Том 7. Книга 2. Дополнения к 1–7 томам. Рукою Есенина. Деловые бумаги. Афиши и программы вечеров

I. Авторские документы

Прокушев-55, с. 316 (без обращения и адреса); полностью — Есенин 5 (1962), с. 110.

Печатается по копии рукой неустановленного лица (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 2). На листе с текстом помета той же рукой: «Копия с заявления С. Есенина в Сур<иковский> кружок от 1913 г.». Судя по имеющимся там же другим пометам, эта копия поступила в Музей Есенина в Москве в 1926 или 1927 г. До марта 1958 г. автограф есенинского заявления хранился у поэта С. Д. Фомина — в письме в ИМЛИ от 28 февр. 1958 г. он сообщал: «Подлинное заявление С. Есенина о вступлении в Суриковский кружок <...> наход<и>тся у меня» (ИМЛИ, ф. С. Д. Фомина). Теперешнее местонахождение документа неизвестно.

Датируется по содержанию (см. ниже).

Не указав названия документа, в своих воспоминаниях о Есенине (1926) С. Д. Фомин изложил и прокомментировал его следующим образом:

«В имеющихся у меня материалах, написанных рукою Есенина, есть ссылка на то, что первые его стихи появлялись в следующих изданиях: “Жизнь”, “Рязанская жизнь”, “Новь”, “Мирок”, “Проталинка”, “Путеводный огонек” и др.

По указанным материалам мне пришлось наводить справки. В “Путев<одном> огоньке” за 1913 и 1914 г. стихов С. Есенина не оказалось. В газ. “Ряз<анская> жизнь” за весь 1914 г. стихов Есенина также не было.

Просмотрено за 1911 г. два журнала с названием “Новь” (Казань и Москва) — и здесь стихов Есенина тоже не оказалось. Очевидно, имелась в виду издававшаяся в Москве в 1914 г. газ. “Новь” под редакцией А. А. Суворина, каковую мне просмотреть не удалось» (Памяти Есенина, с. 128–129).

Итак, для того, чтобы отыскать ранние стихи Есенина в указанных им самим газетах и журналах, просматривались их комплекты не только за 1911 и 1913 гг., но и за 1914 г. Между тем в копии документ имеет дату: «1913 г.». Но если бы это было действительно так, вряд ли С. Д. Фомин занялся бы изучением периодики 1914-го года. Кроме того, в копии заявления Есенина отсутствует название еще одного журнала, упомянутого С. Д. Фоминым, — «Жизнь». А этот журнал стал выходить в Казани с янв. 1915 г., и именно там вскоре (в февр.) появилось стихотворение Есенина «Моей царевне» (см. наст. изд., т. 4). Наконец, московская газета «Новь» и журнал «Проталинка» стали выпускаться лишь с янв. 1914 г., причем в газете стихотворение Есенина «Богатырский посвист» появилось 23 нояб., а другое его стихотворение — «Молитва матери» — было напечатано в октябрьском номере журнала в том же 1914-м году (подробнее см. наст. изд., т. 4).

Все эти соображения и факты опровергают дату в источнике текста («1913 г.»), давая при том возможность установить интервал времени, когда Есенин мог написать свое заявление: конец 1914 г. — начало 1915 г.

Из изложенного выше явствует также, что вследствие неисправности копии этого заявления его текст, публикуемый в наст. кн., не может считаться вполне аутентичным подлиннику.

О стихотворениях Есенина, помещенных в журн. «Мирок» за 1914 г., см., напр., наст. изд., т. 6. Однако стихи поэта, которые еще в 1926 г. пытался обнаружить С. Д. Фомин в газ. «Рязанская жизнь» и журн. «Путеводный огонек», не выявлены там до сих пор. Не исключено, что в заявлении Есенина шла речь о произведениях как уже вышедших в свет, так и принятых к тому времени редакциями периодических изданий к печати, но впоследствии не опубликованных.

Устав организации, в которую поэт подал заявление о вступлении, был официально утвержден 28 мая 1905 г. Основная цель Суриковского кружка была обозначена в первом параграфе его устава как «поднятие в русском обществе национального самосознания и влияние на русскую жизнь в духе самобытных исторических основ, а также взаимопомощи среди действительных членов» (здесь и ниже цит. по: Есенин 6 (1980), с. 252–254). Далее составители устава писали: «Кружок преследует задачи чистого искусства; <...> в литературе следует заветам великих русских писателей; нося название одного из выдающихся народных поэтов и сознавая, что русская литература есть первая в мире по идейному богатству сокровищница народного гения, кружок ставит себе задачей изучение и понимание художественных типов родных писателей». Среди прав кружка в уставе, в частности, было записано право издавать, «с надлежащего разрешения, литературные сборники из произведений своих членов и другие издания».

Контакты Есенина с членами Суриковского кружка были установлены осенью 1912 г. и продолжались до его отъезда в Петроград в марте 1915 г. (см. об этом воспоминания Г. Д. Деева-Хомяковского — Восп., 1, 147–150, а также наст. изд., т. 6). В последующие годы общение Есенина с суриковцами было эпизодическим. См. также следующее заявление (наст. подраздел, № 2) и коммент. к нему.

Есенин 5 (1962), с. 113.

Печатается по автографу (РГАЛИ, ф. 1883, оп. 2, ед. хр. 40).

Это заявление было написано и подано руководству Суриковского кружка одновременно с аналогичным заявлением С. Д. Фомина:

«В Суриковский л<ит.>-м<уз.> Кружок

Заявление

Настоящим заявляю, что работать в Кружке под председательством г. Кошкарова отказываюсь.

Отказываюсь также быть членом редакционной комиссии.

С. Фомин.

8/II 1915» (РГАЛИ, ф. 1641, оп. 2, ед. хр. 9, л. 127).

Причиной солидарного демонстративного выступления Есенина и Фомина явился инцидент на заседании Суриковского кружка 7 февр. 1915 г., происшедший между ними и председателем кружка С. Н. Кошкаровым при обсуждении материала, предполагаемого к включению во второй номер журнала «Друг народа». Его подробности см. в коммент. к письму Есенина Г. Д. Дееву-Хомяковскому (наст. изд., т. 6). В 1926 г. С. Д. Фомин описал этот эпизод так:

«Общее собрание <...> кружка <...> избрало меня и Есенина в редакционную коллегию издававшегося журнала. Вот на этом собрании и сказался подлинный Есенин.

— Надо создать настоящий художественный журнал. Слабые вещи печатать не годится!

А старая редакционная коллегия тянула назад:

— Нельзя так: у нас много принятого материала.

Тогда Есенин схватил свой картузик и кивнул мне:

— Идем, Фомин. Здесь делать нам нечего!

И мы оба вышли из редакционной коллегии кружка» (Памяти Есенина, с. 131).

Г. Д. Деев-Хомяковский как один из руководителей кружка немедленно обратился к Есенину и Фомину с примирительными (судя по их ответам) письмами, в результате чего Фомин письменно подтвердил, что он остается членом организации (наст. изд., т. 6). В есенинском же ответе Г. Д. Дееву-Хомяковскому (текст см. наст. изд., т. 6) вопрос о дальнейшем его участии в работе Суриковского кружка обойден молчанием. После отъезда Есенина в Петроград и признания его дара петербургской литературной элитой регулярную деятельность в Суриковском кружке он не возобновлял.

Вскоре после гибели Есенина (5 февр. 1926 г.) Г. Д. Деев-Хомяковский закончил работу над биографическим очерком о И. З. Сурикове. В этом очерке есть раздел — «Кружок самородков после смерти Сурикова», где рассматриваемая коллизия трактуется в недопустимо упрощенном политическом духе:

«В 1914 году, с громом империалистической бойни, центр кружка решительно примкнул <...> к группе большевиков и решил выпускать журнал “Друг народа” с явным антивоенным направлением. <...> В руководящей группе кружка решение бороться против империалистической бойни было твердо и непоколебимо. Зато у ряда молодых писателей, таких как С. А. Есенин, С. Д. Фомин <...>, было несколько иное, настроение. После ряда совещаний эта группа вышла из членов кружка. Буржуазная интеллигенция вырывала из кружка появившихся талантливых самородков. Нам было ясно, что она желает прикрыть свою наготу нашими членами кружка» (в кн. И. З. Сурикова «Песни. Былины. Лирика. Письма к самородкам-писателям / Под ред. и с предисл. Г. Д. Деева-Хомяковского», М., 1927, с. 20).

Тенденциозный пассаж Г. Д. Деева-Хомяковского не прошел мимо внимания С. Д. Фомина, в своих воспоминаниях «Счастливые встречи» (1955) отметившего, что его автор «исказил действительную причину нашего <с Есениным> ухода из Суриковского кружка» (РГАЛИ, ф. 1730, оп. 1, ед. хр. 92, л. 113). Впрочем, это полемическое замечание так и осталось неопубликованным.

Есенин 5 (1962), с. 270.

Печатается по автографу (ИРЛИ, ф. 428, оп. 1, ед. хр. 177).

С Михаилом Васильевичем Аверьяновым Есенин встретился осенью 1915 г. в Петрограде. В автобиографии от 20 июня 1924 г. он отмечал, что это знакомство состоялось благодаря Н. А. Клюеву: «Он отыскал мне издателя М. В. Аверьянова, и через несколько месяцев вышла моя первая книга “Радуница”» (наст. изд., т. 7, кн. 1). Подробнее о зарождении этого издательского замысла и о попытках его реализации до установления деловых отношений с М. В. Аверьяновым см. наст. изд., т. 6; т. 7, кн. 1.

Хроника, 1, 77.

Печатается по автографу (ИРЛИ, ф. 428, оп. 1, ед. хр. 177).

Датируется в соответствии со сроками сдачи автором рукописи «Радуницы» издателю (не позднее 16 нояб. 1915 г.) и выхода книги в свет (конец янв. 1916 г.).

В. Г. Белоусов считает, что Есенин получил деньги до подписания запродажной и датирует расписку: окт.-нояб. 1915 г. (Хроника, 1, 230). Однако выдача денег «в счет гонорара», без сомнения, могла состояться лишь после официального закрепления деловых отношений между автором и издателем, т. е. после 16 нояб. (см. предыдущий документ); к тому же покупка прав на издание книги вовсе не исключает получение гонорара за нее в дальнейшем.

РА, 1966, № 2, с. 210–211 (в статье И. М. Юдиной «Литературный фонд и русские писатели 1910-х годов: (Письма М. Горького, С. Есенина, Н. Клюева, С. Подъячева)».

Печатается по автографу (ИРЛИ, ф. 155, журнал заседания комитета Литературного фонда № 30 (1916), л. 15).

Датируется с учетом следующих обстоятельств: 1) Заседание комитета Литературного фонда, где была рассмотрена просьба Есенина, состоялось 26 сент. 1916 г. (ИРЛИ, ф. 155, журнал комитета Литературного фонда № 30 (1916), л. 1); это определяет верхнюю границу датировки документа; 2) В том же заседании комитета рассматривалась аналогичная просьба Н. А. Клюева, который, по словам из его прошения, приехал «в Петроград для издания своих произведений <...>, не имея средств для найма комнаты и прожития» (там же, л. 16). Этот приезд состоялся не позднее 15 сент. 1916 г. (соответствующие документальные данные приведены в наст. изд., т. 6). Прошения Есенина и Клюева обсуждались в одном и том же заседании комитета Литературного фонда, причем одно за другим (см. протокол заседания — там же, л. 2), так что, скорее всего, они были поданы одновременно. Это позволяет установить нижнюю границу датировки комментируемого документа.

Тогда Есенин и Клюев обратились в Литературный фонд за финансовой помощью уже во второй раз. Впервые аналогичное обращение состоялось в дек. 1915 г. при посредничестве Иванова-Разумника, бывшего в то время секретарем комитета Литературного фонда (см. п. 55 и коммент. к нему в наст. изд., т. 6).

...прошу ~ оказать мне вспомоществование ~ в размере ста пятидесяти рублей. — В заседании комитета Литературного фонда 26 сент. 1916 г. под председательством С. А. Венгерова при участии Иванова-Разумника, Н. И. Кареева, А. А. Корнилова, В. Д. Набокова, Н. С. Русанова, А. М. Редько, П. Н. Сакулина и Е. П. Султановой эта просьба обсуждалась двенадцатым пунктом повестки дня:

«Слушали <...> Есенин Сергей — находится на военной службе (видимо, в лазарете в Царском Селе). Нет одежды и сапог, казенное дали все очень старое, “а от начальства приказ — ходи чище”. Просит 150 р.

Определили просить С. А. Венгерова выяснить вопрос о гонораре, который причитается Есенину от журнала “Сев. Записки” за повесть (со слов Р. В. Иванова)» (ИРЛИ, ф. 155, журнал заседания комитета Литературного фонда № 30 (1916), л. 2).

На следующем заседании 10 окт. 1916 г. было заслушано и принято к сведению соответствующее сообщение С. А. Венгерова: «Относительно Есенина: редакция “Сев. Записок” уплатила г-ну Есенину почти весь гонорар, и что, по ее мнению, он теперь не нуждается» (ИРЛИ, ф. 155, журнал заседания комитета Литературного фонда № 31 (1916), л. 3, об.).

Однако последнее слово в отношениях Есенина с Литературным фондом осталось за поэтом. Почти через два месяца, 5 дек. 1916 г., по его просьбе Иванов-Разумник выступил на очередном заседании комитета фонда с сообщением, протокольное изложение которого имеет следующий вид:

«Р. В. Иванов доложил, что Ясенин <так!> заявил ему, что он продал право на свои произведения за 600 руб. и просит изъять его прошение в Литературном фонде из обсуждений» (ИРЛИ, ф. 155, журнал заседания комитета Литературного фонда № 3 (1917 <так!>), л. 3, об.; публикуется впервые).

Кому и на какие свои произведения уступил права Есенин в нояб.-дек. 1916 г., не установлено.

Сб. «Литературный архив: Материалы по истории русской литературы и общественной мысли», СПб.: Наука, 1994, с. 29 (публ. В. В. Базанова; указание, что текст расписки написан издательским работником, неверно), с неточностями. Адекватный текст — Письма, 73.

Печатается по автографу (ИРЛИ, ф. 79, оп. 4, ед. хр. 95, л. 35).

Датируется ориентировочно. Границы датировки расписки определяются сопоставлением суммы, в ней указанной, с данными из другого гонорарного документа книгоиздательства «Скифы» (ИРЛИ, ф. 79, оп. 4, ед. хр. 95, л. 4 — 4, об.; сб. «Литературный архив...», СПб., 1994, с. 29). Судя по этому документу, окончательный расчет с Есениным за стихи, помещенные в Ск-1 (116 руб. при общей сумме гонорара 164 руб.), произошел 16 авг. 1917 г., через полмесяца после выхода книги. Основной расчет за произведения, напечатанные в Ск-2, в размере 400 руб. состоялся 11 дек. 1917 г., т. е. за несколько дней до выпуска этого номера альманаха в свет между 14 и 20 дек. 1917 г. (Юсов-94, с. 69). Всего же за стихи и поэмы, там опубликованные, Есенину причиталось 667 руб. (ИРЛИ, ф. 79, оп. 1, ед. хр. 45), так что 120 руб. «в счет аванса» он получил именно за эти свои сочинения.

Следует отметить также, что окончательный расчет с поэтом по Ск-2 был произведен 13 янв. 1918 г., когда Зинаида Есенина (т. е. З. Н. Райх) получила «гонорар за стихи С. Есенина во 2-м сборнике “Скифы”» в размере 90 руб. 50 коп. (сб. «Литературный архив...», СПб., 1994, с. 29). Кроме того очевидно, что помимо денег, о которых идет речь, Есенин должен был получить за свои произведения в Ск-2 еще (667–120–400–90,5)=56,5 руб. Какие-либо сведения об этой сумме в сохранившихся финансовых документах издательства не обнаружены.

Книгоиздательство «Скифы» возникло на основе одноименного альманаха. Иванов-Разумник вспоминал: «В середине 1916 года организовалась редакция предполагавшихся к изданию литературно-художественных и публицистических “альманахов”, заглавие которых еще не было установлено; редакцию составляли А. И. Иванчин-Писарев (народоволец), С. Д. Масловский (С. Мстиславский, публицист, а впоследствии романист и драматург) и ИР <Иванов-Разумник>. К началу 1917 года заглавие “альманахов” определилось: “Скифы”» (Андрей Белый и Иванов-Разумник: Переписка, с. 71). Есенин дал свои стихи для «Скифов» уже в нояб. 1916 г. (см. коммент. к п. 74 в наст. изд., т. 6); перечни произведений поэта, опубликованных в Ск-1 и Ск-2, см.: Юсов-94, с. 67 и 69. См. также наст. изд., т. 6, п. 78, 86 и коммент. к ним.

Есенин 1 (1977), с. 369 (публ. А. А. Козловского).

Печатается по автографу (ИРЛИ, ф. 79, оп. 4, ед. хр. 95, л. 40).

Датируется по предшествующей части расписки («Двести рублей в счет гонорара за “Голубень” получил 21 февраля 1918 г.»), исполненной рукой неустановленного лица.

Скорее всего, эти деньги поэт получил при сдаче в издательство рукописи своей второй книги «Голубень» (наблюдение А. А. Козловского — Есенин 1 (1977), с. 369). Над составлением этой книги Есенин работал со второй половины 1916 г., неоднократно предпринимая попытки издать ее. Так, в дек. 1916 г. он писал издателю своей «Радуницы» М. В. Аверьянову: «Будьте, Михаил Васильевич, столь добры, <...> пришлите рублей 35. Впредь буду обязан Вам “Голубенью”, о достоинстве коей можете справиться у Разумника Иванова и Клюева» (наст. изд., т. 6). Однако «Голубень» не была издана ни в 1916-м, ни в 1917-м годах. Книга вышла лишь между 16 и 22 мая 1918 г. (Юсов-94, с. 12) в издательстве «Революционный социализм» — преемнике книгоиздательства «Скифы». Эта преемственность нашла отражение и в оформлении «Голубени» — хотя на первой стр. ее обл. и на тит. л. значилось «Революционный социализм», на авантитуле и на четвертой стр. обл. была воспроизведена марка «Скифов» работы художника К. С. Петрова-Водкина.

Есенин 5 (1962), с. 132.

Печатается по автографу (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 3).

Датируется с учетом того, что: 1) заявление Есенина было рассмотрено в заседании правления союза писателей 17 дек. 1918 г. (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 24); 2) упомянутая поэтом книга «Сельский часослов» вышла не позднее 9 дек. 1918 г. (этим числом датирован авторский инскрипт на ней А. М. Кожебаткину — наст. изд., т. 7, кн. 1).

На указанном заседании правления 17 дек. 1918 г., согласно протоколу, присутствовали Б. К. Зайцев, Е. Г. Лундберг, И. А. Новиков, М. А. Цявловский, А. Н. Чеботаревская, Г. И. Чулков, А. М. Эфрос. Поручителями Есенина перед правлением выступили Ю. А. Бунин и И. А. Белоусов — на заявлении Есенина стоят их подписи.

Поэт был избран в Московский профессиональный союз писателей единогласно (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 24; Есенин 5 (1962), с. 335).

О сроках выхода в свет перечисленных в заявлении Есенина книг Р₁₆, Г₁₈, П₁₈ и Сел. час. см. наст. изд., т. 7, кн. 3. В перечень не включена еще одна книга Есенина тех лет — «Исус младенец» (Пг., 1918). Причины этого не установлены.

Есенин 5 (1962), с. 132–133.

Печатается по автографу (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 4).

Датируется с учетом того, что Есенин был принят в Московский профессиональный Союз писателей 17 дек. 1918 г. (см. предыдущий документ), а комментируемое заявление (в автографе первоначально — «прошение») рассматривалось в заседании правления Союза писателей 20 дек. 1918 г.

Из сохранившегося протокола этого заседания, на котором присутствовали М. О. Гершензон, В. Г. Лидин, Е. Г. Лундберг, И. А. Новиков, М. А. Осоргин, М. А. Цявловский, А. Н. Чеботаревская, Г. И. Чулков, Г. Г. Шпет и А. М. Эфрос, явствует, что «заявление члена союза С. А. Есенина о выдаче ему от союза бумаги, которая охраняла бы его хозяйство от налогов и реквизиций», стояло в повестке дня вторым пунктом. Было «постановлено: <...> 2) М. О. Гершензону переговорить о выдаче такого рода бумаг с В. В. Покровским» (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 25). Таким образом, председателю правления Союза писателей М. О. Гершензону предлагалось прояснить, имеет ли Союз право на выдачу документов такого рода, у представителя Советской власти — тогдашнего управляющего делами Народного комиссариата по просвещению Владимира Васильевича Покровского. Состоялся ли этот разговор, неизвестно; о дальнейшей судьбе заявления Есенина сведений нет.

Хозяйство мое весьма маленькое. — Сестра поэта Е. А. Есенина вспоминала о лете-осени 1918 г.: «В селе у нас организовали комитет бедноты. Председателем выбрали Ивана Владимировича Уколова. Отца выбрали секретарем комитета бедноты.

Мать наша недовольна работой отца в комитете бедноты.

— Это что же? Людям по два-три пуда даешь муки, а мы тридцать фунтов получаем?

— Мы получаем хлеб за мою работу в волости, у нас есть корова, поэтому мы считаемся середняками. Хлеб дают многодетным, беднякам, бескоровным.

Весной организовали коллективный огород на бывших землях федякинского помещика. Я работала вместе с бабами на этом огороде. Отец вел весь учет. Он следил за очередью лошадей, он отмечал, кто сколько дней работал, выписывал семена и распределял урожай.

— Вот это хорошее дело, — говорил он, — каждый делает, что может, на что способен. Так жить можно!

Решили купить лошадь и заняться хозяйством. Достали заветный мешочек с деньгами (керенки, что прислал Сергей), сложили кофты, сарафаны и последнее поношенное пальто отца на барашковом меху с каракулевым воротником (подарок купца Крылова со своего плеча). Все это отдали за лошадь. Лошадь привели молодую, красивую. <...>

Осень. Все убрали и в поле и в лугах. Отец с карандашом в руках сидит за тетрадью и что-то колдует.

— Ничего не выходит, — сказал он, поднявшись из-за стола.

— Чего не выходит-то? — спросила мать.

— Не хватит у нас до весны ни хлеба, ни кормов скотине. Надо срочно продавать лошадь» (Восп., 1, 50–51).

Наумов Е. Сергей Есенин: Жизнь и творчество. М., 1960, с. 192, с неверным указанием на адресат заявления (Всероссийский союз поэтов) и неправильной датировкой (отнесено к 1924 г.). В Есенин 5 (1962), с. 133, с неточным названием секции — «Советская секция союза <так!> писателей, художников и поэтов». Это название воспроизводилось во всех переизданиях документа вплоть до настоящего времени (см., напр., Письма, 81).

Печатается по подлиннику (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 13), представляющему собой стереотипный машинописный текст заявления по форме «б» для идейных коммунистов (см. ниже), куда Есенин вписал лишь слова «поэмах и статьях» и свою подпись.

Датируется временем организации этого клуба: его устав был принят общим собранием указанной секции 23 февр. 1919 г. Первая адекватная датировка — Есенин 5 (1962), с. 133.

27 янв. 1919 г. общее собрание литературно-художественной секции Московского союза советских журналистов постановило обратиться в центральный орган союза — его исполнительный комитет — с предложением о его реорганизации в Советский союз работников науки, искусства и литературы. В процессе реорганизации планировалось образовать пять секций, в том числе секцию писателей-художников (т. е. пишущих художественную прозу) и поэтов (информацию об этом см.: «Вечерние известия Московского совета рабочих и красноармейских депутатов», 1919, 28 янв., № 156, с. 3; «Известия ВЦИК», М., 1919, 29 янв., № 20, с. 3). Именно эта секция 23 февр. 1919 г. выступила с инициативой создания литературно-художественного коммунистического клуба, в уставе которого отмечалось:

«1. Советская секция писателей-художников и поэтов организует литературно-художественный клуб на следующих основаниях:

а) Инициативная группа из избранных Общим Собранием товарищей <...> приглашает в члены Клуба партийных и идейных коммунистов писателей-художников и поэтов из числа членов секции.

б) Как партийные, так и идейные коммунисты представляют заявление о желании вступить в члены Клуба. Они избираются большинством голосов инициативной группы.

в) Форма заявления «а» для членов партии (РКП) и «б» для идейных коммунистов (прилагаются).

г) Инициативная группа по принятии нескольких членов в Клуб превращается в Бюро Клуба.

д) Бюро Клуба переизбирается каждые три месяца простым большинством голосов действительных членов Клуба.

2. Цели Клуба:

а) Обсуждение и изучение всех существующих в русской и иностранной литературе школ и направлений в области художественного и поэтического творчества, как со стороны формы, так и со стороны содержания.

б) Оценка произведений с точки зрения коммунистической идеологии, в соответствии с духовными требованиями выступившего на арену жизни рабочего класса, как хозяина жизни, проводящего строительство ее на коммунистических началах.

в) Выявление в совершающемся революционно-коммунистическом движении новых, формирующихся в коммунистическом обществе принципов и форм прекрасного как в художественном изображении жизни вообще, так и в индивидуальном и коллективном творчестве, диалектически превращающем первое во второе в соответствии с процессом изменения форм производства.

3. Выяснение принципов и художественных форм искусства будущего, в связи с определением духовной и исторической преемственности между искусством настоящего момента и искусством прошлого, отжившего.

4. Секция издает литературно-художественный журнал коммунистического направления, а также другие издания» (ВЛ, 1975, № 10, окт., с. 231–232; публ. В. А. Вдовина; неточности исправлены по подлиннику — РГАЛИ, ф. 1600, оп. 1, ед. хр. 6).

Согласно пункту устава 1в) члены РКП(б) и «идейные коммунисты», не состоящие в партии, заполняли различные формы заявления для вступления в клуб (их тексты приведены В. А. Вдовиным: ВЛ, 1975, № 10, окт., с. 231). Не будучи членом РКП(б), Есенин заполнил форму «б» указанного документа.

Сведения о конкретном участии поэта в работе клуба не выявлены. О других попытках Есенина проявить себя в мероприятиях, организуемых указанными секциями союза журналистов, см. также наст. раздел, № I-11, III-7, III-9 и коммент. к ним.

Признавая себя по убеждениям идейным коммунистом ~ активно проявляя это в моих поэмах и статьях. — Под поэмами Есенин, скорее всего, имел в виду «Небесный барабанщик» и «Пантократор», написанные им незадолго до подачи заявления. Известные же ныне статьи Есенина осени 1918 — начала 1919 гг. («Ключи Марии», «<О сборниках произведений пролетарских писателей>»), напротив, содержат определенную полемику с марксизмом, т. е. с «идейным коммунизмом». Не исключено, что здесь подразумеваются те публицистические выступления поэта, информация о которых до сих пор не обнаружена.

ВЛ, 1975, № 10, окт., с. 234 (в статье В. А. Вдовина «Материалы к творческой биографии С. Есенина»).

Печатается по подлиннику (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 236), представляющему собой типовой типографский бланк, заполненный рукой Есенина красными чернилами.

На этом же бланке перед текстом анкеты имеется следующее обращение за подписью: «Комитет Московского Союза Советских Журналистов»:

«Согласно постановления <так!> общего собрания Московского союза от 9 марта о реорганизации Союза Советских Журналистов на секционных началах, комитет Союза настоящим просит вас заполнить прилагаемую анкету и представить ее в кратчайший срок в комитет Союза по адресу: Рождественский бульвар, д. 12, Союз Советских Журналистов.

По получении заполненных анкетных бланков будут созваны общие организационные собрания секций для конструирования таковых, обсуждения и утверждения секционных уставов, выборов президиумов секций и представителей в общий совет Союза работников науки, искусства и литературы. В союзе организуются 4 секции по своим профессиональным особенностям: 1) советская секция писателей-художников и поэтов; 2) советская секция ученых и философов; 3) советская секция критиков, публицистов и журналистов и 4) советская секция журналистов и техников газетного дела.

Каждый член Советского Союза работников науки, искусства и литературы имеет право состоять в нескольких секциях, согласно специальностям, с правом решающего голоса в каждой из них, но в вопросах, касающихся всего союза, а также в выборах в учреждения, общие всему союзу, пользуется правом решающего голоса только в одной из секций» (выделено в источнике).

Датируется с учетом числа 9 марта (очевидно, 1919 г.: ср. с коммент. к предыдущему документу), содержащегося в предуведомлении к анкете и в силу этого определяющего нижнюю границу датировки.

Кроме того, на есенинской анкете имеется помета «Из архива т. Злинченко», выполненная его же рукой. Отсюда явствует, что документ попал к хранителям есенинского наследия непосредственно от журналиста и общественного деятеля К. П. Злинченко, который в 1919 г. был главным инициатором реорганизации Московского Союза Советских Журналистов в Союз работников науки, искусства и литературы. В его архиве отложилось более ста бланков анкет, заполненных теми, кто желал вступить в реорганизованный союз (см.: РГАЛИ, ф. 217, оп. 1, ед. хр. 184; ф. 1600, оп. 1, ед. хр. 13 и 23). Некоторые из них датированы числами первой половины апреля 1919 г., что, в свою очередь, определило верхнюю границу датировки комментируемого документа.

