И ужас, что хрипит в его груди, бушуя,
Весь этот вечный гнет, весь этот тайный зуд,
Все чувства черные, что грудь ему грызут, -
По знаку короля он вырывает с мясом,
Чтоб хохотал любой смешным его гримасам.
Вот мерзость! Встань, ложись, не помни ни черта, -
А нитка за ногу все дергает шута!
Все гонят и клянут, презренного ругая.
А вот и женщина — она полунагая;
Он жаждет с нею быть. Веселая краса
Берет его в постель и треплет, будто пса.
Так знайте, господа весельчаки вельможи, -
Я ненавижу вас. Меня вы, знаю, тоже.
Как заставляет шут расплачиваться вас!
Как на любой щипок ощерится тотчас!
Как демон, шепчется с хозяином советчик!
Едва возникшие карьеры — вроде свечек,
И только ты в когтях очутишься его, -
Вмиг оперения лишишься своего.
Вы сделали шута собакой. Жребий волчий -
В бокалы пьяные своей прибавить желчи,
И доброту изгнать, и сердце сжать в комок,
И этот острый ум, который мыслить мог,
Глушить в бубенчиках, и тайно пробираться
По вашим праздникам, как некий дух злорадства,
Со скуки разрушать чужую жизнь всегда.
И все тщеславье в том, что у других беда…
И всюду и всегда, куда ни кинет случай,
Носить ее в себе, мешая с жизнью жгучей,
И бережно хранить, и прятать ото всех,
И ярко наряжать в свой надоевший смех -
Старуху Ненависть!
(Подымается со скамьи.)
Долой все, что томило!
Не стал ли я другим пред этой дверью милой?
Мир, из которого иду я, позабыт.
Пусть не проникнет в дом все, что меня томит.
(Снова задумывается.)
Я проклят стариком!.. Зачем же мысль дурная
Все возвращается? Ее я прогоняю.
Все будет хорошо.
(Пожимает плечами.)
Иль я сошел с ума?
(Подходит к двери дома и стучит.)
Дверь открывается. Выходит девушка в белом и радостно бросается ему в объятия.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Трибуле, Бланш, потом Берарда.
Трибуле
Дочь!
(Радостно прижимая ее к груди)
Обними меня. Да, это ты сама -
Здесь, рядом! Пред тобой — все радость. Прочь
унынье!
Дитя, я счастлив. Я дышу свободно ныне.
(С восторгом смотрит на нее.)
Милее с каждым днем… Тебе не скучно тут?
Пусть руки милые мне шею обовьют!
Бланш
(обнимая его)
Как вы добры ко мне!
Трибуле
(садится)
Не добротой — любовью
Я полон. Вот и все. Ты дочь моя по крови.
Не будь тебя со мной, как жил бы я тогда?
Бланш
(кладет ему руку на лоб)
Но вы вздыхаете? Какая-то беда
Печалит вас, отец? Какая-то тревога?
И о семье своей я знаю так немного…
Трибуле
Нет у тебя семьи.
Бланш
Но имя есть у вас?
Трибуле
Зачем оно тебе?
Бланш
Соседи столько раз
В той местности, где я воспитывалась прежде,
Меня сироткою считали по одежде.
Трибуле
Да, лучше б я тебя оставил в том краю.
Но разве мог забыть про девочку свою?
Ты мне дороже всех, нужней всего живого…
(Снова обнимает ее.)
Бланш
Но если о себе не скажете ни слова…
Трибуле
Из дома — никуда?
Бланш
Два месяца почти
А в церковь восемь раз всего пришлось пойти.
Трибуле
Так!
Бланш
Хоть о матери скажите мне немножко!
Трибуле
Не вспоминай о ней, о нашем горе, крошка.
Не вспоминай о той, чей образ, как сквозь сон,
В тебе таинственно сегодня повторен.
Та женщина была на женщин не похожа.
В огромном мире, где душа убита ложью,
Она нашла меня и полюбила так
За то, что я урод, за то, что я бедняк.
И умерла. И смерть ее хранит навеки
Таинственный рассказ о нежности к калеке -
О дивной молнии, блеснувшей мне на миг,
О райском отблеске, что я в аду постиг.
Будь ей легка земля, пристанище всех смертных,
Лелей ее в своих объятьях милосердных!
(Поднимает глаза к небу.)
Но ты осталась мне. О боже, счастлив я!
(Плачет, спрятав лицо в руках Бланш.)
Бланш
Отец, вы плачете? Иль вам не жаль меня?
Я ваших слез боюсь. Как сердце вдруг упало!
Трибуле
Мой смех увидевши, что б ты тогда сказала?
Бланш
Что с вами? Вы в тоске? Откройте свой секрет.
Хотя бы имя мне свое скажите.
Трибуле
Нет.
Зачем оно тебе? Отец — и только. Слушай!
В других местах следят за мною злые души.
Я гадок одному иль проклят был другим…
Что в имени моем? Что сделаешь ты с ним?
Хочу хотя бы здесь, хочу с тобою рядом,
В глаза невинные впиваясь долгим взглядом,
Быть для тебя отцом, не более отца,
И, значит, честным быть и добрым до конца.
Бланш
Отец мой!
Трибуле
(снова страстно сжимает ее в объятиях)
Можно ли дороже быть и ближе?
Люблю тебя взамен всего, что ненавижу!
Сядь рядом, девочка. Ты об отце своем
Забудешь? Говори! И если мы вдвоем,
И если пальцами ты руку мне сжимаешь,
Каких же тайн моих еще не понимаешь?
Одно лишь счастие доступно для меня.
Есть у других друзья, есть братья, есть родня,
Есть верная жена, вассалы, важный предок,
Иль свита предков есть, и хор детей нередок.
Но у меня есть ты! Кто так богат другой?
Мое сокровище, мой ангел дорогой!
Тот верит в господа, — твоей душе я верю.
Тот молод и любим, он все откроет двери;
У тех есть гордость, блеск, здоровье и очаг,
Они добры, — мой свет в одних твоих очах.
Дитя мое! Мой мир! Все милое в отчизне!
Моя сестра и мать, невеста, сердце жизни!
Закон, вселенная, и вера, и страна,
Все это — ты одна, все — только ты одна!
Я всюду оскорблен и сгорбился покорно.
О, потерять тебя… Нет, этой мысли черной
Не в силах вынести и полсекунды я.
Так улыбнись. Мила улыбка мне твоя.
Похожа ты на мать. Была она красива.
Проводишь ты рукой по лбу неторопливо,
Как будто бы с очей смахнуть стремишься ты
Все, чем омрачена лазурь их чистоты.
Как будто ты с небес на землю прилетела, -
Вся светлая душа мне видима сквозь тело.
Но и закрыв глаза, я вижу — это ты.
Пусть превращусь в слепца — не страшно слепоты:
В последней темноте на дне души незрячей
Тебя, мой светлый день, я навсегда запрячу.
Бланш
Я бы хотела вас счастливым сделать.
Трибуле
Как?
Я счастлив тем одним, что я с тобой, бедняк:
Довольно этого, чтоб сердце не слабело.
Как волосы темны! Была ты раньше белой.
Кто мне поверил бы…
(Гладит, улыбаясь, ее волосы.)
Бланш
(вкрадчиво)
Пред тем как тушат свет,
Нельзя ли посмотреть мне на Париж?
Трибуле
(порывисто)
Нет, нет!
Не смей, дитя мое! По вечерам в Париже
Ведь не гуляла ты?
Бланш
(вздрогнув)
Нет, никогда.
Трибуле
Смотри же!
Бланш
Ходила в церковь я.
Трибуле
(в сторону)
Ее и там найдут;
Начнут преследовать; быть может, украдут
Дочь бедного шута. Бесчестье будет явным -
И только смех за ним…
(Громко)
Прошу тебя о главном -
Будь дома как в тюрьме. О, если б знала ты,
Как страшен наш Париж для женской чистоты,
Как здесь развратники шныряют, как опасны
Здесь люди знатные!
(Поднимает глаза к небу.)
О боже, силой властной
Убереги ее, спаси ребенка ты
От бурь и непогод, что мнут твои цветы.
Храни и сон ее от помышлений грязных,
Пускай бедняк отец является в свой праздник
Лелеять тайное сокровище свое,
Любуясь розою и свежестью ее!
(Прячет голову в ее ладонях и плачет.)
Бланш
Не стану я просить у вас прогулок дальних.
О чем вы плачете?
Трибуле
Тут нету слез печальных, -
Я слишком хохотал в ту ночь.
(Подымается.)
Часы бегут.
Пора опомниться и снова лезть в хомут.
Прощай же!
Темнеет.
Бланш
(целуя его)
Поскорей вернитесь!
Трибуле
Видишь, детка.
На службе сам себе принадлежу я редко. -
Эй, где вы, тетушка?
В дверях показывается старая дуэнья.
Берарда
Что, сударь?
Трибуле
Ведь никто
Здесь не видал меня?
Берарда
Все было заперто,
И так пустынно здесь.
Совсем смерилось. По ту сторону стены, на улице, появляется король в простой одежде темного цвета. Он оглядывает высокую стену и запертую дверь с явными признаками неудовольствия и нетерпения.
Трибуле
(обнимая дочь)
Прощай же, дорогая!
(Берарде)
И дверь на улицу закрыть я предлагаю.
Берарда утвердительно кивает головой.
Я знаю — в Сен-Жермен, от всех уединен,
Укромный домик есть. Нам подошел бы он.
Бланш
Мне этот нравится. Я вижу угол сада
С балкона.
Трибуле
На балкон вам выходить не надо!
(Прислушивается.)
Шаги на улице?
(Подходит к двери, открывает ее и тревожно вглядывается в темноту.)
Король прячется в тени двери, которую Трибуле полуоткрыл.
Бланш
По вечерам нельзя
Мне воздухом дышать?
Трибуле
(возвращается)
Нет, нет! Везде глаза!
В тот момент, когда Трибуле поворачивается спиной к двери, король проскальзывает в полуоткрытую дверь и прячется за большим деревом.
(Берарде)
И лампу на окно не ставьте. Все опасно.
Берарда
(всплеснув руками)
Да никакой сюда не сунется несчастный!
(Поворачивается и замечает короля за деревом.)
В ту минуту, как Берарда открыла рот, чтобы крикнуть, король бросает ей кошелек. Она хватает его, сжимает в руке и ничего уже не говорит.
Бланш
(к Трибуле, который осматривает террасу с фонарем в руке)
Держать нас взаперти и окружить стеной!
Но что же нам грозит?
Трибуле
Не мне — тебе одной.
(Еще раз обнимает ее.)
Прощай же, доченька!
Фонарь в руке Берарды освещает Трибуле и Бланш.
Король
(за деревом, в сторону)
Как! Трибуле!
(Смеется.)
Тем лучше!
Есть дочь у Трибуле! Чертовски странный случай!
Трибуле
(уже собравшись уходить, снова возвращается)
Когда ты в церковь шла, никто за вами в ночь
Не следовал сюда?
Бланш смущенно опускает глава.
Берарда
Ах, что вы!
Трибуле
Во всю мочь
Кричите в случае тревоги.
Берарда
Ах, конечно!
Трибуле
А постучатся в дверь — не отворять беспечно!
Берарда
(с жаром)
Хотя бы сам король!
Трибуле
Особенно — король.
(Обнимает еще раз дочь и уходит, тщательно закрыв за собой дверь.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Бланш, Берарда, король.
В первой части сцены король стоит, спрятавшись за деревом.
Бланш
(задумчиво, слушая удаляющиеся шаги отца)
Мне очень совестно.
Берарда
Откуда эта боль?
Бланш
Малейших пустяков боится он, бедняжка!
Он плакал, уходя. Ему, как видно, тяжко.
Он добрый. Надо бы все рассказать ему
О том, как юноша за нами шел во тьму, -
Ты догадалась ведь? Тот самый, неизвестный.
Берарда
Все рассказать? Зачем? Ему неинтересно, -
Ваш батюшка дикарь и несколько чудак.
Иль ненавидите вы кавалера так?
Бланш
Я? Ненавижу? Нет! Наоборот! С той ночи,
Что нам он встретился и поглядел мне в очи,
Не в силах мысли я от юноши отвлечь.
Он мне мерещится; его я слышу речь;
Я вечно с ним; его воображаю рядом.
Как нежен он, как смел! С каким веселым взглядом!
Как гордо он прошел и поклонился мне!
Как был бы он хорош, представьте, на коне!
Берарда
Блестящий кавалер!
Проходит мимо короля. Он дает ей горсть золотых.
Бланш
В нем видно…
Берарда
(протягивая руку королю, продолжающему сыпать золото)
Превосходство.
Бланш
В его больших глазах блистает благородство,
Великодушие…
Берарда
И щедрость!
(При каждом своем слове она снова протягивает руку, которую король снова наполняет золотыми монетами.)
Бланш
Смелый взгляд!
Берарда
(протягивая руку)
Он доблестен…
Бланш
Он добр…
Берарда
Он нежен…
Бланш
Он крылат…
Берарда
(протягивая руку)
Красавчик!
Бланш
(вздыхая)
Как он мил!
Берарда
(при каждом слове рука ее снова протягивается)
Он статен бесподобно!
А нос! Глаза! Лицо! Весь облик!
Король
(в сторону)
Как подробно!
Старуха по частям влюбляется в меня!
Бланш
Мне этот разговор приятен.
Берарда
Вижу я.
Король
(в сторону)
Ну, масла лей в огонь!
Берарда
Он доблестный мужчина.
Он щедр. Он мил. Он добр.
Король
(опустошив карманы)
Еще? Вот чертовщина!
Берарда
(продолжая)
Он знатен, кажется. Изящно он одет.
Блистает золото на кружевах манжет.
(Протягивает руку.)
Король знаками показывает, что у него больше ничего нет.
Бланш
Нет, нет! Не надо мне твоих вельмож. Мне ближе
Неопытный школяр и новичок в Париже,
Хотя бы и бедняк.
Берарда
Я об заклад побьюсь,
Что он простой школяр.
(В сторону)
Вот так дурацкий вкус!
В мозгах у девочки все превратилось в кашу.
Пробует еще раз протянуть руку королю.
А этот юноша так любит милость вашу!
Король делает вид, что не замечает.
(Про себя)
Наш молодец иссяк. Нет платы — нет похвал.
Бланш
(по-прежнему не замечая короля)
О, только бы скорей воскресный день настал!
Когда он далеко, что злей моей печали?
Я помню этот день: молитвы отзвучали,
Он подошел ко мне, — а сердце так стучит!
Я брежу день и ночь. Никто не облегчит
Разлуки медленной. И только верю страстно:
Мой образ перед ним проходит ежечасно.
Лишь я одна царю в его душе; и он
В другую женщину не может быть влюблен;
И без меня ему не мило все живое,
Ни отдых, ни игра…
Берарда
(в последний раз пытаясь получить что-нибудь от короля)
Ручаюсь головою!
