C конституционной точки зрения между Империей и Реставрацией с ее «октроированной» хартией, а затем между Реставрацией и Июльской монархией с ее «принятой» хартией существуют глубокие различия. Этого нельзя в такой же степени сказать о гражданских и военных учреждениях. За исключением некоторых неизбежных частичных поправок, учреждения Империи пережили ее падение. Вся административная и судебная иерархия, военная организация, гражданское и торговое законодательство, организация народного образования в период 1814–1847 годов и даже ныне ведут свое начало от эпохи Наполеона I. В общем можно сказать, что в 1814 и в 1830 годах дважды изменялись скорее стремления руководящих деятелей, чем формы учреждений.
Центральная администрация. Хартия 1814 года, заменившая Сенат палатой пэров и Законодательный корпус — палатой депутатов, ни словом не упоминала о Государственном совете и о министрах. То же самое повторилось и с хартией 1830 года. Обе хартии, само собой разумеется, предоставляли королю как главе исполнительной власти право назначения и увольнения министров, — а также и право определять их число и круг ведомства, — посредством простых ордонансов. Из двенадцати министров, существовавших к концу Империи, Людовик XVIII первоначально сохранил только шесть: канцлера (министра юстиции), министров и государственных секретарей иностранных дел, внутренних дел, финансов, военного и морского. Но эта первоначальная организация вскоре подверглась изменениям. Людовик XVIII и Карл X последовательно восстановили бывшее министерство королевского двора, уничтоженное в 1827 году; министерство полиции, просуществовавшее только три года (1815–1818); министерство духовных дел и народного просвещения (1824), преобразованное после 1830 года в министерство народного просвещения; наконец, министерство торговли и мануфактур (1828), разделенное в 1839 году.
Наряду с министрами, носившими название государственных секретарей и фактически управлявших каким-нибудь определенным ведомством, Людовик XVIII стал назначать государственных министров, — звание, которое было отменено в 1830 и восстановлено в 1842 году. Эти государственные министры фактически никакого участия в ведении дел не принимали. Они лишь входили вместе с принцами, государственными секретарями и различными лицами в некоторые советы, которыми окружали себя Людовик XVIII, Карл X и Луи-Филипп для совещания обо всех вопросах, касавшихся высшей администрации, общей полиции и государственной безопасности (Верховный совет 1814 года; Тайный совет 1815 года, отмененный в 1830 и восстановленный в 1842 году; Государственный совет).
Центральная администрация дополнялась Государственным советом. Этот совет, игравший, как известно, такую важную роль в эпоху Консульства и Империи, совершенно не упоминался в октроированной Людовиком XVIII хартии. Этим самым он терял свой конституционный характер и свои законодательные функции. Он остался, да и не мог не остаться, простым правительственным советом, дававшим только «заключения», с которыми король мог и не соглашаться. Таким образом, значение его сильно сократилось, а организацию его не приходилось больше регулировать законодательным порядком; для этого достаточно было королевских ордонансов. По крайней мере, в таком смысле отвечали министры всем тем, кто оспаривал законность существования Государственного совета.
Государственный совет первоначально состоял из министров — государственных секретарей, из государственных министров, 25 штатных советников и 50 докладчиков (июньский ордонанс 1814 года). Он разделялся на 5 комитетов: законодательный, финансовый, внутренних дел, торговый и судебный. Последний комитет, подобно бывшему тяжебному совету (Conseil des parties), отличался особым характером; мы еще встретимся с ним, когда будем говорить о судебной организации. Задача остальных комитетов заключалась в выработке законопроектов и регламентов, «касающихся предметов, входивших в круг их ведомства». Кроме того, комитеты в форме постановлений (arrets) ведали всеми административными делами местного или личного характера, не относящимися к области юридических конфликтов. После Ста дней и при Июльской монархии число членов Государственного совета, докладчиков и аудиторов (должность, учрежденная в 1824 году), а также распределение их по отдельным комитетам, несколько раз изменялись (ордонансы августа 1815 года, августа 1824 года, ноября 1828 года, сентября 1839 года). Ордонанс 1839 года учреждал 5 административных комитетов: законодательный (ведавший юридическими, вероисповедными и иностранными делами), военный и морской, внутренних дел и народного просвещения, финансовый и, наконец, комитет торговли, земледелия и общественных работ, не считая комитета судебного (спорных дел), который все более и более приобретал своеобразный характер и который в ордонансе определенно отделялся от остальных. Закон 19 июля 1845 года подтвердил большую часть постановлений ордонанса 1839 года и таким образом вернул Государственному совету ту законодательную основу, которой ему недоставало.
Департаментская администрация. Система, установленная законом 28 плювиоза VIII года (17 февраля 1800 г.), который ввел в каждом департаменте префекта, совет префектуры и департаментский генеральный совет, а в каждом коммунальном округе — супрефекта и окружной совет, не претерпела в эпоху Реставрации никаких существенных изменений. Согласно статье 14 хартии, предоставлявшей главе государства право назначения «на все должности по государственной администрации», все члены департаментской администрации назначались королем, подобно тому как прежде они назначались императором. В то время система эта представляла некоторые положительные стороны. Заинтересованный в хорошей постановке департаментской администрации, король назначал на должности префектов компетентных людей, которые в течение долгого времени оставались на своих местах и таким образом успевали основательно ознакомиться с потребностями вверенных им округов. Генеральные и окружные советы занимались местными делами, а не политикой. Тем не менее департаментская организация подвергалась во время Реставрации многочисленным нападкам.
В первый раз требования реформ послышались в конце 1815 года из уст Виллеля, говорившего от имени правых. В угоду правой партии правительство 9 апреля 1817 года отменило должность супрефекта в главных городах департаментов (бесспорно, совершенно бесполезную) и должность генеральных секретарей префектуры, затем восстановленную 1 августа 1820 года. Сделавшись министром, Виллель, в свою очередь, внес в феврале 1821 года довольно сложный законопроект, имевший целью обеспечить некоторыми гарантиями систему пополнения генеральных советов. Обсуждение этого законопроекта, вызвавшего резкую критику со стороны либералов, было отложено на неопределенное время.
Министерство Мартиньяка представило два других проекта: первый, с которым мы встретимся ниже, касался организации коммун, а второй — организации генеральных и окружных советов (февраль 1829 г.). Отныне члены этих советов должны были избираться, но весьма ограниченным числом избирателей. Проект подвергся нападкам с двух сторон: правая усматривала в нем опасную уступку выборному началу, а левая критиковала его за то, что он отводил этому началу слишком мало места. Доклад относительно этого проекта, прочитанный в палате депутатов Себастиани, спутал все построение закона: докладчик требовал уничтожения округов, бесполезность которых признана была уже конституцией III года, и предлагал более широкую избирательную систему, чем та, которая устанавливалась проектом. После продолжительных и страстных дебатов палата, при воздержавшейся правой, приняла предложение об уничтожении окружных советов (8 апреля). А час спустя Мартиньяк от имени короля взял обратно оба законопроекта.
