Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) [сборник]

Валентин Рыбин Сказ о каршинском петухе

Счетовод Реим, черноволосый весельчак с приплюснутым носом и кривыми верхними зубами, возвращался домой, в Акчу, с секретарем райкома. Случилось так, что, сдав в районную бухгалтерию отчет колхоза, Реим вышел на крыльцо и увидел — секретарь садится в свой «газик».

— Товарищ секретарь, может подбросите до развилки?

— Садись, Реим, я как раз еду взглянуть на колхозные поля!

В дороге любовались амударьинскими просторами: река на подходе к Керки разлилась раздольно. По западному побережью тянулись бесконечные поля, усыпанные желтыми цветами. На восточном берегу виднелась пристань у развалин древней заброшенной крепости. Белый теплоход, пересекавший широкую коричневую гладь реки, издали казался игрушечным.

— Много воды в реке, — удовлетворенно заметил секретарь. — Если этот уровень продержится подольше — выведем свой район на первое место в республике.

— В Акче тоже так думают, — живо отозвался счетовод. — Дай бог этой красавице, чтобы всегда была полноводной! — кивнул он в сторону Амударьи и прибавил: — Не сглазить бы, а то мы опять не успели насосы поставить.

Заговорили о предстоящем осеннем курултае, и секретарь посетовал:

— Проводим каждый год одни и те же соревнования — скачки, гореш. Узбеки празднуют гораздо разнообразнее. У них и бараны дерутся, и бедене, и петухи. В эту осень и нам надо устроить петушиные бои. Вы, акчинцы, тоже подумайте. Может, выставите хорошего петуха?

— Вах, конечно, выставим! — воскликнул счетовод. — У меня есть один на примете… белый такой…

На развилке дорог Реим вышел из «газика», поблагодарил секретаря за услугу и зашагал в свое село: лежало оно в километре отсюда. Короткошеий, с круглыми плечами, он шел размашисто по пыли и думал о петухах: «Прекрасные птицы! Они же каждую ночь поют, напоминая о себе, а мы о них совсем забыли. Нехорошо это! Несправедливо!»

Вечером Реим отправился в колхозную гостиницу. Там на веранде стояли два бильярдных стола, и каждый вечер собирались заядлые бильярдисты.

— Муса-ага, салам! — окликнул Реим сторожа гостиницы. Старик сидел на корточках возле титана и раздувал в нем огонь. — Где твой белый петух, который всегда крутится под ногами?

— Зачем тебе мой петух? — недовольно отозвался Муса-ага и заворчал: — Маскарабаз ты, парень, не успел приехать — уже на все село твой голос слышно.

— Муса-ага, не сердись. Имею задание от самого секретаря райкома. Где твой петух?

— Да вон он, на мусорной куче, — показал старик в сторону, где у побеленного дувала копошились куры и гордо стоял на мусоре белый петух.

— Очень хорошо, что вы его еще не съели! — захохотал Реим и, взяв старика под руку, повел к тахте, рассказывая о встрече и разговоре с секретарем райкома.

Сторож выслушал счетовода, сказал:

— Ты приметил моего петуха, парень. Но разве это петух? Вот у Амин-эке петухи! Настоящие разбойники! Амин-эке — мой старый друг, он в Карши живет. Когда в войну я лежал в каршинском госпитале, то частенько заглядывал к Амину. Видел бы ты, парень, какие петухи у него и сейчас — не дай бог!

— А если к нему наведаться, может, продаст одного? — заволновался счетовод.

— Дороговаты они, парень. Раз в десять дороже обыкновенных.

— Вообще-то надо подумать, — сказал Реим. — Поговорим еще. — И отправился сыграть партию в «американку» — парни уже кружились вокруг стола, загоняя шары в лузы.

Своевременная подсказка старика-сторожа словно окрылила счетовода. С утра забегал он: от главбуха к председателю, от председателя к казначею. Взял под отчет деньги на петуха, начал собираться в дорогу.

Через день Реим был в Карши. Вышел на привокзальную площадь, сел в такси, спросил, где живет петушиных дел мастер Амин-эке, и через десять минут слез возле огороженного кирпичным забором двора. Осмотревшись, Реим постучал в калитку — никто не отозвался. Тогда он вошел во двор и направился к дому, который виднелся в самом конце длинной виноградной беседки. Дорожка, по которой шел, была кирпичной, в зеленоватой плесени от частых поливов. Над ней, под жердями, висели еще не дозревшие кисти черного винограда. Слева от беседки в клумбах росли розы. Тонким, нежным ароматом этих царственных цветов был насыщен воздух. «Куда же я пру напролом? — спохватился Реим. — В таком богатом дворе наверняка есть собака!» Счетовод встал на цыпочки, чтобы разглядеть — нет ли кого-нибудь возле дома, и осторожно позвал:

— Амин-эке! О, Амин-эке!

