Тихоня. Тайный малыш для босса

Глава 5

Глава 5

Хоть и уставшая, но я все же еду по магазинам. Раз наряды нужны к завтрашнему дню, значит, купить я их должна сегодня. Логично. Но вот не хочется. Не люблю я этот шопинг. Я бы сейчас с большим удовольствием поехала домой, выпила чая и легла бы читать книгу или спать.

Но увы. Я лицо фирмы теперь. Тьфу ты, скажет тоже. Какое из меня лицо? Максимум тень фирмы.

Я доезжаю до торгового центра и выхожу из такси. Пробираюсь сквозь толпу, и экзекуция начинается. Цвета, ткани, фасоны…

Я думала, все будут на меня смотреть как на белую ворону, но стоит только продавцам увидеть золотую карту — выражение их лиц меняется кардинально.

— Что бы вам хотелось?

— Вот, посмотрите, синий цвет очень подходит к вашему лицу.

— Вот этот фасон очень выгодно подчеркнет вашу фигуру…

Я теряюсь в советах консультантов, но все же выбираю, как мне кажется, очень удачные варианты. На ценники предусмотрительно не смотрю. Если нужно угодить Максиму Александровичу, то брать стоит только самое качественное и дорогое. Как раз то, что пытаются впарить мне консультанты.

Забрав ворох пакетов, я выхожу на улицу и с удовлетворением вдыхаю свежий воздух. Вокруг уже полутемно, и я бросаю взгляд на наручные часы, грустно вздыхая.

Уже почти ночь. Нужно спешить домой.

Заказываю снова такси и жду водителя. Тащиться в такую даль домой совершенно нет ни сил, ни желания, а раз Вишневский платит…

Нет, я не любительница наглеть, но мне кажется, ему эта мелочь погоды не сделает, а я завтра смогу прийти выспавшаяся и работать в полную силу.

Приезжаю домой, когда уже совершенно темно. Нина Михайловна встречает меня с громкими причитаниями:

— Вася, ну ты даешь! Где ты была? Сама не звонишь, да и трубку не берешь! Это Вишневский тебя так замучил?

— Он замучил, но задержалась я не на работе. Вот!

Я показываю пакеты из фирменных магазинов, и женщина всплескивает руками.

— Мамочки, тут же целое состояние, это директор твой так расщедрился? Стало быть, взяли на работу?

— Сейчас все расскажу! — улыбаюсь я, ставя пакеты.

— Мой руки и иди ужинать. Голодная, поди, — заботливо кивает Нина Михайловна и проходит на кухню.

— Голодная! – соглашаюсь я, забредая в ванную. Быстро сполоснув руки, прихожу на кухню и сажусь на стул.

Вкусно пахнет супом, и я с благодарностью принимаю дымящуюся тарелку.

— Спасибо!

Я быстро ем, чуть не обжигая язык, а когда еда заканчивается, начинаю рассказ.

Нина Петровна то вдыхает, то охает, но в конце концов делает свое заключение:

— Вишневский, конечно, гад еще тот, но знаешь, мне кажется, ему нужна действительно толковая помощница. Как ты!

— Ну вы как скажете… — смущаюсь я.

— Скажу! Может, он злой, потому что надело выгонять всяких несерьезных и глупых свиристелок. Думаешь, к нему в фирму легко попасть? Да ни в жизнь без связей ты туда не проберешься! Все знают, что после года работы там поступить можно куда угодно легко и просто. Достаточно только показать в деканате трудовую книгу и рекомендацию Вишневского. Да и на работу потом берут почти везде.

— Да, я это понимаю, но не уверена, что я ему подойду.

— А я уверена! Не хотел бы – выгнал бы тебя сразу, а так…

— Ну, у него не было выбора… — пытаюсь перечить я, но женщина только отмахивается:

— Не прибедняйся! Я дам тебе совет, Василиса. Только послушай внимательно.

