Тихий омут

Глава 5

Дэйзи Уилсон оставила свою машину — или машину Вайолет, как она уже думала о ней со смешанным чувством ностальгии и неприязни, — в каком-то переулке в Колчестере. Она могла бы проехать на ней весь путь, но что-то заставило ее остановиться миль за двадцать до конечного пункта и завершить путешествие на поезде. Частью это была ее обычная осторожность, которая так хорошо и долго ей служила. Что-то в ней зудело и покалывало при мысли о том, чтобы оставить машину там, где ее можно как-то связать с ней, несмотря на анонимность, которую ей позволяли сохранять ее новые документы. Однако главным образом это было связано с тем обстоятельством, что езда за рулем ее нервировала, в то время как поезд успокаивал. Если уж она собирается здесь какое-то время пожить, то желательно, чтобы первые впечатления были приятными.

Оставив относительную безопасность шоссе А12, она осторожно объезжала пригороды в поисках ближайшей железнодорожной станции. Дэйзи была твердо убеждена, что поезда на Лейстон-бай-Нейз останавливаются в Колчестере, хотя и не знала точно, откуда ей это известно. Проблема заключалась в том, что в Колчестере, похоже, три станции, а ей не хотелось оказаться вдали от нужной. В конце концов, проехав станцию «Колчестер», затем «Норт» и покружив вокруг безликих строений Голландского квартала и контрастирующего с ними пышного готического уродства арки Эббигэйт, она добралась до станции «Колчестер-Таун», выбранной единственно потому, что та оказалась ближайшей к дороге, снабженной указателем на Лейстон-бай-Нейз.

Дэйзи оставила машину на выделенном для инвалидов пятачке перед кварталом тихих магазинов с двумя жилыми этажами над ними, взяв с собой только небольшой чемодан и сумочку. У нее была инвалидная карточка для машины, хотя в действительности она и была инвалидом. Дэйзи положила карточку на «торпеду», прежде чем протереть влажной тряпкой все, чего она касалась, и запереть машину. Она посмотрела по сторонам, словно в поисках конкретной витрины: цветочная лавка, магазин старых книг, прачечная самообслуживания, букмекерская контора, маленький супермаркет. Никто на нее не смотрит. Никто потом не сможет описать ее внешность. Несмотря на близость к станции, это тихое место, в стороне от основной транспортной артерии. Машина наверняка спокойно простоит здесь несколько дней, пока кто-нибудь заподозрит неладное, а она решительно настроена вернуться за ней еще до того.

Дэйзи рассеянно похлопала по крыше машины затянутой в перчатку рукой. «Вольво-740» с номером категории «Ф», тусклого оттенка бронзы — по ее мнению, такой цвет называется «шампань», — она приобрела на одном из этапов своих «путешествий» и оставила из-за полной безликости. Второй раз на эту машину никто не взглянет. И едва ли кто-то может покуситься на нее. Для начала, в ней не было даже радио, не говоря уже о чем-то более современном.

И опять же, если кто-нибудь вздумает украсть машину, это только на пользу. Как бы ни была противна мысль о поисках новой, Дэйзи все отчетливее сознавала, что «вольво» является ниточкой к Вайолет Чэмберс — ниточкой, об обрыве которой она реально должна подумать. Не то чтобы она сердцем прикипела к машине — Дэйзи понимала, что она ни к чему сильно не привязывалась, как другие. Дело больше было в том, что машина представляла собой идеальный образец добротности и надежности. Еще у нее была автоматическая коробка, что для Дэйзи значительно удобнее.

Заперев машину, она быстро пошла в сторону станции. Время и морской прилив не ждут женщин, а ей не терпелось увидеть море.

В соответствии с расписанием на безлико-современной станции — повсюду балочные фермы, столбы и стекло — следующего поезда придется ждать полчаса. Она купила билет и выпила в станционном кафе чудесный чай с молоком. Там стоял сильный запах кофр и горячей выпечки. Никто не обращал на нее внимания: миниатюрная женщина в твидовом жакете и шляпке в одиночестве потягивала что-то из чашки. Дэйзи прекрасно понимала, какое впечатление производит… или не может произвести. Это было то, что она сознательно культивировала.

