Том 22

ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?[6]

20 февраля 1890 г. — начало конца эры Бисмарка. Союз юнкеров и денежных тузов для эксплуатации народных масс Германии, — ибо этот картель[7] был именно таким союзом и ничем иным — пожинает свои плоды. Налог на водку, премия за экспорт сахара, пошлины на хлеб и мясо, перекачивающие миллионы из народного кармана в карман юнкеров; покровительственные пошлины на промышленные изделия, введенные как раз в тот момент, когда германская промышленность собственными силами и в условиях свободной торговли завоевала себе положение на мировом рынке, пошлины, введенные явно лишь для того, чтобы фабрикант мог продавать свой товар внутри страны по монопольным ценам, а за границей — по бросовым ценам; вся система косвенных налогов, давящая всей своей тяжестью на беднейшие слои народа и почти не затрагивающая богатых; непомерно растущее налоговое бремя для покрытия расходов на непрерывно увеличивающиеся вооружения; все возрастающая вместе с вооружениями опасность мировой войны, грозящей «уложить» от четырех до пяти миллионов немцев, ибо захват Эльзас-Лотарингии бросил Францию в объятия России и тем самым сделал Россию третейским судьей Европы; неслыханная коррупция, которая господствовала в печати и посредством которой правительство каждый раз во время новых выборов в рейхстаг систематически обрушивало на публику потоки ложных панических слухов; коррумпированная полиция, применяющая подкуп или насилие, чтобы заставить жену предавать своего мужа, а детей — своего отца; система провокаций, почти неизвестная в Германии; полицейский произвол, далеко превзошедший произвол времен до 1848 года; бесстыдное попрание всякого права немецкими судами, прежде всего благородным имперским судом; превращение всего рабочего класса в бесправный класс посредством закона против социалистов — все это в свое время имело место и время это длилось достаточно долго вследствие трусости немецкого филистера, но теперь этому приходит конец. Большинство, составляющее картель, разбито, и притом окончательно и бесповоротно; так что имеется только одно средство вновь сколотить его, да и то лишь на какой-то момент, — государственный переворот.

Что же дальше? Сколотить кое-как новое большинство для поддержки старой системы? О, этого страстно хотели бы не только в правительственных кругах. Среди свободомыслящих[8] найдется немало трусов, которые скорее готовы сами войти в картель, нежели допустить возвышение злокозненных социал-демократов; похороненные вместе с Фридрихом III мечты о правительственной деятельности уже снова восстают из гроба. Но правительство не может использовать свободомыслящих, — они пока еще не созрели для союза с ост-эльбскими юнкерами, а ведь это самый важный класс в империи!

А центр? И в нем также имеется немало юнкеров, вестфальских, баварских и т. д., горящих желанием пасть в объятия своих ост-эльбских собратьев и восторженно голосовавших за выгодные юнкерам налоги. В рядах центра достаточно и буржуазных реакционеров, которые стремятся идти вспять еще дальше, чем это требуется правительству, которые, будь они в состоянии, вновь навязали бы нам всю средневековую цеховщину. Ведь специфически католическая партия, как и любая специфически христианская, не может не быть реакционной. Почему же в таком случае невозможен новый картель с центром?

Да просто потому, что в действительности единство центра держится не на католицизме, а на ненависти к пруссакам. Центр состоит сплошь из враждебных Пруссии элементов, которые, разумеется, особенно сильны в католических местностях: крестьян, мелких буржуа и рабочих прирейнских земель, южных немцев, ганноверских и вестфальских католиков. Вокруг центра группируются все прочие буржуазные и крестьянские антипрусские элементы: вельфы и другие партикуляристы, поляки, эльзасцы[9]. В тот день, когда центр станет правительственной партией, он распадется на юнкерско-цеховое реакционное крыло и крестьянско-демократическое крыло; и господа, принадлежащие к первому крылу, знают, что тогда им уже больше не придется показываться перед своими избирателями. Тем не менее, такая попытка будет предпринята, и большинство центра пойдет навстречу этой попытке. А нам это будет только на руку. Специфически антипрусская, католическая партия сама была продуктом эры Бисмарка, порождением господства специфического пруссачества. С падением последнего неизбежно падет и первая.

Итак, временный союз центра с правительством возможен. Но центр — это не национал-либералы, напротив, это первая партия, которая вышла победительницей из борьбы с Бисмарком, приведя его в Каноссу[10]. Следовательно, картель здесь совершенно исключен, а ведь Бисмарк мог бы использовать только новый картель.