Союз советских журналистов был одним из первых всероссийских объединений литераторов, организовавшихся после окт. 1917 г. Сообщение о его создании было опубликовано в газ. «Правда» 20 авг. 1918 г. Как говорилось в уставе организации, «членом союза может быть каждый пишущий или работающий в органах советской печати, признающий и активно поддерживающий рабоче-крестьянскую власть» («Нормальный Устав Союза советских журналистов», М., 1919, с. 2). Его реорганизация, предполагавшаяся в марте-апр. 1919 г., так и не состоялась; более того, постановлением второго Всероссийского съезда коммунистического союза журналистов, прошедшего в начале мая 1919 г., все существующие в центре и на местах союзы журналистов были объявлены распущенными (подробнее см. указанную статью В. А. Вдовина — ВЛ, 1975, № 10, окт., с. 236–237).

Об участии Есенина в некоторых заседаниях той секции Союза, которую в данной анкете он кратко назвал «литературной», подробнее см. в коммент. к № III-7 (1918 г.) и III-9 (1919 г.) наст. раздела.

Это первая известная ныне анкета, заполненная Есениным. Еще одна — для членов Всероссийского союза поэтов — была заполнена им в авг. 1923 г. (см. наст. раздел, № I-24). В. Г. Белоусов воспроизводит факсимиле анкеты для членов этого Союза, заполненной якобы Есениным 18 нояб. 1924 г. (Хроника, 2, 224–225). Однако анализ почерка показывает, что она была заполнена и подписана Г. А. Бениславской: поэт не мог этого сделать — он в это время находился на Кавказе (см.: Хронологическая канва — наст. изд., т. 7, кн. 3).

Целый ряд анкет со слов Есенина в 20-е годы был заполнен другими лицами и лишь подписан поэтом (см. коммент. к подразделу III наст. раздела).

В этих документах, а также в удостоверении личности (на франц. яз.) для поездки в Германию, полученном от префекта полиции Парижа (см. наст. раздел, № III-21), и в медицинской карте, заполненной врачом в февр. 1925 г. (ГЛМ), содержится целый ряд сведений о поэте. Они не только подтверждают имеющиеся автобиографические данные, но и дополняют их новыми, отсутствующими в остальных источниках.

Извест<ия> ВЦИК и издат<ельство> ВЦИК. — В авг.-окт. 1918 г. Есенин напечатал свои произведения в «Известиях ВЦИК» («Иорданская голубица», «Гаснут красные крылья заката...», «Край ты мой заброшенный...»), а издательство ВЦИК приняло решение издать сборник стихов «Явь», одним из участников которого был поэт (вышел в 1919 г.).

Г. Ф. Устинов вспоминал, что издательство ВЦИК «купило у Есенина томик стихов, а у меня два тома рассказов. Издательство деньги нам выдало, но не издало ни строки ни у меня, ни у Есенина» (САЕ, с. 152). Эти слова имеют документальное подтверждение — 21 февр. 1919 г. Есенин получил в кассе издательства ВЦИК 15000 руб., а Г. Ф. Устинов — 10000 руб. (ГАРФ, ф. 395, оп. 6, ед. хр. 6, л. 17, об.). Деньги были выданы поэту за представленный в издательство сборник «Стихи и поэмы о земле русской, о чудесном госте и невидимом граде Инонии»; подробнее об этом см. статью С. И. Субботина «К истории деловых отношений Есенина с издательством ВЦИК и Госиздатом РСФСР (1919–1922 годы)» (сб. «Новое о Есенине. 4», М.: Наследие, 2000, с. 148–149). Позднее, в мае 1919 г., издательство ВЦИК приняло к печати еще один сборник стихов Есенина — «Звездное стойло» (см. № 13 наст. подраздела и коммент. к нему), который также не вышел в свет.

Есенин 5 (1962), с. 134.

Печатается по автографу (РГАЛИ, ф. 589, оп. 2, ед. хр. 1, л. 7), исполненному на бланке: «Профессиональный Союз Поэтов. Тверская, 18. Телеф. 5-68-29». Под есенинским текстом — приписка рукой А. Б. Кусикова: «Изданы 5 книг. Адрес на заявлении Кусикова». Последние три слова приписки зачеркнуты и вместо них рукой И. С. Рукавишникова написано: «Арбат. Б. Афанасьевск<ий>, 30, кв. 5». По этому адресу Есенин проживал тогда на квартире Кусиковых.

На аналогичном заявлении А. Б. Кусикова с той же датой, написанном на таком же бланке (РГАЛИ, ф. 589, оп. 2, ед. хр. 1, л. 11), стоят рекомендательные подписи Д. Туманного и И. Рукавишникова. На заявлении Есенина рекомендательных подписей нет.

Устав Дворца Искусств (Федерального Союза Дворцов и Домов Искусств РСФСР) был разработан И. С. Рукавишниковым, принят на учредительном собрании 30 дек. 1918 г. и утвержден Народным комиссариатом по просвещению 12 янв. 1919 г. (РГАЛИ, ф. 589, оп. 1, ед. хр. 1; также газ. «Искусство», М., 1919, 1 апр., № 5). Целями Федерации являлись:

«1. Развитие и процветание научного и художественного творчества;

2. Объединение деятелей искусства на почве взаимных интересов для улучшения труда и быта».

В Уставе говорилось, что Федерация Дворцов Искусств состоит в ведении Наркомпроса и возглавляется Московским Дворцом Искусств. Далее отмечалось:

«Ради сплоченности работников искусств, а также для решения как общих вопросов искусств и науки, так и профессионально-технических и организационных, московский Дворец Искусств устраивает съезды членов Федерации по программе, утвержденной Наркомпросом».

Для провинциальных членов Федерации московский Дворец Искусств, согласно Уставу, обязан был организовывать «концерты, лекции, музыкальные вечера и т. п., заботясь приисканием соответствующих гастролеров, ведя с ними переговоры, поддерживая переписку с другими дворцами».

Андрей Белый, игравший активную роль в работе этого учреждения, писал в 1919 г.: «В Москве начал свою деятельность “Дворец Искусств”, возникший при Комиссариате Народного Просвещения; задания “Дворца Искусств” широки; <...> во “Дворце Искусств” 4 отдела: литературный, художественный, музыкальный и историко-археологический; “Дворец Искусств” устраивает литературно-музыкальные вечера, лекции, рефераты, дискуссии; он открывает филиальные отделения в провинции <...> в инициативную группу “Дворца Искусств” вошел ряд художников, поэтов, музыкантов и беллетристов, как-то: И. С. Рукавишников, В. И. Иванов, Г. И. Чулков, М. Криницкий, Андрей Белый, М. В. Сабашникова, <К. Ф.> Юон и пр.» (Андрей Белый и Иванов-Разумник: Переписка, с. 181).

Еще за месяц до подачи вступительного заявления в эту организацию, 27 марта 1919 г., Есенин поставил свою подпись под приветственным адресом М. Горькому в связи с его 50-летием от членов и гостей Дворца Искусств (текст см. наст. раздел, № II-8). А через два дня после принятия в литературный отдел Дворца, вместе с М. Цветаевой, К. Бальмонтом, П. Карповым, И. Рукавишниковым и другими членами Дворца Искусств, Есенин читал стихи на вечере поэтов, посвященном «Празднику труда» (газ. «Вечерние известия Московского совета рабочих и красноармейских депутатов», 1919, 3 мая, № 231).

3 июля 1919 г. Есенин и П. Н. Зайцев рекомендовали кандидатами в члены Дворца Искусств Н. И. Колоколова (см. наст. раздел, № III-11). А вместе с А. Б. Мариенгофом Есенин рекомендовал в члены этого творческого объединения И. В. Соколова, Р. Ю. Рока, М. Д. Ройзмана (см. наст. раздел, № III-10, 12 и 14).

На собрании литературного отдела Дворца, состоявшемся 14 июня 1920 г., были внесены изменения в правила зачисления в члены этой организации. В протоколе собрания третьим пунктом было записано:

«Рассмотрев имеющиеся заявления о зачислении в члены Дворца Искусств, зачислить действительными членами лиц, желательность и полезность коих не подлежит сомнению» (РГАЛИ, ф. 589, оп. 1, ед. хр. 5, лл. 8 и 9).

Исходя из этого положения, Есенин вместе с Вяч. Ивановым, К. Бальмонтом, Г. Чулковым, М. Гершензоном, А. Кожебаткиным и др. вошел в число 22-х действительных членов. Остальным же, подавшим заявления о зачислении, необходимо было для баллотирования в кандидаты в члены Дворца Искусств принимать активное участие в работе объединения, выступать на вечерах, предоставлять для просмотра печатные труды и т. п. В кандидаты принимались лица, имевшие на заявлении две подписи рекомендующих, а для зачисления в действительные члены необходимо было набрать уже пять подписей. Есенин, как отмечалось выше, был зачислен действительным членом без рекомендаций.

Дворец Искусств предполагал заниматься активной издательской деятельностью. В одной из хроникальных заметок сообщалось: «Кроме выпущенного уже сборника стихотворений своего “коменданта”, поэта Ивана Рукавишникова, книга XVIII, в ближайшее время выходит новая пьеса Наркома А. В. Луначарского “Иван в раю” <...>. Следующей книжкой выйдет “Первый сборник стихов Дворца Искусств”. Сюда войдут стихотворения следующих поэтов: С. Абрамова, К. Бальмонта, Андрея Белого, Сергея Боброва, К. Большакова, С. Буданцева, Екатерины Волчанецкой, Сергея Есенина, Вячеслава Иванова, Рюрика Ивнева, Веры Ильиной, Василия Ка<з>ина, В. Каменского, Пимена Карпова, Николая Колоколова, Любови Копыловой, М. Марьяновой, Веры Меркурьевой, В. Милиотти <так!>, Н. Минаева, Ольги Мочаловой, Надежды Павлович, Анны Присмановой, А. Ремизова, А. Решетова, И. Рукавишникова, Сергея Спасского, Д. Туманного, В. Хлебникова, Марианны <так!> Цветаевой, Георгия Чулкова» (журн. «Вестник литературы», Пг., 1920, № 4/5, с. 17). Однако единственным изданием Дворца Искусств осталась книга И. Рукавишникова.

17 июля 1920 г. Андрей Белый так охарактеризовал обстановку в этой организации: «“Дворец Искусств” устраивает диспуты в театре “Зон”; на последнем диспуте “Преемственность Культур” было до 1000 человек народу (очевидно, они взяли пример с “Вольфилы”, но до чего дух. не вольфильский!); публика — сера, малокультурна сравнительно с Петроградом; всюду — Луначарский, который говорит много, красиво, с успехом на какие угодно темы...» (Андрей Белый и Иванов-Разумник: Переписка, с. 207; выделено автором).

Есенин значился среди членов Дворца Искусств до янв. 1921 г. 9 февраля того же года в заседании № 3 (400) состоялось постановление коллегии Наркомпроса о закрытии организации «ввиду несоответствия деятельности Дворца Искусств задачам Наркомпроса и неоднократного нарушения <...> отчетного порядка» (ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 66, л. 71). О Дворце Искусств см. также статью А. А. Евстигнеевой «Особняк на Поварской (из истории Московского Дворца Искусств)» (сб. «Встречи с прошлым», М., 1996, вып. 8, с. 116–140).

Есенин 5 (1962), с. 134.

Печатается по ксерокопии автографа (частное собрание, г. Москва). В 1960-е годы автограф находился на государственном хранении: ЦГАОР (ныне ГАРФ), ф. 395, оп. 1, ед. хр. 16, л. 48. Ныне его местонахождение неизвестно.

Датируется в соответствии с пометой на заявлении рукой неустановленного лица: «20 Августа 1919 г.». Кроме того, на документе имеется штамп Госиздата РСФСР с входящим номером (№ 2128) и датой (22/VIII 1919 г.).

Здесь же — справка рукой управляющего делами агитационно-пропагандистского отдела Госиздата А. М. Росского: «Книга Есенина “Звездное стойло” действительно значится в списке принятых к печати материалов беллетристической редакцией изд-ва В. Ц. И. К.». Очевидно, руководство Госиздата сочло эту информацию недостаточной и потребовало официального ее подтверждения, поскольку 26 авг. за подписью ученого секретаря агитпропотдела издательства А. А. Дивильковского «наверх» была подана специальная развернутая справка:

«Подтверждаю, что в списке “принятых к печати беллетристических, стихотворных и драматических произведений”, оставленном мне тов. Касаткиным, как заведовавшим литературно-худож. отделом Издательства В. Ц. И. К., значится и сборник стихов тов. ЕСЕНИНА “Звездное стойло”, размером сто пятьдесят четыре страницы (154 стр.). Оплата, по моему мнению, должна быть обычная для стихов» (ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 27, л. 9; выделено в источнике).

После этого, 27 авг., заместитель заведующего Госиздатом Н. К. Клышко направил в литературно-художественный отдел издательства отношение: «Государственное издательство просит срочно дать заключение об имеющейся у Вас рукописи Есенина “Звездное стойло”, принятой издательством В. Ц. И. К.» (ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 24, л. 195).

2 сент. Ю. К. Балтрушайтис, заменявший тогда ученого секретаря литературно-художественного отдела Госиздата, ответил руководству издательства:

«В ответ на Ваше отношение от 27/8 с. г. <...> сообщаем, что Редакционная Коллегия Литературно-Художественного Отдела постановила принять рукопись ЕСЕНИНА “Звездное стойло” и просит выдать тов. ЕСЕНИНУ гонорар» (ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 27, л. 18; выделено в источнике).

3 сент. Н. К. Клышко наложил на этот документ резолюцию, адресованную главному бухгалтеру издательства М. И. Быкову: «Составить счет, представить на утверждение и уплатить». Затем в технической части издательства было подсчитано, что «в рукописи С. Есенина “Звездное стойло” имеется 1930 строк» (там же, л. 51), и в бухгалтерию был направлено распоряжение:

«№ 2766 Сентября 5 <191>9

Государственное Издательство просит уплатить тов. ЕСЕНИНУ за его рукопись “ЗВЕЗДНОЕ СТОЙЛО” гонорар из расчета ПЯТИ руб. за строку, всего за 1930 строк сумму в размере 9650 руб., а за вычетом ранее полученного аванса в размере 6000 руб., всего ЕСЕНИНУ причитается получить ТРИ ТЫСЯЧИ ШЕСТЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ рублей...» (ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 27, л. 17; выделено в источнике).

В тот же день «по отн. за № 2766 за <...> рукопись “Звездн. стойло”» Есенин получил указанную сумму в кассе Госиздата (ГАРФ, ф. 395, оп. 6, ед. хр. 15, л. 50).

Состав сборника «Звездное стойло» неизвестен.

Есенин 5 (1962), с. 135.

Печатается по автографу (ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 16, л. 132).

Датируется в соответствии с имеющимся на документе штампом Госиздата с входящим № 4203 и датой: «13/X 1919 г.». Здесь же — помета рукой неустановленного лица: «1919, окт.».

В. А. Вдовин обратил внимание на то, что «под заявлением рукой Есенина был написан текст, от которого остались лишь следы <...> строки» (Есенин 6 (1980), с. 289), заметив далее, что ее содержание «установить не удалось». Между тем первые два слова этой строки читаются уверенно — «Лето от». После них отсутствует часть листа, на которой уместилось бы 8–10 букв, написанных почерком Есенина. Затем следует слово (либо часть слова) «Бог».

Исходя из этого, резонно предположить, что вслед за своей подписью на заявлении Есенин проставил его дату в таком виде: «Лето от <рождества> Бог<а-Слова. и т. д.>». Схожая ориентация на обозначение даты в духе русского средневековья практиковалась поэтом и раньше — см. его инскрипты 1916-го года Н. А. Котляревскому и Н. А. Клюеву (наст. изд., т. 7, кн. 1). От последнего, скорее всего, и была «унаследована» Есениным эта стилизация даты: ср., напр., с концовкой инскрипта Н. А. Клюева А. М. Ремизову: «...лето от рожества Бога-Слова 1913» («Книги и рукописи в собрании М. С. Лесмана», М., 1989, с. 110).

Упоминание Бога в официальном заявлении, поданном в государственное учреждение РСФСР, выглядит подчеркнуто демонстративным (особенно в свете тогдашних богоборческих действий Советской власти — вскрытия мощей русских святителей и т. д.) и, без сомнения, тесно связано с изложенным в этом заявлении решением поэта не издавать книгу «Звездное стойло» в Госиздате.

Слова заявления, что книга «нуждается во многом исправлении и пересмотре», скорее всего, восходят к официальному мнению самого издательства; ср. их с фрагментом исполненного по просьбе Госиздата отзыва А. Серафимовича о другом сборнике Есенина того же 1919 г. «Стихи и поэмы о земле русской, о чудесном госте и невидимом граде Инонии»: «...что особенно делает неприемлемым — постоянные образы религиозные <...> Можно выбрать часть стихотворений» (ГАРФ, ф. 395, оп. 9, ед. хр. 16, л. 138; Есенин 5 (1962), с. 338). Возможно, именно этот эпизод имел в виду В. Г. Шершеневич, когда в своем открытом письме Есенину отметил, обращаясь к нему: «...мне Толя <Мариенгоф> рассказывал, что когда Госиздат захотел тебя переиздавать, то он выкинул и вычеркнул всюду слово “Бог”» (в его кн. «Шершеневич жмет руку кому», [М., 1921]; цит. по: Шершеневич В. Листы имажиниста. Ярославль, 1997, с. 445).

Непосредственный отклик руководства Госиздата на данное заявление Есенина неизвестен, ибо соответствующие документы в издательском архиве (ГАРФ) не обнаружены (главная причина этому — отсутствие в нем большинства документов второй половины окт. — первой половины нояб. 1919 г.). Однако есть данные, позволяющие утверждать, что стороны тогда все же пришли к согласию.

Вскоре после подачи комментируемого заявления — а именно, 17 окт. 1919 г., — «по заявл<ению> от 16 с/м за № 4357» Есенин получил в кассе Госиздата «дополн<ительный> гонор<ар> за кн. “Звездное стойло” — 2910 <р.>» (ГАРФ, ф. 395, оп. 6, ед. хр. 15, л. 100).

К сожалению (по причине, которая уже указывалась), упомянутое заявление поэта в Госиздат от 16 окт. 1919 г. разыскать не удалось. Однако отметим, что после выплаты Есенину этого «дополн<ительного> гонор<ара>» упоминание заголовка «Звездное стойло» в служебных документах издательства прекращается, но появляется название другой книги поэта — «Телец». Подробнее об этом см. коммент. к следующему документу — № 15.

ВЛ, 1969, № 7, июль, с. 251, в статье Е. А. Динерштейна «Неосуществленное начинание С. Есенина», с неточностями.

Печатается по машинописной копии (ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 109, л. 101). Копия имеет пометы рукой одного и того же лица: «Копия»; «С подлинным верно. За секретаря: Новицкая». Заверительная подпись на документе скреплена печатью: «Московский Совет Рабоч. и Красноарм. Депутатов. Отдел Печати». Кроме того, на заявлении имеется штамп Госиздата с входящим № 1468 и датой: «19/11 20 г.».

Датируется по письму отдела печати Моссовета в Госиздат за № 8910 от 18 февр. 1920 г.:

«Заведующему Государственным Изд-вом

тов. Воровскому

М. Никитская, 6

Отдел Печати М. С. Р. и К. Д. при сем препровождает Вам копию ходатайства Кн-ва “ЗЛАК” — автора-издателя С. А. Есенина о разрешении издать следующие книги <далее следует тот же перечень книг Есенина, что и в его заявлении>.

Бумага для издания этих книг имеется.

Со стороны Отдела Печати препятствий к изданию не встречается.

Заведующий Отделом Печати: Ангарский»

(Есенин 6 (1980), с. 292; печатается по подлиннику — ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 109, л. 100; выделено в источнике).

В то время разрешение на выпуск печатной продукции негосударственными издательствами требовало обращения в две инстанции. Вначале отдел печати Моссовета выдавал ходатаю соответствующий первичный документ по форме, приведенной выше. Затем необходимо было получить окончательное разрешение в Госиздате, который одновременно распоряжался о выдаче соответствующего «наряда на типографию». Извещения об этих разрешениях представляли собой специальные типографские бланки, заполнявшиеся и подписывавшиеся руководством Госиздата.

Извещение, подготовленное издательством для Есенина (23 февр. 1920 г. за № 1572), первоначально имело вид:

«На вх. № 1468

Изд-ву “Злак”

Богословский пер., 3, кв. 11

Копия: в Отд. Печати, Неглинн. пр., 9

Государственное Издательство извещает Вас, что разрешение на печатание издаваемой Вами книги Есенина “Радуница”, “Преображ.”, “Телец”, “Словесн. орнамент.” послано февраля “ ” дня 1920 года за № в Московский Полиграфический Отдел (Рождественский бульвар, д. № 12), куда Вам и следует обратиться за нарядом на типографию. Бумага Ваша.

Заведующий Государственным Издательством Управляющий делами»

(ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 126, л. 114).

Однако затем название «Телец» из извещения было вычеркнуто, и в таком виде документ был отослан ходатаю. Причина запрета обозначена в отношении № 1591, направленном Госиздатом в отдел печати Моссовета в тот же день:

«В связи с Вашим отношением от 18-го февр. с/г Государственное Издательство напоминает Вам, что в свое время ЕСЕНИН передал свою книгу “Телец” в Государственное Издательство, теперь же собирается издавать ее в своем издательстве, т. е. совершает контрафакцию, которая карается уголовным законом» (Есенин 6 (1980), с. 292; печатается по копии документа — ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 126, л. 126; выделено в источнике).

Сдача «Тельца» в Госиздат произошла не позднее 24 нояб. 1919 г., поскольку в этот день поэт получил в издательской кассе «по отн. от с/ч за № 6798 за кн. “Телец” 10048 <руб.>» (ГАРФ, ф. 395, оп. 6, ед. хр. 15, л. 136).

Согласно записям в кассовых книгах «счетов сотрудников Госиздата РСФСР и авторов произведений» за июль-дек. 1919 г., в этот промежуток времени Есенину было выдано 2500+1000+3650+2910+10048=20108 руб. (ГАРФ, ф. 395, оп. 6, ед. хр. 14, л. 1 и 6; там же, ед. хр. 15, л. 50, 100 и 136). Кроме того, из заявления Есенина (см. № 13 наст. подраздела и коммент. к нему) явствует, что Госиздатом был учтен также аванс, полученный поэтом в мае 1919 г. от издательства ВЦИК за книгу «Звездное стойло», в размере 6000 руб., т. е. всего в мае-дек. 1919 г. он получил в государственной издательской кассе 26108 руб.

Недавно было установлено, что макет невышедшей книги Есенина «Руссеянь» 1920-го года (ИМЛИ) содержит полное оглавление сборника «Телец» (наблюдение А. А. Козловского; наст. изд., т. 1). С помощью этого оглавления было подсчитано, что число строк в «Тельце» (с учетом названий произведений и разделов книги) — 2611. Проверка подсчета была произведена также и по верстке «Тельца», введенной в научный оборот в самое последнее время (ее описание см. наст. изд., т. 7, кн. 3); число строк в ней оказалось таким же.

Из сопоставления уплаченной поэту в 1919 г. суммы (26108 руб.) с числом строк «Тельца» (2611) очевидно, что Госиздат рассчитался с Есениным по гонорарной ставке в 10 руб. за строку. При этом расчете были учтены все выплаты автору, предшествовавшие последнему платежу в 10048 руб. от 24 нояб. 1919 г. Помимо всего прочего, это означает, что в процессе подготовки и сдачи «Тельца» в печать вопрос об издании книги «Звездное стойло» был окончательно снят с повестки дня.

Полностью расплатившись с Есениным за «Телец», Госиздат уже через несколько дней запустил книгу в набор: с 27 по 30 нояб. во 2-й Государственной типографии были набраны первые ее пол-листа (ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 40, л. 199). Однако затем дело, по-видимому, застопорилось, и это вынудило Есенина просить у тех же государственных инстанций разрешения на издание «Тельца» своими силами, в чем ему было отказано.

В конце концов, «Телец» был все же набран полностью, и в нояб.-дек. 1920 г., уже при новом руководстве Госиздата, прошло обсуждение книги в заседании распорядительной комиссии издательства. 17 нояб. комиссия постановила: «Переговорить с автором», а 10 дек. ему было отправлено приглашение прийти для беседы в Госиздат (соответствующие документы см.: Есенин 6 (1980), с. 293).

Позднее В. Г. Шершеневич так вспоминал об эмоциональном состоянии Есенина сразу после этих «переговоров»:

«Произошла какая-то очередная смена заведующих, и оказалось возможным выпустить в Госиздате книгу Есенина. <...> Сережа <...> ежедневно бегал надоедать: готова ли корректура? <...> Наконец на завтра Есенин был приглашен в Госиздат: подписать последнюю корректуру. Авторскую.

Я случайно встретил Есенина у Никитских ворот. Он несся из Госиздата. Несся, конкурируя в быстроте с трамваем и легко оставляя за флагом извозчиков. Он меня не заметил. Я его остановил. На мой вопрос: “Ну, как?” — Есенин выпалил по адресу Госиздата несколько не очень вразумительных, но вполне матерных выражений и понесся дальше.

Что же оказалось?

В Госиздате из книги выкинули из есенинских стихов все слова “бог”, а “бога” там было немало! Где нельзя было выкинуть слово, выкидывали целое стихотворение, следуя принципу, что из песни слово не выкинешь, но из-за слова можно выкинуть песню.

Из остатков получилась тощая книжица с безразмерными строками, похожими на чьи угодно, только не на четкие есенинские размеры.

Так <...> книжка и не вышла и брак не состоялся. Сергей еще долго по адресу Госиздата вспоминал если не всех родителей, то женскую линию в самых причудливых вариациях» (Мой век, с. 574–576).

Более подробно о «Тельце» и «Звездном стойле» см. также статью С. И. Субботина «К истории деловых отношений Есенина с издательством ВЦИК и Госиздатом РСФСР (1919–1922 годы)» (в кн. «Новое о Есенине. 4», М.: Наследие, 2000, с. 148–169).

Разрешенные Госиздатом к выпуску в свет книги «Радуница» и «Преображение» вышли в свет в конце 1920 г. (с датой на обл.: «1921») под маркой другого издательства — «Имажинисты». В заседании президиума центральной учетно-распределительной комиссии при Госиздате 26 нояб. 1920 г., согласно протоколу № 54, было распределено 2000 экз. П₂₁. В другом заседании того же органа 20 дек. 1920 г. по протоколу № 63 было распределено 4500 экз. Р₂₁ (ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 7, л. 104 и 118). Третья из разрешенных Госиздатом к выпуску книг — «Словесная орнаментика» — в свет не выходила. Под маркой издательства «Злак» была выпущена только одна книга Есенина — Т₂₀.

Публикуются впервые.

Печатаются по автографам (ЦА ФСБ РФ, архивное дело № Р-22343). Написаны черными чернилами на листах бумаги размерами (в мм) — 229×169 (а) и 235×170 (б).

Датируются по местонахождению (см. ниже).

Документы были изъяты у Есенина при его задержании сотрудниками Московской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности (МЧК) на квартире братьев Кусиковых в ночь с 18 на 19 окт. 1920 г.: в протоколе обыска указано, что «взято для доставления» в МЧК «у гр. Есенина документы» (подробнее см. ниже, № III-16 наст. раздела).

В описи бумаг, содержащихся в деле № Р-22343, под № 7 значится: «Пакет с документами». На конверте шариковой ручкой розового цвета (т. е. совсем недавно) было написано, что в нем находились документы поэта: 1) копия удостоверения на имя Есенина С. А. от 11/XI-19 г. за № 3174; 2) удостоверение на имя Есенина С. А. от 5/VII-20 г. за № 6879; 3) удостоверение на имя Есенина С. А. от 3/IX-20 г. за № 3695; 4) два экземпляра счета издательства «Див» на оплату 6000 экз. второго сборника имажинистов «Конница бурь» агентством «Центропечать»; 5) вырезка из газ. «Рабочий край» (Иваново-Вознесенск, 1920, 11 марта) с рец. Д. Семёновского на сб. «Плавильня слов»; 6) вырезка из неустановленного издания с краткими отзывами Р. Эркмана на кн. Т₂₀ и книгу стихов А. Кусикова «Сумерки» (М.: Чихи-Пихи, 1919).

Из этого перечня в архивном деле ныне имеются лишь вырезки с рецензиями и написанные Есениным счета. Местонахождение первых трех документов, обозначенных в описи, неизвестно. В то же время в деле отсутствует и расписка поэта в том, что при освобождении ему были возвращены изъятые у него бумаги. Заметим, что аналогичные расписки А. Кусикова (как за себя, так и за брата) сохранились. Весьма вероятно, что Есенин и не пытался вернуть из ЧК свои документы.

Согласно протоколу допроса поэта в ВЧК от 24 окт. 1920 г., он, по возвращении из трехмесячной поездки на Кавказ, «к Кусиковым зашел, как к своим старым знакомым, и ночевал там, где и был арестован» (наст. кн., ниже). То, что это было первое посещение Есениным квартиры своего друга осенью 1920 г., подтверждается донесениями секретного сотрудника секретно-оперативного отдела ВЧК Евгения Сергеевича Шейдемана (кличка «Орлов»), имеющимися в деле № Р-22343. С 12 сент. по 26 окт. 1920 г. Шейдеман тщательно фиксировал в своих сообщениях в ЧК всех посетителей квартиры, где жили Кусиковы. Имя Есенина впервые появляется в его донесении от 19 окт.: «Сегодня ночью по ордеру ОО <Особого Отдела> ВЧК арестованы старик Кусиков <которого, по донесению осведомителя от 20 окт., “не взяли, а держат под домашним арестом”>, Александр и Рубэн Кусиковы, Ибрагим Шериков <служащий Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, приятель бр. Кусиковых, по свидетельству Шейдемана, сразу же освобожденный> и поэт Есенин» (выделено в подлиннике).