Революция 1830 года привела к власти ту партию, которая в продолжение пятнадцати лет боролась за организацию административных учреждений на более свободных началах. И действительно, принятая Луи-Филиппом хартия обещала, между прочим, «преобразование департаментских и муниципальных учреждений на основе выборной системы» (ст. 69). Во исполнение этого обещания правительство в 1831 году внесло несколько законопроектов о муниципальном устройстве и департаментской администрации. Проект департаментской организации был принят палатами в 1833 году. Он сохранил всю организацию, установленную законом 28 плювиоза, в том числе и округа, которые авторами проекта, пока они были в оппозиции, признавались излишними. Цр теперь генеральные и окружные советники должны были избираться. Выборы производились избирательной коллегией, составленной из крупнейших плательщиков налогов в кантоне; пассивным избирательным правом пользовались только лица, платившие в данном департаменте 200 или 150 франков прямых налогов. Таким образом, цензовый режим и при местных выборах свирепствовал в такой же степени, как и при выборе депутатов палаты.
Закон 1833 года не вносил изменений в круг ведомства генеральных или окружных советов. Палатам был предложен другой законопроект, который был вотирован только в 1838 году после многочисленных мытарств. Закон 1838 года значительно расширял круг вопросов, подлежавших решению департаментскими собраниями. Но он не предоставлял им никакого действительного контроля над действиями префекта. В то время относились еще враждебно к административной децентрализации, на которую, между прочим, с величайшей энергией нападал Тьер. Таким образом, закон подвергался критике с двух сторон: по мнению одних он предоставлял слишком много власти выборным чиновникам; для других «1838 год являлся вторым изданием VIII года». Истина была посредине между обоими крайними мнениями.
Муниципальная администрация. История муниципальной администрации, которую мы для большей ясности должны отделить от истории департаментской администрации, испытала при Реставрации и Июльской монархии те же превратности.
В результате неудачи, постигшей проекты Виллеля и Мартиньяка, закон 28 плювиоза без всяких изменений оставался в силе до самого конца Реставрации. Поэтому мэры, товарищи мэров и даже муниципальные советники назначались королем или его представителем — префектом, — и таким образом муниципалитеты находились в теснейшей зависимости от центральной власти. Проект Мартиньяка о муниципальном устройстве сохранял за администрацией право назначения мэров и их товарищей, в которых этот проект прежде всего видел агентов исполнительной власти, но он допускал избрание муниципальных советников. Мы уже знаем, вследствие каких обстоятельств проект этот не дождался обсуждения.
С некоторыми изменениями проект Мартиньяка снова появился на сцену во время Июльской монархии и сделался законом 21 марта 1831 года. По этому закону, остававшемуся в силе до 1848 года, муниципальные советники избирались на шесть лет специальным избирательным корпусом, составленным из крупнейших плательщиков каждой коммуны и из различных категорий чиновников. Мэры и товарищи мэров назначались на три года королем или префектом, но непременно-из среды членов муниципального совета. В 1837 году принят был второй законопроект, расширявший круг ведомства муниципальных советов. Париж и Сенский департамент получили особое административное и муниципальное устройство по закону 20 апреля 1834 года.
Специальные административные органы. Большая часть специальных административных органов, созданных Консульством и получивших дальнейшее развитие при Империи, продолжала существовать без всяких изменений. Так, например, обстояло дело с департаментом прямых налогов, на который возложена была обязанность следить за правильным поступлением четырех прямых налогов (поземельный, личный и на движимость, налог на окна и двери, патентный сбор) и многочисленных аналогичных сборов. Управление объединенных пошлин и таможенное управление, первоначально слитые в одно учреждение под названием Общего управления косвенных налогов (май 1814 г.), снова были разделены Наполеоном и составили, как и прежде (до 1851 года), два отдельных ведомства — косвенных налогов и таможенных сборов. Ведомства гербовых сборов, государственных имуществ, путей сообщения, горное, судостроительное (персонал последних трех все время пополнялся лицами, кончившими курс Политехнической школы) остались без заметных изменений. Организация лесного ведомства, установленная Консульством, была подтверждена Лесным кодексом, который в 1827 году был прибавлен к пяти кодексам Наполеона. В 1829 году организация была дополнена открытием Лесного' института в Нанси.
Обыкновенные суды (гражданские и уголовные) В области гражданского и уголовного судопроизводства хартия 1814 года целиком оставила в силе действовавшую при Империи систему. Впрочем, в хартии старый монархический принцип был высказан гораздо определеннее, чем в сенатском указе 28 флореаля XII года (18 мая 1804 г.): «Всякое правосудие исходит от короля» (ст. 57), а это положение в одном из своих важнейших следствий отрицает принцип разделения властей.
Хартия отрицала его и в другом отношении, а именно — заявляла, что только назначенные королем судьи признаются несменяемыми (ст. 58). Таким образом, судьи, назначенные при прежнем режиме, не пользовались правом несменяемости, если только они не получили новой инвеституры от короля. Король даровал им эту инвеституру, но воспользовался случаем, чтобы устранить некоторых судей. «Бесподобная палата» хотела пойти еще дальше. Несмотря на усилия Ройе-Коллара, она в ноябре 1815 года вотировала временную приостановку несменяемости судей. Но менее ослепленные страстью пэры отвергли это новое покушение на принцип.
За исключением этого пункта, все судебные учреждения Империи были сохранены: кассационная палата, апелляционные суды, обыкновенные трибуналы (окружные суды), коммерческие судьи, мировые судьи (ст. 59–61). Институты присяжных (ст. 65) и кандидатов на судебные должности (аудиторов, заменяющих действительных членов суда) также были сохранены. Но хартия отняла у короля право учреждать исключительные комиссии и трибуналы, так как «никто не может быть лишен своих естественных судей» (ст. 62, 63); а следовательно, были отменены специальные суды, специальные таможенные трибуналы и превотальные таможенные палаты.
Во время Июльской монархии правительство, делая вид, что уважает принцип несменяемости судей, начало обходить его с гораздо большей ловкостью. Правительство ограничилось тем, что потребовало от судей присяги на верность «королю французов», как и от всех других чиновников. Очень многие судьи отказались исполнить это требование, и таким образом сами себя «вычистили». Затем в судебной организации произведены были некоторые детальные изменения. Институт кандидатов на судебные должности (аудиторов), подозреваемых в недостатке независимости по отношению к исполнительной власти, был упразднен (10 декабря 1830 г.). Сверхштатные судьи были допущены, в случае надобности, к исполнению прокурорских обязанностей (20 декабря 1830 г.). Наконец, тремя законами последовательно была расширена компетенция окружных судов как последней инстанции (апрель 1838 г.), мировых судей (май 1838 г.) и коммерческих судов (март 1840 г.).
