При этом террорист, вскочивший на подножку машины, стрелял ТОЛЬКО в короля Югославии, который и являлся его целью. Ранение генерала Жоржа было вызвано его героическим поступком, а в Луи Барту террорист Величко Георгиев вообще не стрелял.

С этого момента и началась главная часть операции, которая была скрыта для террористов. Потому что главной целью был именно Луи Барту! Убийцы, стоявшие в цепи полицейских и (или) рядом с ними в толпе, вооруженные оружием полицейского калибра, начали стрелять по французскому министру, изображая свои выстрелы как случайную и беспорядочную стрельбу. Кто были «случайно застреленные прохожие», узнать сейчас практически невозможно. Вполне вероятно, что один убийца «случайно» стрелял в Барту, а другой тут же застрелил стрелявшего, чтобы скрыть следы. Обращает на себя внимание и факт проведения экспертизы и опубликования информации, что Луи Барту застрелил не террорист, лишь через четыре десятилетия после самого теракта.

Несколько слов о том, кем был убитый югославский король Александр I из династии Карагеоргиевичей. Он стал первым королем нового объединенного Королевства Югославия, которое появилось на карте Европы по итогам Первой мировой войны. Но путь к власти был для Карагеоргиевичей весьма извилистым, и тут тоже не обошлось без террористов. Его дед отрекся от сербского престола и покинул страну, а правящей династией в Сербии стала династия Обреновичей[208]. Крестным отцом Александра, который родился 16 декабря 1888 года в черногорском городе Цетине, стал русский царь Александр III. Отучившись в нейтральной Швейцарии в школе, будущий король отправился учиться в военной академии в Санкт-Петербурге. Сегодня будущих лидеров некоторых стран готовят в структурах фонда Сороса, в СССР для этого использовались учебные и партийные заведения, во времена монархии «нужную» династию готовили в военных заведениях. Пока юный Александр пропитывался уважением к Русской армии и нашей военной школе, в Сербии произошел государственный переворот. Он вошел в историю этой страны, как Майский – хотя на дворе по новому стилю уже был июнь 1903 года, – полностью повторив во временном смысле судьбу Февральского госпереворота и Октябрьской революции в России, которые случились в марте и ноябре по современному российскому календарю, соответственно.

Сюжет произошедших в Белграде событий драматичен и противоречив. Суть же его следующая: группа офицеров вроде как сами собой решили поменять династию[209]. В литературе активно педалируется матримониальная причина такого желания и всячески прикрываются политические мотивы. Дело в том, что молодой король Александр Обренович изъявил желание жениться по любви. Его избранницу звали Драга Машин. Это была женщина княжеского происхождения, вдова, да еще и старше короля. Но и это еще не все: она вроде даже была любовницей его отца, короля Милана, и сопровождала его мать королеву Наталью[210] в изгнание после их расставания. Молодой 19-летний король приехал навестить мать во Францию[211], отправился купаться и чуть не утонул. Спасла его Драга Машин, которая была на 15 лет его старше.

В итоге благодарность у юного монарха, не имевшего, судя по всему, опыта в общении с прекрасным полом, переросла в сильное чувство. В 1900 году он заявил, что намерен жениться на Драге Машин. В этом его не поддержал никто: правительство подало в отставку, а министр полиции обнародовал документы, которые якобы свидетельствовали о связях будущей королевы с женатыми мужчинами. Народ просто возмущался, роптала и знать – король нарушал все принятые правила. Отец Александра, отрекшийся экс-король Милан, не дал сыну благословения и справедливо указал, что этот брак станет крахом династии[212]. Такого же мнения придерживалась и королева-мать Наталья, которая публично заявила, что «невеста – проститутка» и к тому же еще и бес– плодна.

Но король Александр I Обренович, наплевав на все, – взял и женился[213]. Удивительно, но посаженым отцом на этой свадьбе был российский император Николай II: почему он это сделал, становится понятно по речам «молодого» – прямо там король Сербии обещал окончательно уйти от ориентации на Вену, которой придерживался его отец.

Когда королева Драга забеременела, Александр даже изменил порядок престолонаследия. Если будет девочка, власть переходила к потомкам его шурина, отца жены. То есть к братьям его супруги! Однако, когда королева-мать, возмущенная происходящим, настояла на приезде русских врачей для осмотра королевы, случился невероятный скандал – выяснилось, что Драга Обренович не только не была беременна, но вообще не может иметь детей. Королем просто манипулировали! Но он этого не замечал, не обращая внимания даже на то, что после «ложной беременности» чету перестали принимать практически все европейские монархи.

Через три года и произошел Майский переворот – в ночь с 28 на 29 мая 1903 года по старому стилю. Его фактическим руководителем был полковник Дмитриевич по прозвищу Апис[214]. Он будет основателем тайного общества «Черная рука» («Црна рука»), член которого Гаврила Принцип застрелит наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда с супругой – и тем самым даст повод к Первой мировой войне, самым большим заинтересантом в которой были мировые банкиры и владельцы Федеральной резервной системы[215]. Мы уже говорили, что вся система охраны Франца Фердинанда, также как и охрана убитых в Марселе короля и министра, была организована так, чтобы живыми они оттуда уже не ушли. И, когда один и тот же человек руководил покушением на наследника венского престола и командовал умерщвлением царской четы в Белграде, это заставляет задуматься[216].

Группа офицеров ворвались в царский дворец, попутно начиная убивать верных короне караульных офицеров. Заговорщики нашли безоружного короля и королеву в одном из помещений и открыли стрельбу. Драга была убита сразу, а пытавшийся ее закрыть Александр был еще жив, когда убийцы обнажили сабли и принялись рубить тела монархов, после чего выбросили их тела из окна. По одной из версий, королю все же удалось уцепиться за перила, и тогда один из заговорщиков отрубил ему пальцы. Упавшие вниз тела и во дворе продолжили рубить саблями. В теле короля насчитали шесть пуль и 40 ударов саблей, королеве достались 63 удара и две револьверные пули. Во время переворота также были убиты премьер Цинцар-Маркович и военный министр Павлович. И, конечно, в ночь переворота были немедленно расстреляны братья королевы Никодим и Николай Луневицы, так как они могли восприниматься как наследники престола.

Вот таким способом и вошел на престол новый сербский король из рода Карагеоргиевичей. Это был Петр I – отец убитого в Марселе короля Александра I. После чего оба его сына – Александр и его старший брат Георгий (наследник престола) – вернулись в Сербию. Весной 1909 года, после отказа брата от престола, Александр становится наследным принцем. Если война для Российской империи в ХХ веке началась Русско-японской на Дальнем Востоке в 1904 году, а потом через 10 лет продолжилась в виде Первой мировой, то для Сербии перед мировой схваткой были еще две Балканские войны – 1912 и 1913 годов. В них Сербия воевала против турок, а потом и против своих соседей, деля «турецкое наследство» в Европе.