Король
(снимает с пальца кольцо и протягивает ей)
Кольцо за голову!
Бланш
Как бы хотелось мне
Не в утренних мечтах, не в полуночном сне
Увидеть пред собой…
Король выходит из засады и бросается перед ней на колени. Она смотрит в другую сторону.
Сказать, смежая веки:
«Будь счастлив! Радуйся! Тебя…»
(Обернувшись, видит короля, стоящего на коленях, и в изумлении останавливается.)
Король
(раскрывая объятия)
«…Люблю навеки!»
Признайся, милая! Откинь ненужный страх.
Как сладко прозвучит «люблю» в твоих устах!
Бланш
Берарда, милая!
(Испуганно ищет глазами исчезнувшую Берарду.)
Зачем же ты из сада
Ушла?
Король
(на коленях)
Но мы вдвоем. Нам целый мир ограда!
Бланш
(дрожа)
Откуда, сударь, вы?
Король
Из ада иль с небес, -
Архангел сверженный иль вознесенный бес, -
Я полюбил тебя.
Бланш
О, пощадите, сударь!
Пока не видели, ступайте прочь отсюда!..
Король
Уйти? Когда в руках любимую держу?
Ты мне принадлежишь! И я принадлежу
Тебе! Ведь ты сама…
Бланш
(смущенно)
Он все слыхал!
Король
Конечно!
Столь дивный благовест я мог бы слушать вечно.
Бланш
О, вы сказали все. Молю, ступайте прочь!
Уйдите!
Король
Две судьбы соединила ночь.
То двойственной звезды лучи над небосводом,
И сердце девушки я разбудил приходом.
Я послан божеством, чтобы открыть любви
Твои уста, дитя, младые дни твои.
Вглядись же, милая! Над нами солнце блещет.
В нас пламя нежное ликует и трепещет.
Наследственную власть смерть унесет с собой,
Летучей славы гул умчит кровавый бой.
Быть притчей многих уст, владея полвселенной,
Стать императором… — нет, и величье тленно.
Но будет на земле рождаться вновь и вновь
Одно лишь прочное — и это есть любовь.
Бланш! Твой возлюбленный приносит счастье это.
Его, пугливая, ждала ты, как расцвета.
Жизнь — блещущий цветок; любовь — его пчела.
Голубка слабая в объятиях орла!
Мощь служит грации опорой безмятежной.
И вот твоя рука в моей забылась нежно.
Люби меня, люби!
(Хочет ее обнять. Она сопротивляется.)
Бланш
Оставьте!
Король прижимает ее к себе и целует.
Берарда
(в глубине сцены; в сторону)
Наконец!
Король
(про себя)
Она моя!
(Громко)
Скажи, что любишь!
Берарда
Вот наглец!
Король
Бланш, повтори опять!
Бланш
(опуская глаза)
Вам самому понятно,
Вы слышали.
Король
(снова страстно целуя ее)
Мой рай!
Бланш
Я гибну безвозвратно!
Король
О нет, я счастье дам тебе!
Бланш
(вырываясь из его объятий)
Вы мне чужой!
Как вас зовут?
Берарда
(в глубине сцены; про себя)
Пора признаться, милый мой.
Бланш
Ведь вы не дворянин, надеюсь, не вельможа?
Отец боится их.
Король
Конечно, нет!
(в сторону)
О боже!
Но кто?..
(Старается придумать.)
Гоше Майе — увы, школяр простой
И бедный.
Берарда
(пересчитывая полученное от короля золото)
Ловкий лжец!
На улице появляются де Пьен и де Пардальян, в плащах, с потайным фонарем.
Пьен
(Пардальяну, тихо)
Вот и ограда. Стой!
Берарда
(быстро спускается с террасы; тихо)
Как будто там шаги!
Бланш
(в испуге)
Там мой отец, наверно.
Берарда
(королю)
Ступайте же!
Король
Уйти? А тот разлучник скверный
Избегнет рук моих?
Бланш
(Берарде)
Пусть выйдет он скорей
На набережную!
Король
Уже расстаться с ней?
Разлюбишь ведь!
Бланш
А вы?
Король
Любить я вечно буду.
Бланш
Нет, вы обманете. Мы поступили худо.
Король
Последний поцелуй в прекрасные глаза!
Берарда
(в сторону)
Вот бурный молодец! Не поцелуй — гроза!
Бланш
(слабо сопротивляясь)
Уйди!
Король целует ее, затем входит в дом вместе с Берардой. Бланш некоторое время смотрит на дверь, в которую они вошли, затем тоже входит в дом. Тем временем улица наполняется вооруженными дворянами в плащах и масках. К де Пьену и де Пардальяну один за другим присоединяются де Горд, де Косе, де Моншеню, де Брион, де Монморанси, Клеман Mapо. Ночь очень темная. Потайной фонарь заговорщиков закрыт. Они подают условные знаки и показывают на дом Бланш. За ними следует лакей, несущий лестницу.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Дворяне, потом Бланш, выходит из двери второго этажа на террасу, держа в руках факел, освещающий ее лицо; потом Трибуле.
Бланш
Гоше Майе! Навеки сердцу биться
При этом имени!
Пьен
(другим дворянам)
Вот и моя девица.
Пардальян
Посмотрим!
Горд
(де Пьену, пренебрежительно)
Поглядим твой выбор, трубадур
Мещанок городских и деревенских дур!
В это время Бланш поворачивается так, что дворяне могут рассмотреть ее лицо.
Пьен
(де Горду)
Ну, что вы скажете?
Маро
Признаюсь, что красотка!
Горд
Вот это грация! Стан из эфира соткан!
Пардальян
Но как! В любовницах у Трибуле она!
Притворщик!
Маро
Лучший приз — на долю горбуна!
Юпитер одобрял и не такую помесь.
Бланш входит в дом. В ее окне виден только свет.
Пьен
Мы дело разберем, с ней ближе познакомясь.
Меж нами решено, что Трибуле мы мстим, -
Так как же пренебречь нам случаем таким?
Приставить лестницу и, долго не гадая,
Взобраться и украсть ее у негодяя -
И прямо в Лувр; а там красотка поутру
Его величеству придется по нутру.
Косе
Возложит на нее король благие руки.
Маро.
И дьявол их бери обоих на поруки!
Пьен
Вот это сказано!
Горд
За дело, господа!
Входит Трибуле.
Трибуле
(в глубине сцены, задумчиво)
Опять я тут… Зачем вернулся я сюда?
Косе
Вы не находите, — блондинка иль брюнетка, -
Король по женщинам всегда стреляет метко?
А украдут его супружескую честь, -
Что скажет он на то?
Трибуле
(сделав несколько шагов вперед)
Таинственная весть -
Проклятье старика! Или грозят мне беды?
Ночь настолько черна, что он не видит около себя де Горда и задевает его, проходя мимо.
Кто это?
Горд
(отшатывается в изумлении; тихо)
Трибуле!
Косе
(тихо)
Достичь двойной победы!
Убьем шута!
Пьен
О нет!
Косе
Ручаюсь за успех.
Пьен
Над кем же завтра нам смеяться? Кончен смех!
Горд
Да, заколов шута, пересолим мы лихо.
Косе
Но он мешает здесь!
Маро
Прошу я слова. Тихо!
Сейчас улажу все.
Трибуле
(замер на месте и прислушивается)
Здесь люди говорят!
Маро
(подходя к нему)
Эй, Трибуле!
Трибуле
(грозным голосом)
Кто здесь?
Маро
Наш небольшой отряд.
Трибуле
Кто это?
Маро
Я, Маро.
Трибуле
Темно, как в печке. Вы ли?
Маро
Сам дьявол на небо свои чернила вылил.
Трибуле
Зачем вы здесь?
Маро
Пришли мы на охоту все -
Украсть для короля красавицу Косе.
Трибуле
(облегченно вздыхая)
Отлично!
Косе
(в сторону)
Я ему переломаю кости!
Трибуле
(к Маро)
Но как же к де Косе вы попадете в гости?
Маро
(тихо, к де Косе)
Давайте ключ.
Де Косе дает Маро ключ; тот передает его Трибуле.
(К Трибуле)
Смотри: вот это ключ дверной.
Пощупай! Герб Косе тут выдавлен резной.
Трибуле
(ощупывая ключ)
Три рыбьих плавника.
(В сторону)
Я, видно, правда, олух!
(Указывая на стену налево)
Там особняк Косе.
(К Маро, возвращая ему ключ)
Наш разговор недолог.
Крадете вы жену у толстяка? Я ваш!
Маро
Мы в масках.
Трибуле
Маску мне!
Маро надевает ему маску и поверх нее повязку, закрывающую уши и глаза.
А что еще мне дашь?
Маро
Держи нам лестницу.
Они приставляют лестницу к террасе у балкона. Маро подводит к ней Трибуле, и заставляет держать ее.
Трибуле
(держа лестницу)
Гм! Никого не вижу.
Достаточно ли вас?
Маро
Темно во всем Париже!
(Другим, смеясь, тихо)
Любой из вас кричи и топочи за двух!
Повязка хороша: он сразу слеп и глух.
Дворяне подымаются по лестнице, открывают дверь с террасы и входят в дом. Вскоре один из них снова спускается во двор и открывает дверь на улицу. Затем появляются во дворе и остальные. Они выносят через эту дверь Бланш, полуодетую, с завязанным ртом, пытающуюся вырваться.
Бланш
Отец! На помощь! Ах! Отец! Ко мне!
Голоса уходящих дворян
Удача!
(Скрываются вместе с Бланш.)
Трибуле
(один, у приставной лестницы)
Устроили мне тут чистилище в придачу!
Пора бы кончить им!
(Подносит руку к маске, нащупывает повязку.)
А шутка-то горька!
Глаза завязаны!
Срывает повязку и при свете брошенного фонаря замечает, что на земле что-то белеет; поднимает этот предмет и узнает покрывало своей дочери. Обернувшись, видит, что лестница приставлена к его террасе и что дверь его дома открыта. Вне себя, вбегает туда и через мгновение выходит обратно, волоча за собой Берарду, полуодетую, с завязанным ртом. Он смотрит на нее в отчаянии, потом начинает рвать на себе волосы, издает нечленораздельные вопли. Наконец к нему возвращается дар речи.
Проклятье старика!
(Падает без чувств.)
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
КОРОЛЬ
Приемная перед спальней короля в Лувре. Позолоченная резная мебель, ковры — все в стиле Возрождения. На переднем плане стол, кресла и складной стул. В глубине большая позолоченная дверь. Слева дверь в спальню короля, завешенная ковром. Справа открытый буфет с золотой, украшенной эмалью, посудой. Дверь в глубине ведет в парк.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Дворяне.
Горд
Но как же кончится ночное приключенье?
Пардальян
Чтоб лопнул Трибуле от своего мученья,
Не чувствуя, что здесь красавица его!
Косе
Ищи любовницу, дурак! Но отчего
Ему и не узнать? Видали нас дорогой.
Моншеню
Все слуги будут врать. Приказано им строго -
Не видеть женщины, а про господ забыть.
Пардальян
Сумеет мой лакей любого с толку сбить;
Послал я хитреца. Войдет к шуту — и слугам
Расскажет, что видал, как увозили цугом
Девицу в Сен-Дени в ночной туманный час,
А девка будто бы кричала и дралась.
Косе
(смеясь)
От Лувра в Сен-Дени он хорошо отброшен!
Горд
Повязкой на глазах надолго огорошен.
Маро
Я написал ему, так дурачка дразня:
(Вытаскивает лист и читает.)
«Твоя красавица со мной. Ищи меня!
Обшарь вселенную. Ручаюсь адским пеплом,
Мы с ней вне Франции».
Горд
И подписался?
Маро
«Беглым».
Все громко смеются.
Пардальян
Вдогонку кинется!
Косе
Хотел бы я взглянуть!
Пусть отправляется в свой безнадежный путь,
Сжимая кулаки и злобно зубы стиснув.
Так мы расплатимся с обидой ненавистной!
Боковая дверь открывается. Выходит король в роскошном утреннем халате. За ним — де Пьен. Придворные расступаются и обнажают головы. Король и де Пьен хохочут.
Король
(показывая на дверь в глубине)
Где? Там?
Пьен
Любовница шута!
Король
Ужель она?
Ого! Любовницу украсть у горбуна!
Пьен
А может быть, жену?
Король
(про себя)
Жену иль дочь! Прелестно!
Семейство у шута? Мне не было известно…
Пьен
Угодно вам?
Король
Весьма!
Де Пьен уходит и тут же возвращается, ведя за руку шатающуюся Бланш под вуалью. Король садится в кресло и принимает непринужденную позу.
Пьен
(к Бланш)
Красавица, для вас
Бояться и дрожать еще наступит час
Пред королем.
Бланш
(по-прежнему под вуалью)
Король — тот юноша? О небо!
(Падает на колени перед королем.)
Услышав ее голос, король вздрагивает и делает знак присутствующим выйти.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Король, Бланш.
Оставшись с нею вдвоем, король отбрасывает вуаль, скрывавшую ее лицо.
Король
Бланш! Вы!
Бланш
Гоше Майе!
Король
(смеясь)
Кем бы еще я ни был, -
Ошибка или нет, — я в упоенье вновь.
Моя красавица! Мой рай! Моя любовь!
Дай мне обнять тебя!
Бланш
(отступая назад)
Нет, нет, король, оставьте!
Мне трудно говорить. Мне трудно верить правде.
Кто вы? Гоше Майе или король, увы, -
Но кем бы ни были, жалеть способны вы?
(Снова опускается на колени.)
Король
Способен ли жалеть? Боготворю безмерно,
Все, что сказал Гоше, я повторю наверно.
Любим тобой, люблю, — мы счастливы вдвоем.
Готов любить тебя и во дворце своем.
Ты думала, что я школяр иль прощелыга?
Но если жребий дал мне высшей власти иго,
Раз я рожден таким, — не станешь ты, дитя,
Бояться короля, мне за рожденье мстя.
Ведь я не виноват, что не хожу с котомкой!
Бланш
(в сторону)
О, если б умереть! Как он смеется громко!
Король
Турнирам, праздникам, и танцам, и пирам,
Любовным радостям в лесу по вечерам,
Ста развлечениям, в полночи потаенным, -
Верь участи такой! Она дана влюбленным.
Мы два любовника, два друга, муж с женой.
Всем суждено стареть. По чести, жизнь — дурной
Обносок шелковый, потраченный с годами.
Блестит он кое-где любовью, как звездами.
Какой бы жалкой жизнь без блесточек была!
(Смеется.)
Я много размышлял про важные дела.
Вот мудрость: господа благодарить почаще,
Любить любимую и целоваться слаще!
Бланш
(потрясенная, отступает)
О, где моя мечта? Совсем, совсем другой!