Исключительные суды. Наряду с обыкновенными уголовными судами в эпоху Реставрации и Июльской монархии, как и во время Империи, действовали также исключительные <суды.
Первоначально хартия 1814 года сохранила в принципе верховный суд, но, вместо того чтобы придать ему организацию, независимую от законодательных собраний, она сделала ту ошибку, что предоставила прерогативы верховного суда палате пэров. Палата пэров должна была ведать вообще всеми делами о государственной измене и о покушениях против государственной безопасности, совершенными кем бы то ни было, а также всеми преступлениями, совершенными ее членами[128]. Хартия 1830 года (ст. 28–29) сохранила за верхней палатой эти функции. Читателю уже известны главные процессы, рассматривавшиеся этим политическим судилищем: процесс маршала Нея в 1815 году и процесс министров Карла X в 1830 году.
Хартия 1814 года допускала также восстановление военных превотальных судов, «если такое восстановление признано будет необходимым» (ст. 63). Оно было признано необходимым после Ста дней, и особый закон учредил в каждом департаменте по одному превотальному суду (декабрь 1815 г.). Этот суд состоял из председателя и четырех судей, назначавшихся из местного гражданского трибунала, а в качестве следователя к нему присоединялся прево, из числа офицеров сухопутной или морской службы, имеющих чин не ниже полковника. Этот суд ведал всеми преступлениями, влекущими за собою серьезные нарушения общественного порядка: незаконное употребление вооруженной силы, погромы, грабежи, мятежные сборища, призывы к ниспровержению правительства, и т. п. Приговоры его не подлежали ни апелляции, ни кассации и должны были приводиться в исполнение в 24 часа. Так как закон 1815 года носил временный характер и продлен не был, то превотальные суды исчезли в 1817 году, а дела, входившие в их компетенцию, перешли в ведение суда присяжных или военных судов.
Военные суды, существование которых основывается на соображениях высшего порядка, действовали во все времена. Ни Реставрация, ни Июльская монархия не коснулись различных военных трибуналов, существовавших при Империи. Впрочем, правительство Карла X несколько раз (1827, 1829) требовало упрощения их процедуры и выработки военно-судебного устава. Но события 1830 года помешали осуществлению этих намерений. И только в 1855 году этот вопрос был снова поставлен на очередь.
Реформы уголовного процесса, Уголовного кодекса и тюрем. Гражданское судопроизводство не испытало за этот период никаких существенных изменений[129]. Напротив, в области уголовного судопроизводства мы наблюдаем целый ряд полезных улучшений. Прежде всего преобразован был способ составления списков присяжных заседателей. До сих пор списки составлялись таким образом, что естественно возникало подозрение относительно независимости назначаемых присяжных, и против этого способа давно уже раздавались критические замечания. Принятая палатами новая система дала в этом отношении несколько большие гарантии (в смысле беспристрастия) и обществу и подсудимым (законы 2 мая 1827 года и 2 июля 1828 года). В 1832 году после общего пересмотра Устава уголовного судопроизводства и Уголовного кодекса жюри получило новое право, а именно — право самостоятельно признавать наличность смягчающих вину обстоятельств, что обязательно влекло за собой смягчение наказания. Кроме того, для обвинения требовалось большинство двух третей голосов. Наконец, в 1835 году открытое (устное) голосование, сохраненное кодексом 1808 года для присяжных, заменено было закрытой баллотировкой, но при этом восстановлено было правило, по которому для обвинения достаточно абсолютного большинства голосов.
Уголовный кодекс, который пропитан духом уголовного ордонанса 1670 года, получил множество поправок. Общая конфискация была отменена хартией 1814 года (ст. 66). Зато, ввиду того что случаи кражи священных сосудов из церквей сильно умножились (в течение четырех лет — 440 краж), Карл Х счел нужным потребовать усиления кар за преступления этого рода, а особенно в случае осквернения святых даров. С этой целью он провел в парламенте так называемый «закон о святотатстве», который отчасти восстановил старое понятие об «оскорблении божественного величества» (1826). Этот закон, никогда на практике не применявшийся, был отменен в 1830 году. Новый закон 28 апреля 1832 года отменил вслед за тем выставление у позорного столба, клеймение, отсечение руки у отцеубийц перед казнью. Смертная казнь, полной отмены которой требовали Ламартин и Дестют де Траси, была заменена другим наказанием в одиннадцати случаях, в которых она предусматривалась кодексом 1808 года. Кроме того, введена была новая классификация наказаний по двум различным категориям: для преступлений уголовного характера и для политических преступлений. И, наконец, к моменту революции 1848 года основные элементы реформы пенитенциарного режима были уже подготовлены.
В отношении пенитенциарного режима долго господствовали старинные ложные понятия и продолжала держаться безобразно организованная тюремная система, при которой тюремные надзиратели эксплуатировали заключенных, последние получали недостаточную и нездоровую пищу, а отправляемые в лазарет больные помещались по трое и по четверо на одной койке. Людовик XVIII обратил внимание на столь плачевное положение и основал Королевское тюремное общество, которому удалось достигнуть некоторых материальных улучшений (1819–1829). В эпоху Июльской монархии внимание реформаторов было направлено также и в сторону моральных улучшений. Опыт, произведенный в Америке в Обернской и Филадельфийской исправительных тюрьмах, доказал, что смешение заключенных разных категорий является источником разврата. А отсюда оставался один только шаг к тому, чтобы потребовать разделения различных разрядов заключенных, а затем и изолирования их в одиночных камерах. В 1838 году префект Сенского департамента применил одиночную систему к Малой Рокетской тюрьме, где содержались малолетние преступники: случаи рецидива уменьшились в десять раз. Правительство, убедившись в преимуществах этой системы, внесло законопроект, предусматривавший полное преобразование пенитенциарной системы. После многочисленных проволочек проект этот, в переработанном и исправленном виде, принят был палатой депутатов в 1847 году. Он должен был поступить в палату пэров, когда разразились события 1848 года.
Административная юстиция. Реставрация сохранила все административные суды Первой империи, в том числе Государственный контроль, компетенция которого была расширена в 1843 году, и Государственный совет, история которого в судебном отношении нуждается в некоторых дополнениях.
Как уже известно читателю, в 1806 году при Государственном совете учреждена была специальная тяжебная комиссия, которая должна была относительно каждого дела подготовлять доклады, утверждаемые затем общим собранием Совета. В эпоху Реставрации эта система подверглась живейшим нападкам, а в 1828 году административная юрисдикция испытала кризис, повлекший за собой некоторые реформы (февраль и март 1832 г.). До тех пор заседания происходили при закрытых дверях, с этого же времени они сделались публичными; судопроизводство, бывшее раньше исключительна письменным, сделалось устным; на докладчиков Государственного совета возложены были функции прокуроров, до того совершенно отсутствовавших. Все эти реформы имели целью придать административному судилищу несколько более судебный характер; но Государственный совет по прежнему не имел никакой собственной власти. Его судебные решения, обсуждавшиеся на общих заседаниях, по прежнему сохранили характер «мнений», сообщавшихся королю, который и постановлял окончательное решение. Многие депутаты пытались тогда (но безуспешно) добиться предоставления права выносить окончательные решения по спорным юридическим вопросам специальному судебному учреждению, облеченному самостоятельной властью. После продолжительных и часто прерывавшихся прений закон 1845 года отклонил предложенную реформу.