Когда Австро-Венгрия объявила войну сербам, 70-летний король Петр сделал своего сына Александра регентом и Верховным главнокомандующим сербской армией. Именно Сербия станет страной, получившей серьезное территориальное приращение в результате Мировой войны. 16 августа 1921 года, после смерти отца, Александр I официально становится правителем страны, а в 1922 году женится на дочери короля Румынии Марии, которая родит ему трех сыновей. В январе 1929 года король осуществит в своей стране госпереворот, отменит Конституцию, разгонит парламент и политические партии и изменит название страны, которая официально начнет именоваться Королевство Югославия. Через пять лет он будет убит на улице Марселя. Организаторами теракта по официальной версии выступили хорватские националисты-усташи, которые ратовали за расчленение Югославии и создание независимой Хорватии[217]. Тренировочные лагеря усташей находились на территории Италии, которая претендовала на часть территорий, отошедших югославам. Поддержка хорватских националистов была для Муссолини не столько делом идеологии, сколько делом продолжения имперской политики довоенной Италии.

Похороны убитого короля Югославии состоялись в Белграде 18 октября 1934 года. Рядом с убитой горем королевой шел глава делегации Германии – Герман Геринг. Он не только передал ей соболезнования канцлера Адольфа Гитлера, но и возложил на могилу Александра I венок с надписью «Своему бывшему героическому противнику с глубокой скорбью. Германские вооруженные силы»[218]. Пройдет два десятилетия, Германия изменится неузнаваемо, и 23 мая 1957 года главная партийная газета ГДР «Новая Германия» (Neues Deutschland) опубликует статью, в которой утверждалось о причастности германских спецслужб к убийству короля и министра. Назывались и конкретные имена. Якобы немецкий военный атташе в Париже майор Ханс Шпайдель организовал террористический акт в Марселе по приказу Геринга. Называлась эта операция «Тевтонский меч»[219].

Оценивая эту версию, нужно привести несколько фактов.

– Ханс Шпайдель именно в 1957 году стал главнокомандующим Сухопутными войсками НАТО в Европе, что, возможно, и являлось политическим мотивом для властей ГДР обвинить в организации убийства именно его. Что касается руководства хрущевского СССР, то им было совершенно все равно, и распутывание марсельского убийства для «дорогого Никиты Сергеевича» никакой практической пользы не имело.

Германские спецслужбы в 1934 году, конечно, могли быть причастны к теракту. Исключать этого точно нельзя. Однако как могли немцы обеспечить столь странную и безобразную охрану короля и министра? Ответ – никак. Налицо желание могущественных сил в самой Франции облегчить возможное покушение. Без этого попустительства, выключения охраны короля и «хаотической стрельбы полицейских» Жан-Луи Барту остался бы жить.

Подрядить югославских сепаратистов-хорватов осуществить теракт могли и немцы, и итальянцы, определив как цель покушения короля Александра, а вот уже гибель французского министра осуществляли совсем иные силы.

Получалось этакое покушение, состоящее из двух частей, где каждая часть знала только свою часть и играла свою роль. Усташам не было дела до французского министра, а тем, кто из полицейского калибра стрелял в Барту, было совершенно все равно, что там происходит с главой Югославии. Но ведь некие силы не только спланировали этот сложнейший по исполнению теракт, но и осуществили его, координируя обе «половинки».

А странное оказание помощи министру, которое и привело к его смерти – как могли это организовать немцы? Никак. Так кто же тогда координировал убийство в Марселе?

В том же самом 1934 году (25 июля) в Австрии местные нацисты-эсесовцы устроили попытку госпереворота, в ходе которой застрелили 42-летнего федерального канцлера и министра иностранных дел страны Энгельберта Дольфуса. Так вот, Адольф Гитлер открестился от любого участия Германии в этом деле. Почему? Да потому что в 1934 году у Третьего рейха еще нет ни армии, ни флота, ни авиации, ни тяжелого вооружения. Большая ошибка переносить германскую мощь образца 1939 или 1941 года на самое начало правления Гитлера.

Теперь, когда мы убедились, что король Югославии был всего лишь предлогом для устранения главы МИДа Франции, который ехал рядом с ним в автомобиле, самое время разобраться, чем же был не мил Жан-Луи Барту германским спецслужбам или иным организаторам террористического акта. На момент смерти это был один из самых авторитетных французских политиков: впервые избранный в парламент в 1889 году, он с 1894 года занимал различные министерские посты, в целом проработав в политике порядка 45 лет! С 22 марта по 9 декабря 1913 года Луи Барту даже был премьер-министром Франции. Это ответственный человек, кого Республика выдвигала для решения сложнейших политических задач. К примеру, именно он в 1923–1926 годах был председателем Репарационной комиссии, которая обдирала проигравшую Германию как липку. Позднее будут писать, что он был одним из первых западных политиков, осознавших опасность фашизма, а мне кажется, что Жан-Луи Барту был патриотом Франции, который не только не любил германского соседа, но и видел опасность возрождения мощного немецкого государства. Тут не надо даже уходить в исторические дебри, ведь опыт французов с середины XIX века по середину XX века наглядно говорит: есть мощный Рейх – нет французских Эльзаса и Лотарингии; нет мощного Рейха – есть во Франции и эти две провинции, и спокойствие и безопасность. В этом смысле слабая Веймарская республика на территории Германии была для Луи Барту залогом мира и процветания Франции. А для этого можно использовать и тех, кто ему лично, как консерватору, может и не слишком симпатичен. Поэтому Барту выступает активным сторонником совместной с Советским Союзом политики коллективной безопасности. Понимая, что Гитлер приведен к власти для войны с СССР, Сталин предлагал заключить оборонительное соглашение, которое гарантировало бы агрессору одновременную войну и на Западе, и на Востоке. В Париже эти инициативы просто игнорировались. Лишь приход Барту в МИД изменил ситуацию, дело сдвинулось.

В этот раз Луи Барту стал министром иностранных дел Франции 9 февраля 1934 года, и ровно в этот день был заключен Балканский пакт между Югославией, Румынией, Грецией и Турцией. Участники договора взаимно гарантировали безопасность и неприкосновенность своих границ. Конечно, Жан-Луи Барту думал не о безопасности СССР, но в рамках своего понимания безопасности Франции он старался создать так называемый Восточный пакт, куда, помимо Советского Союза и Франции, должны были подключиться Польша, Чехословакия, Румыния и Югославия[220]. В довершение этой схемы Барту собирался включить в формируемую систему безопасности еще и Италию[221]. Несмотря на свой возраст, он проявлял недюжинную энергию: в 1934 году посетил Варшаву, Прагу, Бухарест и Белград. 25 апреля 1934 года в Милане между Францией и Италией было заключено торговое соглашение, положившее конец напряженности между странами. Да, собственно говоря, и государственный визит югославского короля во Францию был частью той антигерманской схемы, которую создавал Луи Барту! Его Восточного пакта – для завершения создания которого глава Югославии и приехал во Францию[222].

