Глава 17


Сердце под анестезией

Сердце под анестезией бьется медленно, ритмично и без сбоев, заставляя забыть о своем существовании. Оно слишком много страдало, чтобы ожить, и способно лишь контролировать выживание бесчувственного тела, лишенного желаний.

Утратив надежду, сердце избегает радости и грусти, погружаясь в долгую агонию жизненной рутины.


* * *

– Папа, смотри, я хочу вот эту!

– Ну, слава богу, все-таки ты ее нашел! – со вздохом облегчения воскликнул Ришар.

– Йес! Это супер!

Люк наконец-то держал в руках коробку с видеоигрой, которую искал уже две недели. «Галери Лафайет» на бульваре Осман, переполненная в этот первый день рождественских праздников, напоминала улей, где каждый пытался отыскать что-нибудь особенное, что можно положить под елочку.

Семья Мабрек, чтобы не терять даром время, разделилась на две группы: мужчины – Ришар и Люк – взяли на себя нижние этажи магазина, а прекрасная половина – Камилла и Ванесса – с восторгом принялась опустошать верхние этажи.

– Пойдем скорее, дорогой, нам надо еще купить свитер для дедушки и рубашки для твоих дядь.

– Да ну, – отозвался Люк, поморщившись.

– Что такое?

– Рубашку дяде Эвану? Он их не носит. Лучше рубашку поло, это круче.

– Раз это круче, купим рубашку поло, – согласился Ришар.

Отец положил руку на плечо сына, и они вышли, с трудом пробравшись сквозь толпу, стоявшую у входа в каждый бутик.



– Мама, смотри, какая она миленькая! – воскликнула Ванесса, широко раскрыв от возбуждения глаза и размахивая блузкой.

– Я думала, дорогая, что ты ищешь духи для бабушки. Ты уверена, что выбрала нужный отдел? – пошутила Камилла.

– Я просто так смотрю! А духи я уже купила, и по совету продавщицы «для женщины элегантного возраста» – как она выразилась. Вот только запах у них… прямо с ног сшибают! – огорченно сказала Ванесса.

– Дай-ка я посмотрю.

Она протянула флакончик матери, и та поднесла его к лицу.

– И в самом деле, сногсшибательные! Ну и прекрасно, эти или другие – она все равно не оценит, так что пусть будут эти!

Камилла сделала знак дочери, что она может примерить полюбившуюся ей блузку, которую та не выпускала из рук.

– Спасибо, мам, ты такая добрая!

Камилла улыбнулась невинной лести дочери.

– «Такая добрая»! Ну, конечно… Иди примерь ее, я пока посижу.

Ванесса пошла в примерочную, подождала, когда освободится кабинка и сотрудник даст ей номерок.

Камилла отдыхала на широком диване, предусмотренном для клиентов бутика. Пакеты с покупками она поставила рядом.

– Мадам, не желаете ли чего-нибудь? У нас есть кофе, чай, вода, апельсиновый сок, – предложила ей юная студентка, нанятая на период праздников.

– Вы очень любезны, но мне ничего не нужно, благодарю вас.

– В таком случае, если вы сами захотите… хорошего дня, мадам, – ответила студентка и направилась к другой клиентке.

«Только если вы сами захотите…» – эта фраза отозвалась эхом в сознании Камиллы, она вспомнила слова Стивена.

Больше трех месяцев она ничего о нем не слышала. Она беспрестанно думала о нем, не могла вырвать его из своих мыслей. Иногда ей удавалась целых полдня не видеть его лицо перед глазами.

Иногда она машинально смотрела на телефон в надежде увидеть на экране сообщение от него, всего несколько слов: «У меня все хорошо, надеюсь, у тебя тоже». Камилла сохранила телефон Стивена в списке своих контактов. Она несколько раз пыталась удалить его, но у нее ничего не получалось.

Однажды, когда тоска была особенно сильной, она заменила имя «Стивен» на «Слова и словесность» – место, где они чаще всего любили друг друга.

Это название ни разу не возникло на экране ее телефона, что, без сомнения, было к лучшему!..



Камилла спохватилась:

– Простите, мадемуазель! Я бы с удовольствием выпила чаю, если еще не поздно.

Девушка посмотрела на нее с удивлением:

– «Если еще не поздно»? Почему это может быть поздно, мадам? Я сейчас принесу вам чаю.

