Тетрадь в десять листов

Мзия Иорашвили VII класс „А“ СОПЕРНИКИ

Когда отец сообщил, что этим летом мы не поедем в деревню, мне стало дурно. Я представила себе, что со всего двора я одна остаюсь в городе — единственная девчонка.

«Что я буду делать? С кем я могу играть? — думала я про себя. — Будь я мальчишкой, я бы не побоялась одна ходить за город, на Тбилисское море или гулять на озере Лиси, а так…»

Но мои опасения оказались напрасными. До сих пор я думала, что летом все дети покидают Тбилиси, что город целиком переходит во власть взрослых, но, оказывается, это не так. Наоборот, в нашем квартале, во дворе одного большого дома, открыли пионерский лагерь. Радости моей не было границ. Я не могу жить без товарищей, и, чем больше у меня товарищей, тем я счастливее. Действительно, на что это похоже — в одиночестве посещать музеи и достопримечательные места, куда нас теперь водит пионервожатый? Сколько хорошего я бы не заметила, сколько интересного не узнала бы, не окажись возле меня товарищи и друзья.

Это было очень интересно — экскурсии, театры, вечера. Но после посещения Руставского металлургического завода меня и Этери осенила мысль — походить по улицам и дворам Тбилиси и набрать металла в подарок нашим металлургам. До конца каникул оставалось еще немало времени, и мы надеялись собрать порядочно лома, если, конечно, нам помогут другие пионеры.

В пионерском лагере нашего двора был один мальчик со взъерошенными волосами и всегда нахмуренными бровями, большой грубиян и враг девочек. Впрочем, надо сказать, он и мальчиков не жаловал и по малейшему поводу всех ругал и со всеми скандалил. Его звали Бубой. Никто не мог понять, почему у Бубы такой гадкий характер. Некоторые говорили, что у него умер отец и воспитание без отца наложило свой отпечаток, другие говорили, что на него тяжело подействовало замужество матери. А были и такие, которые ни во что не ставили эти причины и утверждали, что Буба со дня рождения злюка и грубиян. Ни родные и никто вообще не виноват, просто он таким уродился.

На второй день после организации лагеря пионервожатый объявил нам, что в августе двадцать лучших пионеров будут отправлены в туристический поход в окрестности Боржомского ущелья.

«Двадцать лучших пионеров» — это означало: участников всех лагерных дел, инициативных, честно выполнивших все задания.

А Буба… вот об этом я и хочу сказать. Буба так провинился, что ему нельзя было даже и мечтать побывать с экскурсией в Боржомском ущелье, так мне казалось. Ну посудите сами: можно ли считать хорошим пионером мальчика, который из зависти ударил своего товарища? Да, именно зависть ослепила Бубу, когда он самому лучшему спортсмену лагеря Бакури разбил нос.

Что же произошло? Ничего особенного. На спартакиаде лагеря Бакури вышел победителем: он пробежал лучше Бубы, поднялся по канату, прекрасно проделал упражнения на брусьях. Кстати сказать, это никого и не удивило: все мы отлично знали, что Бакури ходит в спортивную школу. Но когда очередь дошла до плавания, то у Бубы блеснула надежда. Плавал он хорошо и был уверен в победе. Но и эта надежда рухнула: судьи отметили, что соперники пришли к финишу одновременно.

Выходя из воды, Бакури улыбнулся Бубе:

— Скажи спасибо, что я немного устал. Ну ничего, вырастешь — научишься плавать!

Бакури, конечно, пошутил, но для Бубы это было чересчур; он злобно взмахнул кулаком и ударил Бакури в нос, вода окрасилась кровью. Буба выскочил на парапет бассейна и, приняв воинственную позу, поджидал противника. Но и тут его надежда не оправдалась. Бакури вышел из воды, сел на берегу, высоко задрав голову, чтобы остановить кровотечение, а Буба стоял наготове и тяжело дышал. Потом Бакури поднялся, искоса посмотрел на Бубу и как громом поразил его словами:

— Жалко мне тебя! — после чего не спеша направился к раздевалке.

Буба остолбенел, он не ожидал такого исхода.

— Трус! — выкрикнул он.

— Бокс не включен в программу нашей спартакиады, а то бы я тебе показал, какой я трус! — ответил Бакури и внушительно взглянул на Бубу.

Секунду они постояли как каменные, уставившись друг на друга, затем, зажав рукой окровавленный нос, Бакури снова двинулся вперед.

Все это я вспомнила, потому что… вспомнила, потому что… мне жалко Бубу. Ведь его все ненавидят в лагере. Очень уж обидно, что он такой скверный мальчик. Мне хочется, чтобы все были хорошими, все мои товарищи. Я и не подозревала, что существуют такие злопамятные ребята, как Буба. Никогда я не думала, что человек может быть плохим и завистливым, быть нелюбимым и никого не любить. Но, возможно, я заблуждалась. Правда, сама я ненависти к Бубе не питаю. Мне кажется, я даже смогла бы к нему относиться с теплотой и вниманием… Ведь ему, наверное, тоже нелегко. Не знаю, не знаю, может, я и неправа, может, я болтаю глупости…

Когда пионервожатый поддержал нас насчет сбора металлолома, мы решили организовать бригады. Но желающих оказалось так много, что едва не распались все кружки. Даже члены танцевального, литературного и физкультурного кружков хотели записаться в наши бригады.