Никто не отозвался, но тотчас до счетовода донеслись какие-то странные звуки, вызывающие беспокойство, и на дорожку вышел огромный красный петух. Угрожающе заквохтав, он прочертил по земле крылом и бросился на незваного гостя. Перья на петухе вздыбились, глаза налились гневом, и он так высоко прыгнул, что, не отвернись Реим вовремя, мог бы клюнуть в нос или глаз. Счетовод, защищаясь, подставил спину и почувствовал на себе тяжесть разъяренной птицы. Петух злобно бормотал и клевал Реима в шею и голову.

— Эй, калтаман проклятый! — закричал, смеясь, счетовод. — Я же к вам с добрым сердцем приехал!

Видя, что шуткой не отделаешься, Реим энергично сбросил с себя гневную птицу и увидел торопящуюся к нему девушку.

— Кши, Искандер! Кши, проклятый! Разве так встречают гостей?! — отогнала она петуха.

Петух, оказывается его звали Искандером, отбежал к сараям и там поднял шум, собрав всех остальных петухов и кур.

— Ох, милое существо, вы спасли меня от жестоких когтей этого хулигана! — хохоча, заговорил Реим. — Если мне удастся взять у вас этого Искандера, то все амударьинские петухи плакать от него будут!

— Что значит «взять»! — насторожилась девушка. — И вообще, кто вы такой? Прежде чем войти во двор, вы могли бы попросить разрешения, а еще лучше — известили бы о своем приходе по телефону.

— Дильбар, доченька, пусти молодого человека! Пусть идет сюда, ко мне! — донесся добрый старческий голос из глубины двора.

Амин-эке — седенький старичок, с белой бородкой клинышком, в тюбетейке и, несмотря на сорокаградусную жару, в стеганом халате, — подал гостю руку и усадил его на тахту под урючиной.

— Судя по обличию, вы туркмен. Кажется, я не ошибся? — спросил он.

— Я из того села, где живет ваш старый приятель Муса-ага. Он дал мне ваш адрес и посоветовал приобрести у вас петуха. В этот сезон, не сглазить бы, думаем выйти в передовики. Той решили закатить с петушиными боями.

— Жив-здоров Муса?

— Здоров. Привет вам от него. Живет не тужит. Вот, за петухом меня к вам послал.

— Значит, неплохо живут туркмены, раз до петухов дело дошло, — удовлетворенно проговорил Амин-эке.

Дильбар стояла на веранде, и оттуда донеслись ее слова:

— Папа, я же говорила тебе, они своим Каракумским каналом половину воды из Амударьи забирают. Вот и живут припеваючи! А наши ирригаторы плачут.

— Хозяйка, опомнитесь! — возразил Реим. — С тех пор, как вы построили свой Каршинский канал, мы все время испытываем тревогу за свои урожаи! В этом году хотели поставить насосы, да не успели. Теперь боимся: не дай бог, Амударья обмелеет! Тогда и урожай, и осенний курултай пойдут не в радость!

— Ладно, не прибедняйтесь! Ничего с вами не случится. Поверьте мне, я сама в проектном бюро работаю! — без тени смущения заговорила Дильбар.

Старик строго посмотрел на нее: нельзя же, мол, так развязно вести себя с гостем. Дильбар ухмыльнулась, пожала плечами и ушла.

— Ну так как же насчет петуха Искандера? — тихонько спросил Реим.

— Что «как?»

— Продадите нам его? Я взял из колхозной кассы полсотни.

— Нет, сынок, об Искандере не может быть и речи. У меня в сарае еще три петуха: бери любого.

— У меня отпала охота смотреть на других петухов, — уныло проговорил Реим. — Мне так понравился ваш Искандер: душу готов за него отдать.

— Петух не продается, дорогой гость.

— Амин-эке, а если сто рублей выложу за Искандера, отдадите?

— Парень, не оскорбляй достоинство этой птицы, — с некоторой обидой проговорил старик. — Ей нет цены. Искандер! Эй, Искандер, иди сюда! — позвал он петуха.