— Хорошо! — киваю я.

— Никогда не сомневайся в себе. Такие, как Вишневский, на дух не переносят лицемеров и слабых людей. Он увидел в тебе характер – вот и продолжай в том же духе. Не давай себя в обиду, но и дерзить попусту не надо!

— Хорошо, я постараюсь…

— А еще…

— Эм? — Поднимаю взгляд на Нину Михайловну, не понимая, чего она замялась.

— Вася, ты молодая девушка. Невинная и романтичная. А Вишневский – видный мужчина. Он сильный, упрямый и, должна признать, довольно хорош собой… Я хотела предостеречь: не влюбляйся в него. Тебе может показаться, что ты ему нравишься, что ты особенная. Мужчины умеют красиво говорить, но он точно не даст тебе того, чего ты хочешь и чего ты достойна.

— Чего же я достойна? — непонимающе тяну я.

Не то чтобы я планировала влюбляться в этого напыщенного индюка. Скорее всего, это последняя кандидатура в моем списке на эту роль, но все же интересно послушать, что думает об этом Нина Михайловна.

— Брака, Вась! Ты достойна любви и замужества. А такой, как Вишневский, не способен тебе это дать. Я сомневаюсь, что такие вообще когда-то женятся. Но если и женятся, то на девушках своего круга.

— О, я это знаю! — киваю с улыбкой, но внутри что-то екает. Не понимаю, что это за чувство, но оно довольно неприятное.

— Ладно, пора в душ и спать. Завтра рано вставать. Я не хочу вылететь во второй рабочий день из-за простого опоздания.

— И не вылетишь, — улыбается в ответ Нина Михайловна.

Я быстро смываю с себя сегодняшний день и ныряю в кровать, сладко зевая.

Все будет хорошо! Я не по зубам ни Вишневскому, ни кому бы то ни было вообще! Сколько парней пытались добиться моего расположения в детдоме, но все зря. Так сложилось, что мне никто не нравился никогда.

Но все же, засыпая, я видела в полудреме тот самый момент, когда Максим Александрович подошел вплотную и заставлял извиниться. Правда, сон закончился не так, как было наяву. Он закончился поцелуем.

***

— Василиса, ты опоздала! — недовольно тянет Максим Александрович, а я бросаю взгляд на часы: я пришла на полчаса раньше положенного. — Пошли, покажу твой кабинет, нужно приступать к работе. Совершенно некогда прохлаждаться!

Я киваю. Ну конечно, некогда! У него тут, поди, не знают такого слова «прохлаждаться». Всех, кто пытался отлынивать, уже давно поперли отсюда поганой метлой.

Я иду за боссом, который ведет меня мимо секретарши, которая странно косится на меня, в соседнюю от своего кабинета дверь.

Странно, вчера взгляд Елены был куда более дружелюбный. Может, она успела уже отхватить от Вишневского с утра пораньше?

Было бы неудивительно!

— Вот, располагайся. Все нужные документы найдешь здесь. Что не поймешь — спрашивай у Елены.

Я оглядываю просторное помещение с восхищением. Надо же, как красиво! Большое окно, свет из которого падает на красный дубовый стол. Светлые стены с матовой отделкой, мраморные полы… Невероятно! Хотя чего я ожидала? Темную подсобку с кучей пыльных документов?

— Все, это теперь твое место работы. Через пять минут жду тебя у себя.

— Хорошо, — киваю я, все так же рассматривая кабинет.

Вишневский разворачивается, чтобы уйти, но потом, резко обернувшись, говорит:

— Да! Вон та дверь, — он показывает в левый угол, и только сейчас я замечаю неприметную бежевую дверь, — ведет в мой кабинет. Не нужно бегать через секретаршу и главный холл. Можешь приходить напрямую. Но стучать обязательно!

— Поняла, — киваю я, икнув.

Вишневский поднимает бровь и молча смотрит на меня. Потом вздыхает и уходит через ту самую неприметную дверь.