В донесении от 20 окт. (№ 70) Шейдеман сообщал: «...сегодня старик Кусиков, несмотря на то, что у него сидела засада, умудрился переслать два письма. Одно — через свою прислугу. Она вышла с конвоиром якобы за хлебом и пошла напротив в д. 29 к А. Б. Трумм <урожд. Кусиковой, дочери Б. К. Кусикова>, которой и передала письмо. Второе письмо было им послано той же Трумм между 6-ю и 8-ю часами вечера через какую-то барышню из Центропечати, которая заходила к Кусиковым...».

Не исключено, что «барышня из Центропечати» приходила на квартиру Кусиковых именно к Есенину. По-видимому, поэт, оставив в агентстве адрес, где его можно было найти в те дни, попросил прислать кого-нибудь из служащих «Центропечати» за счетами, которые он должен был подготовить. Документы были подготовлены, но в «Центропечать» так и не попали.

Сведения о возобновлении публикуемых счетов и о том, состоялась ли все-таки покупка «Центропечатью» второго сборника «Конница бурь», не выявлены.

Заметим, что эта книга вышла из печати до 18 мая 1920 г. (Юсов-94, с. 81), а ее регистрация в «Книжной летописи» произошла в сент. 1920 г. (№ 36 от 28 сент., позиция № 01277), так что за время с мая по окт. часть тиража книги уже могла быть реализована. Отсюда явствует, что предложенные Есениным к продаже в «Центропечать» 6000 экз. второго сборника «Конница бурь» полным его тиражом не являются.

Публикуется впервые.

Печатается по машинописной копии (ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 194, л. 121), заверенной подписью заведующего отделом общей канцелярии «Центропечати» и гербовой печатью этой организации.

Судя по копии, на счете Есенина были пометы еще двух лиц: «Сумма Руб. 270.000 — верна и подлежит оплате полностью. А. Васильев. 22/XII-1920 г.»; «Означенные в сем счете книги приняты на Центральный склад 22 декабря 20 г. по акту № 517. В. Карчагин. 23/XII-1920 г.».

Датируется по этим пометам.

А. М. Сахаров вспоминал:

«Распространялись книги удивительным способом.

Я присутствовал однажды при таком случае.

Есенин находится в кабинете Малкина, заведующего Центропечатью. Есенин предлагает купить книгу. Малкин отказывается. Есенин настойчиво убеждает. Между ними происходит приблизительно следующий разговор:

— Книжка напечатана? Напечатана, — задает и отвечает на свой вопрос Есенин. — Магазинов нет? Кто занимается распространением литературы? Ты? Распространяй.

Малкин, человек очень мягкого характера, улыбаясь, отмахивается от Есенина, берет предложение и кладет резолюцию “приобрести”. Следующая инстанция — заведующий книжным складом Пигит. Есенин считал его человеком жестким и всегда ходил к нему с книжечкой с автографом и убеждал.

Убеждение состояло в том, что Есенин вперял в стоящего перед ним беспокойно-молящий взгляд, от которого все внутри переворачивалось, и тот был побежден. <...> Выходим из Центропечати. Есенин ликует.

— Вот видишь! Малкин у меня всегда купит. Это мой друг. <...>

“Прекрасный человек” — вот характеристика, которую Сергей Александрович никогда не изменял о Малкине...» (журн. «Знамя», М., 1996, № 8, авг., с. 175–176).

Покупка агентством «Центропечать» почти половины тиража Р₂₁ (о тираже книги в целом см. коммент. к № 15 наст. подраздела) стала главным поводом для обращения руководства Госиздата (в лице заместителя заведующего издательством Д. А. Вейса) к заместителю народного комиссара по просвещению Е. А. Литкенсу с жалобой от 28 февр. 1921 г.:

«Осенью прошлого года Государственное Издательство натолкнулось на целый ряд неправильных расчетов, производимых Центропечатью с частными издательствами.

Ввиду этого Государственное Издательство 13 ноября отправило Центропечати телефонограмму с предложением прекратить оплату счетов частных издательств. <...>

Тем не менее Центропечать <...> снова самостоятельно оплатила 3 счета — книгоиздательства имажинистов и Сытина, причем по отношению к имажинистам была допущена явная незаконность, т. к. на обложке <Р₂₁> цена не проставлена и уплаченная цена 135 руб. является явно преувеличенной.

Ввиду этого Государственное Издательство просит Вас положить конец незаконным действиям Центропечати и самым категорическим образом запретить им оплачивать какие бы то ни было счета частным издательствам» (ГАРФ, ф. 557, оп. 1, ед. хр. 486, л. 58).

Резолюция Е. А. Литкенса гласила: «Предписываю тов. Малкину дать объяснения, предъявить все материалы и самые издания, оплаченные Центропечатью» (там же). В тот же день Б. Ф. Малкину было отправлено из Наркомпроса отношение № 253 аналогичного содержания.

5 марта 1921 г. заведующий «Центропечатью» дал ответ заместителю наркома:

«На отношение Ваше (№ 253) считаем нужным сообщить, что “Центропечать” рассчитывалась в 1920 г. исключительно лишь за те издания, которые были ею заказаны у издательств еще до разграничения функций “Центропечати” и Госиздата в отношении приобретения литературы, хотя они и поступали в “Центропечать” несколько позже.

Все же остальные счета направлялись “Центропечатью” для оплаты непосредственно в Госиздат.

Экземпляры изданий, указанные в Вашем отношении, прилагаем при сем» (ГАРФ, ф. 557, оп. 1, ед. хр. 48б, л. 66).

Благодаря этой возникшей административной коллизии и был сохранен (в копии) комментируемый счет Есенина. Обследование архива «Центропечати» (ГАРФ, ф. 557) показало, что финансовые документы подобного рода отсутствуют там вообще; очевидно, для длительного хранения они не предназначались.

РА, 1976, № 3, с. 168, в статье А. Г. Варшавского и Н. И. Хомчук «К биографии Сергея Есенина (Зинаида Райх и Сергей Есенин)», с неточностями.

Печатается по копии рукой неустановленного лица (РГАЛИ, ф. 190, оп. 2, ед. хр. 25). Судя по источнику текста, на автографе заявления Есенина была следующая заверительная надпись: «Подпись руки Сергея Есенина домовый комитет дома № 3 по Богословскому пер., 2 Тверской Комиссариат, удостоверяет. 24 февраля 1921 г. Предомкома Г. Крюков. Г. Москва». Сделанная с подлинника копия была заверена уже в г. Орле: «1921 г. сентября 17 дня НарСуд<ья> 3 участка г. Орла свидетельствует тождественность настоящей копии с подлинным. Нар. Судья <подпись>. Секретарь <подпись>». И наконец, источник текста сопровожден словами: «Верность настоящей копии с копии, имеющейся в деле Нарсуда 14 участка, заявления С. Есенина свидетельствует 1921 г. октября 5 дня Б. Лебединский». У последней подписи — гербовая печать: «Российская социалист. федер. Советская Республика. Местн. Народ. Суд 14 уч. Орлов. Судебн. Округа».

Эта «копия с копии», вероятно, восходит к материалам архива В. Э. Мейерхольда и З. Н. Райх. Подлинник заявления Есенина, скорее всего, утрачен.

Сохранилось (также в копии) определение орловского суда по этому бракоразводному делу, принятое 5 окт. 1921 г.:

«<...> Народный судья 14 участка Орловского судебного округа в открытом судебном заседании в составе: настоящего судьи Б. Я. Лебединского, рассмотрев бракоразводное дело по ходатайству гр. Зинаиды Николаевны Есениной о расторжении брака с мужем Сергеем Александровичем Есениным и принимая во внимание заявление просительницей ходатайства представленным документам, заочно определил: брак гр. Зинаиды Николаевны Райх с гр. Сергеем Александровичем Есениным, совершенный причтом Кирико-Ииулитовской <так!> церкви Вологодского уезда 4 августа <так!> 1917 года, расторгнуть. З. Н. Есениной впредь носить фамилию “Райх”. Малолетних детей Татьяну трех лет и сына Константина 1 года оставить на попечение матери. Предоставить право Есениной обратиться в соответствующий Нарсуд с ходатайством о взыскании с Есенина расходов на содержание детей, оставив в настоящем заседании ходатайство ее о сем без рассмотрений. Копию сего определения сообщить ответчику Есенину и по вступлении его в законную силу в О. З. А. Г. С. Вологодского уезда» (РЛ, 1976, № 3, с. 168, с многочисленными неточностями, исправленными здесь по источнику: РГАЛИ, ф. 190, оп. 2, ед. хр. 25).

Публикуя эти документы, Л. Г. Варшавский и Н. И. Хомчук дали такое пояснение:

«Мотивы расторжения брака не указаны. На некоторые вопросы, возможно, помогло бы ответить заявление Зинаиды Николаевны, упоминаемое в решении, но попытка обнаружить в Орле дополнительные документы оказалась тщетной: архив суда за трудный 1921 год не сохранился (ответ на запрос А. Г. Варшавского, данный областным отделом юстиции 5 апреля 1974 года)» (РА, 1976, № 3, с. 168).

Хроника, 2, 244.

Печатается по автографу (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 39, л. 3).

Датируется в соответствии с пояснением С. А. Толстой-Есениной (см. ниже).

Текст написан чернилами на неровно оборванном отдельном листке из тетради в линейку. Здесь же, но как бы на обороте сложенного вдвое листка, рукой С. А. Толстой-Есениной карандашом сделана следующая запись:

«В 1921 г. я была с друзьями в “Стойле Пегаса”. Там выступал Есенин. Меня поразило его чтение, и я очень хорошо его запомнила. Но мы не познакомились тогда. Уже после его смерти в своих старых бумагах я нашла этот пропуск на тот вечер и узнала почерк Есенина». Более конкретные сведения об этом событии не выявлены.

«Стойло Пегаса» — кафе имажинистов; открылось в нояб. 1919 г. в помещении известного до революции актерского кафе «Бом» — Тверская, д. 31 (примерно на месте современного д. 17).

Есенин 6 (1980), с. 112.

Печатается по автографу (ЦГАЛИ СПб., ф. 35, оп. 1, ед. хр. 119).

В те дни Есенин находился в Петрограде вместе с А. Дункан, у которой прошло там несколько выступлений.

На расписке имеются резолюция И. Ионова («Редколлегии. И.») и две пометы — в левом верхнем углу («XXIV ред.») и в левом нижнем углу («Принять к изданию»). Обе пометы, очевидно, связаны с решением редакционной коллегии издательства (см. ниже). Кроме того, на документе проставлен штамп Петроградского отделения Госиздата с входящим № 316 и датой: «20.11.1922».

...запродал т. Ионову ~ поэму «Пугачев». — Решение об издании поэмы Есенина зафиксировано в протоколе заседания редколлегии Петроградского отделения Госиздата № 24 (3) от 10 марта 1922 г., прошедшего в составе — Р. Арский, В. Быстрянский, В. Невский, Николаева, З. Лилина, И. Ионов при секретаре К. Федине. Под № 22 в этом протоколе значится: «Слушали: Об издании поэмы С. Есенина “Пугачев”. Постановили: Принять к изданию» (Есенин 6 (1980), с. 308; печатается по подлиннику — ЦГАЛИ СПб., ф. 35, оп. 1, ед. хр. 389, л. 9). Это издание не осуществилось.

Публикуется впервые.

Печатается по автографу (собрание чл.-корр. РАН Э. И. Григолюка).

Расписка написана синим карандашом на половине стандартного листа бумаги. Рукой неустановленного лица (возможно, бухгалтера) простым карандашом между словами «проданную» и «петроградск<ому>» вписано слово «рукопись», а после слова «Пугачев» написано: «в окон<чательный> расчет». Слова «девять миллионов» жирно подчеркнуты синим карандашом рукой И. И. Ионова. В нижнем левом углу листа стоит его резолюция: «В расход. И. Ионов». Справа внизу — фиолетовый штамп «К расходн. орд.», и простым карандашом вписано: «№ 2770».

На обратной стороне документа указана цена («100 р.»), за которую (скорее всего, в 1940-х годах) он был продан в букинистическом магазине, а ниже цены (под чертой) — номер закупочной квитанции («73531»).

Девять миллионов рублей за ~ «Пугачев». — Эта сумма на 1 млн. руб. меньше указанной в предыдущей расписке на имя И. Ионова (№ 20 наст. подраздела). Возможно, выплате Есенину 9 млн. руб. «в окон<чательный> расчет» предшествовала выдача одномиллионного аванса, документы о котором в архиве Петроградского отделения Госиздата (ЦГАЛИ СПб., ф. 35) не выявлены. Не исключено, впрочем, что это «разночтение» в сумме связано со взиманием подоходного налога.

ВЛ, 1966, № 10, окт., с. 250–251, в статье В. Вдовина «Зарубежная поездка Есенина».

Печатается по ксерокопии автографа (частное собрание, г. Москва). До 1968 г. документ хранился в ГАРФ (ф. 2307, оп. 2, ед. хр. 551, л. 101 — см. Письма, 108). В настоящее время его местонахождение неизвестно.

3 апр. 1922 г. постановлением комиссии по рассмотрению заграничных командировок поэту была разрешена поездка в Германию сроком на 3 месяца (см. ниже).

21 апр. Наркомпрос обратился в НКИД:

«№ 3647

21/IV

В Народный комиссариат Иностранных дел.

Народный комиссариат по просвещению командирует поэта С. А. Есенина в Германию сроком на 3 месяца по делу издания собственных произведений и примыкающей к нему группы поэтов и просит выдать ему заграничный паспорт.

Основания: постановление комиссии по рассмотрению заграничных командировок от 3-го апреля 1922 года.

Нарком по просвещению

Секретарь комиссии Наркомпроса» (Письма, 325).

Одновременно с этим в тот же день Наркомпрос выписал Есенину мандат:

«21/IV-22

3648

Мандат

Дан сей Народным Комиссариатом по просвещению поэту Сергею Александровичу Есенину в том, что он командируется в Германию сроком на 3 месяца по делу издания собственных произведений и примыкающей к нему группы поэтов.

Народный Комиссариат по просвещению просит всех представителей советской власти, военных и гражданских, оказывать С. А. Есенину всяческое содействие.

Нарком по просвещению

Секретарь коллегии Наркомпроса» (Письма, 220).

Оригинал тогда же был получен И. И. Шнейдером и передан Есенину.

8 мая поэт получил заграничный паспорт № 5072 (см. наст. раздел, № III-21). 10 мая утром Есенин и Дункан на самолете отправились в Германию (подробнее см. наст. изд., т. 6).

...по делу издания книг: своих и примыкающей ко мне группы поэтов. — Имеется в виду группа имажинистов (подробнее о ней см. наст. изд., т. 7, кн. 1).

Еще в конце 1920 г. Есенин хотел поехать за границу вместе с Р. Ивневым и А. Мариенгофом (см. наст. раздел, № II-14 — II-16 и коммент. к ним). Ср. также с письмом А. В. Луначарского Л. М. Карахану от 2 апр. 1921 г.:

«Поэты Рюрик Ивнев и Есенин просят меня похлопотать перед Вами о разрешении им поехать за границу.

Со стороны Наркомпроса никаких препятствий в этой поездке нет.

Нарком по просвещению А. Луначарский.

Секретарь А. Флаксерман» (Письма, 322).

Р. Ивнев в своих воспоминаниях об этом пишет несколько иначе: приводит и другой текст, и другую дату. По его словам, разбирая свой архив, он нашел «письмо Луначарского к Карахану в Наркомат иностранных дел, датированное 10 февраля 1921 года:

“Уважаемый тов. Карахан!

Прошу Вас оформить поездку за границу поэтов Сергея Есенина и Рюрика Ивнева”. <...>

Итак, решено, мы едем за границу. Все было сделано, все было готово. Но... произошло непредвиденное.

В Грузии была установлена Советская власть, а с Грузией у меня были давние связи. <...> мне страстно захотелось вернуться в страну, из которой я был изгнан меньшевиками. Возможно, что и у Есенина были какие-нибудь изменения в плане ехать за границу, теперь я уже не могу вспомнить точно, могу лишь предположить, ибо если бы Есенин сильно воспротивился моей поездке в Грузию, то я, может быть, и поборол бы желание туда поехать» (Восп.-65, с. 224, 226).

Во время своей заграничной поездки Есенин хлопотал об издании не только своих книг, но и произведений Мариенгофа и Шершеневича (см. письма Есенина из-за границы в т. 6 наст. изд.).

РЛ, 1973, № 4, с. 103; в статье В. В. Базанова «“Маленькая” поэма первых лет революции и 20-х годов: (К характеристике ее как особой разновидности жанра)».

Печатается по копии, выполненной рукой Е. Н. Чеботаревской (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 165, л. 8).

Копия предварена кратким описанием источника текста: «Договор. Издательство Гржебина, Берлин, 18 мая 1922 г. Собрание стихов и поэм. 20 печ. листов. Сроком на 5 лет. На оборотной стороне рукой С. А. Есенина <следует текст расписки>» (там же). По свидетельству В. В. Базанова, подлинник документа хранился у К. С. Есенина (там же, с. 104); теперешнее его местонахождение неизвестно.

9 июля 1922 г. Есенин сообщал А. Мариенгофу: «Том свой продал Гржебину» (наст. изд., т. 6). Очевидно, указанная в расписке сумма была уплачена за передачу З. И. Гржебину прав на издание «Собрания стихов и поэм». О возможностях получения гонорара за его экземпляры, проданные по выпуске тиража, упоминается в другом есенинском письме Мариенгофу — от 12 нояб. 1922 г. (наст. изд., т. 6).

Публикуется впервые.

Печатается по подлиннику — машинописному бланку анкеты, заполненному и подписанному Есениным (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 235).

Датируется ориентировочно, в соответствии: 1) с указанием в анкете года («1923»); 2) с временем возвращения поэта в Москву из-за рубежа (3 авг. 1923 г.); 3) со словами «нет квартиры» в анкетной графе «Адрес» (см. ниже реальный коммент.).

Всероссийский союз поэтов (ниже сокращенно: ВСП) — профессиональное творческое объединение поэтов различных литературных направлений, просуществовавшее с 1918 по 1929 г. и насчитывавшее более десяти отделений в разных городах России.

Основная организационно-подготовительная работа по созданию ВСП была проведена в сент.-окт. 1918 г. поэтами В. В. Каменским (который стал его первым председателем), В. Шершеневичем, Р. Ивневым и предпринимателем-импресарио Ф. Я. Долидзе. 14 нояб. 1918 г. на квартире последнего (ул. Тверская, 29, кв. 32) «состоялось 1-ое общее собрание профессионального всероссийского союза поэтов. Собрание утвердило устав и все начинания временного президиума. Поэту Р. Ивневу предложено ознакомить с уставом союза т. Луначарского. Переизбран президиум сроком на 1 год» (газ. «Коммунар», М., 1918, 16 нояб., № 32; заметка без подписи «Союз поэтов»).

В соответствии с решением собрания устав организации был представлен в Наркомпрос, на заседании коллегии которого 16 дек. 1918 г. состоялось его официальное утверждение. Устав определял ВСП как «учреждение культурно-просветительное», целью которого «является духовно-экономическое объединение членов союза во имя революционного строительства нового искусства» (ГАРФ, ф. 2306, оп. 16, ед. хр. 125).

Через полгода после избрания первого президиума ВСП, 21 мая 1919 г., на общем собрании союза состоялись перевыборы. В новый президиум ВСП вошли, в частности, Есенин и А. Мариенгоф, а В. Шершеневич стал его председателем (РГАЛИ, ф. 237, оп. 2, ед. хр. 170, л. 1, об.). Войдя в руководящие органы ВСП, имажинисты примерно в течение года играли ведущую роль в деятельности организации.

Уже летом 1919 г. это вызвало недовольство представителей других поэтических направлений, и 24 авг. 1919 г. было вновь созвано общее собрание ВСП, на котором организационная деятельность Шершеневича и его соратников подверглась интенсивной критике (см. протокол этого собрания — РГАЛИ, ф. 237, оп. 2, ед. хр. 170), а президиум ВСП был опять переизбран. В связи с этим событием поэт Т. Г. Мачтет отметил в своем дневнике 12 сент. 1919 г., «что неутомимому В. Федорову снова удалось собрать общее собрание и попытаться опять провести свой правый блок в правление. Попытки потерпели неудачу, и только двое, А. Мариенгоф и Сергей Есенин, ушли все же из правления. <...> поражение таких столпов кафе весьма должно отразиться на всем строе кафе. Шершеневич только и держался ими, скандалами и выкриками Есенина, докладами о <нрзб.> Мариенгофа, и вообще эта троица казалась нам неразлучима. Теперь после удара Федорова Шершеневич остался один и, вероятно, немного присмирел» (РГБ, ф. 163, карт. 5, ед. хр. 10, с. 62; автор дневника был недостаточно информирован — Есенин вновь стал членом президиума, вместо Мариенгофа был избран другой имажинист — А. Кусиков, а В. Шершеневич в итоге сохранил свой пост).

Есенин остался членом президиума ВСП и после следующих перевыборов — в янв. 1920 г., а в февр. того же года как представитель ВСП вошел в тарифно-расценочную комиссию литературного отдела Наркомпроса (журн. «Вестник театра», М., 1920, № 51, 5–8 февр., с. 8).

Позднее позиции имажинистов в руководстве ВСП были существенно ограничены. В конце 1921 г. председателем ВСП стал И. А. Аксенов, а одним из членов президиума — В. П. Федоров; оба они были непримиримыми оппонентами имажинистов. Из последних же в составе президиума организации остался только И. В. Грузинов (ТМ, 1921, № 7, 15–17 нояб., с. 8–9), который через четыре месяца был оттуда выведен (ТМ, 1922, № 30, 7–12 марта, с. 5).

В мае 1922 г. — июле 1923 г. Есенин был за границей, и потому по возвращении ему пришлось заново переоформлять свое членство в ВСП, что и было сделано: поэтом была заполнена новая анкета и написано соответствующее заявление (см. следующий документ и коммент. к нему).

Год и место рождения: Рязань 1895, 4 окт. — Есенин родился в селе Константинове Рязанской губ. 21 сент. (3 окт.) 1895 г. (см. наст. изд., т. 7, кн. 1, раздел «Автобиографии и автобиографические наброски»).

С какого времени пишете: с 8 лет. — См. там же.

В какой группе поэтов состоите: имажинисты. — Об этом см. наст. изд., т. 7, кн. 1 (раздел «Литературные декларации и манифесты» и коммент. к этим документам).

Адрес: нет квартиры. — 29 авг. 1923 г. Есенин извещал А. Дункан: «С Пречистенки <20 — адрес студии Дункан в Москве> я съехал сперва к Колобову <на Богословский пер., д. 3, кв. 46>, сейчас переезжаю на другую квартиру, которую покупаем вместе с Мариенгофом» (наст. изд., т. 6). Однако последовавший вскоре разрыв отношений двух поэтов привел к тому, что Есенин на какое-то время действительно остался без жилья. Лишь в конце сент. 1923 г. он переезжает к Г. А. Бениславской (Брюсовский пер., д. 2, кв. 27; см.: Хроника, 2, 90), окружение которой безуспешно пыталось помочь поэту получить свою жилплощадь в Москве. А. Г. Назарова в своих воспоминаниях писала:

«Есенин страшно мучился, не имея постоянного пристанища. <...> Грандов — редактор “Бедноты”, “увлекающийся” Е<сениным> (иначе, как “милый” и “родной”, не называвший его), решил помочь ему в этом деле <и устроить квартиру помимо Е<сенина>, ничего не говоря последнему. (Приписка Г. Бениславской)>. На “беднотовском” бланке было написано письмо-ходатайство о предоставлении Е<сенину> квартиры в 3 ком<наты> (его сестра тоже ютилась где-то в Замоскворечье, и из деревни должна была приехать 2-я сестра) в Президиум ВЦИК, копии были посланы в секретариат Троцкого и Воронскому. Воронский не подал голоса, из секретариата ВЦИК ответили, что бумаги пересланы в Моссовет, а из секретариата Т<роцкого> позвонили, что т. к. это не в их возможности (дать квартиру), то они с ходатайством от себя переслали бумаги в МУНИ <Московское управление недвижимыми имуществами>. За дело с квартирой взялась я. <...> Я была в сентябре. <...> Прошел октябрь <1923 г.>, и на все мои запросы, очень частые, получала один ответ: нет площади. <...> Так и окончились “в никуда” наши хлопоты о квартире» (Материалы, с. 121, 122, 124; см. там же, с. 34). Ср. также наст. раздел, № I-44, и коммент. к этому документу.

Есенин 6 (1980), с. 459.

Печатается по автографу (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 235).

Датируется на основаниях, приведенных в коммент. к № 24 наст. подраздела, поскольку написано Есениным непосредственно после текста «Анкеты для членов В. С. П.».

Данное заявление связано с тем, что в ВСП существовала практика обмена членских билетов через каждое полугодие; этот обмен сопровождался взиманием членских взносов. Если член ВСП не вносил положенную сумму в указанный срок, то он считался выбывшим из союза и ему необходимо было вновь вступать в члены ВСП (см.: ГЛМ, ф. 383, оп. 1, ед. хр. 274). Из-за длительного пребывания за границей Есенин оказался автоматически выбывшим из ВСП и должен был вновь пройти процедуру приема (см. также коммент. к № 24 наст. подраздела).

Скорее всего, это заявление было не первым из поданных Есениным в ВСП. Он принимал активное участие как в организационной деятельности союза (см. предыдущий коммент.), так и во многих мероприятиях, им осуществляемых, начиная с 12 нояб. 1918 г., когда он читал свои стихи на открытии эстрады-столовой ВСП в бывшем кафе «Домино» (Тверская, 18) — см.: газ. «Коммунар», М., 1918, 14 нояб., № 30, в заметке без подписи «“Эстрада” Союза поэтов».

В дневнике Т. Г. Мачтета (запись от 31 окт. (13 нояб.) 1918 г.) описаны впечатления автора о Есенине в тот вечер:

«...я увидел Сергея Есенина. Я видел его уже на вечере Каменского и теперь разглядывал с особым интересом. Мы земляки с ним, и мне приятно было его присутствие. Всех поражала его молодость, меня же удивила простота, отсутствие фанаберии, мягкость, искренность, товарищество. Совершенно запросто он подошел к какому-то малоизвестному поэту и, бродя с ним по зале рука под руку, горячо беседовал о чем-то.

В белой вышитой рубахе и кушаке, молодой, стройный, типичный наш рязанский из с. Константиново под селом Богословское, он положительно мне понравился. Немного позже Шершеневич попросил его выступить, и я в первый раз в жизни услышал звучание стиха своего соседа по волости и земляка. Читал он красиво, крупные черты лица и белая рубашка деревенская четко выделялись на пятнистом фоне эстрады и среди смокингов и цилиндров казались даже странными. Характерное рязанское наше выражение, произношение слов, их певучесть выдавали с головой Есенина и весьма, весьма симпатично действовали на окружающих и чем-то близким и родственным повеяли на меня. Мы с ним так и не познакомились в этот вечер, хотя и, стиснутые публикой, стояли одно время совсем рядом, духовно, жизненно и географически близкие друг другу» (РГБ, ф. 163, карт. 5, ед. хр. 7, с. 34).

В 1919 г. имя Есенина довольно часто появлялось на афишах эстрады-столовой ВСП (напр., 29 янв., 12 февр., 26 марта, 28 мая, 14 июня, 6 и 12 июля, 2 авг. и т. д.) как вместе с именами других поэтов, так и единолично. После открытия имажинистами в нояб. 1919 г. своего кафе «Стойло Пегаса» (см. наст. раздел, № I-19 и коммент. к нему) участие Есенина в мероприятиях ВСП стало более редким. В дальнейшем, по словам Н. Н. Захарова-Мэнского, «Сергей участвовал <...> во всех больших выступлениях союза» (Восп.-95, с. 181) — напр., в вечерах, устраиваемых ВСП в Политехническом музее: «Литературный суд над современной поэзией» (16 нояб. 1920 г.); «Вечер о современной поэзии» (23 нояб. 1920 г.); «Вечер всех поэтических школ и групп» (17 окт. 1921 г.) и др.

Вступив в ВСП заново по возвращении из-за границы, Есенин тем не менее почти не принимал участия в деятельности союза. Но членство свое в ВСП он регулярно продлял. По словам сына поэта К. С. Есенина, в его архиве сохранялись «два билета действительного члена Всероссийского Союза Поэтов. Билеты — на простой бумаге. Бланки выписаны на 1923 год, но исправлены — один на 1924 год, за № 269, второй — на 1925 год, за № 170» (ЕиС, с. 376). Где находятся теперь эти документы, неизвестно.

Публикуются впервые.

Печатаются по автографу (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 239, л. 72).

Датируются по начальной записи в счете.

В ГЛМ хранится более ста счетов из кафе «Стойло Пегаса»: 54 из них подписаны Есениным, но словесные его пометы (кроме подписи) имеются только в трех случаях (см. также № 29 и 30 наст. подраздела). Остальные счета подписаны Г. А. Бениславской и др. (Подробнее см. наст. раздел, № III-22).

Текст счета:

«15 сентября 1923 г.

Счет С. А. Есенина

Кому

От кого

[Пива 10 1250]

Пиво 2 250

Пива 2 250

Пива 2 250

Обеды 300

Вино 2 бут. 1800

Деньгами 1500

5600».