Король
Ты, верно, думала — я на любовь тугой,
Угрюмый дурачок, что действует без пыла
И хочет, чтоб его без памяти любила
Любая женщина, — глупейший из шутов,
Лишь вздохи жалкие он испускать готов.
Бланш
(отталкивая его)
О, как несчастна я! Оставьте!
Король
Знаешь, кто я?
Вся Франция — со мной. Я — весь народ. Я стою
Один — пятнадцати мильонов человек.
Все — наше. Все — для нас. Мы их король навек.
Мой суверенный блеск ужели ты осудишь?
Бланш! Если я король, ты королевой будешь!
Бланш
Но есть у вас жена!
Король
(смеясь)
Ты глупенькая, да?
Жена любовницей бывает не всегда.
Бланш
Любовницею стать? О стыд!
Король
Как это гордо!
Бланш
Отец — вот мой король. Мое решенье твердо!
Король
Отец твой — мой горбун. Да, только и всего!
Мой шут! Мой Трибуле! Он создан для того,
Чтоб волю исполнять мою!
Бланш
(горько плачет, обхватив голову руками)
О боже правый!
Все вам принадлежит?
(Рыдает.)
Король бросается к ее ногам, чтобы утешить.
Король
(с нежностью)
Не плачь! Рассудим здраво.
Ты так мне дорога! Дай руку.
Бланш
Никогда!
Король
(ласково)
Но любишь все-таки? Скажи еще раз «да»!
Бланш
Нет, ни за что!
Король
Тебя невольно я обидел.
О лучше б этих слез я никогда не видел!
Прелестные черты печалью омрачить!
Уж лучше умереть! Мне королем прослыть
Без чести рыцарской, без доблести и жара -
Вот это было бы заслуженною карой.
Заставить женщину так плакать — о позор!
Бланш
(рыдая, растерянно)
Так, значит, все игра, что было до сих пор?
Скорей к отцу, чтоб жизнь его не стала адом!
Пустите же меня. Мое жилище — рядом
С особняком Косе. Известно вам оно…
Но кто вы? Не пойму я, кто вы! Все равно!..
Как унесли меня! Кричали как беспутно!
Все это, как во сне, я вспоминаю смутно.
(Плачет.)
Считала добрым вас…
(В ужасе отступает.)
Любила иль люблю,
Сама не разберусь… Как верить королю?
Король
(пытается ее обнять)
Я вам внушаю страх?
Бланш
(отталкивая его)
Оставьте!
Король
(борется с ней)
В знак прощенья
Один лишь поцелуй!
Бланш
(отбиваясь)
Нет!
Король
(смеется, в сторону)
Что за отвращенье!
Бланш
(вырывается из его рук)
Не трогайте! Вот дверь…
(Замечает отворенную в спальню короля дверь, бросается туда и запирается.)
Король
(вынимает из-за пояса золотой ключ)
Ключ от которой — тут.
(Отпирает дверь, быстро входит в спальню и запирает за собой дверь на ключ.)
Маро
(в течение некоторого времени уже наблюдавший из двери в глубине, смеясь)
Ей в спальне короля пощады не дадут!
Несчастное дитя!
(Зовет де Горда)
Эй, граф!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Маро, потом придворные, потом Трибуле.
Горд
(к Маро)
Что за тревога?
Маро
Овечку жадный лев понес уже в берлогу.
Пардальян
(прыгая от радости)
Бедняга Трибуле!
Пьен
(остававшийся у двери и следивший за происходящим
снаружи)
Тсс! Вот он.
Горд
Тишина!
Не выдавать игры — и месть завершена.
Маро
Он может одного меня считать виновным -
Со мной он говорил.
Пьен
Так будьте хладнокровным.
Входит Трибуле. Ничего с виду в нем не изменилось. У него обычный шутовской наряд, обычное безразличие, но он очень бледен.
Пьен
(как бы продолжая начатый разговор и делая знаки молодым дворянам, которые при виде Трибуле едва удерживаются от смеха)
Здорово, Трибуле!.. Так вот что, господа:
Еще один куплет прибавим мы сюда.
(Поет)
Бурбон, Марсель увидя,
Своим солдатам рек:
«О боже, кто к нам выйдет,
Лишь ступим за порог?»
Трибуле
(продолжая песню)
То спуски, то подъемы:
Ах, горы не легки.
Дошли, но даже дома
Свистели в кулаки.
Все
Прекрасно!
Трибуле
(медленно выходит на авансцену; про себя)
Где она?
(Продолжает петь.)
Дошли, но даже дома
Свистели в кулаки.
Горд
(аплодируя)
Эй, браво, Трибуле!
Трибуле
(разглядывая смеющиеся вокруг лица; про себя)
Причастны и они! Все ясно!
Косе
(ударив Трибуле по плечу, с оглушительным хохотом)
На земле
Есть новости, дурак?
Трибуле
(остальным, показывая на де Косе)
Смеется, как хоронит.
(Передразнивая де Косе)
Есть новости, дурак?
Косе
(продолжая смеяться)
В запасе ничего нет?
Трибуле
(оглядев его с головы до ног)
Коль скоро милостью хотите нас дарить,
Одно вы сможете — от скуки уморить.
В течение всей первой части этой сцены у Трибуле вид человека наблюдающего, ищущего, выведывающего. Почти все время только его взгляд выражает это. Но когда ему кажется, что никто на него не смотрит, он передвигает стул, трогает дверную ручку, желая узнать, заперта ли дверь. Но говорит он со всеми, как всегда, насмешливым, беспечным, непринужденным тоном. Придворные пересмеиваются и обмениваются знаками, беседуя о разных вещах.
Трибуле
(про себя)
Тут где-то спрятали… Спроси их только — встречу
Сейчас же смех.
(С веселым видом подходит к Маро.)
Маро! Какой был скверный вечер!
Ты все же насморка не получил вчера?
Маро
(прикидывается удивленным)
Вчера?
Трибуле
(подмигивая, с понимающим видом)
Я очень рад. Чем кончилась игра?
Маро
Игра?
Трибуле
(кивает головой)
Ну да!
Маро
(с невинным видом)
Всю ночь, без свеч и без пирушки,
Как некий праведник, храпел я на подушке
И встал здоров и свеж, едва взошла заря.
Трибуле
Ты, значит, дома был? Привиделось мне зря!
(Замечает на столе платок и бросается к нему.)
Пардальян
(де Пьену, тихо)
Он на моем платке разглядывает метку.
Трибуле
(бросает платок; про себя)
Нет, это не ее!
Пьен
(молодым людям, смеющимся в глубине)
Спокойно!
Трибуле
(про себя)
Где же детка?
Пьен
(де Горду)
Над чем смеялись вы?
Горд
(показывая на Маро)
Вот, черт возьми, остряк!
Он всех нас рассмешил!
Трибуле
(про себя)
Что веселятся так?
Горд
(к Маро, со смехом)
Не смей невежливо смотреть! Тебе на плечи
Я брошу Трибуле и шею искалечу.
Трибуле
(де Пьену)
Еще не выходил король?
Пьен
Конечно, нет.
Трибуле
И не стучал еще из спальни в кабинет?
(Подходит к двери.)
Де Пардальян его удерживает.
Пардальян
Не разбуди его величества!
Горд
(де Пардальяну)
Послушай!
Сейчас наглец Маро нам сказкой тешил душу:
Три мужа, возвратясь, — откуда, знать нельзя,
Как он рассказывал, вы помните, друзья? -
Застали жен своих с другими…
Маро
Не найдя их!..
Трибуле
Заботится у нас мораль о негодяях!
Косе
Все жены неверны!
Трибуле
(к де Косе)
Эй, берегитесь!
Косе
Как?
Трибуле
Страшитесь, де Косе!
Косе
Чего?
Трибуле
Я вижу знак, -
Горит у вас на лбу. Подвиньтесь ближе к свету.
Косе
Но что же?
Трибуле
(смеясь ему в лицо)
Узнаю, чем кончат сказку эту!
Косе
(взбешенный, угрожающим тоном)
Га!
Трибуле
Вот он, господа! Вот любопытный зверь!
Он знатно разъярен и зарычал теперь.
(Передразнивая де Косе)
Га!
Общий смех. Входит дворянин из свиты королевы.
Пьен
Что вы, Водрагон?
Дворянин
Я послан госпожою,
Ее величеством. Есть у нее большое
Желанье с королем беседовать тотчас.
Де Пьен знаками показывает ему, что это невозможно. Тот настаивает.
Пьен
(нетерпеливо)
Король еще не встал.
Дворянин
Неверно! Среди вас
Он появлялся ведь?
Раздражение де Пьена растет. Он продолжает делать знаки, которых дворянин не понимает. Трибуле внимательно наблюдает за ним.
Пьен
Он на охоте.
Дворянин
Что вы!
Пажи не вызваны, борзые не готовы
На псарне.
Пьен
(в сторону)
Дьявол!
(Прямо в глаза дворянину, гневно)
Речь моя вполне ясна:
Сегодня никого не примут.
Трибуле
(внезапно, громовым голосом)
Здесь она!
Там, с королем, она!
Придворные поражены.
Горд
Сошел с ума несчастный!
Трибуле
Что я сказать хочу, всем вам должно быть ясно!
Вы скверно сделали, сказав мне: прочь, дурак!
Вы все, Косе и Пьен, весь сатанинский мрак,
Брион, Монморанси, сознайтесь: не вчера ли
Из дома моего вы женщину украли?
И Пардальян и вы там были. И сейчас
Вы прячете ее здесь, в Лувре. Знаю вас!
Пьен
(хохочет)
Его любовница! Звезда среди красавиц
Или уродина.
Трибуле
(грозно)
Там дочь моя, мерзавец!
Все
Дочь!
Общее изумление.
Трибуле
(скрестив руки на груди)
Это дочь моя! Посмейтесь, господа!
Что ж онемели вы? Странна моя беда?
Был шут — и вдруг отец! И дочерью гордится!
У волка дикого волчонок ведь родится.
И у меня могла родиться дочь. Ну что ж!
(Повышая голос)
Вам шутка нравилась. Конец ее хорош.
Эй вы, отдайте дочь! Пускай себе бормочут,
Пусть шепчут на ухо об этом иль хохочут.
А мне плевать на вас. Вы победили, мстя.
Эй вы, придворные! Отдать мое дитя!
(Бросается к двери.)
Ведь там она!
Дворяне становятся перед дверью, преграждая ему путь.
Маро
Сошел с ума и лезет драться.
Трибуле
(в отчаянии отступает)
Придворные льстецы! Орда лакеев! Братство
Бандитов! Все они украли дочь мою.
Что женщина для них? О, я их узнаю!
Но, к счастью, наш король такой увенчан грязью,
Что жены всех вельмож во всем разнообразье
Ему принадлежат. Девичья честь — ничто!
Столь глупой роскоши не признает никто.
Любая женщина — угодье, вид оброка,
Что королю мужья выплачивают к сроку,
Источник милости, — не очень ясно, чьей, -
И путь разбогатеть в любую из ночей
И в люди вылезти, достоинством торгуя!
(Глядя пристально им в глаза)
Найдется хоть один, кто бы сказал, что лгу я?
Все правда, господа! В беспутном дележе
Готовы вы продать — иль продали уже -
За титул, за кусок, за дрянь любого рода
(де Пардальяну)
Ты — мать,
(де Бриону)
а ты — жену,
(де Горду)
а ты — сестру бы продал!
Один из пажей
(наливает стакан вина и пьет, напевая)
Бурбон, Марсель увидя,
Своим солдатам рек:
«О боже, кто к нам выйдет…»
Трибуле
Кто выйдет, Обюссон, не знаю, — но вобью
Я в горло твой стакан и песенку твою!
(Ко всем)
Вельможи, герцоги, чей старый титул громок, -
О стыд!.. Вермандуа, династии потомок;
Брион, чьи прадеды миланский знатный род;
Де Горд и Пардальян, которых чтит народ;
Монморанси — вы все, всей знати средоточье,
Вы дочь у бедняка украли этой ночью!
Но не пристали вам, сынам таких родов,
Презренные сердца под вывеской гербов.
Иль вы не рыцари? Иль мать вас не рожала?
Иль с конюхом она в постели полежала?
Ответьте, выродки!
Горд
Эй, шут!
Трибуле
Где серебро?
Король ведь заплатил вам за мое добро?
Почем на каждого?
(Рвет на себе волосы.)
Все вместе с ней теряю!
А если б захотел?.. Она дороже рая.
Он заплатить бы рад!
(Глядя на всех)
Или хозяин ваш
Воображает, что возьму я, что ни дашь?
Он в силах титулом покрыть мое уродство?
Или убрать мой горб, даря мне благородство?
Смерть! Он купил меня живьем! Его дела
Жестоки и низки. Его игра подла.
Убийцы, рыцари больших дорог, сеньоры,
Мучители детей и женской чести воры!
Где дочь моя? Она нужна мне! Я хочу
Знать наконец, когда ребенка получу!
Смотрите — вот рука: она не знаменита,
Орудье бедняка… мозолями покрыта…
И вот вам кажется, что безоружна месть?
Нет шпаги у меня — но когти все же есть!
Я ждал достаточно. Всему есть мера, право!
Откройте эту дверь! Сейчас же!
Снова в ярости бросается на дверь, но его оттесняют. Несколько мгновений он борется, потом отходит к авансцене и падает на колени, измученный, без сил.
Всей оравой -
На одного меня!
(Заливаясь слезами)
Я плачу наконец!
(К Маро)
Маро, ты разыграл меня. Ты молодец!
Есть у тебя душа, живое дарованье,
И сердце бедняка есть под ливрейной рванью…
Где спрятали ее? Что с нею? Как узнать?
Она ведь тут? Скажи! Нас окружает знать,
Но побеседуем по-братски — это можно.
Ведь ты же умница средь челяди вельможной!
Маро! Добряк Маро! Но ты молчишь!
(Ползет на коленях к вельможам.)
И вы
Простите мне за все! Я ползаю, увы!
Я болен, я устал. Молю, имейте жалость!
Бывало, я острил. Была обидна шалость.
Но если б знали вы, какая боль в спине!
Как скрючен я горбом! Но это в стороне…
Плохие дни у всех бывают, — а уродам
Они простительны. Служил я год за годом.
Я шут заслуженный. Прошу я, наконец,
Пощады. Вам нельзя ломать свой бубенец!
Над глупым Трибуле смеялись вы так часто.
Мне нечего сказать и больше нечем хвастать.
Отдайте, господа, сокровище мое!
Тут, в спальне короля, вы заперли ее.
Где девочка моя? Пощады! Ваша милость!
Мне делать нечего, когда не сохранилась
Она, мое дитя. Судьба моя горька.
Все разом отнято сейчас у старика.
Все продолжают молчать. В отчаянии он поднимается.
Смеются иль молчат! И это все? О боже!
Вам весело смотреть, как с содранною кожей
Оплакивает шут погубленную дочь,
Как рвет он волосы, что поседели в ночь!