— Так не пойдет, — сказал старший вожатый Нодар и внимательно оглядел ребят. — Мы организуем две бригады, этого вполне достаточно. Собранный утиль вы сдадите на склад металлолома, который находится тут же, на нашей улице. Все вы хорошо знаете, куда идет собранный металлолом, — рабочие Руставского металлургического завода переплавляют его в сталь и чугун. А из чугуна и стали наши заводы изготовят тракторы, комбайны…

— Тепловозы! — выкрикнул кто-то.

— Ракеты! — добавила я.

— И нагрудные значки! — послышался сзади меня чей-то голосок.

Это оказался маленький Мито, вся грудь которого была увешана значками. А дома, в ящике стола, хранилось еще больше, и он всегда жалел, что для них не хватало места на груди.

— Кроме того, — продолжал Нодар с улыбкой, — запомните, что победителей мы возьмем в туристический поход в Боржомское ущелье.

Эти слова вызвали среди ребят особенное оживление.

— Руководителем первой бригады назначим Бакури, — сказал вожатый. — Бакури, подбери себе товарищей. А вторым руководителем… — Он вдруг умолк и, прикрыв ладонью глаза, стал всматриваться в глубину двора.

У подъезда, на каменных ступеньках, одиноко сидел Буба, обхватив руками колени и уставясь в землю.

— Буба, — позвал его Нодар, — иди сюда.

Буба неохотно поднялся и, опустив голову, приблизился к нам.

— А разве ты не хочешь собирать металлолом? — спросил Нодар.

— Не хочу!

— Ты же ничем не занят в лагере.

— Но лом я не хочу собирать!

— А если мы тебя назначим руководителем бригады?

— Нет, — отрицательно покачал головой Буба.

— Смотри, победившую бригаду мы возьмем в поход.

Буба мгновенно вскинул голову, посмотрел испытующе на вожатого загоревшимися глазами, будто сомневаясь в правдивости его слов.

— Ну быстрее говори, а то желающих много!

— Да, но… — забормотал Буба (от волнения у него перехватило голос), — а с кем будет соревноваться моя бригада?

— С бригадой Бакури!

— Бакури?!

Буба и Бакури смерили друг друга взглядом. Бакури чуть вызывающе улыбнулся, Буба нахмурился.

— Хорошо, я согласен, — пробурчал Буба. — А побежденных вы возьмете в поход? Вы их оставите как проигравших, да?

Буба мучился, не в силах высказать какую-то мысль. И вдруг высказал:

— Если и побежденных возьмете, то я отказываюсь.

Вожатый усмехнулся.

— Если члены бригады не проявят себя в чем-нибудь другом, конечно, мы их не возьмем!

— Хорошо, тогда я согласен! — решительно произнес Буба.

— Только вы должны помириться, ты и Бакури!

Услышав эти слова, Буба попятился.

— Это не обязательно! — сказал он.

— А если не помиритесь, мы не назначим вас руководителями бригад, в поход пойдут другие… Бакури, иди сюда, подай руку.

Бакури сделал несколько шагов и протянул руку Бубе. Буба опять попятился.

— Я не хочу вас обманывать, — обратился он к вожатому, — при вас я подам ему руку, но потом все равно не буду разговаривать.

Вожатый Нодар с минуту о чем-то думал, будто взвешивая, стоит ли настаивать на своем, потом сказал:

— Ладно, сами помиритесь, обязательно.

Затаив дыхание пионеры следили за этой сценой. Я очень волновалась, я была так благодарна вожатому и рада за Бубу, что чуть не всплеснула руками. В то же время я боялась: вдруг Буба опять что-нибудь выкинет и испортит дело? К счастью, все обошлось благополучно.

«Наконец-то Буба сможет проявить себя, — думала я, — сможет восстановить свое доброе имя!»

На следующий день, ранним утром, мы начали действовать. Я записалась в бригаду Бубы, за мной — маленький Мито, Этери тоже присоединилась к нам.

— Смотрите, никого не буду жалеть, — сказал на первом же «совещании» Буба. — Я во что бы то ни стало должен поехать в Боржомское ущелье, и если вы подведете… вы меня знаете?

Я ждала, что Буба покажет кулак, но он просто погрозил пальцем.

— У Бакури три девчонки, а у нас только две. Конечно, мы победим, — пролепетал Мито и провел рукавом по значкам, точно хотел придать им больше блеска.

— Смотря какая девчонка, — хитро заметил Буба, взглянув на Мито. — Некоторые девчонки посильнее мальчишек, а бывают мальчишки большие разини, чем девчонки.

Мито не понял намека, он опять погрузился в чистку значков.

— Сначала мы устроим обход дворов и, что найдем, заберем, а ровно в час дня соберемся у склада, — планировал Буба, — тяжелые вещи перетащим всей бригадой. А теперь за работу! Не забудьте — в час дня у склада. Тащите побольше, чтобы с вас пот градом лился!