Тот легко взлетел на тахту, покосился на гостя и подошел к старику. Амин-эке положил перед ним хлебные крошки и, пока Искандер склевывал их, с непередаваемой нежностью поглаживал петушиную шею.

— Дорогой сынок, — проговорил Амин-эке. — Разве можно такую божественную птицу отдать за деньги? Я сам не верующий, в мечеть не хожу, но все же боюсь — аллах накажет меня, если я обменяю Искандера на червонцы. Его я не продам, но ты не унывай. Сегодня уже поздно, а завтра утром мы выберем тебе птицу…

Ночевал Реим на тахте, рядом с Амин-эке, а точнее — гость спал на одном краю тахты, а хозяин — на другом. Над тахтой нависала густой кроной урючина, закрывая небо. Реим долго укладывал голову на подушке, чтобы отыскать в просвете ветвей хотя бы одну звезду, наконец нашел ее и стал смотреть на нее. Это была давняя привычка счетовода. В детстве, всякую ночь, прежде чем уснуть, он очень долго мучился: ворочался, сопел и не давал спать другим. Отец ворчал на сына, а мать вздыхала и думала, что у ее сыночка не все в порядке с нервной системой. Однажды она его научила: «Чтобы поскорее уснуть, надо найти глазами какой-нибудь блестящий предмет, и не спускать с него глаз: тогда сразу уснешь». Вот уже двадцать лет Реим следовал мудрому совету матери и всегда благополучно засыпал. Сейчас, найдя в небе звезду, он представил расстояние до нее, затем увидел себя в образе петуха Искандера, взмахнул крыльями и полетел к звезде. Полет был не слишком долгим. Звезда быстро приближалась и росла на глазах. Круглая и совершенно голубая, она источала неземное, волшебное сияние. Грудь Реима переполнилась восторгом, он захлопал крыльями и громко по-петушиному закричал. Тут же, как показалось Реиму, он проснулся от собственного петушиного крика. Но, оказалось, кричал это не он. Кричали в сарае петухи Амин-эке, возвещая полночь. Кричали громко и заливисто.

— Ах, чтоб вас пробрало! — заругался Реим.

— Спи, спи, сынок, — торопливо проговорил Амин-эке. — Петухи дружно поют, значит, во всем мире будет спокойно.

Реим вновь отыскал в просвете между ветками яркую звезду и стал смотреть на нее. «Ну, что ж, слетаю еще разок к звезде», — подумал он. Однако, как ни старался, больше не смог увидеть себя в образе петуха. Проснулся вновь от петушиного крика. Был рассвет, петухи горланили вовсю, а Амин-эке плескался водой у рукомойника. Больше Реим уснуть не смог. Он долго лежал, закрыв один глаз, а вторым наблюдал за Амин-эке. Вот старик взошел на веранду, скрылся в доме, вот вернулся с кормом, открыл сарай и начал кормить птиц. Петухи беспокойно метались у ног старика, словно огненные хвостатые клубки.

После завтрака Дильбар отправилась на службу, в свое проектное бюро. Старик с гостем допили спокойно чай и отправились в сарай.

— Вот, смотри, все — один к одному, — сказал, открыв дверь Амин-эке.

Не без труда он поймал одного, потом второго, Реим оглядел их, но не выразил особого восхищения и опять предложил:

— Амин-эке, а если сто пятьдесят за Искандера отдам?

— Эй, парень, перестань говорить глупости! — рассердился старик. — О каких ты деньгах все время мне твердишь?! Я же тебе сказал — нет цены Искандеру! Садись, поговорим.

Реим, стыдливо почесывая затылок, сел на край тахты.

— Амин-эке, тогда я возьму одного из молодых. Только я не уверен, победит ли он?

— Если не уверен — молчи, — так же строго произнес старик. — Молчи и слушай. Давай договоримся так. Я дам тебе Искандера, но к новому году ты привезешь мне его сюда, в целости и полной сохранности.

— Клянусь, Амин-эке, с него не упадет ни одного перышка! — подскочив от радости, воскликнул счетовод. — Чтобы вы не волновались за своего любимца, я могу оставить что-нибудь в залог!

— Не надо ничего, — отказался Амин-эке. — Пусть залогом будет твоя совесть, сынок: этого мне достаточно. К Мусе я отношусь как к родному брату, тебя тоже назову родным сыном, только не подведи старика.