15 сентября заполнен и второй счет:

«Вино 1 900 р.

Папиросы 250

Пива 3 375

Пива 1 125

Пива 1 125».

Рукой, видимо, буфетчика или официантки внизу счета написано: «Не успел подписать, забрали».

Именно в этот вечер в 23 ч. 16 мин. Есенина доставили в 46-е отделение милиции (см. наст. раздел, № I-27 и коммент. к нему, а также № III-23). При этом он был направлен в приемный покой при МУРе, где доктор А. В. Перфильев дал такое заключение: «Гр-н Есенин при освидетельствовании оказался в полной степени опьянения, с возбуждением» (Материалы, с. 313).

Зачеркнул Есенин. — В счете вычеркнута строка «Пива/10/1250» (см. выше), где обозначено количество заказанного (очевидно, не Есениным) пива (10 бутылок) и его стоимость (1250 руб.).

Материалы, с. 314–315.

Печатается по копии, снятой секретарем Краснопресненского суда г. Москвы В. Н. Полянским (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 9, л. 10).

В окт. 1937 г. в ГЛМ поступила рукопись объемом 26 с. под общим заголовком «Уголовные дела по обвинению Есенина С. А. по ст. 88, 176, 219 Уг<оловного> Код<екса> 1923–1924»:

1. Дело № 1 от 11/X-1923 г. «Дебош, драка, хулиганство в кафе “Стойло Пегаса” на Тверской ул., 15/IX-23 г.» (с. 3–10).

2. Дело № 2 от 20/1-1924 г. «Хулиганство в кафе “Домино” на Тверской и буйство в отделении милиции» (с. 10–16).

3. Дело № 3 от 9 февраля 1924 г. «Скандал в кафе “Стойло Пегаса”» (с. 16–20).

4. Дело № 4 от 23 марта 1924 г. «Драка на Тверском бульваре» (с. 20–22).

5. Дело № 5 от 6 апреля 1924 г. «Дебош и драка в Малом театре» (с. 23–26).

Рукописи было предпослано следующее предисловие: «Копии с уголовных дел поэта С. А. Есенина были собраны автором этих строк при следующих обстоятельствах. В 1925 г. я работал в должности секретаря в Краснопресненском нарсуде гор. Москвы. Меня интересовало творчество Есенина, интересовала и его личность. С поэтом я не был знаком, хотя одно время и жил с ним в одном владении (дом № 2 по Брюсовскому пер.).

Я знал, что Есенин был нередким гостем в отделении милиции, куда его приводили за различные хулиганские поступки, знал, что ему грозит суд, но обычно перед судом обвиняемый куда-либо исчезал, как говорят, не указав адреса, начинался розыск и т. д.

Одним словом — к моменту трагической смерти поэта в суде скопилось пять неразобранных дел о нем, и ни одно из этих дел не было предметом судебного разбирательства. Все дела были прекращены 30/XII-25 г. за смертью поэта. Зная, что делопроизводства подобного типа, после некоторого хранения в архиве, обычно уничтожаются (на 3-й или 5-й год), и полагая, что дела о поэте могут иметь некоторый общественный интерес, я, с разрешения судьи, снял копии с производств и оставил у себя на хранении.

С того времени прошло 12 лет.

В настоящее время (1937 г.), будучи тяжело больным и опасаясь, что после моей смерти эти копии могут затеряться, я решил весь материал целиком передать в литературный музей, причем разрешение на опубликование его считаю необходимым испросить у органов юстиции.

Что касается способа снятия копий, то должен сказать, что все производство записано с достаточной тщательностью, с полным сохранением стиля протоколов, а иногда даже и грамматики (например, в двух протоколах милиции Есенин был назван то Ясениным, то Эсениным, в одном из протоколов на вопрос о том, чем поэт занимался с 1914 г., — записано “поэтом” и т. д.).

Статьи Уг. Кодекса, но которым привлекался Есенин, показаны по действовавшему тогда кодексу РСФСР, издания 1922 г., — например ст. 88 Уг. Код. (публичное оскорбление представителя власти), ст. 176 Уг. Код. (хулиганство) и т. п. Меры наказания по этим статьям были различны, например, ст. 88 Уг. Код. предусматривала лишение свободы на срок не ниже 6 мес. Вот те несколько слов, которые я имел в виду предпослать.

22/X-1937 г. В. Н. Полянский» (Материалы, с. 429).

На последней странице рукописи теми же чернилами, что и выполненные копии, записано: «Адрес: Здесь, 9, Брюсовский пер., дом № 2/1, кв. 19. Владим. Никол. Полянскому».

Письмо В. Н. Полянского, адресованное директору Государственного литературного музея В. Д. Бонч-Бруевичу, датировано 23 окт. 1937 г.:

«Глубокоуважаемый Владимир Дмитриевич!

Передавая Вам для литературного музея рукопись с копиями уголовных дел о поэте Есенине, очень прошу вот о чем. В протоколах фигурируют лица, многие из которых живы-здоровы до настоящего времени (это особенно я хочу сказать о потерпевших), так вот, удобно ли будет, в случае опубликования материала, говорить о них, называя полными именами; полагаю, что лучше было бы проставить инициалы. Об остальном нужном я сказал в предисловии».

В. Д. Бонч-Бруевич, ознакомившись с рукописью, оставил для секретаря музея К. Б. Суриковой записку:

«Кл<авдия> Бор<исовна>. Эту оригинальную рукопись надо купить. Публиковать пока нельзя.

26/X 37. В. Б-Б.» (Материалы, с. 430).

В 1958 г. рукопись В. Н. Полянского поступила в ЦГАЛИ (ныне РГАЛИ).

Впервые все пять копий уголовных дел полностью опубликованы в 1993 г. (Материалы, с. 311–332).

По копиям В. Н. Полянского в наст. разделе публикуются № I-34, 36, 37; часть документов использована в коммент. к № III-23, 27–30.

Копия наст. подписки о невыезде хранится в материалах «Дела № 1598», начатого 15 сент. 1923 г.

В деле приводятся «Выписка из протокола о поэте Сергее Есенине, привлекаемом по ст. 176, 86 и 88 Уголовного Кодекса (хулиганство, сопротивление властям и оскорбление представителей власти)», показания милиционеров, доставивших Есенина в 46-е отделение, и буфетчицы кафе «Стойло Пегаса» Е. О. Гартман (см. Материалы, с. 311–316).

Со слов поэта в отделении милиции участковым надзирателем был заполнен протокол допроса обвиняемого, который Есенин подписал (см. № III-23 наст. раздела).

11 окт. 1923 г. Народный суд Краснопресненского района постановил привлечь Есенина к уголовной ответственности по статье 176 Уголовного Кодекса («Хулиганство, т. е. озорные бесцельные, сопряженные с явным проявлением неуважения к отдельным гражданам или обществу в целом действия, карается принудительными работами или лишением свободы на срок до одного года»). Статьи 86 («сопротивление отдельных граждан представителям власти») и 88 («публичное оскорбление отдельных представителей власти при исполнении ими служебных обязанностей») в тексте официального обвинения не упоминались. 20 нояб. Есенин снова был арестован уже по «делу четырех поэтов» (см. наст. раздел, № I-32 и III-24, 26), но 22 нояб. он был освобожден из-под стражи. 23 нояб. по делу от 11/X состоялось открытое судебное заседание, на которое Есенин не явился, и суд определил: «Ввиду неявки обвиняемого и невручения ему повестки за нерозыском — дело приостановить до розыска» (Материалы, с. 316).

Так «сошлись», а точнее, были соединены на страницах печати два дела Есенина, о которых много писали в газетах (см. «Рабочая газета», 1923, 22 нояб. (№ 264), 12 дек. (№ 281); «Последние новости», Пг., 1923, 3 дек. (№ 52); «Известия административного отдела Моссовета», 1923, 5 дек. (№ 135); «Рабочая Москва», 1923, 9, 12, 18, 19, 20, 22 дек. (№ 277, 279, 284, 285, 286, 288); «Вечерняя Москва», 1924, 18 янв. (№ 15); «Известия ВЦИК», 1923, 12, 15 дек. (№ 284, 287); «Правда», 1923, 12, 16 дек. (№ 283, 287) и др.).

В юмористическом иллюстрированном приложении к газ. «Рабочая Москва» — журн. «Красный перец» (1923, № 16) появилась «“Милицейская поэма” о поэте». В серии из пяти карикатур излагалась история доставки Есенина в 46-е отделение милиции. А в заметке «От редакции» было сказано:

«За последнее время российские поэты, секция “попутчиков”, занялись поставкой материалов по истории российских художеств вообще, а словесности в частности. “Красный Перец”, желая облегчить задачу обремененного попутчиками Кругиздата, берет на себя в данный, весьма подходящий момент опубликовать нижеследующее стихотворение в прозе. Пусть не говорят отныне, что попутчиков печатают только Кругиздаты».

Таким образом, благодаря редакции газ. «Рабочая Москва» происшедший инцидент становится общественно-литературным, более того, политическим фактом.

30 дек. 1923 г., уже после решения товарищеского суда по «делу четырех поэтов» о вынесении поэтам общественного порицания (см. наст. раздел, № II-20 и коммент. к нему) и развязанной в связи с этим решением кампании, на страницах «Рабочей Москвы» была опубликована следующая заметка под заголовком «По пьяному делу»:

«Дело поэта Сергея Есенина по обвинению его в хулиганстве, оскорблении и сопротивлении властям, учиненном в кафе “Стойло Пегаса” 15 сентября, назначено к разбору в Краснопресненском суде на 23 января в 12 час. дня.

Протокол милиции по этому делу был напечатан в “Красном Перце” № 15».

Через 3 недели, 18 янв. 1924 г., «Вечерняя Москва» дала свое объяснение по данному «делу», примешав к известным обстоятельствам отдельные элементы «дела четырех поэтов»:

«Ввиду ходящих по городу слухов, что в ближайшие дни народным судом Краснопресненского района будет слушаться дело о хулиганстве поэта Есенина, выразившемся в произнесении юдофобских речей и оскорблении милиции, сотрудник “Веч. Москвы” обратился к председателю Краснопресненского суда тов. Андрееву, который и сообщил ему, что следственный материал вытребован прокуратурой Наркомюста и в ближайшие дни дело Есенина разбираться не будет.

Предварительным следствием установлено, что, кроме выкриков на юдофобские темы и ведения чисто погромных разговоров, Есенин оскорбил участкового надзирателя 46 отделения милиции, назвав его “жуликом”, “взяточником”, “хамом”, “хулиганом” и “жандармом”.

Есенину предъявлено обвинение по ст. 176 уголовного кодекса, говорящей о хулиганстве и предусматривающей заключение сроком до одного года».

Однако «Дело № 1598» от 11/X-1923 г. больше судебным заседателям не поступало и до судебного разбирательства доведено не было.

...обязуюсь в 2-дневный срок прописаться по адресу: Богословский пер., дом № 3, кв. 46... — По этому адресу тогда жили А. Б. Мариенгоф и Г. Р. Колобов с семьями (см. также коммент. к № 24 наст. подраздела). Сведения о последующей прописке Есенина на этой жилплощади не выявлены.

Хроника, 2, 87.

Печатается по автографу (РГБ, ф. 393, карт. 1, ед. хр. 16). Документ имеет заголовок «Доверенность» (перед текстом) и заверительную надпись: «Подпись руки Сергея Есенина подтверждается. М. Ройзман. 22/IX 1923»; обе эти пометы сделаны М. Д. Ройзманом — секретарем Ассоциации вольнодумцев в Москве. На доверенности — круглая печать: «Ассоциация вольнодумцев. Клуб».

Датируется по заверительной надписи.

...академический паек. — Ежемесячное натуральное пособие, которое выдавалось органами Народного комиссариата по продовольствию РСФСР в 1919–1923 гг. работникам науки, литературы и искусства. 10 нояб. 1921 г. декретом Совета народных комиссаров РСФСР была учреждена Центральная комиссия по улучшению быта ученых (ЦЕКУБУ), занимавшаяся распределением академических пайков.

Есенин был зарегистрирован в ЦЕКУБУ в 1922 г. Сохранился опросный лист комиссии, который был заполнен А. Мариенгофом на имя Есенина 15 окт. 1922 г. (РГБ, ф. 393, карт. 1, ед. хр. 15; Хроника, 2, 262).

Результаты работы ЦЕКУБУ были опубликованы в советской печати в февр. 1923 г. Эмигрантские газеты дали об этом информацию следующим образом:

«Советская власть установила “академическое обеспечение” разных категорий.

В высшую пятую категорию попали: Станиславский, Шаляпин, Ермолова, Васнецов, Глазунов.

В четвертую — Мейерхольд, Гельцер, Южин, Вл. Немирович-Данченко, Кастальский, Гречанинов, Ипполитов-Иванов, Конюс, Коровин, Коненков, Жолтовский, Брюсов, Демьян Бедный, Луначарский.

В третью: Качалов, Москвин, Лилина, Бахрушин, Малявин, Кончаловский, Машков, Сабанеев, Гольденвейзер, Коган, Есенин и др.» (газ. «Руль», Берлин, 1923, 22 (9) февр., № 679, с. 5; газ. «Сегодня», Рига, 1923, 25 февр., № 44, с. 4, в заметке без подписи «Академическое обеспечение»).

С окт. 1923 г. натуральный паек ученым и деятелям литературы и культуры был заменен денежным академическим обеспечением. При этом «категориальное» положение Есенина в перечнях ЦЕКУБУ не изменилось: он остался в списке третьей категории (ИМЛИ; Есенин 6 (1980), с. 324).

Публикуется впервые.

Печатается по автографу (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 239, л. 33, об.).

Датируется по начальной записи в счете («7 октяб. 192 <последняя цифра не проставлена>»). Год устанавливается по местонахождению данного счета среди счетов 1923 г., исполненных на аналогичных типографских бланках.

На лицевой стороне бланка — текст счета:

«Каша 150

Пиво 200

Бифшт<екс> 2 750

Пиво 2 400

Пиво 1 200

Капуста 800

Пирожн<ое> 1 200

Деньгами 2000

Бифштекс 375

<нрзб.> 3 у 450

5525».

Слева, снизу под текстом счета Есенин провел косую черту и поставил под ней еще раз число — 4420, т. е. сумму, указанную им на обороте счета.

В помете Есенина отражено его требование сократить оплату счета на 20%. Эта привилегия, очевидно, принадлежала ему как одному из совладельцев кафе: в других счетах «Стойла» на имя Есенина (подробнее о них см. № III-22 наст. раздела) двадцатипроцентная скидка (обычно обозначавшаяся словом «процент») делалась самими официантами. Судя по другим пометам кого-то из служащих кафе, имеющимся на счете, есенинское требование было удовлетворено.

Публикуется впервые.

Печатается по автографу (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 239, л. 75).

Датируется по записи «8 ноября», открывающей счет, исполненный на типографском бланке с заголовком: «Для памяти». Год устанавливается на тех же основаниях, что и для № 29 наст. подраздела.

После даты следует текст счета:

«Есенину

1 Рислинг 1000

1 Масло 275

1 Картофель 250».

Помета Есенина с его подписью является непосредственным продолжением записей официанта. О причине, по которой Есенину при трапезах в кафе предоставлялась скидка, см. коммент. к № 29 наст. раздела.

Публикуется впервые.

Печатается по автографу (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 239, л. 18, об.). Написано на обороте бланка «кафейного» счета после слов: «Получено восемь тысяч», выполненных рукой неустановленного лица. Рядом с подписью поэта (слева от нее) — «Ноября 10», той же рукой.

Датируется с учетом этой пометы; год устанавливается на основаниях, изложенных в коммент. к № 29 наст. подраздела. То, что эта расписка сделана в 1923 г., подтверждается также другой распиской, имеющейся на лицевой стороне того же бланка счета: «Есенину / от 2 ноября / Деньги 5325 / Получила / Г. Бениславская». В последней слово: «Получила» и подпись выполнены рукой Г. А. Бениславской, начальный этап регулярного общения Есенина с которой пришелся именно на сент.-дек. 1923 г. (Материалы, с. 57–62).

Полученные Есениным деньги, очевидно, причитались ему в счет дохода от коммерческой деятельности кафе.

Журн. «Север», Петрозаводск, 1993, № 10, с. 125, в статье А. Г. Белоконя «“Дело четырех поэтов”» (ответы на пункты анкеты № 2, 7 и 13); Хлысталов, с. 136 (факсимиле, частично). Полностью публикуется впервые.

Печатается по подлиннику (ЦА ФСБ РФ, архивное дело № Р-14827, л. 17–17 об.). Записи Есенина на типографском бланке анкеты выделены полужирным шрифтом.

Дата под первой частью анкеты проставлена дежурным комендантом Московского губернского политического отдела ГПУ В. Дьячковым. Им же заполнены 23-я и 24-я графы, открывающие вторую часть анкеты: «23) Официальное название места заключения — МГО; 24) По чьему ордеру арестованы и № ордера — Секр<етная> ч<асть>, ор<дер> 6274». Графы 25 («За кем зачислен») и 26 («Приметы заключенного») остались незаполненными; ниже следует «Подпись заведующего местом заключения» — автограф В. Дьячкова.

Задержание Есенина сотрудниками ГПУ произошло в результате его привода (вместе с С. Клычковым, П. Орешиным и А. Ганиным) в 47-е отделение милиции г. Москвы после инцидента в пивной И. А. Малинникова (угол Мясницкой и Чистопрудного бульвара, 28). Инициатором задержания четырех поэтов выступил М. В. Родкин, комендант и ответственный контролер Московского совета производственных объединений. В заявлении, написанном 20 нояб. 1923 г. в отделении милиции, он так изложил обстоятельства дела:

«Рядом со мной за столиком сидело четверо неизвестных мне гр-н, которые вели между собой разговор о советской власти, ругая евреев, называя их паршивыми жидами, указывая на принадлежность тов. Троцкого и Каменева, называя их жидами; говорилось также о черной бирже. Таково<е> оскорбление вождей русской революции я не стерпел и обратился за советом к ближайшему постовому милиционеру, которой отправился в пивную и хотел задержать указанных четырех гр-н, но гр-не отказались следовать в милицию, и милиционер пригласил другого милиционера...» (журн. «Север», Петрозаводск, 1993, № 10, с. 122).

В 47-м отделении милиции все четыре поэта были допрошены участковым надзирателем Ардаровым. Со слов П. В. Орешина он записал в протоколе о задержании следующее: «Я сидел в пивной со своими тремя товарищами Клычковым, Есениным и Ганиным и за пивом говорили о русской литературе. О Советской власти мы не говорили, и у нас не было повода даже говорить о таковой. Мы говорили о евреях в русском творчестве, в литературе, что они выразить русскую душу не могут так, как это может русский писатель. О тов. тов. Троцком и Каменеве говорили, что под их покровительством только может ра<сц>ветать русская литература. Это была основная точка зрения в нашем разговоре. В это время сидел в отдаленности неизвестный гражданин, который всё время следил за разговором, но вероятно, что у него слух был обманчив, что он вместо хорошей стороны о Троцком и Каменеве понял в другую сторону, чего мы вовсе не имели права дерзнуть; во-первых, что они — вожди русской революции, а, во-вторых, что они настолько заслуживают уважения, что критике не подлежат. Гражданину, слышавшему на<ш> разговор, показалось всё в раздвоенном виде ввиду того, что он пил пиво и был подвыпивши, так же как и все...» (Письма, 548; с исправлениями по подлиннику — ЦА ФСБ РФ, дело № 14827, л. 7; сверено Ю. Б. Юшкиным). Показания С. А. Клычкова и А. А. Ганина и показания, подписанные Есениным, см. в коммент. к № III-24 наст. раздела.

Затем поэты были переданы из милиции в ведение ГПУ, где по указанию дежурного коменданта заполнили бланки анкет для арестованных и задержанных.

Подробнее о деталях задержания Есенина и его друзей органами милиции и ГПУ см. в коммент. к № III-24 и III-26 наст. раздела. Об общественном резонансе, вызванном этим эпизодом, см. открытое письмо поэтов в газ. «Правда» (№ II-20 наст. раздела) и коммент. к нему.

28 лет. — Число «28» проставлено в документе позднее рукой неустановленного лица (наблюдение Ю. Б. Юшкина).

Образование ~ высшее. — Есенин учился в Московском городском народном университете им. А. Л. Шанявского с сент. 1913 по февр. 1915 г. и курса не окончил.

Жена Изадора Дункан 37 лет. — Дункан родилась в 1877 г., так что в 1923 г. ей было 46, а не 37 лет, как указал Есенин.

Дочь Татьяна 5 лет. — Дочь Есенина от З. Райх Татьяна родилась 29 мая 1918 г.

Сын Константин 3 года. — Сын Есенина от З. Райх Константин родился 3 февр. 1920 г.

С 1914 по 1923 г. работал по журналам и газетам. — Первая известная на сегодняшний день публикация Есенина — напечатанное в янв. 1914 г. в журнале «Мирок» под псевдонимом «Аристон» стихотворение «Береза». Публикации от дек. 1913 г., — времени, с которого сам поэт отсчитывал начало своей литературной деятельности, — пока не найдены (см. № 33 наст. подраздела и коммент. к нему). В штате редакций газет и журналов Есенин не работал.

Привлекался ли к ответственности ~ нет. — 16 сент. 1923 г. был составлен протокол о скандале в кафе «Стойло Пегаса» (см. коммент. к № III-23 наст. раздела), после чего было заведено уголовное дело и на 23 нояб. 1923 г. было назначено судебное заседание, которое не состоялось.

Где арестован: в здании МГО. — Имеется в виду Московский губернский отдел ГПУ — место заполнения анкеты.

Место жительства перед арестом: Богословский пер., 3, кв. 46. — Есенин указал здесь свой прежний адрес, по которому он жил (вместе с А. Мариенгофом) до отъезда за рубеж в 1922 г.

Хроника, 2, 97.

Печатается по факсимиле автографа (журн. «Журналист», М., 1999, № 5/6, с. 49, как иллюстрация к статье Н. В. Есениной (Наседкиной) «Об одной записке С. Есенина»). Первоначально вместо «Всероссийский Союз» Есенин написал: «Союз», а вместо «группа писателей и поэтов из крестьян» — «группа Росс». Незаконченное последнее слово — это, скорее всего, «Россияне»: так поэт, очевидно, хотел назвать не только задуманный им в то время альманах (подробнее см. наст. изд., т. 5), но и группу его предполагавшихся авторов (о них см. там же). Текст ходатайства, оборванный на полуфразе, так и остался незаконченным. Местонахождение подлинника неизвестно.

Датируется по воспоминаниям Г. Бениславской, которая, приведя (по ее словам) «точную копию записки С. А.», дала к ней такое пояснение:

«Это было в декабре (может, в конце ноября) 1923 г. С. А. в “Стойле” рассказывал друзьям: 10 декабря десять лет его поэтической деятельности. Десять лет тому назад он первый раз увидел напечатанными свои вещи. Сам даже проект записки в Совнарком составил.

Придя домой, рассказал, что Союз поэтов и пр<очие> собираются организовать празднование юбилея. Мы (я, А. Назарова и Яна <Козловская>) отнеслись очень сдержанно к этой идее — мне было ясно, что у нас, как, впрочем, и на всей планете, венчают лаврами только “маститых”, когда из человека уже сыплется песок. С. А. стал с раздражением доказывать свое право на чествование: “А, да. Когда умрешь, тогда — памятники, тогда — чествование. Тогда — слава. А сейчас я имею право или нет. Не хочу после смерти, на что тогда мне это. Дайте мне сейчас, при жизни. Не памятник, нет. Пусть Совнарком десять тысяч мне даст. Должен же я получить за стихи”.

Наше молчаливое отношение его очень сердило. Пару дней поговорил. Потом никогда не вспоминал о своем юбилее» (Материалы, с. 30–31).

10-го декабря ~ 10 лет ~ деятельности... — Если Есенин был здесь точен, то получается, что его первая публикация состоялась 28 нояб. 1913 г. по старому стилю. Сведения о появлении в этот день (впрочем, как и в другие дни нояб.-дек. 1913 г.) стихотворения поэта в каком-либо печатном издании не обнаружены.

Материалы, с. 317.

Печатается по копии В. Н. Полянского (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 9, л. 13; см. также коммент. к № 27 наст. подраздела).

20 янв. 1924 г. ночью Есенин был задержан возле кафе «Домино» и препровожден в 46-е отделение милиции.

Участковый надзиратель Мальцев сначала составил «Протокол», который подписал доставивший Есенина милиционер Громов (см. Материалы, с. 316–317), а затем «Протокол допроса задержанного», подписанный Есениным (см. № III-27 наст. раздела).

В тот же день Есенина отпустили, взяв подписку о невыезде, а милиция препроводила дело помощнику губернского прокурора по Краснопресненскому району с просьбой о привлечении Есенина по ст. 176, 88, 157 и 219 Уг. Код. Из прокуратуры дело было направлено в нарсуд, который определил: «Дело, поступившее из 46 отд<еления> мил<иции> от 16 февраля, присоединить к ранее бывшим делам по обвинению Есенина, назначенным на 28 февраля с. г. и, ввиду уклонения Есенина от суда, на основании ст. 149 Уг<оловно>-Проц<ессуального> Код<екса> меру пресечения Есенину Сергею изменить, взять его под стражу, для чего сообщить начальнику 46 отд<еления> в срочном порядке об аресте и содержании, до распоряжения суда, при отделении» (Материалы, с. 321; выделено в источнике).

Вторую половину февраля и первую половину марта 1924 г. Есенин находился в Шереметевской, а затем Кремлевской больнице, куда был переведен при содействии И. Вардина с целью избежать судебного преследования.

22 янв. 1924 г. газ. «Рабочая Москва» откликнулась на инцидент статьей «Новые подвиги поэта Есенина»:

«Во 2-м часу ночи, 19-го января в кафе “Домино”, на Тверской ул., зашел прославившийся своими пьяными выходками поэт Есенин. Есенин был сильно пьян.

Швейцар пытался не пустить пьяного в кафе, Есенин набросился на швейцара и силой ворвался в помещение.

— Бей конферансье, — закричал скандальный поэт.

Завязался скандал. Швейцар вызвал милицию.

Явился постовой милиционер Громов и предложил Есенину:

— Пожалуйте в 46 отделение.

Но справиться одному милиционеру с буйным Есениным было не под силу. Пришлось звать дворника.

По дороге Есенин совсем вошел в азарт. Дворник и милиционер, не согласившиеся с его лозунгом — “Бей жидов, спасай Россию”, были избиты. При этом поэт совершенно не стеснялся в выражениях, обзывая своих спутников “жандармами, старой полицией, сволочью и т. д. Попутно обругал Демьяна Бедного и Сосновского.

В отделении Есенин продолжал буйствовать, кричать и ругаться.

Пришлось вызвать врача, определившего у Есенина сильную степень опьянения и нервного возбуждения.

Наутро, вытрезвившись, Есенин был отпущен под подписку. Это уже третья по счету подписка».

Заметка написана в характерном для «Рабочей Москвы» тоне. Стиль и манера подачи фактов полностью соответствуют стилю и манере корреспонденции по «делу четырех поэтов».

Постановление о взятии поэта под стражу не было выполнено, и до судебного разбирательства дело также не дошло (см. также коммент. к № III-25 наст. раздела).

Прокушев-55, с. 338 (без указания адресата); полностью — газ. «Приокская правда», Рязань, 1978, 24 дек., № 294, в статье И. Н. Гаврилова «Обещаюсь приехать в Рязань».

Печатается по автографу (ГМЗЕ, онф № 1005). На документе помета — «отл<ожить>».

Хориков Николай Павлович (1899–1937?) — поэт, прозаик, литературный критик, член правления Всероссийского союза поэтов, один из руководителей его рязанского отделения.

...обещаюсь приехать в Рязань и дать вечер моих стихов. — Скорее всего, идея организации этого вечера принадлежала адресату доверенности, поскольку тот переслал ее в Рязань вместе со своим письмом, где были такие слова:

«При сем посылаю письмо Сергея Есенина. Предполагаемый вечер будет состоять из двух отделений: выступления Есенина с докладом профес<сора> Зубакина (он же поэт). Другое отделение — стихи Ивана Приблудного, Зубакина и мои (Николая Хорикова)» (газ. «Приокская правда», Рязань, 1978, 24 дек., № 294; публ. И. Н. Гаврилова).

...при условии. — Далее в письме Хорикова в Рязань сообщалось: «Причем Есенин ставит условие, чтобы заплатили за вечер 25 червонцев на всех. Из них двадцать червонцев послать, не выдавая ему на руки, в село Константиново Ряз<анского> уезда его отцу Александру Есенину. Остальные пять — Приблудному, Зубакину, Хорикову.

Вечер нужно устроить не позднее 25 февраля. После этого Есенин едет с выступлениями на Украину, Кавказ и т. д. Сообщите быстрее спешной почтой или по телеграфу — Москва, Всероссийский союз поэтов, Тверская, 18, Хорикову Николаю Павловичу — день и час вечера» (там же).

Вечер не состоялся, ибо 13 февр. 1924 г. Есенин был помещен в Шереметевскую больницу, а спустя почти месяц (10 марта) был переведен в Кремлевскую больницу для продолжения лечения.

...моему отцу и матери в село Константиново. — В письме Хорикова в Рязань были также указаны некоторые подробности биографии Есенина; в частности, шла речь о пожаре, в котором сгорел дом его родителей.