Муссолини прислал Барту приглашение прибыть в Рим для переговоров, собираясь приехать во второй половине октября, но 14–15 июня 1934 года в Милан в гости к дуче приехал Гитлер. В Германии все прекрасно понимали. Луи Барту был политик, который идейно и всеми силами работал на создание такой ситуации в Европе, которая просто исключала возможность для Гитлера сделать все то, что он с подручными вскоре сделал: развязать Вторую мировую войну, убить десятки миллионов людей, разрушить экономику целого континента. А как же тогда доллар станет мировой резервной валютой? Никак не станет. Поэтому любой, кто своими действиями – вольно или невольно – мешал созданию мощного Третьего рейха, тот стоял на пути доллара и мировых банкиров. И его следовало убрать… 17 октября 1934 года, то есть буквально через несколько дней после убийства Барту и Александра I, главная газета гитлеровской Германии «Народный наблюдатель» (Фелькишер беобахтер) прокомментировала возможное изменение политики Франции: «Ближайшую цель Барту – создать в рамках далекоидущего антигерманского плана «модус вивенди» между Югославией и Италией – будет гораздо труднее осуществить после гибели двух лиц, игравших такую большую роль».

Барту до своей гибели пробыл на своем посту ровно восемь месяцев, но стал основной фигурой и в разработке Франко-советского договора о взаимопомощи. Правда, подписали его уже в 1935 году с его преемником Пьером Лавалем. Вот только Пьер Лаваль договор-то подписал, но в дело его не пустил. Когда в 1938 году Гитлер будет требовать от Чехословакии отдать Судеты, этот «деятель» Франции, вместо того чтобы совместно с СССР гарантировать безопасность Праги, давил на чехов, чтобы они согласились на условия фюрера. В итоге советско-французский договор был просто Парижем проигнорирован, как не было его[223]. Кстати, говоря, а что еще сделал Пьер Лаваль? А это он сдал Францию Гитлеру летом 1940 года…

Югославское правительство охарактеризовало произошедший теракт как «покушение против существующего в Европе порядка», жалоба на Италию как организатора покушения, на чьей территории размещены лагеря усташей, была подана в Лигу Наций. Интересную позицию заняла Англия[224]. Министр иностранных дел Д. Саймон заявил югославскому посланнику, что если Югославия будет настаивать на выдвижении своего обвинения против Италии и Муссолини, начнет из-за этого военные действия, то Англия не окажет помощи Югославии. Не поддержала югославов и Франция: сменивший Барту на посту глав МИДа Пьер Лаваль не только сказал те же слова, что и его британский коллега, но и воспротивился срочному созыву чрезвычайной сессии Совета Лиги Наций. Он заявил, что такой шаг не соответствовал бы задаче разрядки международной напряженности в Центральной Европе.

А теперь вспомним, что же происходило в мировой политике осенью 1934 года, какие процессы уже происходили и какие еще должны были произойти.

В январе 1933 года Адольф Гитлер стал канцлером Германии, немедленно распустил парламент. Далее использовав поджог Рейхстага как повод, разгромил и быстро запретил все политические партии, в первую очередь – коммунистов.

30 декабря 1933 года премьер Румынии Ион Георге Дука застрелен выстрелами из револьверов тремя членами фашистской партии «Легион Архангела Михаила» на перроне железнодорожного вокзала курортного города Синай.

26 января 1934 года Польша заключает с Германией договор о нейтралитете, который справедливо называют пакт Гитлера – Пилсудского.

1 февраля 1934 года в Австрии объявляется о роспуске всех политических партий, кроме Отечественного фронта, в рядах которого состоит австрийский канцлер Энгельберг Дольфус. Всеобщая забастовка, призванная помешать этому, проваливается.

6 февраля 1934 года фашистская группировка «Огненные кресты» полковника Франсуа де Ля Рока провела демонстрации в Париже – против коррупции в высших эшелонах власти. Власти же бросили против митингующих конную полицию, которая применила оружие. Демонстранты тоже вооружались чем попало – в итоге 5 человек погибло, около 2 тысяч было ранено.

12 марта 1934 года происходит государственный переворот в Эстонии. Константин Пятс устанавливает здесь авторитарный профашистский режим, оставив лишь одну партию.

9 мая 1934 года военный переворот произошел в Болгарии.

15 мая 1934 года Карлис Улманис осуществил военный переворот в Латвии. Он ввел в стране военное положение, запретил деятельность всех политических партий и приостановил работу Сейма до выработки новой конституции. Ее так никогда и не выработали, о чем обвинители СССР и Сталина почему-то забывают. В 1936 году Улманис объявил себя президентом страны и, таким образом, сосредоточил в своих руках всю полноту власти. Этот факт от плачущих «по растоптанной советами» латвийской демократии тоже ускользает.

6–7 июня 1934 года в Литве прошла неудачная попытка госпереворота. Она была неудачная, потому, что вообще-то переворот произошел в Литве еще 17 декабря 1926 года, когда был арестован тогдашний президент Литвы Казис Гринюс и другие представители власти. Новым главой Литвы стал Антанас Сметона. 12 апреля 1927 года Сейм в стране вообще распустили, с этого момента установился самый настоящий профашистский режим. Сметона досидел до включения Литвы в СССР.

29 июня 1934 года в Германии проходит «ночь длинных ножей», фактически госпереворот, в которой Гитлер убирает руками СС часть своих соратников и генералитета, становясь непререкаемым авторитетом.

25 июля 1934 года – попытка нацистского переворота в Австрии, которая привела к открытой вражде между Германией и Италией[225].

1 декабря 1934 года в СССР убит С. М. Киров, что послужило отправной точкой закручивания гаек и массовых репрессий.

В Азии уже вовсю шла война. В 1931 году Япония вторглась в Китай, где захватывала одну область за другой. Реакция мирового сообщества оказалась нулевой, Лига Наций не ввела никаких санкций против Токио. Ни одна великая держава не разорвала с Японией ни дипломатических, ни экономических отношений. В 1933 году новый статус-кво был зафиксирован, когда потерпевший поражение от японцев Чан Кайши подписал перемирие, фактически согласившись с потерей северных провинций Китая, где Токио начал формировать марионеточное государство.

Даже беглого взгляда на весь этот список достаточно, чтобы понять: как по мановению волшебной палочки в целом ряде стран Европы начались государственные перевороты и наверх полезли фашистские партии. Но если речь идет о политике, а не о погоде, то говорим мы о процессах, которые организуются и направляются, где никто у моря погоды не ждет. Война была нужна, войну готовили, по всей Европе готовили. И на пути у нее стоял пожилой французский политик Жан-Луи Барту, к которому, на свою беду, решил прибыть для переговоров югославский король Александр I Карагеоргиевич.

Последний аргумент, который в данный момент может достать из кармана заядлый спорщик: да бросьте, все само собой получилось. Просто во Франции все были расслаблены, вот и охраняли из рук вон плохо. Но без умысла, просто не осознавали степень изменившихся политических обстоятельств в мире. Демократия, республика же. Убийство президента Франции Карно в 1894 году уже забыли.