Амин-эке снял с крыши сарая большую плетеную корзину, в которой раньше держал виноград, посадил в нее Искандера и накрыл крышкой…

В конторе весь день стоял гомон: вернулся Реим-счетовод. С десяток забавных историй, приключившихся с петухом Искандером, рассказал он, едва появился в бухгалтерии. Все слушали с разинутыми ртами, лишь главбух Бахтияров сказал с усмешкой:

— Врешь ты много, счетовод. Я больше чем уверен, что мой петух побьет этого Искандера!

— Товарищ Бахтияров, это нетрудно проверить! — засмеялся Реим. — Несите своего петуха в гостиницу: там сведем их.

— Да, мне только и осталось носиться с петухами по селу, — обиделся главбух.

— Что, испугались?! — расхрабрился Реим.

— Ладно, посмотрим, пока некогда, — отозвался Бахтияров. — Будет время, покажу тебе своего черного красавца.

Вечером чуть ли не половина села — парни, дети, старики — собрались у гостиницы взглянуть на знаменитого каршинского петуха. Реим, ошарашенный столь повышенным интересом сельчан к привезенному петуху, делал безразличный вид и играл с парнями в бильярд. Муса-ага, ветеран Отечественной войны, вел себя более естественно. Как и подобает старому человеку, он очень спокойно встречал любопытных сельчан и провожал их внутрь гостиницы: там, в самой крайней комнате, сидел Искандер. Из комнаты были вынесены кровати и стулья, шкаф накрыли старым одеялом, чтобы герой-петух не разукрасил его пометом. От окна на шкаф положили толстую жердь. Петух в первый день понервничал на новом месте, и теперь, успокоившись, дремал на шесте.

На полу у шкафа стояла чашка с водой и насыпана пшеница.

«Вах, вот это да!» — восхищались, заглядывая в комнату, дети.

«Ай, петух, как петух, — говорили старики. — Просто наш председатель Розыкули идет на поводу у бухгалтеров. А они, бездельники, от жира бесятся и выдумывают всякие забавы».

«Пусть бы показали его в бою! — требовали парни. — Еще неизвестно, что это за птица. В соседнем селе у Клыча петух — тоже будь здоров: собаки его боятся».

— Реим, пожалуй, я принесу своего белого, как раз он в курятнике. Давай стравим, пусть люди посмотрят, — предложил Муса-ага.

— Давай, неси, — согласился Реим. Честное слово, это единственное средство погасить всякие сомнения!

Реим бросил кий на бильярдный стол, вышел на порог веранды, поднял руку и оповестил:

— Дорогие земляки, пожалуйста не расходитесь: сейчас мы устроим петушиный бой! Вот, Муса-ага уже несет своего бесстрашного бойца, белого в серую крапинку, чтобы дать бой знаменитому каршинскому Искандеру!

— В клуб давай! — прокричал кто-то. — Там, на сцене, петухов можно свести!

— Пожалуй, люди правы, — сказал Реим. — Почему бы нам не воспользоваться мудрым советом.

Толпа хлынула к клубу. Впереди шел Реим, держа на руках Искандера. Следом за ним семенил Муса-ага со своим белым петухом.

Не прошло и пятнадцати минут, как колхозный клуб был заполнен. Детишки в первых рядах, за ними — старики, потом парни. Не теряя времени, устроители состязания поднялись на сцену, встали на колени друг против друга и столкнули нос к носу петухов.

Реим увидел, как взъерошился и сразу стал еще больше Искандер. Он рвался из рук и вытягивая шею, чтобы достать своим крепким клювом противника. Белый, наоборот, весь сжался от страха и стал похожим на курицу.

— Давай, Муса-ага, отпускай! — скомандовал Реим и дал свободу своему Искандеру.

Опытный боец вихрем накинулся на противника, и не прояви тот проворства, вероятно, оседлал бы его и расклевал гребешок. Но белый, спасаясь от красногривого, взлетел над ним и начал метаться по сцене. Искандер гонялся за противником, пытаясь снизу клюнуть его в живот, но никак не мог достать. Со стороны, из зала, зрителям казалось — каршинский злодей ловит белую бабочку, а не белого петуха. В клубе гремел восторженный смех и беспрестанно слышались выкрики:

— Ай, берекелла! Ай, молодец!

