Точка Бифуркации X

Глава 5

Демоны перенесли нас с Сергеем в душный, залитый ярким белым светом зал. Помещение оказалось достаточно громоздким: высокие белые стены тянулись вверх к потолку. Белизна вокруг создавала иллюзию стерильности и чистоты, но под этой маской ощущалась холодная пустота и отчуждённость.

Сергей, обычно сдержанный и собранный, замер рядом со мной, ошеломлённый неожиданным перемещением. Его глаза расширились от удивления, губы слегка приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но слова не находили пути наружу. Парень старался сохранить внешнее спокойствие, но я заметил, как его руки едва заметно дрожали, а взгляд метался по залу, словно пытаясь охватить всё сразу.

Простирающийся перед нами просторный зал был заполнен пациентами. Некоторые сидели за белыми пластиковыми столиками, на которых лежали разрисованные карандашами листы бумаги. Один мужчина в старом халате сосредоточенно раскладывал пасьянс, шепча себе под нос непонятные слова. Рядом женщина с длинными растрёпанными волосами водила кистью по холсту, создавая абстрактные узоры, напоминающие причудливые сны.

В дальнем углу несколько пациентов играли в шахматы, их фигуры двигались неспешно, порой едва ли не как в замедленной съёмке. Другие просто сидели на стульях, глядя в одну точку или наблюдая за происходящим вокруг с отсутствующим выражением лиц.

Шагая по залу, мы с Сергеем миновали несколько столиков. Он бросал взгляды то направо, то налево, бегло пробегаясь по лицам окружающих. В какой-то момент внимание парня привлёк один из сидевших за столом пациентов — сухощавый старик с глубокими морщинами на лице и седыми прядями, небрежно падающими на высокий лоб. Приглядевшись, Сергей тут же направился в его сторону.

— В записях Льва Платоновича, — неохотно добавил он, избегая моего взгляда.

— Кто такой Лев Платонович? — после некоторой паузы произнёс я, не сводя с Сергея глаз, и следом добавил: — Не заставляй меня задавать тебе десяток вопросов, мне нужна полная картина, и вытаскивать её из тебя клещами я не намерен.

Парень на мгновение замялся, и на его лице промелькнула лёгкая, почти неуловимая неловкость. Он тихо вздохнул, но всё же следом заговорил, стараясь сохранить безмятежность в голосе.

— Это наш бывший научный руководитель. Человек, который не просто обучил нас большинству того, что мы сейчас знаем, но и научил любить свою профессию и дело, которому мы посвятили себя и свою жизнь. Помимо этого, Ларионов был, скажем так, тем, кто открыл нам дверь в мир артефакторики.

Я кивнул, видя, что собеседнику есть что сказать дальше, и не ошибся. Сергей, словно вспоминая что-то важное, с некоторым соболезнованием в голосе продолжил:

— После того, как Ларионова забрали в дурку, нам достался его дневник. К слову, записи Лев Платонович делал обо всех артефактах, над которыми работал. И кстати, думаю, вам будет очень интересно узнать, что Лев Платонович в своё время трудился в научном исследовательском центре имени Акакия Черногвардейцева.

На этих словах он замолк, изучая моё лицо, очевидно пытаясь понять насколько эта информация меня зацепила. Сохранять безэмоциональную мину, признаюсь, было очень тяжело.

— Мы нашли среди его работ сведения об уникальном кольце — артефакте, который, по его теории, мог даже человеку без дара позволить использовать магию. Правда, данные о конкретно этом артефакте, как назло, присутствовали в его дневнике только лишь в виде справки.

— Но вам хватило и этого, чтобы накачать себя энтузиазмом сначала найти артефакт, а потом и восстановить его, — оглядев учёных, констатировал я, едва собеседник умолк.

— В целом, да. Вы правы, Ваша Светлость, — слегка смутившись, произнёс Сергей. — С одной только лишь поправкой, что поиск кольца, а если быть точнее — хоть чего-нибудь, что могло остаться после разрушения вашего родового дворца, были для нас неким… развлечением, — увидев непонимание на моём лице, парень поспешно добавил: — Кто-то грибы любит собирать, кто-то рыбу ловить. А нам было интересно изучать историю и заниматься археологией.

— А что с Ларионовым?

Сергей сжал губы, в его глазах мелькнуло горькое сожаление.