На этом разошлись. Я направилась домой. Шла и думала о Бубе. Любопытно, что именно его заинтересовало? Вначале он наотрез отказался, не хотел даже быть руководителем бригады. Что же потом произошло? Неужели дело лишь в том, что конкурентом оказался Бакури? Или Бубу прельстила награда? Мстить Бакури за победу в соревновании, по-моему, было неинтересно. Не об этом думал Буба. Зато я хорошо заметила, как заблестели его глаза при упоминании о туристическом походе.

Редко мне удавалось заметить улыбку на лице Бубы, но почему-то, когда я вспоминала его лицо, оно всегда улыбалось, а губы, казалось, говорили: «Мзия, ты очень хорошая девочка». Но тут же я вспоминала, что Буба, грубый, молчаливый и насмешливый Буба, вряд ли способен сказать такие слова. Не способен, ну и пусть не говорит, я и не хочу, чтобы он говорил, не его дело, хорошая я или плохая. Кто его спрашивает!

Придя домой, я взяла ключи и спустилась в подвал. После долгих поисков я нашла свой детский трехколесный велосипед, покореженный и покрытый ржавчиной; нашла сломанный утюг, два котла с дырявым дном; наконец, наткнулась на изодранный зонт, сняла с него деревянную ручку, сорвала черное, когда-то непромокаемое полотно, и в руках у меня остался голый железный корпус. Этот трофей я тоже добавила к своей добыче. Я сложила все в кучу и выбралась наверх. Бабушка Нато жарила мне яичницу.

— Что ты там искала в подвале? — спросила она.

Я ей рассказала.

— В коридоре стоит старая печка, не пригодится ли? — вдруг неожиданно предложила бабушка.

— А разве можно?! — радостно вскрикнула я и, бросив есть, выскочила в коридор, чтобы хоть приблизительно взвесить нашу печку.

Но ее даже с места трудно было сдвинуть. Вот обрадуется Буба!

Я расцеловала бабушку Нато.

— Что ты меня обнимаешь! Не очень-то приятно целовать мои морщинистые щеки.

Не помня себя, я сбежала с лестницы. Все, кроме велосипеда, бросила в мешок и помчалась к складу. По дороге несколько раз отдыхала и все равно до склада добралась совершенно мокрая. Я выполнила задание Бубы. Из ребят еще никого не было. Я не знала, как сдают лом, и решила подождать.

Первой показалась Этери — она, кроме пустых консервных банок, ничего не нашла, но все же радовалась своей находке. За Этери показался Мито, он с шумом и грохотом волок по мостовой ржавую водопроводную трубу. Видно было, что он очень устал. Мы бросились на подмогу. Наконец появился и Буба. Взвалив что-то на спину и пригибаясь к земле, он тяжелыми шагами приближался к нам. Нас он не замечал, потому что не мог разогнуться. Мы подбежали к нему. Оказывается, Буба притащил облупившуюся спинку железной кровати.

— Остальные части кровати дома, — проговорил он, задыхаясь, и остановился, — не меньше четырех пудов будет.

Мы хотели помочь Бубе, но он не разрешил, сказав, что донесет сам. Мы все-таки помогли ему снять ношу. Он перевел дух и приоткрыл дверь склада.

— Ну-ка тащите! — приказал он.

Заведующий складом — седой человек — встретил нас с распростертыми объятиями.

— Вот молодцы, молодцы, видно, хорошо с утра поработали, не хуже, чем вчера вечером… — Потом он вдруг умолк, внимательно оглядел наши удивленные лица и воскликнул: — Ах, вы, оказывается, новенькие, а я думал, вы из бригады Бакури!

У Бубы перекосилось лицо.

— Разве Бакури уже заходил? — спросил он дрожащим голосом.

— Не только заходил, но за вечер собрал с товарищами столько лома, что, как видите, негде повернуться, — сказал заведующий.

— Взвесьте нам, дядя.

— Меня зовут дядя Андро, — сказал заведующий.

— Взвесьте, дядя Андро! — холодно повторил Буба.

Дядя Андро бросил на дощатые весы нашу добычу и начал рукой двигать гирю.

— Восемьдесят килограммов и триста граммов! — проговорил он, вытащил откуда-то большой журнал, ручку и, обратившись к Бубе, сказал: — Вы будете номером восемнадцатым, запомни. Под этим номером я буду записывать собранный вами лом.

— А бригада Бакури под каким номером?

— Семнадцать!

— А кто остальные?

— Разные. Вы думали, только вы одни собираете лом в нашем районе?

— А семнадцатый номер сколько уже собрал? — спросила я.

— Сто три!

— Ошибаетесь, двести три! — раздался веселый голос.

Мы все оглянулись. В дверях застрял Бакури, он был весь мокрый, с трудом дышал и старался втащить грязную от мазута железную бочку, но это ему не удавалось. Заведующий складом подскочил к нему, схватил бочку огромными руками и бросил ее на каменный пол склада.

— Вот это здорово, молодец, паренек! Не правда ли, хороша консервная баночка? — сказал он посмеиваясь.

Я невольно посмотрела в сторону Бубы и заметила, что он с трудом сдерживается, чтобы не сказать какую-нибудь грубость заведующему. Потом он резко повернулся и вышел. Мы двинулись за ним. На улице девочки из отряда Бакури возились с ломом, собирали его в одну кучу у входа в склад.