Хорошо. Не знали, забыли, расслабились…

6 мая 1932 года, за два года и пять месяцев до теракта в Марселе, в особняке Ротшильда на улице Беррье в Париже открылась благотворительная ярмарка книг писателей-ветеранов Первой мировой войны. Открывать ее прибыл президент Франции Поль Думер, для него это было не просто отбывание скучной повинности, а важнейшее дело – он ведь потерял на этой войне четверых сыновей. Думер получил полномочия в 74 года, став одним из самых пожилых французских президентов. А пробыл на своем посту менее года, потому что в этот майский день был убит прямо на выставке в центре Парижа. Одна пуля попала Думеру в основание черепа, другая – в правую лопатку. Президент Франции потерял сознание, после чего был доставлен в госпиталь. Прямо во время операции он пришел в себя и спросил: «Что со мной случилось?» – «Вы попали в автомобильную аварию», – последовал ответ хирурга. – «Надо же, я ничего не заметил!» – сказал Думер, впал в забытье и быстро скончался.

Избитого террориста задержали. Поля Думера застрелил из «браунинга» русский эмигрант, автор сборника стихов «Тайна жизни скифов» и «основатель фашистской зеленой партии» Павел Горгулов, у которого в кармане оказался пригласительный билет на имя «ветерана-писателя Поля Бреда». По словам преступника, он действовал в одиночку, мстил Франции, которая отказалась помогать антибольшевистским силам в России. При этом Горгулов называл себя русским фашистом, вел себя очень странно, но был признан медиками вменяемым. Например, за несколько минут до убийства Горгулов на выставке купил книгу писателя Клода Фаррера и взял у него автограф. Когда началась стрельба, все тот же Фаррер был легко ранен одной из пуль террориста. Убив Думера, Горгулов кричал «Фиалка победит машину!», что оказалось цитатой из его сборника стихов. Суд приговорил его к смертной казни, и 14 сентября 1932 года Павел Горгулов был публично казнен на гильотине на бульваре Араго у стен тюрьмы Санте.

Если в столице при странных обстоятельствах крайне легко был убит глава французского государства, то можно ли назвать Францию страной, где не имеют понятия о мерах, которые должно принимать для предотвращения террора? Было это совсем недавно, но Барту не охраняли – чтобы он был убит и не мешал делать Германию сильной, что было обязательным условием развязывания большой войны в Европе. Кстати говоря, судя по всему, Поль Думерг, был убит по той же самой причине. Он был сторонником англо-французской дружбы и одновременным противником какой-либо дружбы с немцами. Он даже отказался принимать представителей слабой Веймарской республики в Елисейском дворце, обосновав это памятью и именем своих сыновей, погибших за Францию в Первой мировой. Во всем остальном был обычным буржуазным французским политиком, поддерживал политику колониализма.

Через четыре дня после смерти Думера президентом страны 10 мая 1932 года был избран Альбер Лебрен. Его же переизбрали в апреле 1939 года на второй срок, а в сентябре началась Вторая мировая. Согласно Конституции Франции, именно Альбер Лебрен назначил в горестном от поражения июне 1940 года премьером маршала Петена, который подпишет капитуляцию перед Гитлером и сдаст страну нацистам. Ирония судьбы заключалась в том, что созванное в Виши, согласно французским законам, Национальное собрание, отдав власть Петену, Конституционным актом номер 1 упразднило должность президента Франции. Лебрен не признал своего унизительного положения и не объявлял своей отставки, при этом не делая ровным счетом ничего, чтобы восстановить легитимность своей власти в колониях или учредить правительство в изгнании. За него это делал Шарль де Голль, возглавивший борющуюся Францию. В августе 1943 года Лебрен был арестован немцами и перевезен под домашний арест в Тироль. После освобождения Франции в 1944 году он встретился с де Голлем, и признал его временным главой государства и своим законным преемником.

Таким образом, преемники убитых Думера и Барту – Лебрен и Лаваль, – как ни крути, были теми, кто сдал Францию Гитлеру. Степень их вины была разной, поэтому было различным и наказание. Пьера Лаваля уже в 1945-м судили в Париже. Перед судом он умудрился, по примеру Германа Геринга, принять цианид, но его, в отличие от главы германской авиации, сумели спасти. Чтобы потом казнить 15 октября 1945 года. Альбер Лебрен просто ушел в политическое небытие и забвение, стал пенсионером и через пять лет умер весной 1950 года.

Интересна история Франции. Две мировые войны пережила эта европейская страна, и перед вступлением Парижа в нее каждый раз убивали того, кто мешал это сделать. Вторую мировую тормозил изо всех сил Жан-Луи Барту, но мировые банкиры и их ставленники в европейской политической элите взяли курс на организацию большой европейской бойни, в которой они планировали уничтожение Советского Союза как альтернативной социальной, смысловой и политической системы. Тот факт, что в огне этого пожара погибнут десятки миллионов людей, их не волновал, тем более что по их планам это должны были быть жители России-СССР. Они просчитались, но скрупулезные перипетии дипломатических схваток не являются предметом изучения этой книги. Нас интересуют связи – связи между политическими событиями и террористическими актами. Так вот и прямо перед Первой мировой войной во Франции произошло чисто политическое убийство! Убили того, кто мог спутать карты, помешать, воззвать к общественному мнению.

Первая мировая война началась 1 августа 1914 года[226]. В этот день Германии объявила войну России, одновременно объявив о своей мобилизации. Это очень важный момент: любой военный вам скажет, что сначала проводится мобилизация и только потом начинаются военные действия, и (или) делается заявление политического характера, означающее старт военных действий. Так вот, кайзер Вильгельм одновременно начал войну с Россией и начал мобилизацию, чего не было в человеческой истории никогда. Узнав о действиях Германии, Франция – официальный союзник России – также объявила о мобилизации. Но вечером 31 июля о том, что произойдет завтра, в мире не знал практически никто.

31 июля 1914 года парижское кафе «Круассан»[227] вошло в историю. Таким, каким оно было. Лев Троцкий, который зашел туда годом позже, описывал его так: «Одно из чисто парижских кафе: грязный пол в опилках, кожаные диваны, потертые стулья, мраморные столики, низкий потолок». Вечером этого дня в «Круассане» сидел его завсегдатай, неряшливый толстяк с седой бородой и в пиджаке, в котором никогда не было полного набора пуговиц. Звали его Жан Жорес, ему было 54 года, и его знал в лицо весь Париж. В этот вечер он сидел за столиком вместе с журналистом Рене Долье и держал в руках фотографию дочери своего знакомого. В 21:20, стоя на улице, неизвестный мужчина приподнял занавеску на открытом от жары огне и достал револьвер. Пуля попала Жоресу прямо в затылок, и он тихо опустил голову на столик. Вторая пуля прошла мимо и попала в зеркало в зале.

На следующий день французы прочли в газетах два сообщения: о всеобщей мобилизации и об убийстве социалиста, яростного и принципиального противника войны Жана Жореса. Профессор философии по профессии, оратор по призванию, один из лидеров Французской социалистической партии, несколько раз избранный депутатом французского парламента. Этот подлинный интернационалист сделал предотвращение войны целью своей политической карьеры[228] наряду с отстаиванием интересов рабочих. В 1904 году Жорес основал левую газету «Юманите», которая и сегодня остается одним из самых влиятельных изданий Франции. Ораторские способности этого политика высоко оценивал Ленин. Крупская вспоминала, как они с Владимиром Ильичем присутствовали на собрании, где выступал Жан Жорес, и «еще раз смогли убедиться в огромном влиянии его на аудиторию: речь Жореса буквально гипнотизировала слушателей»[229].