– Спасибо, – сказала Камилла.

Она наслаждалась чаем, когда из примерочной появилась Ванесса и встала перед ней.

– Ну как?

– Что именно?

– Ну, мам, я имею в виду блузку с этими джинсами, это же просто супер!

– А, так предполагаются еще и джинсы?

– Ну так как тебе? – нетерпеливо спросила Ванесса.

Камилла посмотрела на дочь: ее тело изменилось, она превращалась в женщину…

– Это… как-то…

– «Это» – как? Мам, ну скажи наконец! Очень обтягивает? Да? Ты не хочешь говорить, но я сама знаю: черт, они меня толстят, я так и думала! – воскликнула она.

Камилла засмеялась:

– Тебя? Толстят? С твоей-то фигуркой? Но ты уверена, что это твой размер? Ты не чувствуешь, что тебе немного в них… тесно?

– Совсем нет, с чего ты взяла?

– Ты хотя бы дышать можешь в этих джинсах?

– Сейчас так модно; ну что, могу я их взять? – ответила дочь, пританцовывая от нетерпения.

– О’кей, раз это модно… тогда можешь взять. Поторопись, мы опаздываем, твой отец и брат, наверное, заждались нас в ресторане.

– Подожди, я сделаю селфи в зеркале и разошлю подругам!

Мать и дочь спустились на эскалаторе на второй этаж, где их уже ждали за столиком в ресторане «Лиза» Ришар и Люк.

– Ну как, дамы, вы нашли все, что искали? – шутливо спросил Ришар, очень довольный тем, что смог найти для всех подарки за каких-то два с половиной часа.

– Йесс, всё! – подтвердила Ванесса.

– Отлично, а теперь давайте спокойно пообедаем, а потом поедем домой, – предложил Ришар. Он посмотрел на жену: – У тебя усталый вид, ты хорошо себя чувствуешь?

– Твоя дочь меня утомила… Она купила себе несколько вещей.

– Надеюсь, на свои деньги?

Камилла накрыла ладонью руку мужа.

– Нет, на наши. Но не сердись, пожалуйста, скоро Рождество.

– Разумеется, – ответил Ришар, сдерживая раздражение.


* * *

Приближались рождественские праздники, и жизнь шла своим чередом, как будто ничего в ней не произошло.

Впрочем, разве что-то было? Иногда Камилла в этом сомневалась, настолько однообразие прошедших дней вызывало у нее ощущение, что она просто видела чудесный сон и проснулась в том же состоянии, что и накануне, – в ожидании нового сна. Но он больше не приснится.

Камилла объясняла Ришару свою непреходящую грусть хронической усталостью от чрезмерной работы. Он легко поверил этому, посоветовав ей сделать передышку. Они условились, что каждую среду после обеда она будет отдыхать: заниматься спортом или проводить время с детьми.

Она снова начала пить таблетки, которые бросила, когда они со Стивеном переживали страсть. Она думала, что так будет лучше и постоянно одурманивать себя успокоительными и снотворным предпочтительнее, чем страдать от невыносимой жизни.

Камилла регулярно встречалась с Сабиной и Амели, но душа ее оставалась безучастной, и сумасшедший смех, сопровождавший их встречи, уступил место тягостному молчанию. Подруги догадывались о причине ее грусти; они пытались говорить с ней об этом, но каждый раз наталкивались на глухую стену.

Ришар, наконец, понял – правда, с большим опозданием, – что жене нужна поддержка. Преодолевая свою природу, он вел себя немного мягче и неуклюже пытался проявлять внимание и заботу. Камилла всё видела; она изучила Ришара и знала, каких сверхчеловеческих усилий ему это стоило.

Их интимная жизнь стала спокойней, и не только из-за склонности Ришара к злоупотреблению алкоголем и его быстрого физического удовлетворения. Его и здесь ничего не смущало, просто Камилла в минуты близости мысленно сбегала туда, где переживала часы счастья: в лавку «Слова и словесность» и в магазин «Всего несколько слов». Она закрывала глаза, и ее ноздрей достигал аромат духов, единственных, которые она отныне признавала: «Цветы Баха».


* * *

С тех пор как они расстались, Стивен в основном проводил время в Лондоне, а не в Париже; ему было трудно переносить то, что Камилла так близко и вместе с тем недоступна.