Почему-то Дэйзи ожидала дизельный локомотив «Бритиш Рэйл» 1950-х годов с четырьмя блекло-голубыми вагонами, однако поезд оказался вполне в духе времени, двери покрыты граффити (еще один признак современности). И тем не менее вид поезда, входящего в изгиб пристанционных путей, наполнил Дэйзи ностальгическим томлением, хотя она с тревогой осознавала, что не может вспомнить, по чему именно испытывает ностальгию. Вероятно, по прошлому.

Дэйзи устроилась в пустом купе второго класса. Когда она села, от обивки поднялось маленькое облачко пылинок и мелких частичек наполнителя сиденья. Странно знакомый запах вдруг пробудил воспоминание о… О чем? О ней, сидевшей в поезде и глядевшей в окно на море красных маков. Сколько ей было лет? Где это было?

Она покачала головой. Для воспоминаний сейчас не время.

Поезд, дернувшись, тронулся, и Дэйзи почувствовала, как ее дыхание участилось от волнения, когда вагон выплыл из-под навеса станции и мягко пошел через предместья, чтобы потом набрать скорость за городом. С полчаса она восхищенно смотрела на пробегающие мимо поля и холмы, стога сена и сараи, а также на маленькие городки с пробуждающими воспоминания чисто британскими названиями вроде Алресфорд, Грейт-Бентли, Уили и Кирби-Кросс.

Первых чаек она увидела, когда путь разделился: правая ветка пошла на Клэктон, а левая — на Фринтон-он-Си, Уолтон и Лейстон-бай-Нейз. Они сидели стайками на крышах домов или медленно парили над эссекскими болотами — большие серо-белые птицы с глазами, как крошечные черные жемчужины, и хищно загнутыми клювами, напоминающими ножи для рыбы.

Поезд остановился в Фринтоне. Запах моря, соленый и свежий, щекотал ноздри. Запах, не похожий ни на что на свете. Запах, который не изменился с тех пор, когда еще не было домов, ферм, людей, не было машин, тракторов и поездов. Возможно, единственный оставшийся на планете изначальный запах.

Дверь открылась, и в купе вошла пожилая женщина. Несмотря на худобу рук, кожа ее словно провисла, а вены с внутренней стороны были узловатыми и переплетенными, словно корни поваленного бурей дерева. Из-под прикрывающей волосы шапочки ручной вязки выглядывала улыбающаяся маска. Казалось, она навеки застыла у нее на лице.

— Добрый день. — Попутчица доброжелательно посмотрела на Дэйзи. — Позвольте к вам присоединиться.

— Прошу вас, — механически ответила Дэйзи, хотя чувствовала, как все у нее внутри закипает от досады. — Мне здесь довольно одиноко.

Женщина улыбнулась и села напротив Дэйзи. Не раздумывая, Дэйзи сложила руки на коленях, точно как ее новая спутница.

Где-то на платформе послышался свисток, и поезд тронулся.

— Отдыхать? — спросила женщина, глядя на чемодан Дэйзи.

— Кузина заболела, — ответила Дэйзи. Это была ее стандартная легенда. Она печально тронула пальцами чемодан. — Это ее… вы понимаете. Ее то забирают в больницу, то выписывают, и я решила заскочить, взглянуть, как она.

Женщина кивнула:

— Ужасно. И все же удивительно, на что сегодня способны врачи. — Она подалась вперед, выставляя свою скрюченную руку. — Меня зовут Ив. Ив Бэйкер.