На обязанности Государственного совета лежала подача королю мнений не только по вопросам административной юрисдикции, но и в области конфликтов с судебной властью при спорах о пределах компетенции[130]. В этом чувствовалась некоторая ненормальность, которую депутаты критиковали еще в 1840 году, но которая была устранена лишь в 1848 году.
Армия в эпоху Реставрации. В начале своего царствования Людовику XVIII пришлось сильно сократить численный состав французской армии. С одной стороны, оп принужден был к этому только что подписанным мирным договором, требованиями союзников и тогдашним состоянием французских финансов; с другой стороны, он чувствовал недоверие к бывшим наполеоновским солдатам. В то самое время, когда из зарейнских гарнизонов и немецкого плена возвратилось на родину 300 ООО человек, раздраженных заключением постыдного мира, пять королевских ордонансов (12 мая 1814 г.) установили наличный состав армии в 200 ООО солдат и определили число полков каждого рода оружия, которые решено было сохранить. Целую толпу оставшихся за штатом офицеров пришлось перевести па «половинное жалованье».
Вместе с тем Людовик XVIII зачислил обратно в ряды войск с повышением старых роялистских офицеров, в свое время вышедших в отставку, восстановил собственный королевский конвой (так называемые Красные роты, Телохранителей, Швейцарскую сотню) и королевскую гвардию, частью отданную под команду бывших эмигрантов. Милости, которыми осыпали этих последних, страшно раздражали бывших офицеров Империи, особенно тех, которые состояли на половинном окладе. Ни одной недели не проходило без поединков между ними и королевскими телохранителями. Людовик XVIII прибегнул также к помощи швейцарских наемников, из которых он навербовал четыре полка — два армейских и два гвардейских. Из остатков восьми иностранных корпусов, набранных Наполеопом во время Ста дней, он составил один — так называемый корпус Гогенлоэ, в то же время, с целью привлечь симпатии народа, который столько пострадал от рекрутских наборов, хартия 1814 года провозгласила их отмену (ст. 12). Король думал, что путем вербовки добровольцев удастся обеспечить комплектование полков или, как тогда говорили, избегая всяких воспоминаний об Империи, «департаментских легионов». Надежды короля быстро рассеялись. В 1817 году военный министр Гувион-Сен-Сир поставил ему на вид, что Франции необходимо иметь лучше организованную и более многочисленную армию, и добился разрешения представить палатам законопроект о рекрутском наборе.
Закон 1818 года и реорганизация армии. Гувион-Сен-Сир хотел достигнуть троякого результата: 1) составить боеспособную армию посредством регулярных наборов; 2) обеспечить ей резерв в интересах финансовой экономии; 3) установить правила для производства в чипы офицеров и унтер-офицеров. Для осуществления этого плана он предлагал сохранить систему добровольной вербовки для отборных корпусов и специальных родов оружия, но дополнять недостающий контингент ежегодным набором 40 000 человек по жребию (из этой цифры должны были вычитаться волонтеры). Лица, вытянувшие «хорошие номера», освобождались от военной службы навсегда. Остальные же должны были находиться на действительной службе шесть лет, после чего они на шесть лет зачислялись в ветераны и в продолжение этого времени могли быть снова призваны в ряды войск. Эта система давала возможность в случае надобности поставить под знамена 480 000 человек. Было дозволено заместительство. Производство в чины устанавливалось в такой форме, что хотя королю предоставлялась полная свобода выбора, тем не менее третья часть чипов должна была доставаться на долю унтер-офицеров.
Проект встретил враждебный прием со стороны гвардии, от лица которой выступил Монлозье, и со стороны крайних правых, которые утверждали, что этот закон представляет. собой замаскированное возвращение к всеобщей воинской повинности и, обставляя известными правилами производство в офицеры, ограничивает королевскую прерогативу. Комиссия палаты депутатов согласилась, однако, с принципом принудительного набора, допустила установление мирного. состава армии в 240 000 человек, но сократила продолжительность «ветеранства» до четырех лет, а унтер-офицерам оставила только третью часть вакансий на чин младшего лейтенанта. В таком измененном виде закон прошел 10 марта 1818 года. В течение долгого времени он носил название закона Гувиона-Сен-Сира, по имени своего автора. В 1824 году де Дама добился его изменения в смысле усиления действующей армии. «Ветеранство», давшее посредственные результаты, было отменено, ежегодпый набор установлен в 60 ООО человек, а пребывание на действительной службе продлено до восьми лет. Оба эти закона дали возможность Гувиону-Сен-Сиру и его преемникам восстановить французскую армию.
С другой стороны, Гувион-Сен-Сир преобразовал Ла Флеш-скую и Сен-Сирскую школы, основал полковые школы, учредил особый генеральный штаб, упорядочил положение офицеров, упрочил интендантский корпус, учрежденный в 1817 году (ордонансы 6 и 10 мая 1818 года). При Карле X (в 1827 и 1829 годах) особенное внимапие обращено было на артиллерию, которая была реорганизована; артиллерийские полки. сформированы были из батарей троякого рода: пеших, конных и легкоконных. Последние, отличавшиеся большей подвижностью, могли следовать за кавалерией при ее передвижениях.
Национальная гвардия в эпоху Реставрации. Бурбоны не забыли национальной гвардии, которая встретила их, когда они возвратились во Францию, бурными приветствиями и первая нацепила белую кокарду. Людовик XVIII осыпал почестями ее офицеров и ввел в их среду некоторых представителей старой знати. Он назначил брата своего, графа д'Артуа, главнокомандующим всей национальной гвардии королевства, сохранив, впрочем, ее подчинение министру внутренних дел. Это двоевластие, со свойственными ему противоречивыми распоряжениями, вносило в дело элемент беспорядка. Кроме того, в некоторых департаментах национальная гвардия состояла сплошь из людей, принадлежавших к одной партии.
Это было явление опасное, так как при случае национальная гвардия могла служить столько же поддержанию общественного порядка, сколько народным или местным страстям.