Внезапно дверь королевской спальни отворяется. Оттуда выходит Бланш, растерянная, с безумным взглядом; одежда ее в беспорядке; с отчаянным криком она бросается к отцу.
Бланш
Отец!
Трибуле
О, вот она! Вот счастие! Вот горе!
Вот девочка моя! Мое семейство в сборе.
Столь невиновная в несчастии сама!
(Его душат слезы и нервный смех.)
Не правда ль, господа, легко сойти с ума?
Простите, что в слезах впервые к вам я выйду.
И с этой девочкой, такою кроткой с виду,
Что стоит посмотреть — и лучше станешь сам,
Я волю дать готов своим смешным слезам.
(К Бланш)
Не бойся ничего! Ведь это чья-то шутка.
Смеются — и пускай! Конечно, было жутко!
Они добры, честны. Раз я люблю тебя, -
Дадут нам жить вдвоем, спокойно и любя.
(Вельможам)
Ведь так?
(К Бланш, обнимая ее)
Но ты со мной! Какое счастье снова!
О, я готов забыть все, что случилось злого,
Недавно плакавший теперь захохотал,
И потерявший все еще богаче стал.
(Глядя на нее с беспокойством)
Ты плачешь, — но о чем?
Бланш
(пряча в руках пылающее и заплаканное лицо)
Кто эту тяжесть снимет?
Стыд!
Трибуле
Что сказала ты?
Бланш
(прячет лицо у него на груди)
О нет, не перед ними!
Вам одному.
Трибуле
(дрожа от гнева, поворачивается к королевской двери)
Ага! Насильник! И ее!
Бланш
(с рыданием бросается к его ногам)
Останемся вдвоем!
Трибуле
(в три прыжка бросается к озадаченным вельможам и расталкивает их пинками)
Ступайте вон, зверье!
И ежели король сюда войдет иль даже
Пройдет поблизости…
(Обращается к Вермандуа)
Вы, кажется, из стражи?
Скажите, чтоб не смел входить! Еще я здесь!
Пьен
Вот полоумный шут! Смотри, какая спесь!
Горд
(удерживая его движением руки)
Младенцам и шутам не возражать пристойно,
Но надо их стеречь!
Дворяне уходят.
Трибуле
(садится в кресло короля и подымает дочь с полу; голосом, исполненным мрачного спокойствия)
Поговорим спокойно.
Теперь скажи мне все.
(Обернувшись, замечает, что де Косе остался. Приподнявшись, показывает ему на дверь.)
Вы слышали? Назад!
Косе
(пятится, подчиняясь властному тону Трибуле)
Им все позволено! Шуты еще грозят!
(Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Трибуле, Бланш.
Трибуле
(мрачно)
Ну, говори теперь.
Бланш
(опустив глаза и прерывая речь рыданиями)
Должна я, очевидно,
Вам рассказать, как в дом пробрался он… Мне стыдно!
(Плачет, прижимая руки к лицу.)
Трибуле обнимает ее и осторожно вытирает ей слезы.
Уже давно… Хочу начать издалека…
Меня преследовал… Нет, память не легка…
Он молча шел за мной… Нет, надо вам заметить,
Что в церкви суждено его мне было встретить.
Трибуле
Да! Короля!
Бланш
Мой стул он тронул и ко мне
Слегка приблизился в церковной тишине…
(Голос ее слабеет.)
Вчера он к нам пришел, сумел проникнуть сразу…
Трибуле
Избавлю я тебя от тяжкого рассказа.
Все уж отгадано!
(Подымается.)
О горе! Боже мой!
Посмел он заклеймить чело твое чумой!
Дыханьем осквернил тобою полный воздух
И грубо разорвал венец твой в юных звездах!
Мое убежище, где я — слуга ничей;
Заря, будившая меня от всех ночей;
Душа моей души, что мне добро внушала
И на бесчестие благой покров кидала;
Приют, что я нашел, отверженный для всех;
Небесный ангел мой, крепчайший мой доспех -
Погибла, брошена в болоте непролазном.
Разбит святой венец, что я считал алмазным.
Несчастье роковой удар мне нанесло.
Что делать при дворе, где торжествует зло,
Где я всегда встречал одно искусство блуда,
Да наглость пьяную, да морду лизоблюда?
Ведь раньше только ты, невинная краса,
Могла порадовать еще мои глаза!
Да, я послушен был, я принял эту участь,
Всей этой гнусностью по долгу службы мучась.
Пусть чванство я встречал в развратнике любом,
Слыхал кичливый смех над горем, над горбом, -
Я жребием моим, что со стыдом был смешан,
Вполне доволен был: я ею был утешен.
Сам падая, хотел ее поднять — и вот,
Алтарь воздвигнул там, где строят эшафот.
Но мой алтарь разбит! Ты не напрасно плачешь
И личико свое в смятенье горьком прячешь.
Плачь больше, плачь еще! Часть горя иногда
От слез девических проходит без следа.
И если можешь ты, отдай отцу все горе!
(Задумчиво)
Вот только сделаю, что следует, — и вскоре
Покинем мы Париж. О, только б ускользнуть!
(По-прежнему задумчиво)
В один короткий день так изменить свой путь!
(В ярости поднимается.)
Проклятье! Кто бы мог мне предсказать недавно,
Что этот подлый двор, беспутный и бесславный,
Способный девушку бесчестно растоптать,
Бегущий от всего, в чем божья благодать,
Неслыханно легко творящий безобразья
И запятнавший все своей кровавой грязью, -
Что он дойдет еще до мерзости такой
И загрязнит тебя холодною рукой!
(Оборачивается к королевской двери.)
А ты, король Франциск!.. Прошу я ныне бога,
Чтоб оступился ты! Крута твоя дорога!
Чтоб он открыл твой склеп, да рухнешь ты туда!
Бланш
(подымая глаза к небу, в сторону)
Не слушай, господи! Люблю его всегда!
Шум и шаги в глубине. На галерее показывается группа солдат с дворянами. Впереди де Пьен.
Пьен
(зовет)
Эй, Моншеню, поднять решетку. Гость объявлен:
Сейчас в Бастилию де Сен-Валье отправлен.
Солдаты по двое проходят в глубину. Окруженный ими де Сен-Валье, поравнявшись с дверью, останавливается и обращается к комнате короля.
Сен-Валье
(громким голосом)
Обиду я нанес особе короля,
Свое отчаянье хоть этим утоля.
Но, прокляв короля, не услыхал ответа.
Ни молнии с небес, ни друга в мире нету.
Он будет жить. Не жду я вести дорогой.
Трибуле
(подымая голову и смотря ему в лицо)
Граф, ошибаетесь. За вас отмстит другой.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
БЛАНШ
Пустынный берег Сены, пониже предместья Сен-Жермен. Направо — лачуга, нищенски обставленная глиняной посудой, дубовыми скамейками. На чердаке в окно можно разглядеть убогое ложе. Зритель видит все, что внутри: стол, камин и в глубине крутую лестницу, ведущую на чердак. В левой от актеров стене дома проделана дверь, выводящая прямо на улицу. Стена плохо сложена, в ней трещины и щели, сквозь которые можно легко разглядеть все происходящее внутри. В двери потайное окошко, закрытое решеткой. Над дверью навес, на навесе вывеска харчевни. Остальную часть сцены занимает берег. Слева — ветхий, полуразрушенный парапет, под которым течет Сена. В парапет вделана стойка для колокола. На заднем плане, за рекой — лес Везине. Справа, за поворотом реки, — холм и Сен-Жермен с замком вдали.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Трибуле и Бланш — снаружи, Сальтабадиль — внутри. В течение всей этой сцены у Трибуле обеспокоенный, тревожный вид человека, боящегося, что ему помешают, заметят его, застанут врасплох. Он часто оглядывается по сторонам, особенно часто поглядывая на лачугу. Сальтабадиль сидит на столе в харчевне и чистит портупею, не слыша ничего, что происходит вокруг.
Трибуле
Его ты любишь?
Бланш
Да.
Трибуле
Я думал — подожду,
И выветрится страсть, рожденная в бреду…
Бланш
Люблю.
Трибуле
Вот женская причуда! Если можно,
Хоть объясни, за что.
Бланш
Не знаю.
Трибуле
Это ложно
И дико!
Бланш
Никогда! Один я знаю суд,
И этот суд — любовь. Пускай мне жизнь спасут,
Пускай любой другой к моим ногам положит
Богатство, почести и славу, — не поможет:
Я сердца не отдам. А он? Пускай ему
Я злом обязана, — иного не приму
Я жребия. Того, что было, не забуду,
И если жизнь мою отдать должна я буду
За вас двоих — врага и друга моего, -
Отец, как и за вас, умру я за него.
Трибуле
Прощаю, девочка.
Бланш
Меня он любит тоже.
Трибуле
Он?.. Дурочка!
Бланш
Да, да! Клялся он славой божьей.
К тому же он красив, и смелый разговор
Так за сердце берет, и этот пылкий взор
Для каждой женщины так нежен и прелестен!
Король блистательный и храбрый!
Трибуле
(в гневе)
Он бесчестен!
Но не похвалится, — как ни внушай вам страсть, -
Что безнаказанно мог жизнь мою украсть!
Бланш
Но вами он прощен!
Трибуле
Простил я святотатца?
Он должен в западню еще у нас попасться.
Час пробил!
Бланш
Месяц уж, как я горю в огне…
Он прежде был вам мил.
Трибуле
Да, так казалось мне.
(Яростно)
Отмщу я за тебя!
Бланш
(умоляюще)
Отец, прошу пощады!
Трибуле
Почувствуешь ли ты хоть легкую досаду,
Узнав, что он солгал?
Бланш
Не верю. Нет в нем лжи.
Трибуле
Когда увидишь все глазами, — о, скажи,
Не перестанешь ты его любить напрасно?
Бланш
Не знаю. Он клялся. Меня он любит страстно -
Так он сказал вчера.
Трибуле
(с горечью)
Когда же?
Бланш
Вечерком.
Трибуле
Смотри же! Из двоих тебе один знаком.
(Указывает Бланш на одну из щелей в стене; она смотрит.)
Бланш
(тихо)
Но там один!
Трибуле
(тоже понизив голос)
Смотри!
Король в платье простого офицера появляется в низком зале харчевни. Он вошел в дверцу из соседней комнаты.
Бланш
(вздрогнув всем телом)
Отец, куда мне скрыться?
В течение всей последующей сцены она, как бы прикованная к щели; смотрит и слушает. К остальному она безучастна. Порой ее охватывает дрожь.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же, король и Магелона.
Король ударяет Сальтабадиля по плечу. Тот оборачивается, прервав свое занятие.
Король
Две вещи!
Сальтабадиль
Чем служить?
Король
Стаканом и сестрицей.
Трибуле
Вот он каков, король по милости небес!
В лихое логово, рискуя всем, залез.
От скверного вина ему да будет скверно;
Да напоит его богиня сей таверны!
Король
(в харчевне, поет)
Красотки лицемерят,
Безумен, кто им верит.
Измены их легки,
Как в мае ветерки.
Сальтабадиль молча приносит из соседней комнаты бутылку и стакан и ставит их на стол. Затем дважды стучит в потолок рукоятью длинной шпаги. По этому сигналу с лестницы спускается вприпрыжку хорошенькая девушка, резвая и веселая, одетая по-цыгански. Как только она появляется, король пытается обнять ее, но она уклоняется.
Король
(Сальтабадилю, опять принявшемуся за чистку портупеи)
Приятель, пояс свой до блеска доведи
На улице. Ступай и больше не входи.
Сальтабадиль
Понятно.
Сальтабадиль подымается, неуклюже кланяется королю и уходит, закрыв за собой дверь. Он замечает Трибуле и подходит к нему с таинственным видом. В то время как они обмениваются короткими словами, девушка заигрывает с королем; Бланш наблюдает с ужасом.
Сальтабадиль
(показывая пальцем на дом, тихо)
Как решим? Он в доме. Нож наточен.
Чтоб умер или жил?
Трибуле
Не удаляйся очень.
(Делает ему знак уйти.)
Сальтабадиль исчезает за старым парапетом. Король любезничает с цыганкой, а та, смеясь, отбивается.
Магелона
Ни-ни!
Король
Я только что хотел обнять тебя -
И стала драться ты. «Ни-ни» звучит любя.
«Ни-ни» — большой успех. Поговорим о деле.
Цыганка подходит.
Не убегай. Смотри — прошла уже неделя,
Как в ту харчевенку я с Трибуле пришел
И черноглазую цыганку там нашел.
Неделю, девочка, тебя я обожаю -
Тебя одну.
Магелона
(смеясь)
Хо-хо! Вот черт! Воображаю!
О двадцати других забыл ты, молодец!
Король
(смеется тоже)
Я был несчастием для двадцати сердец.
Я был чудовищем.
Магелона
Хвастун!
Король
Поверь, как другу.
Но вот ты привела меня в свою лачугу,
В поганый свой шинок, где скверная еда
И скверное вино и где твой брат-балда, -
Наверно, страшный плут (на то, ей-ей, похоже), -
Свою противную показывает рожу.
Пускай! Я эту ночь здесь проведу с тобой.
Магелона
(в сторону)
Наверно не уйдешь!
Король снова хочет ее обнять.
Оставьте!
Король
Вот так бой!
Магелона
Веди себя умней!
Король
Скажу умно и кратко:
Люби любимую и с ней целуйся сладко.
Так проповедовал покойник Соломон.
Магелона
Ты не в проповедях, скорей в шинке умен.
Король
(тянется к ней)
Послушай!
Магелона
(ускользает от него)
Завтра!
Король
Стол я опрокину, девка, -
Посмей лишь повторить! Несносная издевка!
Про «завтра» говорить красотки не должны!
Магелона
(внезапно смиряется и весело садится за стол рядом с королем)
Изволь! Помиримся.
Король
(берет ее за руку)
Как пальчики нежны!
Не ласками других я ныне озабочен.
Нет ласки для меня нежней твоих пощечин.
Магелона
(с довольным видом)
Смеетесь!
Король
Что за вздор!
Магелона
Я безобразна.
Король
Нет!
Сама должна ты знать, как сладок твой расцвет.
Я весь в огне! Иль ты не знаешь, как мгновенно
В девчонку врежется такой, как я, военный?
Уж если к женщине склоняет взоры он,
То сразу треск и жар — и весь испепелен!
Магелона
(хохочет)
Вы в книжке это все, наверно, прочитали.
Король
(в сторону)
Возможно!
(Громко)
Поцелуй!
Магелона
Вы сразу пьяным стали!
Король
(с улыбкой)
От страсти!
Магелона
Подняли меня вы на смех, да?
Приятный весельчак, повеса!
Король
Никогда!
(Целует ее.)
Магелона
Ну, хватит!
Король
Мы с тобой поженимся.
Магелона.
(смеясь)
Дай слово!