Белый, не обращая внимания на шум болельщиков, поняв, что от разъяренного врага не спастись, полетел в зал. Зрители принялись ловить его. А Искандер, не ожидавший такой развязки, разгорячившись, бросился на Мусу-ага и начал его гонять по сцене.

— Муса-ага, закрой халатом шею! Шею спасай! — прокричал Реим, хохоча.

Подоспев, он снял петуха со спины старика, поднял над головой и крикнул:

— Ну, что, товарищ Бахтияров?! Вам понятно теперь!

Публика, что и говорить, получила истинное удовольствие от столь впечатляющего боя. Молодежь, и особенно мальчишки, кинулись к Реиму, чтобы поближе взглянуть на каршинского кочета и потрогать его руками. Старики, покачивая головами, переговаривались, смеясь, и оглядывались на Реима. Толпа сельчан проводила счетовода и сторожа до гостиницы. Реим пообещал, что это не последнее состязание Искандера. Надо только подыскать ему достойных противников.

Противники, разумеется, нашлись, и оказалось их немало. Каждый день парни несли то с одного, то с другого двора петухов. Клали их со связанными ногами под бильярдный стол, дожидались счетовода, и состязание начиналось. Из необученных бойцов сыпались перья и летел пух.

В селе только и было разговоров о необыкновенном петухе. Хвалили его, восхищались им, сравнивали с петухами соседних сёл, никто не сомневался в том, что Искандеру не найдется достойного соперника на осенних петушиных боях. Реим с улыбкой рисовал в своем воображении такыр возле райцентра, площадку, окруженную в несколько рядов людьми, и сражающихся петухов. «Плакать им всем от нашего Искандера!» — повторял про себя с радостью. Сторож Муса-ага, не скрывая гордости, доставал карманный календарь и на глазах у всех высчитывал — сколько еще осталось до осеннего курултая.

О триумфальных победах петуха Искандера, конечно же, каждый день слышал главбух. Он то краснел, то бледнел, то начинал ходить по кабинету, потирая руки. Наконец дрогнул: в один из вечеров, в сопровождении сына, который нес черного петуха, явился в гостиницу. Последовали недолгие приготовления, и человек двадцать, ворвавшись в комнату, где жил Искандер, сели, прислонившись спиной к стене. Остальные застряли в дверном проеме. Реим спокойно снял с шеста Искандера, вышел с ним на середину комнаты и стал на колени. То же сделал и главбух. Вот они дали свободу обеим птицам и отошли. Петухи замерли и не меньше минуты, как показалось болельщикам, рассматривали друг друга. Затем Искандер шаркнул когтями об пол, как это делают петухи, когда разгребают навозную кучу, и, повернув голову, гневно посмотрел на счетовода. Реим дурашливо, но с опаской, воскликнул:

— Ай, Искандер-эке, какие могут быть ко мне претензии?! Не я же выбирал тебе эту жертву!

Публика заликовала. Искандер, словно только что увидел своего противника, распустил крылья и пошел на него с гордо поднятой головой. Петух главбуха, сжавшись в черный ком, метнулся к шкафу, но дальше бежать было некуда, и он припал к полу и закивал, выражая полную покорность. Искандер подошел ближе, еще раз оглядел его, затем вскочил ему на спину и, схватив за гребешок, оттоптал, как курицу. Спрыгнув, распустил крылья и прочертил пируэт по полу. Тут только публика сообразила, что произошло. Грянул смех, да такой смех, что бедный главбух, забыв о петухе, выскочил из комнаты и сбежал.

На другое утро он не подал Реиму руку. Сослуживцы посмотрели на Бахтиярова, перемигнулись и уставились в бухгалтерские бумаги. Наступила напряженная тишина.

— Запустили все дела, — ворчливо проговорил Бахтияров, чтобы снять с себя и других напряжение неловкости. И тут донесся из соседнего кабинета смех председателя Розыкули. Неизвестно, с чего вдруг захохотал всегда спокойный и хмурый председатель колхоза, но все в бухгалтерии подумали о вчерашнем петушином поединке и дружно, как по команде, рассмеялись. Бахтияров покраснел. Руки его заметались по столу, ища нужную бумажку. Вероятно, он разразился бы бранью, но дверь открылась, и вошел сам Розыкули. Был он строг, словно специально отсмеялся, чтобы не показаться подчиненным благодушным.

— Дорогой главбух, — сказал председатель. — Вам известно, что мы сорвали последний летний полив и подсушили хлопчатник? Вес коробочек в полтора раза меньше прошлогоднего.