Сестра поэта А. А. Есенина вспоминала: «10 мая 1922 г. Сергей уехал за границу, а в августе этого же года сгорел наш дом. <...> Пожар, произошедший 3 августа 1922 года, был одним из самых больших и страшных пожаров, которые мне приходилось видеть. <...> Погасить огонь люди были не в силах, и за два-три часа, шагая в шесть рядов, он уничтожил около 200 построек» (Восп., 1, 84, 85, 86).

Ср. также № 39 наст. подраздела и коммент. к нему.

Материалы, с. 326.

Печатается по копии В. Н. Полянского (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 9, л. 23; см. также коммент. к № 27 наст. подраздела).

Настоящая приписка была сделана Есениным на акте, также скопированном В. Н. Полянским.

23 марта 1924 г. Есенин был доставлен из Московского уголовного розыска в 15-е отделение милиции, где со слов поэта был составлен протокол допроса, подписанный Есениным (см. № III-29 наст. раздела).

В тот же день была допрошена сестра поэта Е. А. Есенина, которая показала следующее: «Сего числа брат мой в нетрезвом виде ехал домой на извозчике, он на одном, а я на другом, рядом с ним. Около Тверского бульвара извозчик перевернулся, и брат мой выпал на мостовую, извозчик стал поджидать его, а брат не желал ехать, пошел пешком, качаясь, и нечаянно задел двух проходящих граждан, те обозвали его пьяным, он же повернулся и в ответ им сказал: “Жидовская морда”, те разозлились и толкнули его. Брат мой стал обороняться, и между ними завязалась драка, но подоспевшим милиционером все были доставлены в отделение» (Материалы, с. 327).

Однако это дело не было доведено до суда (подробнее см.: Материалы, с. 325–328).

Означенные в акте вещи. — В акте, составленном в 15-м отделении милиции 23 марта 1924 г., было сказано, что у Есенина «изъято на хранение: 1) заграничный паспорт № 5072; 2) гребенка; 3) пудреница и два ключика» (Материалы, с. 326).

Материалы, с. 329.

Печатается по копии В. Н. Полянского (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 9, л. 26; см. также коммент. к № I-27 наст. раздела).

Копия настоящей подписки хранится среди других копий, снятых В. Н. Полянским с материалов дела № 433/25 от 7/IV-24 г.

6 апр. 1924 г. в 22 часа Есенин был задержан в Малом театре участковым надзирателем, доставлен в 26-ое отделение милиции и 7 апр. был допрошен (см. № III-30 наст. раздела).

В деле имеются показания участкового надзирателя, артистов Малого театра А. И. Истомина (1899–1971) и О. С. Щербиновской (1891–1975), а также служащих театра В. Богачева и В. М. Кузмичева.

Об этом инциденте в своих воспоминаниях пишет В. В. Федоров:

«Моя встреча и знакомство с Сергеем Есениным произошли при очень курьезных обстоятельствах. Случилось это в Малом театре. Шел спектакль “Ревизор”. В один из актов ко мне в кабинет зашел режиссер Н. О. Волконский, будучи дежурным по этому спектаклю, и мы мирно беседовали.

Вдруг к нам вбежала взволнованная артистка О. С. Щербиновская, игравшая роль Марии Антоновны, и просила оказать помощь. Дело в том, что к ней в артистическую уборную прошел Сергей Есенин и Всеволод Иванов и, в то время, когда она ушла на сцену, они попросили у уборщицы стаканы и, пользуясь одиночеством, изрядно распили принесенное с собою вино. Выпили они, видимо, изрядно, так как Есенин был уже пьян.

Когда О. С. Щербиновская вошла в свою уборную, чтобы быстренько переменить костюм к следующему акту, и попросила оставить ее в уборной с портнихой, Есенин запротестовал. Зная буйный характер Есенина, когда он выпьет, Ольга Сергеевна и прибегла к нашей помощи. “Ведь он может натворить Бог знает что”, — говорила она.

Взяв с собою администратора театра, я с Н. О. Волконским поспешил на выручку. Лишь только мы приоткрыли дверь уборной, Есенин закричал:

“Администрация!..” Не зная, как уговорить разбуянившегося Есенина, администратор вынужден был позвать милиционера. Увидя милиционера, Есенин бросился бежать по коридору, причем по пути на лестнице он ударил шедшего навстречу Володю Богачева — мальчика, на обязанности которого было вызывать актеров к их выходу. Это возмутило Н. О. Волконского, и он, обладая значительной физической силой, нагнав Есенина, крепко ударил его в спину. Есенин продолжал бежать и, не зная расположения закулисных помещений, чуть было не выскочил на сцену во время хода действия. К счастию, его успел схватить стоявший на выходе артист А. И. Истомин, игравший почтмейстера. Дело кончилось тем, что Есенина повели в кабинет администратора и там начали составлять протокол. Помню, в это время вошел в комнату администратора заведующий постановочной частью и режиссер И. С. Платон. Увидя его, Есенин, внимательно всматриваясь в лицо Ивана Степановича, не без иронии и сарказма спросил его: “А что вы сделали для революции?!”, после чего И. С. Платон тотчас же скрылся.

Составив протокол, милиционер вывел Есенина из театра и этим инцидент был исчерпан» (РГАЛИ, ф. 2579, оп. 1, ед. хр. 23, л. 21).

На самом деле 6 апр. 1924 г. шел, как и указано в протоколах свидетельских показаний, спектакль «Недоросль», в котором принимали участие артисты Щербиновская и Истомин. В спектакле «Ревизор» они также были задействованы в указанных В. В. Федоровым ролях, но этот спектакль шел в другой день.

До судебного разбирательства дело не дошло. Вручение обвинительного акта не состоялось, и судебное заседание не было открыто (подробнее см.: Материалы, с. 328–332).

Памяти Есенина, с. 122–123, в очерке М. Д. Ройзмана «То, о чем помню» (вразбивку, без обращения, подписи и даты). Полностью — Есенин 5 (1962), с. 173–174.

Печатается по автографу (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 5).

Ассоциация вольнодумцев в Москве — творческое объединение имажинистов, устав которого был разработан Есениным и Мариенгофом в сент. 1919 г. и рассмотрен А. В. Луначарским 24 сент. того же года (см. наст. раздел, № II-11 и коммент. к нему).

Заявление было передано секретарю Ассоциации М. Д. Ройзману, который вспоминал об этом эпизоде так:

«20 февраля 1920 года состоялось первое заседание “Ассоциации вольнодумцев”. Есенин единогласно был выбран председателем, я — секретарем, и мы исполняли эти обязанности до последнего дня существования организации. На этом заседании постановили издавать два журнала: один — тонкий <Гост.>, ведать которым будет Мариенгоф; другой толстый <“Вольнодумец” >, редактировать который станет Есенин. <...>

7 апреля 1924 года около десяти часов утра в нашей квартире раздался звонок, я отпер входную дверь — передо мной стояли Сергей Есенин и Всеволод Иванов. Они сняли пальто. <...>

Я спросил, дано ли разрешение на издание “Вольнодумца”. Он <Есенин> ответил, что теперь это его меньше всего волнует. Он подбирает основных сотрудников журнала, для чего встречается с многими писателями и поэтами. По его планам, в “Вольнодумце” будут участвовать не связанные ни с какими группами литераторы. Они должны вольно думать!

Он хотел печатать в “Вольнодумце” прозу и поэзию самого высокого мастерства, чтобы журнал поднялся на три головы выше “Красной нови” и стал образцом для толстых журналов. Конечно, в “Вольнодумце” обязательно будут помещаться произведения молодых авторов, только с большим отбором и условием, если у них есть что-нибудь за душой. <...>

Я спросил, кто намечен в сотрудники “Вольнодумца”. Сергей сказал, что для прозы у него есть три кита: Иванов, Пильняк, Леонов. Для поэзии старая гвардия: Брюсов, Белый, Блок — посмертно. Еще Городецкий, Клюев.

— А новая гвардия?

— Будет! Надо договориться впрок!

— Значит, имажинистов отметаешь, Сережа?

— С чего ты взял?

Он сел в кресло, попросил бумагу. Я вынул мою записную книжку “День за днем”, открыл чистую страницу с отрывными листочками и положил перед ним. Взяв карандаш, он стал писать <далее следует текст заявления>» (Восп., 1, 386–387, 394, 395, 396).

...не расходясь с группой. — Речь идет о группе имажинистов (см. наст. изд., т. 7, кн. 1).

...в журнале же «Гостиница» ~ отказываюсь участвовать окончательно. — Р. Ивнев писал: «Журнал имажинистов “Гостиница для путешествующих в прекрасном” начал свое существование до отъезда Есенина за границу. По его возвращении в Москву в нем были напечатаны новые стихи Есенина. Таким образом, сотрудничество продолжалось, но началось уже его охлаждение к журналу. В № 3 после больших колебаний он все же дал свою “Москву кабацкую”, а в № 4 наотрез отказался сотрудничать. <...>

— Пусть Мариенгоф там распоряжается как хочет. Я ни одной строчки стихов туда не дам» (Восп., 1, 344, 346).

...почему Мар<иенгоф> напечатал себя на первой странице, а не меня. — М. Д. Ройзман отмечал: «Действительно, третий номер “Гостиницы” Мариенгоф открыл подборкой собственных стихов, а “Москва кабацкая” была напечатана на восьмой странице. До этого номера все произведения располагались по алфавиту авторов» (Восп., 1, 396).

Начиная с третьего номера, порядок размещения текстов в Гост. осуществлялся Мариенгофом по алфавиту... имен. Таким же образом были проставлены им и подписи под декларацией «Восемь пунктов» (см. наст. изд., т. 7, кн. 1).

Предполагавшийся 15 авг. 1924 г. выход 5-го номера Гост. не состоялся.

Есенин 6 (1980), с. 144.

Печатается по автографу (РГАЛИ, ф. 190, оп. 2, ед. хр. 27).

Датируется с учетом слов «30 апреля» в тексте документа. Год устанавливается по содержанию в связи с аналогичным намерением Есенина от 7 февр. 1924 г. (см. наст. раздел, № I-35 и коммент. к нему).

О М. Н. Пестрякове см. № V-13 раздела «Рукою Есенина» и коммент. к нему.

Крутов Поликарп Петрович (1887–?) — в 1924 г. председатель объединения «Рязлеспром» (назначен 8 окт. 1923 г.).

Ельцов Николай Николаевич (1892–?) — в 1924 г. заведующий экономической частью производственно-технического отдела Рязанского губсовнархоза и одновременно исполняющий обязанности начальника управления Рязанского объединения «Грозсельмаш» (Государственные Рязанские объединенные заводы сельскохозяйственного машиностроения).

Биографические сведения об адресатах документа выявлены В. С. Вобленко по материалам Государственного архива Рязанской обл. (ф. Р-276, оп. 2, д. 1887 и 1008, соответственно).

Намерение Есенина выступить в Рязани не осуществилось — ни в 1924, ни в 1925 гг. его вечер там так и не состоялся.

Есенин 5 (1962), с. 175.

Печатается по автографу (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 11, л. 3). На документе — заверительная надпись («Подпись С. Есенина удостоверяю. Секретарь редакции журнала “Красная новь” Е. Муратова») и печать редакции Кр. нови.

...договор с Госиздатом на ~ «Березовый ситец». — Ниже приводится текст договора по сохранившемуся подлиннику (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 11, л. 2), представляющему собой типовой типографский бланк с графами, заполненными машинописно:

«Форма № 2

Договор № 4581

Москва, 1 июля 1924 г.

Государственное Издательство (Госиздат) с одной стороны и Сергей Есенин с другой, заключили между собой настоящий договор о нижеследующем:

1. Сергей Есенин представил Госиздату в совершенно готовом для печати виде труд СВОЙ под названием “Березовый ситец” размером 1.000 (одна тысяча) стихотворных строк.

2. Госиздат приобретает у С. Есенина исключительное право издания и переиздания вышеназванного труда в течение ПЯТИ лет, считая со дня получения его Госиздатом в окончательно готовом для печати виде.

Примечание. Тираж первого издания определяется в количестве не более 7.000 экземпляров, которые могут быть выпускаемы Госиздатом и не единовременно, тираж же повторных изданий — в количествах, по усмотрению Госиздата, но не превышающих максимального тиража первого издания.

3. За сказанное в п. 2 право издания Госиздат уплачивает С. Есенину гонорар в размере сорока копеек (40 коп.) за стих. строку.

4. За каждую 1.000 экземпляров повторных изданий Госиздат уплачивает С. Есенину вознаграждение в размере 50% того гонорара, который приходится на каждую 1.000 максимального количества экземпляров первого издания.

5. Авторский гонорар уплачивается не позднее 14 дней после 1-го июля 80% и не позднее 14 дней по подписании последнего листа 1 авторской корректуры 20%.

6. С. Есенин обязуется не задерживать своей корректуры. В случае неаккуратного доставления ее автором, Госиздат вправе взыскать с него все причиненные Госиздату вследствие этой задержки убытки.

7. С. Есенину предоставляется бесплатно 25 экземпляров книги по выходе ее из печати.

8. Если в течение двух лет со дня доставления рукописи С. Есениным Госиздат не издает ее, настоящий договор расторгается, причем все деньги, полученные автором от Госиздата, им не возвращаются.

9. Адрес С. Есенина следующий: Брюсовский пер., 2, Дом Правды. При перемене адреса С. Есенин обязан немедленно сообщить свой новый адрес.

10. Все споры по настоящему договору разрешаются судебными учреждениями гор. Москвы.

11. Подлинный договор иметь Госиздату, а копию с него — С. Есенину.

/ Главный редактор <подпись нрзб.>

Секретарь М. Волков

Автор, редактор, переводчик по доверенности Г. Бениславская» (курсивом выделены подписи на документе).

После текста договора следует расписка рукой Г. А. Бениславской: «Копию договора получила. Г. Бен».

...получить причитающийся гонорар. — На есенинской доверенности имеется карандашная помета: «В ф. о. VII». Это, очевидно, означает, что в июле 1924 г. документ был передан в финансовый отдел Госиздата, так что авторский гонорар за Б. сит. был выдан Г. Бениславской в том же месяце. Точная дата выдачи неизвестна. Госиздат выпустил книгу Есенина почти через год — в мае 1925 г.

Есенин 5 (1962), с. 179.

Печатается по автографу (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 13), где перед словом «присоединить» Есенин вычеркнул слова «ставить или не ставить»; кроме того, последнее слово доверенности «дописано» без чернил — шесть его конечных букв читаются лишь по следу сухого пера на бумаге. Подпись и дата под доверенностью отсутствуют. Все это в совокупности показывает, что публикуемый текст является черновым.

Датируется по содержанию: доверенность написана Есениным, скорее всего, до его отъезда на Кавказ 3 сент. 1924 г.

В случае изменения в журнале «Красная новь» линии Воронского... — Содержание документа вызвано литературной борьбой, которую вели «напостовцы» против так называемых «попутчиков» (подробнее об этом см. наст. изд., т. 5; т. 6), и разговорами в писательской среде летом 1924 г. о предстоящих кадровых изменениях в редакции Кр. нови, где редактором был А. К. Воронский, вплоть до его отстранения от должности. В результате нажима «напостовцев» в начале сент. 1924 г. в состав редакционной коллегии был введен Ф. Ф. Раскольников.

Вокруг Кр. нови группировалась и печатала там свои произведения большая часть «попутчиков», этому способствовал и А. К. Воронский. Есенин был постоянным сотрудником этого журнала и не мог стоять в стороне от происходящего, считая себя тоже «попутчиком».

...уполномочиваю В. Казина... — Поэт Василий Васильевич Казин в то время занимал должность помощника редактора Кр. нови (см. список штатных сотрудников Госиздата: ГАРФ, ф. 395, оп. 8, ед. хр. 210, л. 3, об.). По его позднейшему свидетельству (Есенин 6 (1980), с. 336), есенинской доверенности он не получал, а сотрудники Кр. нови никаких подписей о выходе из журнала не давали.

РА, 1970, № 3, с. 165, в статье А. П. Ломана и В. Ф. Земскова «Дарственные надписи Есенина: (Инскрипты)».

Печатается по автографу (ГМЗЕ, онф № 3748), где фамилия «Мануйлов» написана через «и».

Мануйлов Виктор Андроникович (1903–1987) — в 20-е годы начинающий поэт, впоследствии литературовед, автор работ по истории русской литературы XIX в., творчеству М. Ю. Лермонтова. Познакомился с Есениным в начале авг. 1921 г., неоднократно встречался с поэтом, по его рекомендации был принят в Союз поэтов, 23 сент. 1924 г. получил от него книгу «Трерядница» (наст. изд., т. 7, кн. 1).

...сегодняшний вечер моих стихов. — 3 окт. 1924 г. состоялся вечер поэзии Есенина в студенческом клубе им. Сабира Азербайджанского гос. университета в Баку.

Поэт приехал в Баку 20 сент. и несколько раз выступил с чтением своих стихов (в клубе Черного города на собрании рабочих, писателей и поэтов, в редакции «Бакинского рабочего» и др.). В. А. Мануйлов вспоминал: «Есенину уже порядком надоели публичные выступления, но все же удалось уговорить его еще раз выступить в университете. <...> 3 октября, в день своего рождения, Есенин все же выступил в клубе имени Сабира. Я долго хранил записочку к администратору <далее следует текст записки>. Вечер был шумный и многолюдный и прошел с большим успехом. Особенно запомнилось со всеми характерными есенинскими интонациями чтение стихотворений “Возвращение на родину” и “Русь советская”. <...>

В зависимости от настроения и обстоятельств одни и те же стихи Есенин читал по-разному. В клубе Сабира в концовке “Возвращения на родину” не столько чувствовалось сожаление, сколько поддразнивание, подзадоривание некоторых требовательных критиков, сидевших в первых рядах. <...>

Когда же речь шла о Демьяне Бедном, Есенин иной раз с подчеркнутым лукавством особо выделял псевдоним “Бедный”, превращая его в эпитет...» (Восп., 2, 180, 181).

Обзор откликов печати на это выступление Есенина см. также в наст. изд., т. 2.

Журн. «Литературная Грузия», Тбилиси, 1969, № 5/6, с. 188, в заметке Г. В. Бебутова «Снова о “дальней северянке”».

Печатается по автографу (РГАЛИ, ф. 3100, оп. 1, ед. хр. 340), следующему сразу же за вычеркнутым текстом непосланной телеграммы Есенина Г. А. Бениславской (см. п. 186 и коммент. к нему — наст. изд., т. 6).

Датируется на основании следующих фактов: 1) договор с акционерным издательским обществом «Советский Кавказ» на выпуск книги Есенина «Страна советская» был подписан 3 дек. 1924 г. (см. наст. раздел, № II-32 и коммент. к нему); 2) 4 дек. 1924 г. К. А. Соколов отметил в письме Есенину: «Ты уехал в Москву <точнее: из Тифлиса>, мне об этом сообщил Вирап» (Письма, 255); 3) в альбоме Б. И. Корнеева имеется автограф поэта: «С. Есенин. 6/XII 24 Тифлис» (наст. кн., № V-15 раздела «Рукою Есенина»). Следовательно, Есенин выехал из Тифлиса в Батуми не ранее 6 дек.

На заявлении есть резолюция: «[Ис]полнить. Вирап». Эта резолюция, а также фамилия адресата, открывающая заявление Есенина, густо зачеркнуты другими чернилами.

...по указанному адресу... — «Москва Ваганьковский редакция “Бедноты” Галине Бениславской». Этот адрес первоначально открывал телеграмму поэта Г. А. Бениславской, упомянутую выше. Затем ее текстуальная часть была им вычеркнута, но адрес остался нетронутым (см. также наст. изд., т. 6).

...двести рублей... — 15 дек. 1924 г. Г. А. Бениславская писала Есенину: «Мы от Вас получили недели 2 тому назад 200 руб. (я, кажется, это писала Вам)» (Письма, 258). Действительно, в предыдущем письме (между 10 и 12 дек.) она уже сообщила: «Неделю тому назад получила от Вас 200 руб. Они попали как раз вовремя» (там же, 257).

...за книгу «Страна советская». — 26 янв. 1925 г. Есенин писал Н. К. Вержбицкому (из Батуми в Тифлис): «Да, вышла моя книга <Стр. сов.>. Будь добр, скажи Вирапу, чтоб он прислал мне авторские <экземпляры>» (наст. изд., т. 6). Поэт ранее писал и Вирапу, потому что тот 24 янв. 1925 г. сообщал: «Дорогой Сергей! Получил твое письмо <не разыскано>. Оно опоздало. Твоя книжка уже вышла» (Письма, 271).

6 марта 1925 г. Есенин пишет Н. К. Вержбицкому уже из Москвы: «Книги моей <Стр. сов.> здесь нет. Скажи Вирапу, что он с распространением хреновину загибает. Потом пусть пришлет 150 руб., о которых мы с ним говорили. Это принцип» (наст. изд., т. 6). 21 марта Н. К. Вержбицкий, отвечая на это письмо Есенина, сообщил: «Вирап вообще липовый издатель, и распространять он умеет только сплетни и скверный запах. Однако передам ему твои требования. Насчет 150 руб. он заявил, что это — недоразумение» (Письма, 274).

Еще в окт. 1924 г. Есенин написал стихотворение «“Заря Востока”», где есть строфа о Вирапе:

(Наст. изд., т. 4).

ЛР, 1980, 11 апр., № 15, с. 17 (в статье В. Вдовина «Новое о Сергее Есенине»).

Печатается по машинописи воспоминаний В. П. Козлова «Три встречи», имеющих дату: «20.III.26» (ИМЛИ, ф. 32, оп. 3, ед. хр. 20, л. 3). Автограф неизвестен. «Впоследствии все мои попытки, — вспоминал много лет спустя В. П. Козлов, — разыскать это заявление Есенина в Жилтоварищество остались безрезультатными» (в его воспоминаниях «Встречи с Сергеем Есениным» — ЛР, 1980, 3 окт., № 40, с. 20).

Датируется (с известной долей вероятности) по совокупности имеющихся мемуарных и документальных сведений.

С одной стороны, В. П. Козлов, сохранивший текст документа, указывает, что Есенин писал его летом в присутствии И. В. Грузинова (жившего в доме жилтоварищества № 191), А. М. Сахарова, В. Ф. Наседкина и «мужичка из Рязанской губернии», представляющего «всю Рязань и губернию дяди Есенина» (ЛР, 1980, 11 апр., № 15, с. 17).

С другой стороны, последние два участника этого эпизода фигурируют также и в записке С. А. Толстой, написанной ею Есенину (судя по содержанию) в июне 1925 г.:

«Сергей, милый, пожалела тебя будить. Зайди ко мне на службу <в музей А. Н. Толстого> (Пречистенка, 11) или позвони <...>.

Звонил Наседкин. Приехал твой дядя <А. Ш. Титов, брат Т. Ф. Есениной> и сидит у него. Поезжай туда...» (Письма, 283–284).

Из сопоставления этого текста с записями С. А. Толстой-Есениной в ее настольном календаре от 16 июня 1925 г. («С<ергей>, Нас<едкин> в Т<олстовском> муз<ее>. С<ергей> и Сахаров. <...> Ночев<ал> С<ергей>» — журн. «Наше наследие», М., 1995, № 34, с. 61; здесь дано по автографу ГМТ) явствует, что эта записка Есенину была оставлена ею у себя на квартире утром 17 июня.

Скорее всего, именно в этот день Есенин, его дядя Саша (А. Ф. Титов) и В. Ф. Наседкин, встретившись с И. В. Грузиновым и А. М. Сахаровым (который тогда уже несколько дней находился в Москве, приехав из Ленинграда), заходили в дом по адресу: Столешников пер., 5, где жили как И. В. Грузинов (его адрес см. на с. 448 наст. кн.), так и В. П. Козлов.

Намерение Есенина поселиться на отдельной площади было связано с прекращением его совместной жизни с Г. А. Бениславской: он переехал из ее квартиры в комнату В. Ф. Наседкина 11 или 12 июня (Материалы, с. 84–85).

В Столешниковом переулке поэт так и не поселился, но через некоторое время там, по-видимому, нашел временное пристанище его двоюродный брат И. И. Есенин (см. коммент. к № 51 наст. подраздела).

О В. П. Козлове подробнее см. наст. изд., т. 6, а также его биографическую справку, составленную В. А. Вдовиным (ЛР, 1980, 3 окт., № 40, с. 20).

САЕ, с. 206, в воспоминаниях И. В. Евдокимова «Сергей Александрович Есенин».

Печатается по первой публикации. Автограф не выявлен.

И. В. Евдокимов так описывает обстоятельства подачи этого заявления:

«В середине июня 1925 года в литературно-художественном отделе Госиздата возникла мысль об издании “Собрания стихотворений” Сергея Есенина. Неоднократно до того мне приходилось беседовать с поэтом об издании, но он был <...> занят своими предсвадебными приготовлениями. Эти последние в конце концов и послужили внешним поводом к ускорению дела. <...> Однажды он пришел довольно рано.

— Евдокимыч, я насчет моего “Собрания”. Мы с тобой говорили в прошлый раз. У меня, понимаешь, свадьба, я женюсь. <...> Нельзя ли мне сразу получить тысячи две денег. Только надо скоро.

<...> Дня через два он появился с Наседкиным и под мою диктовку наспех написал следующее заявление <приведен его текст>.

Все условия его были приняты, кроме одного: единовременной выдачи двух тысяч рублей. <...> Через неделю, 30 июня, был подписан договор <его текст см. в наст. разделе — № II-34>: поэт обеспечивал свою жизнь на много месяцев вперед. С июля началась выдача денег по тысяче рублей ежемесячно. <...>

Обращение Есенина ко мне объяснялось тем, что главным образом мне пришлось иметь с ним дело в оформлении разных деталей: заведующим отделом Н. И. Николаевым мне это было поручено особо» (Восп.-95, с. 464–466).

Мое собрание стихотворений и поэм никогда не издавалось. — Речь идет здесь об издании на родине. Тремя годами ранее (под аналогичным заглавием — «Собрание стихов и поэм: Том первый») избранные стихотворные произведения Есенина были выпущены издательством З. И. Гржебина в Берлине (см. также № 23 наст. подраздела и коммент. к нему). Однако поступление этой книги в Советскую Россию было затруднено, ибо в 1923 г. было принято решение о запрещении ввоза гржебинских изданий на территорию РСФСР (указано Е. А. Динерштейном: журн. «Новое литературное обозрение», М., 1997, № 26, с. 385). Ср.: «Берлинский том выписываю из-за границы, нигде не могу получить здесь» (из письма Г. А. Бениславской Есенину между 10 и 12 дек. 1924 г. — Письма, 256).

Публикуется впервые.

Печатается по автографу, исполненному в левом верхнем углу подлинника указанного договора (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 11, л. 9). Подробнее см. № II-34 наст. раздела и коммент. к нему.

Хроника, 2, 194.

Печатается по автографу (РГБ, ф. 393, карт. 1, ед. хр. 17, л. 4). Какой-либо заверительной надписи документ не имеет.

30 июня 1925 г. Есенин заключил с Госиздатом договор на издание Собр. ст. в трех томах (см. наст. раздел, № II-34), что, возможно, и послужило поводом для написания данной доверенности.

И. В. Евдокимов вспоминал: «Обычно ежемесячные выплаты по тысяче рублей приходилось выдавать по доверенностям Есенина то жене, то двоюродному брату Илье Есенину. До женитьбы поэта на С. А. Толстой деньги получала сестра его Е. А. Есенина» (Восп.-95, с. 473).

Однако, судя по пояснительной записке Е. А. Есениной, приложенной к автографам трех доверенностей на ее имя (РГБ, ф. 393, карт. 1, ед. хр. 17, л. I), комментируемый документ она получила от Г. А. Бениславской уже после смерти поэта (Хроника, 2, 360 и 363; здесь единый текст записки Е. А. Есениной опубликован по частям как два разных текста).

Решение Есенина не доверять тогда сестре получение своих денег было вызвано состоявшейся между ними ссорой, о которой упоминается в его письмах самой Екатерине от 16 июня (наст. изд., т. 6) и отцу от 20 авг. (там же); см. также коммент. к этим письмам.

Хроника, 2, 196.

Печатается по автографу (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 93).

«Современная Россия» — издательство группы литераторов и художников (1924–1927), было создано в Москве (Арбат, Трубниковский пер., д. 9; позднее находилось по адресу: Столешников пер., д. 6). В состав правления издательства входили Н. П. Савкин (председатель), И. В. Грузинов, А. С. Скворцов и др. (см. кн. «Московские и ленинградские издатели и издательства двадцатых годов: Указатель. Ч. 1 / Сост. И. Е. Березовская и др. Под общ. ред. В. И. Харламова», М., 1990, с. 118). Был его членом и Есенин, о чем свидетельствует следующий документ:

«Удостоверение

Дано сие Сергею Александровичу ЕСЕНИНУ в том, что он является действительным членом Правления “СОВРЕМЕННАЯ РОССИЯ”, что подписью и печатью удостоверяется.

Председатель правления Н. Савкин

Секретарь Иван Грузинов»

(фотокопия — собрание Н. Г. Юсова, Москва; выделено в источнике).

Удостоверение имеет дату (23 авг. 1924 г.) и номер (№ 77), проставленные рукой Н. П. Савкина; подписи-автографы на нем заверены печатью издательства.

В 1924 г. «Современная Россия» выпустила сборник стихов Н. Савкина «Багровые васильки» и его поэму «Бурлак», в 1925 г. — книги С. Вашенцева «Героические поэмы» и И. Грузинова «Избяная Русь», а в 1926 г. — его же сб. «Малиновая шаль».