Король
Красотка! Милая! Как разговор твой ловок!
(Сажает ее к себе на колени и говорит ей что-то совсем тихо.)
Магелона смеется, запрокинув голову.
Бланш больше не в силах вынести. Бледная и дрожащая, она оборачивается к неподвижному Трибуле.
Трибуле
(сначала смотрит на нее молча)
Что скажешь ты теперь о мщении, дитя?
Бланш
(с трудом выговаривая слова, очень тихо)
Неблагодарный лжец! О боже, так шутя
Он предает меня! Как бьется сердце! Значит,
Нет у него души. Он ей переиначит
Те самые слова, что мне шептал в ночи.
(Прячет голову на груди отца.)
И эта наглая с ним будет…
Трибуле
(зловещим голосом, тихо)
Помолчи!
Не плачь и предоставь мне действовать.
Бланш
Все будет
По-вашему.
Трибуле
(с мрачной радостью).
Идет!
Бланш
Пускай нас бог рассудит!
Что вы задумали?
Трибуле
(пылко)
Готова западня.
Но не расспрашивай — задушит гнев меня.
Ступай домой. Возьми побольше денег прежде -
И прямо на коня. Скачи в мужской одежде,
Не останавливаясь, до Эврё. Надень
Ботфорты, шляпу, плащ. Приеду через день.
Все платье собрано в том сундуке, что рядом
С портретом матери, — тебе искать не надо;
И конь твой под седлом. Исполни мой приказ.
Случиться страшное должно здесь через час.
Смотри же, Бланш! Назад не возвращайся! Помни!
Ступай.
Бланш
А вы, отец?
Трибуле
Нельзя вернуться в дом мне.
(Обнимает ее и знаком велит уйти.)
Бланш
Мне страшно!
Трибуле
Встретимся мы скоро!
(Обнимает ее.)
Бланш удаляется нетвердыми шагами.
Не грусти.
В продолжение всей этой сцены и следующей продолжается любовная игра и тихий разговор между королем и Магелоной. Как только Бланш скрылась, Трибуле подходит к парапету и делает знак. Появляется Сальтабадиль, Смеркается.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Трибуле, Сальтабадиль — снаружи. Магелона, король — в доме. Трибуле считает золото; Сальтабадиль смотрит.
Трибуле
Вот десять. Я вперед плачу из двадцати.
(Перед тем как вручить золото, останавливается.)
Он здесь останется всю ночь?
Сальтабадиль
(перед тем как ответить, разглядывает небо)
Какие тучи!
Трибуле
(про себя)
Конечно, Лувр ему давно уже наскучил.
Сальтабадиль
И часу не пройдет, польет как из ведра.
Задержат молодца и ливень и сестра.
Трибуле
Я к полночи вернусь.
Сальтабадиль
Что вам мешаться в дело?
Я справлюсь с ним один и брошу в Сену тело.
Трибуле
Нет, нет! Я брошу сам.
Сальтабадиль
Извольте. Через час
Зашью его в мешок и притащу для вас.
Трибуле
(отдает ему золото)
Возьми. И столько же за мной по обещанью.
Сальтабадиль
Как имя молодца, скажите на прощанье!
Трибуле
Ах, имя? Хочешь знать как будто и меня?
Он — Смертный грех, я — Казнь: вот наши имена.
(Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же, без Трибуле.
Сальтабадиль, оставшись один, смотрит на небо; со стороны Сен-Жермена находят тучи. Уже почти ночь. Молнии.
Сальтабадиль
Идет гроза. Париж весь под свинцовой тучей.
Не видно ни души на берегу. Тем лучше!
(Задумчиво)
А если рассудить по чести эту вещь, -
Черт бы их взял! Не то вид горбуна зловещ,
Не то мне самому все что-то тут неловко.
(Смотрит на небо и качает головой.)
Король в это время весело болтает с Магелоной.
Король
(пытаясь обнять ее за талию)
Послушай, милая!
Магелона
(ускользая от него)
Постойте!
Король
Вот чертовка!
Магелона
(поет)
Как от апрельской почки,
Пахнёт из винной бочки.
Король
Как плечи хороши! Как линии нежны!
Так анатомию все изучать должны!
Как сделал бог тебя! Какою меркой меря,
Он сердце турка дал тебе, моей Венере?
Магелона
Тру-ля-ля-ля!
(Отталкивает короля.)
Постой! Вот брат мой!
Входит Сальтабадиль и закрывает за собой дверь.
Король
К черту брата!
Далекий удар грома.
Магелона
Гром прогремел.
Сальтабадиль
Сейчас польет, как из ушата.
Король
(ударив Сальтабадиля по плечу)
Пускай гроза и дождь! Угодно мне провесть
Ночь эту у тебя.
Магелона
(насмешливо)
Так хочет ваша честь?
Замашки короля!.. Подымется тревога,
Начнет искать семья.
Сальтабадиль толкает ее и делает ей знаки.
Король
Родни у нас немного.
Нет даже бабушки.
Сальтабадиль
(в сторону)
Тем лучше!
Начинает барабанить дождь. Ночь темным-темна.
Король
(Сальтабадилю)
Можешь лечь
В конюшне, на дворе иль к дьяволу на печь.
Сальтабадиль
(кланяется)
Благодарю.
Магелона
(зажигая лампу, говорит королю быстрым шепотом)
Уйди!
Король
(смеясь, громко)
Уйти в ненастье это?
В такую ночь за дверь не выгнать и поэта!
(Подходит к окну.)
Сальтабадиль
(показывает Магелоне золото; тихо)
Пускай останется. Уже задаток есть, -
И в полночь столько же.
(Королю, учтиво)
Для нас большая честь.
Я предоставлю вам до утра помещенье.
Король
(смеясь)
В июле здесь жара. Наверно, в возмещенье
Так сыро в ноябре.
Сальтабадиль
Угодно ли взглянуть?
Король
Посмотрим!
Сальтабадиль берет лампу. Король, смеясь, что-то шепчет на ухо Магелоне, потом поднимается вслед за Сальтабадилем по лестнице на чердак.
Магелона
Бедненький!..
(Подходит к окну.)
Вот темень! Ну и жуть!
Сальтабадиль
Вот вам кровать, и стул, и стол, коли угодно.
Король
(разглядывает кровать, стол и стул)
А сколько ног всего? Три… девять… Превосходно!
И утварь, кажется, в сражении была
Вся искалечена?
(Подходит к окну с выбитыми стеклами.)
Ни ставен, ни стекла,
И спишь ты на ветру! Как обходиться с ветром,
Хотя и вежливым, но все же слишком щедрым?
Сальтабадиль зажигает ночник на столе
Прощай.
Сальтабадиль
Храни вас бог.
(Уходит. Слышно, как он медленно спускается по лестнице.)
Король
(один, снимает шпагу и перевязь)
Один, черт побери!
Иль в ожиданье благ поспать мне до зари?
(Кладет на стул шляпу и шпагу, снимает ботфорты и ложится на кровать.)
Но эта девушка свежа, ловка, занятна.
(Встает.)
Он двери, кажется, не запер?.. Что ж, приятно
И славно!
(Снова ложится.)
Спустя мгновение видно, что он крепко спит.
Сальтабадиль и Магелона находятся внизу. Гроза разразилась. Ливень, молнии, частые удары грома. Магелона сидит у окна с шитьем в руках. Сальтабадиль с задумчивым видом допивает бутылку, оставленную королем. Оба некоторое время молчат, словно занятые важными мыслями.
Магелона
Миленький какой!
Сальтабадиль
Еще бы нет!
И цену я набил до двадцати монет!
Магелона
До скольких?
Сальтабадиль
Двадцати!
Магелона
Он стоит больше.
Сальтабадиль
Дура!
Но подымись, взгляни — не защитит ли шкуру
Он шпагой?
Магелона повинуется. Гроза в полном разгаре. В глубине сцены появляется Бланш, в мужском платье для верховой езды, в ботфортах со шпорами, вся в черном. Она медленно приближается к лачуге. Сальтабадиль пьет, а Магелона, с лампой в руке, смотрит на спящего короля.
Магелона
(со слезами на глазах)
Бедненький!
(Берет его шпагу.)
Красавчик крепко спит.
(Спускается вниз и отдает шпагу брату.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Король на чердаке; Сальтабадиль и Магелона — внутри; Бланш — снаружи.
Беспрерывные раскаты грома.
Бланш
(медленно идет в темноте, озаряемая молниями)
Случится страшное! Все в голове горит.
Он должен ночь пробыть в такой лачуге низкой.
Уже мне кажется, что миг последний близко.
Отец, прости меня. Тебя тут нет сейчас.
Я слова не сдержу, забуду твой приказ.
Я снова здесь, одна.
(Подходит к дому.)
Но что ж это такое?
Чем это кончится?.. Давно ли я в покое
Жила, невинная, в глуши, среди цветов,
Не зная горестей, не видя страшных снов -
И ввергнута сейчас в такую тьму и горе!
Ни чести, ни добра. Все сметено в позоре.
Иль правда, что сердцам, сгорающим в любви,
Любовь дарит одни развалины свои,
И от всего костра горсть пепла остается?
Он разлюбил меня!
(Горько плачет, затем подымает голову.)
И этот гром, сдается,
Со мной беседует и хочет мне помочь
Додумать мысль мою. Как страшно в эту ночь!
Но женщину в тоске ничто не остановит.
Нет страха у меня!
(Замечает в доме свет.)
О, что-то здесь готовят?
(Подходит ближе, затем отступает.)
Я мешкаю и жду. И сердце бьется так!
К убийству, может быть, давно уж дали знак!
Магелона и Сальтабадиль возобновляют беседу.
Магелона
Ну и погодка!
Сальтабадиль
Брр! Сейчас и в небе, значит,
Один ругается, другой горюет, плачет.
Бланш
А вдруг отец меня увидит здесь одну?
Магелона
Брат!
Бланш
(вздрогнув)
Что-то говорят!
Направляется, вся дрожа, к дому и приникает к щели.
Магелона
Братишка, слышишь?
Сальтабадиль
Ну?
Магелона
О чем я думаю, не знаешь?
Сальтабадиль
Нет.
Магелона
Загадка!
Сальтабадиль
Про черта!
Магелона
Кавалер, который спит так сладко,
Красив, как Аполлон, и вежлив, на мой вкус,
Влюблен в меня. Он спит, как маленький Исус.
Не убивай его!
Бланш
(которая видит и слышит все, в ужасе)
О боже!
Сальтабадиль
Сшей хороший
Мешок.
(Вынимает из сундука старую рогожу и камень и равнодушно протягивает рогожу Магелоне.)
Магелона
Зачем тебе?
Сальтабадиль
Когда я огорошу
Красавца твоего, кому он там ни люб,
Мы с этим камешком пихнем сюда и труп
Магелона
Но…
Сальтабадиль
Не мешайся же в мои дела, девица!
Магелона
Как!..
Сальтабадиль
Если слушать всех, что делал бы убийца?
Заштопай эту рвань.
Бланш
Они сестра и брат!
Мне кажется, что я подслушиваю ад.
Магелона
Поговорим.
Сальтабадиль
Давай.
Магелона
Есть у тебя хоть злоба
Против него?
Сальтабадиль
Зачем? Мы носим шпагу оба.
Такие господа милы мне с давних лет.
Магелона
Красавцу этому на свете равных нет.
А твой горбун — кривой, как буква «эс».
Сальтабадиль
Ну хватит!
Красавец иль горбун — неважно. Кто-то платит;
И за убийство он мне заплатил вперед,
И столько же потом, когда юнец умрет.
Все ясно; кончим спор.
Магелона
Горбатый твой заказчик
Еще придет сюда — вот и сыграет в ящик,
И кончено.
Бланш
Отец!
Магелона
Так, значит, уговор?
Сальтабадиль
(глядя Магелоне в лицо)
Эй, с кем ты говоришь? Я не бандит, не вор!
Убить заказчика, убить за ту же цену?
Магелона
(показывая ему полено)
Тогда пихни в мешок бревно или полено, -
Все в темноте сойдет за мертвого.
Сальтабадиль
Смешно!
Он примет, думаешь, за мертвеца бревно -
Сухое, твердое, корявое, кривое -
Обрубок дерева?
Бланш
Как дико ветер воет!
Магелона
Пощады!
Сальтабадиль
Пой еще!
Магелона
Ты добрый!
Сальтабадиль
Ерунда!
Он должен умереть — и баста!
Магелона
(гневно)
Никогда!
Я разбужу его!
Бланш
Вот доброе созданье!
Сальтабадиль
А десять золотых?
Магелона
Ах, да!
Сальтабадиль
Так до свиданья!
Будь милой, не мешай!
Магелона
Нет! Я его спасу!
(Решительно становится у лестницы, чтобы загородить дорогу брату.)
Сальтабадиль, побежденный ее настойчивостью, подходит к авансцене, словно обдумывая, как бы все уладить.
Сальтабадиль
Так! Но старик придет в двенадцатом часу!
Пускай любая тварь, кому там ни случится, -
Бродяга, нищий ли к нам в двери постучится, -
Открою и убью и вместо твоего
Подкину горбуну. Я больше ничего
Не в силах выдумать. Да, горбуну в угоду
Убью прохожего, — пускай швыряет в воду!
Вот все, что для тебя могу я сделать.
Магелона
Так!
Но, думаешь, придет в такую ночь простак?
Сальтабадиль
Другого средства нет!
Магелона
В такую пору ночи?
Бланш
Ты искушаешь, бог? Моей ты смерти хочешь?
Непоправимый шаг должна я совершить?
Я молода еще. О боже, дай мне жить!
Не торопи меня!
Удар грома.
Магелона
Когда в такую пору
Гость постучится к нам, руками сдвину гору!
Сальтабадиль
А нету никого — погибнет милый твой.
Бланш
Позвать дозор? Но спит дозор сторожевой,
А этот человек отца бы страже выдал!
Нет, смерти не хочу. Не дам отца в обиду.
Забочусь я о нем, должна хранить его…
Так рано умереть, в шестнадцать лет всего!
Холодный, скользкий нож в груди моей — и рана!
О!
Часы бьют три раза.
Сальтабадиль
Бьет без четверти двенадцать. Как ни рано,
Но, видно, некому к нам постучаться в дверь.
Не слышно ничего? Постой еще! Проверь!
Итак, пора кончать, как я соображаю.
(Подходит к лестнице.)
Магелона, рыдая, удерживает его.
Магелона
Брат, подожди еще!
Бланш
Ты плачешь — ты, чужая, -
А я здесь мешкаю и не хочу помочь!
Он разлюбил — конец! Все остальное прочь!
Смерть за него — пускай!
(Снова колеблется.)
И все-таки — так больно!
Сальтабадиль
(Магелоне)
Ждать больше нечего. Пусти меня. Довольно!
Бланш
О, только бы узнать, ударит он куда!
