Тигр в дыму

Глава 8 Снова следы

Одной из приятнейших черт Аманды было, что она никогда не теряла того простодушного видения вещей, при котором самые дикие несуразицы человеческих эмоций воспринимаются как абсолютно нормальные, то есть спокойно и без суеты. Потому-то, когда бедняжка Мэг в расстроенных чувствах предложила ей отправиться в пол-одиннадцатого ночи с инспекцией в новый, частично уже обставленный дом, в котором собиралась поселиться после свадьбы, и куда еще даже электричество не было подведено, Аманде это показалось самой естественной и разумной поездкой на свете.

Утешало ее то, что дом стоит по крайней мере не дальше крайней «приличной улицы» по ту сторону площади, впрочем, если бы ее об этом попросили, она бы отправилась и в любой, самый дальний пригород.

Инспекция показала, что дом превосходен. Даже в лучах фонариков, стиснутых в коченеющих пальцах, он сумел явить свое неповторимое очарование. Джеффри поставил себе целью удовлетворить как собственное, несколько романтическое стремление к единению и устойчивости в этом неустойчивом мире, так и природный вкус своей невесты, и дом обрел свою исконную щеголеватую комфортабельность эпохи Регентства, хотя, пожалуй, несколько модернизированную и, вместе с тем, небывалую прежде праздничность.

Они заглянули в «Эдвардианскую» спальню, с обоями в цветочек и хонитоновским покрывалом на кровати, и в примыкающую к ней ванную в виде уютного озерца с кувшинками и, наконец, добрались до главной цели экспедиции — собственной студии Мэг на самом верху, где прежде был чердак.

Зоркий глаз Аманды уловил, что Джеффри, похоже, спланировал эту комнату с таким расчетом, чтобы ее можно было легко и быстро переделать в детскую — но теперь тут была студия, в каждой мелочи подчиненная одной только жесткой целесообразности и еще не обставленная мебелью. Большая часть хозяйства Мэг, все еще нераспакованная, лежала грудой под блеклыми стенами, куда ее сложили носильщики.

Мэг, внезапно дав волю чувствам, бросилась на колени возле одного небольшого увязанного в мешковину свертка. Она казалась совсем юной девочкой, — ползала на коленках, так что ее мягкое меховое манто волочилось за ней по пыльному полу, и старательно наклонив белокурую пушистую голову, разворачивала упаковочную ткань.

— Я решила их найти и сжечь, — проговорила она, не поднимая головы. — Я хочу это сделать сразу, раз и навсегда, сегодня ночью. Тут только письма Мартина. Вот зачем я притащила тебя сюда. Ты не против?

— Ну конечно нет! Абсолютно разумный шаг! — с расстановкой произнесла Аманда. — Рано или поздно приходит момент, когда принимаешь окончательное решение, а в таких вещах самое верное — собраться с духом и действовать сразу.

— Именно так я и решила, — Мэг вытащила из недр потрепанного итальянского кожаного чемодана шкатулку с выдвижными ящичками и вытряхнула их содержимое на лист упаковочной бумаги. — Из-за них я постоянно ощущаю какую-то смутную вину, уже много месяцев подряд, — продолжала она с той очаровательной ноткой доверчивости в голосе, которая шла ей куда больше, нежели изысканная прическа и косметика. — Я их не открывала несколько лет, но знала, что они здесь, и когда мои вещи перевозили сюда, я решила — пусть заодно и их перевозят. А нынче вечером я все думала о Джеффе, и так мне стало тоскливо, и вдруг показалось почему-то ужасно важным, чтобы они не оставались в его — то есть в нашем с ним доме — больше ни одной ночи. Думаешь, У меня истерика? Ну, может быть, но только немножко.

— Если так, то я не знаю ее причин, а ты? — Аманда уселась на ящик с книгами и, казалось, с удовольствием просидела бы так хоть всю ночь, если того потребует элементарная вежливость. — Стоит ли так переживать? А не кажется ли тебе, что это просто логическое завершение Мартина. Я хотела сказать — завершение этой всей мучительной полосы. Все шло к тому, но обстоятельства немножко его ускорили. Дохнула буря — и с ветки слетает последний листок.

— Да. Да, именно так! — с жаром подхватила Мэг. Она спешила, торопясь выговориться до конца. — Я его забыла, по крайней мере так мне казалось, а потом эти фотографии словно воскресили — не столько Мартина, сколько ощущение, что он — мой муж, и я даже толком не знала, что именно чувствую. Иногда мне начинало мерещиться, что я изменяю им обоим, а нынче вечером все как будто проявилось, и теперь для меня не существует никого, кроме Джеффа. Теперь я могу думать о Мартине отстраненно, как о любом другом человеке. Никогда прежде я этого не могла.

Аманда ничего не сказала, но лишь кивнула в темноте в знак согласия.

Когда Мэг уже опускала аккуратную связку посланий, большей частью присланных по фототелеграфу из пустыни, на коричневый лист упаковочной бумаги, оттуда выпало, блеснув, что-то тяжелое. Девушка поднесла предмет к свету.

— О, — тихонько произнесла она. — Я думаю, эту вещицу я должна сохранить. Она займет свое место среди прочих безделушек на столике в гостиной. За ней — какая-то ужасная тайна, что-то связанное с войной!

Она протянула находку Аманде. Это оказалась миниатюра, улыбающееся девичье лицо в драгоценной оправе, стоящей наверняка куда больше тех нескольких фунтов, которые дал перекупщик с Уолворт-роуд за такую же рамку от портрета юноши.