— Дэйзи Уилсон… рада познакомиться. — Дэйзи пожала протянутую руку, ощутив, как пергаментная кожа передвигается по костям. Она могла левой рукой взять Ив за запястье и отгибать ей пальцы, пока они сломаются, один за другим, заставив ее задохнуться от боли и шока. Если бы захотела. Эта мысль подействовала на нее возбуждающе. — А вы? — спросила она вместо этого. — Вы тоже на отдых?

Если да, то женщина бесполезна для Дэйзи. Хотя она обычно ждала, пока не оглядится и не найдет где остановиться, прежде чем начать поиски очередной жертвы, но зачем упускать хороший шанс, если он сам идет в руки.

— Боже, нет, — рассмеялась Ив. — Я живу в Лейстоне. Я живу там с самого детства.

— Правда? — Дэйзи сделала заинтересованное лицо.

— Ну да. — Ив подалась вперед. — Меня эвакуировали туда во время войны, понимаете, и пока я была здесь, мой дом в Лондоне разбомбили во время налета. Моя семья погибла, поэтому я осталась в семье, в которую меня передали.

— Мне очень жаль, что у вас все так получилось.

— Ах, это уже в прошлом. Я здесь училась, здесь вышла замуж и вырастила троих детей.

Искорка интереса, замерцавшая было в голове Дэйзи, стала угасать на ветру разочарования.

— У вас трое детей?

— О да! Разумеется, все они переехали, но приезжают раз в неделю. Один работает в банке, другой занимается компьютерами, а третий — секретарь в школе. И они подарили мне кучу чудесных внуков.

— Это прекрасно, — пробормотала Дэйзи, отведя глаза от спутницы, и снова стала смотреть на плоскую зеленую местность.

Дети и внуки. Семья. Люди, которые заметят ее исчезновение. Люди, которым будет не все равно.

— А где живет ваша кузина? — спросила Ив.

Дэйзи помедлила, прежде чем ответить, ровно столько, чтобы создалось впечатление, будто она сочла разговор оконченным.

— Возле церкви, — неопределенно ответила она.

Ведь есть же в Лейстоне какая-нибудь церковь.

— Какой церкви?

— Методистской, мне кажется.

Опасности пока нет. Сколько методистских церквей там должно быть?

— А-а. Понятно. — Ив села поглубже в кресло, видимо, раздосадованная тем, что новая подруга не хочет продолжать разговор.

Поезд начал замедлять ход, а сердце Дэйзи забилось чаще. Так было каждый раз, когда она впервые приезжала в новый город, в новый дом. Но было еще и другое — чувство, что на этот раз она действительно едет домой. Это было как-то связано с соленым запахом моря, жалобными криками чаек, ощущением безбрежного пространства, начинавшегося сразу за кустами, ограждающими железнодорожные пути. А затем они подъехали к крошечной станции: всего две линии рельсов, разделенных платформой.

Поезд остановился, и Дэйзи, отвернувшись от окна, с удивлением увидела маленькую старушку, которая все еще сидела напротив нее. Дэйзи практически забыла о ней.

— Приятно было познакомиться, — улыбнулась Дэйзи.

— И мне. Надеюсь, ваша кузина… ну, вы понимаете.

— Спасибо.

Дэйзи позволила старушке выйти первой, потом, когда та быстро заковыляла к пункту проверки билетов, она повозилась некоторое время с чемоданом, чтобы дать Ив уйти подальше, прежде чем двинуться самой.

Дэйзи вышла на солнце и остановилась, чтобы осмотреться. Слева ряд трехэтажных домов с высокими окнами, лениво загибаясь, пропадал из виду. Справа — здание, которое, разумеется, называется «Станционная гостиница». А перед ней, за треугольником обсаженного кустами газона, расстилалось Северное море, вздымающееся и опадающее, словно бьющееся на ветру серо-голубое одеяло, растянутое между строениями. Дэйзи как зачарованная пошла в сторону набережной. Когда в последний раз видела море, она даже не могла вспомнить. Все места, имена и лица перемешались у нее в голове. Она знала, что, видимо, на каком-то этапе жизни бывала у моря, но не могла вспомнить когда.