Гувион-Сен-Сир старался прекратить столь ненормальное положение; несмотря на энергичную оппозицию графа д'Артуа, который обвинял его в дезорганизации всего дела, он добился упразднения штабов и главного управления. Префектам, супрефектам и мэрам возвращены были их прежние права, и был отдан приказ сформировать национальную гвардию из граждан, являющихся наиболее крупными плательщиками налогов, независимо от политических убеждений. Но право назначения офицеров оставалось за королем, хотя либералы требовали их избрания. «Король сознавал необходимость остаться полным господином силы, которую нужно было или направлять, или уничтожить» (Дарест). Несмотря на все эти меры предосторожности, парижская национальная гвардия прониклась либеральным духом, и в 1828 году во время смотра, производившегося ей лично Карлом X (29 апреля), кричала «Да здравствует хартия! Долой Виллеля!» После этого она была распущена, но в 1830 году снова появилась в рядах восставших.
Армия во время Июльской монархии. С Июльской монархией и алжирской войной в истории французской армии наступает новый период. Рекрутский набор, подготовка офицеров, организация кадров и формирование специальных корпусов (в особенности для Алжира) — таковы главные вопросы, на которые направлена была деятельность маршала Сульта и его преемников.
В марте 1832 года был принят новый закон о рекрутском наборе. Закон этот, являвшийся открытым возвращением к системе всеобщей воинской повинности, довел число ежегодно призываемых до 80 000 человек, а продолжительность военной службы — до семи лет. Солдатам разрешалось оставаться на сверхсрочной службе от двух до пяти лет, причем им назначалось повышенное жалованье. Таким образом, на бумаге численность армии была доведена до 560 000 человек; в мирное же время налицо состояла лишь часть людей, — остальные увольнялись в отпуск.
Двумя другими законами (апрель 1832 г. и май 1834 г.) регламентировано было производство офицеров, и, как это обещала хартия, их ранг, с соблюдением различия между чином и должностью: чин становится собственностью офицера; он может быть лишен его только в определенных случаях и не иначе как по суду; напротив, должность остается в полном распоряжении правительства.
Преобразование наличного состава коснулось главным образом специальных родов оружия. Королевская гвардия была упразднена, швейцарские полки распущены. Корпус Гогенлоэ был целиком принят во французское подданство и переименован в 21-й пехотный полк. Но с 1831 года пришлось принять на французскую службу множество иностранцев-эмигрантов (итальянцев, испанцев, немцев, поляков), изгнанных из своих отчеств. Из них были сформированы два иностранных легиона. Один из них в 1835 году был уступлен Испании, а другой отправлен в Аляшр, где и остался. В Алжире указом 1 октября 1830 года создан был первый батальон зуавов (название, заимствованное у кабильского племени зуауа). Первоначально зуавы набирались среди туземцев, французов и иностранцев, но с 1841 года туземцы уступают место французам, а сами идут на комплектование туземных стрелков (впоследствии получивших название алжирских стрелков) и спаги. Кроме того, для Алжира были организованы: африканские егеря, батальоны легкой пехоты (зефиры) — из рекрутов, подвергшихся до поступления на службу некоторым определенным наказаниям по суду, и дисциплинарные роты — из солдат, осужденных военными судами за тяжкие проступки по службе. Во Франции герцог Орлеанский сформировал в 1838 году корпус Венсеннских стрелков; вооруженных карабином, который был изобретен в 1826 году младшим лейтенантом Дельвинем, а впоследствии усовершенствован Минье. По смерти основателя корпуса (1842) Венсеянские стрелки получили название Орлеанских егерей.
Национальная гвардия во время Июльской монархии. У Луи-Филиппа не было королевской гвардии, — ее заменяла национальная гвардия, которая помогла ему взойти на престол. Он вернул национальной гвардии право выбирать унтер-офицеров и офицеров до чина лейтенанта включительно, оставив за собой право назначать капитанов и высших офицеров по списку из 10 кандидатов. Зато король обязал национальных гвардейцев иметь собственное обмундирование, что ограничило пополнение их рядов одной буржуазией, в которой новая династия нашла свою главную опору. В случае опасности часть национальной гвардии могла быть мобилизована. Сначала парижская национальная гвардия служила орудием для подавления восстаний, как, например, в 1832 и 1834 годах, но затем мало-помалу она, как и в 1828 году, прониклась стремлениями к реформе и в феврале 1848 года отказалась выступить против восставших. Ее отпадение заставило Луи-Филиппа отречься от престола. Порядок в столице охранялся, кроме того, специальным корпусом, состоявшим из 3000 человек (пехотинцев и кавалеристов) и носившим название муниципальной стражи.
Флот. Боевая сила французского флота подверглась в эпоху Реставрации таким же сокращениям, как и численность сухопутной армии. Морские батальоны, организованные Наполеоном, были сперва упразднены. В 1822 году они были восстановлены под названием линейных экипажей, а затем разделены на пять дивизий соответственно пяти морским префектурам: Шербургской, Брестской, Лорианской, Рошфор-ской и Тулонской. В состав их входили марсовые, рулевые, канониры, фузилеры, машинисты и кочегары. Никаких изменений не было произведено ни в способе их вербовки, обеспечивавший «морской записью», ни в кадрах офицеров, производство которых было регламентировано особым законом, изданным в апреле 1832 года. Эти офицеры рекрутировались среди бывших воспитанников Политехнической школы или Морской школы (основанной в 1816 году в Бресте), среди старших штурманов, сдавших особый экзамен, и среди помощников (auxiliairesj)[131], имеющих диплом капитана дальнего плавания торгового флота. Для подготовки штурманов были основаны три штурманские школы: в Бресте, Рошфоре и Тулоне (1819).
Из вспомогательных морских войск следует указать морскую артиллерию, которая была учреждена в 1822 году и для которой была основана в 1844 году специальная школа в Шербурге, дисциплинарные морские роты, созданные в 1824 году, и, наконец, морскую пехоту, учрежденную в 1831 году.
В основе гражданского и торгового законодательства по-прежнему лежали кодексы, изданные Наполеоном, Хартия 1814 года (ст. 68) вполне определенно высказывалась в смысле сохранения их в силе. Но во время Реставрации и Июльской монархии в эти кодексы внесены были некоторые частичные изменения, внушенные в одних случаях желанием отчасти восстановить дореволюционное законодательство, в других — необходимостью следовать за движением века.
Законы о дворянстве и эмигрантах. С социальной точки зрения реакция против уравнительного духа Кодекса Наполеона проявилась еще при самом императоре, который в 1808 году создал имперское дворянство. Людовик XVIII вернул старому дворянству его титулы и оставил за собой право «возводить в дворянство кого ему угодно» (Хартия, ст. 71). Король сохранил майораты и побуждал к учреждению новых, тогда как Июльская монархия, напротив, в 1835 году отменила их на будущее время. В ту пору их насчитывалось четыреста сорок.
