Тихое местечко

Глава 4

Утром Этвуд проснулся рано и решил, не дожидаясь Джеймса, искупаться. Он полагал, что в такой час единственным, кто составит ему компанию, будет ньюфаундленд, однако напротив третьего коттеджа уже сидел загорелый молодой человек и грыз яблоко. Завидя Этвуда, он положил недоеденное яблоко на полотенце и направился к нему.

— Доброе утро, сэр. Позвольте представиться: Фрэнк Тейн. Я живу вон в том коттедже. — Он широко улыбнулся и махнул рукой в сторону своего домика. — В таком месте можно без церемоний, верно? Вчера по дороге сюда у меня стала барахлить машина, подсовывают черт знает что! Я добрался сюда уже за полночь, везде уже было темно. А вы тут давно?　

Этвуд ответил, что живет здесь четвертый день.

— Отличная погода стоит! Вода уже прогрелась, хотя считается, что для купания еще не сезон. Сам-то я первый раз сюда приехал, это другие так говорят. А по-моему, в самый раз. Какое удовольствие плавать, если вода как в ванне? Верно я говорю?　

У молодого человека было открытое, добродушное лицо с веселыми карими глазами, и в целом он казался симпатичным, единственным недостатком, по мнению Этвуда, была некоторая бесцеремонность, являвшаяся, скорее всего, следствием профессии: Фрэнк был коммивояжером, рекламирующим изделия мужской галантереи. Выложив, кто он и чем занимается, Фрэнк, похоже, ждал от своего собеседника того же, однако Этвуд обманул его ожидания, назвав только свое имя и оставив на долю Джеймса историю о двух банковских клерках, целый год изнемогающих за конторкой и наконец-то вырвавшихся на природу; сам он ограничился сообщением, что приехал сюда недели на две вместе с другом. Фрэнк поинтересовался, кто еще здесь живет. Этвуд ответил очень коротко.

— Моя болтовня вам уже наскучила, — с подкупающей улыбкой сказал Фрэнк. — Я знаю, что иногда становлюсь назойливым, но ничего не могу с собой поделать, вы уж извините. Люблю знакомиться с разными людьми, я и коммивояжером-то из-за этого стал. Ездишь с места на место, постоянно видишь что-то новое, с людьми встречаешься. В конторе я бы не усидел. Все время одно и то же — такая скука! Вы уже собрались купаться? А я еще погреюсь на солнышке.

Вода с утра была холодновата, и Этвуд через четверть часа вернулся на берег, Фрэнк к тому времени уже ушел с пляжа. Ньюфаундленд притащил откуда-то палку и кружил с ней вокруг хозяина, предлагая поиграть. В половине девятого Этвуд направился к коттеджу с твердым намерением стащить Джеймса с кровати, если тот еще не встал добровольно, однако Джеймс уже плескался под душем и вопрос о насильственном извлечении его из постели отпал. Когда Этвуд сообщил о появлении еще одного, теперь уже последнего, так как все коттеджи были заняты, человека, Джеймс философски ответил: одним больше, одним меньше, разница невелика. Пока они на веранде завтракали, ньюфаундленд куда-то исчез, а затем выбежал из комнаты Джеймса, держа в зубах приглянувшийся меховой ботинок, и устроился под навесом. Сначала он катал свою добычу лапами, а потом постарался засунуть нос внутрь ботинка. Его морда была для этого слишком широка — убедившись, что голова туда не влезает, пес засунул внутрь ботинка лапу.

— Что это он потрошит? — сказал Джеймс, а приглядевшись, воскликнул: — Опять добрался до моего ботинка! Филипп, посмотри!

— Для полного комплекта ему надо еще три. Если ты не уберешь этот ботинок в недоступное место, боюсь, от него скоро мало что останется, — заметил Этвуд, откладывая свой акваланг, которым он занялся после завтрака, и направляясь к собаке. — Тимми!