Дэйзи оглянулась, словно прощаясь с жизнью, которую оставляла позади, и увидела жилой дом в викторианском стиле: красный кирпич, высокие окна и массивный парадный вход. Она обошла его, чтобы попасть от современной стеклянной билетной кассы к газону, но дом так походил на старую билетную кассу, которую она ожидала увидеть, что ей пришлось на мгновение зажмуриться, чтобы проверить, не привиделся ли он ей. А затем, рассмотрев, как в здании размещаются квартиры, она поняла, что могло случиться. В нем раньше действительно размещалась билетная касса, но ее закрыли и переделали в многоквартирный дом. Наверное, так лучше. Теперь путь на станцию лежал через безвестный дом, сложенный как из кубиков, и живущие в старой билетной кассе люди понятия не имели об истории, которая их окружает.

Небольшая прогулка от станции привела ее на площадь. Прямо впереди виднелся мол: длинная деревянная дорога, уходящая в море, которая опиралась на сложную систему столбов и распорок. Слева, насколько хватало взгляда, располагались гостиницы и гостевые домики. Справа — то, что на первый взгляд походило на набор детских разноцветных кубиков. Дэйзи потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что это пляжные домики: выкрашенные в красный, зеленый и желтый цвет простые деревянные навесы, которые установлены на склоне холма и разделены бетонными дорожками.

Но именно море продолжало манить ее к себе. Беспокойное море, тысячи оттенков синего и серого цвета, сливающихся воедино, когда волны набегают на песок и отступают назад только для того, чтобы собрать силы для следующего броска. Она ощущала, как распыленные в воздухе морские брызги пощипывают кожу. Море. Такое хаотичное, такое беспокойное и бесконечно обворожительное… Она могла часами смотреть на него.

Но ей все же нужно где-то остановиться. Поездка от пригорода Лондона до Колчестера и последующее путешествие на поезде вымотали, и она не мечтала ни о чем, кроме горячей ванны и сна без сновидений.

Лучшее, что можно сделать, подумала она, — это найти хорошую гостиницу на несколько дней. Это позволит спокойно поискать что-нибудь более постоянное — возможно, квартиру на первом этаже старого дома неподалеку от берега. Пока у нее есть кухня, где можно готовить, и кровать, где можно спать, она счастлива. Логово, откуда можно выходить на охоту. Как говорит старинная пословица: «Сначала поймай своего зайца, а уж потом его готовь».

Было бы хорошо поиметь садик, но это не главное. В конце концов, багажник ее машины, которая пока стоит в Колчестере, полон разных веточек, листьев, цветков и корешков, которые она собрала в своем настоящем саду, своем особом саду. Этого должно хватить, чтобы занять себя.

Медленно и все больше ощущая усталость, Дэйзи повернулась и побрела вдоль гостиниц и гостевых домиков. Первые несколько выглядели так, словно предназначались для отлова только что сошедших с поезда людей: уютные, с лепниной безликие штучки, привлекательные только близостью к станции и берегу. Далее шла большая гостиница с комнатами над баром. Слишком шумно, решила Дэйзи. А потом, чуть подальше, она увидела миниатюрный эдвардианский фасад четырехэтажного дома со щитом, на котором было написано «Гостиница „Лейстон-Армс“». Она постояла несколько минут, разглядывая дом. Окна чистые, парадная лестница без единого пятнышка.

«Кто-то там внутри знает о кристаллической соде», — подумала Дэйзи.

Приняв решение, она поднялась по ступеням и вошла в вестибюль. Ковер был только что обработан пылесосом, в воздухе стоял запах полировки для мебели. Все это были хорошие знаки. На стоящем за стойкой мужчине были безупречные черные брюки, белая рубашка и красно-коричневый галстук. Двойная складка на груди его рубашки показывала, что либо он надел ее первый раз, либо стирка и утюжение выполнены профессионально, но она была готова простить это ему за то, как он ей улыбнулся.