Много внимания он уделял дочери, помогая ей расширить мастерскую и выставочное пространство; это отвлекало его. Кайла становилась известным художником, и ей не хватало места для ее многочисленных работ. Она замечала, что отец часто выглядит так, словно его мысли блуждают где-то далеко, и он теряет веру в будущее, которая раньше его так окрыляла. Она несколько раз пыталась расспросить отца, но его ответы всегда звучали загадочно. Они оба, каждый по-своему, преодолели сложный период в своей жизни, и связь между ними казалась нерасторжимой; Кайла была очень близка с отцом.

– Осталось покрасить еще две стены, и все!

– Ты говоришь «две», а ты видела, какой они площади? Я больше не могу! – воскликнул Стивен, не переставая поглощать свой ланч, прислонившись к коробкам от мебели, которую они подняли наверх в предыдущие дни.

– Согласна, длина приличная… и потолок высокий, – признала Кайла, садясь рядом с отцом. – Джордж в эти выходные придет помочь нам.

– Отлично, он молод и полон сил. Он займется стенами, а я повешу оставшиеся полки.

– Надеюсь, на Рождество ты, как всегда, поедешь в Париж? Не забудь, что я еду с тобой, ты мне это обещаешь уже три года.

Стивен ничего не ответил; он только что покончил с обедом в лотке – рыбой с жареным картофелем и медленно пил колу из банки. Он размышлял.

– Все нормально, папа?

– Да… хорошо, что ты об этом вспомнила… в этом году я не поеду в Париж на праздники.

Кайла не могла скрыть удивления:

– Да? Но ты же всегда говорил, что в «Словах и словесности» это лучшее время для торговли!

– Алан и один справится. Я остаюсь здесь; миссис Олдвин немного растерялась с этим новым шотландским издателем, нужно зарегистрировать кучу книг.

– Ты уверен, папа? Значит, «зеленые лотки» на набережной Сены будут закрыты?

– Алан будет открывать их на несколько часов в день, никаких проблем! – недовольно ответил Стивен. – Ладно, у нас полно дел!

Он поднялся и молча принялся за работу. Кайла сделала то же самое, не решаясь продолжать дискуссию.

После часа напряженного молчания Стивен наконец произнес:

– Я выровнял стену, дорогая. Больше не могу, у меня уже руки отваливаются.

– Ты прав, я тоже измучилась!

Кайла легла на пол, раскинула руки и стала хныкать, изображая маленькую девочку:

– У меня всё болит!

– Очень жаль…

Она обернулась и удивленно спросила:

– Что ты хочешь этим сказать?

И тут Кайла увидала, как отец улыбается своей особенной улыбкой – уголками губ.

– Нет, ты слишком устала, может, в следующий раз! – возразил он, снимая куртку, висевшую на ручке двери. – Я иду в душ.

– Папа, подожди! Что это значит?

Кайла вскочила и напряглась.

– Хочешь пойти сегодня вечером в Челси?

– О йес! – воскликнула Кайла, довольно размахивая кулачком.

– Ты даже не знаешь, куда я тебя поведу!

– Конечно, знаю! В ресторан «Файв филдс», что на Блеклендс-террас!

– Молодец, на этот раз я приглашаю тебя на гастрономический ужин!

– Мы что-то празднуем?

Улыбка Стивена мгновенно потухла. Не понимая причины, Кайла подумала, что ляпнула что-то не то.

– Прости, папа!

Стивен подошел к дочери и, прижав ее голову к груди, поцеловал.

– Хочешь знать, что мы празднуем?

– Да!

– Ничего особенного, только то, что мы вместе… а еще… вкусно поужинаем, – добавил он, похлопав Кайлу по животу.

– Супер, иди в душ, а я пока позвоню Джорджу и предупрежу его, что вернусь сегодня поздно. А потом дай мне час, и рядом с тобой будет красавица!

Кайла была счастлива. А Стивен сбегал на несколько часов от повседневности, которую стало слишком тяжело переносить.

Только за десертом Стивен поделился с дочерью своим намерением продать старый рыбацкий домик в Аркашоне.

– Почему? Мы так здорово проводили там время. А бабушка с дедушкой согласны? – спросила Кайла, и было видно, как она растерянна и взволнованна. – Я хочу туда съездить!