Ньюфаундленд завилял хвостом и, оставив ботинок, подбежал к Этвуду и начал ласкаться. Вдруг он глухо зарычал, кинулся на веранду, где на полу лежал акваланг, и со злобным лаем набросился на него, в мгновение ока превратившись из спокойной, послушной собаки в разъяренного дикого зверя. Этвуд схватил пса за ошейник и рванул назад, но ньюфаундленд кидался на акваланг с такой силой, что Этвуд не устоял и упал на колени. Обхватив пса за шею, он с трудом удерживал его.

— Убери акваланг! — крикнул он Джеймсу, тот схватил акваланг и поспешно запихнул обратно в шкаф.

Едва он захлопнул дверцу, как пес вырвался, подскочил к шкафу и с исступленным яростным лаем заметался вокруг, хватая зубами рельефные украшения, однако закрытая на защелку дверца не поддавалась.

— Он взбесился! — сказал Джеймс, отступая подальше от остервенело лающей собаки.

— Тимми, Тимми! — позвал Этвуд, поднявшись. — Ко мне!　

Не обратив на это никакого внимания, ньюфаундленд продолжал бросаться на шкаф. Этвуд взялся правой рукой за ошейник и, ласковым тоном повторяя «Тимми, Тимми», притянул пса к себе, левой рукой поглаживая при этом взъерошенный загривок. Постепенно ему удалось оттеснить ньюфаундленда от шкафа, однако тот продолжал рычать и угрожающе скалить зубы. С большим трудом Этвуд наконец сумел отвести его в свою комнату, там ньюфаундленд вскоре успокоился и улегся возле хозяина.

— Что это на него нашло? — в недоумении сказал Этвуд. — Бывает, что собаки чего-нибудь не любят, но такой безобидный предмет, как акваланг… Он не тронул здесь ни одной вещи, кроме ботинка, но с ботинком он просто играет, а акваланг привел его в ярость. Странная реакция.

— Он прокусил шланг, — мрачно сообщил Джеймс. — Хорошо еще, что не чье-нибудь горло.

— Надо же ему было наброситься именно на акваланг! Придется теперь искать в городе новый шланг. Тимми, ты негодяй!　

Пес смотрел на хозяина грустными и преданными глазами.

— Негодяй! — повторил Этвуд. — И нечего теперь изображать раскаяние.

Однако никакого раскаяния ньюфаундленд не испытывал: проходя потом через веранду, он снова злобно зарычал на шкаф.

Когда Этвуд спросил у Гросси, можно ли здесь купить шланг для акваланга, тот бодро заверил, что на это нет абсолютно никакой надежды, однако Этвуд все же решил съездить в город. Джеймс поспешно заявил, что не собирается оставаться наедине с этим зубастым чудовищем; заперев ньюфаундленда в доме, они уехали оба.

Объездив весь городок, Этвуд нигде шланга не нашел, лишь в одном магазинчике сказали, что, если синьору очень надо, к вечеру шланг достанут. Был еще только полдень и ждать здесь так долго не имело смысла.

— Придется вечером снова сюда ехать, — недовольно сказал Этвуд и оглядел узкую улочку, на которой располагались магазинчики, торгующие всякими мелочами, в основном сувенирами. — Посмотрим, нет ли тут чего-нибудь стоящего для Кэт.

Ничего подходящего для жены он не нашел, покупки ограничились ковриком для собаки, Джеймс при этом заметил, что пес не заслуживает даже рваной половой тряпки.

На перекрестке Этвуд внезапно замедлил шаг, глядя на пересекающую улицу пару: высокого мужчину лет сорока пяти с бледным узким лицом и его более молодого смуглого спутника.

— Вот уж никак не ожидал, — пробормотал Этвуд, провожая их взглядом.

— Это твои знакомые? — без особого интереса спросил Джеймс.