— Было бы странно, если бы я не знал, — ответил он, голос слегка дрогнул. — Мы ведь с ним работали столько лет. Я даже передачки ему возил, когда узнал, что его упрятали в это… место.

Он сделал паузу, будто одёргивая себя, но в его взгляде появилось нечто похожее на возмущение.

— Официально его упекли за то, что он обвинил одного из офицеров службы безопасности в… — он замялся, затем продолжил, — в бесовщине. В итоге его просто лишили возможности работать.

Сергей едва заметно стиснул кулаки. Было очевидно, что за своего наставника и учителя ему очень обидно, и груз этой несправедливости, в которой ни он, ни его товарищи не были виноваты, на них серьёзно давит.

— Можно вопрос, Ваша Светлость? — внезапно произнес один из парней, имя которого я, несмотря на то, что пробежался по их досье, не запомнил.

— Говори.

— Можем ли мы знать, каким образом вам удалось узнать о том, что мы делаем?

— Конечно нет, — качнул я головой, вспоминая доклад одного из своих бесов, который летал по ВУЗу и клеил свои уши в самых неожиданных местах и кабинетах.

— Мы не сможем более работать в одном коллективе, если будем думать, что среди нас предатель, — пояснил слова коллеги Сергей.

— А, вот оно что, — бросил я, на мгновение задумавшись. — Тогда спешу вас успокоить — стукача, который сливает информацию на сторону, в том числе и нам, среди вас нет. Мы это уже проверили. Слово.

Остановившись на месте, Сергей едва заметно качнул головой, указывая мне взглядом на Ларионова. Коротко кивнув в ответ, я отдал ментальную команду бесам, которые тут же вытащили парня из психбольницы.

Теперь следовало разобраться с тем, ради чего я вообще решил сюда явиться. Ларионов сидел перед шахматной доской, теребя в пальцах пешку. Чуть сутулый, но крепкий, с лицом человека, успевшего к старости сохранить ясность ума, он казался слишком занятым, чтобы обратить на меня внимание. Хотя, уверен, он однозначно заметил, что кто-то подошёл.

Я медленно и осторожно присел напротив, оглядывая взглядом пожилого мужчину. Морщинистое лицо, глубоко посаженные глаза и высокий лоб.

Неспешно протянув руку к одной из фигур на своей стороне, я сделал ход.

Ларионов неожиданно одобрительно кивнул, чуть поджав губы, и затем поднял на меня пристальный взгляд. В его глазах не было удивления, лишь безмятежное принятие.

— Здравствуйте, Лев Платонович, — проговорил я, заглядывая ему в глаза.

Ларионов приподнял бровь, его губы тронула лёгкая, почти незаметная улыбка.

— Кто вы? — наконец спросил он, обводя меня цепким взглядом.

— Просто человек, — ответил я уклончиво.

Мужчина чуть склонил голову, будто соглашаясь с моим правом на тайны.

— Это был неплохой ход, — заметил он, возвращая взгляд к доске. — Редко встречаю тех, кто не боится начать с королевского гамбита.

Я улыбнулся и сделал следующий ход.

— Шахматы — игра, в которой важно не только знать правила, но и понимать противника.

Лев Платонович принял мой ход без комментариев, но на этот раз в его глазах мелькнуло одобрение.

— Мудрые слова, — тихо произнёс он. — Но часто ли мы действительно понимаем тех, кто напротив?

Мы обменивались фразами, каждая из которых была маленьким испытанием, скрытой проверкой. Слова старика иногда звучали странно, словно он говорил сам с собой, но мысль в них оставалась ясной. Я отметил, что он прекрасно держит партию, а значит, по крайней мере его ум был достаточно острым.

В какой-то момент дверь в зал распахнулась, и внутрь стремительно вошли несколько крепких парней в белой униформе. Лица санитаров выражали подозрение, они явно шли в нашу сторону. Отметив, как не вовремя они здесь появились, я дёрнул щекой и, дождавшись когда мужчины подойдут чуть ближе, заставил их зависнуть на месте, после чего тут же сместил к ближайшему окну, предлагая им полюбоваться открывающимся оттуда видом.

Сам же я не отрывал взгляда от доски с фигурками, с лёгкой досадой отмечая, что старик, по всей видимости, загоняет меня в ловушку.

— Странный вы человек, — наконец произнёс он, делая очередной ход. — Но мне это нравится. И им тоже, — на этих словах старик кивнул в сторону бродящих по залу пациентов, то и дело останавливающихся возле санитаров.