— Какая прелесть! Аманда посветила фонариком на миниатюру. — Семнадцатый век. Должно быть, оригинал, тебе не кажется?

— Возможно, — Мэг задумалась. — Ты знаешь, я как то про это даже не думала. Она поразила меня еще тогда, когда я ее получила, а потом я засунула ее куда-то и забыла. Мартин дал мне ее недели за две до того, как отбыть за море в последний раз. А до этого он уезжал куда-то, а куда, он мне сказать не мог. Помнишь те годы, Аманда? Теперь, на расстоянии, они кажутся просто безумными. Тоскливыми, неприкаянными, полными страшных тайн и ужасных догадок! — юный голос звенел в полумраке комнаты. — Мартин заявляется как-то поздно вечером, усталый и какой-то возбужденный, и вытаскивает из кармана вот эту вещицу, завернутую в грязный носовой платок. И говорит, мол, к ней вообще-то есть пара, только ее пришлось отдать, «потому что на всех не хватило». Я в ответ что-то сказала про награбленное, а он, помню, засмеялся, и меня это немножко даже шокировало, а он тут же, на одном дыхании рассказывает мне, что он-де помнит, как смотрел на нее сквозь стеклянную дверь кабинета и всегда думал, что это Нелл Гуинн, потому что она улыбалась, — и, помолчав, добавила. — Я все думала, а не мог он наведаться в Сент-Одиль во время оккупации? Невероятно — но подобные вещи случались. Ведь это на самом побережье, там вокруг море!

— Сент-Одиль? Дом его бабушки?

— Да, ей пришлось спешно покинуть его в самом начале войны. Она умерла в Ницце незадолго до того, как он сам пропал без вести. Мы, правда, узнали о ее смерти много позже.

Аманда протянула подруге миниатюру.

— А что произошло с этим домом?

— О, он стоит себе там, разграбленный, но почти не разрушенный. Мне даже пришлось как-то туда съездить и его осмотреть. Папа не смог поехать, так что отправились мы с Дот. Она мозговой трест всей нашей семьи! — Мэг рассмеялась и вздохнула. — И это было совершенно ужасно, — из-за того, что Мартин «убит предположительно», возникла масса всяких сложностей, а ты знаешь, что такое юридическая процедура во Франции. Оказывается, имеется еще какой-то сорокоюродный брат где-то в Восточной Африке. А Мартин еще больше все запутал, оставив завещание адвокатской конторе, тут у нас на Гроув-роуд, полное самых невероятных указаний. По какой-то непонятной причине он очень беспокоился о том, чтобы содержимое дома при разделе досталось мне. Само здание его мало волновало, но вот все то, что было внутри, его очень беспокоило. Смитик, ну, тот самый адвокат, рассказывал мне, что по его мнению, там, видимо, когда-то хранилось нечто весьма ценное либо нечто такое, чем дорожил сам Мартин, впрочем, не пожелавший уточнить, что это. Завещание составлено так, чтобы я могла претендовать на любую движимость, вплоть до садового инвентаря и цветочных горшков. Но разумеется, к нашему приезду все уже растащили подчистую. Мне достались крохи. Все это распродали по дешевке, и теперь сам дом, разрушаясь день ото дня, стоит и дожидается того пожилого джентльмена из Восточной Африки.

— Как жалко! — вздохнула Аманда. — Должно быть, это был прелестный уголок!

— Когда-то, наверное, был, — юный голос явственно дрогнул. — Но когда я его увидела, там было чудовищно, во время войны там произошло нечто ужасное. Местные жители рассказывали очень мало и как-то слишком туманно, но, в общем, какой-то немецкий деятель, влиятельный политик, надо полагать, поселил там свою возлюбленную, и однажды ночью оба покончили с собой, или были убиты, а потом — страшное возмездие, процессы, пытки и Бог знает что. Из дома выбрали все более или менее интересное, не говоря уже о ценностях, а в одной комнате даже вспыхнул пожар. Мне дом не понравился и я так рада, что Мартин никогда уже не увидит его в этом плачевном состоянии. Он же в детстве так любил его.

— Странно, тогда с чего бы ему было беспокоиться о мебели, а не о самом здании? — пробормотала Аманда. — В детстве привязываются к месту, а не к вещам. Мы жили на мельнице, и запомнились мне заросли ивняка над прудом. Разумеется, в нашей мебели ничего такого не было. Разве что занозы, — она рассмеялась. — Я так ее люблю, мою мельницу. Она все еще принадлежит нашему роду и постепенно ветшает. Может статься, и в Сент-Одиль было что-то весьма важное, что немцы унесли с собой.

— Во всяком случае, теперь там нет ничего, — вздохнула Мэг с облегчением. — Я так довольна, что пришла и наконец взяла отсюда эти письма. Я заберу их домой и сожгу у Мэри в топке. Мартин бы меня одобрил. Теперь я это знаю, знаю наверняка.

Она уже было поднялась со свертком в руках, но тонкая смуглая рука вцепилась ей в плечо, не давая пошевелиться.

— Погоди! — шепнула Аманда. — Слушай! Кто-то только вошел в дом.

На мгновение обе затаили дыхание. Дом молчал, плотно закутанный в сырую пелену тумана. Снаружи не долетало ни звука. Улица была пустынная, а мгла, как плотное одеяло, напрочь изолировала их от окружающего мира.