Мир шел к большой войне. Зримые и незримые причины и противоречия направляли развитие событий. Главная невидимая причина – создание Федеральной резервной системы в США как частного центра эмиссии доллара в конце декабря 1913 года. Далее необходимо было начать войну, уничтожить иные валюты и экономики, кроме британского фунта. Потом для окончательного утверждения доллара как главной мировой резервной валюты потребуется еще одна мировая война и, по ее итогам, утрата фунтом своего доминирующего положения.

Что же касается видимых противоречий между крупнейшими державами того времени, то главные из них выглядели следующим образом.

Британия – Германия – это нечто напоминающее сегодняшние отношения между США и Китаем. Одна держава бросает вызов гегемонии самой сильной страны мира. Германия уверенно идет на первое место в экономике и политике, которое занято англосаксами. Лондон ревниво взирает за развитием немецкой промышленности и стремлением Германской империи теснить англосаксов, получить себе колониальную империю. «Затеяв постройку Багдадской железной дороги, Германия тянулась к Азии. Африканский континент притягивал взоры германских промышленников и банкиров. Германия хотела ослабить своих врагов, Англию и Францию, и подготовить выгодные позиции для начала войны»[230].

После знаменитого тогда, но малоизвестного заявления кайзера Вильгельма II «Будущее Германии лежит на морях» вопрос военного устранения германского конкурента стал вопросом «когда и как». Эти поистине роковые для Второго германского рейха слова кайзер произнес 23 сентября 1898 года при освящении нового порта в городе Штеттин. В этой фразе Вильгельм II отсылал слушателей, воспитанных в то время в глубоком изучении античности, к подобному высказыванию знаменитого афинского государственного деятеля Фемистокла, который разбил Персидский флот при Саламине. В «Истории» Фукидида написано: «Фемистокл впервые высказал великую мысль о том, что будущее афинян на море». Услышав подобную идею на фоне программы строительства громадного немецкого флота, англичане поняли, что останавливать Германию надо на взлете. Причем делать это нужно «чужими руками»[231]. Именно поэтому сегодня главная задача США – подчинить себе политику России и в итоге стравить Москву и Пекин во взаимоуничтожающей войне. Что касается начала ХХ века, то в 1914 году началась Первая мировая война, где Лондон в целом решил задачу уничтожения Германии руками России и уничтожения России руками Германии.

Австро-Венгрия – Россия — движению России на Запад, включению в орбиту своего влияния славянских народов Европы мешала империя Габсбургов. При этом, что удивительно, именно российский император Николай I спас соседнюю империю от разрушения, оказав помощь в подавлении венгерского восстания 1848 года. Никакого союза и даже благодарности он не получил, во время Крымской войны Австро-Венгрия заняла враждебный нейтралитет, что привело к необходимости держать часть русской армии «на всякий случай», не отправляя ее на войну. Также необходимо помнить, что правил в Вене все это время один и тот же император Франц Иосиф, чтобы понять, что в России его просто терпеть не могли по целому ряду поводов. Так вот, именно противоречия между Веной и Петербургом и становились спусковым крючком конфликта между Россией и Германией, которая была официальной союзницей Австро-Венгрии.

Франция – Германия — эта линия напряжения безусловно беспокоила Жана Жореса больше всего. После поражения Франции во Франко-прусской войне 1878 года вместо германской раздробленности на карте мира появилась Германская империя. О том, что война между Парижем и Берлином неизбежна, говорили многие. Французы хотели вернуть свои провинции и устранить угрозу, немцы – сохранить провинции и устранить угрозу. Вопрос был только в том, как стороны собирались это делать. Обе страны старались перетянуть на свою сторону Россию, чтобы с ее помощью решить свои задачи. Но в этом «соревновании» обе страны-соперницы были не одинаковы: Франции было нужно активное участие России в войне, немцам было достаточно невмешательства. Все политические интриги, войны и договоры, действия начала ХХ века нужно рассматривать с точки зрения именно этого маневрирования Британии, Франции, Германии и в меньшей степени России и Австро-Венгрии. В его итоге была создана Антанта (Великобритания – Франция – Россия) и Тройственный союз (Германия – Австро-Венгрия – Италия).

Далее была Первая мировая война, которую пытался изо всех сил предотвратить Жан Жорес, призывая правительство Франции (мечтавшее о войне!) найти компромисс с Германией. Патриотические круги Франции воспринимали такую позицию социалистов как сомнительную и предательскую. Во-первых, было непонятно, о каком компромиссе может идти речь, ведь Эльзас и Лотарингия оставались под германским контролем. Во-вторых, именно Жан Жорес и возглавил кампанию борьбы против предложенного французским президентом Раймоном Пуанкаре по прозвищу Война закона о трех годах службы в армии. Вместо этого боровшиеся против войны предлагали, словно социал-демократы в России (и большевики и меньшевики), заменить регулярную армию народным ополчением. Сам Жорес еще в 1910 году разрабатывает законопроект о военной реформе, само обсуждение которого в парламенте было бы настоящей катастрофой для готовящих войну.

Жан Жорес чувствует, что тучи над Европой сгущаются и вот-вот произойдет нечто страшное и непоправимое. И в этой оценке, зная цифры потерь и итогов Первой мировой войны, с ним сложно не согласиться. Он мешает, действительно мешает. Громкий голос о том, что нельзя влезать в войну, может сорвать мобилизацию, вызвать ненужные сложности. Его главное средство борьбы – всеобщая забастовка. В ситуации, когда война уже решена мощнейшими международными силами, допустить такого развития событий точно нельзя, поэтому Жореса и убьют. Но до этого в течение нескольких лет его обвиняли в шпионаже и получении немецких денег. Как и Ленина, кстати. И в обоих случаях никаких реальных доказательств никто привести не смог. «Жорес – похабная девка на содержании у немцев» – так подавали информацию для рядовых французов. Но стоит отметить, что скомпрометировать политика не удавалось. А вот ирония истории в том, что автор этой клеветы, некий Шарль Моррас, умрет в 1952 году во французской тюрьме, куда попадет за сотрудничество с Германией, только не с кайзеровской, а с гитлеровской.

«Не пройдет и шести месяцев, как начнется война. Я получаю столько писем с угрозами, что не удивился бы, если бы оказался ее первой жертвой. Я прощаю того, кто меня убьет. Я мечтаю только о том, чтобы мне не пришлось слишком мучиться», – писал сам Жорес[232]. Стоит отметить, что и в целом понимание геополитических событий было у него на высоте. Жан Жорес верно отмечал, какие изменения произойдут вслед за изменением баланса сил в мире и кто в конечном итоге от этого выиграет. Выступая в палате 18 ноября 1909 года, он обращается к здравомыслящим немцам и англичанам с пророческим предупреждением: «Пока соперничающие Германия и Англия открыто или тайно ставят друг другу палки в колеса во всех уголках земного шара, США под шумок растут и тоже начинают претендовать на мировое господство… Что это значит, господа? Это значит, что, если Англия и Германия передерутся и ослабят друг друга, они назавтра окажутся лицом к лицу с окрепшим могуществом США, которые, воспользовавшись их распрей, расширят свои рынки сбыта, опутают мир своими сетями»[233].