В 1925 г. в «Современной России» вышли две книги Есенина — ОРиР и Перс. мот.

Берлин Израиль Самойлович (в Есенин 5 (1962), с. 372 и 416; Есенин 5 (1968), с. 310 и 340; Есенин 6 (1980), с. 348 и 473; Хроника, 2, 419 и др. ошибочно — Павел Абрамович или П. А.) — сотрудник «Современной России» (1925) и издательства «Сегодня» (1926–1927). С ним вели переговоры об издании книг Есенина и сам поэт, и Г. А. Бениславская. В письме Есенину между 10 и 12 дек. 1924 г. она сообщала: «Издательство “Современная Россия” через некоего тов. Берлина (помните его?) издает сборник Ваших старых стихов о революции и России. <...> Тов. Берлин платит по 40 к. за строку, срок договора 6 месяцев, для повторного издания еще 6 месяцев; в общем 1 год» (Письма, 256).

Книга ОРиР вышла в конце апр. 1925 г. (Юсов-94, с. 52).

...мой гонорар... — Скорее всего, речь идет об очередной выплате с продаж за книгу Перс. мот., выпущенную «Современной Россией» после 26 мая 1925 г. (о сроке выхода см. наст. изд., т. 7, кн. 3).

...моей сестре... — Е. А. Есениной. Возможно, именно эту выплату имел в виду Есенин, когда писал отцу из Мардакян 20 авг.: «Деньги тебе задержались не по моей вине. Катька обманула Соню и меня. Она получила деньги и сказала, что послала их. Потом Илюша выяснил. <...> Илюшка — настоящий благородный брат» (наст. изд., т. 6). По возвращении в Москву Есенин чаще всего доверял получать свои гонорары брату; см., однако, письмо поэта И. В. Евдокимову от 6 дек. и коммент. к нему (наст. изд., т. 6).

Хроника, 2, 359.

Печатается по автографу (РГБ, ф. 393, карт. 1, ед. хр. 17, л. 1–2), представляющему собой незавершенный черновик.

Некоторые из слов источника текста написаны с удвоением букв или слогов: «и и ттвердодой» (вместо «и твердой»); «деньги и» (вместо «деньги»).

Датируется по другому наброску доверенности, сделанному тогда же: «10/25. Доверяю моей сестре Екате <слово не дописано>». В левом нижнем углу листа с этими словами — помета: «10/IX-25». Пояснительная записка Е. А. Есениной (РГБ, ф. 393, карт. 1, ед. хр. 17, л. I) гласит: «Две доверенности, написанные от 10/IX 25 г. и 3/VII 25 г., переданы мне Галиной Артуровной Бениславской. Число 10/IX 25 г. помечено ее рукой»

(Хроника, 2, 360). Отсюда следует, что эти рукописи попали к Е. А. Есениной уже после смерти брата (см. также коммент. к № 47 наст. подраздела).

Судя по всему, комментируемая «попытка доверенности» состоялась в указанный день на квартире Г. Бениславской. По-видимому, это было одно из первых посещений ее Есениным после прекращения их совместной жизни. Спустя два с лишним месяца (16 нояб. 1925 г.) она записала в своем дневнике:

«Трезвый он не заходит, забывает. Напьется — сейчас же 58-36<1, телефон квартиры Г. Бениславской>, с ночевкой. В чем дело? Или у пьяного прорывается и ему хочется видеть меня, а трезвому не хватает смелости? Или оттого, что Толстая противна, у пьяного нет сил ехать к ней, а ночевать где-нибудь надо? Верней всего, даже не задумывался над этим. Не хочется к Толстой, ну а сюда так просто, как домой; привык, что я не ругаю пьяного и т. д.» (Материалы, с. 116).

Текстуальные особенности данной доверенности Есенина вполне согласуются с предположением, что она была написана поэтом как раз в одно из посещений своего бывшего жилища в состоянии, описанном Г. Бениславской.

...пои... — Из контекста явствует, что Есенин хотел написать здесь либо слово «мои», либо слово «п<р>ои<зведения>», но не закончил его.

Есенин 5 (1962), с. 211.

Печатается по автографу (РГБ, ф. 393, карт. 1, ед. хр. 18).

Е. А. Есенина поясняла: «Доверенность от 17/X 25 г. написана на рукописи молодого поэта Яна Снегина <псевд. Ивана Васильченкова>, который и передал мне настоящую после смерти С. Есенина. Е. Есенина» (РГБ, ф. 393, карт. 1, ед. хр. 17, л. I; Хроника, 2, 363). Рукопись, о которой здесь говорится, — это автограф стихотворения Я. Снегина с утраченной первой строфой, начинавшейся со слова «сияя»; последующие пять строф сохранились целиком: «Бездумный старец обнажился // И головой своей потряс // Ему я кротко поклонился, // И тень его пустилась в пляс <и т. д.>».

Из пояснительной записки, как отметил еще В. Г. Белоусов, «следует, что Е. А. Есенина никаких договоров по доверенности поэта при жизни его заключать не могла» (Хроника, 2, 363).

Есенин 6 (1980), с. 201.

Печатается по автографу (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 248). На обороте доверенности рукой И. И. Есенина написан адрес: «Столешников пер., дом № 5, кв. 15. Козлову / И. Есенину». Не исключено, что эта помета является свидетельством, что адресат доверенности в то время жил по указанному адресу. О В. П. Козлове см. коммент. к № 44 наст. подраздела.

В 1924 г. Есенин «взял из деревни в Москву и нашего двоюродного брата Илью, — вспоминала А. А. Есенина. — Илья был сыном брата нашего отца. Ему было лет двадцать, родители у него умерли. Теперь Илья учился в рыбном техникуме, жил в общежитии, но больше всего находился у нас, был привязан к Сергею и стал, в сущности, членом нашей семьи» (Восп., 1, 109). В. Ф. Наседкин называл И. И. Есенина «верным телохранителем» поэта (Материалы, с. 227).

«...еще в начале осени <1925 г.> я, — писал И. В. Евдокимов, редактор Собр. ст., — договорился с поэтом, чтобы он сам вообще не ходил за деньгами, не отвлекался от работы. Есенин, смеясь, согласился и поручил получать деньги брату Илье, который и ходил за ними с тех пор» (Восп.-95, с. 473). См. также коммент. к № 47 и 52 наст. подраздела.

...получить ~ гонорар ~ в сумме тысячи рублей. — Судя по записке поэта сестре Екатерине (наст. изд., т. 6), вместо ожидаемой суммы И. Есенин получил в кассе Госиздата лишь сто рублей, что вызвало явное неудовольствие Есенина. Возможно, это послужило одним из поводов, чтобы покинуть клинику, где поэт тогда находился на лечении (см. коммент. к следующему документу).

САЕ, с. 221, в воспоминаниях И. В. Евдокимова «Сергей Александрович Есенин».

Печатается по первой публикации. Автограф не выявлен.

И. В. Евдокимов вспоминал: «Около половины декабря Есенин пришел в сопровождении нового, незнакомого человека. Я знал, что он находится в психиатрической клинике <...>. Должно быть, видя мое удивление, Есенин с обычной своей милейшей улыбкой сказал:

— А я из клиники вышел на несколько часов, потом опять обратно. Вот и доктор со мной. <...> Я пришел поговорить с тобой об одном деле. <...> Понимаешь, Евдокимыч, я не хочу никому давать моих денег — ни жене, ни сестре, никому.

<...> Обычно ежемесячные выплаты по тысяче рублей приходилось выдавать по доверенностям Есенина то жене, то двоюродному брату Илье Есенину. <...> Иногда этот порядок нарушался: приходили с его доверенностями <...> знакомые. Почти всегда эти выдачи выражались в несколько десятков рублей, а по растерянному виду получателей было ясно, что где-то за стенами бушевал поэт и требовал денег или занемогал и деньги были нужны на докторов и на лекарства.

— Вот, Евдокимыч, — продолжал Есенин, — кто бы ни пришел с моей запиской, ты не давай. Я навыдавал их, не знаю и кому. Я к тебе скоро зайду. Мы это оформим.

<...> 21 декабря он пришел снова совершенно пьяный, злой, крикливый, и опять заговорил о том же.

Я предложил ему подать заявление, и он под мою диктовку, клюя носом, трудно написал <следует текст заявления >.

Я не мог удержаться от смеха, когда Есенин, написав цифру 1, вдруг остановился, придвинулся ближе к бумаге и тщательно вписал в скобках “первого”. Он тоже засмеялся, вертя в руках ручку, не державшуюся в нужном положении» (Восп.-95, с. 473–474).

«Новая вечерняя газета», Л., 1926, 3 февр., № 30, в заметке «Дело о Сергее Есенине» (с неточностями). Перепечатано: газ. «Заря Востока», Тифлис, 1926, 12 февр., № 1101; газ. «Дни», Париж, 1926, 27 февр., № 941. Точный текст — Хроника, 2, 229.

Печатается по подлиннику, написанному В. Эрлихом, с подписью и датой рукой Есенина (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 38).

Доверенность заверена: «Подпись Сергея Есенина настоящим удостоверяю. Секретарь правления Ленинградск<ого> Отд<ела> Всероссийск<ого> Союза Поэтов М. А. Фроман. 27/XII 25». Круглая печать: «Всероссийский Союз Поэтов. Ленинградский Отдел».

В 1926 г. В. Эрлих вспоминал: «...в день приезда Сергей сказал мне, что на мое имя для него перешлют из Москвы деньги. Повестка пришла, но... на его имя и на мой адрес. В результате двое суток он не мог получить денег. В воскресенье мы додумались: Сергей пишет мне доверенность, по которой я и получаю деньги. Поэтому днем я заехал к секретарю Союза Поэтов М. А. Фроману и заверил подпись Сергея» (Памяти Есенина, с. 96, в статье В. Эрлиха «Четыре дня»; см. также: Материалы, с. 262).

II. Коллективные документы

НМ, 1962, № 6, июнь, с. 278–279 (в статье Л. Шалагиновой «Письмо пятидесяти и С. Есенин» — с сокращениями и без подписей); Прокушев-63, с. 141–142 (с меньшими сокращениями и без подписей); Хроника, 1, 206–207 (полностью).

Печатается по машинописной копии от 21 марта 1913 г. (ГАРФ, ф. 102, оп. 265, д. 901, л. 61–61, об.); правописание источника текста сохранено. Подлинник неизвестен.

Датируется по совокупности данных, приведенных ниже.

Документ имеет номер «513/<1>913 г.», гриф — «Секретно», указание на адресата: «Копия письма, присланного члену Государственной Думы Социал-демократической фракции Р. В. Малиновскому» и карандашные пометы: «3 отделение»; «Нач<альни>ку Моск<овского> о<хранного> о<тделения>. Для выяснения подписавшихся. 22.III»; «Особый отдел 22/III»; «Копия снята 22 марта 1913».

Переснятая копия 27 марта 1913 г. за № 97101 была направлена Особым отделом Департамента полиции Московскому охранному отделению с пометой: «Для выяснения подписавшихся» (ГАРФ, ф. 63, оп. 50 (1911 г.), д. 132, л. 214, первый экз. машинописи; второй и третий ее отпуски см. также: ГАРФ, ф. 102, оп. 243, д. 5, ч. 46, лит. Б, л. 89 и 91).

Письмо является одним из откликов рабочих на политику семи депутатов-меньшевиков (Андрей Федорович Бурьянов, род. 1880; Иван Николаевич Маньков, род. 1881; Матвей Иванович Скобелев, 1885–1938; Иван Никитич Туляков, 1877–1918; Валентин Иванович Хаустов, род. 1884; Николай Семенович Чхеидзе, 1864–1926; Акакий Иванович Чхенкели, род. 1864), составлявших с шестью депутатами-большевиками (Алексей Егорович Бадаев, 1883–1951; Роман Вацлавович Малиновский, 1877–1918; Матвей Константинович Муранов, 1873–1959; Георгий Иванович Петровский, 1878–1958; Федор Николаевич Самойлов, 1882–1952; Николай Романович Шагов, 1882–1918) единую социал-демократическую фракцию IV Государственной Думы.

«Семерка», используя свое большинство в один голос, пыталась сковать деятельность большевистских депутатов. Говоря о единстве, меньшевики выставляли в Думе своих ораторов, вытесняли депутатов-большевиков из думских комиссий. Их раскольническая деятельность была осуждена на совещании ЦК РСДРП с партийными работниками, проходившем в г. Кракове с 26 дек. 1912 г. по 1 янв. 1913 г.

На этом совещании присутствовали также депутаты-большевики А. Е. Бадаев, Р. В. Малиновский, Г. И. Петровский, Н. Р. Шагов и секретарь думской «шестерки» В. Н. Лобова.

Краковское совещание дало шести рабочим депутатам директиву добиваться полного равноправия обеих частей фракции. Для этой цели Малиновский 11 янв. 1913 г. в Москве провел совещание с представителями газеты «Правда» и выборщиками от рабочих курий. В качестве приглашенного был и выборщик от рабочих Товарищества Даниловской мануфактуры С. И. Герасимов. Малиновский сделал сообщение о положении дел в думской фракции.

Но борьба внутри фракции разгоралась с новой силой. И тогда в Москву по решению ЦК РСДРП была направлена Валентина Николаевна Лобова (1888–1924).

28 февр. 1913 г. Лобова провела совещание с московскими большевиками. На нем она рекомендовала «принять самые энергичные меры для успешного собирания подписей и заготовление резолюций по поводу раскола фракции в пользу шести депутатов от рабочих курий» (Шалагинова Л. Сергей Есенин в революционной Москве (1912–1914). — ВЛ, 1987, № 11, нояб., с. 178). Это дало положительные результаты. Вскоре письма московских рабочих с осуждением раскольнической политики «семерки» стали публиковаться в «Правде» в специально открывшейся с 23 февр. рубрике «Рабочие и социал-демократическая фракция». В газете «Луч» письма в защиту «семерки» стали публиковаться с 23 дек. 1912 г. в рубрике «Голоса рабочих».

6 марта в «Правде» было опубликовано письмо группы московских портных; 19 марта — рабочих «Общества электроосвещения 1886 г.» (Замоскворецкого района); 21 марта — рабочих Товарищества Прохоровской мануфактуры; 26 марта — рабочих арматурного завода Ф. Гаккенталя, 29 марта — рабочих завода Доброва и Набгольц. В Москве письма в пользу «Правды» собирали Алексей Иванович Лобов (муж В. Н. Лобовой; 1882–1918) и слесарь арматурного завода Ф. Гаккенталя Константин Лукич Алексеев (род. 1886). Для «Луча» письма собирал техник Александр Георгиевич Корнеев.

Письмо «пятидесяти», вопреки сведениям о способе его получения адресатом (имеющимся в источнике текста), не было прислано Малиновскому по почте. Оно не имело ни почтового штампа, ни даты отправления. Кроме того, оно не было отражено во входящих журналах Департамента полиции (СПб).

Письмо «пятидесяти» Малиновскому и письмо рабочих «Общества электроосвещения 1886 г.», опубликованное в газете «Правда» 19 марта, привезла из Москвы в Петербург Лобова: первое она передала Малиновскому, а второе в редакцию газеты «Правда».

Как сообщали в своих донесениях агенты Московской охранки, в Москве с 11 марта 1913 г. находились А. И. Лобов и В. Н. Лобова. Они жили в д. 2 по Трехпрудному переулку, за которым 13 марта было установлено наблюдение филёров. Но 16 марта в графе «местожительство» агентами уже было отмечено: «“Копейка” <Лобова В. Н.> выбыла». Лобова тогда вновь вернулась в Петербург, куда ей 19 марта 1913 г. послала из Москвы письмо ее «старая приятельница» — Белла Вульфовна Ромм. В нем сообщалось об аресте А. И. Лобова 19 марта 1913 г.

Получив от Лобовой письмо «пятидесяти», Малиновский передал его директору департамента полиции С. П. Белецкому (1873–1913), секретным сотрудником которого под кличкой «Икс» состоял в то время (не забывая и московскую охранку, в которой сотрудничал с 1910 г. под кличкой «Портной»).

Мы, нижеподписавшиеся пять групп сознательных рабочих Замоскворецкого района гор. Москвы. — Поиск московской охранкой подписавших письмо «пятидесяти» продолжался долго. В результате был составлен сводный рукописный список предполагаемых подписавшихся. В нем были раскрыты авторы шестнадцати подписей. Они были подчеркнуты, и против каждой фамилии проставлен косой крест (ГАРФ, ф. 63, оп. 50 (1911 г.), д. 132, л. 213, 217, 292–294). Однако в этом списке была допущена ошибка. В имеющихся в ГАРФ четырех копиях письма «пятидесяти» указана подпись «Семенов В.»; в список же попал «Семенов П.», раскрытый там как «Петр Ильич Семенов».

Сведения о 16 подписавшихся легли потом в основу донесения от 19 дек. 1913 г. начальника Московского охранного отделения подполковника Александра Павловича Мартынова (род. 1875) во исполнение предложений Особого отдела Департамента полиции от 27 марта 1913 г. за № 97101.

О Есенине было сказано: «Есинин <так!> Сергий Александрович, кр<естьянин> Рязанской губ<ернии> и уезда, Кузьминской вол<ости>, села Константинова, 19 лет, корректор в типографии Сытина по Пятницкой ул<ице>, проживает в доме № 24, кв. 11 по Строченовскому пер<еулку>» (НМ, 1962, № 6, июнь, с. 279).

Кроме Есенина были указаны 14 рабочих Товарищества Даниловской мануфактуры: Алексей Филиппович Поляков (род. 1898), Алексей Устинович Устинов (род. 1887), Иван Никифорович Смирнов (род. 1894), Иван Васильевич Харитонов (род. 1891), Петр Матвеев (род. 1885), Петр Ильич Семенов (род. 1895), Николай Яковлевич Артамонов (род. 1885), Семен Герасимович Кукушкин (род. 1883), Сергей Иванович Трощенков (род. 1884), Михаил Семенович Силкин (род. 1895), Алексей Тимофеевич Тимофеев (род. 1887), Моисей Савватиевич Фролов (род. 1887), Федор Михайлович Викторов (род. 1896), Иван Ильич Андрианов (род. 1891), а также кассир общества «Солидарность» Андрей Кузьмич Бурмистров (род. 1881): ГАРФ, ф. 102, оп. 243, 1913 г., д. 5, ч. 46, лит. Б, прод. 1, л. 189–190, об.

По материалам ГАРФ ныне определены подписи еще четырех рабочих Товарищества Даниловской мануфактуры: Сидора Ивановича Герасимова (род. 1880), Ивана Петровича Митрофанова (род. 1893), Андрея Антоновича Пильковского (род. 1896) и Владимира Павловича Семенова (род. 1895); трех рабочих типографии И. Д. Сытина: Василия Васильевича Сергеева (род. 1888), Ивана Петровича Павлова (род. 1893) и Бориса Николаевича Иванова (род. 1892); трех рабочих Общества потребителей торгово-промышленных предприятий «Солидарность»: Ивана Ивановича Егорова (род. 1883); Василия Егоровича Ефимова (род. 1891) и Василия Яковлевича Степанова (род. 1882); трех рабочих механического завода «Бр. Бромлей»: Ивана Михайловича Казакова (род. 1895), Василия Петровича Абакумова (род. 1891) и Николая Андреевича Майорова (род. 1897), а также рабочего завода А. Г. Якобсон — Михаила Ивановича Вавилова (род. 1888). Так были установлены пять групп рабочих, подписавших письмо «пятидесяти» — это рабочие Товарищества Даниловской мануфактуры, типографии И. Д. Сытина, механического завода «Бр. Бромлей», завода А. Г. Якобсон и Общества потребителей торгово-промышленных предприятий «Солидарность».

Совокупность выявленных архивных материалов свидетельствует, что инициатором составления письма был выборщик в IV Государственную Думу от рабочих Даниловской мануфактуры С. И. Герасимов. Присутствуя на собрании, созванном Малиновским 11 янв. 1913 г., он знал о положении дел во фракции и о призыве Лобовой откликнуться на ситуацию (см. выше). Через него оказывалась материальная и юридическая помощь социал-демократам, находившимся на нелегальном положении, и рабочим Даниловской мануфактуры. Этим, скорее всего, и объясняется большое количество подписей рабочих Даниловской мануфактуры.

От типографии И. Д. Сытина письмо «пятидесяти» подписали четверо рабочих. Среди них В. В. Сергеев был наиболее опытным в революционной работе. До поступления 29 мая 1912 г. корректором в типографию И. Д. Сытина, Сергеев с 1907 г. работал корректором в типографии товарищества «И. Н. Кушнерев и К°». Там он познакомился с видными большевиками — литографом Василием Федоровичем Соловьевым (род. 1863), приговоренным 11 сент. 1910 г. Московской судебной палатой к ссылке на поселение в Енисейскую губернию за принадлежность к Московскому Комитету РСДРП, и линовальщиком Александром Степановичем Борщевским (род. 1886), впоследствии взявшим на себя совместно с другими большевиками восстановление Московского комитета РСДРП.

Особенно был дружен Сергеев с Соловьевым. Он переписывался с ним, посылал ему деньги, которые собирал среди товарищей по типографии.

В февр. 1912 г. Соловьев бежал из ссылки и, как доносили филёры, 1 марта 1912 г. ночевал на квартире В. В. Сергеева. В связи с этим 14 марта там был произведен обыск, но Соловьев уже уехал за границу. Сергеев был вынужден уволиться с прежней работы, а в устройстве его в типографию И. Д. Сытина ему помог А. С. Борщевский. В агентурной записке от 18 авг. 1912 г. говорится, что Борщевский был близко знаком с Андрианом Николаевичем Николаевым (род. 1886) — наборщиком типографии И. Д. Сытина. Но Борщевский не знал, что Николаев с 1910 г. был секретным сотрудником Московского охранного отделения под кличкой «Андреев». В типографии Николаев выдавал себя за активного большевика и использовал свою дружбу с Борщевским для информации Московского охранного отделения, употребляя в своих донесениях слова: «Он сказал», «По его словам». Как секретный сотрудник, Николаев был связан с заведующим паспортной частью типографии И. Д. Сытина и смог помочь другу, устроив Сергеева на работу в типографию И. Д. Сытина и потом также использовав знакомство с ним в своих целях. Он доносил в Московское охранное отделение о том, что Сергеев получал от Соловьева из-за границы по адресу «Москва, Пятницкая улица, типография Сытина» листовки ЦК РСДРП «Страхование и закабаление» (1912), «Ко всем гражданам России» (1912), «1 Мая» (1913) и из С.-Петербурга — газету «Социал-Демократ» (1913). Эти издания Сергеев показывал Николаеву, так как тот сообщал, что листовки были в заграничных конвертах (ГАРФ, ф. 63, оп. 47, д. 411, л. 25, 172; ф. 102, оп. 243, д. 5, ч. 46, лит. Б., прод. 2, л. 166). 30 дек. 1913 г. Сергеев уволился из типографии И. Д. Сытина.

Есенин, по воспоминаниям современников, приехал в Москву в конце июля — начале авг. 1912 г., а прописался на постоянное местожительство в Замоскворечье 18 авг. 1912 г. по адресу: Большой Строченовский переулок, д. 24, кв. 11, где проживал его отец Александр Никитич, служивший в колониальной лавке Н. В. Крылова. Вскоре отец устроил сына в контору этой лавки, но тот проработал в ней неделю и уволился. Осенью 1912 г. Есенин поступил на работу в контору Книгоиздательства товарищества «Культура» и прослужил в ней до ее закрытия в февр. 1913 г. Однако Есенина интересовала не только работа. Он приехал в Москву еще и для того, чтобы заявить о себе как о поэте. К тому времени у него уже было написано немало стихотворений. Вскоре после своего приезда он посетил Суриковский литературно-музыкальный кружок. Там он сближается с членами этого кружка, а затем становится его официальным членом (см. наст. раздел, № I-1, I-2, а также наст. изд., т. 6).

Один из руководителей этого кружка, Г. Д. Деев-Хомяковский, вспоминал: «Деятельность кружка была направлена не только в сторону самородков-литераторов, но и на политическую работу <...> Наша группа конспиративно собиралась часто в Кунцеве, в парке бывшем Солдатенкова, близ села Крылатского <...> Там, под видом экскурсий литераторов, мы впервые и ввели Есенина в круг общественной и политической жизни <...> Решено было его устроить куда-либо на службу. После ряда хлопот его устроили через социал-демократическую группу в типографию бывшего Сытина на Пятницкой улице» (Восп.-95, с. 61; выделено комментатором).

Устроить на работу в Москве приехавшего из провинции юношу было трудно, а Есенин к тому же — по воспоминаниям Василия Васильевича Горшкова (1885–1946), сотрудника московской газеты «Светофор» (органа железнодорожных служащих большевистского направления) и члена Суриковского кружка, — выглядел очень молодо. Вспоминая первую встречу с Есениным на вечере членов Суриковского кружка в гостинице Грачева на Каланчевской улице, состоявшуюся, по словам Горшкова, осенью 1911 г., он написал, что Есенину тогда «едва минуло 16 лет». На этом вечере Есенин впервые читал суриковцам свои стихи, и они всем понравились. Но на самом деле Горшков ошибся. Это была осень 1912 г. (см. выше). Также на год Горшков ошибся, вспоминая другую встречу с Есениным (по его словам, ранним летом 1912 г.) во время «экскурсии» суриковцев в Кунцево. Есенин там тоже читал свои стихи. Они всем опять понравились. По воспоминаниям Горшкова, руководитель этого кружка — «старый народник-поэт Кошкаров (С. Заревой) расхвалил мальчишку, предсказал тому несомненную славу <...> Сережа был особенно весел. Шалил, кричал, разулся, распоясался, играл в горелки <...> Ведь он почти всего-навсего мальчик от Сытина» (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 126). Это, конечно, было раннее лето 1913 г., так как Есенин был устроен на работу в типографию И. Д. Сытина лишь в начале марта 1913 г.

Удалось выяснить, кто же мог помочь социал-демократической группе устроить туда Есенина и с кем из типографских рабочих он был тогда настолько близко знаком, что, проработав всего несколько дней, уже подписал в числе четырех типографов письмо «пятидесяти».

«Ряд хлопот» социал-демократов Суриковского кружка был вызван тем, что, по сведениям агентов московской охранки от 10 янв. 1913 г., в Москве не существовало партийного подполья в смысле оформленной социал-демократической организации. Существовали несколько малочисленных кружков и «4–5 отдельных партийных работников, старания коих наладить работу подполья по настоящее время успехов не имели» (ГАРФ, ф. 102, оп. 243, д. 5, ч. 46, лит. Б, с. 35). В числе этих лиц был указан А. С. Борщевский.

В таких условиях связаться с разрозненными партийными работниками, которые могли бы помочь социал-демократам Суриковского кружка, было чрезвычайно трудно. В этом и в устройстве Есенина в типографию И. Д. Сытина им помог Сергей Дмитриевич Соковнин (род. 1892) — почтово-телеграфный чиновник Московского почтамта, впоследствии (28 авг. 1913 г.) уволенный с работы за «политические убеждения». Московская охранка характеризовала его как социал-демократа — большевика. В агентурной записке Московского охранного отделения от 18 окт. 1913 г. также говорилось, что «бывший чиновник Московского почтамта Соковнин был близок к кружку “писателей из народа”, называемого “Суриковским” <...> Еще задолго до его увольнения от службы, он высказывался, что год тому назад “занимался литературой, а теперь занимается политикой”, но в чем заключается занятие, не сказал» (ГАРФ, ф. 63, оп. 46, д. 12, л. 235).

Соковнин был знаком с В. В. Горшковым, который знал и Есенина (см. выше). Соковнин был близок и с вышеупомянутым А. С. Борщевским, который в янв. 1913 г. был включен в комиссию по организации в Москве легальной рабочей газеты. Впоследствии она получила название «Наш путь» и стала выходить с 28 авг. 1913 г., но 13 сент. 1913 г. была закрыта. Соковнин печатал в ней статьи о быте почтовых чиновников и был ее распространителем. Через Соковнина Борщевский и оказал помощь социал-демократам Суриковского кружка в устройстве Есенина в начале марта 1913 г. в типографию И. Д. Сытина, воспользовавшись опять же своей дружбой с Николаевым (см. выше). Письмо же «пятидесяти» Есенин подписал, скорее всего, через посредство В. В. Сергеева. Как указывалось, Сергеев получил от Соловьева листовку ЦК РСДРП «1 Мая», призывающую к организации забастовки в этот день. Накануне эта листовка была размножена и восемь тысяч ее экземпляров были распространены среди типографов (газ. «Социал-демократ», 1913, № 132, с. 6). Не исключено, что Есенин участвовал в распространении этой листовки. До этого, в февр.-марте 1913 г. он уже распространял ежемесячный журнал «Огни» социал-демократического направления (см. наст. изд., т. 6, п. 20). 1 мая 1913 г. сытинцы в количестве 1800 человек приняли участие в этой забастовке. Тогда бастовали рабочие всех цехов и отделений (ГАРФ, ф. 102, оп. 243, д. 101). В этой забастовке, скорее всего, принимал участие и Есенин.

Есенин знал и А. Н. Николаева. Он был свидетелем ареста Николаева 24 сент. 1913 г. в числе семи сытинцев за «подстрекательство» к забастовке рабочих типографии И. Д. Сытина в знак сочувствия арестованным служащим трамвая (подробнее см. наст. изд., т. 6).