Аманду насторожил сквозняк. Он подобрался снизу, промозглый, как воздух на улице. Звуки возникли позже — негромкие шаги, скрип осторожно отворяемых дверей, нервное бренчание металла, звук передвигаемого по паркету стула.

— Джефф! — с радостным возбуждением прошептала Мэг. — Больше ни у кого нет ключа! Он наконец вернулся и пошел нас искать!

— Слушай! — Аманда оставалась непреклонной, а ее рука — по-прежнему твердой. — Он не знает, куда идти.

Они ждали. Звуки, приближаясь, усиливались. Кто-то ходил по дому, то и дело натыкаясь на мебель, обшаривая комнату за комнатой, словно что-то ища. Звуки казались тревожными, раздраженными и торопливыми. Странное ощущение спешки распространялось во мраке, явственное и пугающее.

— Спускаемся? — шепот Мэг безжизненно прошелестел в стылом воздухе комнаты.

— Где пожарная лестница?

— Позади нас. За этим окном.

— Ты смогла бы спуститься в соседний дом и вызвать полицию? Ты не должна издать ни звука, не то он услышит. Сможешь, Мэг?

— Думаю, да. А ты?

— Тс-сс! Попробуй. Я посмотрю, сумеешь ли ты.

Внизу с пугающим грохотом хлопнула дверь. Затем последовала мертвая тишина. Они поняли, что там внизу тоже прислушиваются. Пауза тянулась бесконечно, а потом опять раздались шаги в холле, кто-то энергично расхаживал взад-вперед, время от времени останавливаясь.

— Пора, — рука Аманды легонько оттолкнула плечо Девушки. — Закрой за собой окно и — ни звука!

Мэг не раздумывала. Она была явно встревожена, но вполне владела собой. Тихонько поднявшись, она на цыпочках подошла к окну. Дом оказался выстроен на совесть — ни одна половица не скрипнула под ее туфелькой. Оконная рама, современная, из стали, открылась легко. Какой-то миг Аманда видела темнеющий силуэт Мэг в квадрате бледного света. Потом силуэт исчез.

Аманда застыла на месте, вслушиваясь. Сначала тихонько взвизгнули дверные петли в гостиной, потом словно бы наступили на доску. Долгая тишина, а затем — легкое движение в спальне, прямо под полом студии. Значит, вошедший успел подняться по лестнице так, что она этого не заметила. Женщина затаила дыхание, с раздражением слыша стук собственного сердца. Ночные взломщики, вообще-то говоря, не самые храбрые люди в Великобритании, и она не сомневалась, что если он ее обнаружит, когда луч его фонарика пересечет пустую комнату, то наверняка сам перепугается еще больше нее. Однако вопреки подобным доводам ее била дрожь. Словно бы именно этот взломщик — не такой, как другие. Чересчур нетерпеливы были его движения, и в звуке их, даже едва слышном, поражало странное неистовство.

Внезапно она снова услышала эти звуки, на сей раз совсем близко. Неизвестный взбежал на несколько ступенек вверх по чердачной лестнице и замер. Тонкий лучик пробился сквозь щель под закрытой дверью студии, добежал до ее ног и погас, и опять наступила тишина. Она очень тихо поднялась и стала ждать.

Взломщик вернулся назад, это она отчетливо уловила, видимо, решил, что верхний этаж — нежилой. После долгой паузы она опять услышала, как он заходил по холлу.

Аманда подумала было о пожарной лестнице, но потом переменила решение. Полиция, разумеется, среагирует на вызов Мэг немедленно, но вполне может опоздать из-за тумана. Жалко, если взломщику удастся уйти незамеченным. Она решила спуститься на первый этаж.

И решившись, осторожно прокралась к двери. Верхний пролет лестницы не сулил ей ничего, кроме трудностей: ковра на свежевыкрашенных ступеньках не было, поскольку краска не успела просохнуть, но Аманда двинулась вперед, тихонько, ощупью, стараясь переносить основной вес на перила.

На первой площадке оказалось очень темно. Двери спальни были закрыты, а маленькое круглое окошко было на вид не больше кляксы, но женщина, постаравшись представить себе планировку дома и держась за стену, смело подошла к краю верхней ступеньки крутой винтовой лестницы. Чрезмерная уверенность едва ее не подвела. Она потянула руку к колонне, но той под рукой не оказалось, и Аманда с трудом удержала равновесие. И, застыв в неудобной позе, с ногой, уже занесенной над ступенькой, ища рукой опору, она услышала взломщика снова. Теперь он был в маленьком кабинете, справа от лестничной площадки. До Аманды донеслось чирканье спички, и на черном фоне стены явственно проступило серое пятно.

Страх захлестнул ее ледяной волной, но она взяла себя в руки. Нащупав наконец перила, женщина спустилась еще на пару ступенек и оказалась уже ниже уровня верхней площадки. Дверь кабинета была распахнута, и свет, очень слабый и неверный, все же доходил через весь холл до нарядной полировки изящного комода и до поблескивающей поверхности зеркала на стене над ним.

Аманда чуть продвинулась вперед. Взломщик очень спешил. Он все еще старался не делать лишнего шума, но явно торопился, и она наконец поняла, что именно так насторожило ее с самого начала. Ощущение настигающей погони. Теперь она почувствовала это совершенно отчетливо. Казалось, самый дом спасается бегством от мощной силы, обрушившейся на него извне. И в то же время снаружи не было слышно ни звука. Туман облепил штукатурку стен, напитывая ее водой.