Людовик XVIII занят был равным образом и участью эмигрантов. В августе 1814 года он отменил это своего рода звание с вытекавшим из него поражением в правах и объявил, что возвратит бывшим эмигрантам те недвижимые имущества, которые еще не были к тому времени отчуждены. 13 сентября 1814 года палате депутатов доложен был составленный в этом смысле законопроект. За конфискованные и не возвращенные имущества предполагалось вознаградить эмигрантов деньгами в размере ценности имуществ. Эта мера была справедлива и обеспечивала владельцев «национальных имуществ» от дальнейших посягательств. Хотя вопрос этот был осложнен партийными разногласиями, все же закон 3 декабря 1814 года был принят. Доход с конфискованных имуществ, вычисленный для 1790 года, был определен в 30 миллионов. Таким образом, пришлось выпустить на 30 миллионов государственной ренты, что, из расчета 3 процентов, составляло капитал приблизительно в один миллиард франков («миллиард эмигрантам»). Лишь в 1825 году министерство Виллеля потребовало от палат принятия этого кредита, обещая ликвидировать расчеты в течение пяти лет. Но на этот раз проект вызвал гораздо более решительную критику, чем в 1814 году. Прадт, Лаб'ш де Помпьер и генерал Фуа стали даже защищать положение, что конфискация имущества эмигрантов была вполне законной мерой. На это Л а Вурдоннэ и Дюплесси де Гренедан отвечали, что эмигранты, ограбленные революционными собраниями, не лишились права собственности на свои имущества и что они должны не получить вознаграждение, а быть восстановленными в своих правах. Министерство снова очутилось между двух огней. Разумное предложение внесено было Виллелем, который в конце концов добился принятия своего проекта с небольшими поправками. В действительности роздано было не 30, а 26 миллионов ренты, которые (по курсу 75 франков за 100) представляли капитал в 625 миллионов, т. е. меньше отпущенного кредита.
Законы о рабстве в колониях и об иностранцах. Рабство в колониях, восстановленное Консульством, и работорговля также занимали внимание палат в эпоху Реставрации и Июльской монархии. На Венском конгрессе Англии удалось добиться принципиальной декларации в пользу отмены работорговли. Но этот принцип еще предстояло осуществить на практике. Во время Ста дней Наполеон провозгласил немедленную отмену работорговли (29 марта 1815 г.). Эта отмена снова была вотирована в 1817 и 1828 годах. Но упразднение работорговли еще не влекло за собой упразднения рабства в колониях. Июльская монархия ограничилась облегчением отпуска рабов на волю (июль 1832 г.), предоставлением свободным цветнокожим гражданских прав в полном объеме (апрель 1833 г.), восстановлением старого принципа, в силу которого всякий раб, привезенный во Францию, становится свободным с момента вступления своего на французскую почву, и, наконец, было регламентировано общее положение рабов в смысле некоторого смягчения их участи (июль 1845 г. и август 1847 г.). Все эти меры были недостаточны, но они подготовляли путь для предстоящей отмены рабства в колониях (27 апреля 1848 г.).
Большую благожелательность правительство Реставрации обнаружило по отношению к иностранцам. В политических и фискальных целях оно почти совершенно отказалось от принципа взаимности, провозглашенного Кодексом Наполеона (ст. 11), — принципа, в силу которого иностранцы могли пользоваться во Франции лишь теми гражданскими правами, которыми француз мог пользоваться в их стране, в частности — в области наследования (ст. 726, 912). Таким образом, те иностранцы, национальное законодательство которых неблагоприятно относилось к французам, удерживались от переселения во Францию и приобретения там недвижимой собственности. В целях привлечения иностранцев закон 14 июля 1819 года, крайне неточно называемый «законом об отмене права казны на наследство иностранца и налога на наследство иностранцев», упразднил статьи 726 и 912. Отныне иностранцы могли наследовать во Франции даже при отсутствии условия взаимности, и Франция лишилась, таким образом, мощного средства добиваться улучшения участи своих подданных в странах, где к иностранцам относятся не так «по-рыцарски».
Законы о семье. В 1816 году Вональд в интересах укрепления семейных устоев предложил запретить развод, дозволенный во Франции законом 20 сентября 1792 года. Это предложение, ставшее 8 мая законом, принято было обеими палатами почти единогласно (199 голосами против 22 в палате депутатов с 113 голосами против 10 в палате пэров).
В 1826 году правительство Карла X, недостаточно учитывавшее общественное настроение, попыталось восстановить в законодательстве право первородства, отмененное революцией. Министр юстиции Пейронне ловко старался выставить это право в качестве единственного средства, способного предотвратить столь вредное с политической, экономической и сельскохозяйственной точки зрения дробление земельной собственности. Этот проект вызвал самую резкую критику. Даже правая разделилась по этому вопросу. После продолжительных и оживленных прений палата пэров отвергла законопроект (8 апреля) и приняла только предложение второстепенного значения, относившееся к учреждению субституций. «В Париже зажгли иллюминацию, словно по случаю одержанной победы, и палата пэров приобрела популярность, которой она не домогалась» (Дарест). Впрочем, закон о субституциях (17 мая), облегчавший этот способ распоряжения имуществом, позволял создавать для старших сыновей привилегированное положение; через эту полуоткрытую дверь могло бы пройти и право первородства, если бы оно не встретило неодолимого препятствия в быту[132].
Различные законы. Июльская монархия почти не пыталась вносить изменения в Кодекс Наполеона, в котором неприкосновенными оставались даже такие устарелые институты, как гражданская смерть. Следует, впрочем, указать на закон 30 июня 1838 года об умалишенных, который обеспечил этим несчастным юридическую защиту, дал возможность проверять состояние их здоровья и принял некоторые меры против незаконного заключения в дома умалишенных; закон этот имел одновременно и благотворительный и полицейский характер. Изданный в апреле 1832 года закон ограничил — в гражданских делах — заключение за долги, позволявшее дотоле заселять несостоятельными должниками знаменитую тюрьму Клиши без особой пользы для кредиторов. В июле 1833 и в мае 1841 года были приняты два закона, которыми регулируется во Франции экспроприация частной собственности в общественных интересах. Наконец, в Торговый кодекс в разное время был внесен целый ряд существенных улучшений. Так, например, законодательство о банкротстве было коренным образом изменено законом 28 мая 1838 года (выработанным в 1827 году). Большая часть постановлений этого закона, внесенного в Торговый кодекс, остается в силе и до настоящего времени.
Университет в эпоху Реставрации и Июльской монархии. При вступлении на престол Людовик XVIII очутился лицом к лицу с той созданной Наполеоном обширной организацией, которая носила название Университета. Как детище Империи, Университет был антипатичен роялистам; его деспотическая монополия делала его антипатичным в глазах либералов, а его рационалистические тенденции возбуждали неприязнь католиков, которые, сверх того, нападали на него за неподходящий, с их точки зрения, личный состав. Ввиду всего этого можно было ожидать его скорого упразднения. И действительно, в феврале 1815 года королевским ордонансом единый и нераздельный Университет Наполеона был заменен семнадцатью областными университетами, отчасти напоминавшими дореволюционные университеты, но по прежнему остававшимися под верховным руководством министерства народного просвещения. Во время Ста дней Наполеон восстановил организацию Университета на старых основах.