О, только б не страдать! А если — вот беда -
В лицо! О господи!..
Сальтабадиль
(пытаясь оттолкнуть удерживающую его Магелону)
Кого, скажи толково,
Ждать мне взамен его? Нет дурака такого!
Бланш
(дрожа под дождем)
Мне холодно!
(Направляется к двери.)
Иду!
(Останавливается.)
Смерть — под таким дождем!
(Шатаясь, идет к двери и тихонько стучит.)
Магелона
Стучат!
Сальтабадиль
То дождь стучит в окно. Чего мы ждем?
Бланш стучит снова.
Магелона
Стучат!
(Подбегает к потайному окошку и вглядывается в темноту.)
Сальтабадиль
Не может быть!
Магелона
(к Бланш)
Эй, кто там?
(Сальтабадилю)
Бедный малый!
Бланш
Ночлега до зари!
Сальтабадиль
Подрыхнет он немало!
Магелона
Ночь будет хороша.
Бланш
Откройте!
Сальтабадиль
(Магелоне)
Стой пока!
И отыщи мне нож, чтоб наточить слегка!
Магелона дает ему нож. Сальтабадиль его точит о лезвие серпа.
Бланш
Натачивают нож — над ним склонились оба!
Магелона
Стучится прямо в гроб…
Бланш
Дрожу я от озноба!
Так, значит, я умру?
(Бросается на колени.)
Бог, я к тебе иду.
Прощаю тем двоим. Прощаю их вражду.
Отец и ты, господь, простите злое дело
И мне и королю, кого я пожалела;
Простите демону проклятому тому,
Который, вынув нож, надеется на тьму.
Неблагодарному я жизнь мою вручаю.
Пусть, радуясь, любя, забыв меня, скучая,
Живет он много лет и будет счастлив впредь -
Тот, для кого должна сейчас я умереть.
(Подымается.)
Убийца мой готов.
(Снова стучит в дверь.)
Магелона
(Сальтабадилю)
Нетерпелив, однако!
Сальтабадиль
(пробуя клинок на доске стола)
Готово. Встань сюда и дожидайся знака.
Бланш
Как ясно слышу все!
Сальтабадиль встает за дверью так, чтобы вошедший его не заметил.
Магелона
(Сальтабадилю)
Затвор уже сняла.
Сальтабадиль
(за дверью, с ножом в руке)
Открой.
Магелона
(открывает Бланш)
Входите же.
Бланш
(про себя)
Добро под видом зла!
(Отступает.)
Магелона
Ну что ж вы медлите?
Бланш
(в ужасе; в сторону)
Сестра — на помощь брату…
Отец, прости меня! Забудь свою утрату!
(Входит.)
В то мгновение, когда она переступает порог, Сальтабадиль заносит над нею свой нож. Занавес падает.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
ТРИБУЛЕ
Та же декорация. Внутренность дома Сальтабадиля скрыта от зрителей ставнями. Полный мрак.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Трибуле, один, медленно выходит из глубины сцены, закутанный в плащ. Гроза стихает. Дождь прекратился. Изредка вспышки молнии и отдаленные раскаты грома.
Трибуле погружен в глубокую задумчивость. В глазах его — мрачная радость.
Трибуле
Вот и возмездие! Час пробил! Наконец-то!
Я целый месяц жду, выискиваю средства.
Я прячу замысел под маской шутовской,
Смеюсь, снедаемый невидимой тоской.
(Глядя на низкую дверь дома)
Вот дверь… Почти держать в руках, почти касаться!
Отсюда вынесут мне тело, может статься.
Час не настал еще. Но я пришел сюда -
Хоть погляжу на дверь, она ли это… Да!
Конечно, это здесь.
Удар грома.
Вот тайна тьмы гнетущей!
Убийство на земле! Гроза в небесной туче!
Как я велик сейчас! Гнев силою огня
В подобье божества преобразил меня.
Какого короля я умерщвляю! Войны
И мир земных держав — в его руке спокойной.
Легла вселенная на эти рамена.
Умри он — и пойдет шататься вся страна!
Я выну гвоздь один, нарушу равновесье,
Толкну его слегка — и города и веси
Придут в движение, начнет Европа вся
Искать опоры вновь, на волоске вися.
И если бы господь спросил сегодня землю:
«Земля! Какой вулкан я на тебя подъемлю?
Кто вздыбит христиан, смутит магометан?
Кто? Папа, Дориа, Карл Пятый иль султан,
Сам Цезарь иль Христос, апостол или воин,
Какой кулак, земля, трясти тебя достоин?
Кто в смутах племена смешает на земле?» -
И в ужасе земля ответит: «Трибуле!»
Кичись же, скоморох! Любуйся тем, что поднял.
Ты мщением своим качаешь мир сегодня!
Последние раскаты грома; в промежутках слышно, как на далеких башенных часах бьет полночь.
Трибуле прислушивается.
Бьет полночь!
(Быстро подходит к дому и стучит в дверь.)
Голос изнутри
Кто там?
Трибуле
(скорчившись, задыхаясь от волнения)
Я.
Приоткрывается лазейка под дверью.
Голос
Так ждите у дверей.
Сальтабадиль, согнувшись, вылезает из-под двери, волоча за собой что-то тяжелое, длинный тюк, который невозможно рассмотреть в темноте. Ни в руках у него, ни в доме — никакого света.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Трибуле, Сальтабадиль.
Сальтабадиль
Ух, тяжко! Шаг еще! Возьмите поскорей.
Трибуле в порыве восторга помогает ему вынести на авансцену длинный коричневый мешок, в котором, по-видимому, находится труп.
Ваш человек в мешке.
Трибуле
Посмотрим. Посвети-ка!
Сальтабадиль
Как бы не так!
Трибуле
Чего боишься ты? Все тихо.
Сальтабадиль
А вдруг ночной дозор, черт побери, стрелки?
Тут не до факелов! Шуметь нам не с руки.
Платите!
Трибуле вручает ему кошелек. Пока Сальтабадиль считает, Трибуле рассматривает мешок, лежащий на земле.
Трибуле
Ненависть стать счастьем захотела!
Сальтабадиль
Хотите, помогу швырнуть вам в Сену тело?
Трибуле
Сам справлюсь.
Сальтабадиль
(настойчиво)
А вдвоем скорее бы сошло.
Трибуле
Предать врага земле всегда не тяжело.
Сальтабадиль
Я бы сказал — реке!.. Весьма доволен сделкой.
(Подходит к парапету.)
Хозяин, не сюда! На этом месте мелко.
(Показывает ему место, где парапет сломан.)
Орудуйте скорей. Там глубже. В добрый час?
(Входит в дом и запирает за собой дверь.)
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Трибуле
(один, пристально глядя на мешок)
Добыча! Вот он! Мертв! Взглянуть в последний раз?
(Ощупывает мешок.)
Не стоит. И в мешке я вижу, что похоже!
Вот шпоры острые царапают рогожу.
Конечно, он!
(Выпрямляется и ставит ногу на мешок.)
Теперь смотри на нас, земля!
Вот это — шут, а здесь — останки короля!
Какого! Первого среди владык вселенной!
Вот я топчу его. И он проглочен Сеной,
Как склепом родовым. А саван — чем же плох?
Кто это совершил?
(Скрещивает руки на груди.)
Я, бедный скоморох!
Но как опомниться, как торжество измерить?
Народы на заре откажутся поверить!
Что скажет завтра мир? Что скажет род людской?
Как будет потрясен развязкою такой!
Так кем же он смещен, какой судьбою злейшей -
Его величество, кумир наш августейший,
Принц Валуа, герой, чья грудь в литой броне,
Он, Карла Пятого соперник на коне?
Пред ликом вечности — удачник войн бывалых,
Чья поступь древних стен твердыни колебала!
Изредка слышны раскаты грома.
Он, бившийся всю ночь при Мариньяно, он,
За батальоном в бой бросавший батальон,
Когда же день настал, — да ведомо потомкам, -
Не шпагой дравшийся, а лишь ее обломком, -
Чьим подвигом была вселенная горда,
Король, кумир — и вдруг исчезнет без следа!
Во всем величии, средь челяди придворной,
Блистательный монарх вдруг выкраден проворно,
Так точно, как крадут у матерей ребят, -
Никто не знает кем, под громовой раскат!
Весь этот двор и блеск вдруг обернулись дымом!
Король, что поутру казался невредимым,
Исчез, рассыпался в воздушной пустоте,
Зажегся и потух, как молнии вон те!
Мы завтра, может быть, свидетелями будем,
Как, бочки золота показывая людям,
Глашатай заорет прохожим на пути:
«Пропал у нас король! Где короля найти?»
Вот чудеса!
(После некоторого молчания.)
А ты, дитя мое, бедняжка,
Отомщена теперь, — и он наказан тяжко!
Нужна мне кровь была, — за несколько монет
Купил ее!
(В ярости склоняется над трупом.)
Подлец! Ты слышишь или нет?
Дороже дочь моя всех королевских тронов!
Жила ведь, никого и пальчиком не тронув,
Ты взял ее, украл и через час вернул
Мне обесчещенной, и стыд ее согнул.
Ну что же, слышишь ты, — ведь это, правда,
странно, -
Ты слышишь, я смеюсь, отмстивший невозбранно!
Да, да! Забывчивым я притворился так,
Чтоб усыпить тебя. И ты считал, простак,
Что гнев отца беззуб, что все легко и просто?
О, в схватке начатой мне не хватало роста!
Я слаб, а ты силен. Но слабый верх возьмет:
Кто ползал пред тобой — тот грудь твою грызет!
Ты мой!
(Еще ниже склоняется над трупом.)
Ты слышишь ли, ты, дворянин от века?
Я шут, я твой дурак, частица человека,
Почти животное! Ты звал меня, как пса!
(Ударяет труп.)
Когда желанье мстить откроет нам глаза
И сонные сердца любая малость ранит, -
Кто хил — тот вырастет, кто низок — тот воспрянет!
И ненависти, раб, не бойся и не прячь!
Расти из кошки тигр! И из шута — палач!
(Приподымается.)
А если бы еще он слышал, как я дерзок, -
Он, не могущий встать!
(Снова наклоняется над мешком.)
Ты слышишь? Ты мне мерзок!
Иди на дно реки, кончай младые дни.
Быть может, приплывешь в аббатство Сен-Дени!
Прощай, король Франциск!
(Берет мешок за один конец и тащит к воде.)
В тот момент, когда мешок уже на парапете, дверь дома открывается, и выходит Магелона. Она беспокойно оглядывается, делает рукой движение, показывающее, что она ничего не видит, входит обратно в дом и сейчас же выходит с королем, показывая ему знаками, что никого нет и что он может спокойно идти. Затем возвращается к себе, а король проходит в глубине сцены по направлению, указанному ему Магелоной. Трибуле собирается столкнуть мешок в Сену.
Трибуле
(держа мешок в руках)
Плыви!
Король
(поет в глубине сцены)
Красотки лицемерят,
Безумен, кто им верит!
Трибуле
(вздрогнув)
Что слышу я?
Иль смутный гул ночной так обманул меня?
(Оборачивается в страхе, прислушивается.)
Король уже ушел, но слышно, как он поет.
Голос короля
Красотки лицемерят,
Безумен, кто им верит!
Трибуле
Проклятье! Горе мне! В моем мешке — не он!
Он спасся и бежал! Он кем-то подменен!
Ах, черт! Обманут я!
(Подбегает к дому. Там открыто только верхнее оконце.)
Бандит!
(Измеряет на глаз высоту, обдумывая, нельзя ли взобраться.)
Окно высоко!
(Возвращается к мешку; в ужасе)
Кого же он взамен сюда впихнул жестоко?
Кто жертва бедная?
(Ощупывает мешок.)
Да, здесь лежит мертвец!
(Распарывает мешок кинжалом и тревожно вглядывается.)
Не вижу! Ночь темна, и небо — как свинец.
(Растерянно озирается.)
Нет света! Весь Париж — как кладбище ночное.
(В отчаянии склоняется над телом.)
Дождемся молнии.
(Несколько секунд пристально смотрит на мешок, из которого наполовину вытащил тело Бланш.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Трибуле; Бланш.
Внезапная вспышка молнии. Трибуле вскакивает и отступает с неистовым воплем.
Трибуле
Дитя мое родное!
Дочь! Небо и земля! Здесь дочь моя! Она!
(Щупает свою руку.)
О боже! Вся рука в крови обагрена!
Я гибну! Дочь моя! Нет, это призрак ложный!
Нет, это все обман! Нет, это невозможно!
Она спешит в Эврё. Она уже в пути.
(Падает на колени перед телом, и устремляет глаза к небу.)
О боже, это сон! Ты мог ее спасти!
Крылами осени ее головку, боже!
Нет, это не она!..
Молния снова озаряет бескровное лицо и закрытые глаза Бланш.
Она! В гнилой рогоже!
(С рыданием бросается на ее тело.)
Она! Дитя мое! Ответь мне только, дочь!
Тебя убили? Да? Ответь! Сегодня в ночь?
И никого вокруг! На всей земле мы двое!
Дочь! Говори, ответь! Дитя мое живое!
Бланш
(как бы воскрешенная криками отца, приоткрывает глаза; слабым голосом)
Кто звал меня?
Трибуле
(как безумный)
Жива, вздохнула, поднялась!
И сердце вновь стучит! И не закрыла глаз!
Бланш
(приподымается; она в рубашке, залитой кровью, ее волосы распущены, ноги в мешке)
Где я?
Трибуле
(поддерживает ее)
Дитя мое! Любовь моя! Бедняжка!
Узнала? Слышишь ли? Ответь!
Бланш
Отец! Мне тяжко…
Трибуле
Вот дьявольская тьма… Что сделали с тобой?
Мне страшно, что тебе я причиняю боль…
Не видно ничего! Ты ранена, родная?
Приподымись же!
Бланш
(прерывающимся голосом)
Нож задел — я это знаю -
Мне сердце…
Трибуле
Кто удар нанес из-за угла?
Бланш
Я гибну… я сама… тогда вам солгала -
Любила слишком… вот… и умираю…
Трибуле
Кара,
Придуманная мной! От моего удара…
Но как же?.. Где они могли тебя найти?
Бланш
(голосом умирающей)
Не заставляй меня рассказывать!
Трибуле
(осыпая ее поцелуями)
Прости!
Как! Потерять тебя, не зная… Ты слабеешь?
Бланш
(стараясь повернуться)
Мне душно… Кончено…
Трибуле
(приподнимая ее, с тоской в голосе)
Бланш! Ты еще не смеешь.
Живи!
(В отчаянии оборачивается.)
Эй, кто-нибудь! На помощь!.. Ни души!
Так и оставят нас, чтоб умерла в глуши?
Ага! Там на стене есть колокол тревожный!
(К Бланш)
Дождешься ты меня? На миг уйти мне можно?
Я принесу воды, тревогу подыму.