Еще шаг — и Аманда прижалась к закругляющейся стене точно напротив открытой двери и, бросив взгляд в холл, заметила, что часть комнаты отражается в зеркале. Первое, что она уловила, была свеча. Тонкая зеленая свечка, стоявшая прежде вместе с тремя такими же в золоченом канделябре на противоположной стене, теперь лихо торчала из вазочки, беспечно роняя горячий воск на полированную поверхность шератоновского секретера, занимавшего собой центр маленькой комнатки.

За считанные доли секунды она осознала, что тень между ней и пространством комнаты и есть сам незваный гость. Стоя к ней спиной, он возился с чем-то на столике. С чем, ей было не видно, но она догадалась: это — тот самый экзотический деревянный бювар, который Мэг с гордостью показывала ей, сетуя, что куда-то подевался ключ и невозможно тут же и продемонстрировать его устройство. То была прелестная вещица красного дерева, инкрустированная слоновой костью, которая должна была стоять на секретере и предназначалась для хранения писчей бумаги.

Грабитель, по-видимому, пытался ее взломать. Слышался треск и стон дерева.

Аманду охватила бурная ярость, вызванная варварским разрушением прекрасной вещи, и она уже открыла рот для протеста, когда ее сознание молнией пронзила мысль: а чем это он пытается открыть бювар? Она сама не поняла, заметила ли она нож у него в руке, блеснул ли в зеркале отсвет лезвия или же она только слышала, как острие вгрызается в хрупкую древесину, — но слова застыли у нее на губах и мороз пробежал по коже.

С прощальным жалобным стоном крохотные дверцы бювара подались, в зеркале возникла тень, сперва узкая, потом все шире, послышалось сердитое сопение. А потом пустая сломанная вещица, перелетев через весь холл, упала к ногам Аманды, и немедленно, как по сигналу, все окружающее пространство ожило и наполнилось звуками.

Удары во входную дверь были как раскаты грома. Эхом отозвался грохот на первом этаже и визг рамы, поднятой где-то сзади. Со всех сторон приближался топот ног и властные голоса, несомненно принадлежащие полиции.

В центре этого неожиданно возникшего циклона, где стояла Аманда, еще какое-то время сохранялась полная тишина. Затем свечка взмыла вверх, смахнув вазочку и все остальное с секретера, и незнакомец шагнул к выходу.

Она не разглядела его, но он прошел так близко, что даже задел ее во взвихренном мраке. И в этот миг ей передался его страх, и отчаяние, и неистовая ярость — ощущение, прежде неведомое. Он взлетел вверх по лестнице позади нее одним прыжком, словно гигантский зверь, проворный и бесшумный.

И началось столпотворение.

Мистер Кэмпион обнаружил свою жену, прижавшуюся к стене у последней лестничной ступеньки со сломанным бюваром в руках, как маленький ребенок на обочине шоссе, пока мимо нее, громыхая башмаками и слепя фонариками, проносились полисмены, словно поток машин. Он рывком поставил ее на ноги и резко втолкнул в относительно безопасную дверь, ведущую в кабинет.

— Черт знает какая глупость, — воскликнул он с раздражением. — Право, душенька, ну черт знает как глупо все вышло!

Аманда была достаточно опытной женой, чтобы не увидеть в этой вспышке ничего, кроме комплимента, гораздо больше ее поразило самое присутствие тут супруга. Ей вдруг пришло в голову, что вряд ли весь этот полицейский тайфун, устремившийся на подмогу, вызван одним только звонком Мэг.

— О, так его, оказывается, ловили!

— Ловили, дружочек, и теперь уже, надо думать, поймали, если ты, конечно, все нам не испортила! — мистер Кэмпион все еще сердился, а его рука тем временем до боли сжала ее плечи. — Наверх! — яростно выкрикнул он какой-то фигуре в полицейской форме, налетевшей на них.

— В этой комнате никого нет! Тут я!

По этажам разносился топот множества ног. Шум стоял ужасный и для стороннего наблюдателя, пожалуй, несколько забавный. Аманда рассмеялась:

— Что он, бедняга, утащил? Сокровища короны?

Кэмпион пристально посмотрел на нее. В луче ее фонарика были видны его глаза, темные и круглые, за стеклами роговых очков.

— Нет, безмозглая ты девчонка, — проговорил он. — У него нож! — его рука снова стиснула ее плечи. — Господи, какая же ты дурочка! Ну что тебе было не уйти вместе с Мэг? Из-за тебя одной нам пришлось за ним гнаться. Будь он тут один, вышел бы как миленький прямо в объятия наряда полиции, который бы преспокойно дождался, пока он тут кончит шуровать.

— Мэг, что ли, вам дозвонилась?

— Боже мой, да нет же! — Кэмпион все больше раздражался. — Не успела она ступить на землю, как встретилась с нами! Ты что, дорогая, до сих пор понять не можешь? Ведь это же так просто! После того, как Люк переговорил с тем адвокатом, дело немного прояснилось. Одного человека мы послали следить за домом каноника, а другого — не спускать глаз с этого здания. Оба рапорта подоспели одновременно. Разумеется, мы чуть с ума не сошли. Мы подумали, что ты напоролась на этого субъекта. Оказалось, все наоборот. Пока вы с Мэг бродили по дому, как парочка сомнамбул, он взламывал окно на первом этаже. Вошел он по-видимому, следом за вами. Наш человек вас потерял из виду.