— Нам доводилось встречаться прежде, — несколько уклончиво ответил Этвуд, — и меня крайне удивляет…　

Умышленная неопределенность и незаконченность фразы заинтересовали Джеймса, и он напрямик спросил, кто эти люди. Этвуд чуть помедлил, а затем довольно неохотно сказал:　

— Они из Скотленд-Ярда. Однажды наши интересы пересеклись и мы работали вместе.

— А, так это твои коллеги!　

— Почему коллеги? Я же не в полиции работаю.

— Скажем так: в соседнем ведомстве, с усмешкой заметил Джеймс. — Интересно, что привело их в эту Богом забытую дыру?　

— Ерундой они не занимаются, — задумчиво сказал Этвуд.

Лицо Джеймса омрачилось.

— Если здесь что-то затевается… Следом за полицией явится толпа репортеров и начнется шумиха. Только этого и не хватало! Нет, с меня довольно! Я согласен терпеть соседей и собаку, но нашествие прессы — это уже слишком.

— Твое воображение разыгралось на пустом месте! Увидел двух полицейских и за их спинами тебе уже мерещатся толпы газетчиков. У тебя просто нервы не в порядке.

— Да, не в порядке, и именно поэтому я стараюсь быть подальше от всякого шума, — упрямо сказал Джеймс. — И мне хотелось бы знать, что понадобилось здесь Скотленд-Ярду и что от этого следует ожидать.

— Я не могу спрашивать в лоб, это некорректно.

— Меня волнует одно будет ли тут тихо в течение ближайших двух недель. Это-то ты можешь выяснить?　

— Хорошо, попробую, — сдался Этвуд и пошел вдогонку за уже скрывшимися из глаз полицейскими.

Джеймс посидел в баре, затем купил местную газету и стал добросовестно изучать ее, хотя его знания языка хватало лишь на то, чтобы составить весьма приблизительное представление о написанном. Когда он добрался до последней страницы, наконец появился Этвуд, хмурый и чем-то явно озабоченный.

— Случилось что-то серьезное?　

— Ситуация сложная… Начну с начала. Год назад в Лондоне у Саймона Этериджа похитили коллекцию опалов. Если ты тогда читал газеты, то наверно помнишь, об этом ограблении много писали. Преступников не нашли, известно только, что действовала пара, мужчина и женщина. Их видел привратник, но толку от этого свидетеля было мало, он не разглядел их как следует.

— Кажется, я припоминаю, о чем ты говоришь. Отключенное электричество, коллекция, выложенная из сейфа на подставки в ожидании гостей, да?　

— Да, а в итоге — бесследное исчезновение коллекции и никаких улик. Преступление было продумано очень тщательно и, как сказал Хилсон, который ведет это дело, с изрядной долей фантазии. Там имелись необычные детали, ранее нигде не отмеченные. Хилсон считает, что это люди, прежде не вступавшие в конфликт с законом. Умный новичок для полиции самое сложное, ни прошлого, ни связей, не за что зацепиться. Единственное, на чем они еще могут попасться, — это продажа камней.

— Хилсон — один из тех двоих?　

— Да, старший.

— Как он оказался здесь?　

— Итальянской полиции стало известно об одном письме, полученном неким синьором… скажем, Чезаре, которого давно подозревали в скупке краденых драгоценностей. Речь шла о редких экземплярах опалов. Однако похоже, что синьор Чезаре заподозрил неладное и, будучи человеком очень осторожным, скорее всего, не приедет, но обладателям опалов это неизвестно. Они будут ждать его здесь.

— Здесь? Что значит здесь? В этом городке?　

— Нет, хуже. «3десь» означает наши коттеджи.

Некоторое время Джеймс безмолвно переваривал это сообщение, а затем сказал совсем не то, что следовало ожидать, лишний раз тем самым показав, что обладает чувством юмора:　

— Значит, можно твердо рассчитывать, что по крайней мере двоих из наших соседей посадят в тюрьму. Это меня радует. Между прочим, парочка-то только одна: Берни.