— Здравствуйте!

— О, Мзия, здравствуй, — взглянули на меня девочки, — как ваши дела?

— Все хорошо.

— Желаем удачи!

— И вам также!

Таков был мой короткий рыцарский диалог с соперницами. Мы молча продолжали путь. Буба остановился у маленького сквера, сел на низкий бетонный парапет. Мы окружили его.

— Этери, — начал Буба, — ты заметила, что твои консервные банки дядя Андро даже не взвесил?

— Взвесил! Как это не взвесил? — заволновалась Этери, поняв укор Бубы.

— Ну конечно, на весы он их положил, но потом отбросил в сторону как совершенно негодные. Имейте в виду, чтобы с сегодняшнего дня я не видел консервных банок и разных там булавок. Если работать, так работать, мне не до шуток, дурака валять мне некогда. Вам-то что, вас, может, и без того возьмут в Боржомское ущелье. Вы ведь до-бро-по-ря-доч-ные и пе-ре-до-вые, а я… я непременно должен победить, чтобы увидеть Вардзийскую пещеру. — Буба глубоко вздохнул и, глядя мечтательно куда-то в пространство, добавил: — Вы даже представить себе не можете, что такое Вардзийская пещера! Каменный город, высеченные в скалах залы, каменные стулья, туннели… А вдруг мы заблудимся в лабиринтах и никогда не выйдем оттуда? Я непременно найду древний лук со стрелой, пролезу в такие места, куда до сих пор все боялись войти. Ясно вижу, как лук валяется на полу темной комнаты и… дожидается меня, знайте это! Поверьте, там в пещере есть такие комнаты, куда еще не ступала нога современного человека. Кто знает, может быть, там стоят окаменелые воины с кинжалами наготове? Мы идем… идем… приближаемся… — произнося эти слова, Буба действительно привстал, чуть согнувшись сделал несколько шагов вперед, — приблизимся и остановимся, пугаться мы не должны, они уже мертвые, эти воины. Если откуда-нибудь появится ящерица, вы, Этери, Мзия, чтобы не смели кричать, это и тебя касается, Мито.

Буба стоял напряженный, будто перед ним и в самом деле высились фигуры окаменевших воинов. Меня бросило в дрожь.

— А знаете, что самое интересное? — прошептал вдруг Буба. — Может быть, там находится могила царицы Тамары. Не может быть, а действительно находится, слышите? Ведь этой могилы еще никто не нашел.

Буба умолк. Мы сидели затаив дыхание, боясь нарушить молчание. И вдруг у меня промелькнула мысль, вдруг я поняла, почему у Бубы такой скверный характер, почему он «плохой» мальчик. Бубе не место на улицах большого города, среди многоэтажных домов. Его место в горах, на неприступных скалах, среди джейранов и пещер. Он должен быть охотником, пастухом или альпинистом, геологом или археологом, лесником или моряком. Буба рожден не для города. Вот какая мысль осенила меня, когда Буба как зачарованный рассказывал о Вардзийской пещере.

— Поэтому мы должны победить, теперь вы понимаете меня? — продолжал Буба. — Кто не хочет работать, пусть сейчас же скажет.

— Бабушка Нато отдает старую чугунную печь, — сказала я, — знаешь, какая она тяжелая!

— Молодец! — Буба взглянул на меня глазами, полными благодарности. — Сегодня же привезем ее. Ты, Мзия, хорошая девочка.

Когда прозвучали эти слова, сердце мое забилось часто-часто и я опустила голову. Неужели Буба сказал это? Или мне просто послышалось?

— В забор около нашего дома в одном месте вплетены старые железные ворота, — сказала Этери. — Если эти ворота мы заменим камнями…

— Заменим, конечно, заменим! — обрадовался Буба. — Ты, Этери, тоже неплохая девочка!

Меня кольнуло в сердце. Нет, мне, конечно, показалось. Буба никогда не говорил, что я хорошая девочка, всюду только Этери… а я… ну и не надо, пусть не говорит…

— Сегодня же привезем и ворота и печку, а завтра утром… — Буба замолчал и, как самовлюбленный петушок, вытянув шею, посмотрел на нас, будто не решаясь сообщить сразу радостную весть.

— Ну что «завтра утром»? — одолело любопытство Мито.

— Завтра утром, на рассвете, мы соберемся у Метехского моста. Недавно на берегу реки я видел железные перила старого моста, увязшие в песке.

— Целые перила?!

— Нет, часть перил, но такую большую, такую большую, что… — Буба покачал головой и зажмурился, будто видел, с каким изумлением встречает нас на складе дядя Андро.

В тот же вечер мы притащили на склад печку бабушки Нато, старые ворота Этери и очень усталые разошлись по домам, чтобы хорошенько выспаться и на рассвете собраться у Метехского моста. Действительно, ребята нашей бригады почти одновременно собрались в том районе города, где на горе будто прилеплены древнейшие серные бани, где на берегу Куры высится прямая скала, а вершину ее венчает старинный храм двенадцатого века. Рядом с храмом в прошлом веке построили тюрьму. Многие революционеры и борцы за свободу томились в ее стенах.