Его речь завершилась на торжественной ноте, словно человек наконец-то все расставил по полочкам, и Аманде, наконец осознавшей, что впервые видит его в таком волнении, хватило такта воздержаться от комментариев.

— Давай добавим света, — предложила она. — Есть у тебя спички? Тут свечи на стене. И ступай осторожнее. По-моему, он ужасно наследил!

Кэмпион щелкнул зажигалкой, не отпуская плеч жены, и когда все три оставшиеся свечки озарили своим романтическим светом всю поруганную красоту комнаты, он все еще стоял, обняв Аманду.

А та разглядывала разрушения, карие глаза полыхали возмущением:

— Какое безобразие! И ведь как глупо! Тут же ничего драгоценного нет, ни серебра, ничего такого!

— Он искал не серебро, — мрачно ответил мистер Кэмпион, — а бумаги. Не найдя их в адвокатской конторе, он явился сюда. Хэлло!

Последнее адресовалось застывшей в дверном проеме сутулой фигуре в мешковатом макинтоше.

— Стэнис! — радостно воскликнула Аманда.

— Дорогая моя девочка! — старый полицейский прошел в комнату и, к большому удивлению Аманды, тепло пожал ей руку. — Дорогая, ох, дорогая вы моя, — произнес он. — Я ведь старик. Знаете, мне даже входить не хотелось. Я боялся, что не переживу увиденного. Ну-ну, юная леди, да будет вам известно, вы нас всех ужасно напугали. Дьявольского страха на нас нагнали. Вот именно так. Ладно, слава Богу, все позади!

Придвинув кресло, он уселся в него, повесив шляпу на спинку, утер лоб и пригладил седые волосы.

Аманда была польщена, но в то же время недоумевала, приятно узнать, что все так тебя любят, но всеобщее ликование показалось ей уже некоторым перебором.

— Они поймали его? — поинтересовалась она.

— А? Да я не знаю! — он улыбнулся ей своей колючей улыбкой. — Я теперь такой большой начальник, что, понимаете, толком и не знаю, что творится. Беготню я оставил молодежи. Ну а если даже он теперь и ускользнет от них, то ненадолго. На нынешнем этапе счет уже на часы. Я-то о вас беспокоился. Что это вы надумали идти среди ночи смотреть дом? Почему бы как-нибудь в один прекрасный вечер не влезть, скажем, на колонну Нельсона?

— А, да ну ее вообще, — раздраженно махнул рукой Кэмпион. — А Люк где?

— Скачет по крышам или уже лезет в водосточную трубу, — Оутс мало-помалу возвращался в свое обычное состояние угрюмой ворчливости. — Рычит, как овчарка, и норовит все делать сам. А заметьте, Кэмпион, разозлился парень. Его задело за живое. Как говорят в деревне, где я родился, разобрало его. А по-моему, это хорошо — вот так узнать нутро человека. И все-таки боязно за него. Не хотелось бы, чтобы он, так сказать, ввязался в драку безоружным. Нам, старшим сыщикам, подобает солидность.

Замечание, не отличающееся не то чтобы солидностью, но и мало-мальской сдержанностью, хотя и не лишенное определенной изощренности колорита, донеслось из холла, откуда спустя несколько секунд появился и сам старший инспектор собственной персоной. Он вошел скользящим шагом, полы его пальто развевались, пальцы в карманах бренчали мелочью, а четырехугольные глаза полыхали огнем. И в маленькой комнатке сразу же стало очень тесно.

— Упустили! — объявил он, и во взмахе длинных рук прослеживалось импрессионистское изображение полета. — Мы возьмем его в ближайшие час-два. Если только мы и дальше не будем такими же хромыми, слепыми, полоумными и тугоухими, не считая врожденного кретинизма. Живьем возьмем, если только не наступим на него ненароком! Двадцать пять человек! Двадцать пять спецов разного профиля, включая пятерых шоферов и шестерых старших чинов, — и что же? Этот тип пре-спокойненько вылезает из окна ванной — единственной комнаты во всем доме, где у порога не торчит полисмен, и скрывается в тумане! Прыгает вслепую, ночь мутнее столовского кофе, и что же — неужто разбивается насмерть об острые прутья ограды? Что, разбивается, черт его дери?

Сообщение, собственно, адресовалось Оутсу, но внешне Люк обращался к Аманде, с которой не был в достаточной мере знаком. Наконец он снизошел и до нее:

— Рад, что вы в порядке, — произнес он с улыбочкой. — Но вот Кэмпион здорово упал в моих глазах. Я-то считал его эдаким джентльменом до мозга костей! А завелся, как мальчишка! «Спасите ее! Спасите ее!» Ни тебе респектабельности, ни хладнокровия! Хуже и я бы не смог держаться! — он резко рассмеялся, увидев изумленное выражение ее лица и истолковав его как смущение. — Не беспокойтесь. Вы тут ни при чем. Мы все равно бы его упустили. Мы бы его упустили, даже будь нас столько, что хоть води хороводы вокруг этого дома, и даже имей мы разрешение стрелять в упор. Мы его упустили, потому что недооценили его. Мы просто мыслим на порядок хуже!