— Это ничего не значит. Во-первых, вовсе необязательно, что они приехали сюда оба. Во-вторых, каждый из них может явиться как один, так и вместе с кем-то другим, не имеющим к ограблению никакого отношения. Эти люди умны и предусмотрительны, и вполне вероятно, что после преступления они держатся порознь.

— Если так, то получается, что из числа подозреваемых исключаются лишь Витторио — он инвалид, и синьора Форелли — возраст уже не тот.

— Что касается синьоры Форелли, согласен, а вот Витторио… Если мне, к примеру, придет в голову фантазия сесть в инвалидную коляску, меня тоже примут за инвалида. Коляска — прекрасная маскировка.

— Думаешь, он прикидывается?　

— Такую возможность нельзя исключить.

— А по-моему, это Берни, — упрямо сказал Джеймс. — Они ведут себя подозрительно, на пляже не показываются, целый день просидели в коттедже.

— Гросси сказал, что они молодожены.

Джеймс скептически хмыкнул.

Этвуд все ждал, что мысли Джеймса, поглощенные поиском подходящей кандидатуры на роль преступника, наконец обратятся к другой стороне этого вопроса, и он тогда окажет: «Все, с меня довольно, пора отсюда уезжать», но Джеймс, как ни странно, ничего подобного не говорил и всю дорогу перебирал различные варианты, по-всякому комбинируя обитателей коттеджей за одним-единственным исключением: рассматривая разнообразные сочетания, он ни разу не упомянул Джулиану.

Когда они вошли в дом, запертый там ньюфаундленд встретил Этвуда с такой бурной радостью, словно тот отсутствовал по крайней мере неделю, и с отрывистым лаем возбужденно тыкался мордой в его руки. Успокоив расшумевшуюся собаку, Этвуд сказал:

— Надо решить вопрос: мы уезжаем или остаемся? Выбирай сам, я согласен на любой вариант.

— Спокойный отдых в тихом местечке, — пробормотал Джеймс. — В тихом, безлюдном местечке…　

С моря донесся громкий хрипловатый женский голос:　

— … на эту скалу. Джулиана, ты бы надела шляпу.

Вдалеке, за двойной рамкой дверного проема и зеленого коридора кустарника, окаймлявшего ведущую от коттеджа к морю дорожку, показались синьора Форелли и Джулиана. Синьора Форелли, одетая в темное и длинное закрытое платье и коричневую шляпу с широкими полями, медленно ступала по песку, тяжело опираясь на массивную палку. Джулиана, в легком кремовом платье без рукавов, держалась позади; она шла по мокрому песку у самой воды, и волны накатывались на ее босые ноги; туфли и желтую соломенную шляпу она, слегка помахивая ими, несла в руках; ветер трепал распущенные черные волосы, колышущиеся за спиной темным облаком. Через несколько шагов она скрылась за пределами ограниченного двумя зелеными стенами видимого пространства, оставив после себя опустевшую желтую ленту песка с монотонно набегающими мелкими волнами.

— Я за то, чтобы остаться, — сказал Джеймс, отводя взгляд от рамы, из которой исчезла картина. — Любопытно посмотреть, чем все это кончится.

— Значит, мы остаемся, — подвел итог Этвуд. — Хилсон будет доволен: он считает, что наш внезапный отъезд мог бы насторожить преступников.

Когда Джеймс с Этвудом вышли на пляж, там уже все были в сборе. Фрэнк загорал, лежа на ярком красно-синем надувном матрасе, Витторио в своей коляске сидел под тентом, синьора Форелли с книгой в руках тоже расположилась под своим тентом (небольшой тент был натянут напротив каждого коттеджа), Джулиана лежала рядом с ее шезлонгом на полосатом коврике. Девушки из последнего коттеджа играли в бадминтон, а мистер Берни, стоя по колено в воде, резвился со своей женой, брызгал на нее водой и хватал за руки, делая вид, будто собирается затащить на глубину. Молодая женщина то смеялась, то испуганно вскрикивала, потом вырвалась и выскочила на берег.