Людовик XVIII, возвратившись во Францию, изменил свое мнение. Императорский Университет служил в руках своего основателя орудием властвования. При условии перемен в личном составе и изменения тенденций он мог сослужить такую же службу и легитимной монархии. Этими соображениями объясняется ордонанс 15 августа 1815 года, который свидетельствовал о повороте во мнении правительства и вызвал некоторое изумление: «Организация академий временно сохраняется в прежнем виде». Этим же объясняется целый ряд мероприятий, посредством которых король старался удержать «бесподобную палату» от крайностей и подготовить переход к «королевскому» Университету. Должности великого магистра fie grand-maitrej, канцлера и казначея, а также совет Университета были упразднены и заменены комиссией из пяти членов, поставленной под начальство министра внутренних дел. Эта Комиссия народного просвещения, во главе которой стоял Ройе-Коллар, пользовалась в продолжение пяти лет настоящей диктаторской властью и против всеобщего желания провела намеченный королем переход к созданию «королевского» Университета. Красноречивые памфлеты Ламеннэ, обвинения, выдвинутые Шатобрианом, и нападки Бенясамена Констана — ничто не могло остановить эту комиссию. Когда Ройе-Коллар, утомленный борьбой, которую ему приходилось выдерживать, подал в отставку от должности председателя комиссии (1817), существование Университета было уже обеспечено; он должен был снова получить свое первоначальное устройство и даже занять более определенное положение среди органов центральной власти, чем во время Империи.
Комиссия народного просвещения сначала была заменена Королевским советом народного просвещения, председатель которого (как некогда великий магистр) облечен был особой властью, сносился с правительством, подписывал дипломы и пр. Два другие члена совета пользовались прежними правами канцлера и казначея, а третий был ректором парижской Академии (ноябрь 1820 г.). Затем права председателя получают более устойчивый и определенный характер: он становится помощником государственного секретаря (февраль 1821 г.). В то же время членам преподавательского персонала вменяется в обязанность «положить в основу преподавания принципы религии, монархии и легитимизма»; это — старая формула времен Империи, доведенная до своего логического конца. В 1822 году эволюция эта достигает своего завершения: Университету возвращается его название и должность великого магистра, который получает обратно права, установленные декретом 1808 года. В августе 1824 года великий магистр становится «министром духовных дел и народного просвещения». Таким образом, Университет занимает определенное место в ряду государственных учреждений. Он становится отраслью центральной власти и — в большей степени, чем когда-либо — орудием властвования.
Первым великим магистром и министром народного просвещения был монсеньор Фрейсину, епископ Гермпольский. Во время его управления Университетом последний до известной степени подчинялся власти духовенства. При министерстве Мартиньяка он начал освобождаться из-под этой опеки, и тогда со всех сторон раздались резкие протесты против его монополии. События 1830 года, приведшие к власти многих «универсантов», довершили отделение Университета от церкви. Вместе с тем новая хартия обещала свободу преподавания (ст. 69). Правда, исполнение этого обещания постоянно откладывалось в долгий ящик, и, несмотря на энергичные требования, Луи-Филипп так и пе сдержал его до самого конца своего царствования.
Высшее образование. В новом Университете, как и в старом, продолжали существовать три ступени образования: высшее, среднее и низшее.
Высшее образование давалось факультетами богословским, юридическим, медицинским, естественным и литературным. Из этих факультетов процветали только юридический, насчитывавший в 1814 году 3000 слушателей, и медицинский с 1200 слушателей. Естественный и литературный факультеты, почти не имевшие слушателей, являлись в большинстве случаев простыми экзаменационными комиссиями. В 1816 году Людовик XVIII закрыл двадцать отделений этих двух факультетов, и никто от этого ничего не потерял. Высшая Нормальная школа, помещавшаяся тогда на Почтовой улице, в бывшей семинарии «Отцов святого духа», была организована в декабре 1815 года. Профессорам ее, прежде называвшимся репетиторами, а теперь получившим название maitres de conferences (лекторы J, поручено было вести свои курсы независимо от преподавания, дававшегося факультетами. Круг предметов, преподававшихся на юридических факультетах, был расширен (март 1819 г.).
Все эти реформы, бывшие делом рук Ройе-Коллара, прошли не без некоторых трений. В 1819 году разыгралось особенно много студенческих волнений. Это набросило некоторую тень на Университет, и когда Ройе-Коллар удалился в отставку, наступила реакция. Последовательно были закрыты: курс Виктора Кузена в Сорбонне (1821); юридический факультет в Гренобле (1821), вскоре восстановленный монсеньором Фрейсину; Нормальная школа (1822); новые курсы, учрежденные на юридических факультетах, которые Корбьер хотел закрыть все разом (сентябрь 1822 г.); парижский медицинский факультет, снова открытый через несколько месяцев при новом составе профессоров (ноябрь 1822 г.), и, наконец, курс истории, читавшийся Гизо в Сорбонне (1825).
В 1826 году эра строгостей, видимо, миновала. Был основан под названием Подготовительной школы эмбрион Нормальной школы, в виде придатка к Лицею Людовика Великого (9 марта). Ватимениль восстановил на некоторых юридических факультетах закрытые курсы и возвратил Кузену и Гизо отнятые у них кафедры. Но он не смог оживить сонные провинциальные факультеты, которые, если не считать Монпелье и Тулузы, влачили жалкое существование в атмосфере полного равнодушия со стороны общества.
При Июльской монархии Нормальная школа получила свое прежнее название (август 1830 г.), а развитию ее дан был новый толчок[133]. Затем началась шумная борьба между двумя враждебными направлениями: с одной стороны, Гизо и Кузен желали основать в провинции четыре или пять крупных центров научного преподавания, с другой — Вильмэн и Саль-ванди стремились чрезмерно увеличить число естественных и филологических факультетов и превратить их в «комиссии для выдачи дипломов на звание бакалавра». Вся история высшего образования за период 1836–1847 годов сводится к открытию этих в большинстве случаев бесполезных учебных заведений. Революция 1848 года подоспела весьма кстати, чтобы остановить этот широкий поток. К сожалению, она приостановила и другие проекты Сальванди, внесенные в 1847 году и гораздо лучше продуманные. В этих проектах заключался обширный план преобразования университетского преподавания права, естественных наук, медицины и литературы, — преобразования, которому суждено было осуществиться только в наши дни, тогда как, не будь событий 1848 года, оно, быть может, совершилось бы лет на пятьдесят раньше[134].
Среднее образование. Реставрация совершенно не занималась средним образованием, постановка которого осталась такой же, какой она была во время Империи. Императорские лицеи получили просто название королевских коллежей, которое они сохранили вплоть до 1848 года. Что же касается программы средних учебных заведений, то преподаванию закона божия было отведено гораздо больше места, преподавание философии было ограничено изучением логики, а преподавание истории было перенесено в младшие классы.