Как вспоминала корректор типографии М. Мешкова, «когда арестовали нескольких наборщиков, мы все видели и возмущались. Есенин был особенно взволнован случившимся» (Прокушев-63, с. 152). 24 сент. 1913 г. пристав доносил московскому градоначальнику, что при аресте семи рабочих типографии И. Д. Сытина «рабочие остановили машины и был слышен шум во всех отделениях, а кем-то из присутствующих типографов было сообщено, что рабочие собираются идти к следователю» (там же, с. 150–152). Позднее именно Николаев донес Московской охранке, что Есенин был одним из организаторов собрания социал-демократов типографии И. Д. Сытина с участием Серафимы Ивановны Дерябиной (1888–1920), направленной ЦК РСДРП в Москву для восстановления разгромленного московского комитета РСДРП и укрепления низовых партийных организаций. Собрание должно было состояться 1 нояб. 1913 г. на квартире наборщика типографии И. Д. Сытина Герасима Лукича Голубева (род. 1882). На этом собрании должен был быть и Николаев. В связи с этим за Есениным под кличкой «Набор» и Голубевым под кличкой «Резец» 1 нояб. было установлено наружное наблюдение филёров. 1 нояб. собрание не состоялось, и 2 нояб. Есенин и Голубев пошли на квартиру к Николаеву, чтобы обсудить, что делать дальше. Но Николаев в тот день в 10 часов утра был арестован. Наблюдавшие за Голубевым филёры не знали Есенина и дали Есенину другую кличку — «Квадрат» (подробнее см.: ВЛ, 1987, № 11, нояб., с. 180–185).

Письмо «пятидесяти» Есенин подписал сознательно. Обращает на себя фраза из его письма Г. Панфилову марта-апр. 1913 г.: «Недавно я устраивал агитацию среди рабочих, письмом» (выделено комментатором). Сознательно распространял он среди рабочих и журнал «Огни», говоря в этом же письме, что это «очень хорошая вещь. Цена годовая 65 к. Ты должен обязательно подписаться» (см. наст. изд., т. 6).

И. П. Павлов, как и Есенин, в поле зрения Московской охранки оказался в связи с тем, что должен был присутствовать 1 нояб. 1913 г. на собрании социал-демократов типографии И. Д. Сытина с участием Дерябиной. Впоследствии Павлов вошел в организовавшуюся в Замоскворецком районе рабочую организацию.

Б. Н. Иванов, подобно Сергееву, характеризовался Московской охранкой как «убежденный социал-демократ» (ВЛ, 1987, № 11, нояб., с. 179).

Письмо «пятидесяти» отличается от пяти писем московских рабочих, опубликованных в газ. «Правда» (см. выше), не только тем, что его подписали «пять групп сознательных рабочих», но и своим содержанием. Только в нем дан подробный критический анализ избирательной платформы меньшевиков, выработанной ими на августовской конференции. Это позволило установить основного участника составления письма «пятидесяти». Им оказался А. С. Борщевский: именно он 7 окт. 1912 г. присутствовал на собрании большевиков по поводу августовской меньшевистской конференции (ГАРФ, ф. 63, оп. 46, д. 9, л. 224). По составлении Борщевский передал письмо Сергееву, который первым проставил свою подпись под ним.

Прочитав в газетах «Правде» и «Луч» о тех разногласиях, какие существуют среди депутатов с<оциал>-д<емократической>фракции. ~ Шлем привет двум депутатам Малиновскому и Муранову, которые оказались стойкими на своих позициях. — Газ. «Правда» (ежедневная газета большевиков) выходила в Петербурге с 22 апр. 1912 г. Газ. «Луч» (ежедневная газета меньшевиков-ликвидаторов) выходила в Петербурге с 16 сент. 1912 г. по 5 июля 1913 г. Редакция «Правды» обратилась ко всем членам социал-демократической фракции IV Государственной Думы с предложением сотрудничать в газете. Шесть депутатов-большевиков фракции 11 дек. 1912 г. в газ. «Правда» (№ 190) заявили о своей готовности сотрудничать. «Семерка» также откликнулась на приглашение к сотрудничеству в газете «Правда».

15 дек. 1912 г. социал-демократическая фракция на своем собрании большинством голосов решила вместо двух существующих органов рабочей печати — «Правды» и «Луча» — создать единый орган и отдать свои подписи в качестве сотрудников и «Правде», и «Лучу».

На следующий день, 16 дек. 1912 г., одиннадцать членов фракции объявили себя сотрудниками обеих газет. Малиновский отказался дать свою подпись «Лучу», а Муранов вообще в это время не был в Петербурге. Но когда он вернулся, то написал в редакцию газ. «Луч» письмо, которое было опубликовано 16 янв. 1913 г. (№ 11): «Ваше письмо о предложении принять участие в вашей газете и согласиться войти в состав ваших сотрудников я получил. Должен отказаться по следующим соображениям: не разделяя взглядов редакции “Луча”, я не могу взять на себя и ответственность за проводимые “Лучом” воззрения на задачи рабочего класса в текущий момент».

Вскоре от сотрудничества в «Луче» отказались остальные депутаты-большевики: Бадаев, Петровский, Самойлов и Шагов. В «Правде» и «Луче» они опубликовали следующие заявления:

«18 декабря 1912 года мы, в согласии с пожеланием социал-демократической фракции от 15 декабря, приняли предложение газеты “Луч” о зачислении нас в состав ее сотрудников. С тех пор прошло больше месяца. За все это время “Луч” не переставал выступать ярым противником антиликвидаторства. Его проповедь “открытой рабочей партии”, его нападки на подполье мы считаем при настоящих условиях русской жизни недопустимыми и вредными. Не считая возможным покрывать своими именами проповедуемые “Лучом” ликвидаторские взгляды, просим редакцию исключить нас из состава сотрудников» (НМ, 1962, № 6, июнь, с. 278).

...ликвидаторскую платформу, выработанную и утвержденную на августовской конференции ~ выставляют требование — пересмотр аграрного закона 3-й Думы и т. п. — 12 авг. 1912 г. на конференции в Вене меньшевики определили свою избирательную платформу на предстоящих осенью 1912 г. выборах в IV Государственную Думу. Этой платформе они остались верны и после создания единой социал-демократической фракции IV Государственной Думы.

...отряхнули прах с своих ног. — Парафраза второй строки русского перевода «Марсельезы» («Отряхнем его прах с наших ног»).

Пуришкевич Владимир Митрофанович (1870–1920) — один из лидеров «Союза русского народа», «Союза Михаила Архангела», лидер крайне правых во II–IV Государственных Думах, участник убийства Григория Распутина. После Октябрьской революции — глава контрреволюционной организации.

РЛ, 1966, № 2, с. 210, в статье И. М. Юдиной «Литературный фонд и русские писатели 1910-х годов: (Письма М. Горького, С. Есенина, Н. Клюева, С. Подъячева)».

Печатается по подлиннику (ИРЛИ, ф. 540, дело № 8 (1916)). Документ написан Н. А. Клюевым; рукой Есенина — только его подпись. Прошение находится в папке с типографским текстом на обложке: «Императорская Академия Наук. Дело № <далее пробел> Постоянной коммиссии <так!> для пособия нуждающимся ученым, литераторам и публицистам при Императорской Академии Наук». Здесь же вручную вписан порядковый номер дела («8») и данные о просителе: «Клюев Николай Алексеевич, поэт из крестьян».

Датируется по канцелярской помете на прошении: «№ 60 / 27 февраля 916 г.». Скорее всего, она обозначает день регистрации документа под номером соответствующего реестра.

...просим ~ помочь нам ~ в размере трехсот рублей на каждого. — Судя по письму поэтов Н. А. Котляревскому (наст. подраздел, № 3), первоначально они получили от комиссии отказ. Однако указанное письмо возымело определенное действие. Об этом можно судить о пометам, сделанным на листе с комментируемым прошением — слева вдоль его текста на полях написано: «В 1-ый раз»; под текстом: «60 р.», а над текстом в правом верхнем углу листа — «Есен. 20, Кл. 40» (т. е., очевидно, Есенину было определено к выдаче 20 руб., а Клюеву — 40 руб.)

Кроме того, справа от заголовка прошения проставлено: «№ 457». По-видимому, это номер ордера, выписанного просителям после того, как решение комиссии состоялось.

Ни протокол этого заседания комиссии, ни сведения о выписанном ордере не выявлены.

Заслуги наши перед литературой выражаются в сборниках стихов... — Единственная в то время книга Есенина «Радуница» вышла в конце янв. 1916 г. У Клюева к тому моменту было издано шесть книг (о них см., напр., наст. изд., т. 6).

РА, 1966, № 2, с. 210, в статье И. М. Юдиной «Литературный фонд и русские писатели 1910-х годов: (Письма М. Горького, С. Есенина, Н. Клюева, С. Подъячева)».

Печатается по подлиннику (ИРЛИ, ф. 540, дело № 8 (1916)). Письмо написано Н. А. Клюевым и лишь подписано Есениным. Оно находится в той же папке, что и документ № 2 наст. подраздела.

Датируется по связи с пометами на упомянутом документе, откуда явствует, что данное письмо могло быть написано только после 27 февр. 1916 г. Верхняя граница датировки не определена.

Нестор Александрович Котляревский, ординарный академик Императорской АН с 1911 г., был главой академической комиссии для пособия нуждающимся (полное ее название приведено в заголовке документа № 2 наст. подраздела).

Сообщение Ваше о том, что Академия не может нам помочь... — Просьба о денежной помощи изложена поэтами в предыдущем документе. Письменно или устно известил их Н. А. Котляревский об отказе в этой помощи, не установлено.

...просим ~ чтобы нам выдали хотя бы по 50–60 р. — Эта просьба была удовлетворена лишь частично: поэты получили только половину от просимой суммы (подробнее см. коммент. к № 2 наст. подраздела).

ВЛ, 1967, № 7, июль, с. 189, в статье В. А. Вдовина «Документы следует анализировать» (только слова, написанные Есениным). Полный текст документа публикуется впервые.

Печатается по подлиннику (РГИА, ф. 1328, оп. 4, ед. хр. 23, л. 20), представляющему собой типографский бланк текста клятвенного обещания на верность службы (т. е. воинской присяги) с подписями-автографами Е. Фохта и Есенина. Фохтом написаны также слова «Присягу приняли» непосредственно после печатного текста. Есенин поставил свою подпись в точности под подписью Фохта («столбцом»), а под словами «Присягу приняли» сделал прочерк (пять черточек). Остальные восемь подписей, слова «К присяге приводил Протоиерей Влад. Кузьминский» и дата: «14 декабрь <так!> 1917 г.» написаны одной рукой (очевидно, священником). Документ скреплен печатью: «Феодоровский Государев Собор».

Датируется в соответствии с обоснованием В. А. Вдовина (см. ниже).

На основе даты 14 дек. 1917 г. впервые обративший внимание на этот документ П. Ф. Юшин в своей книге «Поэзия Сергея Есенина» (М., 1966) сделал вывод о посещении поэтом в дек. 1917 г. Царского Села, где «группировались и готовили монархический переворот верные царю слуги. 14 декабря (по старому стилю) поэт принимает в Царском Селе в Федоровском государевом соборе клятвенное обещание на верность царю» (с. 227).

Подробную аргументацию ошибочности даты 14 дек. 1917 г. привел В. А. Вдовин, проанализировавший весь комплекс документов, связанных с обстоятельствами принятия клятвенного обещания и хранящихся в одном деле. «В архивной папке, — пишет исследователь, — одну и ту же дату — 14 декабря 1917 года — имеют две рядом подшитые присяги. На обеих стоит круглая печать Федоровского государева собора и одна и та же надпись: “К присяге приводит протоиерей Владимир Кузьминский”. Причем дата и надпись проставлены на этих двух присягах одними чернилами и одним почерком. Это, бесспорно, указывает, что записи сделаны одновременно одним и тем же лицом. Остальные четыре присяги, хранящиеся в этой папке, имеют даты: 16, 17, 18 и 21 января 1917 года»[11] (ВЛ, 1967, № 7, июль, с. 190). Священник просто допустил здесь описку в месяце; таким образом, Есенин был приведен к присяге не 14 дек., а 14 янв. 1917 г.

Согласно Уставу о воинской повинности, нижние чины русской армии приводились к присяге дважды: «По прибытии на сборный пункт новобранцы приводятся к присяге установленным в законе порядком» (Горяинов С. М. Уставы о воинской повинности (Свод законов, т. IV, кн. 1, изд. 1897 г.), дополненные всеми позднейшими узаконениями. Изд. 12-е, пересмотр. и доп. [Ч. 1]. СПб., 1913, с. 349). Вторично «новобранцы, по прибытии в части войск и усвоении ими основных понятий о звании солдата, о значении присяги, знамени и воинской дисциплины, приводятся к присяге на верность службы при знаменах» (там же, с. 351). На основе этого можно заключить, что данный документ является вторично принятым клятвенным обещанием Есенина. Сведения о первом, которое поэт должен был принять в Петрограде при призыве на военную службу, в настоящее время не выявлены.

ВЛ, 1958, № 1, янв., с. 176–178 (публ. Н. Б. Волковой), с неточностями и с обозначенными и необозначенными конъектурами.

Печатается по неавторизованной машинописной копии (РГАЛИ, ф. 1230, оп. 1, ед. хр. 1298, л. 4-4, об.). В текст источника внесено исправление по машинописной копии исходного варианта заявления, вычитанной и авторизованной Есениным (ЦГЛМО, ф. 880, оп. 1, ед. хр. 1, л. 36а–36а, об.): вместо «в массовой толпе» — «в массовой толще». Остальные поправки, сделанные Есениным в этой копии, в источнике текста РГАЛИ оказались учтенными. Отсюда явствует, что текст копии РГАЛИ является (по сравнению с текстом ЦГЛМО) более поздней редакцией заявления, и потому в наст. изд. он избран в качестве основного источника.

Кроме того, копия ЦГЛМО отличается от копии РГАЛИ своей заключительной частью. Вместо трех последних абзацев текста и машинописных копий подписей под ним, имеющихся в источнике РГАЛИ, в исходном тексте заявления (ЦГЛМО) после слов «...печатания художественного материала» следовало:

«Ограничиваясь этим кратким заявлением, инициативная группа предлагает Исполнительному Бюро Московского Пролеткульта, поскольку буд<е>т приемлем<а> общая идея по образованию крестьянской секции, следующих лиц на должностные роли этой секции <пробел, очевидно, для вписывания фамилий>.

Инициативная группа крестьянских писателей.

Ганин Алексей

Сергей Есенин

Сергей Клычков

Николай Клюев

Алексей Чапыгин

Сергей <так!> Касаткин

Семен Подъячев

Дм. Семёновский

Георг. Гребенщиков

Вячесл. Шишков

Александр Ширяевец

Петр Орешин

Кондр. Худяков

Пимен Карпов

Филипп Родин

Павел Марушев»

(ЦГЛМО, ф. 880, оп. 1, ед. хр. 1, л. 36, об.; с необозначенной правкой опубликовано в статье В. В. Базанова «Эпизод из истории создания литературных объединений крестьянских писателей» — РЛ, 1972, № 3, с. 165). Все фамилии этого перечня (кроме последней, которая, скорее всего, является автографом автора) записаны в столбец рукой Есенина. Это наводит на мысль, что Есенин был не только инициатором, но и основным автором текста данного заявления.

Датируется с учетом времени рассмотрения документа (5 окт. 1918 г.) Исполнительным бюро Московского Пролеткульта в составе В. П. Файдыша (председателя Московского Пролеткульта), М. А. Додоновой (секретаря Исполнительного бюро) и С. С. Кривцова (члена Исполнительного бюро):

«Слушали:

<...> 12) Об организации при Пролеткульте крестьянской секции.

Постановили:

Вопрос об организации крестьянской секции передать на рассмотрение ЦК Пролеткульта»

(ВЛ, 1958, № 1, янв. с. 178; РЛ, 1972, № 3, с. 164, с неточностями).

10 окт. 1918 г. Исполнительное бюро Московского Пролеткульта обратилось в вышестоящую организацию с письмом:

«В ЦК Всероссийского Совета Пролеткульта

Препровождая при сем заявление Инициативной группы крестьянских поэтов и писателей об образовании Крестьянской секции при М<осковском> Пролеткульте и постановление Исполнительного Бюро, последовавшее по данному вопросу на заседании от 5-го октября с. г., исполнительное Бюро просит таковой вопрос рассмотреть и вынести по существу оного соответствующее решение.

Пом<ощник> секретаря исполнительного бюро <Любович>.

Делопроизводитель <подпись неразборчива>.

Приложение: 1) Заявление инициативной группы крестьянских поэтов и писателей.

2) Выписка из постановлений Исп. Бюро от 5-го X-1918» (ВЛ, 1958, № 1, янв., с. 178).

Вопрос об организации крестьянской секции при Пролеткульте был рассмотрен на заседании 12 окт. 1918 г. Протокол этого заседания не выявлен, однако на самом письме имеются пометы: «К журналу 12/X-1918 г. Вопрос оставлен открытым» (ВЛ, 1958, № 1, янв., с. 178, неточно; адекватное воспроизведение — РЛ, 1972, № 3, с. 166). Очевидно, что впоследствии его рассмотрение не было возобновлено, так как крестьянская секция при Пролеткульте не была создана вообще.

...есть у него <Пролеткульта> уже все средства, и дают ~ возможность ~ в создании условий развития начинающего художника... — Скорее всего, здесь между словами «и» и «дают» пропущено слово «они», т. е. «эти средства».

...мы до сей поры остаемся ~ в ~ крепостной зависимости от различных частно-издательских фирм... — В дни составления этого заявления Есенин как раз пытался найти издателя, чтобы выпустить свои книги. 30 сент. 1918 г. он отправил Иванову-Разумнику в Петроград письмо, где были такие слова:

«...где-то можно издать в Петербурге мою книгу. Будьте добры, напишите, что это за издательство <...> если нужно будет приехать в Петроград относительно сговоров по изданию, то я приеду. На несколько дней» (наст. изд., т. 6).

Ни этот петроградский проект, ни надежда получить права на издание книг через вхождение в Пролеткульт не осуществились, и вскоре по инициативе и при непосредственном участии Есенина было основано собственное предприятие — «Московская Трудовая Артель Художников Слова», которая занималась издательской деятельностью (см. № 7 наст. подраздела и коммент. к нему).

Касаткин Сергей — описка Есенина в исходном варианте заявления (см. выше), повторенная и в основном его тексте: речь идет об Иване Михайловиче Касаткине, прозаике и редакционном работнике, которого позднее поэт дружески называл «дядя Ваня».

Подъячев Семен Павлович (1866–1934) — прозаик.

Конёнков Сергей Тимофеевич, скульптор, свою подпись под заявлением поэтов и писателей пояснил так:

«Клычков, Есенин и приставший к ним Петр Орешин написали заявление о необходимости крестьянской секции в Пролеткульте, которое они назвали манифестом. Поскольку обсуждение такого манифеста проходило у меня в студии, я, конечно же, участвовал во всех разговорах, под этим документом стоит и моя подпись» (Восп.-95, с. 176).

Есенин 5 (1962), с. 232–233.

Печатается по подлиннику (ГАРФ, ф. 2306, оп. 23, ед. хр. 8, л. 273). Документ написан С. А. Клычковым; рукой Есенина — его подпись и дата.

Председателем коллегии (заведующим) отдела изобразительных искусств Наркомпроса был в те дни Владимир Евграфович Татлин (1885–1953), живописец, график, театральный художник, дизайнер. Однако резолюция, имеющаяся на комментируемом документе («В. О. Витту. Издат. договор»), принадлежит Е. Д. Шору, с 1 окт. 1918 г. состоявшему секретарем художественной коллегии отдела изобразительных искусств (ГАРФ, ф. 2306, оп. 23, ед. хр. 28, л. 11).

В свою очередь В. О. Витт приступил к работе в канцелярии художественной коллегии с 23 окт. 1918 г. (ГАРФ, ф. 2306, оп. 23, ед. хр. 19, л. 93), так что адресованная ему резолюция могла быть наложена лишь после 22 окт.

Поручение Е. Д. Шора было выполнено. Ниже приводится сохранившийся проект договора:

«Москва, ноября 1918 г.

Мы, нижеподписавшиеся, Отдел Изобразительных Искусств при Народном Комиссариате по Просвещению, с одной стороны, и граждане Есенин и Клычков, с другой, заключили настоящий договор в нижеследующем:

1) Мы, Есенин и Клычков, уступаем Отделу Изобразительных Искусств право первого и ......изданий написанной нами книги: “КОНЁНКОВ И ЕГО ТВОРЧЕСТВО”.

2) Книга имеет содержать в себе от 2-х до 3-х листов в .....экз. каждый, и от ... до ... рисунков.

3) Гонорар за первое издание уплачивается Есенину и Клычкову в размере 1000 руб. за каждые ... экз.

4) За каждое следующее издание гонорар уплачивается в размере ......

5) Первое издание книги имеет быть отпечатано в количестве ... экз.

6) Мы, Есенин и Клычков, обязуемся продержать безвозмездно первую корректуру книги. С другой стороны, Отдел Изобразительных Искусств обязуется не печатать книги без авторской корректуры Есенина и Клычкова.

7) По отпечатании каждого издания Есенин и Клычков получают по ... авт. экземпляров книги безвозмездно.

8) Рукопись книги, вполне законченная и переписанная набело, имеет быть доставлена Есениным и Клычковым Отделу Изобразительных Искусств не позднее...

При несоблюдении этого срока..................

9) При подписании сего договора Есенин и Клычков получают от Отдела аванс в размере ...

Остальной гонорар они получают по сдаче рукописи по приблизительному подсчету. Окончательный расчет производится по отпечатании книги.

Гербовый сбор по настоящему договору оплачивается Отделом» (ГАРФ, ф. 2306, оп. 23, ед. хр. 8, л. 264, первый экземпляр машинописи).

Поскольку остальные три машинописных экземпляра незаполненного договора на книгу «Конёнков и его творчество» тоже остались в канцелярии отдела изобразительных искусств Наркомпроса (там же, л. 270, 271 и 272), очевидно, что официальные отношения «автор — издатель» Есенина и Клычкова с указанным учреждением так и не были оформлены. Соответственно не был получен и просимый аванс.

Скульптор вспоминал: «...об их <Есенина и Клычкова> добром намерении написать монографию мне было доподлинно известно. Больше того, не раз и не два друзья-поэты били по рукам: “Завтра с утра начнем, а сегодня... сегодня давайте песни петь!” <...> Монографию обо мне два Сергея, два друга — метель да вьюга, так и не собрались написать. Скорее всего, потому, что дело это, по существу, им было несвойственно» (Восп.-95, с. 176).

Беседуя с В. Ф. Земсковым и Е. А. Динерштейном (комментаторами первого пятитомного Собрания сочинений Есенина) в конце 1950-х — начале 1960-х гг., С. Т. Конёнков говорил, что заявление в Наркомпрос было написано и подано лишь для того, чтобы получить аванс: серьезных намерений писать книгу о скульпторе друзья-поэты не имели (сообщено Е. А. Динерштейном).

Впрочем, к идее написать монографию о С. Т. Конёнкове Есенин возвращался и позже: в 1921 г. эта книга была объявлена как готовящаяся к выпуску издательством «Имажинисты» (совместно с А. Б. Мариенгофом; см. наст. изд., т. 7, кн. 3). Однако она также не была написана.

ВЛ, 1975, № 1, янв., с. 201–202, в статье В. В. Базанова «“Время мое приспело...” (Сергей Есенин и книгоиздательство МТАХС)» (первая републикация).

Печатается по подлиннику (РГБ, ф. 25, карт. 29, ед. хр. 2). Типографский текст набран с одной стороны листа.

Датируется временем создания книгоиздательства МТАХС по воспоминаниям Л. И. Повицкого с учетом адреса предприятия, указанного в документе (см. ниже).

Повицкий писал: «По приезде в Москву Есенин очутился в затруднительном положении. <...> Толстые журналы были закрыты и печататься было негде. <...> Надо было что-то предпринимать.

После одной долгой беседы мы пришли к мысли открыть собственное издательство. Мы разработали устав, согласно которому членами этого кооперативного издательства могут быть только авторы будущих книг. <...> Есенин взял на себя подбор родственных по духу лиц для организации этого дела.

Первым он пригласил Андрея Белого. <...> На первом организационном собрании будущего издательства нас было пять человек: Есенин, Клычков, Петр Орешин, Андрей Белый и я. Название издательству было подобрано легко и без споров: “Трудовая артель художников слова”» (Восп., 2, 233–234).

Судя по тексту листовки, она была отпечатана вскоре после организации издательства МТАХС. В более позднем рекламном объявлении (нояб. 1918 г.), имеющемся в первой из книг, выпущенных «Артелью» (П₁₈), программа ее книгоиздания представлена в гораздо более развернутом виде:

«Готовятся к печати: Сергей Есенин. Голубень, изд. 2-е; Сергей Клычков. Заутренний звон, изд. 2-е и Потаенный сад, изд. 2-е; Михаил Герасимов. Мона Лиза. Поэма, ч. 2 и Вешние зовы, изд. 2-е; Надежда Павлович. Серафим. Поэма; Александр Ширяевец. Золотой грудок, стихи.

В ближайшем времени издательство наметило выпустить книги: Сергея Спасского, Семена Рубановича, Николая Клюева, Льва Повицкого, Веры Ильиной, Петра Кузько, Петра Орешина, Николая Колоколова и др.».

В другом рекламном объявлении, регулярно помещаемом во всех последующих книгах «Артели», указывалось:

«Готовятся к печати:

Александр Ширяевец. Золотой грудок. Ц. 4 р.

Михаил Герасимов. Стихи. Кн. 3-я. Ц. 4 р.

Андрей Белый. Стихи. Ц. 4 р.

Петр Орешин. Восстание. Ц. 4 р.» (см. Сел. Час., П₁₈, Г₂₀ и книги С. Клычкова «Дубравна» и «Потаенный сад»).

Однако нет никаких данных, что все эти издания состоялись. Из позиций, включенных в приведенные перечни, известны (как вышедшие) лишь Г₂₀ и книга Клычкова «Потаенный сад» (два издания — 1918 г. и 1919 г.).

Сообщение в листовке о выходе в свет и поступлении в продажу трех книг Есенина и одной книги Клычкова было сделано, видимо, авансом, так как книги Есенина вышли позднее — в конце нояб.-дек. 1918 г. (см. наст. изд., т. 7, кн. 3). Книга Клычкова «Дубравна» увидела свет примерно в это же время.

Воздвиженка, 16, комната 13. — Адрес Московского Пролеткульта. В этом здании Есенин в окт.-нояб. 1918 г. жил вместе с Клычковым, который работал тогда в редакции пролеткультовского журнала «Горн» (подробнее см. наст. изд., т. 6).

Ильина Вера Васильевна (1894–1966) — поэтесса, впоследствии член Всероссийского союза поэтов (с 1920 г.). Первая ее книга стихов «Крылатый приемыш» была выпущена издательством «Круг» лишь в 1923 г.

Павлович Надежда Александровна (1895–1980) — поэтесса, соавтор (вместе с Есениным, М. Герасимовым и С. Клычковым) киносценария «Зовущие зори» (1918); подробнее см. наст. изд., т. 5.

О «Московской Трудовой Артели Художников Слова» см. также коммент. к № II-12 наст. раздела.

Публикуется впервые.

Документ первый раз упомянут в научной литературе в кн: «Летопись жизни и творчества А. М. Горького. Вып. 3. 1917–1929», М., 1959, с. 121.

Печатается по подлиннику (Музей А. М. Горького, г. Москва, КП № 710), выполненному на листе бумаги размером 795×490 мм. Текст исполнен тремя различными шрифтами: первая строка — обычный прямой плакатный шрифт; слова «Максиму Горькому» даны буквами, стилизованными под готический шрифт; остальной текст выполнен шрифтом, стилизованным под полуустав, по новой орфографии. Адрес поступил в музей от Е. П. Пешковой в июне 1937 г.; до этого он хранился среди личных материалов писателя (сообщено В. Н. Чернухиной).

Адрес был приурочен к 50-летию М. Горького (тогда считалось, что он родился в 1869 г.). Место и время вручения его писателю не установлены.

В момент подписания адреса Есенин был только гостем «Дворца искусств»: заявление с просьбой о приеме в члены этой организации (см. № I-12 наст. раздела) было написано им через месяц. О дальнейшем участии поэта в деятельности «Дворца искусств» см. коммент. к № I-12 наст. раздела.

Под текстом адреса — более девяноста подписей; некоторые из них прочтению не поддаются. Более трети подписей сделаны лицами, сведения о которых разыскать не удалось; среди них — С. Яхонтов, Лев Мирлас, Л. Крепе, К. Френкель, С. Попатенко, Виктория Блох, А. Ермолаев-Золотарев, В. Селихова, А. Федорова, Я. Шатилов, Л. Милославский, К. Веретенников, А. Епифанский, М. Тамарина-Мец.

Адрес подписали художники Н. П. Шлеин, М. В. Леблан, П. П. Свиридов, М. Е. Харламов, Е. П. Васильев, Л. Е. Фейнберг, Я. Н. Милькин, Д. М. Шохин, П. В. Попатенко, Н. А. Сафонов, П. И. Баташев, С. А. Алексеев, С. Э. Домараздкий (Домараздский), В. Н. Олейник, Б. Н. Липкин, Б. М. Боголюбов, А. М. Лагунов, В. Н. Сибиряков, более детальные биографические сведения о которых не выявлены.

Эк Екатерина (псевд.; наст. имя Екатерина Михайловна Курч, урожд. Курбановская; 1861 — не ранее 1935) — прозаик, драматург, переводчица.