Сейчас тюрьма разрушена, место расчищено — здесь будет стоять памятник основателю Тбилиси Вахтангу Горгосали. Эти древние стены с удивлением взирают сверху на новый город, новые улицы, на новых людей. И, возможно, ищут старый «ослиный мост», перила которого увидел Буба в песке.

Мы зашагали по набережной и вскоре очутились у разделявшейся на две части лестницы, которая спускалась к реке.

— Видали? — закричал Буба, облокотившись на поручни лестницы.

Мы взглянули по направлению его руки и увидели погрузившуюся в песок часть старого моста.

«Если столько же находится в земле, тогда счастливее нас никого не будет на свете», — подумала я.

Вдруг мое внимание привлекли отчаянный визг и вопли. Я оглянулась и — о ужас! — что я увидела: девочки из отряда Бакури сломя голову сбегали по ступенькам противоположной стороны лестницы.

— Скорее, скорее, Бакури! А то нас опередит Буба, скорее, Бакури!

Я в мгновение ока очутилась на берегу реки; к перилам старого моста стремглав бежали Буба и Бакури. Они подбежали почти одновременно и остановились, будто сорвались со скалы, едва сдерживаясь, чтобы не кинуться друг на друга. Потом оба вскочили на перила. От тяжести двух мальчиков перила начали прогибаться.

— Это наша находка! — кричал разгоряченный Бакури. — Рыбак Гига указал нам дорогу.

— Ха, Гига-рыбак! — насмешливо повторил Буба. — Вы только сейчас их заметили.

— Только сейчас? — издевательски переспросил Бакури.

— Да, да, увидели нас и догадались, зачем мы спускаемся к реке. А я давным-давно знал о них. На тебя это похоже, ты только обманом и живешь, — несправедливо уязвил врага Буба.

— Ты лучше укороти свой язык, вечно ищешь, с кем подраться, когда-нибудь я помогу тебе в этих поисках.

— И без тебя найду!

— Что? Железо? — наивно спросил Бакури.

— И железо, и с кем подраться!

— Буба, предупреждаю, уйди с дороги.

— Дорога широка, проходи.

— Эти перила принадлежат нашей бригаде.

— Вот что принадлежит вашей бригаде! — вскричал Буба, и в воздух поднялся его кулак.

К счастью, удар не был нанесен: изменившись в лице, Бакури спрыгнул с перил:

— Сойди вниз, я тебе покажу!

Перила покачнулись, и Буба, не удержавшись, тоже спрыгнул. Старые соперники приготовились к схватке и двинулись друг на друга. Лица у них были напряженные, они с трудом дышали. Положение становилось серьезным. Я, Этери и Мито подбежали к Бубе, схватили его за руки, но он рванулся и освободился. С Бакури проделали то же самое девочки его отряда, но и Бакури вырвался.

— Оставьте меня, — закричал Бакури, — в конце концов когда-нибудь надо раздавить этого комара?!

— Ну попробуй, узнаешь, как этот комар кусается! — заорал Буба и рванулся к Бакури.

— Эй вы, молокососы! — послышался вдруг чей-то басовитый повелительный голос.

Буба застыл на месте, Бакури вздрогнул. По лестнице большими шагами спускался смуглый широкоплечий парень. Он курил папиросу и пускал дым в воздух. За ним шли три таких же здоровяка. Все четверо были одеты в форму ремесленного училища. Когда смуглый парень разглядел получше застывших Бубу и Бакури с поднятыми кулаками, он не смог удержаться от смеха, щелчком подбросил папиросу, и та, оставляя дымовую полоску, упала к ногам драчунов.

— Вы только поглядите на них, настоящие петушки! — обратился чернявый к своим товарищам и снова уставился на дерущихся. — Ну давайте! Кто победит, того угощаю лимонадом!

Но Буба и Бакури не двинулись с места. Теперь они повернулись в сторону чернявого, держа кулаки наготове, будто у обоих появился новый общий враг, и это объединило их.

— Чего вы деретесь? Что вы не поделили? Скажите.

Молчание.

— Они что, немые? — с усмешкой спросил чернявый у Мито.

— Нет, они говорят, — серьезно ответил Мито.

— На каком языке? — опять спросил чернявый.

— На грузинском!

— Но, как видно, общего языка они не нашли. Из-за чего у них драка?

— Вот из-за этих перил!

Чернявый изменился в лице, многозначительно посмотрел на своих товарищей, а потом резко спросил у Бубы:

— На что вам перила?

— Лом собираем! — ответили сразу Буба и Бакури.

Чернявый опять многозначительно посмотрел на своих товарищей и, обратившись к дерущимся, сказал:

— А вам известно, петушки, что вы деретесь из-за чужого добра?

— Эти перила были ничьи, теперь они наши, — сказала я.

— Тысяча извинений, — насмешливо произнес чернявый, — извиняюсь, я вас не заметил. Вы в армии которого петушка служите?

— Оставьте девочку в покое, — зарычал Буба.

— Должен вам доложить, господа и уважаемые дамы, — продолжал театральным тоном чернявый, — до нашего училища тоже дошло, что нужно собирать металлолом, и мы тоже умеем находить хорошую добычу и доставлять ее на склад.