Надо же, даже не нахамил! Почти…

Прохожу вдоль стен с кучей полок и шкафчиков и глажу пальцами полированное дерево стола.

Неужели я здесь буду работать? Даже не верится! Еще недавно я спала в одной комнате с тремя девочками, а она была меньше этой в два раза. Из личного у меня были только тумбочка и полочка в шкафу, а сейчас…

Радуюсь, а потом понимаю, что рано. Все же Вишневский такой вспыльчивый, что может выгнать меня уже завтра, а если не выгонит, то, вполне возможно, я сама захочу сбежать, не выдержав напора.

Бросаю взгляд на часы и подпрыгиваю.

Боже, Максим Александрович же сказал явиться к нему через пять минут, а я как дурочка стою, вспоминаю прошлое и фантазирую о будущем.

Поправляю юбку и бегу в кабинет к Вишневскому.

— Тихонова! Ты умудряешься опоздать даже из соседнего кабинета! Что, сильно туфли жмут? Не привыкла к подобной обуви?

— Нет, все хорошо, извините! – опустив взгляд в пол, отвечаю я.

Смотрю на носки свои новых туфель и не могу не признать, что ходить в них жутко неудобно. Но условие было поставлено жестко — шпильки! Смотрю, что в офисе все на таких бегают. Я бы даже сказала — порхают. А я вот пока как раненый кузнечик перебираюсь.

— Отлично! Значит, начинайте работу! До обеда вам нужно позвонить на фирму Лапицкого, подготовить договоры, которые мы с ним заключали в прошлом месяце, и сделать копии на их продление… Только образец другой. Спросите у Елены. Отправьте в отдел управления вот эту папку в трех экземплярах, перенесите ужин с Васильевым на завтра…

Вишневский все говорит и говорит, а я, как могу, записываю, перепутав, что кому нужно сказать…

До обеда я успеваю оббежать весь офис, накататься на лифте по всем этажам. Узнать, где и кто работает, и даже получить нагоняй от директора ремонтного производства за то, что нарушаю процесс работы, принося в мужской коллектив женскую задницу, которая отвлекает.

Вот же сексист!

К обеду я успеваю изрядно проголодаться и устать. Прихожу в кабинет слишком взвинченная, чтобы спокойно реагировать на издевательства босса. А их как раз сыпется с лихвой.

— Почему не распечатаны документы? Ну и что, что я не давал распоряжения, сама должна была догадаться!

— Почему не позвонила заказчикам и не перенесла встречу? Я сам должен их предупреждать, что опаздываю? Ну и что, что ты не знала! Я сам не знал, что опоздаю!

— Почему не на месте папки с проектами? Как сам сказал отнести в бухгалтерию? Быстро вернула обратно!

И так по кругу…

Как только я выполняла одно задание, сразу же приходило распоряжение о том, что нужно вернуть все как было. Как только я возвращала все на свои места, на меня снова кричали, что я рано это сделала. Про обед можно было благополучно забыть.

К концу дня у меня настолько гудят мозг и ноги, что я захожу в свой кабинет и, скинув туфли, буквально падаю на стул.

Нет, если так будет каждый день, то я не доживу и до следующего месяца. Это же издевательство.

Живот настойчиво урчит, сообщая о голоде, но я отмахиваюсь и сажусь разбирать документы, которые мне приказали подготовить к завтрашнему утру.

За окном уже довольно темно, а офис потихоньку погружается в тишину. Я все работаю, пока за дверью не становится совершенно тихо.

Разминаю гудящую шею, загибая пальцами страницы, и понимаю, что работы еще часа на два. Нина Михайловна, наверное, совсем меня потеряла. Наклоняю голову над бумагами и, сладко зевая, сама не замечаю, как засыпаю.

Просыпаюсь от нежного поглаживания по плечу и бархатного тембра:

— Василиса, вы что, уснули?