Что же будет дальше? Роспуск рейхстага, новые выборы, игра на страхе перед социал-демократическим потопом? Для этого время также уже упущено. Если бы Бисмарк хотел этого, он даже на миг не должен был бы ссориться со своим новым императором, а тем более трезвонить повсюду об этом разладе.

Пока был жив старый Вильгельм, триумвират — Бисмарк, Мольтке, Вильгельм — в глазах немецкого филистера был незыблемо прочен. Но теперь Вильгельм отошел в небытие, Мольтке вынудили уйти, а Бисмарк колеблется, ждать ли, пока ему предложат уйти, или уйти самому. Молодой же Вильгельм, занявший место старого, всем своим кратковременным правлением, а в особенности своими знаменитыми указами, показал, что солидным буржуазным филистерам на него никак нельзя положиться и что он не желает, чтобы им кто-либо управлял. Человек, в которого филистер верит, уже не обладает властью, в человека же, который обладает властью, филистер не может верить. Старая вера в вечность созданного в 1871 г. внутреннего устройства империи умерла, и никакая сила в мире уже не может ее возродить. Последняя опора прежней политики — филистер заколебался. Может ли в этих условиях помочь роспуск рейхстага?

Государственный переворот? Но он развяжет руки не только народу, он освободит также подчиненных империи монархов от обязанности соблюдать имперскую конституцию, опрокинутую этим переворотом; переворот будет означать крушение империи.

Война? Начать ее ничего не стоит. Но чем кончится однажды начатая война, предусмотреть невозможно. Если Крез перейдет Галис или Вильгельм — Рейн, он разрушит обширное царство. Но чье? Свое собственное или неприятельское? Ведь мир пока еще сохраняется лишь благодаря непрекращающейся революции в военной технике, — революции, которая никому не позволяет считать себя готовым к войне, а также благодаря всеобщему страху перед совершенно неподдающимися учету шансами мировой войны — единственной, какая теперь только и возможна.

Помочь может лишь одно: восстание, спровоцированное жестокими мерами правительства и подавленное с удвоенной и утроенной жестокостью, повсеместное осадное положение и новые выборы в обстановке всеобщего страха. Но и это могло бы отсрочить гибель лишь на несколько лет. Однако это — единственное средство, а мы знаем, что Бисмарк принадлежит к такого рода людям, для которых все средства хороши. Да и Вильгельм разве не заявлял: при малейшем сопротивлении я прикажу перестрелять всех на месте? И поэтому этим средством наверняка воспользуются.

Немецкие социал-демократические рабочие только что одержали блестящую победу, которую они завоевали именно благодаря своей стойкости и выдержке, своей железной дисциплине, своему бодрому боевому юмору, своей неутомимости; но эта победа была, видимо, неожиданной для них самих; она привела также в изумление весь мир. С неотвратимостью естественного процесса увеличивалось число социал-демократических голосов на каждых новых выборах; насилия, полицейский произвол, подлость судей — все оказалось тщетным; вперед, все быстрее вперед продвигалась непрерывно возраставшая штурмовая колонна, — и вот она стоит теперь перед нами, эта вторая по силе партия в империи. Так неужели немецкие рабочие сами себе испортят дело, позволив втянуть себя в безнадежный путч исключительно ради того, чтобы спасти Бисмарка от смертельной опасности? В тот самый момент, когда их собственному мужеству — а оно выше всяких похвал, — способствует благоприятное сочетание внешних обстоятельств, когда все общественные и политические условия по необходимости содействуют социал-демократам, когда даже все их враги вынуждены действовать в интересах социал-демократии, словно им за это заплатили, — неужели в этот самый момент нас покинет дисциплина и самообладание, и мы сами ринемся на подставленный нам меч? Нет, этому не бывать. Закон против социалистов слишком хорошо вышколил наших рабочих, в наших рядах слишком много старых солдат, а среди них слишком много таких, которые научились, приставив ружье к ноге, выжидать под градом пуль, пока не наступит момент для атаки.

Написано между 21 февраля и 1 марта 1890 г.

Напечатано в газете «Der Sozialdemokrat» № 10, 8 марта 1890 г. и в «Arbeiter-Zeitung» № 11, 14 марта 1890 г.

Печатается по тексту газеты «Der Sozialdemokrat», сверенному с текстом «Arbeiter-Zeitung»

Перевод с немецкого

Подпись: Фридрих Энгельс