Действующие лица:
Геракл, герой.
Герион, людоед.
Фтизий, раб-навозник.
Пещера Гериона. Очень темно. Герион сидит на троне. Фтизий в уголке, на корточках, чистит скребок. В пещеру входит Геракл, вооруженный мечом.
Геракл (кричит, не замечая Гериона). Выходи на бой, коварный людоед!
Герион (про себя). Боги, какой он шумливый!
Геракл (продолжает с гордостью). Я — Геракл, сын Зевса и Алкмены, самый сильный из всех смертных…
Герион (про себя). Хвастливый…
Геракл (продолжает)….убивший немейского льва и лернейскую гидру, укротивший керинейскую лань, истребивший стимфалийских птиц, победивший аримфанского вепря, очистивший конюшни Авгия, приручивший критского быка, одолевший лошадника Диомеда и лучницу Ипполиту…
Герион (громко)….похитивший стада людоеда Гериона, укравший яблоки Гесперид, выманивший Цербера из Аида и сдохший от бабьей глупости. Великий человек!
Геракл (опешив). Не было этого. Откуда знаешь?
Герион. Будет. Знаю. Иди сюда.
Геракл двигается в темноте, не различая Гериона, выставив вперед меч.
Герион. Брось свой паршивый ножик! Терпеть не могу, когда вот так тычут. Ничего я тебе не сделаю.
Геракл (усмотрев, наконец, Гериона). Так я тебе и поверил!
Герион. Буду я еще с сопляком в кошки-мышки играть! Зачем пришел? За стадами? Бери — и проваливай.
Фтизий бросает чистить скребок и начинает с интересом слушать.
Геракл. А поединок?
Герион. Я для таких глупостей стар. Зачем мне помирать зарезанным, как свинья? А если и убью тебя, люди другого найдут и пошлют, не успокоятся. А я стар: в старости покой нужен. Куда мне эти стада — в могилу не унесешь. Бери их, веди, режь, корми людей. Слушай, как тебя славят с набитым ртом и как проклинают, когда жрать снова станет нечего. А можешь стада и себе оставить. Но тогда, герой, берегись героев. Все это я знаю, все это я видел. Вот когда я был молодой… и титан Герп передо мной вот так же сидел… да что я тебе… убирайся побыстрее. Устал я. Тошнит меня ото всех съеденных. Иной сам на вертел лезет, ножичком машет, кричит — Справедливости, людоед! — а у самого слюнки на говядинку уже текут. Съешь такого — во рту до утра запах нехороший.
Геракл. Что ж, мне легче, людоед! Не нужна мне твоя кровь. Только стада. За тем послали. А пророчества свои оставь. Разные мы с тобой. Ты для себя старался, я — для других.
Герион. Других? А ты с ними уже поговорил, Геракл?
Геракл. Нет еще. Успеется.
Герион. Успеется… (смеется). Спеши, герой, может и не успеется.
Фтизий (про себя). Однако, Фтизий, думай! Все кувырком идет. Старый хозяин с ума спятил, пора к новому пристраиваться.
Герион. Спеши, Геракл, спеши! Вот тебе ивовая ветвь — заговоренные затворы открыть на моих коровниках.
Фтизий (про себя). Ведь так и уйдет со стадами, благородный дурак! И подвига не будет. Хозяин мой хоть и безумен, а тонко понимает — какой же подвиг без крови! Этого никто не поймет. Были стада Герионовы — стали Геракловы, подумаешь! Такое на торжище каждый день случается. Сам он то ли не понимает, то ли не может — руки у него чистые, видно. Помочь ему, что ли, а потом все разъяснить. Может, из благодарности с собой возьмет?
Снаружи слышно мычание коров, топот бесчисленных копыт.
Геракл (снаружи). Эхой, эхой! (Хлещет бич.)
Герион (пытаясь привстать с трона). Как сладка месть! Я счастлив!
Подкравшийся сзади Фтизий перерезает горло Гериона скребком. Герион умирает. Фтизий выбегает из пещеры и кричит.
Фтизий. Люди, великий подвиг! Герой Геракл убил в честном поединке людоеда Гериона!
Геракл. Что ты несешь, раб?
Фтизий. Геракл убил Гериона!
Геракл. Ложь! Он мне сам отдал! (Видит окровавленные руки Фтизия). Раб, твои руки!
Фтизий (смотрит на свои руки). Какие руки, хозяин? Ах, это! Это так, чепуха, вино мертвецов.
Геракл. Раб, ты испортил мне счастье бескровной победы! Сейчас я тебя убью! (Кидается на Фтизия.)
Фтизий. Но, но, хозяин! (Ловко взбирается на высокий камень.) Биться я не обучен, но бегаю быстрее ящерицы. Могу и по другому дело повернуть. (Кричит.) Люди, люди, вор Геракл зарезал во сне моего хозяина и угнал его стада!
Геракл. Тебе не поверят!
Фтизий. Почему это? Сколько таких, как ты, и сколько таких, как я? Сколько поверят твоим словам и сколько моим? Других свидетелей нет.
Геракл. Кто ты такой? Что тебе нужно?
Фтизий. Я — человечек Фтизий, коровьи лепешки подбираю. Возьми меня с собой, я тебя везде прославлять буду — в каждом городе, в каждом селе.
Геракл. Как прославлять?
Фтизий: А вот так. Самому мне славы не надо, а в тени героя — в самый раз. Все вина наливают, женщины сами под тебя ложатся. Хожу я в твоей тени, а тень — кровавая. Кто не спросит — всем отвечу. Хорош мне будешь — и кровь честно пролита, а надоешь — на тебя же все и свалю — ничем не отмоешься.
Геракл. Страшно с тобой, раб!
Фтизий. Вот они — наши герои. Для нас стараетесь, а с нами — страшно!
Геракл. Не все такие, как ты!
Фтизий. Кто не такой, тому чужих коров и даром не надо.
Молчат.
Геракл. Слушай, раб! А может ты все стадо себе?..
Фтизий. И?
Геракл. А меня здесь не было. А кто Гериона убил — сам что-нибудь придумаешь, ты же изворотливый.
Фтизий. Какое благородное сердце! Драгоценных коров — навозному рабу! А если сдохнут коровушки, все говорить начнут, мол, не смог раб священных коров уберечь. Нет, твоя добыча, ты и отвечай. А мы уж по бедности попользуемся…
Геракл. Подлый раб, если б я знал! (Хватает меч и пытается перерезать себе горло.)
Фтизий (проворно выбивая меч). Геракл, а какой нежный, прямо как женщина. Раньше надо было думать!
Геракл рыдает.
Фтизий. Вот так они все. Сперва натворят дел, а потом раскаиваются. Ну, нам легче…
(Пинает Геракла.) Давай, пошел!
Геракл ползет на четвереньках впереди стада.
Фтизий. Люди, это великий Геракл ведет к вам стада Гериона. Радуйтесь, выходите с ножами и вертелами. Несколько недель у нас будет много мяса. Кто хочет потрогать мускулы героя или посмотреть его зубы — платить мне по четыре драхмы. Я — Фтизий, раб-навозник, смотрите все, кем я стал! Смотрите, ослы!
Занавес.
Действующие лица:
Люций, Люцилий — паломники.
Заброшенное святилище на склоне горы, затянутое плющом и кустарником. Появляется Люций, карабкающийся по камням. Садится на камень, спиной к святилищу, не замечая его. Бросает на землю суму.
Люций. Люцилий, иди сюда! Здесь мы отдохнем.
Появляется Люцилий. Садится спиной к святилищу рядом с Люцием.
Люцилий. Уф! Где же оно, Люций? Сколько еще идти?
Люций. Видать, совсем близко. Здесь заночуем, выспимся, к утру будем там.
Люцилий. Позаросли все тропки. А почему никто не ходит, Люций?
Люций. Позабыли дорогу.
Люцилий. Если бы не старик, и мы бы о нем ничего не знали, о святилище. Ничего не скажешь, повезло нам. Любое желание, Люций?
Люций. Любое.
Люцилий. А ты помнишь точно, как он говорил?
Люций. Конечно, помню. Подойти с чистыми помыслами. Душа чтобы была без зависти, без корысти. И громко вслух сказать, чего хочешь.
Люцилий. Это очень просто!
Люций. Проще не придумаешь. Вот, говорят, в Тирепте на алтаре Деметры, тоже сбываются желания. Но сперва нужно достать три скрупулы пепла аравийского Феникса, смешать его с пеплом одного животного плавающего и одного ползающего, завязать все в мешочек и каждую ночь класть мешочек под голову. А потом сказать «Тетра Метра Деметра» и просыпать пепел на четыре стороны света, а потом уж идти просить.
Люцилий. Это куда как сложнее!
Люций. И дольше.
Люцилий. Но если выгорит, заживем, Люций!
Люций. Конечно, заживем. А ты во всем уверен?
Люцилий. Своими ушами слышал, как звенит у нее в тряпках. Зашила в платье, старая, думает, что никто не догадается. Как удар ее хватит, а рядом — никого, кроме меня. Я все быстренько распорю да обратно зашью. Как будто ничего и не было. Братья придут, кинутся смотреть, а я скажу: «Чего ищете? Все наврали люди про нашу безумную матушку, что колдовством наворожила она золото». Да сколько б его там ни было, Люций, все мало! Куда мне до тебя… Вот ты и верно, дело придумал.
Люций. Конечно, земля и стада — это лучше золота. Каждый год с прибытком. Когда его корабль потонет, что ей останется делать? Итак, отец дал ей сроку только до ближайших терминалий, а там уж — отцово слово, отцова воля. Я ему нравлюсь — и ловок, и связи имею.
Люцилий. Давай, я тебе скажу, что придумал, Ты — это святилище, а я вот к тебе обращаюсь. (Становится на колени перед Люцием.) О божество этого священного места! Выслушай мою мольбу: мать моя совсем безумна, лепечет, как ребенок, и не может ступку от пестика отличить. А братья мои все по службе, да и я каждый день до вечера в меняльном ряду. Кто ее за руку проведет? Кто ее накормит? Она по безумию и в колодец свалиться может, и под воз на дороге попасть ненароком. Страшно смотреть, как она мучается, похлебку сама ко рту поднести не может, все только поет да прыгает на одной ноге. Люблю ее по-сыновьи, так пошли ей смерть быструю и безболезненную у меня на руках, чтобы я мог своею рукой закрыть ей глаза! Ни слова ведь лжи, не так ли, Люций?
Люций. Ни слова.
Люцилий. Теперь ты попробуй.
Люций (становясь на колени перед Люцилием): О божество, имя которого мне не известно. Любимую моряк опоил приворотным зельем. Люди говорят, что он с пиратами знается. А она, несмышленая, только о нем думает и ждет с моря, чтобы ложе разделить с ним как законная жена. А распнут его, что с ней станется? Отец наследства лишит и из дома выгонит. Куда она пойдет? А я человек надежный, на службе у префекта и отцу ее нравлюсь. Пусть волна его смоет или отнесет его корабль к берегам савроматов, откуда не возвращаются. И он спасется от позорной смерти, и она — от позорной жизни, да и я буду счастлив! Ну как?
Люцилий. Прекрасно! Ведь он и впрямь пират…
Люций. А мать твоя и впрямь безумна…
Люцилий. Теперь можно и подкрепиться. Где там твой козий сыр?
Люций. И твой бурдючок тоже вынимай!
Люцилий. Сыр бы, конечно, хорошо пожарить. Соберу-ка я хворосту. (Оборачивается и видит святилище. Роняет сыр.)
Юпитер Всеблагой!
Люций. Что? Где?
Люцилий. Там.
Люций оборачивается и тоже видит святилище. Роняет бурдюк.
Люций. Это все ты, голова тыквенная! «Давай, попробуем!..»
Люцилий. Оно все слышало.
Люций. Все твои чистые бескорыстные помыслы.
Люцилий. Сам-то хорош.
Молчат.
Люций. Что будем делать?
Люцилий. Давай спустимся вниз. А завтра снова поднимемся.
Люций. И что?
Люцилий. За ночь оно нас забудет. И подумает, что пришли другие.
Люций. Это только ты, осел, за одну ночь можешь все забыть. У богов память длинная.
Люцилий. Что же делать?
Люций. Я попробую с ним говорить. (Становится на колени.) О божество, покой которого мы ненароком нарушили! Ничего не может укрыться от твоих всеслышащих ушей! Ты, конечно, слышало, что мы тут с моим приятелем Люцилием наговорили. Не нам предрешать твою волю, однако, посуди: ни разу мы с приятелем тебе не солгали и все, что мы сказали, — правда. И то, первое, и это, второе. Ты можешь сказать, что потом мы сказали то, что на сердце, а сперва — то, что изобрел наш изворотливый ум. Но ведь может быть и наоборот. Человеку свойственно порочить себя из скромности, чтобы быть как все. Откуда ты можешь знать, если мы и сами не знаем, что руководит нашими поступками. Если ты поверишь в чистоту наших помыслов, ты не можешь не выполнить наших желаний, если ты и то, что о тебе говорят, — правда. Если же ты поверило больше нашим суетным словам, то твои помыслы нечисты, и ты предполагаешь в человеке прежде всего дурное. Тогда и твое желание, чтобы наши желания не сбылись, не исполнится. Ведь, если верить мудрецам, и божество не может быть выше своих же собственных законов.
Из глубины каменного алтаря раздается звук, похожий на скрип.
Люцилий. Услышало, услышало!
Люций. Да, но что оно сказало: да или нет?
Люцилий. Давай снова спросим: если «да», пусть скрипнет один раз, если «нет» — два.
Люций. Неплохая мысль для дурака. (Начинает.) О божество…
Камень скрипит три раза. Люций и Люцилий остолбенело смотрят друг на друга.
Люцилий. Что оно сказало?
Люций. Оно сказало, что ты осел.
Люцилий. Слушай, ты, божество! Мало тебе того, что мы колени в кровь содрали, карабкаясь по этим кручам, так ты еще и шутки шутишь! Вот я, Люцилий, раз сюда пришел, значит мне надо! Чем я хуже других? Ты уверено, что другие тебе правду говорили? Они, видно, поосторожнее нас были, не болтали тут около, сразу с нужными словами подходили. Если очень надо, чего только не придумаешь. Как ты можешь верить, если мы сами в тебя не так чтобы очень верим. Так уж, приходим на всякий случай, денег-то не стоит. Ну давай, давай, делай свое добро! Безумные старухи будут детям желчь портить, а пираты будут невест отбивать у таких прекрасных парней, как вот этот Люций. Тебе еще нужно, чтобы с тобой по особенному разговаривали, да еще особенными какими-то были. Да кто же ты такое?!
Алтарь начинает скрипеть и раскачиваться. Валятся камни. Становится ясно: это землетрясение. Люций и Люцилий падают на землю. Меркнет свет. Жуткий грохот. Затем все стихает.
Люцилий (слабым голосом). Ты живой, Люций?
Люций. Кажется, да.
Люцилий (поднимается). А святилище-то развалилось!
Люций. Мне сразу показалось, что это — ненастоящее божество. Слишком уж простое.
Люцилий. Что делать будем, Люций?
Люций. Завтра же идем в Тирепт. Как ты думаешь, сколько могут стоить три скрупулы пепла Феникса?
Занавес.
Действующие лица:
Аякс, хозяйский пес.
Хризоп, пес бродячий.
Голос хозяина.
Собаки-левитанты.
Слуги.
Хозяйский двор поздно вечером. Темно. Собаки шепчутся.
Аякс. Это ребрышко тоже возьми, Хризоп.
Хризоп. Да что ты, Аякс…
Аякс. Бери, друг. Я, знаешь, уже обожрался. Вот видишь… (Рыгает.)
Хризоп. Не пойму, Аякс, с чего ты такой добрый? Другие хозяйские псы и на двор-то не пустят. Рычат, будто у них у живых печенку из брюха вынимают…
Аякс. Не добрый я — предусмотрительный. Тебя если не кормить, еще с голодухи взбесишься.
Хризоп. Ну и?
Аякс. И покусаешь.
Хризоп. Кого?
Аякс. Кого-нибудь.
Хризоп. А тебе-то что?
Аякс. Как что? Бешенство, оно, брат, как пожар. Сегодня собаки друг друга кусают, завтра — люди.
Хризоп. Ну и пусть. Вот весело-то будет!
Аякс. Сам ты весело. Кто же стада пасти будет?
Хризоп. А мы сами!
Аякс. Сами, говоришь? Значит, Хризоп, ты и быка зарезать можешь?
Хризоп. Н-нет…
Аякс. И освежевать?
Хризоп. Н-нет…
(Молчат.)
Хризоп. А и не надо. В полях мышей полно, а в болотах — лягушек.
Аякс. Это ты уж сам жри.
(Молчат.)
Хризоп. А знаешь… тут один… ну, в общем, пес… нет, не скажу!
Аякс. Вот ты какой: я тебе кость, а ты мне — не скажу!
Хризоп. Гекатой клялся.
Аякс. Гека-а-той…
Хризоп. Ну, в общем, пес один говорил, что собаки могут летать, если захотят. Как птицы. И тогда можно других птиц ловить и кушать. Вот!
Аякс. А что ж не летают?
Хризоп. Цепи, говорил, мешают хозяйские.
Аякс. Но у тебя ведь хозяина нет, ты чего не летаешь?
Хризоп. А он говорит, этот пес, в нас, собаках, одна общая летучая сила, и чем нас больше в стае, тем летится лучше. А кто на цепи сидит, тот нас как бы вниз тянет. Всем заодно чтобы — вот как значит.
Аякс. Так… а я не хочу!
Хризоп. Чего не хочешь?
Аякс. Летать не хочу. С цепи не хочу.
Хризоп. Видать, крепко ты привязан.
Аякс. Да, большая у меня привязанность.
Хризоп. Какая большая?
Аякс. Дом хозяйский со всем скарбом.
Хризоп. Этого я не понимаю, Аякс.
Аякс. Слишком ты у нас отвязанный, Хризоп.
Молчат.
Голос хозяина (из дома). Так вот, повез я на осле пять модиев пшеницы Аристонию, подъезжаю к полю, смотрю, на току стоит Аристоний, не шевелится, рот раскрыл, глаза выпучил. Я ему: «Эхой, Аристоний, уж не колдунья ли тебя заворожила, или зелья лидийского выпил?» А тот: «Если бы ты видел своими глазами, что я видел, дух бы испустил немедля. Гефест-то мой!» А я ему: «Чего Гефест? Куда Гефест?». «С утра, — говорит, — кроликов гонял, а к полудню я трапезничать сел, зову его — тю — значит — тю — косточку баранью кинул. А он на меня посмотрел нехорошо и вдруг по-человечески молвит: „Не могу, хозяин, из рук твоих есть, лететь мне надо. Все, мол, летят, и я лечу. И полетел“». Вот такие дела, Христобула. Нехорошо все это, не к добру. И лето слишком жаркое, и зима была странная, и в Элефтии теленок с кровавым глазом родился, а в Тирепте молния в алтарь Асклепия ударила и надвое расколола, а тут еще собака, собака полетела!
Хризоп. Слышишь, слышишь!
Аякс. Слышать-то слышу.
Хризоп. Ну так давай… полетели!
Аякс. Значит, летать будем?
Хризоп. Будем, будем!
Аякс. Летать будем, работать не будем.
Хризоп. Ну, зачем же ты так, Аякс! Постой, тише!
Небо освещается. Пролетает испуганная стая стрижей. За ними летят собаки-левитанты. Они летят грузновато, не очень соображая, что им делать с ногами, поэтому по привычке перебирают ими в воздухе.
Хризоп. Теперь ты веришь!
Аякс. Во что?
Хризоп. Что собаки могут летать?
Аякс. Допустим.
Хризоп. Это, понимаешь, уже не собаки, это что-то совсем другое, новое…
Аякс. Летучие собаки.
Хризоп. Пусть так.
Аякс. Скажи мне честно, Хризоп, что ты умеешь делать?
Хризоп. Как что? Что каждая собака умеет делать. Ну вот овец гонять, дом сторожить, лаять там, на Луну выть — что там еще?
Аякс. Лаять и выть на Луну — это уже несерьезно, скажи еще жрать, да на обочину мочиться. А вот овец пасти, дом сторожить — это ты в небе как?
Хризоп. Значит, и не надо, просто летать и птиц ловить!
Аякс. Ворон.
Хризоп. Ну почему ты всегда так, Аякс!..
(Молчат.)
Аякс. А если хозяева полетят?
Хризоп. Что?
Аякс. Если, спрашиваю, хозяева тоже полетят?
Хризоп. Про это ничего не сказано.
Аякс. Известно, не сказано. Только нет такой собаки путевой, чтобы на нее хоть раз в жизни хозяина не нашлось. На летучую собаку и летучий хозяин будет.
Хризоп. Это необязательно, Аякс. С чего бы это?
Аякс. Не знаю, Хризоп. Заведено так. В иных помойках лучше не копаться — дрянь скушать можно. А то и взбеситься.
Молчат.
Аякс. Ты как знаешь, делай, что хочешь, а я уж по-прежнему. Не нравятся мне эти полеты.
Хризоп. Ты просто трусишь.
Молчат.
Хризоп. Знаю я, что делать. Давай-ка я тебя освобожу.
Аякс. Это как?
Хризоп. Цепь перегрызу.
Аякс. Ну-ка, без глупостей!
Хризоп. Освобожу я тебя, друг! (Кидается на Аякса, грызет его цепь.)
Аякс (лает и рычит). Хозяин! Слуги! Бешеный пес на дворе!
Голос хозяина. Волк! Волк! Тевтобальд! Аристоникс! Вставайте, увальни! Волк на дворе!
Выбегают слуги. Бьют Хризопа дрекольем. Убивают. Уходят.
Аякс (обнюхивая труп Хризопа). Эх, Хризоп, хоть я тебя и кормил, все равно ты взбесился. Цепь мою грызть, ну не бешеный ли? Может, она мне самими богами скована из остатков щита Ахилла?! Разве ж это так делается…
Аякс осторожно нажимает зубами на пряжку. Цепь отстегивается. Аякс взлетает в воздух и медленно, на высоте в локоть, кружит над трупом Хризопа.
Аякс. Славный был пес, но наивный. Собаки, уверял, летать могут, да упокоят боги его простоту в Элизии! Кому ж это неведомо? Довольно захотеть, и чего только не сотворишь. Я, может, такое заклинание знаю, стоит только молвить, и все исчезнет: и собаки, и хозяева, и земля, и небо, и сами боги вечные — ничего не будет, одна только маленькая дырка, а вокруг темная пустота. Но ведь молчу я, молчу! Комок какой-то в горле слова такие вымолвить не дает. Как знаете. Только мне все это нравится: двор сторожить, кости грызть, лаять, да уж и на Луну выть, в конце-то концов. Лучше мне так, спасители вы мои! Однако осторожнее, Аякс! Полетал и хватит — не ровен час, и сам взбесишься.
Садится на землю, пристегивает цепь. Небо освещается. Вновь пролетает стая стрижей. За ними, в отдалении, собаки-левитанты, все в мыле, вид у них жалкий.
Аякс (провожая их взглядом). Н-да… Неужто всех не кормили? Да нет, кормили, не помогает, видать. (Смотрит на труп Хризопа.) Все порода подлая собачья…
Голос хозяина (из дома). Слухи, Христобула, слухи один страшнее другого. Сказывали мне, кто видел, в Дамаске Аполлоний из Тиан перед людьми чудеса творил: воду в вино превращал, а глину в золото. Рассказывают люди и радуются: «То-то, — говорят, — мы теперь заживем!» Радуются, а мне страшно. Словно земля из-под ног уходит. Словно лечу я куда-то вроде вверх, а знаю — что падаю. И сон мне такой снился: возносился я в небо навстречу бессмертным богам — белое такое облако серебряное, а на нем — боги. Я его — за край, а оно — от меня. И чем выше я в небо взлетаю, тем все дальше и дальше от меня облако. А боги смеются. Тут я и проснулся. Как жить-то будем, Христобула, если сами бессмертные боги над нами смеются?
Занавес.
Поэтическая драма в трех актах с эпилогом по мотивам «Махагони-оперы» Бертольта Брехта и Курта Вайля
Персонажи в порядке появления:
Акула Бегби — мошенник и авантюрист.
Тоб и Хиггинс — его подручный и сообщник.
Дженни Оклахома — проститутка.
Джим Макинтайр, Джо Полярный Волк, Джек Золотой Топор — лесорубы с Аляски.
Таможенники, полицейские, палач, гувернант, гувернантка и почтальон в исполнении тех же актеров.
На экране перед нами разворачивается история жизни АБ и ТХ. Возможно, это анимация или черно-белый фильм «под немое кино», с пародийной заставкой в духе крупной голливудской студии — MGM или Columbia Pictures. На экране название картины: «Взлет и падение города М». Сюжет — история жизни двух отпетых мошенников — АБ и ТХ. Перед нами в кратком виде развертываются их криминальные биографии — от подростковых шалостей к первым серьезным преступлениям. Затем знакомство в тюрьме, побег и начало совместной деятельности. Размах криминального картеля растет на глазах; последняя многомиллионная афера заканчивается бегством от следующей по пятам полиции; от погони гангстеры уходят, захватив на аэродроме маленький самолет. Но самолет попадает в песчаную бурю и падает. Экран гаснет. Рев моторов и грохот от падения самолета сменяются тишиной.
Декорации — типичная пустыня Нового Света. Кроме обломков самолета на сцене присутствуют кактусы, изваяния доколумбовой цивилизации, скелет неудачливого путешественника и прочие предметы, обычно ассоциируемые с Долиной Смерти.
ТХ (выползая из-под обломков самолета). Все, приехали!
Оглядывается по сторонам и обнаруживает лежащий на земле приоткрытый чемодан, из которого выпало несколько пачек долларов. Распахивает чемодан и сладострастно погружает в него руки. Под обломками самолета слышится чихание. ТХ испуганно оглядывается. Возвращается к прерванному занятию. Чихание повторяется. ТХ захлопывает крышку чемодана и садится сверху. Из-под обломков самолета выползает АБ. Он отряхивает костюм, надевает котелок, подходит к ТХ и многозначительно смотрит на него. ТХ подвигается на чемодане, освобождая место для сообщника. АБ садится на чемодан и резко толкает ТХ в сторону задом, отчего тот падает. АБ единолично завладевает сидячим местом.
АБ. Вот теперь — приехали.
ТХ (встает, ходит кругами по сцене и изучает обстановку). Бегби, что это за место?
АБ. Долина Смерти.
ТХ. Так значит, мы умрем? Сдохнем от голода, высохнем от жажды?
АБ. Мне еще не попадался человек, который умер бы от голода и жажды, имея при себе пятьдесят миллионов долларов.
ТХ (постепенно впадая в истерику). Нет, Бегби, мы точно умрем! Как вот этот вот! (Показывает на скелет.) И наши кости обглодают скорпионы!
АБ. Во-первых, скорпионы, насколько мне известно, не едят человечину. Во-вторых, у «этого вот», как ты изволил выразиться, явно не было при себе пятидесяти миллионов долларов.
ТХ. Но, Бегби, как ты можешь так говорить! Доллары нельзя есть, их не превратишь в воду! Мы умрем, черт побери!
АБ. Нет, Тоби. Вода и еда придут к нам сами. Деньги способны творить чудеса, разве ты не знаешь этого? Так написано в Библии.
ТХ. В Библии этого нет.
АБ. Откуда ты знаешь, Хиггинс? Ты же не умеешь читать.
ТХ. Ты тоже не умеешь!
АБ. Зато я умею считать. И, по моим подсчетам, денег нам как раз хватит на то, чтобы построить город.
ТХ. В пустыне?
АБ (вставая с чемодана, но предусмотрительно ставя на него ногу). Да, в пустыне. Мы построим здесь город. Великий город. Город, который войдет в историю. Люди со всех краев земли будут мечтать о том, чтобы стать его жителями. Ибо чего жаждет человек, Тоби? Человек жаждет наслаждений. А почему? Ты знаешь, что такое зебра?
ТХ. Ага, лошадь такая полосатая.
АБ. Верно, Хиггинс. Жизнь — она вроде этой самой лошади. Черная полоса, белая полоса, черная полоса, опять белая, опять черная, а в конце…
ТХ. Хвост?
АБ. Нет, Тоби, задница. Темная глубокая задница, которую мы из вежливости называем смертью. Пока человек наслаждается, он об этом не помнит. Поэтому он хочет наслаждаться постоянно. И мы ему в этом поможем. Мы построим город наслаждений, в котором можно будет легко удовлетворить любое желание: мы предоставим в распоряжение желающих самых красивых девочек, самых смазливых мальчиков, любые азартные игры, тотализаторы, гонки, смертоубийство, все виды опьянений и экстазов, мы исполним любые капризы и самые замысловатые прихоти — все станет доступным любому в мгновение ока. Разумеется, если он заплатит соответствующую сумму. А кто будет получать эту сумму?
ТХ. Я!
АБ пристально смотрит на ТХ.
ТХ. Мы…
АБ. Верно, Хиггинс! Долина Смерти станет отныне Долиной Наслаждений. Отовсюду к нам будут стекаться святоши и извращенцы, трезвенники и пьяницы, аристократы и дегенераты, умники и дураки, и даже — о, даже они, наши извечные враги, представители закона, отбросив в сторону дубинки и наручники, прибегут к нам, ибо кто есть представитель закона, если не человек, который тоже жаждет наслаждений и страшится смерти?
ТХ. Гениально, Бегби. А как мы все это назовем?
АБ. Что?
ТХ. Ну, город этот.
АБ. Ма-ха-го-ни-я.
ТХ. А что это значит?
АБ. Это значит: паучья сеть.
ТХ. На каком языке?
АБ. На языке пауков. Таких, как мы с тобой, Хиггинс. Пусть жирные глупые мухи летят к нам в гости — мы высосем их жир, выпьем их кровь, опутаем их нашей паутиной.
ТХ. А это спасет нас от задницы, Бегби?
АБ. Какой задницы?
ТХ. Ну, той, что у этой… у лошади полосатой.
АБ. Хиггинс, в последний раз повторяю тебе — как сказано в Библии, деньги могут творить чудеса.
ТХ. Этого нет в Библии, Бегби.
АБ. Нет — так будет!
Снова проекция. АБ засевает пустыню долларами, и из них, словно из семян, прорастают бары и казино, публичные дома и тотализаторы, банки и ломбарды. Улицы заполняются потоками людей всех рас и сословий — искателями приключений, торговцами, игроками, проститутками, мошенниками, гуляками, служителями культов и т. п. Постепенно на заднике оформляется панорама Махагонии — города, в котором причудливым образом смешались отличительные приметы всех мегаполисов Земли. Города, в котором никогда не гаснут огни.
Ворота города Махагонии (возможно, в виде металлоискателя), украшенные гербом Махагонии — зеброй. Возле ворот АБ и ТХ в опереточных «зебровых» мундирах таможенников занимаются отбором и сортировкой кандидатов в граждане Города Наслаждений.
ТХ. Смотри, Бегби, с утра прошло уже четырнадцать шулеров.
АБ. А у меня — три английских лорда и один наследник престола.
ТХ. А у меня — семь педофилов и четыре педагога. Или наоборот. Я запутался.
АБ. Очень много погромщиков и жертв погромов — что будем с ними делать?
ТХ. Ничего особенного. Пусть громят друг друга дальше в соответствии с прейскурантом.
АБ. Главное — это соблюдать пропорции. Вот у меня сегодня — двадцать торговцев спиртным и всего лишь один алкоголик. Требуются еще алкоголики, иначе цены упадут ниже критической отметки.
АБ и ТХ погружаются в совместное изучение деклараций, возможно, играют ими, как в карты, кроя «арабских шейхов» «звездами популярной музыки» и т. п., и не замечают ДО, которая скромно подходит к воротам, сжимая в руках ридикюль. ДО пытается привлечь к себе внимание мошенников — она снимает фуражку с ТХ, примеривает ее, щелкает под носом у АБ пальцами, щиплет ТХ за ухо — наконец, догадавшись, что требуется в данной ситуации, извлекает из ридикюля мятую купюру и проводит ей перед носом у нечистой парочки.
ДО. Здравствуйте, джентльмены!
АБ и ТХ (хором). Добро пожаловать!
ТХ отбирает у ДО фуражку и надевает задом наперед. ДО замечает ошибку и демонстративно исправляет ее.
ТХ. Имя?
ДО. Дженни Оклахома.
АБ. Род занятий?
ДО. Проститутка.
АБ и ТХ (хором). Цель визита?
ДО. Красивая жизнь.
АБ. Красивая жизнь? Вы имеете в виду жизнь, полную наслаждений?
ДО. Я имею в виду обеспеченную жизнь. Мужчины платят за наслаждение деньги, а мы, женщины, их за наслаждение получаем.
АБ. Дорогая мисс, я так тронут! Нам, скромным избавителям человечества от бремени страстей, весьма приятно встретить близкое по духу существо.
ТХ. Что вы любите больше всего на свете?
ДО. Бриллианты.
АБ и ТХ (хором). Бриллианты?
ДО. Да, бриллианты. Камни чистой воды. Камни, которые не имеют возраста. Камни, которые всегда сверкают отраженным светом. Они подобны сердцу женщины, которое не стареет никогда. Вы когда-нибудь задумывались, почему богатые старухи покрывают себя бриллиантами с головы до ног? Они просто пытаются вывесить наружу свое юное, как у девочки, сердце. Мне трудно говорить об этом, можно, я лучше спою?
ТХ и АБ. Конечно! Разумеется!
ТХ и АБ берут в руки инструменты, скажем, саксофон и трубу, образуя импровизированный оркестр.
ДО начинает петь «Diamonds Are a Girl’s Best Friend» (Sue Heady).
Одним милее мальчики, другим — седые франты,
Но лучше всех мужчины те, что дарят бриллианты…
Букеты из роз увядают под утро,
В пирожных высыхает крем.
Шампанским нельзя
Заплатить за квартиру, в театр билет не
Заменяет обед.
Женский век как майский снег —
Тает на глазах без следа.
Чем больше морщин, тем
Меньше рядом мужчин
Лишь брильянты — это навсегда
Вот брильянты — это навсегда…
Let’s rock
Продолжая петь, выходит на авансцену.
Любовник в беде часто нас покидает,
Лишь брильянты — это навсегда
Сегодня твой друг миллион зашибает,
Но тут на бирже крах,
И весь его капитал превращается в прах
Он был с тобой, пока он был крутой,
Но деньги утекли как вода,
И твой вчерашний герой бежит мириться с женой
Лишь брильянты — это навсегда!
Лишь брильянты — это навсегда!
Let’s rock again
Лишь брильянты — это навсегда! (x 6)
Возможно, к концу песни ДО выглядит, как клон Мэрилин Монро со знаменитой фотографии из журнала «Time» — ветер поднимает ее юбку, и она замирает в эффектной позе.
АБ и ДО аплодируют.
АБ. Великолепно, дорогая мисс! Я обещаю вам, что вы станете лучшим бриллиантом Махагонии, блеск которого привлечет всех гуляк и плейбоев нашей забытой Богом и обожаемой дьяволом планеты!
ДО. И мне больше не придется ночевать в полицейском участке?
АБ. Если только сами не захотите. За определенную сумму мы предоставляем желающим любые услуги этого рода — от каторжных работ до камеры пыток.
Пока идет обмен репликами между АБ и ДО, ТХ трудится не покладая рук в качестве папарацци. Он фотографирует пару в разных ракурсах; возможно, снимки, сделанные им, тут же проецируются на экран в виде обложек таблоидов с кричащими заголовками «СТАНЕТ ЛИ ДЖЕННИ ЗВЕЗДОЙ МАХАГОНИИ?», «МЭР ПРИЗНАЕТ СЕБЯ ПОБЕЖДЕННЫМ!», «ЛЮБОВЬ ИЛИ ВЫГОДНЫЙ КОНТРАКТ?» и так далее, в том же роде.
ДО. И неужели находятся желающие?
АБ. Вы не представляете, мисс, каких только странных желаний не возникает у людей.
ДО. Но у вас, наверное, все же имеются какие-то законы?
АБ. Деньги — вот наш единственный закон. Соответственно, единственное преступление — это их отсутствие. Но вам с вашей красотой, мисс, это вряд ли грозит. (Кладет руку ДО на плечо. ДО бьет его по руке.)
ДО. Десять долларов!
АБ. О мисс, вы схватываете все на лету!
ДО. Только потому, что вы объясняете все так наглядно, мистер.
АБ. Вы мне льстите! Женщины всегда были моими наиболее способными ученицами.
ДО. Хорошая ученица всегда стремится превзойти учителя.
АБ. Именно поэтому хороший учитель так часто меняет учениц.
ДО. А вы за словом в карман не лезете!
АБ. Разве только в чужой, мисс!
ДО. Вы мне нравитесь. Для вас, пожалуй, я сделаю скидку.
АБ. Позвольте предложить вам мою руку.
ДО. А сердце?
АБ. К счастью, у меня его нет.
ДО. Ценю вашу откровенность. Сердце мне уже предлагали, я прекрасно знаю, как оно выглядит. Обычно это тесная, маленькая комнатка над бензозаправочной станцией, оборудованная плитой и стиральной машиной, в обществе которых ты должна ждать старости, пока тот, кто оставил сердце тебе на хранение, проводит время с дружками в ближайшей пивной.
АБ. Я всегда был невысокого мнения об этом органе.
ДО. Что ж, если наши вкусы настолько совпадают, мы поладим друг с другом. Идемте, я хочу наконец увидеть эту вашу Махагонию!
АБ галантно берет ДО под руку и уводит ее за ворота Махагонии.
ТХ уходит следом за ними и выключает свет. ЗТМ.
Темная сцена, слабо освещен только просцениум. Из-за сцены слышны мужские голоса, которые поют «Alabama Song» (Brecht — Weil).
Мы ищем кабак,
Где нам виски нальют.
Ночь так темна.
Ночь так темна.
Ведь если в кабак
Мы путь не найдем,
Без виски нам хана,
Без виски нам хана —
Без виски, без виски, без виски нам хана!
На сцену выходят ДПВ, ДЗТ и ДМИ. Они продолжают петь.
Луна над Алабамой,
Нам с неба посвети!
Стань нашей доброй мамой:
Не дай нам сбиться с верного пути!
Мы ищем кабак,
Где нас девушки ждут.
Ночь холодна,
Так холодна.
Ведь если подруг
Мы на ночь не найдем,
Без ласки нам хана,
Без ласки нам хана —
Без ласки, без ласки, без ласки нам хана!
Луна над Алабамой,
Нам с неба посвети!
Стань нашей доброй мамой:
Не дай нам сбиться с верного пути!
Останавливаются на авансцене.
ДПВ (обращаясь к залу). Я — Джо Полярный Волк.
ДЗТ. А я — Джек Золотой Топор. А это…
ДМИ (выходя на просцениум и раскланиваясь). Джим Макинтайр. А все вместе мы…
Хором. Трое богатырей с Дальнего Севера!
ДПВ. Семь лет мы валили лес на Аляске.
ДЗТ. Зимой стояла такая стужа, что с неба падали замерзшие звезды. Мы собирали их и приносили в нашу хижину. Звезды оттаивали, и при их свете мы коротали долгую полярную ночь.
ДМИ. А летом — летом становилось немного теплей, но тогда из леса выходили голодные звери.
ДПВ. Волки…
ДЗТ. …и медведи.
ДМИ. Тогда вот он (показывает на ДПВ) брал в руки ствол свежесрубленной сосны и отгонял им кровожадных хищников. А мы с Джеком продолжали валить лес.
ДПВ. Так продолжалось два года.
ДЗТ. На третью зиму в дверь нашей хижины кто-то постучался.
ДМИ. Мы открыли дверь. Это был человек, умиравший от холода.
ДПВ. Мы пытались спасти его, но его тело уже превратилось в лед.
ДМИ. Несмотря на все наши усилия, незнакомец растаял.
ДПВ. Мы начали разбирать его вещи, обнаружили почтовую сумку и поняли, что это был почтальон. У него при себе был всего один конверт.
ДЗТ. Вот он.
ДМИ. Внутри лежал рекламный проспект, в котором рассказывалось о Махагонии — городе неограниченных возможностей, городе счастья, городе, где каждый день — это праздник.
ДПВ. До этого у нас не было определенных планов. Мы валили лес просто потому, что нам это нравилось. Работа на свежем воздухе, борьба с трудностями, крепкая мужская дружба.
ДЗТ. Но после того, как мы прочли этот проспект, у нас появилась настоящая цель.
ДМИ. Махагония…
ДПВ. Мы стали валить еще больше леса, откладывать каждый доллар. Бросили пить и курить.
ДЗТ. Когда мороз становился таким сильным, что нельзя было выйти наружу, потому что подошвы примерзали к снегу, мы смотрели из окна нашей хижины на полярное сияние и оно казалось нам огнями далекой Махагонии.
ДМИ. На седьмой год, когда денег у нас оказалось так много, что в хижине стало негде спать, мы обменяли их у эскимосов на золотые самородки и покинули Аляску.
ДЗТ. Махагония должна быть где-то рядом.
ДПВ. Воздух благоухает шампанским, черной икрой и дорогими сигарами.
ДМИ. Я слышу шелест шелковых чулок и стук высоких каблуков. Отголоски женского смеха. Ветер приносит ароматы французских духов.
ДПВ. Острый запах жареного мяса и пота борцов и боксеров, сошедшихся на ринге в отчаянной схватке!
ДЗТ. Звенят монеты, брошенные на стойку бара! Грохочет шарик, мечущийся в раскрученном колесе рулетки!
ДПВ. Она совсем близко!
ДЗТ. Осталось сделать только несколько шагов!
ДМИ все это время озирается по сторонам и наконец показывает пальцем в глубину сцены.
ДМИ. Вот она!
Вспыхивает свет прожектора, озаряя ворота Махагонии.
ДПВ и ДЗТ (кричат). Махагония!
Сбивая друг друга с ног, бросаются к воротам.
Из ворот навстречу им появляются АБ и ТХ. Судя по всему, они все это время скрывались за воротами, подслушивая и подсматривая.
ТХ. Стоять! Документы!
Лесорубы растерянно останавливаются.
ДМИ. У нас нет документов. Наши документы — это наши честные лица, задубевшие от ветров полярного круга, и мозолистые руки, которые не оставят товарища в беде.
АБ. Молодой человек, с такими документами вы не уедете дальше ближайшего полицейского участка. (Подходя к ДПВ.) Что у вас в этом заплечном мешке?
ДПВ снимает мешок и открывает его. Блеск золота.
АБ. О! А вы говорите — нет документов! С такими документами вам не нужны никакие визы! Позвольте ознакомиться… (Вглядывается вглубь мешка.) Джо Полярный Волк!
ДПВ. Как вы узнали мое имя?
АБ. Нет ничего проще. Деньги могут рассказать о человеке все.
ДЗТ. Тогда, может быть, вы скажете, как зовут меня?
Снимает с плеча мешок и открывает его. Блеск золота.
АБ. Разумеется. Вы — Джек Золотой Топор!
(Возможно, при правильных ответах на воротах Махагонии, как в игровом телешоу, вспыхивают цветные лампочки.)
ДЗТ. Родная мать не признала бы меня быстрее!
ДМИ, не говоря ни слова, снимает мешок с плеча и тоже открывает его. Блеск золота, сильнее, чем в оба предыдущих раза.
АБ делает шаг назад и склоняется в почтительном полупоклоне.
АБ. Джим Макинтайр!
ДМИ. Что ж, если так, возможно, вам известно и то, зачем мы явились сюда?
АБ. Разумеется, джентльмены. Вы явились из лесных дебрей Аляски для того, чтобы поселиться в Махагонии: городе, где любое желание становится явью.
ДЗТ. Вы читаете наши мысли?
АБ. Я их пишу.
ДМИ. В таком случае вам должны быть известны наши желания?
АБ. Несомненно. Хиггинс, ознакомьте этих парней с их личными делами.
ТХ (доставая из-под мышки папку). Джо Полярный Волк. Мышцы у этого человека сделаны из стали, но душа проста, как у младенца. С ним все просто: любит крепко выпить в компании друзей и хорошо подраться.
АБ. О, ни с первым, ни со вторым у вас не возникнет ни малейших проблем!
ТХ (продолжает). Джек Золотой Топор. Изворотливый ум, цепкий глаз, ловкие пальцы. Нетрудно догадаться, что в душе он — игрок. Рулетка, покер, блэкджек, тотализатор — эти слова звучат для него как музыка. Риск и азарт необходимы Джеку, словно воздух.
АБ. Таких игорных домов, как у нас, вы не найдете больше нигде!
ТХ (продолжает). Джимми Макинтайр. О, его случай намного сложнее. В душе Джим — поэт. В сердце его хранится отпечаток идеальной возлюбленной. Всю свою жизнь он ищет ее, но встречает только в сновидениях. Его желание по нашей классификации относится к категории извращенных: он жаждет вечной любви и верности.
АБ. Молодой человек, вам нечего стыдиться! Нет желаний столь извращенных, чтобы нам было не под силу их осуществить.
ДМИ. Но вы никогда не видели моих снов! Долгими полярными ночами мне снилась девушка такой красоты, которую невозможно увидеть даже в кино!
АБ. Любой сон можно сделать явью. Как сказано в Библии, деньги способны творить чудеса.
ДЗТ. А по-моему, в Библии этого нет.
АБ. Боюсь, вы читали какое-то старое издание: в последнее время в текст был внесен ряд существенных исправлений. Хиггинс, принесите прибор для материализации сновидений.
ТХ уходит и возвращается с устройством, похожим на стационарный фен, вроде тех, которые используются в парикмахерских.
АБ садит ДМИ и надевает устройство ему на голову. Приглушенный свет.
АБ (голосом ведущего научно-популярной передачи). С незапамятных времен люди мечтают о том, чтобы их мечты воплотились в реальность. Но, увы, мечтать — не значит верить. Скорее наоборот. Однако наука помогает нам преодолеть это досадное препятствие. Вам достаточно представить себе вашу идеальную возлюбленную, а все остальное электричество сделает за вас. Итак, начинаем отсчет: десять, девять, восемь…
АБ считает, по мере отсчета свет становится все слабее, а на приборе один за другим вспыхивают разноцветные огоньки. На счет НОЛЬ свет гаснет совсем, а на экране появляется женский образ; сначала смутный, вне фокуса, он становится все более и более четким, пока не остается никаких сомнений — мы видим ДО. Но ДМИ всего этого не видит, потому что сидит к экрану спиной. ДО приближается к зрителям, занимая собой весь экран. Свет вспыхивает: ДО, уже во плоти, стоит в воротах Махагонии, которые в данном случае следует воспринимать как некое фантастическое устройство, материализующее мечты.
АБ (снимая прибор с головы ДМИ). Встаньте и медленно повернитесь. Советую вам также закрыть глаза — встреча с мечтой часто приводит к временной слепоте и легкому головокружению.
ДМИ выполняет распоряжения АБ: открывает глаза и изумленно смотрит на ДО.
ДМИ. Это она!
Делает шаг в сторону ДО. ДПВ и ДЗТ машинально делают шаг следом за ним, но АБ останавливает их, протянув у них перед носом желтую ленту с надписью «Идут съемки. Посторонним вход воспрещен», которой он огораживает все место «первого свидания». ТХ усаживает лесорубов на пол, вручает им по пакету попкорна и бутылке пива, как в кинотеатре. Берет то же самое себе и становится рядом. На экране, возможно, надпись «DOLBY SURROUND» или что-нибудь иное, связанное в нашем представлении с показом кино.
ДМИ. Это ты! Это ты приходила ко мне во сне. И оставалась со мной, пока я не спрашивал, как тебя зовут. И тогда… ты исчезала, так и не ответив на мой вопрос. Если ты ответишь на него сейчас, то я поверю, что ты не сновидение.
ДО. Меня зовут Дженни.
ДМИ. А меня — Джимми!
ДО. Мне знакомо это имя.
ДМИ. Да? Ты тоже видела меня во сне?
ДО. Нет. Это имя часто повторяла моя мать.
ДМИ. Во сне?
ДО. Наяву.
ДМИ. А этого Джимми звали часом не Макинтайр?
ДО. О нет, иногда она звала его Джимми Сукин Сын, иногда — Джимми Дерьмо Собачье, иногда — Джимми, Который Погубил Мою Молодость, но чаще всего она называла этого человека «Сурабайя Джимми».
ДМИ. Сурабайя?
ДО. Да, Сурабайя. (Поет.)
SURABAYA JOHNNY (Brecht — Weil)
Мне тогда было только шестнадцать,
Ты на берег сошел с корабля.
Ты велел мне собрать мои вещи
И во всем слушать только тебя.
Я спросила: «Ты парень серьезный
Или просто бродяга морской?»
Ты сказал: «Я железнодорожник,
И на службе тружусь день-деньской».
Ты мне солгал, Джимми, ты мне солгал.
Ты клятвам цену, Джимми, сначала знал.
Мне ненавистен, Джимми, твой наглый смех.
Вынь трубку изо рта, скотина!
Сурабайя Джимми, умирает мечта.
Сурабайя Джимми, и в груди — пустота.
Сурабайя Джимми, губы слаще вина.
Ты — негодяй, Джимми, но я в тебя влюблена.
Поначалу ты был просто ангел,
Подарил мне платок и кольцо.
Но уже на вторую неделю,
Рассмеявшись, мне плюнул в лицо.
Я искала тебя по притонам
И у двери борделя ждала,
Постарела за год лет на двадцать
И ночами почти не спала.
За деньги ты, Джимми, меня любил.
Забрал ты все, Джимми, все прокутил.
Скажи мне правду, Джимми, я все прощу…
Да перестань ухмыляться, я кому говорю!
Сурабайя Джимми, умирает мечта.
Сурабайя Джимми, и в груди — пустота.
Сурабайя Джимми, губы слаще вина.
Ты — негодяй, Джимми, но я в тебя влюблена.
Где бы мы ни сходили на берег,
В кабаках тебя ждали друзья,
И тогда наконец поняла я,
Что не знала тебя только я…
Вновь и вновь меня будят под утро
Крики чаек и серый рассвет,
Я спросонья ищу твои губы,
Но тебя никогда рядом нет.
Ах, ты жесток, Джимми! Ты просто дрянь.
Опять ушел ты? В такую рань?
Но я люблю, Джимми, тебя, как встарь.
Что в этом смешного, Джимми?
Сурабайя Джимми, умирает мечта.
Сурабайя Джимми, и в груди — пустота.
Сурабайя Джимми, губы слаще вина.
Ты — негодяй, Джимми, но я в тебя влюблена…
ДМИ. Отвратительный тип! Неужели твоя мама до сих пор ждет его на берегу!
ДО. Уже нет.
ДМИ. Так значит, любовь умерла?
ДО. Да, вместе с мамой.
ДМИ (откашливается). Извини. Как жаль, что меня тоже зовут Джимми. Это имя напоминает тебе о мерзавце, который разбил сердце твоей матери.
ДО. Это был мой отец.
ДМИ (окончательно смущенный). Твой отец?
ДО. Моя мать была виновата сама. Если женщина дает деньги мужчине, мужчина вынужден их где-то тратить.
ДМИ (возбужденно). Пусть меня тоже зовут Джимми, но я никогда не поступил бы так! Семь долгих лет я валил лес на Аляске — стужа, замерзшие звезды, волки и медведи — порой бывало так холодно, что нельзя было выйти из хижины — подошвы ботинок примерзали к снегу. Но все эти семь лет я был верен той, что приходила ко мне в сновидениях. И я буду ей верен всегда.
ДО. И кто же она такая?
ДМИ. Она — это ты.
ДО испускает пронзительный визг. ДМИ смотрит на нее с недоумением. ДО повторяет визг, но уже с явной целью произвести впечатление на Джимми.
ДО. Я хотела сказать, что я ужасно рада. Вечная верность — да я сама всегда мечтала о ней. Это же самый высокий тариф! Сто долларов в день и ни центом меньше.
ДМИ. Какие сто долларов?
ДО. Ну как же — на раз двадцать, на ночь — пятьдесят, на целый день — сотня. В вечности — бесконечно много дней. Значит, умножаем сто долларов на бесконечность и получаем… (пытается сосчитать) и что же получаем? …На жизнь хватит.
ДМИ (уязвленно). Я, кажется, говорю о любви.
ДО. Я тоже. Просто о любви можно говорить по-разному.
ДМИ (беря себя в руки). Хорошо. Ради мечты я готов на все — деньги не имеют значения. Дженни, согласна ли ты быть мне вечно верной на твоих… эээ… условиях?
ДО вновь испускает пронзительный визг, но, заметив испуг ДМИ, обрывает его на высокой ноте и делает шаг навстречу ДМИ, обнимает его и сливается с ним в голливудском финальном поцелуе.
ДМИ (глядя в воображаемую камеру). Я нашел то, что искал.
ДО. Я тоже.
По экрану плывет слово КОНЕЦ и финальные титры, звучат радостные аккорды биг-бэнда, в «зале» зажигается свет, все встают со своих мест и аплодируют.
ДМИ. Друзья мои, богатыри с Дальнего Севера! Семь лет, семь долгих лет мы валили лес в лютую стужу! Семь лет мы курили с тобой одну трубку, Джо. Семь лет делили на двоих одну пару носков, Джек. Все печали и радости были у нас общими. Сегодня я встретил свою мечту. Мне обещана вечная верность. И я хочу поделиться с вами моей радостью. Ведь радость устроена иначе, чем деньги — чем больше ее отдашь, тем больше тебе останется. Я приглашаю вас на свадьбу, на свадьбу Джимми Макинтайра! Я плачу за вас — за все ваши удовольствия, за все ваши желания и наслаждения. За мной, друзья, в Махагонию — город, где сбываются мечты!
Все, кроме ДЗТ, под звуки Alabama Song удаляются в ворота Махагонии. ДЗТ, оставшись один на сцене, подходит к забытой ТХ папке с «личными делами», поднимает ее, открывает, переворачивает. Папка пуста. Показав ее зрительному залу, ДЗТ иронически присвистывает, кладет папку на место и уходит следом за остальными.
ЗТМ.
КОНЕЦ ПЕРВОГО АКТА
Анимация на заднике, живописующая похождения героев в течение трехдневного загула: бары, казино, драки, гонки в пьяном виде по автостраде, чревоугодие и прочие излишества. Побывав в самых фантастических переделках, компания, вконец утомившись, заходит в бильярдный бар «Конец пути».
Свет. Посреди сцены стоит бильярдный стол, вокруг которого, пошатываясь, прохаживаются ДМИ в костюме жениха, ДО в подвенечном платье, ДПВ и ДЗТ, которые по инерции продолжают предаваться любимым развлечениям: ДПВ боксирует с воображаемым противником, а ДЗТ тасует в руках колоду карт. Все очень пьяны.
ДМИ. Мин-нуточку внимания!
Никто не слушает его. Тогда ДМИ достает из кармана револьвер и стреляет в воздух. Все замирают и поворачиваются на звук.
ДМИ забирается на бильярдный стол и затаскивает на него ДО.
ДМИ. Друзья мои, богатыри с Дальнего Севера! Три дня мы не отказывали себе ни в чем. Мы пили самые дорогие напитки, разбивали самые шикарные машины, превращая их в груду обломков, купались в бассейнах с шампанским, лакомились изысканными деликатесами, посещали эксклюзивные вечеринки и грязные притоны, курили опий и потягивали абсент, покупали дворцы только для того, чтобы сжигать их. Я выполнял любые ваши желания, потому что хотел поделиться с вами моей радостью. Но пришло время прощаться, потому что меня зовет к себе моя мечта, а мечта у каждого — своя, и ей невозможно поделиться даже с самыми близкими друзьями. Сегодня на заре мы с Дженни отплываем на Эдем. Я передал все свое состояние в распоряжение властей Махагонии в обмен на право поселиться на этом волшебном тропическом острове, острове любви, острове, где не нужно ни о чем заботиться и ни о чем волноваться. Единственное, чего можно опасаться на Эдеме — так это скуки, но нам с Дженни никогда не наскучит быть вдвоем! Представьте себе, что это мачта (ДМИ упирает вертикально кий в стол), а это — парус (вешает на кий фату Дженни). Все готово к отплытию. Я не могу взять вас с собой, но я приглашаю вас посидеть на дорогу с нами на палубе и спеть нашу песню — ту, которую пели мы на Аляске в долгие зимние ночи, озаренные светом мерцающих в очаге звезд.
ДПВ и ДЗТ забираются на стол, садятся. ДМИ запевает.
NORTH TO ALASKA (Johnny Horton)
(Поднимай паруса!)
(Поднимай паруса!)
Здесь, на Аляске,
Мы золото найдем.
Здесь, на Аляске,
Богато заживем.
Сэм Блейк взял курс на север, на Полярную звезду,
С ним был Джордж Пратт, его партнер, и некто по имени Лу.
За Белыми Горами, в ста милях на северо-восток,
Сэм, Джордж и Лу наткнулись вдруг на золотой песок.
На кручах неприступных там даже летом лед,
И кроме сов полярных никто там не живет,
Там в горло воздух мерзлый злой вонзается, как нож,
Но не боялись ничего ни Сэм, ни Лу, ни Джордж.
Удача дается тем, кто не сдается.
Здесь, на Аляске,
Мы золото найдем.
(Поднимай паруса!)
(Поднимай паруса!)
Здесь, на Аляске,
Мы золото найдем.
Здесь, на Аляске,
Богато заживем.
Джордж взял пригоршню золота в кулак
И к Сэму повернулся, и Сэму молвил так:
«Любой я самородок, будь он хоть размером с яйцо,
Отдам за то, чтоб милой Дженни надеть на пальчик кольцо.
Ведь мужчина — никто без женщины, ждущей в конце пути.
Запомни, Сэм, что золото стоит дешевле любви.
Ах, если бы Дженни была со мной, я дом бы построить нам смог
Здесь, за Белыми Горами, в ста милях на северо-восток,
Удача дается тем, кто не сдается.
Здесь, на Аляске,
Мы золото найдем.
Здесь, на Аляске,
Богато заживем».
(Поднимай паруса!)
(Поднимай паруса!)
ДЗТ и ДПВ с криками «Приплыли! Аляска!» прыгают с «корабля» на «берег», спьяну не могут устоять на ногах и падают на пол.
ДМИ (хохоча). Ну вот, приплыли! А теперь пора прощаться. Но перед тем как расстаться, я все же хочу спросить вас, мои друзья: может, какое-то ваше желание все же осталось неисполненным?
Пауза.
ДЗТ поднимается с пола, подходит к столу и смотрит на ДМИ.
ДМИ. Джек? Ах ты, старый шулер! Неужели осталась какая-то азартная игра, в которую ты еще не сыграл?
ДЗТ. Да.
ДМИ. Так скажи. Желание друга — закон.
ДПВ (показывая на ДО). Я хочу провести ночь с ней.
Свет в баре «Конец пути» гаснет. Луч прожектора выхватывает из темноты только того из персонажей, кто произносит очередную реплику.
ДМИ. Джо! Я готов сделать вид, что я этого не слышал!
ДЗТ. Ты все слышал. Я хочу Дженни.
ДМИ. Это невозможно, Джо. Она — моя мечта, а мечтою не делятся даже с близкими друзьями.
ДЗТ. Что тебе стоит отложить исполнение мечты на одну единственную ночь? Ведь ты ждал встречи с ней целых семь лет.
ДМИ. Мы поклялись друг другу в вечной верности.
ДПВ. Я заплачу (распахивает мешок с золотом). Здесь — миллион долларов.
ДМИ. Причем здесь деньги? Любовь не продается!
ДЗТ. Всего лишь три дня назад ты купил ее за гораздо меньшую сумму.
ДО. Джимми, солнышко! По-моему, предложение Джека очень даже интересное. Если вычесть те сто долларов, которые ты потеряешь на одном дне верности, то останется… (пытается произвести подсчет) …миллион минус сто… это у нас получается…
ДМИ. Дженни, но ведь ты согласилась поехать со мной на Эдем, на остров вечной любви, где нам никогда не наскучит быть вместе!
ДО. А если все-таки наскучит?
ДЗТ протягивает ДО мешок с золотом. ДО медленно тянется к нему рукой. ДМИ с криком «Нет!» бросается на ДЗТ. Начинается драка, в пылу которой ДМИ выхватывает из кармана револьвер и целится в ДЗТ. Очнувшийся ДПВ вскакивает с пола и пытается выхватить оружие из рук друга. После короткой потасовки раздается выстрел. ДЗТ в панике ощупывает свое тело, но не находит раны. ДПВ делает несколько шагов по направлению к Дженни, пошатывается и падает замертво.
На шум выстрела в бар вбегают АБ и ТХ в мундирах полицейских.
ТХ. Кто стрелял?
ДМИ, ДЗТ и ДО переглядываются. ДМИ замечает, что револьвер по-прежнему у него в руках. Бросает его на пол.
АБ (подходя к телу ДПВ и щупая пульс). Мертв. (Достает из кармана ДПВ мешок с золотом и кладет к себе в карман.) Имущество покойного до выяснения обстоятельств смерти переходит в распоряжение города Махагонии.
ТХ (извлекает из-под мышки пресловутую папку, открывает ее и читает). Уголовный прейскурант Махагонии, параграф двадцать пятый — «убийство», часть «ц.» — «убийство лучшего друга». Дорогое удовольствие — миллион долларов.
АБ. Как желаете расплатиться — валютой, драгметаллами, безналичным переводом, по кредитной карточке?
ДМИ. У меня нет денег.
ТХ в притворном ужасе хватается за голову. АБ извлекает из-за пояса наручники.
АБ. Молодой человек, не делайте таких безнравственных заявлений! Я прекрасно понимаю ваше состояние, вы перевозбуждены, вы решились сделать то, о чем многие мечтают, но не отваживаются исполнить, поэтому я сделаю вид, что не слышал ваших слов. Подумайте хорошенько.
ДМИ. Я отдал вам все, и вы это прекрасно знаете.
АБ. Может, вы все же попытаетесь найти выход из этого крайне щекотливого положения?
ДМИ. Дженни!
ДО (отрицательно качая головой и считая на пальцах). Миллион долларов — это сто тысяч дней верности. А ты со мной пока расплатился только за три. Ничем не могу тебе помочь.
ДМИ. Джек! В конце концов, это все случилось из-за тебя! Вспомни, как семь лет мы делили с тобой одну пару носок!
ДЗТ. Сожалею, Джимми, но это ты хотел убить меня, а не я — тебя. Дружба дружбой, а деньги — деньгами. Семь долгих лет я валил вековые деревья в лесах Аляски. Да ты и сам все это знаешь — стужа, замерзшие звезды, волки, медведи, подошвы ботинок, примерзшие к снегу. Я не собираюсь расплачиваться за твои ошибки.
ДМИ (к АБ и ТХ). Тогда верните мне мои деньги! Я отказываюсь от Эдема!
ТХ (открывая папку). Договор с туристической фирмой «Эдем без проблем». Четвертое примечание к восьмой сноске семьдесят второго пункта: «Настоящий договор не подлежит расторжению. Суммы, выплаченные в качестве аванса, клиенту не возвращаются».
ДМИ (протягивая вперед руки). Что ж, тогда арестуйте меня! Я докажу в суде свою невиновность! (Показывая на зал.) У меня много свидетелей! Это произошло случайно!
ТХ (вновь открывая папку). Уголовный прейскурант Махагонии, параграф первый: «Случайно даже кошки не родятся».
АБ (защелкивая наручники на запястьях ДМИ). Суд, впрочем, с удовольствием вас выслушает. Судьям ведь тоже нужно бывает чем-то развлечься.
ДМИ, оттолкнув АБ, выходит на просцениум. ТХ кидается за арестованным следом, но АБ останавливает его. Свет на ДМИ.
ДМИ (обращаясь к залу). Вы все видели! Ведь видели же? Меня обманули, меня подставили, один мой друг меня предал, второго я убил, моя любовь покинула меня. Я не хотел убивать Джо, я, может быть, хотел убить Джека, но ведь не убил! Джо был мне как брат: семь долгих лет на Аляске мы делили на двоих одну трубку. Но власти Махагонии не волнует справедливость. Все, что им нужно — это деньги. Они забрали их у меня, и теперь я никто, преступник, бесправный арестант. Я верил, что Махагония — это рай. Так было написано в рекламном проспекте. Но рекламные проспекты — это наживка в мышеловке, и я на эту наживку попался… Поверил, что мечту можно купить за деньги. Но любая купленная мечта — это всего лишь копия с оригинала, фальшивка, которую всучивают дуракам, позабывшим о том, что мечту купить невозможно. Она принадлежит каждому человеку по праву рождения, как воздух, как солнечный свет. Не верьте им, этим торговцам фальшивками, которые заставляют нас валить лес в зимнюю стужу только для того, чтобы потом отнять у нас все, что мы заработали. Достаточно только протянуть руку — и все, что вы хотите, станет вашим. А если кто-то попросит у вас за это плату, спросите его, каким образом он стал хозяином вашей мечты. Он не сможет вам ничего ответить, потому что он ее или украл, или присвоил при помощи какого-нибудь мошенничества.
Задник постепенно озаряется красным светом. Сначала тихо, а затем все громче и громче, начинает звучать «Марсельеза».
Все законы Махагонии — ложь. Те, кто придумали их, только делают вид, что они написаны на бумаге: они изобретают их на ходу, чтобы при их помощи обделывать свои грязные делишки.
На этих словах ТХ, возможно, испуганно прячет папку себе под мышку.
«Марсельеза» нарастает, слышны крики, выстрелы, шум толпы.
Когда мы валили вековые деревья в лесах Аляски, мы были свободны. Мы спали, когда хотели, ели и пили, когда хотели, любовались северным сиянием, когда руки уставали от топора, видели наши бесплатные сны и не убивали друг друга. Бог создал мир, в котором жили я, и Джек, и Джо. Но дьявол пришел и создал этот город, и мы побежали на блеск его огней, чтобы предаваться излишествам, продавать себя в рабство собственным прихотям, гоняться за миражами, которые стоят не дороже той тряпки, на которой они возникают. Встаньте, идите, разбивайте витрины, верните себе обратно все, что у вас отняли!
«Марсельеза» звучит уже совсем громко. Вышедшие из оцепенения АБ и ТХ подбегают к ДМИ, затыкают ему рот кляпом, надевают на него берет, наклеивают бороду и усы, кладут в скованные наручниками руки деревянный автомат; ДМИ превращается в некое подобие команданте Че со знаменитой боливийской фотографии. На заднике вспыхивают надписи «РЕВОЛЮЦИЯ В МАХАГОНИИ!», «50 %-ное СНИЖЕНИЕ ЦЕН!», «СКИДКИ ДЛЯ ОБЛАДАТЕЛЕЙ КУПОНОВ!». АБ и ТХ вручают купоны ДЗТ и ДО, которые тут же убегают за сцену, возвращаясь с тележками, груженными «покупками». На заднике, возможно, ускоренные съемки или анимация — толпа, занимающаяся шоппингом, люди, хватающие с полок товары и т. д. АБ и ТХ разбрасывают «купоны» в зал. «Марсельеза» тем временем плавно перетекает в собственный легкомысленный ремикс. На заднике повисают слова «РЕКЛАМНАЯ ПАУЗА».
ЗТМ
АНТРАКТ
Возможно, что перед началом действия на экран проецируются современные постановке рекламные клипы. После окончания антракта на экране заставка: «В ГОСТЯХ У ФЕМИДЫ»
Все те же декорации бара «Конец пути», только слегка трансформировавшиеся, чтобы создать впечатление зала суда: бильярдный стол, например, превращается в стол, за которым сидит судья, металлодетектор — в «обезьянник» для подсудимого и т. д. и т. п. За столом АБ, облаченный в парик и судейскую мантию, в «обезьяннике» ДМИ (по-прежнему с кляпом во рту). Около него вьется ТХ с пресловутой папкой в руках, подвизающийся, на сей раз, в роли адвоката.
АБ (ударяя молотком по столу). Начинаем слушание дела «Народ Махагонии против Джима Макинтайра». Пункт первый: подсудимый обвиняется в том, что склонил девицу Дженни Оклахому к сожительству в извращенной форме вечной верности. (К ДМИ.) Подсудимый, что вы можете сказать в свое оправдание?
ДМИ мычит.
ТХ. Ваша честь, мой подзащитный хочет сказать, что сожительство происходило с полного согласия вышеупомянутой девицы.
АБ. Это обстоятельство не имеет особого значения. Подобная порочная практика нарушает свободу торговли и ведет к потере прибыли. Если все начнут соблюдать вечную верность, бизнес может прийти в полный упадок.
ТХ. Но, ваша честь, у меня здесь имеются документы, подтверждающие, что подсудимый согласился компенсировать ущерб путем выплаты Дженни Оклахоме соответствующей суммы из расчета сто долларов за каждый день верности.
АБ. Что ж, это меняет все дело. Выплачивались ли с этих сумм налоги в городскую казну?
ТХ. Да, вот квитанции.
АБ. Есть квитанции — нет преступления! Переходим ко второму пункту обвинения: в ходе драки, имевшей место в бильярдной «Конец пути», подсудимый, по утверждению свидетелей, застрелил из револьвера своего лучшего друга Джо Полярного Волка. Подсудимый, признаете ли вы себя виновным?
ДМИ вновь мычит.
ТХ. Ваша честь, подобные действия предусмотрены Уголовным прейскурантом Махагонии! Право на убийство — одно из основных прав человека и гражданина, а убивают, как водится, чаще всего ближних. Как утверждают психологи, убийство ближнего приносит гораздо большее удовлетворение, чем убийство незнакомца.
АБ. Господин адвокат, мне как автору прекрасно известны наши законы. Я просто хочу знать, признает ли подсудимый себя виновным, чтобы понять, с кого нам получить штраф размером в один миллион долларов.
ДМИ мычит еще громче и трясет руками решетку.
ТХ. Да, признает.
АБ. Отлично, переходим к следующему пункту. Во время задержания полицией подсудимый оказывал сопротивление, а также произносил речи, подстрекающие граждан к бунту и покушению на частную собственность. Итак, подсудимый…
ТХ (не давая закончить вопрос). Но, ваша честь, свобода слова у нас в Махагонии — одно из дозволенных удовольствий, причем настолько доступное и бесполезное, что за него даже не взимается плата — разумеется, в том случае, если за речами не следует дел.
АБ. Мы имеем дело именно с таким случаем?
ТХ. Да, разумеется. Более того, речь подсудимого имела большой резонанс, транслировалась многочисленными зарубежными телеканалами как доказательство высокого уровня демократии в Махагонии, что способствовало укреплению нашего положения на международной арене.
АБ. Отлично! Я позабочусь о том, чтобы подсудимого представили к правительственной награде. Разумеется, в том случае, если он будет оправдан по всем пунктам.
ТХ. А что, ваша честь, остались еще какие-то пункты?
АБ. Увы, господин адвокат. Подсудимый заявил представителям закона, что у него нет денег. Следовательно, он не может выплатить штраф в один миллион долларов. Что вы скажете суду на это?
ТХ. Какой ужас! Признаю свое бессилие: как адвокат я не могу найти никаких смягчающих обстоятельств в этом кошмарном преступлении!
АБ. Вы отказываетесь от защиты?
ТХ. Позвольте использовать последний шанс, ваша честь. Я обращусь за помощью к общественности. (Выходит на авансцену.) Господа, на ваших глазах гибнет человек! Всего лишь какой-то жалкий миллион долларов — и он обретет свободу и вернет себе доброе имя! Что вам стоит помочь ему? Утверждают, что милосердие — это тоже источник наслаждения. Неужели никто из вас не захочет войти в историю как человек, не пожалевший миллиона наличными на то, чтобы изменить ход разыгрывающегося у него на глазах спектакля? Ну, если ни у кого нет при себе миллиона, может, скинемся всем миром? Вас здесь несколько сотен — на нос выйдет всего по десятку тысяч. Нет? Да, похоже, что наслаждение, доставляемое милосердием, совсем не так велико, как утверждают…
АБ. В том случае, если нет желающих внести за подсудимого штраф, я объявляю приговор. Именем города Махагонии Джимми Макинтайр, лесоруб, приговаривается к смертной казни через повешение.
Удар гонга. ЗТМ.
Свет только в левом углу сцены. Он высвечивает сидящую за разбитым фортепьяно Дженни, которая играет вступление к песне «25 минут до конца».
Вспыхивает свет в правом углу: там установлен эшафот с виселицей (возможно, все тем же бывшим металлодетектором).
ДМИ готовят к казни: АБ выступает в роли режиссера, Палач в балахоне (это может быть актер, игравший ДПВ) совершает положенные в таких случаях действия (последняя сигарета и т. д.), ТХ суетится вокруг с камерой.
Происходящее возле эшафота, возможно, как-то соотносится с текстом песни, которую поет ДО.
25 MINUTES TO GO (Shel Silverstein)
Вот готов эшафот, и нет дороги назад…
25 минут до конца…
Через 25 минут отправляюсь я в ад.
24 минуты до конца…
Мне дали поесть на прощанье в тюрьме.
23 минуты до конца,
Но никто не спросил, каково нынче мне,
За 22 минуты до конца.
Я писал прокурору, но тот не читал…
21 минута до конца
Я звонил даже мэру, но мэр уехал на бал.
Ровно 20 минут до конца.
Тут шериф говорит: «Пора начинать —
19 минут до конца!».
А я делаю вид, что мне на все наплевать,
За 18 минут до конца.
Начальник тюрьмы сказал мне: «Сынок,
Всего 17 минут до конца,
А чтоб устроить побег, нужен больше мне срок,
Чем 16 минут до конца!»
Приходил адвокат, пускал слезу и соплю
За 15 минут до конца,
Но он вместо меня не полезет в петлю
За 14 минут до конца!
Вот явился священник с огромным крестом
За 13 минут до конца
И полез ко мне в душу с Иисусом Христом,
За 12 минут до конца!
Они проверили веревку — веревка крепка.
11 минут до конца.
А я так мечтал, что порвется пенька!
Осталось 10 минут до конца.
А если помилует меня президент?
Осталось 9 минут до конца,
Но только в фильмах бывает такой хэппи-энд
Всего за 8 минут до конца…
И вот по лестнице лезу я на эшафот —
Осталось 7 минут до конца —
А если я поскользнусь и сломаю хребет
Всего за 6 минут до конца?
Сияет солнце на небе, но в душе моей ночь —
Осталось 5 минут до конца.
Ну неужели никто мне не сможет помочь
За 4 минуты до конца?
Я впервые понял, как прекрасна земля
Лишь за 3 минуты до конца,
Но на шею уже надета петля.
Осталась пара минут до конца…
Шарниры люка скрипят, отвратительный визг —
1 минута всего до конца —
Доска ушла из-под ног, и вот я падаю вниз… вниз… вниз…
С последним аккордом свет над ДО резко гаснет.
АБ (к палачу). Стоп! Стоп! А как же последнее слово смертника? Эту сцену никак нельзя пропускать, это ключевой эпизод! Я намерен заработать на этой картине не менее ста миллионов. К тому же, я придумал сногсшибательное название — «Казнь Джима Макинтайра, героя Дальнего Севера, бунтаря и поэта»! Палач, выньте ему кляп изо рта!
Палач делает шаг к ДМИ. Внезапно свет начинает мигать, и раздается завывание сирены. Все застывают неподвижно.
Голос Диктора. Внимание! Внимание! Штормовое предупреждение! Небывалой силы ураган приближается к Махагонии! Всем немедленно укрыться в убежище! Всем немедленно укрыться в убежище!
ТХ. Бегби, надо прятаться! Иначе мы умрем!
АБ. Что? Отложить казнь? Да ты посмотри, какой свет, какая картинка. Герой на фоне грозовых облаков. Мы заработаем на этом сотню миллионов!
ТХ. Нет, Бегби, мы погибнем! Ураган — это очень серьезно!
АБ. Тоби, ты вновь сомневаешься в том, что деньги могут творить чудеса?
ТХ. Я знаю, Бегби, так написано в Библии. Ты мне рассказывал. Но и про зебру ты тоже мне рассказывал.
АБ. И что?
ТХ. А вдруг это и есть то самое… ну, чем зебра кончается?
АБ. Ерунда, Тоби, наша зебра — очень длинная и состоит исключительно из белых полосок.
ТХ. Таких зебр не бывает, Бегби.
АБ. Послушай, Хиггинс, я не собираюсь терять сто миллионов баксов из-за какой-то там полосатой лошади! Снимаем! Мотор!
Палач освобождает ДМИ от кляпа. ТХ покорно припадает к камере.
Грозовое небо на заднике. Звучит инструментальная пьеса (возможно, The Doors, «Riders on the storm»).
ДМИ. Жалкие люди! Чего вы испугались? Разве могут сравниться какие-то там цунами, землетрясения, вулканы, тайфуны, смерчи, торнадо, песчаные бури и океанские штормы с человеком?
В продолжение всего монолога ДМИ на заднике вспыхивают заголовки новостей: «УРАГАН УНИЧТОЖИЛ ПЕНСАКОЛУ!», «АДЕЛАИДА СМЕТЕНА С ЛИЦА ЗЕМЛИ!», «ОГРОМНЫЕ РАЗРУШЕНИЯ В МАРРАКЕШЕ!», «ПОРЫВОМ ВЕТРА ОПРОКИНУТА ЭЙФЕЛЕВА БАШНЯ!» и т. п.
Не смотрите, что он такой маленький, хрупкий и невзрачный на вид — страшнее этого существа нет ничего во всей вселенной. Природа слепа и беспристрастна, и только человек пытает и казнит умышленно. Люди отважились предать и распять даже Бога — куда до них какому-то жалкому урагану! Не бойтесь смерти: вы все и так уже мертвы — как может стихия повредить вам? Даже если земля разверзнется и ад вырвется наружу, станет ли от этого хуже тем, кто уже и так день за днем живут в аду? Если бы ураганом был я, я бы оставил Махагонию в покое: для тех, кто проводит всю жизнь в ненасытной погоне за удовольствиями, смерть — не наказание, а избавление! Вы можете казнить мое тело, но не мою мечту. Когда я умру, мечта вернется туда, откуда она явилась, и будет жить вечно. ЗТМ.
Грохот и рев урагана. На заднике — анимация, показывающая гибель Махагонии под натиском яростной стихии. Задник гаснет, в тусклом свете среди клубов пыли — опрокинутая виселица и прочие предметы реквизита, разбросанные по земле тела.
ДМИ выбирается из-под обломков эшафота — он избежал и петли, и ярости урагана. Теребит тела АБ и ТХ: судя по всему, это уже трупы. Поднимает Палача: из балахона вываливается скелет, который мы видели в начале АКТА I. ДМИ с отвращением швыряет на землю балахон, озирается по сторонам, кидается к опрокинутому фортепьяно. Поднимает из-под него тело ДО и берет его на руки.
ДМИ. Дженни! (Целует ДО в губы.) Моя бедная Дженни! Знаешь, пока я сидел в тюрьме в ожидании казни, я все время думал о тебе. Я пытался научиться ненавидеть тебя, вспоминал о том, как ты меня предала — но все впустую. И тогда я понял, что люблю тебя — именно тебя, а не ту мечту, что являлась мне в моих сновидениях. Конечно, мечту любить гораздо проще, чем живую женщину, слабую и капризную. Но и гораздо скучнее. Дженни, бедная Дженни, ты предала меня, но погибла вместо меня, и я буду хранить тебе вечную верность.
ДО издает пронзительный визг. От неожиданности ДМИ роняет «покойницу», но тут же кидается к ней и вновь поднимает на руки.
ДМИ. Дженни, ты жива?
ДО. О, Джим, ты говорил такие хорошие слова, что я сразу же ожила! Но теперь я думаю, что, похоже, поторопилась. Я вспомнила, что у тебя больше нет денег, так что твоя вечная верность вряд ли сделает меня богаче.
ДМИ. О Дженни, разве это теперь имеет значение! Мы спаслись, мы живы!
ДО. А остальные?
ДМИ. Если ты об этих (показывает на трупы), то они мертвы, как бревна.
ДО (спрыгивая с рук ДМИ, в воодушевлении). О Джимми! Так значит, ты уже никому не должен миллион долларов! Боже мой! (Оглядываясь по сторонам, деловито.) Все это поддается ремонту. Мы можем отстроить новую Махагонию, гораздо лучше прежней. Мы станем ее хозяевами вместо Бегби и Хиггинса! Мне больше не придется отдавать им по двадцать долларов за каждый день верности тебе.
ДМИ. Но, Дженни, это проклятое место! Это ужасный город! Спасибо урагану, что он уничтожил его! Если мы останемся здесь, мы окажемся не господами, а рабами Махагонии. Пауки ничуть не больше в состоянии покинуть свою паутину, чем попавшие в нее мухи. Дженни, умоляю тебя, уедем отсюда! Уедем на Аляску!
ДО. На Аляску?
ДМИ. Да, на Аляску! Пусть там холодно, пусть волки и медведи, пусть с неба там падают замерзшие звезды, а подошвы ботинок примерзают к снегу — зато там есть свобода!
ДО. И что мы будем с ней делать, Джимми?
ДМИ. Да все, что захотим! Построим дом, родим детей, воспитаем их свободными людьми, настоящими богатырями Дальнего Севера! От нас пойдут новые свободные люди, не боящиеся смерти, ищущие не наслаждений, но радости!
ДО. Бррр!
ДМИ удивленно смотрит на ДО, которая стучит зубами и делает вид, что мерзнет.
ДМИ. Ты замерзла, любовь моя?
ДО. От одних твоих рассказов, Джим Макинтайр, моя кровь превращается в сосульки! Я с детства была ужасной мерзлячкой: чтобы согреть меня, маме приходилось ложиться ко мне под одеяло. С тех пор как мамы больше нет, мне все время хочется, чтобы рядом со мной было что-нибудь большое и теплое. Возможно, именно по этой причине я и пошла в проститутки. Но в такую стужу, о которой говоришь ты, Джим, боюсь, даже тебе не под силу будет меня согреть.
ДМИ. Неужели ты не поедешь со мной, Дженни?
ДО. Я не знаю, Джим.
На сцену выбегает ДЗТ: он пьян, как от алкоголя, так и от эйфории, которая охватывает людей, чудом спасшихся от гибели.
ДЗТ. Джимми! Дженни! Вы живы? Какое счастье!
ДО. Джек!
ДМИ (холодно). Джек?
ДЗТ. Джимми, неужели ты до сих пор на меня сердишься?
Пауза.
ДЗТ. Ну, ты же сам сказал, что хочешь со всеми поделиться своей радостью. Извини, я понял твои слова слишком буквально. Понимаешь, когда все это случилось, я несколько растерялся. В конце концов, ты же хотел меня убить. Семь долгих лет мы делили с тобой на двоих одну трубку.
ДМИ. По-моему, это были носки.
ДЗТ. Неважно. Короче, я растерялся и расстроился. Как-то неожиданно все это вышло: Джо умер, тебя арестовали. У меня душа была не на месте. Я забился в какой-то винный погреб и начал пить. Нажрался в дым, в хлам, в щепки — почти ничего не помню. Просыпаюсь, а кругом никого нет, одни кирпичи валяются. С трудом выбрался на улицу — а тут на тебе! Что это было, конец света?
ДО. Это был ураган, Джек.
ДЗТ. Чуял я, что этим все дело и кончится. Эта затея с Махагонией мне с самого начала не нравилась. Слишком много рекламы. (Заметив трупы.) А это что?
ДО. Бегби и Хиггинс. И еще один джентльмен. Они все погибли.
ДЗТ. Не хочу говорить плохого о мертвых, но мне эти парни с самого начала не нравились. Ладно, главное, что мы живы. Кстати, в том самом винном погребе, где я напился, почти ни одна бутылка не разбилась. Друзья, пойдемте туда и отпразднуем наше спасение! Тем более что платить за выпивку, похоже, больше некому.
ДМИ. Почему-то мне не хочется пить с тобой, Джек.
ДО. Джим, нельзя быть таким злопамятным. Все же кончилось хорошо: мы живы, ты больше никому не должен миллион долларов, значит, я снова могу хранить вечную верность тебе.
ДМИ. Я убил Джо.
ДО. Это досадная случайность. Я однажды тоже случайно бросила в стиральную машину мою песцовую горжетку — она погибла, и я проплакала по этому поводу целых десять минут. Но потом я поняла, что горжетке это не поможет, и перестала плакать. Пойдем, выпьем и забудем обо всех неприятностях.
ДМИ. Только без меня. Я наконец-то все понял: Махагония не погибла. Ураган уничтожил дома, погубил много людей, но те, кто выжил, остались такими же, как и прежде. Все, что вам нужно, это наслаждения, которые помогают забыть о смерти. «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов», — говорите вы и возвращаетесь к прерванной пьянке. И тысяча ураганов ничему не научат вас. Я ухожу на Аляску. Дженни, ты идешь со мной?
ДО направляется к ДЗТ и становится рядом с ним.
ДО. Нет, Джимми. Я с детства была ужасной мерзлячкой. Аляска, наверное, жутко интересное место, но там нет никакой ночной жизни, если не считать северного сияния.
ДМИ. Что ж, Дженни, поступай, как тебе нравится — моя мечта останется со мной, в моем сердце.
ДО. Надеюсь, ей будет там тепло долгими полярными ночами. Ты будешь писать мне письма, Джим?
ДМИ. А ты этого хочешь?
ДО. Знаешь, женщинам не так уж часто предлагают вечную верность. И даже если наша продлилась всего три дня, мне было бы приятно иногда иметь повод об этом вспомнить.
ДО кладет руку на плечо ДЗТ. ДМИ делает шаг в сторону ДЗТ и ДО. ДЗТ выхватывает из-за пояса револьвер.
ДЗТ. Не надо, Джим. Ты уже пробовал убить меня однажды, это ничем хорошим не кончилось.
ДМИ останавливается.
ДМИ. Что ж, ты прав, Джек Золотой Топор. Я был глуп, я поверил в то, что мечта может стать явью. Я ошибся. Пусть каждый пойдет своей дорогой. (Садится.) Спешите, вас ждет вино и музыка, тысячи ночей и дней, неотличимых друг от друга. Я пытался купить мечту за деньги, но это невозможно. Придется искать другие пути.
ДО. До свиданья, Джимми!
ДМИ. Прощай.
ДО и ДЗТ уходят.
ДМИ остается один.
ДМИ (глядя на небо). Какое чистое небо! Такое бывает только после бури, когда уходят облака и оседает пыль. Звезды огромные, мохнатые, яркие; они кажутся такими близкими. А вон там, над самым горизонтом — Полярная звезда. Она сияет не так сильно, как многие другие, но почему-то она манит и дразнит меня сильнее всех. Недаром моряки и бродяги с давних пор прокладывают свой путь именно по ней. Казалось бы, это глупо: ну что делать людям на севере, где нет ничего кроме льдов? Нет чтобы выбрать ориентиром какую-нибудь из южных звезд. И все же самые смелые и отчаянные всегда стремились именно на север. Замерзали среди торосов, проваливались в полыньи, достигали полюса, находили там одно лишь белое безмолвие, возвращались домой разочарованные, но по проложенной ими дороге отправлялись другие, словно надеялись отыскать среди холодной пустыни тропинку, уходящую вверх, к небу, дальше всех полюсов, прочь от этой страшной земли.
Семь лет назад в такую же ясную ночь мы отправились в путь — я, Джо и Джек. Мы добрались до Аляски и думали, что достигли цели. Мы были молоды и наивны и дорого заплатили за это. Нужно было идти дальше, дальше, дальше, не останавливаясь ни на миг, не веря лживым снам, которые звали нас вернуться обратно, в большие города, к шумной толпе, искать любовь и счастье там, где их нет и не может быть. Теперь мне придется пройти этот путь в одиночку. Если я не погибну, я отыщу путь к Полярной звезде и позову за собой всех остальных, робких и слабых — даже тех, кто предал и обманул меня.
Говорят, что тот, кто однажды стоял на эшафоте, уже не боится ничего. Поэтому мне, висельнику, все карты в руки. Итак, в путь, Джим Макинтайр, в путь! Прощай, Махагония, Долина Смерти! Ты ловила меня в свою паутину, да так и не поймала. Пожалуй, я спою тебе на прощанье одну песню, которая пришла мне в голову, когда я стоял под виселицей с петлей на шее.
PEOPLE ARE STRANGE
(Densmore — Krieger — Manzarek — Morrison)
В городе этом на всех непохожих
Каждый прохожий смотрит, как враг.
Женские взгляды пропитаны ядом,
Может последним стать каждый шаг.
Ты чужой — словно затравленный зверь…
Ты чужой — снова захлопнулась дверь…
Ты чужой, ты чужой, ты чужой…
В городе этом на всех непохожих
Каждый прохожий смотрит как враг.
Женские взгляды пропитаны ядом,
Может последним стать каждый шаг.
Ты чужой — словно затравленный зверь…
Ты чужой — снова захлопнулась дверь…
Ты чужой, ты чужой, ты чужой…
ДМИ уходит навстречу Полярной звезде. ЗТМ.
КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО АКТА
Марш на тему «Alabama Song». Главная площадь Нью-Махагонии, посередине которой — памятник, в котором узнается подвергшаяся сильной героизации фигура ДМИ. На площади появляется процессия. Возглавляет ее раздобревший и обретший благообразие ДЗТ в официальном костюме мэра. За ним следует мэрская супруга — ДО, толкающая коляску, далее — Гувернер и Гувернантка (это могут быть актеры, исполнявшие роли АБ и ТХ). Процессия останавливается посреди площади. Обыватели помогают ДО извлечь из коляски многочисленное потомство мэрской четы (это куклы) и рассаживает его по скамейкам. ДЗТ поднимается на кафедру. Музыка стихает.
ДЗТ. Друзья, сегодня — торжественный день, в который мы, граждане Нью-Махагонии, отмечаем очередную годовщину со дня, когда нас покинул Джим Макинтайр — герой, портреты которого украшают каждую монету и купюру нашего замечательного города. По традиции в этот день я как мэр обязан напомнить нашей молодежи славную историю нашего Нью-Махагонии — бесспорно, самого красивого и процветающего города на всей земле. Пятнадцать лет назад я и Джим явились в это место, носившее тогда ужасное название — Долина Смерти. До этого мы семь лет валили лес на Аляске — стояла лютая стужа, кругом бродили волки и медведи, замерзшие звезды падали с неба. Порой бывало так холодно, что подошвы ботинок примерзали к снегу, стоило выйти наружу. Семь лет мы курили на двоих одну трубку — вот эту (достает из кармана носок, смущается, лезет в другой карман, достает оттуда другой носок)… увы, я забыл ее дома. Но мы преодолели все трудности. Простые, честные лесорубы, мы застали здесь возмутительные нравы — разврат, погоню за наслаждениями, чудовищные преступления, отвратительность которых вы с трудом можете себе теперь представить.
Возмущенные увиденным, мы с Джимом восстали против царивших в Долине Смерти порядков. За это тогдашние правители этого места, безнравственные бандиты, поправшие человеческие законы, приговорили нас к смерти.
Стоя на эшафоте, мы с Джимом вознесли свою молитву Господу, умоляя его покарать Махагонию. Господь услышал наши молитвы — он послал разрушительный ураган, погубивший бандитов и их подручных и спасший от петли нас с Джимом.
После чудесного спасения мы решили начать новую жизнь и установить новые законы. Джим сказал мне: «Джек, будь счастлив с этой женщиной (показывает на ДО), нарожай детей и правь справедливо, а я ухожу искать дорогу к Полярной звезде». И Джим ушел.
Он обещал написать нам, если найдет эту дорогу, но вот уже пятнадцать лет от него нет никаких вестей. Что это может означать, дети? Только одно — Джим Макинтайр погиб в полярных льдах. Он был великим человеком, но у него была одна маленькая слабость — он был поэт. Он искал мечту, отпечатавшуюся в его сердце. Судя по всему, мечты этой не существует, а это подтверждает тот факт, что единственная доступная человеку мечта — это наш город, город, где установлен самый справедливый закон: каждый, кто откажется от желания, получает вознаграждение! Итак, приступим!
ДЗТ спускается с кафедры к детям-куклам. Подходит к первому ребенку. (Поскольку дети-куклы бессловесны, их желания озвучивают Гувернер с Гувернанткой.)
ДЗТ. Мальчик, чего ты больше не хочешь?
Г. Он больше не хочет мороженого.
ДЗТ. Замечательно! Вот тебе десять макинтайров!
Диалог повторяется с остальными детьми-куклами, которые больше не хотят «мультиков», «живую Дюймовочку», «игрушечных рыбок» и т. д., пока очередь не доходит до последней девочки-куклы.
ДЗТ. А ты, девочка?
Г-ка. Она вообще больше ничего не хочет.
ДЗТ. Ах, какая прекрасная девочка! За это ты получишь от меня целых сто макинтайров! А теперь самое время всем спеть хором гимн нашего города!
Под звуки детского хора, исполняющего «Alabama Song» на ляля-ля, без слов, все «поют» стоя, приложив руку к сердцу.
В разгар пения на площадь выбегает Почтальон (это может быть актер, игравший ДПВ), сжимающий в руке письмо. Весь его вид свидетельствует о том, что он явился из мест, где невероятно холодно: его одежда сплошь покрыта сосульками и изморозью. Он пытается вручить письмо всем присутствующим, но те поглощены «пением» и не замечают его. Наконец, Почтальон падает замертво на авансцене.
Музыка стихает, но «хор» продолжает «петь» беззвучно, артикулируя абстрактные слоги. ДО подходит к Почтальону и берет из его руки письмо.
ДО (читает). «Дорогая Дженни! Дорога к Полярной звезде оказалась длиннее и труднее, чем я мог предположить. Холод продолжает нарастать. Воздух вокруг меня сгустился до такой степени, что мне приходится продвигаться вплавь в прозрачной, дымящейся жидкости. Мое дыхание выпадает у меня изо рта большими белыми хлопьями, и, если я до сих пор не погиб, то только потому, что мое сердце по-прежнему пылает, как раскаленный камень. Судя по всему, это — огонь моей любви. Ты знаешь, я много раз сомневался и ошибался. Сначала я думал, что моя мечта — это ты. Затем, когда ты покинула меня в трудную минуту, я решил, что ошибался, а потом я решил, что ошибался в том, что ошибался, а еще позже — что ошибался, в том, что считал, что ошибался, что ошибался. И когда я уже совсем запутался в своих сомнениях, я понял, что продолжаю по-прежнему любить тебя».
«Дженни, вот уже пятнадцать лет подряд в один и тот же день, в годовщину нашего расставания, я посылаю письма, но ты на них не отвечаешь. Дженни, приди ко мне! Мы будем плыть с тобой бок о бок в жидком воздухе, а когда он превратится в лед, мы протопим в нем тоннель огнем наших любящих сердец. И мы прорвемся к Полярной звезде! Дженни, любимая…»
ДО (складывая письмо). Ах, Джим Макинтайр, Джим Макинтайр! Ты такой же, как пятнадцать лет назад. Пламя в сердце, возвышенный бред в голове. Только я стала другой. Я поняла, как надо правильно распорядиться вечной верностью. Я отказалась от нее, и за это наш замечательный город (показывая на ДЗТ) выплатил мне один миллион макинтайров!
Понимаешь, Джимми, один миллион макинтайров это больше чем один Макинтайр ровно на… (пытается подсчитать) один миллион минус один… это получается (отказывается от безнадежной попытки). Это намного больше!
К тому же, Джим, я тебе неоднократно повторяла: я… (методично рвет письмо на мелкие клочки) всегда… была… ужасной… мерзлячкой!
«Хор» нарастает, начинаясь как a capella sotto voce и, постепенно, crescendo con accelerando, вместе со вступившим оркестром, пока не начинает звучать как адская какофония. ДО «дирижирует» ансамблем. Свет гаснет.
Занавес.