Бланш знаком показывает, что это бесполезно.
Так лучше было бы… Не хочешь? Почему?
(Не оставляя ее, зовет на помощь.)
Эй, кто-нибудь!
Полная тишина. Дом погружен в темноту.
Их дом — жилище погребенных!
Бланш в агонии.
Не умирай, постой, голубка, мой ребенок!
Бланш, если нет тебя, я буду нищ и гол.
Не умирай, постой!
Бланш
О!
Трибуле
Локоть мой тяжел?
Тебе мешает он? Переменю я руку.
Так лучше? Легче так? Сейчас утихнет мука.
Дыши! Сейчас придут, помогут и дадут
Тебе воды… Никто не подошел и тут!
Бланш
(с усилием, глухо)
Прости его, отец… Прощай…
Голова ее откидывается.
Трибуле
Она не дышит!
(Подбегает к колоколу и бешено звонит.)
Убийство! Караул! Огня!
(Возвращается к Бланш.)
Дай мне услышать
Хотя бы голос твой! Скажи мне! Пожалей!
(Пытается приподнять ее.)
Зачем же никнешь ты все ниже, тяжелей?
В шестнадцать лет! О нет! Не может быть разлуки!
Бланш своего отца не бросит в этой муке!
О боже мой, за что? Зачем мертвы уста?
Появляются люди, сбежавшиеся с факелами на звон колокола.
Иль бог безжалостен? Иль эта твердь пуста?
Уж лучше не рождать, не жить совсем на свете,
Чем красоту твою мне созерцать в расцвете!
Уж лучше не держать и на руках дитя!
Уж лучше бы совсем малюткой, залетя
В наш мир, ты унеслась, как птицы улетают!
Уж лучше, девочка…
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Те же, мужчины, женщины из народа.
Женщина
Как за сердце хватают
Его слова!
Трибуле
(оборачивается)
Ага! Пришли вы наконец?
Проснулись вовремя!
(Берет за ворот возчика, держащего в руке бич.)
Есть лошадь, молодец?
Колеса есть, скажи?
Возчик
Есть! Не хватай руками!
Трибуле
Так! Можешь голову мне размозжить о камень!
(Снова бросается на тело Бланш.)
Дитя любимое!
Один из присутствующих
Отца бы увести!
В таком отчаянье!
Пытаются оттащить Трибуле. Тот сопротивляется.
Трибуле
Не трогайте. Пусти!
Не смейте отнимать! Что я дурного сделал?
Я и не знаю вас!
(К одной из женщин)
Ты выслушать хотела?
Ты плачешь, женщина? Так у тебя в груди
Есть сердце? Пусть они оставят нас!
Женщина вступается за него. Он возвращается к телу Бланш и падает перед ним на колени.
Трибуле
Пади
Ниц, горемычный шут, пред нею на колени!
Женщина
Нельзя устраивать здесь шумных представлений,
А то вас уведут.
Трибуле
(растерянно)
Нет! Кажется, еще
Она жива.
(Обхватывает и приподнимает тело дочери.)
Ко мне склонилась на плечо.
Найдите доктора во что бы то ни стало!
Нам надо отдохнуть. Она ведь так устала.
(Берет ее на руки, как мать уснувшего ребенка.)
Нет, нет! Не умерла! Нет, не захочет бог!
Он знает, как горбун несчастен и убог,
Какая ненависть везде калек встречает,
Как от калек бегут, как их не замечают.
А эта девочка была ко мне нежна,
И, услыхав ваш смех, заплакала б она!
Дай мне скорей платок — я оботру ей губки.
Как розовы они у бедненькой голубки!
(Вытирает ее лицо.)
О, если бы сейчас, как это помню я,
Златоволосая, двухлетняя моя
Пред вами прыгала…
(Крепко прижимает ее к сердцу.)
Несчастное сердечко,
Больная деточка, погаснувшая свечка!
(Любуется ею; понизив голос)
Я на руках держал ребенка иногда -
Вот как сейчас держу. Как ей спалось тогда!
А только разбужу — мила, как ангел божий!
Я не показывал ей смехотворной рожи, -
Но улыбается все больше и светлей,
И я сто тысяч раз целую ручки ей.
Бедняжка умерла! Нет, это сон счастливый.
Смотрите: если бы поближе подошли вы,
Вы убедились бы, как дышит горячо.
Глаза откроются. Я буду ждать еще.
Вы видите? Я прав и потому спокоен.
Я понял: это сон, и чувствую, какой он…
Не делаю того, что мне запрещено,
Но с бедной девочкой останусь все равно.
(Смотрит на нее.)
Какое личико! А горечи и муки
Нет и следа. Вот я уже согрел ей руки.
Пощупайте!
Входит врач.
Женщина
Хирург… Пустите, сударь, к ней!
Трибуле
Не буду вам мешать. Смотрите! Так видней.
Что это, обморок?
Врач
(осматривая Бланш)
Нет, это смерть. Вот рана
Глубокая в боку. И, как это ни странно,
Кровь хлынула вовнутрь, исхода не найдя.
Трибуле
Убил свое дитя! Убил свое дитя!
(Падает на землю.)
ПРИМЕЧАНИЯ
Работу над этой драмой Гюго начал весной 1832 г., прервал на несколько месяцев из-за тяжелой болезни сына, возобновил 2 июня и завершил к 23 июля 1832 г. Таким образом, время написания драмы «Король забавляется» совпадает с народным восстанием в Париже 5–6 июня 1832 г.; в своем окончательном виде драма явилась прямым откликом на это восстание. С большим политическим пафосом в ней обличается монархический произвол и показана трагическая судьба его невинных жертв; жалкий шут — символ унижения народа — противопоставлен могущественному и блестящему королю; более того, шут обладает моральной властью над королем, заманивает его в ловушку и мстит ему.
Сцена, в которой Трибуле, попирая ногою мешок, в котором, как он думает, находится труп Франциска I, восклицает:
Кто хил, тот вырастет! Кто низок, тот воспрянет!
И ненависти, раб, не бойся и не прячь!
Расти из кошки — тигр! И из шута — палач! -
звучала в обстановке тех месяцев как открытая угроза режиму июльской монархии. Недаром прогрессивная часть зрителей встретила это место пением революционных песен Марсельезы и Карманьолы, а правительство поспешило запретить пьесу после первого же представления (театр Французской Комедии, 22 ноября 1832 г.) Министр Аргу заявил Гюго, что его пьеса «оскорбляет нравы», что в ней содержатся намеки на короля Луи-Филиппа и, наконец, что «монархический принцип пострадает от нападок на одного из самых популярных во Франции королей» (Франциска I).
Ввиду формальной отмены цензуры в 1830 г. запрещение драмы «Король забавляется» было незаконным, и Гюго, по его словам, «не имея возможности непосредственно напасть на правительство», обратился в коммерческий суд с иском к театру Французской Комедии, требуя возмещения материальных потерь от снятия пьесы. Суд не решился пойти против правительства, но процесс Гюго, получивший широкую огласку и подхваченный либеральными газетами, сыграл свою роль в борьбе за свободу печати.
Постановка драмы «Король забавляется» была осуществлена во Франции только через 50 лет, 22 ноября 1882 г.
В январе 1857 г., когда Гюго был в изгнании, композитор Верди поставил в Париже оперу «Риголетто» по мотивам драмы «Король забавляется».
Действие драмы происходит в первой половине XVI в., в период правления короля Франциска I (1515–1547) — видного представителя нарождавшегося французского абсолютизма. При нем резко снизилось значение старых сословных учреждений, ограничивавших раньше власть короля, крупные феодалы стали терять независимость на местах и превращаться в придворных, интересы церкви были подчинены трону, увеличились налоги; при издании законов король руководствовался только формулой «ибо так нам угодно».
Завоевательные походы Франциска I в богатую Италию способствовали росту торговли и развитию французской буржуазии; при нем начинается расцвет культуры Возрождения. Король покровительствовал искусствам и наукам, основал светский университет Коллеж де Франс и сам занимался поэзией.
Приурочив действие драмы «Король забавляется» к эпохе Франциска I, Гюго получил возможность особенно наглядно показать аморальность придворных нравов и бесчеловечность абсолютизма. В основу образа Франциска I в пьесе положена характеристика, данная ему современниками, которые рисуют этого «короля-дворянина» безрассудно храбрым, любящим наслаждения, легкомысленным эгоистом и честолюбцем. Гюго подчеркивает эти стороны характера короля, рисуя вместе с тем низкопоклонство и аморализм окружающих его вельмож. Вводя в действие ряд исторических фигур, Гюго стремился создать правдивую рамку для основного сюжета пьесы. Но по существу история остается здесь условным фоном для моральной и политической проблематики.
Тейлор — барон Исидор Тейлор; состоял в 1824 г. в должности королевского комиссара при театре Французской Комедии.
Хартия-правда — имеется в виду конституция (хартия) 1830 г. Королю Луи-Филиппу приписывалась фраза: «Отныне хартия станет правдой».
Видок — полицейский сыщик, в прошлом уголовный преступник; приобрел известность благодаря опубликованным в 1828 г. весьма пошлым, рассчитанным на сенсацию «Мемуарам Видока».
…вроде битвы при Монлери… — Битва при Монлери произошла в 1465 г. между войсками французского короля Людовика XI и войсками его врагов-феодалов во главе с бургундским герцогом Карлом Смелым. Она описана историографом Людовика XI Матье в его книге «История царствования Людовика XI».
Трибуле — придворный шут королей Людовика XII и Франциска I, упоминаемый в хрониках того времени и в романе Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», где он назван «глупомудрым». Настоящее его имя было Фериаль; Трибуле — его прозвище, происходящее от старофранцузского глагола «tribouler» — дергать, беспокоить. Однако характер персонажа, выведенного Гюго под этим именем, является вымышленным, так же как и весь сюжет драмы.
Де Косе Шарль — полководец Франциска I, маршал Франции Сен-Валье (Жан де Пуатье, сеньер де Сен-Валье) — вельможа при дворе Франциска I. Все, что говорится в драме о дочери Сен-Валье Диане де Пуатье, не соответствует историческим фактам.
Реньяр Жан (1655–1709) — французский драматург, автор развлекательных комедий нередко фривольного содержания. «Школа жен», «Амфитрион» — комедии Мольера, где изображаются двусмысленные положения, связанные с вопросами брака и любви. Данден, Сганарель — персонажи из комедий Мольера, ревнивцы, обманутые своими женами. Главная сцена «Тартюфа» — имеется в виду сцена из комедии Мольера, в которой святоша-лицемер Тартюф пытается соблазнить жену своего благодетеля Оргона.
…по словам Брантома… — Пьер Б рантом (1540–1614) — французский писатель, автор мемуаров, в которых дается живая картина придворной жизни и нравов того времени. Сочинение Брантома «Жизнь знаменитых людей и великих полководцев французских и иностранных» — один из основных источников Гюго при работе его над драмой «Король забавляется».
Катрен — четверостишие.
Маро Клеман (1496–1544) — один из видных поэтов французского Возрождения; состоял одно время на службе у Франциска I. В своих легких, изящных стихах, полных светлой жизнерадостности, он отчасти отразил нравы придворного общества. Однако Клеман Маро отнюдь не был таким беспринципным придворным угодником, каким изобразил его Гюго. Гуманист и свободомыслящий в религиозных вопросах, он часто обличал жестокость и несправедливость; много раз он подвергался гонениям и должен был окончить жизнь на чужбине.
Ваш стих о Трибуле. — Приводимые здесь стихи принадлежат в действительности не Клеману Маро, а его отцу Жану Маро, занимавшему при Франциске I пост королевского историографа.
Его любезная, что устрашит в Кале все войско англичан… — Намек на французскую национальную героиню XV в. Жанну д'Арк, возглавившую один из французских отрядов во время Столетней войны с Англией. В результате патриотического подъема французского народа, ярко проявившегося в выступлении Жанны д'Арк, англичане были изгнаны из Франции и к 1450 г. в их руках остался лишь порт Кале.
…единственной сестрицы: ученых при дворе угодно видеть ей. — Сестра короля Франциска I, Маргарита Наваррская, собрала при своем дворе кружок ученых гуманистов; она защищала религиозное свободомыслие, покровительствовала поэтам и сама была даровитой писательницей.
Блеск лилий Валуа темней моих седин… — На гербе королевского дома Валуа, к которому принадлежал Франциск I, были изображены белые лилии.
«Бурбон, Марсель увидя…» — Гюго приводит здесь куплеты из старой солдатской песни, найденной им в мемуарах Брантома.
Кто? Папа, Дориа, Карл Пятый иль султан? — Франциск I вел ожесточенные войны с Карлом V за господство в Северной Италии. В ходе этих войн он примкнул к Лиге, организованной против Габсбургов папой Климентом VII и английским королем, а в 1535 г. заключил союз против Карла V с турецким султаном Сулейманом Великолепным. Андреа Дориа стоял во главе генуэзского флота во время итальянских войн Франциска I и вначале поддерживал французов против Миланского герцога; но когда Франциск I отказался дать Генуе обещанные льготы, Дориа внезапно примкнул к Карлу V.
Он, бившийся всю ночь при Мариньяно… — Битва при Мариньяно произошла в 1515 г. между войсками Франциска I и соединенной армией итальянских князей и швейцарцев, хозяйничавших в ту пору в Северной Италии. Победа, одержанная в этом сражении Франциском I, явилась важным этапом в борьбе французских королей за Миланское герцогство.
Рюи Блаз
ПРЕДИСЛОВИЕ
Три рода зрителей составляют то, что принято называть публикой: во-первых, женщины; во-вторых, мыслители; в-третьих, толпа в собственном значении этого слова. Толпа требует от драматического произведения почти исключительно действия; женщины прежде всего желают в нем видеть страсть; мыслители ищут в нем предпочтительно характеры. Внимательно изучая эти категории зрителей, мы наблюдаем следующее: толпа так любит действие, что в случае надобности согласна пренебречь характерами и страстями.
[То есть стилем. Ибо если действие может во многих случаях выражаться самим же действием, то страсти и характеры, за очень немногими исключениями, выражаются только словом. Слово же в театре, твердо закрепленное, а не витающее слово, есть стиль.
Пусть каждое действующее лицо разговаривает так, как ему надлежит говорить, — sibi constet, по выражению Горация. В этом все дело. (Прим. автора.)]
Женщины, интересуясь, правда, и действием, так поглощены развитием страсти, что уделяют мало внимания обрисовке характеров; что же касается мыслителей, то им так нравится видеть на сцене характеры, то есть живых людей, что, охотно принимая страсть как естественный побочный элемент драматического произведения, они готовы считать действие досадной помехой. Это происходит оттого, что толпа требует от театра главным образом ярких впечатлений, женщина — чувств, мыслитель — размышлений. Все хотят наслаждения, но одни — наслаждения для глаз, другие — наслаждения для сердца, а последние — наслаждения для ума. Отсюда три рода совершенно разных произведении на нашей сцене: один простонародный и низкий, два прославленных и высоких, но одинаково удовлетворяющих определенную потребность: для толпы — мелодрама; для женщин — трагедия, анализирующая страсть; для мыслителей — комедия, изображающая человеческую природу.