Он важно ходил взад и вперед, демонстративно поводя широкими плечами. Потом он достал папиросу, подражая взрослым, постучал по ней пальцем, зажег ее и затянулся.

— Помимо всего этого, — продолжал он, выпустив дым, как из паровозной трубы, — я вынужден объяснить вам, господа, что наши учащиеся знакомы с боксом, знают, кем являются вот такие непрошеные молокососы и как драть их за уши.

Это было уж слишком. Я почувствовала, что этого наши мальчики ему не простят. Первым взорвался Буба:

— Ты не болтай много, а то…

У чернявого парня от удивления глаза выскочили на лоб. Он свысока уставился на Бубу, выглядевшего почти вдвое меньше его.

— А то что? — произнес он вызывающе.

— А то… — Буба на секунду остановился. — А то возьмем и унесем сейчас эти перила, мы их нашли.

— Вы слышите, какие большие пузыри пускает эта катушка? — обратился чернявый к своим товарищам. — Ладно, берите и уносите, только побыстрее!

Чернявый хитро скривил губы, моргнул товарищам и уселся на ступеньку лестницы, но вдруг как будто вспомнил:

— Да, но кто будет уносить? Вы же из-за них спорили?

— Моя бригада, — ответил Буба.

— Согласен, верю, что перила нашла твоя бригада. Спор окончен. А теперь поскорее забирайте их, а ну-ка! — И чернявый опять перемигнулся со своими товарищами.

Буба схватился за перила и стал тащить, чтобы вырвать их из песка. Бакури не двигался, может быть, потому, что в споре с пришельцем Буба проявил себя главарем. Бакури стоял в стороне и грустными глазами смотрел, как Буба безрезультатно возится с перилами. Мы уже все четверо тянули наполовину увязшие в песке перила, но они даже не шатались.

— Подождите, — сказал Буба, выпрямляясь и утирая со лба пот, — уберите щепки и камни, нужно очистить перила от песка.

Так мы и сделали. Через несколько минут все было очищено.

Чернявый внимательно наблюдал за нами.

— Ну, готовы вы там? — закричал Буба. — Раз, два, три!..

Мы напрягли все силы, но, к нашему удивлению, перила все равно не сдвинулись с места.

— Ха, ха, ха, — услышали мы смех чернявого парня. Он катался по лестнице, схватившись за живот. — Вы только посмотрите на них, прямо бегут с ношей! Ха, ха… а ну быстрей, быстрей тащите, чего вы ждете?!

Мы еще раз напрягли свои силы, чуть животы не надорвали, но все наши старания оказались напрасными. Теперь чернявому вторили его товарищи, они буквально давились от смеха. На лице Бакури тоже появилась улыбка, но смеяться он не решался.

— Ну, как видно, вы этих перил не достойны. По-видимому, эти перила обнаружил первым вон тот хороший мальчик, — сказал с полной серьезностью чернявый, указывая рукой на Бакури. — Иди, тащи, я так и знал, что ты владелец этого сокровища.

Для большей убедительности он встал, отряхнул брюки, товарищи последовали его примеру, и все вместе начали подниматься по лестнице, разговаривая о своих делах. Одним словом, чернявый и его товарищи прекрасно разыграли сцену старших, которые пошутили с ребятишками, посмеялись, а теперь это им надоело и они направляются домой. Этому обману поддались Бакури и его бригада. Они молниеносно окружили будто примагниченные к земле перила моста. Послышался приказ Бакури:

— А ну-ка, все вместе! Раз, два, три… ой! — Этим неожиданным выкриком закончился приказ Бакури.

Бригадир выпустил из рук проклятые перила и застыл. На лице его отразилась боль. Он стоял согнувшись, будто что-то потерял и теперь упорно разыскивал эту вещь.

— Что случилось, Бакури?

— Палец, палец прищемил!

Слова Бакури и хохот чернявого раздались одновременно. Ремесленники с хохотом, хватаясь за животы, сбежали вниз. Я испугалась, что они просто надорвутся от смеха.

— Ну на что это похоже! То вы друг друга чуть не убили, а сейчас ни один не хочет брать перила! Если они вам не нужны… почему сразу не сказали?

Сейчас я окончательно убедилась, что чернявый артистически разыграл и свой недавний хладнокровный уход.

— А теперь шутки в сторону, — вдруг серьезно сказал чернявый и подал знак своим товарищам, — поторопитесь, до склада не близко.

Ремесленники засучили рукава, обнажив мускулистые руки, подошли с четырех сторон к перилам, ухватились за них, потом переглянулись, все ли готово, и медленно, почти незаметно, будто вырывая огромное дерево, подняли обломки моста до колен.

А мы, как оплеванные, наблюдали. Мы теряли перила — нашу надежду.

— А ну пошли! — сказал чернявый.

Мне показался странным его тон. Он процедил эти слова сквозь зубы, будто ему пришлось затратить огромную энергию, чтобы их произнести. «Богатырский отряд» ремесленного училища сделал несколько шагов, но перила будто ожили, раздвинули парней, те споткнулись и начали выпускать их из рук. Чернявый тоже выпустил и отскочил, чтобы не получить удар по ногам, а перила с грохотом рухнули на землю.