Больные водили им пальцами по лицам, рисовали каракули на одежде. Кое-кто просто смеялся, поочерёдно заглядывая мужчинам в лицо, другой пытался надеть санитару на голову бумажную корону. Отметив, что всё может неожиданно зайти дальше безобидных шуток, я с помощью дара оградил всех людей от созерцающих красоту природы медработников.

Следом переведя взгляд на старика напротив, я подался вперёд и поставил ладони на стол.

— Меня зовут Алексей. Алексей Михайлович Черногвардейцев, князь Темногорский, — наблюдая за лицом Ларионова, я неспешно продолжил. — И я бы хотел забрать вас из этого недостойного места, Лев Платонович. Вы не против?

Взгляд старика резко переменился. В нём появилась осторожная надежда, смешанная с неверием. Он внимательно осмотрел меня снизу вверх.

— Черногвардейцев… Михайлович… — пробормотал пожилой мужчина себе под нос. — Вы… вы не шутите?

Не желая тратить время, я молча выложил на стол своё родовое кольцо. Тяжёлое, с резными узорами и вкраплениями тёмных камней в области глаз на морде ежа, оно блеснуло в свете потолочных ламп.

Лев Платонович на мгновение задержал дыхание. Его глаза неожиданно наполнились слезами, и одна из них скатилась по щеке.

— Столько лет… — прошептал он. — Я думал, всё потеряно.

Моё сердце тоже забилось чаще — наблюдать такие эмоции у незнакомого человека было очень непривычно и странно.

— Вы нужны мне, — мягко произнёс я. — Ваши знания бесценны. Я обеспечу вам всё необходимое для работы и жизни.

Ларионов поднял на меня взгляд, полный благодарности и глубокой печали.

— Я согласен, — тихо ответил он, с трудом сдерживая эмоции. — Спасибо вам. Спасибо, что нашли меня.

Я улыбнулся, чувствуя, как внутри разливается тёплое ощущение правильности происходящего.

Коридор тянулся передо мной длинной тёмной лентой, освещённой редкими островками света от подвешенных к потолку ламп. Стены, выкрашенные в серый цвет, ныне выцветший, казались безжизненными, словно впитали в себя все звуки и эмоции этого места. Пол, выложенный старым паркетом, откликался на каждый мой шаг, и эхо разносилось по коридору, словно невидимый спутник следовал за мной по пятам. Единственная мысль, которая меня преследовала, пока я шагал по этому зданию — это то, что оно нуждается в срочном ремонте, а лабораторию отсюда придётся переносить.

Я остановился у одной из дверей, безымянной и неприметной, с облупившейся краской на деревянной поверхности. Табличка была пуста — просто глухая, безмолвная дверь, за которой некогда царил мир науки и тайн. Стучать я не планировал, но едва пальцы коснулись холодной поверхности, как за ней раздались приглушённые голоса, перемежающиеся тихим смехом. Улыбнувшись краем губ, я всё же слегка постучал для приличия и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь.

Внутри, словно в другом измерении, пространство было залито мягким тёплым светом. Настольные лампы с зелёными абажурами освещали лица людей, собравшихся за большим деревянным столом, покрытым следами давних трудов и экспериментов. Стены украшены полками с книгами, повсюду стопки бумаг и странные приборы, назначение которых понимали лишь посвящённые. Учёные оживлённо переговаривались, кто-то делал заметки в толстом блокноте, кто-то откинулся на спинку скрипучего стула и слушал с полуулыбкой, погружённый в свои мысли.

В углу, слегка отстранённо, сидел Лев Платонович — тот самый наставник, которого не так давно мы вытащили из психлечебницы. Он выглядел смиренным и умиротворённым, его седые волосы мягко отражали свет ламп, а глаза были прикрыты, словно он наслаждался моментом покоя. При моём появлении все обернулись, и на лицах, хоть и изрядно уставших, появились лёгкие улыбки. Их взгляды на этот раз были лишены тревоги и напряжения, что заметно контрастировало с состоянием, в котором я видел их всего день назад.

Я кивнул в знак приветствия и, не произнося ни слова, протянул руку к ближайшему стулу. Тот, подчиняясь моему мысленному приказу, мягко скользнул ко мне по полу, не издав ни звука. Телекинез давно стал для меня чем-то естественным, и я уже не придавал этому особого значения, но заметил, как некоторые из присутствующих обменялись восхищёнными взглядами. Сев напротив группы, я внимательно оглядел каждого из них. Их лица отражали целую гамму эмоций: от любопытства до скрытого восторга.