— Добрый день, мадам. Чем могу помочь?

— Нет ли у вас, случайно, комнаты? — спросила она, улыбаясь в ответ.

— Есть. Сколько дней вы хотите у нас жить?

Она немного подумала.

— Возможно, в пределах недели. Это подойдет?

— Позвольте, я посмотрю. — Он опустил глаза и сверился, как сообразила Дэйзи, с экраном компьютера, стоящего ниже уровня стойки. Сейчас компьютеры повсюду. Как миру удавалось существовать без них?

— У нас есть комната с видом на берег и еще одна, выходящая на внутренний дворик гостиницы, — наконец сообщил он. — Цена одинаковая. — Он показал глазами в сторону обтянутой бархатом доски — того же цвета, что и его галстук, которая висела на стене сбоку от него.

На доске были вывешены цены на однокомнатные, сдвоенные, двухкомнатные и семейные номера и на завтрак. Дэйзи какое-то время изучала информацию, подозревая, что мужчина, глядя на ее возраст и одежду, уже размышляет, есть ли у нее деньги, чтобы заплатить за комнату.

— Между ними есть разница? — спросила она.

— В той, что в задней части гостиницы, меньше слышен шум улицы, особенно по утрам, но ей недостает вида. — Он снова улыбнулся.

— Тогда я беру комнату в фасадной части.

Он кивнул:

— Позвольте вашу кредитную карту.

— О-о! — протянула она. — У меня нет кредитной карты. — Предупреждая удивление, она быстро добавила: — Я их не люблю. Мне они ни разу не понадобились, и я не вижу причин, чтобы начинать ими пользоваться.

Он на мгновение замялся.

— Мы обычно требуем каких-либо… гарантий, — наконец проговорил он.

— Может, мне заплатить за два дня вперед?

Молодой человек немного подумал.

— Было бы хорошо. Заполните, пожалуйста, бланк… — Он вытащил из-под стойки дощечку с зажимом, где были несколько бланков, и положил ее так, чтобы было лучше видно. — Напишите только имя и адрес, остальное я заполню сам.

Ручка была прикреплена к дощечке длиной цепочкой. Осторожно взяв ее, Дэйзи принялась писать свое имя. И с ужасом поняла, что не помнит его.

Кто эта женщина, что стоит в холле гостиницы? Дэйзи Уилсон? Вайолет Чэмберс? Джейн Уинтерботтом? Элайс Коннелл? Как она подписывалась: просто, с завитушками или каллиграфическими буквами? Ее сознание кружилось среди обломков отброшенных в небытие жизней. Она пребывала в нерешительности. Ее рука задрожала, оставляя на бумаге мелкие черточки.

— С вами все в порядке, мадам?

Она втянула в себя воздух.

— Простите… сегодня был трудный день.

Отрабатываем назад. Откуда она приехала? Как выглядел дом? Как выглядела улица? Кто она была?

— Дэйзи Уилсон, — твердо сказала она, ухватившись за ближайшее, недавнее прошлое, когда оно проплыло в памяти. — Меня зовут Дэйзи Уилсон. — Она быстро написала свое имя и, с некоторыми сомнениями, адрес Дэйзи. Это был какой-никакой след, но с этим ничего не поделаешь. В конце концов, она все же собирается некоторое время изображать Дэйзи.

— Спасибо. — Молодой человек за стойкой вежливо улыбнулся, когда она подвинула к нему бланк и полезла в кошелек. — Осмелюсь поместить вас в комнату 241. Бар слева от вас, столовая — справа. Вы будете заказывать обед?

Поездка была долгой, и ей не особо хотелось болтаться в поисках приличного ресторана.

— Да, это было бы прекрасно. Примерно через полчаса?

— Я позабочусь о свободном столике. Надеюсь, вам у нас понравится.

Дэйзи отнесла чемодан в свою комнату. Там были кровать, рабочий стол со стулом и маленькое кресло. Все было расставлено так, что занимало немного места, и при этом комната не казалась перегруженной мебелью.