– Они предоставили мне полную свободу делать то, что я хочу. Так будет лучше. Мы редко там бываем, а содержание дома стоит дорого.

– Папа, но почему? Это же дом твоего детства!

– Он слишком далеко, и потом…

Она не дала отцу закончить, вспыхнув от гнева, совершенно ей не свойственного:

– Меня бесит, что ты не сказал мне об этом раньше; я не хочу, чтобы ты его продавал! – крикнула она, и сидящие за соседними столиками люди обернулись.

– Кайла, успокойся, я все равно уже принял решение!

– Говорю тебе – я не хочу, чтобы ты его продавал!

– Я уже договорился с несколькими агентствами.

– О’кей, а я тебе его снова куплю! – возразила она, выпрямившись и вызывающе сложив руки на груди.

– Я не знал, что этот дом так много для тебя значит.

Она продолжала в том же тоне:

– А ты поклянись, что для тебя он не значит ничего!

– Кайла, прошу…

– Папа, если ты поклянешься, что все наши походы в любое ненастье были для тебя обычными прогулками, тогда да – можешь продавать его.

– Я кля…

– Посмотри мне в глаза!

– …

– Видишь, ты не можешь! Я знаю, что Аркашон для тебя – особенное место; тебе сейчас плохо, и ты хочешь от него избавиться; здесь есть связь. Я не спрашиваю – какая; если хочешь его продать, воля твоя, но потом ты пожалеешь.

– Обещаю, что обдумаю это… и еще ничего не произошло.

– Ты помнишь наши переходы? Я хочу их повторить.

– Конечно, и обещаю, что не буду без тебя ничего решать.



В эту ночь Стивен не мог заснуть. Он оставил ставни открытыми и смотрел на потолок, где отражались огни Тауэрского моста. Он не плакал – не потому что не хотел; он был так измучен горем, что не мог даже облегчить свою душу слезами.

Он думал о Камилле и задавал себе тысячи вопросов. Что она делает сейчас? Чем занималась вчера? Где будет завтра? Думает ли о нем? Занимается ли любовью с мужем? Смеется чему-нибудь? Плачет ли иногда?

Он любил только ее и не понимал, как жить дальше. Он знал, что совершил самую чудовищную глупость в своей жизни, когда предложил ей более серьезные отношения.

Взошло солнце, а он так и не отрывал взгляда от потолка. Через три дня все будут обмениваться подарками. Стивен – с дочерью, Джорджем и родителями. Придут несколько друзей, поздравят его и пожелают Merry Christmas. Он будет разворачивать подарки, дарить другим, изображать радость, будто получил сейчас самый лучший подарок, но в руках у него не будет ничего, кроме обертки.


* * *

В эту ночь накануне Рождества на террасе «Старых лип» было холодно. Камилла вышла из дому под тем предлогом, что ей нужно подышать. Она выкурила две сигареты и обмотала шею голубым кашемировым шарфом; ей было уже трудно обойтись без его запаха. Она пообещала себе, что, когда он полностью выветрится, она забудет Стивена – да, она его забудет. Как она могла пообещать себе такое? В надежде, что когда-нибудь жить станет легче и у нее больше не будет этой проклятой головной боли от бесконечных мыслей о нем.

«Господи, если ты существуешь, скажи – что мне делать?» – иногда молила она.

Камилла видела через стеклянную дверь Ванессу и Люка: они ссорились. Люк при помощи дяди все время запускал свою новую игру на экране телевизора в гостиной и мешал Ванессе полностью погрузиться в смартфон последней модели, который она только что высвободила из подарочной бумаги.

Ее дети помогали ей верить, что однажды она забудет подростка, который так сильно сжимал ее руку на скамейке лицея «Вольный воздух» в Аркашоне.


* * *

Двадцать пятого декабря, в два часа ночи (время по Гринвичу + два часа) в «Старых липах» Камилле не спалось. Она спустилась вниз в большую гостиную и легла на широкий диван с книгой в руках: это был «Оливер Твист».

Двадцать пятого декабря, в час ночи (время по Гринвичу + один час) в Лондоне Стивен только что вернулся домой. Он сел за стол и включил лампу, которая осветила лишь его руки, комната же осталась в тени. Он придвинул к себе пачку листов бумаги и взял авторучку, только что подаренную ему Кайлой.

Он вывел заголовок на первом листе: «Неоконченная рукопись».

Загрузка...