— Нелли, иди сюда! — кричал Берни, но она только помахала в ответ рукой и уселась на большой плоский камень, откинувшись назад и подставив лицо солнцу.

Она явно была итальянкой и довольно хорошенькой, однако ее внешность носила отпечаток стандартности: смотреть приятно, но, отвернувшись, тотчас забываешь.

Этвуд уплыл далеко в море, чтобы покачаться на волнах, однако увязавшийся следом ньюфаундленд вдруг ни с того ни с сего стал толкать его, оттесняя к берегу. Все усилия Этвуда отогнать собаку кончались одним и тем же: ньюфаундленд неизменно оказывался рядом и упорно подталкивал хозяина к суше. Джеймс с интересом следил за бесплодными стараниями Этвуда избавиться от непрошеной опеки, затем подплыл ближе и ехидно сказал:　

— Он принимает профилактические меры, чтобы ты не утонул.

Убедившись, что ньюфаундленд не отстанет, Этвуд взялся за ошейник.

— Тимми, домой! Раз хочешь вытащить меня на берег, вези.

Пес словно только этого и ждал. Развернувшись, он энергично заработал лапами и быстро поплыл вперед.

На берегу к ним подошел Фрэнк.

— Отличный у вас пес! — Ньюфаундленд отряхнулся, окатив его тучей брызг, но Фрэнк только рассмеялся. — После купания приятно как следует побегать и разогреться. У меня есть мяч, поиграем?　

Энергия во Фрэнке била ключом — получив согласие Джеймса и Этвуда, он позвал супругов Берни, затем побежал на другой конец пляжа, чтобы пригласить девушек. Тельма и Сильвия с удовольствием согласились, а Джулиана отказалась. Ньюфаундленд тоже решил принять участие в игре и кидался за мячиком, всем мешая, пока наконец Этвуд не придумал, как от него избавиться; подведя пса к своим пещам, он внушительно сказал: «Охраняй!» Ньюфаундленд вильнул хвостом, обнюхал доверенные предметы и уселся рядом; когда Этвуд направился обратно к играющим, он сделал несколько шагов следом, потом вернулся к вещам, снова обнюхал их и растянулся па песке.

Джованелла Берни играла неважно, Сильвия — немногим лучше, и обе весело смеялись над своими промахами, зато Тельма нисколько не уступала мужчинам. Джеймс играл кое-как, его взгляд то и дело обращался туда, где покинувшая тетку Джулиана разговаривала с Витторио. Когда, описав над головами играющих широкую дугу, брошенный Джеймсом мяч упал на песок возле коляски Витторио, Джулиана не двинулась с места, хотя ей ничего не стоило бросить мяч обратно.

— Я принесу! — быстро сказал Джеймс.

Подняв мяч, он неторопливо отряхнул его от песка, потом зачем-то подавил, словно проверяя, не спустил ли, и только после этого пошел назад.

После игры Этвуд решил еще раз искупаться и, чтобы ньюфаундленд снова не увязался за ним, повторил приказание охранять свои вещи. При виде уплывающего хозяина пес заволновался, заметался по берегу, потом по брюхо вошел в воду и залился тревожным лаем, а на попытавшегося успокоить его Берни так зарычал, что тот счел за лучшее отойти подальше. Когда Джеймс — первым — вышел из воды и взял свое полотенце, лежавшее рядом с вещами Этвуда, ньюфаундленд кинулся к оставленному под его охраной имуществу, настороженно следя за каждым движением Джеймса.

— Чтоб тебя, — пробормотал Джеймс, адресуя это то ли собаке, то ли Этвуду, который был еще метрах в десяти от берега. — Твой зверь мне сегодня не нравится, — сказал он потом, когда Этвуд уселся рядом. — Я всего-навсего взял свое собственное полотенце, а он так на меня уставился, будто выбирал, куда лучше вцепиться.