— Ну что ж, — начал я с тенью улыбки, слегка приподняв бровь, — удалось ли вам наговориться после долгой разлуки? Или ещё есть, что вспомнить?

Кто-то рассмеялся, кто-то просто улыбнулся, но я заметил, как Лев Платонович, до этого казавшийся отстранённым, поднял голову и бросил на меня пристальный, оценивающий взгляд. Его глаза блестели живым интересом, и в них читалась мудрость прожитых лет.

— Мы почти не успели соскучиться, — отозвался Сергей с лёгкой усмешкой, явно наслаждаясь атмосферой. — Но разговоров накопилось много, знаете ли. У Льва Платоновича на всё есть история.

— Это замечательно, — согласился я, глядя прямо на их наставника. — Рад, что у вас здесь тёплая и дружественная атмосфера.

Я сделал паузу, позволяя им немного расслабиться и насладиться моментом. В воздухе витал лёгкий аромат кофе и старой бумаги, создавая ощущение уюта и непринуждённости.

— Но, как говорится, делу время, потехе час, — произнёс я, изменив тон на более серьёзный. — У меня есть для вас предложение.

Едва я обронил эту фразу, как в помещении повисла тишина — находившиеся передо мной люди давно ждали этого момента. Я позволил себе откинуться на спинку стула и, в очередной раз оглядев присутствующих, продолжил:

— Я хочу предложить вам продолжить вашу работу, но уже в лаборатории моего княжества, — медленно начал я. — Мы предоставим вам достойные условия: хорошие зарплаты, жильё, транспорт — всё, что потребуется для комфортной и продуктивной работы. От вас требуется сущая малость — добросовестная работа и строгое соблюдение родовой тайны.

Ученые переглянулись между собой, некоторые склонились друг к другу, шепча что-то на ухо. Я не стал подслушивать их разговоры, уважая их право на обсуждение. Взгляд Льва Платоновича был направлен куда-то вдаль, но я чувствовал, что он-то как раз своё принципиальное согласие уже дал, осталась только молодёжь.

Наконец, слово взял Сергей, как правило, всегда говоривший от лица всей группы. Его глаза сияли, и в голосе звучала смесь осторожности и решимости.

— Мы, в принципе, согласны, Ваша Светлость, — начал он, слегка наклонив голову. — Однако хотели бы отметить, что текущая лаборатория не отвечает современным стандартам. Для нашей работы потребуется новое оборудование, соответствующее уровню задач, которые вы перед нами ставите.

Услышав слова Сергея, я согласно кивнул.

— Это вполне ожидаемо, — ответил я с лёгкой улыбкой. — Составьте подробный список необходимого оборудования, и я позабочусь о том, чтобы всё было доставлено в кратчайшие сроки.

На этот раз молчали люди недолго, и очень быстро оживились. Учёные обменялись довольными взглядами, в их глазах зажёгся огонь энтузиазма. Лев Платонович слегка улыбнулся, и я уловил в его взгляде одобрение.

Я встал, давая понять, что разговор подходит к концу.

— Ближайшие несколько дней меня не ждите, — сообщил я, обведя всех взглядом. — О вашем обустройстве и комфортной жизни позаботится один из моих помощников. Постарайтесь освоиться, привыкнуть к новым условиям и подготовить всё необходимое для начала работы.

На этих словах я коротко кивнул им на прощание, развернулся и направился к двери, ощущая на себе их взгляды. В этот момент Лев Платонович тихо произнёс:

— Алексей Михайлович.

Я обернулся и встретился с его пристальным взглядом.

— Да, Лев Платонович?

Пожилой мужчина слегка поднялся со своего места, опираясь на спинку стула.

— Хочу поблагодарить вас за доверие и возможность продолжить нашу работу, — сказал он с искренней теплотой в голосе. — Мы не подведём.

Я улыбнулся, чувствуя, как внутри разливается тёплое чувство удовлетворения.

— Я в этом не сомневаюсь. До скорой встречи.

Выйдя из комнаты, я снова оказался в длинном коридоре, который теперь казался менее мрачным. Сквозь слегка приоткрытое окно проникал луч солнечного света, освещая путь впереди.