Очередная гостиница. Очередной город. Очередная роль.

Волна… чего-то… внезапно поднялась и обрушилась на нее. Это было не совсем огорчение, или печаль, или сожаление, или что-то еще конкретное. Это была, скорее, слабая форма каждого из этих чувств, соединившихся и породивших нечто новое, чему нет имени: общее ощущение печальной разобщенности с этим миром. На мгновение она почувствовала одиночество и растерянность. На мгновение.

— Фокусируйся, — пробормотала Дэйзи. — Фокусируйся.

Она быстро умылась и, взяв из чемодана ручку, тетрадь и стопку бумаги, направилась в столовую.

Обед состоял из двух медальонов из баранины с ростками спаржи и жареным картофелем и был очень вкусным. Затем Дэйзи побаловала себя бисквитом, пропитанным вином и залитым сливками, — не ела такого много лет. Это было то, что она считала «подкормкой» — простой, но добавляет сил, — и потому вполне приемлемой. Порции были небольшие, но вполне достаточные, как кулак — так она всегда говорила.

Во время еды она приступила к следующему этапу работы. Уезжая из дома в Лондоне, окруженная нежной заботой агентов по недвижимости, она тщательно просмотрела письма Дэйзи, вылавливая имена подруг, с которыми та находилась в периодическом контакте. Некоторые за многие годы отошли от нее или умерли, однако Дэйзи все еще получала рождественские открытки, а временами письма от семерых человек — старых подруг или коллег по работе, с которыми она провела часть жизни. Взяв несколько листов бумаги, Дэйзи аккуратно написала один и тот же текст послания каждой подруге или семье почти похожим на небрежную писанину Дэйзи почерком, который она отработала во время пляски вокруг этой старой суки.

В каждое письмо Дэйзи добавила имен, некоторых личных деталей и вопросов, которые почерпнула из писем, с тем чтобы придать им более или менее персонифицированный характер. Шапку у писем она оставила пустой. Когда устроится где-нибудь здесь, то можно будет вписать адрес. Или, если захочется обеспечить себе безопасность, можно будет воспользоваться почтовым ящиком.

Дэйзи вновь перечитала письма. Она не была уверена, что письма не формальность. Дэйзи была довольно демократична в общении, но в ее немногих бумагах прослеживался острый ум и отработанный стиль письма. Осматривая дом и видя книги, выбранные Дэйзи, новая Дэйзи переменила мнение об этой женщине. Дэйзи, посчитала она, слегка провела ее.

После обеда она занесла письма к себе в комнату и прошла в холл, намереваясь прогуляться по городу. С тех пор как она приехала, солнце опустилось, и индиговое закатное небо, исполнив роль задника сцены в драме моря, теперь выступало в виде черного занавеса, на фоне которого были выставлены сияющие шишки фонарей на площади. Между тем бар был справа от нее, и она решила, что заслуживает стаканчика чего-нибудь, прежде чем отправиться в город. День прошел сносно, ничего не упущено.

Помещение, меблированное плетеными стульями и низенькими стеклянными столиками, было не совсем в ее вкусе, но Дэйзи не стала менять план и решительно направилась к длинной стойке бара. Она попросила у бармена, долговязого молодого человека, видимо, раза в три моложе ее, маленькую порцию сухого шерри.

Он свел густые брови в единую линию.

— Не думаю, что мы здесь делаем шерри.

Дэйзи решила не допускать, чтобы от нее отмахивались.

— Тогда дайте мне, пожалуйста, «Дюбонне» с лимонадом.

Он с недовольным видом налил, и она отошла с напитком к столику в углу, откуда было видно все пространство бара. Он был почти пуст — большинство людей, видимо, ушли в город, — занятыми оказались только два столика. За одним женщина средних лет в шали потягивала джин с тоником. Муж, одетый в тесный костюм, сидел напротив. Оба молчали. Женщина не отрывала глаз от стакана, словно там были собраны все тайны Вселенной, а супруг ерзал, будто готовился что-то сказать, но передумывал в последний момент.