Теперь, когда мы разобрались, за что на самом деле был застрелен Жан Жорес, давайте разберемся, кто совершил этот террористический акт. Стрелял в него двадцатилетний Рауль Вийен, который за несколько дней до убийства специально приехал в Париж. Вся канва происходящего очень похожа на убийство в Варшаве товарища Войкова. В том смысле, что вся историография пытается нам представить дело Вийена как дело Бориса Коверды. Мол, молодой человек решил убить из личной неприязни, а мы видели, что за убийцей советского дипломата Войкова маячили силуэты белой эмиграции, польской разведки и даже будущего власовского движения. Смерть Жана Жореса сразу и резко обезглавила антивоенное движение, и французским властям даже не пришлось применить войска, которые заблаговременно ввели в столицу накануне объявления мобилизации. А ведь призывы к миру и пролетарской солидарности, возгласы «Нет войне!» звучали в Париже и других городах Франции накануне рокового для Европы 1 августа 1914 года.

Приехавший в Париж будущий убийца бродит по городу, ходит вокруг редакции «Юманите», которая находится через два здания от кафе «Круассан». Вот еще интересный штрих: только приехав в Париж, террорист садится на автобус и едет прямо к дому Жореса, который не внесен ни в один справочник. Но Жан Жорес в этот день выступал на митингах в Бельгии, и поэтому ничего не произошло. Убийца Рауль Вийен, ровно так же как убийца Борис Коверда, снимает себе комнату, а Жорес срочно возвращается в столицу Франции 30 июля 1914 года, узнав о начавшейся в России всеобщей мобилизации.

31 июля Вийен плотно поел в одном из ресторанчиков и вновь пошел к редакции «Юманите». Привратник сказал ему, что Жореса нет. Чтобы понимать масштаб влияния Жана Жореса, укажем, что в 11:00 своего последнего дня жизни он отправился к премьеру Франции Вивиани, но тот беседовал с послом Германии, и тогда политик отправился во французский МИД. Жорес в сопровождении целого ряда других депутатов хотел получить объяснения правительства Франции о его позиции в складывающихся обстоятельствах. Выйдя из МИДа, где их принял заместитель министра, Жорес сказал: «Сегодня ночью я напишу статью, в которой разоблачу всех виновников готовящегося наступления. Я должен выступить, как некогда Золя. Это будет новое «Я обвиняю»[234].

Идя мимо «Круассана» террорист увидел в окно того, кого он искал. Обычно эта история так и подается: в ней якобы все случайно. Случайно увидел, случайно убил. Но журналист Рену видел, как перед убийством в кафе заглянул молодой яркий брюнет в мягкой шляпе: «Это был не случайный взгляд прохожего»[235]. И это был не Вийен, который выглядел совершенно иначе. Кто-то явно искал Жореса, возможно, чтобы помочь убийце, а возможно, чтобы его «подстраховать». Жорес не должен был дожить до мобилизации во Франции, и существует сразу несколько «проектов» его убийства. Многие очевидцы будут потом говорить, что и в редакции, и в кафе, где обычно обедал Жан Жорес, появлялись неизвестные люди, спрашивали, смотрели.

За пять минут до выстрелов Вийена один из свидетелей видел трех-четырех человек, следивших за кафе. Кассирша заметила худого верзилу в соломенной шляпе, который показывал на Жореса, и это тоже был не Вийен. А вот следствие никакого заговора не обнаружило, потому что его задачей было совершенно иное: заморозить ситуацию, не дать ответа на главный вопрос – «почему?», ответив лишь на вопрос – «кто нажал на курок?». Нельзя исключать и того, что Вийена делали крайним, хотя стрелял и не он. Ровно также как в убийстве Кеннеди обвинят Ли Харви Освальда, после чего немедленно убьют, чтобы замести все следы. История гласит, что, выстрелив в Жореса, Рауль Вийен попытался убежать, но один из прохожих «догнал его и оглушил ударом трости по голове». Свидетели убийства, которые сидели с погибшим в кафе, не видели лица стрелявшего, они видели занавеску, которая раздвинулась, после чего с улицы в кафе протянулась рука с револьвером. Кстати, уж больно легко в Париже летом 1914 года было можно достать огнестрельное оружие! Ведь стрелять Вийен будет из другого оружия – из другого револьвера[236]. Так пишут историки и криминалисты – даже не понимая, что стрельба из другого оружия, которую взял на себя Рауль Вийен, может означать то, что из этого другого револьвера и стрелял-то другой человек.

Показательно, что суд над Раулем Вийеном, который вроде как был с поличным взят на месте преступления, состоится почти через пять лет – 24–29 марта 1919 года! – когда после миллионов погибших в войне суть событий 30 июля 1914 года будет уже не так важна. Что интересно, суд присяжных не только не приговорит убийцу к смертной казни, а оправдает его как «действовавшего в порыве страсти»! Более того, вдову Жореса обяжут оплатить судебные издержки, включая расходы на адвокатов убийцы мужа. Складывается впечатление, что закулисные силы, развязавшие войну, выполнили все свои обязательства перед тем, кто сделал важное для них дело.

Рауль Вийен на свободе – но счастья ему это не принесло. Очень быстро он вновь оказался в тюрьме, расплатившись фальшивыми франками. Но вновь вышел сухим из воды, уплатив всего лишь 100 франков штрафа. А потом он… получил наследство. Да-да, именно так описывают ВДРУГ появившееся у него богатство. Сначала оправдали за убийство, потом отмазали от другого преступления, после чего у Вийена умерла тетушка! Убийца Жана Жореса уезжает в США и пропадает на 12 лет. Его дальнейшие следы теряются, пока он не появляется в Испании в 1932 году, где поселяется на Ибице. Вроде как сходит с ума. В 1936 году, во время гражданской войны, он был расстрелян одной из противоборствующих сторон.

Ну и как не вспомнить еще одну историю прямо предвоенной Франции образца 1914 года. Есть такое «правило сообщающихся сосудов» в физике – в терроризме есть правило сообщающихся безнаказанностей. Хотите, чтобы было легко подбить некую персону совершить террористический акт или политическое убийство? Покажите им пример безнаказанного аналогичного деяния. Когда Рауль Вийен с револьвером своего товарища в кармане приехал в Париж с целью убить Жана Жореса, такой пример был у него прямо перед глазами.