Оказавшись в гостиной своего загородного дома, я вдохнул запах домашнего уюта. В кресле в углу комнаты расположился дядя. А у окна, с лёгким румянцем на щеках, устроилась дожидавшаяся меня Виктория, которая сразу поднялась, заметив моё появление.

— Всё готово? — спросил я, обращаясь к Святогору.

— Да, Алексей. Можно выдвигаться, — ответил он, слегка наклонив голову.

Повернувшись в сторону сестры, я, прищурившись, её оглядел.

— Ты точно не хочешь остаться? — стараясь придать голосу мягкость, произнёс я, но в нём всё же проскользнула нотка беспокойства.

Княжна отрицательно покачала головой, её волосы мягкой волной скользнули по плечам. В глазах Вики сияла решимость, смешанная с лёгкой тенью грусти.

— Как бы ни было опасно рядом с тобой, — произнесла она тихо, но уверенно, — оставаться одной мне ещё опаснее.

Я вздохнул, стараясь сдержать вспыхнувшее недовольство.

— Но ты не будешь одна! — возразил я, чувствуя, как в голосе поднимается ворчливый тон. — Здесь есть люди, которые смогут позаботиться о тебе.

Виктория смотрела прямо на меня, и в её взгляде читалось упорство, которому было трудно противиться. Её брови слегка сдвинулись, а губы сжались в упрямой линии.

— Я приняла решение, — несмотря на свой вид, спокойно промолвила она. — Пожалуйста, возьми меня с собой.

Я понимал её чувства, но опасения за безопасность сестры перевешивали. Впрочем, в словах Виктории тоже был смысл, и спорить дальше будет глупо.

Глубоко вздохнув, я закрыл глаза и отдал ментальную команду. В воздухе повисло едва заметное колебание, словно невидимые щупальца заполнили пространство, и в следующее мгновение мы исчезли из дома.

Оказавшись в просторном зале терминала аэропорта, где прохладный воздух сменил тепло гостиной, я огляделся. Высокие стеклянные стены пропускали холодный свет вечернего неба, а полированная мраморная плитка отражала приглушённое сияние потолочных ламп. Мерный гул аэропорта окружал нас со всех сторон: объявления диктора, разговоры пассажиров, далёкий рёв самолётов.

Возле входа в закрытую зону нас ждал полковник Калинин. Он, как и в прошлую нашу встречу, был одет в гражданскую одежду — тёмные джинсы, рубашка поверх футболки и тёплая куртка, которая сейчас была у него в руках.

— Алексей Михайлович, — поприветствовал он, пожимая протянутую руку, едва заметно наклонив голову. Его голос был твёрдым, но уважительным. — Всё готово. Наш борт ожидает. Можем вылетать по вашему сигналу.

— Благодарю, полковник, — ответил я, кивая ему. — Давайте не будем терять времени.

— Сударыня, — поприветствовал он также шедшую позади меня княжну, на что Вика коротко улыбнулась и ответила легким кивком.

Калинин развернулся на каблуках и повёл нас через лабиринт коридоров терминала к выделенному выходу. Его шаги были чёткими и размеренными, а осанка — безупречной. По пути он продолжал говорить, не оборачиваясь:

— Экипаж проинструктирован, маршрут согласован с высшим командованием. Все меры безопасности приняты. Предполагаемое время в пути — один час тридцать минут.

Я слушал его механические отчёты, но мысли уже уносились куда-то вдаль. Мне не хотелось вникать в детали, которые сейчас казались несущественными. Главное — поскорее добраться до места назначения.

Мы вышли на лётное поле, где прохладный ветер обдал нас свежим морозным воздухом. Небольшой самолёт с матовым покрытием стоял в отдалении, его силуэт выделялся на фоне тёмного неба. Несмотря на скромные размеры, он явно был оснащён по последнему слову техники. Бортовые огни мерцали мягким светом, а трап уже был выдвинут, приглашая нас на борт.

— Прошу, — сказал Калинин, жестом указывая на самолёт. — Если возникнут вопросы или пожелания, экипаж к вашим услугам.

— Спасибо, полковник, — ответил я, слегка улыбнувшись. — Думаю, всё будет в порядке.

Мы по очереди поднялись по трапу. Внутри самолёт оказался неожиданно уютным: мягкие кожаные кресла, приглушённое тёплое освещение, изящные детали интерьера создавали ощущение комфорта и безопасности. Пространство было спроектировано так, чтобы каждый пассажир чувствовал себя максимально удобно.