Вот когда начался смех! Буба даже стал икать от смеха, Бакури хохотал громко, Мито чуть не задохнулся и схватился за горло, а девочки прыгали на месте, били в ладоши и, обрадованные поражением наших палачей, кричали:

— Так вам и надо, так вам и надо!

Действительно, смешными выглядели эти растерянные герои в серой форме. Тем более что совсем недавно они издевались над нами.

— Хватит, посмеялись, а теперь за дело, — как ни в чем не бывало сказал чернявый, будто поражение входило в его программу. — Ну, идите сюда, ума у каждого из вас на копейку, но все вместе вы нам сможете помочь.

Спустя немного времени все двенадцать ребят, большие и малые, тащили огромные перила моста к складу. Следует отметить, что чернявый половину перил честно отдал нам. Завскладом записал это в своем журнале. Но Бубу не радовал дар. Он возлагал большие надежды на перила моста. А бригаде Бакури, по мнению Бубы, добыча досталась незаслуженно, и те опять шли впереди нас.

Это и печалило Бубу, мечтавшего о Вардзийской пещере. Даже в минуты отдыха взгляд его был устремлен вдаль. Иногда, уставившись в землю, он мечтал вслух, бредил туристическим походом… Вот он жадно наблюдает за небесными светилами из огромного телескопа Канобильской обсерватории и вдруг видит, как мчится советский спутник. Однажды он сказал: «А на Марсе обязательно есть люди, и вдруг, когда я буду смотреть в телескоп, марсиане пустят воду в свои огромные каналы? Движение воды я обязательно замечу».

Дни сменяли друг друга. По утрам из пионерского лагеря мы отправлялись в город на сбор лома. Мы решили не заглядывать каждую минуту в журнал заведующего складом и не проверять, насколько опередил нас отряд Бакури. Приятно было думать о работе, открывать все новые и новые «месторождения» железа и, что главное, не лениться. Победа придет сама, если мы достойны этой победы, а если нет, тогда… словом, мы решили проверять книгу записей только раз в неделю.

Однажды на сборе в лагере вожатый сообщил нам новость: оказывается, в связи с сорокалетием пионерской организации, Центральный совет призвал пионеров нашей страны «собрать в течение двух лет один миллион тонн металлолома».

— Вот, если одну миллионную часть соберет наш отряд, будет дело! — размечтался Буба.

— В течение двух лет?

— Два года — слишком долго! До конца этого месяца!

К сожалению, мы заметили, что находить утиль становилось все труднее. В наших дворах мы «не оставляли в покое» ни одного брошенного или плохо прибитого гвоздя, даже гвоздя… Мы обшарили чердаки всех домов и собрали все старье, покрытое ржавчиной, смятые, как бумага, жестяные листы. Все «добро» ближайших улиц давно уже покоилось на складе. Несколько раз мы ходили даже за город. Однажды мы отправились на разведку в окрестности Нарикальской крепости. Много интересного нашли мы там, и самое интересное — обломок бронзового меча, который сейчас украшает стены городского музея. Мы, конечно, не поняли ценности этой находки; хорошо помню, как дядя Андро укорял нас в невежестве.

Одним словом, дошло до того, что в один прекрасный день Буба многозначительно взглянул на грудь Мито, где всеми цветами радуги переливалось множество нагрудных значков.

— Дома еще есть?

— В два раза больше! — с гордостью ответил Мито.

— Смотри не растеряй, может быть, понадобятся.

Мито чуть в обморок не упал, побледнел как полотно. С этого дня мы больше не видели на его груди значков. Буба горько смеялся, вспоминая этот случай.

Прошла неделя, и вот как-то вечером, когда заведующий складом взвешивал принесенные нами пять килограммов железа, Буба заглянул в журнал.

— Идите сюда! — дрожащим голосом позвал он.

Мы подбежали к нему и на том месте журнала, где Буба держал свой дрожащий палец, прочли цифру «402», а у отряда Бакури было указано только 378 килограммов.

— Я же говорил, — продолжал Буба, сверкая глазами, — что нет необходимости каждую минуту заглядывать в книгу. Работали как следует, вот и победили.

От радости мы всплеснули руками. Мито вытащил запрятанный значок и приколол к груди, остальными он побрякивал в кармане, радуясь, что отпала необходимость приносить их в жертву.

— Отныне мы должны быть очень бдительными, чтобы сохранить за собой первенство, — проговорил Буба.

— Не такое уж это большое достижение! — заметил дядя Андро, который уже взвесил лом и записывал новую цифру в журнал.

— Как так «небольшое достижение»? — спросил удивленный Буба.

— Больного и грудной младенец победит!..

— Кто больной? — воскликнули мы.

— А разве вы не знаете, что Бакури уже пятый день болеет?

— Бакури болеет?!

— Только одни девочки ходят, бедненькие, — сказал заведующий и, обращаясь с улыбкой к Этери, продолжал: — Кроме консервных банок, ничего не приносят, не могут собрать. Конечно, вы победите, тем более что в вашей бригаде два мальчика.

Мы были удивлены и огорчены, наша радость мгновенно прошла, от разочарования мы забыли о победе. Буба стоял опустив голову и посасывал свой большой палец.