Наряду с государственными («университетскими») средними учебными заведениями и независимо от них стали развиваться духовные средние школы. Как известно, на основании декрета 1808 года частные учебные заведения подлежали надзору Университета и должны были получать от него предварительное разрешение. Действие этого правила не распространялось на «малые семинарии», которые епископы имели право основывать в своих епархиях для подготовки будущих священников. Эти малые семинарии возникли повсюду, и с течением времени число их воспитанников сильно увеличилось, причем только часть учеников впоследствии вступала в духовное звание[135]. Наделе эти малые семинарии получили характер настоящих средних учебных заведений, из коих некоторые, вдобавок, находились в руках иезуитов, а это считалось отягчающим обстоятельством.
Общественное мнение в то время еще не свыклось с идеей свободы преподавания, вызываемой одновременно и уважением к правам семьи и заботой о прогрессе науки. В быстром развитии малых семинарий публика не хотела замечать и не замечала ничего, кроме посягательства на монополию королевского Университета. Со всех сторон раздавались требования, чтобы правительство вмешалось в это дело[136]. 16 июня 1828 года Мартиньяк заставил Карла X подписать два ордонанса. Один из них ограничивал число воспитанников малых семинарий 20 000 человек и, между прочим, требовал, чтобы списки назначаемых епископами ректоров и директоров представлялись на утверждение короля. Второй подчинял малые семинарии надзору Университета и требовал от всех профессоров семинарий присяги в том, что они не принадлежат к недозволенным конгрегациям. Таким образом, монополия Университета была усилена. Тогда стали замечать, что эта монополия, бывшая опасной при Наполеоне, осталась не менее опасной и при Карле X, и отношение к ней изменилось. Ордонансы 16 июня подверглись нападкам в палате депутатов как акт нетерпимости, противоречащий хартии, а епископы заявили, что не могут подчиниться этим ордонансам (август 1828 г.). Чтобы принудить их к покорности, король должен был обратиться к авторитету св. престола.
Дело свободы преподавания сделало большой шаг вперед. На этот раз католики требовали ее с такой же энергией, как и либералы, и Луи-Филипп, каково бы ни было на этот счет его личное мнение, счел политичным обещать ее в хартии. Гизо добросовестно пытался провести это обещание в жизнь. В 1835 году он внес законопроект, имевший целью обеспечить если не свободу преподавания вообще, то по крайней мере свободу среднего образования. Проект этот, принятый палатой депутатов, не был передан в палату пэров, и правительство, поддерживаемое, повидимому, цензитарной буржуазией, намерено было уклониться от выполнения принятых на себя обязательств. Тогда началась энергичная кампания. Монталамбер и Лакордер, против которых было возбуждено преследование за открытие вольной школы, выступили перед палатой пэров с красноречивой защитой своего дела. В 1841 году Вильмэн представил новый проект, который не прошел. В 1844 году повторилась та же неудача. Таким образом, установленный Наполеоном режим оставался вплоть до конца Июльской монархии в полной силе.
Низшее образование. Низшее образование, которым Наполеон мало интересовался, получило окончательное устройство в период 1815–1835 годов.
В 1816 году Людовик XVIII учредил в каждом кантоне для надзора за народным образованием благотворительный комитет, в который входили старейший по возрасту священник и мировой судья. Всякий, желавший открыть школу, должен был иметь свидетельство о добропорядочном поведении и обладать специальным дипломом, быть представлен мэром и священником коммуны, утвержден благотворительным комитетом и, наконец, назначен ректором[137]. Народные учителя, принявшие на себя обязательство заниматься педагогической деятельностью в течение десяти лет, освобождались от военной службы (закон 1818 г.). Для подготовки народных учителей правительство Реставрации открыло в нескольких местах «низшие нормальные школы», но для пополнения кадров оно главным образом рассчитывало на религиозные конгрегации[138].
Чтобы получить право на занятие педагогической деятельностью, учитель или учительница из членов конгрегации не нуждались в дипломах, выданных ректором; для них признавалось достаточным выданное приором ордена «свидетельство о послушании» (lettre d'obedience).
Эта несовершенная организация дала самые жалкие результаты. В 1833 году 7000–8000 коммун не имели народных школ. В это время Гизо и провел закон 22 июня 1833 года, который создал во Франции народное образование. По этому закону каждая коммуна обязана была содержать светскую или копгрегационную школу на свои собственные средства или сообща с соседними коммунами. При каясдой школе состоял коммунальный наблюдательный комитет, а в главном городе округа — окружной комитет. Учителя народных школ представлялись муниципальным советом согласно мнению коммунального комитета, избирались окружным комитетом и определялись на службу министром. Они должны были представить свидетельство о нравственности, выданное мэром их коммуны, и обладать аттестатом на звание народного учителя низшей или высшей степени. Только народные учительницы из монахинь могли представить вместо этих документов выданное приором свидетельство. Кроме того, закон предоставлял народным учителям квартиру, жалованье и пенсию. Он не устанавливал ни обязательного посещения школы, — это было бы преждевременным, — нп бесплатности образования, что предоставлено было только нуждающимся. Указом 1835 года учрежден был институт инспекторов народных школ, по крайней мере по одному на округ.
Специальные учебные заведения. Институт. Помимо перечисленных учебных заведений, был сохранен или создан целый ряд специальных учебных заведений, стояеших вне Университета. Политехническая школа, одно время закрытая, потому что господствовавший в ней дух внушал правительству опасения, вплоть до 1830 года находилась в ведении министерства внутренних дел, а затем передана была в военное ведомство. В 1819 году получили более полное устройство Школа изящных искусств и Консерватория искусств и ремесел. Школа хартий (Ecole des Chartes), задача которой заключается в изучении отечественных древностей, основана была в 1821 году и преобразована в 1820 и 1846 годах. Центральная школа искусств и мануфактур, обязанная своим основанием частной инициативе и предназначенная для подготовки гражданских инженеров, основана была Лавалле в 1829 году. Вскоре после этого герцог Ларошфуко-Лианкур побудил правительство учредить в Анжере и Шалоне (на Map;ie) две Школы искусств и ремесел (1832). Французская школа в Афинах основана была Сальванди для изучения греческого языка и древностей.
Что касается Французского института (UImtitut de Franсe), то его организация послужила предметом двух важных ордонансов. Первый, изданный в марте 1816 года, разделил его на Академии: Французскую академию и королевские академии: надписей и изящной литературы, естественных наук и изящных искусств. Второй ордонанс, изданный в октябре 1832 года по докладу Гизо, восстановил Академию моральных и политических паук, закрытую первым консулом в 1803 году. Таким образом, Институт получил свое окончательное устройство и снова сделался тем, чем никогда не переставал быть с той поры, а именно — всеобъемлющим выражением французской научной мысли.