Виктория заняла место у окна, осторожно устраиваясь в кресле, а я сел рядом, в следующий же миг заметив как она нервно теребит край пледа, заботливо предложенного бортпроводником. Пальцы княжны слегка дрожали, а взгляд был направлен куда-то вдаль, сквозь толщу стекла.

— Ты в порядке? — тихо спросил я, наклоняясь к ней. В лице сестры читалось напряжение, которого раньше я не замечал.

Девушка повернулась ко мне, и на её губах появилась лёгкая, чуть виноватая улыбка.

— Немного боюсь, — произнесла она, стараясь говорить без лишних эмоций, но голос слегка дрогнул, — это мой первый полёт.

— Серьёзно? — удивился я, хотя, пожалуй, мог бы и догадаться. — Как же так вышло-то?

— Ну-у… я в основном во дворце жила, — промолвила она, опустив глаза. — Разве что в школу пускали.

Я почувствовал неожиданную волну сочувствия. Я хоть и не во дворце жил, но хотя бы в детстве был окружён любовью и заботой. Что приходилось пережить ей — один бог знает. Надо бы как-то побеседовать…

— Всё будет хорошо, — сказал я мягко, стараясь придать голосу уверенности. — Это совсем не страшно. Через несколько минут ты привыкнешь.

Виктория кивнула, но в глазах всё ещё читалась тревога. Я заметил, как она украдкой оглядывает интерьер самолёта, словно пытаясь найти в нём что-то, что поможет ей успокоиться.

Самолёт вырулил на взлётную полосу, и пока двигатели набирали мощность, я мельком взглянул на Святогора. Глаза дяди были устремлены в конец салона, а руки лежали на подлокотниках.

Двигатели загудели, машина уверенно разогналась с места и вскоре мягко оторвалась от земли, набирая высоту. Нас вжало в кресла, и Виктория невольно схватилась за подлокотники, её глаза широко раскрылись от изумления и лёгкого страха.

— Посмотри, как красиво, — вскоре сказал я, указывая на огни внизу. — Москва с высоты птичьего полёта ночью особенно прекрасна.

За окном раскрывалась панорама ночного города: мириады огней, словно звёзды, рассыпанные по земле. Сестра повернула голову, и на её лице отразилось смешанное чувство удивления и восторга.

— Да… — тихо ответила она. — Никогда не видела город с такой высоты.

Постепенно её напряжение начало спадать. Я же погрузился в свои мысли. События последних дней тянулись передо мной сложной мозаикой: встречи, решения, планы. Каждое из них требовало внимания, а времени становилось всё меньше. Ответственность давила грузом на плечи, но отступать было нельзя.

В салоне воцарилась непринуждённая атмосфера. Тусклый свет ламп создавал уют, а тихий шум двигателей служил фоном для размышлений. Я почувствовал, как усталость начинает брать своё, и закрыл глаза, пытаясь привести мысли в порядок. Казалось, в какой-то момент я даже задремал.

Внезапно тишину прорезал глухой грохот, от которого всё внутри словно перевернулось. Самолёт резко дёрнулся, и я ощутил, как тело прижимается к креслу. За окном сверкнул яркий свет — взрыв, сильный и пугающий, озаривший ночное небо.

— Вот суки… — вырвалось у меня с невероятной злобой.

Виктория вскрикнула, её рука инстинктивно потянулась к моей. Я схватил её ладонь, ощущая, как она дрожит. Глаза девушки были широко раскрыты от ужаса, губы побледнели.

Святогор тут же поднялся, его лицо превратилось в маску сосредоточенности.

Резкий голос пилота донёсся через громкоговоритель:

— Аварийная ситуация! Всем оставаться на местах! Пристегните ремни! — прозвучала стандартная в таких ситуациях инструкция.

Гул двигателей сменился воем, и самолёт начал стремительно терять высоту. Воздух наполнился тревожным сигналом, мигающие красные огни добавляли паники. Я почувствовал, как сердце бешено колотится в груди.

— Держись! — крикнул я Виктории, стараясь перекричать шум. — Всё будет хорошо!

Она лишь крепче сжала мою руку, не отводя от меня глаз. В её взгляде было столько доверия и страха, что я ощутил острое желание защитить её любой ценой. А ещё как следует наказать тех, кто осмелился пойти на такой шаг.