Заметим мимоходом, что мы не собираемся устанавливать здесь что-либо непреложное, и просим читателя, чтобы он сам ввел в высказанную нами мысль ограничения, которые она может потребовать. Общие понятия всегда допускают исключения, мы отлично знаем, что толпа есть нечто великое, где можно найти все — как врожденное чувство прекрасного, так и склонность к посредственному, как любовь к идеальному, так и влечение к пошлому, мы знаем также, что всякий законченный мыслитель должен быть женщиной по утонченности чувств, и нам хорошо известно, что, благодаря таинственному закону, соединяющему оба пола и душой и телом, в женщине зачастую таится мыслитель. Отметив это и еще раз попросив читателя не придавать безоговорочного смысла немногим словам, которые нам остается сказать, продолжим нашу мысль.
Для каждого, кто всмотрится в три разряда зрителей, о которых мы сейчас говорили, очевидно, что все три правы. Женщины правы, требуя, чтобы душу их волновали; мыслители правы, требуя, чтобы их поучали, а толпа справедливо требует, чтобы ее забавляли. Из этих очевидных обстоятельств вытекает закон драмы. И в самом деле: создавать по ту сторону огненного барьера, называемого театральной рампой и отграничивающего реальный мир от мира идеального, создавать, в условиях сочетания искусства и природы, и наделять жизнью характеры, то есть, повторяем, людей; вложить в этих людей, в эти характеры, страсти, которые развивают характеры и изменяют людей; и, наконец, порождать из столкновения этих характеров и страстей с великими, установленными провидением, законами человеческую жизнь, то есть великие, ничтожные, горестные, смешные или ужасные события, доставляющие душе наслаждение, называемое интересом, а уму дающие назидание, называемое моралью, — такова цель драмы. Драма имеет, следовательно, нечто общее с трагедией, благодаря изображению в ней страстей, и с комедией — благодаря изображению в ней характеров. Драма есть третья большая форма искусства, объемлющая, заключающая в себе и оплодотворяющая и трагедию и комедию. Корнель и Мольер существовали бы независимо друг от друга, не будь между ними Шекспира, протягивающего Корнелю левую руку, а Мольеру правую. Так сходятся оба противоположных электричества комедии и трагедии, и вспыхивающая от этого искра есть драма.
Определяя сущность, закон и цель драмы, как он их понимает и как он уже не раз излагал их, автор вполне отдает себе отчет в том, что силы его очень невелики, а ум весьма ограничен. Он говорит здесь — пусть читатель правильно поймет его — не о том, что он сделал, а о том, что он хотел сделать. Он указывает, что являлось для него исходной точкой. И только.
Мы можем предпослать этой книге лишь несколько строк, ибо нам не хватает места для более пространного рассуждения. Да позволено нам будет поэтому, не вдаваясь в дальнейшие подробности, перейти от общих мыслей, высказанных сейчас нами и руководящих, по нашему мнению, всем искусством в целом, — при соблюдении, конечно, всех требований идеала, — к некоторым частным мыслям, которые эта драма, Рюи Блаз, может вызвать у вдумчивых людей.
Во-первых, — если затронуть лишь одну сторону вопроса, — каков, с точки зрения философии истории, смысл этой драмы? Поясним это.
Когда монархия близка к развалу, наблюдается ряд своеобразных явлений. Так, прежде всего дворянство обнаруживает склонность к распаду. Распадаясь, оно делится на части, и вот каким образом.
Королевство шатается, династия угасает, закон рушится, политическое единство, раздираемое интригами, дробится; высшее общество дичает и вырождается; все ощущают предсмертную расслабленность — и внешнюю и внутреннюю; крупные государственные установления рухнули, остаются в силе только мелкие — печальное общественное зрелище; нет больше полиции, армии, финансов; все понимают, что приходит конец. Отсюда во всех умах рождается тоска о прошлом, опасение за будущее, недоверие ко всем и ко всему, уныние и глубокое отвращение. Так как болезнь государства гнездится в самой верхушке, то знать, соприкасающаяся с нею, заболевает первая. Какая участь постигает ее? Часть дворянства, менее честная и менее благородная, остается при дворе. Все должно вскоре рухнуть, время не терпит, надо спешить, надо обогащаться, возвеличиваться и пользоваться обстоятельствами. Все думают только о себе. Каждый, не питая ни малейшей жалости к стране, строит свое маленькое личное счастье на великом общественном несчастии: он придворный, он министр, он торопится стать счастливым и могущественным; он умен, он развращается и преуспевает. Люди домогаются всего, хватают и расхищают все — ордена, звания, должности, деньги, Живут только честолюбием и алчностью. Скрывают под внешней благопристойностью тайное распутство, порождаемое человеческой слабостью. А так как подобная жизнь, состоящая в погоне за наслаждениями и удовлетворением своего честолюбия, требует прежде всего отречения от всех естественных чувств, то люди становятся жестокими. Когда наступает день опалы, в душе придворного, впавшего в немилость, пробуждается нечто чудовищное, и человек превращается в демона.
Безнадежное состояние государства толкает другую, лучшую и более родовитую половину дворянства на иной путь. Она удаляется от двора, возвращается в свои дворцы, замки и поместья. Она проникается отвращением ко всем делам, она ничем не может помочь, ибо приближается конец света: что можно сделать, и стоит ли предаваться отчаянию? Надо забыться, закрыть на все глаза, жить, пировать, любить, наслаждаться. Кто знает, есть ли впереди хотя бы год? Сказав или даже просто почувствовав это, дворянин живо принимается за дело: он заводит вдесятеро больше слуг, покупает лошадей, осыпает деньгами женщин, устраивает празднества, задает пиры, расточает, дарит, продает, покупает, закладывает, прожигает, проедает, отдает себя в руки ростовщиков и быстро проматывает свое имущество. Неожиданно приходит беда. Оказывается, что, хотя монархия быстро катится под гору, он разорился до ее крушения. Все миновало, все кончено. От всей этой роскошной, ярко пылавшей жизни не осталось даже и дыма — он развеялся. Один пепел, и больше ничего. Забытый и покинутый всеми, обедневший дворянин становится тогда тем, чем может, — искателем приключений, головорезом, беспутным бродягой. Он погружается в толпу и исчезает в этой огромной, тусклой и темной массе, которую он до тех пор едва различал глубоко под собою. Он уходит в нее с головой, он укрывается в ней. У него нет больше золота, но у него осталось солнце — это богатство неимущих. Сначала он жил в верхах общества, теперь он поселяется в низах и мирится с новой жизнью; он презирает своего родственника — честолюбца, богатого и могущественного; он становится философом и сравнивает воров с придворными. Впрочем, он добрый и смелый человек, умный и прямодушный: смесь поэта, нищего и принца; он над всем смеется; расправляется с ночной стражей, не прикасаясь к ней сам, при помощи своих товарищей, как раньше — при помощи слуг; не без изящества сочетает в своем обращении наглость маркиза с бесстыдством цыгана; он запятнан внешне, но чист душой; от дворянина в нем осталась только честь, которую он бережет, имя, которое он скрывает, и шпага, которую он пускает в ход.
Двойная картина, которую мы сейчас бегло обрисовали, встречается в известный момент в истории всех монархий, но особенно ярко она обнаруживается в Испании конца XVII века. Итак, если только автору удалось выполнить эту часть своего замысла, — в чем он не очень уверен, — в предлагаемой читателю драме первая половина испанского дворянства найдет свое выражение в лице дона Саллюстия, а вторая — в лице дона Цезаря. Они — двоюродные братья.
Здесь, как и везде, набрасывая это изображение кастильской знати около 1695 года, мы, понятно, не имеем в виду редкие и почтенные исключения… Продолжим нашу мысль.
Вглядываясь пристально в эту монархию и в эту эпоху, мы видим, что ниже знати, расколовшейся надвое и до известной степени олицетворяемой двумя людьми, которых мы сейчас назвали, шевелится в тени нечто великое, темное и неведомое. Это — народ. Народ, у которого есть будущее и нет настоящего; народ-сирота, бедный, умный и сильный, стоящий очень низко и стремящийся стать очень высоко; носящий на спине клеймо рабства, а в душе лелеющий гениальные замыслы; народ, слуга вельмож, в своем несчастии и унижении пылающий любовью к окруженному божественным ореолом образу, который воплощает для него среди развалившегося общества власть, милосердие и изобилие. Народ — это Рюи Блаз.
А над этими тремя людьми, которые, — если смотреть на них под этим углом зрения, — заставляют жить и действовать на глазах зрителя три начала и в этих трех началах — всю испанскую монархию XVII века, — над этими тремя людьми высится чистое и лучезарное создание, женщина, королева, несчастная как женщина, ибо у нее словно и нет мужа; несчастная как королева, ибо у нее словно и нет короля; склонившаяся, в приливе царственного сострадания, а может быть, и женского чувства, к тем, кто стоит ниже ее, и смотрящая вниз, тогда как Рюи Блаз, народ, смотрит вверх.
На взгляд автора, эти четыре соединенные таким образом фигуры, — не умаляя значения второстепенных персонажей, усиливающих правдивость картины в целом, — резюмируют самые яркие черты, которые представляла взору историка-философа испанская монархия сто сорок лет тому назад. К этим четырем фигурам можно было бы, пожалуй, прибавить пятую — фигуру Карла II. Но в истории, как и в драме, Карл II Испанский — не личность, а тень.
Мы спешим оговориться, что сказанное нами не является объяснением Рюи Блаза. Это только одна из сторон пьесы, это то впечатление, которое драма, если бы она заслуживала серьезного внимания, могла бы, в частности, произвести на человека вдумчивого и добросовестного, исследующего ее, скажем, с точки зрения философии истории.
Но как бы эта драма ни была незначительна, она, как и все на свете, имеет много других сторон, и есть много иных способов рассматривать ее. Идея может, подобно горе, предстать перед нами в нескольких видах. Это зависит от того, с какой точки мы смотрим. Да простят нам слишком пышное сравнение, которым мы пользуемся только для того, чтобы яснее выразить нашу мысль: Монблан, если на него смотреть из Круа-де-Флешер, не похож на Монблан, каким мы его видим из Саланша. Тем не менее это все тот же Монблан. Точно так же — переходя от великого к малому — и эта драма, исторический смысл которой мы сейчас разъяснили, представилась бы нам в совсем ином виде, если бы мы стали рассматривать ее с еще гораздо более возвышенной точки зрения — с точки зрения чисто человеческой. В таком случае дон Саллюстий олицетворял бы безграничное себялюбие и неустанную заботу, его противоположность, дон Цезарь, — бескорыстие и беззаботность, в Рюи Блазе отразились бы гений и страсть, угнетаемые обществом и устремляющиеся тем выше, чем сильнее этот гнет, и, наконец, королева олицетворяла бы добродетель, подвергающуюся большой опасности вследствие скуки.
С чисто литературной точки зрения характер этого замысла, как он осуществлен в драме, озаглавленной Рюи Блаз, снова изменился бы. В нем могли бы быть олицетворены три высшие формы искусства. Дон Саллюстий воплощал бы драму, дон Цезарь — комедию, Рюи Блаз — трагедию. Драма завязывает действие, комедия осложняет его, трагедия разрубает.
Все эти подходы к данной драме правильны и вполне основательны, но ни один из них не охватывает целого. Абсолютная истина заключается в совокупности произведения. Пусть каждый находит в нем то, что он ищет, — и цель поэта, который, впрочем, не льстит себя этой надеждой, будет достигнута. Философская тема Рюи Блаза — народ, устремляющийся ввысь; человеческая тема — мужчина, любящий женщину; драматическая тема — лакей, полюбивший королеву. Толпа, которая каждый вечер теснится перед этим произведением, — ибо во Франции никогда не ощущалось недостатка в общественном внимании к творческим попыткам ума, каковы бы они ни были, — толпа, повторяем, видит в Рюи Блазе только последнюю тему, драматическую, — лакея, и, по-своему, она права.
То, что мы сейчас говорили о Рюи Блазе, кажется нам несомненным и по отношению ко всякой другой пьесе. Славные творения великих драматургов замечательны именно тем, что они являют больше сторон для рассмотрения, чем все прочие. Тартюф смешит одних людей и наводит ужас на других. Тартюф — забравшаяся в дом змея, или лицемер, или же лицемерие. Он то человек, то идея. Для одних Отелло — чернокожий, любящий белую женщину, для других он — выскочка, женившийся на дочери патриция; для одних это ревнивец, для других это ревность. Такое разнообразие сторон нисколько не нарушает единства творения. Как мы уже выразились в другом месте: множество ветвей и один-единственный ствол.
Автор драмы потому так подробно остановился на ее историческом смысле, что в его представлении Рюи Блаз по своему историческому содержанию — и, конечно, только по историческому — связан с Эрнани. Огромное значение аристократии показано в Эрнани, как и в Рюи Блазе, наряду с огромным значением королевской власти. С той лишь разницей, что в Эрнани, — поскольку абсолютная королевская власть тогда еще не утвердилась, — знать ведет борьбу против короля то при помощи гордого сознания своего достоинства, то при помощи шпаги; она наполовину феодальна, наполовину непокорна. В 1519 году вельможа живет вдали от двора, в горах, разбойником — как Эрнани, или патриархом — как Руй Гомес. Спустя двести лет положение изменилось. Вассалы превратились в придворных. И если вельможа случайно испытывает еще потребность скрывать свое имя, то не для того, чтобы спастись от преследований короля, а чтобы спастись от преследований своих кредиторов. Он становится не разбойником, а беспутным бродягой. Чувствуется, что королевский абсолютизм долгие годы прохаживался по этим высокородным головам, пригибая одни и сокрушая другие.
И, наконец, — да будет нам позволено сказать в заключение еще несколько слов, — между Эрнани и Рюи Блазом пролегают два столетия Испании, два долгих столетия, в продолжение которых потомству Карла V дано было властвовать над миром; два столетия, которые провидение не пожелало, — что весьма примечательно, — продлить ни на один час, ибо Карл V родился в 1500 году, а Карл II умер в 1700 году. В 1700 году Людовик XIV наследовал Карлу V, подобно тому как в 1800 году Наполеон наследовал Людовику XIV. Эти бурные взлеты династий, время от времени озаряющие историю, представляются автору прекрасным и овеянным грустью зрелищем, на котором часто останавливается его взор. Порою автор пытается перенести из него кое-что в свои произведения. Так, ему хотелось наполнить Эрнани сиянием утренней зари и окутать Рюи Блаза предвечерними сумерками. В Эрнани солнце австрийского царствующего дома восходит, в Рюи Блазе оно угасает.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги