Том 2. Рассказы. Очерки. Корреспонденции

ГЛАВНАЯ ТЕМА — ТРУД И БОРЬБА

«...Бороться, бороться во имя тех, кто молча с каплями пота на челе несет на своем хребте всю тягость жизни и общественных неустройств» — в этих словах А. С. Серафимовича, сказанных в первом году нашего XX столетия, как бы сформулирована основная направленность его творчества тех лет.

О нелегкой жизни тружеников на русском севере писатель знал не понаслышке. Находясь в мезенской ссылке, студент А. С. Попов собственными глазами видел бескрайние снега тундры и угрюмые берега студеного моря с караванами льдин. Впечатления от суровой природы, от тяжелого, изнурительного труда и неприхотливого быта рыбаков-поморов, от их спокойного, уверенного, надежного мужества были столь ярки, а северная природа и человек в ней столь выразительны, что многое из увиденного и услышанного здесь как бы само просилось на бумагу. Уже на склоне лет в «Рассказе о первом рассказе» А. С Серафимович вспоминал: «Писал с необыкновенным трудом. Хотелось описать громадное впечатление от северного сияния... А на бумаге не выразишь... Днями, ночами сидел. Пишешь, пишешь, глядь, а к концу дня только строк пять-шесть напишешь... работал целый год. Рассказ был небольшой, размером на газетный подвал». Так рождался его первый рассказ «На льдине». Один из самых демократичных писателей той поры, В. Г. Короленко, высоко оценил северные рассказы молодого прозаика, отметив «прекрасный язык, образный, сжатый и сильный, яркие, свежие описания»[13].

Начиная с самых первых своих рассказов, А. С Серафимович на всю жизнь остался бескорыстно верен теме труда, рабочему человеку. Никогда не порывал он самых живых и тесных связей с трудящимися и постоянно был озабочен поисками путей активной борьбы — именно борьбы — против взбесившегося собственника или утратившего человеческий облик мещанина, борьбы за облегчение участи труженика, будь то рабочий, крестьянин или интеллигент. Но особую, братскую привязанность питал писатель-реалист к рабочему, сделав его главным героем своего творчества. И всегда, даже в самую черную пору реакции, Серафимович верил в победу людей труда над силами зла, над теми, кто исповедует аморальную идею эксплуатации человека человеком.

Так на переломе XIX и XX столетий на арену открытой литературной борьбы одновременно с молодым Горьким выступил еще один самобытный певец рабочего класса России.

Впечатляющие картины тяжкой жизни русского труженика благодаря творчеству Серафимовича стали достоянием широкой читающей публики из демократических кругов России. В «Стрелочнике», «Маленьком шахтере» и других рассказах, давно уже ставших хрестоматийными, с беспощадной правдивостью и художественной убедительностью были раскрыты кабальные, по существу, рабские условия труда и быта рабочих на капиталистических предприятиях. А в таких рассказах и очерках, как «На льдине». «В лапах амбарщика», «Большой двор», писатель-демократ, марксист со всей беспощадностью разоблачает уродливость, бездуховность, бесчеловечность буржуазных отношений, хищническую сущность самодержавно-помещичьего строя и идущего ему на смену капитализма.

Особое место в творчестве Серафимовича занимали фельетоны и корреспонденции. По тематике они нередко перекликались с рассказами и очерками, о которых говорилось выше, но были написаны «на злобу дня» и всегда имели твердую и точную документальную основу. С рассказами их связывала ясная, четкая и бескомпромиссная позиция автора — защита интересов трудового люда. Явно революционная направленность авторского поиска порой не могла быть реализована полностью на страницах органов печати, где «властителями дум» и, что еще важнее, издателями были представители либеральной интеллигенции, хранившей верность своим хозяевам — промышленникам или помещикам. Нельзя сбрасывать со счетов и тяжелый груз цензуры. Беря животрепещущие темы из сельской или городской жизни, А. С. Серафимович сначала в провинциальных газетах — «Приазовский край» и «Донская речь», — а затем в московском «Курьере» раскрывает социальный смысл происходящего. И будь то корреспонденция о том, как амбарщики объегоривают мужика, или повествование о злополучной доле бедняков, живущих «в людях», — всё одинаково остро, сатирично, точно бьет по цели — по «господам хорошим».

В московском «Курьере» Серафимовичу работалось не менее трудно, нежели в «Приазовском крае» и «Донской речи». Здесь господствовало то же осторожно-умеренное, в меру либеральное ведение всех дел. Только требовательность к сотрудникам была, пожалуй, намного выше. В Москве выходили «Русские ведомости», давно снискавшие популярность у множества своих постоянных подписчиков. Острая конкуренция с солидным органом печати, наконец, большой объем «Курьера» вынуждали руководителей газеты выжимать из своих сотрудников как можно больше интересных материалов. Редакторы настойчиво требовали от сотрудников постановки все новых и новых проблем, которые смогли бы удовлетворить запросы уже сложившегося круга читателей и вместе с тем помогали от номера к номеру увеличивать контингент подписчиков самых разных сословных групп. От газеты постоянно ждали сенсационных выступлений на потребу массового читателя из обывательских слоев. Чтобы создать впечатление о неограниченных возможностях газеты, приходилось давать разнообразную, будоражащую воображение информацию, поэтому многое даже из удачно задуманного Серафимовичем и, по мнению его редакторов, удовлетворяющего запросы публики сильно урезывалось. Серафимович каждый день без устали бегал по городу в поисках «самого-самого», а затем работал до позднего вечера, чтобы какой-либо особо броский кусочек из горы собранного и написанного попал на страницы очередного номера. От «этой белиберды голова становится как пустой бочонок», — жаловался как-то Серафимович на свою горькую долю газетчика в письме от 26 сентября 1902 года Виктору Миролюбову, редактору петербургского «Журнала для всех», с которым познакомился на телешовских «Средах». По склонностям и творческой манере Серафимович был беллетрист, а работа в «Курьере» оставляла ему на художественное творчество лишь ночные часы. Однако он ревностно и с полной отдачей сил трудился, чтобы насытить бездонную утробу газетной полосы, где публиковались его репортажи, фельетоны, очерки, а изредка и рассказы

Путь Серафимовича в большую литературу был особенно нелегким еще и потому, что он настойчиво и неустанно прорывался в самую гущу жизни, ибо был убежден в том, что настоящий писатель должен познать на собственном опыте тяжесть быта и труда людей самых разных профессий, общественного положения, званий.

Серьезно, с полной ответственностью относился Серафимович и к познанию природы, этой вечной среды, в которой живет и работает человечество. Прирожденный писатель-пейзажист, он с большой реалистической силой рисует картины природы, очень точен в передаче повадок и характера животных. Но на первый план у него все равно выступают человеческие, чаще всего социальные отношения. Скажем, в рассказе «Со зверями» он, по собственному признанию, главным героем сделал «опытного охотника и опытного пройдоху».

На природе писатель отдыхал, а в городе его нервы были постоянно напряжены, ибо изо дня в день Серафимович-газетчик наблюдал картины социального неравенства и бесправия. Особенно острой болью полнилось сердце писателя, когда он видел, в какой нищете, заброшенности, горьком одиночестве живут дети бедняков. Яркие, запоминающиеся картины несчастной жизни ребятишек Серафимович раскрывает со всей глубиной подлинного демократизма в «Заметках обо всем» («Маленькие рабы». «Малолетние бродяги». «Золотушные, малокровные» и др.).

О писателях нередко говорят: «часто общался с простым народом» или «его постоянно интересовали жизнь и думы простых людей». Серафимович не «общался», не «интересовался», а жил жизнью народа. Он вырос среди казаков глухой донской станицы, сам испытал на себе, особенно в долгие годы ссылки, все тяготы работы столяра, таежного охотника, рыбака-помора, затем провинциального журналиста-поденщика. А в Москве писатель долгое время обитал в рабочем районе, на Пресне, вместе с трудовым людом, населявшим здесь бараки, собственные ветхие домишки, доходные дома (в каком жил и Серафимович), — вместе с мастеровыми и разнорабочими огромного капиталистического предприятия старой России — Прохоровской мануфактуры. Словом, Серафимович был кость от кости, плоть от плоти русского пролетариата и крестьянства.

По-рабочему стойко, по-солдатски безропотно и терпеливо прошел писатель славный революционный путь рука об руку с пресненскими рабочими на баррикадах 1905 года. И перед революцией, приехав а 1902 гаду по приглашению Леонида Андреева в Москву, став корреспондентом либеральной газеты «Курьер», и в дни самой революции, и после ее поражения, когда идеи упадочничества захлестнули умы и сердца многих интеллигентов России и Запада, А. С. Серафимович оставался верен одной цели — идти вместе с рабочим классом до победного конца!

В произведениях, созданных буквально в огне баррикадных боев («На Пресне», «Похоронный марш», «Бомбы») и по горячим следам этих боев — в 1906 — 1908 годах («У обрыва», «Оцененная голова», «Мертвые на улицах», «Зарева»), писатель стремится предельно ясно и эмоционально показать наиболее сильные стороны революционной борьбы. Вместе с тем он не боится обнажить и ее слабые места, выступая прежде всего против отступничества и неверия в силы рабочего класса части интеллигенции и определенных слоев крестьянства. Сурово и страстно осудил пролетарский художник всех отступников и маловеров, исхитрившись в обход жестоких цензурных рогаток «протащить» в своем ярком рассказе «Мертвые на улицах» прямые и резкие строки: «Кто-то умирает за них в пустынных улицах, а они бегут, об одном думая — о жизни в подвалах, в грязи, а нищете, в неустанной бычачьей работе, в беспросветном рабстве. Они бегут, ненавидя тех, кто умирает за них в пустынно-молчаливых улицах, ибо бьется в них великая любовь к жизни, постылой, проклятой, а теперь ставшей вдруг прекрасной жизни».

Уже в декабре 1905 года Максим Горький, прочитавший в рукописи рассказ Серафимовича «Похоронный марш», писал: «Славно написано, ярко и сильно». Горькому импонировала неистребимая вера я будущее революции, в светлое будущее русского народа, вера, которою был преисполнен Александр Серафимович.

И еще одну особенность бескромпромиссной борьбы российского пролетариата понял Серафимович: огромное значение для великого революционного движения тех женщин-работниц, которые осознали хотя бы изначальные задачи классовой борьбы. Эта мысль развита в рассказе «Бомбы».

В дни жестокой расправы царизма над восставшими пролетариями рабочий-маляр, у которого убили сына («Мертвые на улицах»), угрюмо говорит: «...это ничего... ничего, еще будет дело...» — так в дни поражения первой русской революции писатель-марксист внушал народу веру в торжество продолжающейся борьбы с самодержавием.

Позже А. С. Серафимович говорил о своих рассказах, посвященных первой русской революции: «...Основной задачей я ставил себе: запечатлеть хотя бы в беглых очерковых чертах жестокость усмирителей и хотя бы в скрытой, «косвенной» форме показать «безумство храбрых», мужество горстки бойцов, сражавшихся на Пресне. В те мрачные дни, когда пушками беспощадно сметали «преступников», никак нельзя было выражать открытое сочувствие пресненским мятежникам»[14]. Нелегко было в ту пору обойти рогатки царской цензуры, но Серафимович прилагал к тому все усилия, нарочито представляя себя в рассказах рядовым обывателем, который «случайно» оказывается в самой гуще схватки.

По пяти главным направлениям удалось пролетарскому писателю исследовать пульс первой русской революции. Это — борьба РСДРП за революцию («Оцененная голова», «Стена» и др.); ход самого восстания 1905 года в Москве («На Пресне», «Снег и кровь», «Бомбы» и др.); события, последовавшие непосредственно за подавлением восстания на Пресне и в московских пригородах («Мертвые на улицах», «У обрыва»); революционное движение в деревне в 1905 — 1907 годах («Зарева»); наконец, отношение армии к революции («Похоронный марш»).

В рассказе «У обрыва» есть такой эпизод: мудрый старик крестьянин и его товарищи захватывают двух казаков, пущенных в погоню за участниками подавленного царскими войсками восстания. Захватывают, а потом отпускают пленных на волю. И вслед за тем один из казаков докладывает о случившемся командиру сотни, а другой спешит предупредить об опасности тех, кто его отпустил с миром. Умение писателя, несмотря на смерть и кровь, на ужасы, чинимые реакцией, именно в эти дни увидеть ростки настоящей, революционной гуманности с особой силой подчеркивает главную мысль рассказа: если революция способна внести раскол в сознание матерых служителей царя и престола, значит, будут у нее союзники и среди солдатской массы, этих крестьян в шинелях, и, значит, русская революция продолжается.

По рассказу «У обрыва» Петроградский комитет по делам печати вынес такое «определение»: «...автор проповедует революционные идеи. Он доказывает, что революцию необходимо продолжать и что ее благополучный исход вполне обеспечен тем, что народу уже невмоготу выносить правительственный гнет» (выделено мною. — Г. Е.).

Крах самодержавия помешал совершить расправу над А. С. Серафимовичем. Сегодня «определение» царских чиновников звучит для нас как неоспоримое свидетельство той огромной революционной силы, которая была заключена в его творчестве вообще и особенно в рассказах об исторических событиях 1905 года.

Григорий Ершов