Том 2

ТРОЙНОЙ ПРЫЖОК

Между братьями Шигановыми и Кочетковым произошла ссора, перешедшая в драку. Вернувшись домой, братья Шигановы договорились убить Кочеткова…

Граждане судьи, это правильно, что я как старший брат первым иду по делу, но, с другой стороны, он помоложе, ему подольше жить, чем мне. Поэтому я сразу прошу вас или влупить нам поровну срока, или дать ему больше на год. У нас есть такая договоренность по справедливости. Федя в обиде на вас и на меня не будет… Вот и земляки хлопают аплодисменты. Одобряют, значит, наш подход к делу.

Все тут почему-то упирали на наше хулиганское злодейство, а личность пострадавшего осталась в больничной тени. Как будто если мерзавец лежит и болеет, то он уже вроде бы стал уже и не мерзавцем. Нет. Так не бывает!

Кто он есть? Почему вы не допросили наших свидетелей, которых, наоборот, приказали выгнать из зала суда за желание сказать всю правду? Почему дело обставляется так, что, мол, братья Шигановы – сорная трава на селе, алкоголики, самогонщики и враги колхозной системы?

Мне и брату тут всячески затыкали рот, когда мы говорили, что Кочетков является секретарем нашего крупного сельсовета и что в его руках находилась круглая печать. Кто ему доверил печать и за сколько? Доверил председатель сельсовета Клоков. А Кочетков за доверие делился с ним взятками – деньгами и продуктами.

Чем занимался Кочетков? Выдавал справки с печатями. Подписывал характеристики тем, кто под суд шел или в институт поступал, и прочие документы, необходимые людям из-за разгула бюрократии в нашей стране, с чем борется даже газета «Правда».

Вам известно, что бегут нынче парни и девчата из колхозов. Со справкой в городе устроиться гораздо легче, чем без справки.

Например, за двадцать пять рубчиков Кочетков делал бумагу, в которой ясно было сказано, что такой-то был активным дружинником и лично посадил пять расхитителей колхозного добра на скамью подсудимых, хотя этот такой-то, не буду уж называть фамилии, сам хапал что попало, бывало, изоляторы со столбов снимал для красоты могильной ограды.

А уж сколько справок выдал Кочетков для получения на базе Центросоюза ковров, подушек, шин мотоциклетных и прочего дефицита – не сосчитать теперь никакой ревизии. Справки он такие выразительные писал, что на человека, даже если он на внешность натуральный хам и живоглот, смотреть начинали бюрократы как на Аркадия Райкина…

Скотина. И нисколько мне не жалко, что ребра у него переломаны, и речь отнялась. Если хотите знать – и не отнялась она вовсе, а от ответа он хочет уйти, сойдя за немого.

Вот я зачитаю вам сейчас пример одной такой справки. Ее мне во время перерыва передали верные люди, на которых только и держится наша страна. Слушайте:

Справка. Дана настоящая гражданке, допустим, Лопкиной в том, что она с детских лет занималась в художественной самодеятельности и неоднократно участвовала во всемирных фестивалях молодежи и студентов. Завоевала ряд золотых и серебряных медалей по программе русских народных танцев и частушек. Любинский сельсовет просит учесть эти факты при разборе заявления гражданки Лопкиной о выдаче ей бесплатной путевки в санаторий для лечения цирроза печени и язвы желудка.

Вот какая хитрая справочка. Десятку всего стоит, а в санаторий, думаете, Лопкина попала? В том-то и дело, что нет. И десятка ее плакала.

Теперь о нашем личном деле. С Федей мы – сироты. Я всю жизнь ишачу в колхозе, а Федину жизнь я решил устроить культурно.

– Поезжай, – говорю, – учиться, чтобы не сгнить тут в нашей темени, где, кроме как о перевыполнении планов, ничего больше не услышишь.

Прихожу к Кочеткову. Даю ему двадцать пять рубчиков. Прошу красноречиво написать, что Федя чем-то замечателен и что любой институт дрался за него руками и ногами. Пришла вечером эта морда – Кочетков – к нам в дом. Бутылку ему поставили. Залил он свой выбитый теперь нами глаз и сочинил бумагу. Тут же и печать поставил.

– Хочешь, – говорит, – справку дам, что у тебя мало кровие? В Москве апельсины будешь без очереди покупать. Козел.

Поехал Федя в Ленинград, в медицинский поступать. Справку показал. Его сразу на руках прямо к директору понесли, а тот говорит:

– Завтра же выходи на соревнования, считай себя сту дентом с повышенной стипендией.

У Феди – глаза на лоб. В общаге его сразу поселили.

Утром приезжают на «Волге» и везут на стадион. У него, конечно, ушки на макушке, разберусь, думает, на месте, не маленький. Спортом в школе занимался, бегать любил. Быстрей всех бегал…

В общем, одевают его, обувают и говорят:

– Давай, выходи и повторяй хотя бы свой результат. В справке ведь что написал злодей Кочетков? Что шофер Федор Шиганов потерял при пожаре дома кубок Российс кой Федерации и документы мастера спорта по тройному прыжку… Что было делать Феде, когда он и на один пры жок не способен? Прыгнул он, как курица слепая на насест.

Тут его и разоблачили.

Вечером команда напилась в общаге, и Федю побили крепко, потому что из-за него директору института и тренеру выговор был от горкома партии и так далее. Крепко Федю побили и выдали волчий билет, чтобы близко его не подпускали к ленинградским вузам. Крепко побили. Со станции пешком идти не мог.

– Все, – говорит, – убиваю Кочеткова. Я его просил насчет бега написать? Не отговаривай, братишка, у меня волчий билет, жизнь надломилась, и мне все равно. Убью! Убью и на лбу печать поставлю сельсоветскую.

Я был не против, так как не оставлять же брата в беде и прекратить пора было аферизм Кочеткова. И я прошу осудить нас не за тяжкие повреждения, а за попытку убийства на почве мести.

Пусть партия разберется, правильно мы хотели мстить за тройной прыжок или неправильно, потому что мы не есть хулиганы какие-нибудь, а натуральные народные мстители продажному сельсовету.

Пока у меня все.