Оутс посмотрел на него многозначительно:

— Просто он поглядел на твоих людей, сообразил к чему ты ведешь, и решил рискнуть, попробовать все-таки успеть осуществить свой план до того, как вы сюда доберетесь, и присмотрел себе именно это окно, рассчитывая, что вы его не будете охранять именно потому, что бегство через него невозможно!

— Да, — отвечал Люк, — все точно.

— Его хоть кто-нибудь видел?

— Двое полицейских увидели тень и пошли следом — горе-охотнички! — а он возьми да и растай! А теперь нас тут полным-полно, да толку-то — все равно что ловить блоху в перине!

Оутс кивнул:

— Да, выдержки ему не занимать. Да и сноровки.

— А также пружин в пятках и костей из резины, — проворчал Люк. — Я бы оттуда не рискнул прыгать и в ясный день. Леди, надо полагать, тоже не имела счастья его видеть?

— Я? — Аманда с сожалением покачала головой. — Нет, только тень в зеркале. Он был тут, понимаете, а я там, на краю площадки.

Она заметила, что ее слова вызвали всеобщее внимание, и смутилась:

— Боюсь, я толком не сумею его описать, было очень темно. Я видела только его спину в каком-то пальто из грубой ткани, песочного цвета, кажется.

— Песочного? — в один голос переспросили все трое.

— По-моему, да. Но поручиться не могу.

— А не темно-синий плащ?

— Нет. Это было что-то светлое.

— А шляпа? Она задумалась.

— Я не помню, чтобы были поля, — проговорила она. — Но и волос я тоже не помню. Было впечатление совершенно круглой головы. А что меня в самом деле поразило и почему теперь смогу этого человека узнать, — так это необыкновенное энергетическое поле, да, именно так. Он какой-то рьяный, вроде вас, инспектор!

— Это Хейвок! — воскликнул Оутс, в высшей степени удовлетворенный. — В качестве свидетельского показания, разумеется, это не годится, Аманда, но меня вполне устраивает. Не поймите нас превратно, Люк, мальчик мой, но я понимаю, что она имеет в виду. У него необычайная звериная мощь. И силища!

Люк пожал плечами.

— Насчет силищи ничего не знаю, — произнес он с горечью. — Лучше скажите, где мне его искать. Не то чтобы я уж совсем не знал, куда бросаться. Его отпечатков полным-полно в конторе, наверняка они есть и тут. Следов он не скрывает, как затравленный зверь. Мы просто обязаны его взять до рассвета. А тем временем уже четыре человека погибли, из тех кому жить бы да жить, один — известный ученый, а другой — парень, лучше которого никого на свете не было. Когда закончим тут, пойду навещу старушку-маму Коулмена, он был у нее один, и она все надеялась, что он станет таким, как я, помоги ей Господи. Четыре убийства в моей епархии, а этот субчик выпрыгивает себе преспо-койненько из нашего оцепления.

Он просунул длинный указательный палец правой руки в кольцо из пальцев левой, и проворно сжал правый кулак. Иллюстрация получилась выразительная, но померкла перед неожиданным криком Аманды, застывшей с расширенными от ужаса глазами.

— Этот человек убил четверых сегодня вечером? Что же вы нам не сказали! Нас с Мэг тоже могли убить!

Ее реакция явилась столь точным повторением того, что прежде пережили они, что нагнетавшееся эмоциональное напряжение наконец лопнуло. Мистер Кэмпион рассмеялся, за ним и Оутс. Аманда все еще была исполнена гнева, ее пылающие щеки не уступали в цвете огненным волосам.

— Неужели нельзя было нас предупредить! — воскликнула она, но тут же поняла всю нелепость своего требования, и овладела собой. — Действительно ужасно, — продолжала она с деланным спокойствием. — Он что — маньяк?

— Когда бы знать! — Люк потихоньку свирепел. — Ни один психиатр на расстоянии его освидетельствовать не сможет. Содержимым его чердака займутся только после того, как я его изловлю!

— А вы думаете, его скоро поймают? — произнесла Аманда бесцветным голосом. Ее трясло, она то и дело озиралась на тени за спиной.

— Люк его скоро поймает, — Оутс повернулся в своем кресте. Свет свечей озарял его коротко стриженный затылок, он выглядел добродушным стареньким дедушкой, но в его голосе звучала проникновенная твердость. — Зверь в ловушке, — продолжал он. — Его ничто не спасет. Он получил фору, но теперь, когда весь механизм запущен, его шансы будут падать с каждым часом. Как раз сейчас изучается его дело. А это значит, что любая живая душа, о которой известно, что она когда-либо каким-либо образом была с ним связана, будет найдена, допрошена, и за ней установят наблюдение. К примеру, мы знаем, что в тюрьме его посещали. С тех пор эта дама, хозяйка меблированных комнат в Бетнал-Грин, ничего о нем не слышала. Возможно, и не услышит. Такой возможности у нее просто может не быть. Все ее контакты тоже будут проверены. Оттуда ему ждать помощи нечего.

— Но он раздобыл где-то нож, — пробурчал Люк, — и песочное пальто с длинным ворсом, а когда он бежал, на нем было все казенное.