Молча мы вышли и с грустными мыслями двинулись по улице. Вдруг меня осенила счастливая идея: «Правда, Такая победа не имеет цены, но одно совершенно ясно — мечта Бубы обязательно сбудется и он отправится в поход. Теперь уже ничто не помешает ему, слово есть слово, раз победили, — значит, отправится.

Настроение у меня улучшилось, меня радовали будущие восторги Бубы, и, может быть, именно поэтому я так хорошо спала в ту ночь!

Мы продолжали искать… искать… искать металлолом. Действительно, трудились не покладая рук. Снова мы не заглядывали в журнал — и так было ясно, что мы все больше и больше опережали отряд Бакури. Но, несмотря на наши успехи, Буба был не в духе. С тех пор как ему стало известно о болезни Бакури, он ходил все время угрюмый, и даже о Вардзийской пещере не вспоминал. После работы он куда-то исчезал, и до утра мы его не видели.

В один прекрасный день папа послал меня за папиросами. Магазин находился напротив нашего склада. Выходя из магазина, я по привычке взглянула в сторону склада и вдруг, к своему удивлению, увидела Бубу. Конечно, это был он. На спине он тащил объемистое колесо.

— Буба! — закричала я и подбежала к нему.

Буба остановился, с трудом повернул голову в мою сторону, и я сразу поняла, что ему была неприятна эта встреча.

— Чего тебе? — сказал он резко.

— Буба, дорогой, зачем ты мучаешься в воскресный день, ведь мы и так победим!

— Ты думаешь? — спросил он и отвернулся.

— Конечно. Разве ты сомневаешься?

— Да, сомневаюсь, — ответил он и добавил: — Не уходи, я сейчас выйду!

— И я с тобой, Буба!

— Нет, подожди здесь! — почему-то заорал он, но я не обратила внимания на окрик и вместе с ним вошла в дверь.

Буба бросил колесо на весы, сурово глянул в мою сторону и сказал дяде Андро:

— Взвесьте!

Завскладом взвесил и бросил колесо в пустой угол, так как два дня тому назад отсюда было отправлено два вагона металлолома на Руставский металлургический завод. Итак, он бросил колесо в угол и раскрыл журнал:

— Опять так же? — спросил он у Бубы.

— Да, опять так же!

«Что означает «опять так же»?» — подумала я и посмотрела в журнал. И — ой, что увидели мои глаза! Заведующий как ни в чем не бывало приписал вес колеса бригаде Бакури!

— Что это значит, Буба! — воскликнула я.

— Не твое дело! — ответил он холодно.

— Вот именно мое дело, это же измена, больше ничего!

— Замолчи тебе говорят, слышишь?! — пригрозил Буба.

Меня больно, очень больно кольнули его грубые слова, но сейчас было не до того.

— И не стыдно тебе? Вот, оказывается, что ты проделываешь потихоньку от нас! Ведь это измена!

— Нет, доченька, ошибаешься, — внушительно сказал дядя Андро, — это не измена, а настоящая дружба. Так должны поступать все вы! — И он указал пальцем на Бубу.

Я больше не могла сдерживаться и чуть не расплакалась. Я бросилась прочь, чтобы поскорее рассказать обо всем ребятам нашей бригады.

Вот где, оказывается, пропадал вечерами Буба, вот почему приходил он каждое утро с распухшими красными глазами и так быстро уставал в последнее время. В душе я проклинала Бубу, и вдруг, против моей воли, среди улицы у меня вырвался громкий возглас:

— Какой же ты, оказывается, хороший, Буба!

Я сама удивилась своим словам, но, вероятно, во мне говорило то чувство, которое до сих пор таилось в глубине моей души, которому я всегда верила и в котором не могла сознаться даже самой себе.

— Молодец Буба!..

Отряд Бакури победил, но ни одна девочка из отряда Бакури не догадывалась, что в этом «повинен» Буба. Весть о победе дошла до Бакури, когда он лежал еще в постели, и, вероятно, эта весть ускорила его выздоровление.

В день, когда боржомский поезд, переполненный пионерами, участниками туристического похода, стоял на Тбилисском вокзале и готовился к отправке, я и Буба сидели на скамейке городского парка и с любопытством разглядывали плавающих на пруду лебедей.

— Хочешь, пойдем постреляем в тире? — предложил Буба. — Ты умеешь стрелять?

Я пошла за ним. Немного погодя Буба спросил:

— Мито и Этери едут?

— Да!

— А ты почему осталась, ты ведь давно завоевала это право!

— Да, завоевала. Моя стенгазета оказалась лучшей.

— Так в чем же дело?

— Не знаю, не поехала, — растерялась я, покраснела и отвернулась от Бубы.

— А Бакури знает, что?..

— Нет, ничего не знает, только немножко удивлен победой.

— Очень хорошо, что не знает.

— Но, может быть, Мито расскажет ему по дороге!

— Не расскажет, обещал не болтать, — возразил Буба и вошел в тир, но вдруг остановился на пороге и стал прислушиваться.

Со станции донесся протяжный гудок электровоза.

Екатерина Ивановна притянула к себе следующую тетрадь. «Хорошо, очень хорошо», — почти вслух подумала она. Видимо, это была оценка поступку Бубы, о котором учительница узнала сегодня благодаря сочинению Мзии.