Дэйзи поймала себя на том, что держит свой «Дюбонне» точно так же, как женщина держит стакан с джином, и приказала себе не делать этого. У нее уже случился один прокол. Нельзя забывать, кто она, нельзя допустить, чтобы этот образ ускользал от нее, оставляя лишь безымянную оболочку. Или незнакомку без лица, непрерывно копирующую каждого встречного.

За другим столиком сидел одинокий мужчина, баюкая пинту какой-то темной жидкости. Дородный, раскрасневшийся, он на пальцах имел больше волос, чем на голове. На столике рядом с ним лежала плоская шляпа. У него был такой вид, что Дэйзи подумалось, он пьет старомодный и чисто мужской напиток типа некрепкого горького пива или коричневого эля. Промелькнула мысль: не стоит ли втянуть его в разговор, но она решила этого не делать. Дэйзи никогда не связывалась с мужчинами: с ними практически невозможно завязать дружбу без того, чтобы в нее не вкрался элемент секса. И еще постоянно существовало беспокойство, что они окажутся сильнее, если ее маленькие яды не сработают достаточно быстро. И разумеется, практически невозможно напрямую пользоваться бумагами: ей пришлось бы искать обходной путь, чтобы реализовывать имущество после того, как их не станет, а это дополнительный риск. Нет, лучше не надо.

Она вежливо допила довольно кислый «Дюбонне» и взяла сумку и пальто. Небольшая прогулка по городу, затем в кровать, решила она.

Воздух на улице был холодным. Через дорогу виднелось металлическое ограждение площади, но за ним, там, где раньше были пляж, море и небо, не было ничего. Черная пустота, сплошная и необитаемая. Словно за ограждениями кончался мир, и неосторожный прохожий мог споткнуться, и упасть, и падать через необъятное пространство вечно, до самого скончания времен.

Дэйзи встряхнулась. В самом деле, что за мысли лезут в голову! Так нельзя.

Она положилась на чутье и пошла куда ноги несут. Какой-то переулок уводил от центральной площади в глубь города. Она перешла то, что приняла за Хай-стрит, там были одни подростки, которые мигрировали из паба в клуб и обратно, и обнаружила еще один переулок с антикварными магазинами и сувенирными лавками. Что-то толкало ее вперед, некое глубинное и первобытное влечение к чему-то, что чувствуешь, но еще не видишь. Она поплелась дальше. Витрины магазинов и фонари сливались в причудливое целое.

Наконец она оказалась перед ярко освещенным фасадом, в голубом неоне и желтых буквах. Похоже, некогда это было кинотеатром, но теперь здание использовалось для другого рода развлечений.

Бинго.

Вечеринка явно только что закончилась, и толпа женщин спускалась по ступеням. Некоторые были в шалях, некоторые в пальто, некоторые просто в серебристых топиках с глубоким вырезом и юбках. Они хрипло смеялись. Проститутки, с отвращением подумала Дэйзи.

За ними шествовала стайка пожилых женщин в длинных пальто и шерстяных шапочках, которые шли по одной или подвое.

И тут все чувства Дэйзи обострились. Во рту пересохло, каждая деталь начала приобретать особую резкость, словно в луче фонаря. Она слышала запах лавандовых духов, любовно вытрясенных из флаконов, купленных двадцать лет назад. Она ощущала, как на ощупь, грубую вязку их кардиганов и шарфов. Она видела на их головах проблески кожи через аккуратно завитые волосы. Когда они расходились по своим углам, прощаясь, махая руками и пощипывая друг друга за щеки, Дэйзи запоминала, по каким улицам они идут, в каких направлениях, кто опирается на палку, а кто нет, кто уходит в компании, а кто один.

Они были ее естественной добычей.

И завтра охота начнется снова.