— Я-то тут при чем? — отозвался Бахтияров, раздраженно глядя в окно. — Из Амударьи теперь берут воду все, кому не лень: и каршинцы, и керкинцы, и ходжамбасцы. Мелеет река. Сколько говорим о переброске сибирской воды, а что толку!

— Товарищ Бахтияров, этот вопрос, как вам известно, решается, — строже заговорил Розыкули. — Уже проект есть. Не уводите разговор в сторону. Зимой вы на заседании правления убедили всех нас, что казна наша невелика и пока рановато говорить о насосной станции. А теперь вы не только уклоняетесь от ответственности, но и занялись еще мальчишеством: бегаете по селу с петухами. Все над вами смеются…

Председатель повернулся и вышел. Главбух сжал кулаки и гневно двинулся на счетовода:

— Ну, смотри, Реим, я тебе покажу каршинского петуха!

— Вах, Бахтияр-ага, что вы?! Разве я виноват, что Искандер принял вашего петуха за курицу?! — Реим выскочил из-за стола и бросился к двери.

Наступил день пахта-байрамы. С утра длинной вереницей потянулись по дороге к месту проведения тоя сотни автомашин: грузовые, с красными транспарантами на бортах, легковые, обгоняя друг дружку. Акчинцев на той не пригласили. Вечером позвонили председателю из райкома: неловко, мол, праздновать отстающим. Колхозники Акчи смотрели издали на дорогу и тихонько поругивали руководство своего хозяйства: «Насосы не могли поставить, денег пожалели!»

Бахтияров, как мог успокаивал сельчан: ничего, мол на ошибках учатся. Теперь такую станцию поставим — на сто лет хватит воды. Стараясь приподнять настроение земляков, главбух распорядился накрыть в клубе праздничный стол. К вечеру все было сделано: на столе — фрукты в вазах, конфеты в сахарницах, несколько бутылок коньяка и водки. Повара возле клуба развели огонь под котлами, чтобы приготовить шурпу и плов. Вот уже сумерки на село опустились — пора начинать. Сели за стол Бахтияров и еще несколько конторских служащих, а колхозников — никого нет. Да и самого председателя не нашли. Послали за ним домой: жена сказала, уехал в город.

Реим — балагур и весельчак, никогда прежде не терявший настроения, — на этот раз по-настоящему огорчился. За стол с Бахтияровым не сел. Отправился к сторожу в гостиницу. Друзья заварили чай и пили удрученно, почти не разговаривая. Каждый думал: сколько надежд возлагалось на Искандера, и вот какой печальный конец. Вскочили оба с тахты, когда услышали крики, ругань приближающихся к гостинице подвыпивших сельчан. Особенно выделялся голос главбуха. Вот он развязно подошел к веранде, качнулся и произнес пьяно:

— Эй, счетовод, ну-ка неси каршинского петуха!

— Товарищ Бахтияров, зачем он вам? — не понял Реим.

— Он что, твой собственный?! — еще грубее заговорил главбух. — За него мы уплатили колхозные деньги, а ты держишь его у себя, словно он принадлежит тебе!

— Никаких денег мы за него не платили, — сказал Реим. — Вот эти полсотни, возьмите их…

— Ах, ты решил откупиться и спасти этого змея! Ничего не выйдет! Я поклялся перед всеми, что сварю из него самую дорогую в мире лапшу! Неси петуха!

Бахтияров поднялся на веранду, но Реим, опередив его, вбежал в помещение гостиницы и закрылся на крючок.

— Открой! — потребовал главбух и принялся колотить в дверь и дергать за ручку. — Все равно возьму, открой немедленно!

Реим вбежал в комнату, где на шесте сидел Искандер, схватил его, сунул в корзину, накрыл крышкой и вылез с корзиной в окно. Через сад он пробрался к воротам, затем выскочил на дорогу и побежал из села…

Восход солнца Реим встретил на Амударье. Теплоход, отчалив от пристани, вздрагивал на мелких зыбких волнах и быстро приближался к другому берегу. «Слава аллаху, все обошлось хорошо! — думал с улыбкой Реим. — Амин-эке получит своего любимца в полной сохранности!»

Петух Искандер, вероятно, тоже почувствовал себя свободным и независимым. А может, догадался, что везут его на родину. Встрепенувшись в корзине, он заквохтал, а потом разразился долгим звонкоголосым пением.