— Так было только поначалу, — Оутс говорил пока что мягко. — Вы сами убедитесь, что с этой фазой покончено, отныне он будет все более одиноким. Я уж сколько раз такое видывал. Медленно, но верно один за другим заделываются все выходы из норы, а сеть становится все чаще. Теперь он в той стадии, когда ни один свой шаг не может считать вполне безопасным, не может пройти из комнаты в комнату, не может завернуть за угол, не рискуя, — прервавшись, он поднял на собеседников холодный угрюмый взгляд. — Завтра, если к утру его не поймаем, объявим о вознаграждении. Какая-нибудь предприимчивая газета тут же удвоит сумму. После этого он уже не сможет доверять ни единой живой душе! Люк сопел, ноздри его раздувались.

— Все прекрасно, но мы должны были взять его еще вечером. Такого дивного шанса у нас больше не будет! Теперь он станет держаться подальше от миссис Элджинбродд и ее друзей, чего бы он ни искал!

— Как, Мэг? — изумилась Аманда. — А что он ищет?

— Какие-то документы. Что-то связанное с Мартином. В адвокатскую контору он нагрянул ради бумаг, — ответил Кэмпион, и его рука крепче сжала ее плечи, словно предупреждая об осторожности.

Она кивнула, но снова спросила некстати:

— А что Джеффри?

— Спросите кого-нибудь другого, — взгляд ясных глаз Люка был полон ехидства. — Хоть бы капля чего новенького об этом молодом человеке, с тех пор как он пошел на прогулку вместе с одним мелким жуликом, которого нашли мертвым вскоре после этого. Вот вам еще одна личность, способная таять как дым!

Предостерегая, Кэмпион еще сильнее сжал плечо Аманды.

— Моя дорогая, — пробормотал он со старомодной чопорностью, которая еще усилилась в нем с годами. — Мы с тобой пойдем домой. Если кто-нибудь из нас понадобится, то Люк знает, где нас искать, как он сам выражается, «адрес известен». Мэг проводили на Сент-Питерсгейт-сквер, где добрая дюжина хороших людей позаботится о ее безопасности. А нам с тобой предстоит пробираться в этом тумане через весь город на Боттл-стрит, и по-моему, нам уже пора идти.

— Хорошая мысль, — поспешно ответила Аманда, беря его под руку.

И они оставили злополучный дом на Люка и его присных, которых ожидала большая работа.

Некоторых усилий им стоило ускользнуть от Оутса, решившего подбросить старых знакомых на служебном лимузине, коим так гордился. Спасение подоспело с неожиданной стороны — выйдя на улицу, они сразу же увидели мистера Лагга, ожидающего их в прекрасном ландо, принадлежащем сестре мистера Кэмпиона. Толстяк натерпелся страха и теперь скрывал свое волнение за напускной грубостью.

— А ну полезайте в драндулет, — произнес он. — Битых два часа я сюда добирался, но зато никому не удалось в этой темнотище похихикать над этой техникой. Интересно, а как, по-вашему, я должен был вас найти — по запаху, что ли?

Забравшись в теплый салон машины, Аманда наконец немного успокоилась. Городской автомобиль Вэл, и вправду несколько экстравагантный, был зато чрезвычайно удобен. Сестра мистера Кэмпиона лично руководила переделкой изящного старого «Драймлера», и в результате появился нынешний, современный и нарядный дизайн, отчасти в духе ее практической натуры, отчасти в манере Дали. Стеклянная перегородка между водителем и пассажирами была снята, а обивка, выполненная в оливковом и изысканно-бордовом, столь явно напоминала по цвету ливрею лакея на запятках георги-анской кареты, что в семье машину окрестили «Летучим лакеем». Как же забавно, мило и приятно было скрыться на нем от Оутса!

Аманда завернулась в оранжевый плед и вздохнула.

— Ну, дай вам Бог, Мейджерс! Как же вам это удалось? Вы, что ли, звонили в полицию?

— Я? Боже избави! Не любитель я чуть что к легавым кидаться, не то что некоторые, — и, перегнувшись назад, он распахнул дверцу перед Кэмпионом. — Кабы не миссис Элджинбродд, которая подкатила к крыльцу в полицейском вороночке, вроде как брильянт в помойном ведре, так бы я и сидел там у каноника на площади. Но она мне кой-чего рассказала, и я помчался. А то бы летали лучше самолетами! Надежно и по высшему разряду. А убийство всегда грязь, имейте в виду!

Он окинул тоскливым взглядом хозяина, наконец усевшегося в машину.

— Уж надо думать, вам-то понравилось, — съязвил он. — Все в крови, вот счастье-то!

Мистер Кэмпион холодно посмотрел на него:

— Где Руперт?

— На телефоне, — Лапт усаживался за руль. — Он да собака, вот и все помощники. Я уступил им вахту, а сам пошел в рассыльные.

Он, вздохнув, выжал сцепление и молча повел машину сквозь туман.

— Так, — обратилась Аманда к Альберту, пока их уютный маленький мирок осторожно продвигался вперед во мраке, — так, а что с Джеффри?

— Вот именно, — мистер Кэмпион натянул другой конец ее пледа на себя. — Вот именно, а что с ним? С Люком я толком и не поговорил, но все же хотелось бы, чтобы молодой человек сделал такое одолжение и наконец появился!

Аманда отреагировала бурно:

— Неужели это так смешно?

— Животики надорвешь, — муж грел свои озябшие ладони о ее. — Джеффри совершенно точно был со Шмоткой Моррисоном, когда того видели живым в последний раз, и было это всего в нескольких футах от того места, где сквозь землю провалился. Не нравится мне все это!

— Где это произошло?

Он в нескольких словах обрисовал ей историю побега Хейвока и тройного преступления в адвокатской конторе.