Ньюфаундленд снова залаял.

— Сегодня он какой-то беспокойный. Тимми, ты почему расшумелся? — сказал Этвуд, поглаживая мохнатый бок собаки. — Прокусил шланг и еще лаешь. Не крутись, а то я из-за тебя весь в песке буду. Лежать, Тимми, лежать!　

Пес протяжно вздохнул и втиснулся между Этвудом и Джеймсом.

— Другое место он не мог выбрать, — проворчал Джеймс, отодвигаясь.

Вскоре Этвуд с собакой ушел с пляжа, а Джеймс составил компанию Фрэнку и супругам Берни, искавшим четвертого для бриджа. Явившись потом в коттедж, Джеймс сообщил, что проиграл два фунта, что Фрэнк в общем производит приятное впечатление, но уж очень много болтает, а мистер Берни и его жена заняты исключительно друг другом; еще они просили подвезти их вечером в город.

— Ты сказал, что я поеду за шлангом?　

— Да. Ты не хочешь их брать?　

— Нет, почему? Я поеду часов в семь, это их устроит?　

— Они сказали, что им все равно когда. Собираются пойти в ночной бар, а обратно доберутся на такси.

Ньюфаундленд упорно пытался влезть в машину, и Этвуду, вовсе не желавшему брать его в город, пришлось запереть пса в своей комнате. Ньюфаундленд стал лаять, а Джеймс заявил, что, если это безобразие не прекратится, он будет вынужден искать себе другое пристанище.

У магазина Этвуд расстался с четой Берни и, получив шланг, сразу поехал обратно. Джеймса он застал вместе с собакой в своей комнате.

— Он воет, — сказал Джеймс тоном свидетеля, изобличающего злодеяния закоренелого преступника. — Черт бы побрал эту псину! Стал выть, как только ты уехал, у меня от него уже голова гудит. С какой стати я должен это терпеть?　

— Извини. Сегодня с ним что-то странное творится, однако я не слышал, чтобы он выл.

— А я, по-твоему, для чего сюда перебрался? Он один воет, а в моем обществе не воет. Одиночество ему, видите ли, не нравится. Теперь я иду спать, и если эта тварь посмеет издать еще хоть один звук, я за себя не ручаюсь. Не знаю, как он, а я точно начну кусаться.

Среди ночи Этвуд проснулся: где-то снаружи выла собака. Он прислушался: протяжный, заунывный вой доносился со стороны моря, наполняя затишье теплой южной ночи леденящей тоской. Временами вой почти сливался с отдаленным шумом штормившего моря, тревожа чуткое ухо странным звучанием, затем отделялся, выплывал из смутного гула и тянулся на одной невыносимо долгой ноте, заполняя все пространство призрачной от неверного лунного света бухты, замирал, и обрывался, и начинался снова. Этвуд вышел из коттеджа: у самой воды виднелся темный силуэт собаки.

— Тимми! — позвал Этвуд.

Ньюфаундленд повернул к нему свою массивную голову, потом опять обратился к морю и завыл. Этвуд присел на корточки, обхватил его за шею и стал медленно поглаживать по голове.

— Ты же всех разбудишь, глупый пес, — ласковым тоном сказал Этвуд. — На луну воют только волки, а ты собака, и надеюсь, хорошо воспитанная собака. Веди себя прилично, Тимми, замолчи и пойдем домой. Домой, Тимми, домой!　

Когда Этвуд заговорил, ньюфаундленд смолк, вслушиваясь в интонации его голоса. В доме пес вел себя тихо и улегся на свой коврик у окна.

Когда Этвуд заснул, пес встал, подошел к его кровати и положил голову на одеяло, затем вернулся к коврику, схватил его край зубами, перетащил к кровати и лег, привалившись боком к деревянной планке.