Пример этот носил имя – Генриетта Кайо. За прошедшие с начала ХХ века 14 лет на посту премьера Франции побывало полтора десятка человек. Одного из них звали – Жозеф-Мари-Огюст Кайо. Он занимал премьерское кресло в 1911–1912 годах, также был министром внутренних дел и министром финансов. Отличительной чертой его политического кредо было желание избежать войны с Германией, найти с Берлином компромисс. Во время своего премьерства он смог даже продемонстрировать пример подобных действий в реальной политике во время Второго марроканского или так называемого Агадирского кризиса. Так в истории называют спор между Францией и Германией за контроль над Марокко. Эти «далекие дела» на африканском континенте легко могли привести к серьезному конфликту двух стран, с последующим вовлечением в него всех остальных крупных мировых игроков.

В 1909 году Париж и Берлин подписали соглашение о Марокко, при этом стоит отметить, что началу напряжения между странами положило провокационное направление отряда французских солдат в столицу Марокко – город Фес. Предлогом для этого стала осада мятежными берберскими племенами этого населенного пункта. Решение отправить солдат приняли в апреле 1911 года, а уже в начале мая кайзер Вильгельм одобрил отправку к берегам Марокко нескольких военных кораблей. В Берлине опасались, что Франция просто оккупирует Марокко и вытеснит оттуда немцев, нарушив соглашение 1909 года, под предлогом «просьбы о помощи» со стороны правителя этой страны. 3 июля 1911 года три германских судна во главе с канонеркой «Пантера» прибыли в марокканский порт Агадир[237]. За пять дней до этого, 27 июня 1911 года, премьерское кресло занял Жозеф Кайо. Шанс для развязывания франко-германской войны в интересах Лондона был налицо, но новый премьер этого делать не собирался. Несмотря на сильное давление внутри своего кабинета, Кайо отказался «симметрично» отправить к марокканским берегам французские корабли. Непримиримую позицию заняли французские дипломаты: министр иностранных дел с речью, в которой назвал поступок Германии «недопустимой провокацией». Несмотря на такую позицию МИДа, еще через неделю начались франко-германские переговоры, которые продолжались четыре месяца по нескольким направлениям официального, полуофициального и вовсе неофициального характера. Итогом стало соглашение, согласно которому Германия признала протекторат Франции над Марокко, получая в качестве компенсации 275 тыс. кв. км территории Конго и Камеруна. Такого Кайо закулисные поджигатели войны не простили, и он очень скоро ушел в отставку. А еще примерно через год и началась самая настоящая изощренная расправа над репутацией этого умеренного политика. Публичная порка сторонника компромисса с Берлином Жозефа Кайо в начале ХХ века несла в себе такой же смысл, как ликвидация категорических противников Берлина Думера и Барту в середине ХХ века: и то, и другое вело к войне.

В 1911 году Жозеф Кайо развелся со своей женой Бертой и через три месяца женился на Генриетте Рейнуар, с которой до этого имел бурный роман. Обиженная женщина и послужила орудием расправы над Кайо и спусковым крючком всей дальнейшей истории, которая летом 1914 года стала самым популярным сюжетом всех французских и части мировых газет. Бывшая жена бывшего премьера перед разводом вернула супругу его письма к себе и к своей сопернице, предварительно сняв с них копии. В этой переписке речь шла не только об их сложных взаимоотношениях в любовном многоугольнике, но и о различных политических аспектах. Берта Кайо передала всю эту переписку редактору «Фигаро» Гастону Кальметту для публикации в его газете. Статьи с этим грязным бельем начали выходить с удивительной регулярностью. Для понимания масштаба атаки на бывшего премьера укажем, что с 9 декабря 1913 года, когда Кайо в очередной раз стал министром финансов Франции, до 16 марта 1914 года в газете «Фигаро» было опубликовано 110 статей, ему посвященных![238]

16 марта 1914 года стало для этой истории важнейшим днем. В этот день Кайо якобы резко высказался про главреда «Фигаро» Гастона Кальметта. После этого разговора Генриетта Кайо, которой также промыли все косточки в 110 публикациях, пошла в оружейный магазин, купила там «браунинг». После чего направилась в ненавистную ей редакцию. Подождав в приемной, Генриетта Кайо шесть раз выстрелила в пришедшего Кальметта, который скончался от полученных ранений в больнице. Убийцу задержали прямо на месте преступления, прибывшим полицейским Генриетта заявила, что «только револьвер мог остановить травлю».

Далее последовали несколько месяцев следствия, а прямо накануне начала Первой мировой войны, в июле 1914 года, состоялся суд. Адвокаты доказывали, что она совершила убийство под действием сильных эмоций. Сама же обвиняемая утверждала, что не собиралась убивать Кальметта, хотела только заступиться за честь мужа и даже не знает, как так получилось. В некоторых источниках при этом утверждается, что на суде Кайо произнесла фразу: «Я убила его, чтобы научить его жить», – что вообще-то противоречит другим рассказам о линии защиты.

При этом линия обвинения вдруг двинулась в совершенно иную сторону. Один из редакторов «Фигаро», Латзарю, дал показания, что у убитого главреда якобы были не только письма Кайо своей бывшей жене, но и часть дипломатической секретной переписки. Какой? Он не знает, так как документы переданы правительству. Якобы вот эту публикацию, в которой Жозефа Кайо должны были обвинить в предательстве интересов Франции, и пыталась предотвратить Генриетта, убив журналиста. В прессе поползли слухи, что речь идет как раз о предательстве интересов Франции во время Агадирского кризиса. Таким образом, дело из мыльной оперы и детектива грозило резко перейти в разряд политического триллера.

Состоялась ли публикация или озвучивание секретных документов и телеграмм, о наличии которых ходили слухи? Нет. Более того, Генриетта Кайо была полностью оправдана как действовавшая в стоянии аффекта и потому что выстрелила случайно. В ответ бывший премьер-министр, который в 1911–1912 годах спас Францию и, возможно, весь мир от войны, не стал этого делать летом 1914 года. Жозеф Кайо, для которого искусно была создана ситуация, когда его обвинят в измене, а его жену упекут за убийство, должен был не мешать вступлению Франции в войну, не делать никаких заявлений, не присоединяться к Жану Жоресу[239], который оказался в важнейшие дни июля 1914 года в одиночестве, без сильных союзников. За это правительство, к которому обратились судебные власти, отрицало факт наличия каких-либо документов, полученных от убитого главного редактора «Фигаро», и вообще отрицало само существование таких бумаг. Ну и оправдание жены – таков итог торга.

28 июля 1914 года присяжные озвучили вердикт: они совещались в течение часа и признали Генриетту Кайо невиновной. Через три дня, 31 июля 1914 года, был убит Жан Жорес. Идя на теракт, его убийца знал, что хладнокровно расстрелявшего другого человека могут оправдать, если говорить о сильном волнении и огромных эмоциях. Рауль Вийен это на суде и говорил – и действительно был оправдан.

А вот еще один случай из истории Франции о том, как войну начинали путем террористического акта. Но это было время, когда терроризм в его нынешнем виде еще не изобрели. Убедиться в этом несложно. Следы изменений намертво вошли в справочники, художественную литературу и даже кинематограф. Как сегодня назовут ситуацию, если некий человек убьет главу государства? Это назовут терактом. Точно такое же событие из истории XVI, XVII, XVIII веков гарантированно будет называться «убийством». Никому в голову не придется называть это терроризмом. В истории XIX века, во второй половине его, уже появляется понятие терроризма и соответствующие оценки случившегося.