Ее передернуло, а Лагг, одновременно слушавший и следивший за дорогой, иногда вставлял свои, не слишком корректные замечания, которым, несмотря на их некоторую шероховатость, нельзя было отказать в справедливости.

Кэмпион оставлял его колкости без внимания.

— Люку ведь очень худо, — объяснил он. — Понятно, что он был так резок. Он потерял отличного парня, которого любил, и теперь в ярости. Потеря потрясла его, хоть он этого и не показывает.

— Но не может же он в самом деле подозревать, что Джеффри ногами забил насмерть Шмотку Моррисона?

— Вряд ли. Но он чувствует, как и я, что странное Джефф выбрал время корчить из себя обиженного влюбленного. Разве они с Мэг поссорились?

— Нет, нет. Уверена, что нет. Слишком уж она о нем беспокоится. Боится, не случилось бы с ним чего-нибудь такого. А это возможно?

— Что? То есть, ты хочешь сказать, что и Шмотка, и Джефф столкнулись с чем-то еще, и что Джеффри тоже уже, может быть, лежит где-то, но его просто не заметили?

— О нет, не надо! Нет! Не говори так! Мэг этого не переживет!

— И мистер Джефф тоже, — ехидно заметил ей водитель. — По-моему, в этом водовороте можно что угодно потерять. Но на самом деле не похоже на то. В том смысле, что пошутили и будет, переходим к фактам. Никакой труп не может валяться на улице, чтобы о него хоть кто-нибудь не споткнулся. Иначе было бы противоестественно!

— Верно. Это маловероятно, чтобы не сказать — исключено, — мистер Кэмпион был всерьез обеспокоен. — Я просто не в состоянии понять куда и как мог запропаститься этот парень по каким-то своим личным делам, зная, что ему надлежит явиться в полицию дать показания, почему он все-таки не сообщил о своей беседе с Моррисоном? Нам с тобой, Аманда, предстоит все это распутывать, тщательнейшим образом!

— Да, это я уже поняла, — отвечала она так же озабоченно. — Что бы ни случилось, он должен был явиться в полицию лично, ведь это жизненно важно! Возможно ли, чтобы он до сих пор не знал, что там произошло? А это точно, что он пошел по тому проезду, за этим человеком?

— Предполагается, что он поступил именно так. Свидетельство по этому пункту весьма любопытное. Тот молодой детектив, которого зарезали в адвокатской конторе, как раз допрашивал сторожа, когда Хейвок оторвал их от этого занятия. Детектив, по-видимому, был малый добросовестный и записал в свой блокнот довольно длинные показания, заставив старика их подписать. Точно не скажу, но старик утверждает, будто слышал топот бегущих по дорожке, на которую выходит его садик, как раз в то время, когда по нашим сведениям, Шмотка и жеффри покинули «Перья». Он упоминает «топот многих ног». Детектив, похоже, усомнился в этом, но старик стоял на своем. Из этого почти ничего не следует, но трудно предположить, чтобы Моррисон топал так один, не правда ли? Сторож, по-видимому, находился весь вечер в задней комнате и тем не менее не слышал на дорожке никаких других звуков, пока не прибыла полиция.

Он замолчал, замявшись.

— Ну и? — подбодрила его Аманда.

— Дело в том, что в показаниях старика есть еще одна вещь, довольно занятная. Вероятно, у бедняги попросту нервы сдали, во всяком случае на бумаге это выглядит очень странно.

— Ну ради Бога! — взорвался мистер Лагг, сумрачной горой вздымавшийся на фоне тусклого свечения приборной доски. — Вести этот драндулет и одновременно слушать вас, недолго и мозги свихнуть! Так что же там написал наш уважаемый покойник?

— Сторож сказал, будто слышал звон цепей, — произнес мистер Кэмпион, принужденный наконец к откровенности. — Точный текст гласит «Я слышал скрежет тяжелых цепей в то время как люди бежали мимо, и это меня поразило!»

— Получается, что этому типу, Хейвоку, надели наручники, чтобы вести его к доктору? — проворчал Лагг.

— Да нет, конечно!

— Не разберешь ничего — где это мы? Не то угол Беркли-банка, не то просто какой-то квартал. А железные наручники почитали за пережиток еще когда я в колледже учился, но эти реформы прямо никак до этого вопроса не доберутся. Думаю, у них и за кандалами дело не станет, судя по последним инструкциям, дескать, преступник не человек и все такое. Так который там был в цепях?

— Никто, по-видимому, не был. По-моему, это просто померещилось сторожу.

— А то еще кому, — Лагг вырулил на Парк-лейн и пристроился в хвост запоздалого автобуса, направлявшегося на вокзал Виктория. — Я и сам чуть в дурдом не Угодил, путал «р» и «ц». Это я Мраморной Арке никак сигналил? То-то я гляжу, что она не торопится.

— Цепи, — задумчиво произнесла Аманда. — Что еще гремит как цепи, не считая коробки передач Лагга?

Мистер Кэмпион замер.

— Деньги, — проговорил он. — Монеты. Монеты в какой-нибудь жестянке для подаяний.

Сквозь все треволнения пережитого дня всплыло воспоминание. Он снова увидел безостановочное движение уличного оркестра и услышал обрывок мелодии, навязчивый и грозящий.

— Слушай, — сказал он тихо. — Слушай, старушка, кажется, есть один, почти ничтожный шанс, но надо бы его все-таки проверить.