Давайте вспомним один из наиболее ярких террористических актов, который никогда и никем так не называется. Самый известный и популярный французский король – это безусловно Генрих IV Наваррский. Будучи изначально протестантом по вероисповеданию, он был женат на сестре короля (той самой королеве Марго, воспетой Дюма!), благополучно пережил Варфоломеевскую ночь. Активно участвовал в гражданской войне, поменял религию, стал католиком, войдя в историю со своей крылатой фразой «Париж стоит обедни»[240].

Генрих IV не только был ловеласом, но и талантливым политиком, который стал проводить политику, направленную на усиление Франции. Для этого было необходимо восстановить экономику страны и укрепить королевскую власть. Все это было невозможно без прекращения религиозной гражданской войны внутри страны. При этом внутри Франции боролись не просто две политические партии (католики и протестанты), но силы, которые искали и получали поддержку за ее пределами: в католической Испании и протестантской Англии. При этом эти две державы боролись еще и между собой за мировое господство. Поэтому вопрос, какой и с кем будет в итоге Франция, во многом мог определить будущую конфигурацию мировой политической карты. А значит, Мадрид и Лондон активно вмешивались в ход событий на французской земле, помогали сторонам внутрифранцузского конфликта.

Это было время, сегодня уже ставшее легендой. В 1586 году началась длительная Англо-испанская война (1586–1604 годы), через два года после ее начала британцы потопили «Непобедимую Армаду»[241], а в итоге утопили и всю испанскую империю. Король Франции Генрих IV в то же самое время боролся с Католической лигой, которая финансировалась и поддерживалась испанцами, имея среди своих королевских сил даже отряд англичан, присланный ему королевой Елизаветой. Смысл борьбы за Францию того времени будет понятен и сегодняшнему человеку: Испания не признавала Генриха IV французским королем, а англичане его таковым признавали.

Сначала схватка шла в рамках, как сейчас сказали бы, «гражданского конфликта» между французами, поэтому англичане и испанцы участвовали в нем полуофициально. Ситуация изменилась, когда в 1595 году Генрих IV официально объявил войну Испании и тем самым сильно помог Англии. Это был рискованный, но тонкий политический ход с его стороны. Получалось, что, поддерживая врагов Генриха, Мадрид укреплял и создавал союз между Англией и Францией, что усиливало Лондон, делая все это в условиях и так неудачного для него хода Англо-испанской войны. Такую ситуацию испанский король Филипп II справедливо оценил как невыгодную и потому достаточно быстро предложил заключить мир и признал-таки Генриха IV королем Франции. В 1598 году был подписан мир с Испанией, а 13 апреля того же года появился знаменитый «Нантский эдикт». Этим законом перешедший в католичество Генрих IV решал задачу окончания гражданской войны. Католичество было признано главенствующим вероисповеданием во Франции, протестанты получали право участвовать в государственном управлении, их вера и право отправлять обряды признавались с некоторыми ограничениями[242].

Наконец, через 12 лет после заключения мира с Испанией Генрих решил, что настало время опять воевать с Мадридом! Испания начала очередную войну с турками, а значит, испанцы будут «заняты». Момент для удара по испанцам был идеальным: 18 мая 1610 года французская армия во главе с королем должна было выступить к границам Фландрии – владениям испанской короны. Но этой войне не суждено было осуществиться, потому, что за четыре дня до назначенной даты, 14 мая 1610 года, Генрих IV был убит. Королевская карета на узенькой улице Рю-де-ля-Ферронри оказалась заперта двумя телегами с сеном. Охрана, вместо выполнения своих непосредственных функций, бросилась очищать путь. В этот момент на подножку кареты запрыгнул Жан-Франсуа Равальяк, который несколькими ударами ножа через открытое окно смертельно ранил короля Генриха IV в грудь. Он даже не пытался скрыться, был арестован, под пытками ничего и никого не выдал и был казнен[243].

Итак, что мы имеем. Короля Генриха IV, который сумел принимать помощь двух борющихся за мировое господство держав, взять власть, сохранить ее. Прекратил гражданскую войну, практически примирил внутри Франции католиков и протестантов, лишив внешних акторов повода для вмешательства. Собрав силы и улучив момент, Генрих IV решил ослабить тогдашнего мирового «гегемона» – Испанию. И за несколько дней до начала войны он убит, говоря сегодняшним языком, террористом-одиночкой. Есть ли основания видеть за этим нечто большее, чем действия одного фанатика? Безусловно. В книгах, посвященных жизни Генриха IV, можно прочитать множество теорий касаемо его гибели. Звучат различные имена знати того времени, упоминается супруга короля Мария Медичи, упоминаются его любовницы. Есть теории, говорящие о причастности к убийству французской знати и даже буржуазии, которая якобы хотела восстановления торговли с Испанией французским зерном и потому старавшаяся предотвратить войну с Мадридом. Но ведь после смерти короля франко-испанская война не состоялась, при этом противоречия между католиками и протестантами внутри Франции разгорелись с новой силой. Да так, что уже другой король Франции должен был вести полномасштабные боевые действия на территории Франции, чтобы взять под свой контроль всю страну[244]. Так что убийство Генриха IV войну вовсе не предотвратило, как это может показаться. Наоборот, вместо столкновения с внешним противником французы начали убивать друг друга в очередном раунде гражданской войны под религиозными знаменами.

Остался без ответа вопрос, как убийца узнал маршрут королевского кортежа. Может, в те времена, когда термин «терроризм» и сам способ террора в его нынешнем звучании еще не был изобретен, никто и не думал о королевской охране? Не до того было во Франции, не умели, не знали, не ожидали?

Ровно как спустя столетия в ситуации со смертью президента Сади Карно, предыдущий король, Генрих III, также был заколот кинжалом. Короля убил 22-летний доминиканский монах по имени Жак Клеман. Смерть Генриха III, последнего представителя династии Валуа, открывала возможность основания новой династии среди нескольких конкурирующих домов, что гарантированно погружало Францию в глубокий виток гражданской войны. Согласно основной версии, заказчиками убийства были Гизы, которые рвались к французскому трону. Однако обстоятельства террористического акта заставляют задуматься о пособниках у «монаха-одиночки». Жаку Клеману удалось получить аудиенцию у короля и пронести с собой кинжал. Передавая Генриху III якобы важное письмо, убийца вонзил лезвие в королевский живот. «Проклятый монах, он убил меня!» – закричал король, а его убийца, как и позднее Равальяк, даже не пытался бежать.

Очевидно, что даже версия того, что двух подряд французских королей убили фанатики за недостаточно ревностное следование догматам католической церкви и заигрывание с протестантами, оказывается совершенно негодной. Если Генриха IV еще можно было в чем-то подобном обвинить, то его предшественник был «чисто католическим» королем. Но его убили, чтобы захватить власть, изменить ход французской политики.

Ниточки от убийства глав государств всегда ведут за рубеж.

Всегда.