Духовская Вера Иосифовна (1903–1982) — впоследствии камерная певица (лирико-колоратурное сопрано).

Юон Константин Федорович (1875–1958) — живописец, театральный художник, один из членов инициативной группы «Дворца искусств».

Топорков Алексей Константинович (1882–1934; последняя дата выявлена В. А. Дроздковым) — философ, теоретик искусства, литературный критик; выступал с публичными лекциями культурологического характера.

Копылова Любовь Федоровна (1885–1936) — поэтесса, прозаик.

Рукавишникова Нина Сергеевна, цирковая артистка (дрессировщица), жена И. С. Рукавишникова.

Королев Владимир Владимирович (псевд. Владимир Королевич; 1894–1969) — поэт, драматург, прозаик, впоследствии актер и театральный режиссер.

Андрей Рублев (псевд.; наст. имя Сергей Михайлович Беляев; 1883–1953) — прозаик, публицист, драматург.

Орешина (урожд. Самыгина) Ольга Михайловна (1900–1989) — жена П. В. Орешина.

Серафимович Александр (псевд. Александра Серафимовича Попова; 1863–1949) — беллетрист.

Карякин Василий Никитович (1872–1938) — переводчик, член Московского профессионального союза писателей.

Чернышев Николай Михайлович (1885–1973) — живописец.

Роот Николай Федорович (1870 — не ранее 1953) — художник-мозаичист.

Шехтель (в замуж. Тонкова) Вера Федоровна (1896–1958) — художница, педагог.

Шуб Эсфирь Ильинична (1894–1959) — заведующая информационным бюро театрального отдела Наркомпроса, ответственный секретарь дирекции московских цирков; впоследствии кинорежиссер.

Фореггер фон Грейфентурн Николай Михайлович (1892–1939) — режиссер, театральный художник.

Иванов Вячеслав Иванович (1866–1949) — поэт, историк и теоретик литературы и культуры.

Бальмонт Константин Дмитриевич (1867–1942) — поэт, переводчик.

Решетов Амфиан (псевд. Николая Николаевича Барютина; 1889–1960) — поэт, член кружка журнала «Млечный путь».

Буданцев Сергей Федорович (1896–1940) — прозаик.

Нивинский Игнатий Игнатьевич (1880/1881 — 1933) — график и театральный художник.

Дуров Владимир Леонидович (1863–1934) — артист цирка (дрессировщик).

ЛР, 1981, 24 апр., № 17, с. 19 (в статье В. А. Вдовина «Весеннее цветение: Новое о Сергее Есенине», с неточностями).

Печатается по подлиннику (РГАЛИ, ф. 2208, оп. 2, ед. хр. 572). Документ, написанный на бланке Всероссийского союза поэтов рукой неустановленного лица, подписан В. Г. Шершеневичем и Есениным собственноручно.

Год выдачи удостоверения устанавливается на основе сопоставления названия учреждения, указанного в нем (Политическое управление Революционного Военного Совета Республики), с другим документом, сохранившимся в архиве Я. З. Черняка:

«Удостоверение

Дано сие Просветительным отделом политического управления Революционного Военного совета Республики т. Черняк Якову Захаровичу <так!>, командированному в распоряжение Ревоенсовета <так!> Украинской Советской Республики как инструктор-организатор по просветительным целям, что подписями и приложением печати удостоверяется» (РГАЛИ, ф. 2208, оп. 2, ед. хр. 526, л. 1).

Это удостоверение, имеющее дату «12 июня 1919», было, очевидно, выдано Я. З. Черняку после того, как он предъявил в Реввоенсовете Республики документ, подписанный Шершеневичем и Есениным.

К тому же В. Г. Шершеневич, избранный председателем президиума ВСП 21 мая 1919 г., продолжал им оставаться до конца года (подробнее см. коммент. к № I-24 наст. раздела), но в последующие годы уже не избирался на этот пост.

Всероссийский Союз Поэтов утв. Наркомпросом. — Об этой организации подробнее см. коммент. к № I-24 наст. раздела.

...секретарь ревизионной комиссии Союза Яков Захарьевич Черняк... — Я. З. Черняк (1898–1955), избранный на указанную должность 21 мая 1919 г. (РГАЛИ, ф. 237, оп. 2, ед. хр. 170, л. 4), дебютировал как поэт в 1918 г. Он печатал стихи в студенческом журнале «Парус» и даже выступил 14 марта 1918 г. в «Кафе поэтов» как солист: в афише значилось — «первый весенний вечер этюдов и сказок поэта ЯКОВА ЧЕРНЯКА» (РГАЛИ, ф. 2208, оп. 2, ед. хр. 570).

Его общение с Есениным, прерванное отъездом Черняка на фронт, возобновилось после возвращения в Москву. 3 сент. 1921 г. Есенин надписал Черняку сборник «Имажинисты», куда входила поэма «Сорокоуст» (наст. изд., т. 7, кн. 1). Незадолго до этого, в конце июля — авг. 1921 г. Есенин несколько раз публично выступал в Москве с чтением драматической поэмы «Пугачев». Черняк, очевидно, слушал «Пугачева» в авторском исполнении — об этом свидетельствует его незаконченное и неотправленное письмо Есенину:

«Сережа, дорогой, сердце горит о Русском Слове, и сердце же знает закон, воспрещающий чуженину идти во святая святых языка. Но о пламени своем позволь мне сказать тебе — прямому наследнику отеческих закромов поэзии. Ты вырос большой, Сережа. Ты вырос большой. А трудно рос, милый. Оно, Слово, в тебе и текло, и клубилось, и отвердевало камнем полновесным и полноценным — но в болезнях духа совершалось чудесное прорастание, весеннее цветенье песни твоей. Я хорошо понимаю, что значит твоя “Исповедь хулигана”. Я хорошо понимаю, что значит звучать в голос с голосом воющей родины своей — в голос страшной полевой России, — это не снилось городскому жителю, этого не понять ни фабричному, ни умнику, ни порясатам <так!> из бельэтажей. Бог с нею <так!>, с этой беспечною <так!> или слишком озабоченною <так!>, но равно тусклыми сердцем да темным<и> духом, слепым<и> верою, бедным<и> в богатстве люд<ьми>. Глухие.

А тебе уши разорвал истошный вопль вырастающей новой России — мужик больной об твою грудь обколотил и обцарапал онемелые от мук и [слез] трудов, нынче новому научающиеся руки. Все вынести пришлось, Сергей. И ты за многих пел. За это тебе простятся многие твои измены — иные уступки, — иные злобы твои.

Но больше всего сердцу рассказала весть, что ты пришел к заветному слову своему. Ну скажу вот: ждалось, уж давно, что ты пробьешься к пластам вихревым своего сердца — ну, а там. Что там, Сережа?.. — Тебе буря — нам огонь и радость: ну и пусть так. Так я понял твоего первого Пугачева. Конечно же, это первый твой Пугачев. Потому что если б ты его оставил так, как он есть (и так, как ты только высек искру из огнива...), то темь ты бы не разорвал и сердца своего не утишил — посуди, Сергей, строго: ты запел в деревне почти что без трещины, а? Ты пел о деревне горящей и болеющей? Ты узнал в голосе твоего отца великий зык и зов к земле и небу? Да, ведь так, Сережа? Но твой голос помутила русская мука сегодняшняя — не открестишься, Сергей, — тут и “Сорокоуст” и “Исповедь”, и иной выкрик, и вся раскидистая и трепыхающая речь твоя, рука твоя, брат мой милый» (РГАЛИ, ф. 2208, оп. 2, ед. хр. 107; выделено автором).

С февр. 1922 г. Я. З. Черняк стал ответственным секретарем ПиР, где после гибели Есенина опубликовал несколько рецензий на сборники, посвященные памяти поэта. Рецензируя ЕЖЛТ, Черняк коснулся выступления В. Шершеневича на вечере памяти Есенина в Центральном доме работников просвещения 21 февр. 1926 г., вошедшего в этот сборник:

«Оратор хотел рассказать интимно, без прикрас, искренно и правдиво историю зарождения содружества нескольких поэтов, а впоследствии и художников, содружества, выросшего в конце концов в небезызвестное художественное течение. <...> Не правдивее ли было рассказать и о той горькой русской непричаленности, которая, собственно, толкнула его <Есенина> к содружеству в те трудные годы, когда он, “как на вокзале, на пересадке, — от поезда до поезда”, когда он, раскаленный и одинокий в то время, искал не поэтических ламентаций, а прежде всего жара согревающей дружбы» (ПиР, 1926, № 6, с. 89; подпись: «Як. Бенни»).

Слова, взятые им в кавычки («как на вокзале, на пересадке — от поезда до поезда»), Черняк сопроводил подстрочным примечанием:

«Этими именно словами ответил пишущему эти строки С. Есенин весной 1919 г. на вопрос о том, что привело его к имажинизму и что связывает его, прежде всего поэта “Радуницы”, с такими законченными горожанами, как Шершеневич и Мариенгоф» (там же).

...удостоверение ~ в Политическое управление Революционного Военного совета Республики. — По поводу этого удостоверения вдова Я. Черняка вспоминала: «Я полагаю, что Яша взял в Союзе поэтов эту справку, когда добивался отправки на фронт добровольцем. Отправку его оформил ПУР. В справке указан июнь без обозначения года. Как характерно это для того времени!.. В середине июня он добился того, что политпросветом ПУРа был отправлен в распоряжение Украинского реввоенсовета “в качестве организатора и политработника. Оттуда был направлен в полк на польский фронт “в качестве строевого политработника”» (цит. по вышеуказанной статье В. А. Вдовина — ЛР, 1981, 24 апр., № 17, с. 19). Эти слова, впрочем, базируются на соответствующих документах, сохранившихся в архиве Я. З. Черняка (РГАЛИ).

Хлысталов Э. Тайна убийства Есенина. М., 1991, с. 64 (факсимиле документа).

Печатается по авторизованной машинописи (ЦГЛМО, ф. 66, оп. 12, ед. хр. 660, л. 111). На заявлении есть резолюция: «Разрешено. Л. Каменев».

Датируется с учетом местонахождения документа в архивном деле среди других деловых бумаг 1919 г. и наличия на нем штампа: «Получено 20/IX. № 11743» (число, месяц и входящий номер вписаны в штамп черными чернилами, очевидно, рукой делопроизводителя).

Московская Трудовая Артель Художников Слова... — Издательство МТАХС существовало в 1918–1920 гг. (см. коммент. к № 7 и 12 наст. подраздела, а также статью В. В. Базанова «Сергей Есенин и книгоиздательство “Московская Трудовая Артель Художников Слова”» (ЕиС, с. 120–141)).

...книжной лавки. — «Перемытарствовав немалую толику часов в приемной Московского Совета, наконец получили мы от Льва Борисовича Каменева разрешение на книжную лавку», — писал А. Б. Мариенгоф в 1926 г. (Мой век, с. 329).

В. Г. Шершеневич в 30-е годы так вспоминал об этом: «Отец Кусикова <Б. К. Кусиков> долго убеждал нас, и наконец мы с Сандро <А. Б. Кусиковым> пошли в Моссовет к А. Б. Каменеву просить разрешения на Книжную лавку поэтов. Узнав откуда-то по секрету об этом, туда же отправился Толя <А. Б. Мариенгоф> с Сережей <Есениным>. После небольших хлопот мы получили разрешение. Толя и Сережа тоже. <...>

Обе лавки конкурировали между собой яростно. Лавка на Никитской <Есенина и Мариенгофа>, честно сказать, была больше и лучше, и стояли во главе Кожебаткин и Айзенштат, люди книжные и больше понимавшие, а Есенин и Мариенгоф мешали меньше, чем я и особенно Сандро» (Мой век, с. 626).

Есенин 5 (1968), с. 212–214 (с неточностями).

Печатается по машинописному подлиннику (РГАЛИ, ф. 2809, оп. 1, ед. хр. 161); каждая из подписей под ним — автограф. В конце § 1 перед словом «человечества» вычеркнуто: «среди трудящихся масс». Во втором абзаце § 2 слова «новую жизнь, создавать о ней художественные произведения» написаны карандашом рукой неустановленного лица на бумаге, приклеенной поверх стершегося машинописного текста (который, возможно, имел другой вид). Кроме того, вычеркнуто последнее предложение § 2, бывшее в машинописи: «Ассоциация вольнодумцев <1 сл. нрзб.> свою деятельность на все города Советской республики». Начало последнего абзаца § 6 имело вид: «Общее Собрание выбирает трех членов ревизионной комиссии и двух кандидатов к ним». Затем в подлиннике было еще около трех строк машинописи, впоследствии вычеркнутых.

Датируется в соответствии с пометой А. В. Луначарского (машинопись; заверенная гербовой печатью Наркомпроса подпись — автограф), которой завершается документ:

«Подобные общества в Советской России в утверждениях не нуждаются. Во всяком случае, целям Ассоциации я сочувствую и отдельную печать разрешаю иметь.

Народный Комиссар по Просвещению

А. Луначарский.

24.IX-19 г.» (Есенин 5 (1968), с. 214).

Текст устава Ассоциации не является оригинальным. С небольшими изменениями формулировок (чисто редакционного характера) он калькирован с устава ВСП (ср., напр., начало устава Ассоциации вольнодумцев с цитатой из устава ВСП, приведенной в коммент. к № I-24 наст. раздела). В уставе Ассоциации, правда, отсутствует пункт «Ревизионная комиссия», имеющийся в уставе ВСП (см. его § 4 — РГАЛИ, ф. 1638, оп. 3, ед. хр. 6): вместо него введен заключительный § 7 — о печати Ассоциации. Зато заголовки остальных разделов (ср. § 1–3, 5–7 устава ВСП и § 1–6 устава Ассоциации вольнодумцев) практически идентичны.

«— Я задумал учредить литературное общество, — сказал Есенин, — и хочу привлечь тебя, — вспоминал М. Д. Ройзман. — Он дал мне напечатанную бумагу. — Читай!

Это был устав “Ассоциации вольнодумцев в Москве”. <...>

— Прочитал и подписывай! — заявил Есенин.

— Сергей Александрович! — заколебался я. — Я же только-только начинаю!

— Подписывай! — Он наклонился и, понизив голос, добавил: — Вопрос идет об издательстве, журнале, литературном кафе...» (Восп., 1, 381, 382).

Ассоциация ~ имеет образцовую студию-редакцию с библиотекой-читальней, имеет свое помещение, столовую. — У имажинистов было несколько издательств, две книжных лавки, кафе «Стойло Пегаса»: «“Стойло Пегаса” находилось на Тверской улице, дом № 37 (приблизительно там, где теперь <...> кафе “Мороженое”, дом № 17). Раньше в этом же помещении было кафе “Бом” <...> Когда оно перешло к имажинистам, там не нужно было ничего ремонтировать и ничего приобретать из мебели и кухонной утвари.

Для того чтобы придать “Стойлу” эффектный вид, известный художник-имажинист Георгий Якулов нарисовал на вывеске скачущего “Пегаса” и вывел название буквами, которые как бы летели за ним. Он же с помощью своих учеников выкрасил стены кафе в ультрамариновый цвет, а на них яркими желтыми красками набросал портреты его соратников-имажинистов и цитаты из написанных ими стихов. <...>

20 февраля 1920 года состоялось первое заседание “Ассоциации вольнодумцев”. Есенин единогласно был выбран председателем, я, — писал М. Д. Ройзман, — секретарем, и мы исполняли эти обязанности до последнего дня существования организации» (Восп., 1, 384–385, 386).

Ассоциация ~ также устраивает митинги, лекции, чтения, беседы, спектакли, концерты, выставки и т. п. — Имажинисты часто выступали с чтением своих стихов, с показом картин не только у себя в кафе «Стойло Пегаса», но и в других помещениях.

Марьянов Давид Иоаннович (1889–?) — в то время член коллегии Наркомпроса, знакомый Есенина еще по дореволюционному Петрограду.

Силин Анатолий Дмитриевич — впоследствии заведующий финансовой и хозяйственной частью кафе «Стойло Пегаса».

Материалы, с. 267 (печатный текст), 268 (факсимиле).

Печатается по подлиннику (РГАЛИ, ф. 2269, оп. 1, ед. хр. 41а), исполненному на бланке: «Книгоиздательство “Московская Трудовая Артель Художников Слова”. Москва, Б. Никитская, 15». Текст написан рукой Мариенгофа и лишь подписан Есениным.

На начальном этапе деятельности МТАХС А. Мариенгоф не значился среди ее членов (см., напр., коммент. к № 7 наст. подраздела). По свидетельству Л. И. Повицкого, скорее всего, относящемуся к началу 1919 г., «...издательство неожиданно “лопнуло”. Пришли ко мне Есенин и Клычков и объявили, что в кассе артели нет ни копейки денег, купить бумаги не на что и, следовательно, “Артель” ликвидируется» (Восп., 2, 234).

Вскоре Клычков и Повицкий уехали из Москвы, а печать “Артели” осталась у ее старосты — Есенина. После получения разрешения на открытие книжной лавки на Б. Никитской, 15 (см. № 10 наст. подраздела и коммент. к нему) она получила название «Книжная лавка художников слова “Библиофил”» (см. об этом наст. изд., т. 6). Очевидно, именно в это время были заказаны и отпечатаны бланки МТАХС с новым адресом, совпадающим с адресом лавки.

Один из этих бланков и был использован для комментируемого заявления в Госиздат. Подписи «старосты» Есенина и «писаря» Мариенгофа были скреплены печатью МТАХС.

Ни одно из перечисленных в заявлении изданий неизвестно. Не исключено, что не был дан ход и самому этому заявлению — на нем нет входящего штампа Госиздата; отсутствуют также и какие-либо пометы должностных лиц издательства.

Кузнецов Павел Варфоломеевич (1878–1968) — живописец и график. В 1917–1919 гг. преподавал в Строгановском художественно-промышленном училище, во Вхутемасе.

Мак (псевд. Павла Петровича Иванова) — художник-карикатурист, сотрудник многочисленных иллюстрированных журналов как до, так и после окт. 1917 г. Об одной из этих карикатур А. Мариенгоф вспоминал:

«Под стеклом на столике в членской комнате СОПО <т. е. ВСП> хранилась карикатура художника Мака: нарисован был угол дома. Из-за угла нос и подпись: “За пять минут до появления <В. П.> Полонского”» (Мариенгоф, с. 30). Сведения о работе Мака как книжного иллюстратора не выявлены.

Роткович Я. А. В. Луначарский и его роль в создании советской методики преподавания литературы. Куйбышев, 1962, с. 11 (в извлечениях, с неточной датой). Полностью — Письма, 86–88.

Печатается по авторизованной машинописи (ГАРФ, ф. 2306, оп. 1, ед. хр. 306, л. 56–57). Во втором абзаце текста имеется вставка рукой Есенина: «“Известия” ЦИК, “Советская страна”». Дата проставлена рукой Мариенгофа.

10 марта 1920 г. заявление было отправлено А. В. Луначарским заведующему Госиздатом В. В. Воровскому вместе с сопроводительной запиской: «Прилагая при сем обращение ко мне трех имажинистов Есенина, Шершеневича, Мариенгофа, прошу Вас вернуть мне его с Вашим письменным отзывом. Народный комиссар по просвещению А. Луначарский» (ГАРФ, ф. 395, оп. 1, ед. хр. 23, л. 61).

16 марта В. В. Воровский отвечал: «По поводу заявления имажинистов, препровожденного Вами при отношении № 1297 от 10 с/м, Государственное Издательство сообщает: 1) что касается моральной поддержки и поощрения художественной работы, то Государственное Издательство затрудняется брать на себя такие задачи и думает, что они более подходят вновь организованному Литературному Отделу Наркомпроса.

Что касается вопросов технических, т. е. разрешения печатать, предоставления типографии и бумаги, то жалобы имажинистов поэтически преувеличены.

Ни Гос. Издательство, ни его орган — Отдел печати М. С. Р. и К. Д. не лишают имажинистов права печатать свои произведения, но предлагают им для работы объединиться в кооператив, ибо иметь дело с целым рядом одиночек-издателей, допускать, чтобы каждая такая одиночка путалась, в качестве толкача, по типографиям, нарушает проводимую нами организацию. Если три имажиниста могли объединиться на челобитную, то что мешает им объединиться в издательской работе? Однако они почему-то упорно от этого открещиваются.

Бумаги мы им дать не можем, ибо на такой “ренессанс искусства” бумагу тратить не считаем себя вправе, но пока у них бумага есть и пока ее еще не отобрали, мы им пользоваться ею не препятствуем. Пусть они не нервничают и не тратят время на “хождение по мукам”, а подчинятся требованию и объединятся в кооператив, как им было предложено в Отделе печати» (Письма, 321–322).

А. В. Луначарский, согласившийся с этой позицией, переслал ответ В. В. Воровского авторам заявления вместе с таким письмом:

«Представителям поэтов-имажинистов

Жалоба Ваша на отношение к Вам Государственного Издательства была мною переслана Заведующему им тов. Воровскому, ответ которого при сем прилагаю. Нарком по просвещению»

(ГАРФ, ф. 2306, оп. 1, ед. хр. 376, л. 23).

В конце марта 1920 г. (скорее всего, уже после того, как авторы заявления наркому получили его ответ) в печати появилась такая информация об этом событии:

«Поэтами-имажинистами А. Мариенгофом, В. Шершеневичем и С. Есениным подано народному комиссару по просвещению заявление, в котором, констатируя “планомерное удушение, моральное и физическое, государством революционного искусства”, они просят определенного ответа: нужны ли они Советской России или нет. При положительном ответе — должна быть дана возможность работе, при отрицательном — поэты-имажинисты просят о выдаче им заграничных паспортов» (журн. «Вестник театра», М., 1920, № 58, 23–28 марта, с. 15, рубрика «Литературная хроника»; слов, оформленных здесь в виде цитаты из заявления, на самом деле в нем нет).

...нас приглашали в газеты («Известия» ЦИК, «Советская страна»)... — В «Известиях ВЦИК» печатался в то время лишь Есенин (см. коммент. к № I-11 наст. раздела). Газ. «Советская страна» (М., 1919; вышло четыре номера) опубликовала, в частности, поэмы Есенина («Пантократор») и Мариенгофа («Магдалина»; частично), стихи Р. Ивнева «Раскольников» и «Пимену Карпову», статью В. Шершеневича «Поэма имажиниста» (о «Магдалине» А. Мариенгофа).

...в сборники ~«Явь»... — Состав сб. «Явь» см. в т. 7, кн. 3 наст. изд. Среди его участников были и все перечисленные выше имажинисты.

...нам не удалось выпустить легальным и законным порядком ни одной книги стихов... — Все сборники имажинистов, выпущенные в кооперативных и частных издательствах («Московская Трудовая Артель Художников Слова», «Имажинисты», «Чихи-Пихи» и др.), как правило, выходили в свет либо вообще без разрешения контролирующих организаций (упомянутых В. В. Воровским в его письме Луначарскому), либо другими обходными путями (примеры см. в главке «Как мы издавались» воспоминаний В. Шершеневича «Великолепный очевидец» — Мой век, с. 642–645).

...указания на ~ затруднениями ~ не больше чем отговорки ~ Здесь нежелание печатать новаторов-имажинистов... — Правота этих слов имеет документальное подтверждение: сб. «Конница бурь» был разрешен к печатанию в четвертую очередь, сб. «Золотой выводок» — в пятую очередь (в свет так и не вышел), книга А. Авраамова «Воплощение: Есенин — Мариенгоф» — в пятую очередь (вышла в 1921 г.). Соответствующие документы см. в работе С. И. Субботина «К истории деловых отношений Есенина с издательством ВЦИК и Госиздатом РСФСР (1919–1922 годы)» — сб. «Новое о Есенине. 4», М.: Наследие, 2000, с. 159.

26 июня 1920 г. Есенин напишет А. В. Ширяевцу: «Уж очень трудно стало у нас с книжным делом в Москве. Почти ни одной типографии не дают для нас, несоветских, а если и дают, то опять не обходится без скандала. Заедают нас, брат, заедают» (наст. изд., т. 6).

Фриче Владимир Максимович (1870–1929) — критик-марксист, в 1919–1920 гг. член коллегии литературно-художественного отдела Госиздата, автор отрицательных внутренних рецензий на рукописи книг имажинистов. Выступал против их творчества в печати.

Ломов А. (псевд. Григория Ипполитовича Оппокова; 1888–1937) — советский партийный и государственный деятель, публицист.

Чуть ли не каждая наша строка подвергается жестокой и безответной критике... — Об этом свидетельствуют даже названия некоторых статей: «Литературное одичание» (В. Фриче), «Литературные спекулянты» (В. Блюм), «Кафе снобов» (Л. Василевский), «Новое поэтическое стойло» (Старый писатель), «Копытами в небо» (А. Ломов) и др. (Подробнее см. коммент. к разделу «Литературные декларации и манифесты» — наст. изд., т. 7, кн. 1).

...откроет ключом Марии... — здесь обыгрывается название книги Есенина «Ключи Марии», вышедшей в конце нояб. 1919 г. (см. т. 5 наст. изд.).

...имажинизма, этого поэтического учения... — См. раздел «Декларации и манифесты» и коммент. к нему (наст. изд., т. 7, кн. 1), а также «Российский литературоведческий журнал», М., 1997, № 11, с. 3–40.

О полемике имажинистов с А. В. Луначарским см. также №№ 17 и 18 наст. подраздела и коммент. к ним.

ВЛ, 1983, № 1, янв., с. 276, в работе В. В. Ефимова «Из истории несостоявшейся поездки С. Есенина за границу».

Печатается по подлиннику (ГАРФ, ф. 2306, оп. 2, ед. хр. 680, л. 10), исполненному рукой Р. Ивнева с его подписью и подписями Есенина и А. Мариенгофа. На заявлении — штамп: «Входящий 3784, 31/3 дня 1921. Наркомпрос. Кабинет» (номер и дата вписаны в штамп рукой неустановленного лица). Из разницы между датами документа и его регистрации в Наркомпросе явствует, что заявление поэтов попало к адресату не сразу; о том же свидетельствует и то, что отклик наркома на него — письмо в Наркомат по иностранным делам — датирован 2 апр. 1921 г. (Письма, 322).

С историей несостоявшейся поездки Есенина за границу связаны, кроме данного заявления, еще два документа (наст. подраздел, № 15 и 16).

В марте 1919 г. Р. Ивнев заявил о своем выходе из состава группы имажинистов (газ. «Известия ВЦИК», М., 1919, 16 марта, № 58), а 3 дек. 1920 г. после возвращения в Москву он обратился к Есенину и Мариенгофу с открытым письмом: «Дорогие Сережа и Толя! Причины, заставившие меня уйти от вас в 1919 году, ныне отпали. Я снова с вами» (Письма, 214).

«Мы, — вспоминал Р. Ивнев, — часто говорили с Есениным о далеких странах, в которых мы никогда не бывали. Кого из поэтов не влекло к путешествиям!..

Оба мы были молоды, оба любили Россию, как нам казалось, как-то особенно, своею собственной любовью, и нам хотелось, может быть даже бессознательно, заразить этой любовью чужие страны» (Восп.-65, с. 224). Тогда и возник замысел совместной поездки трех имажинистов за границу. А. В. Луначарский, видимо, дал устное согласие посодействовать им в этом деле. Об этом свидетельствует еще одно заявление трех поэтов на то же имя со словами: «На поданное нами <14 дек. 1920 г.> заявление Вы ответили принципиальным согласием» (см. № 15 наст. подраздела и коммент. к нему).

ВЛ, 1983, № 1, янв., с. 276–277, в работе В. В. Ефимова «Из истории несостоявшейся поездки С. Есенина за границу».

Печатается по подлиннику (авторизованная машинопись — ГАРФ, ф. 2306, оп. 2, ед. хр. 680, л. 11).

Получив устное согласие А. В. Луначарского на их поездку за границу (в ответ на заявление от 14 дек. 1920 г. — см. предыдущий документ), три поэта пишут новое, уже официальное заявление, снабдив его сопроводительным письмом (см. № 16 наст. подраздела).

Однако в конце 1920 — начале 1921 гг. А. В. Луначарский был чрезвычайно занят (см.: Ефимов В. В. А. В. Луначарский и литературное движение: Хроника 1917–1933. Душанбе, 1991), а с 26 янв. по 9 февр. 1921 г. его не было в Москве (см.: ЛН, т. 80, с. 477–494). Скорее всего, с этим связано его промедление в рассмотрении данного заявления: лишь 2 апр. 1921 г. он подписывает соответствующее ходатайство на имя заместителя наркома по иностранным делам Л. М. Карахана (его текст см. в коммент. к № I-22 наст. раздела).

Тем не менее, подлинник указанного ходатайства находится ныне не в архиве НКИД, а в ГЛМ (ф. А. В. Луначарского). По-видимому, он не был передан адресату (ср. также запись от 2 апр. 1921 г. в Есенин 6 (1980), с. 451). Поездка поэтов за границу не состоялась. В середине апр. 1921 г. Есенин выехал в Туркестан.

...командировку в Эстонию... — В предыдущем заявлении значилась еще Латвия. Но получить визу для поездки в другие страны Балтии, кроме Эстонии, тогда было очень трудно. 24 июля 1920 г. полпред Советской России в Эстонии, Литве и Латвии И. Гуковский писал А. В. Луначарскому: «...я считаю, что те командировки, которые стали все чаще и чаще даваться Вами разным лицам из среды нашей интеллигенции, следует по возможности сократить и давать с возможной осторожностью.

Дело в том, что всякую иную визу, кроме эстонской, можно пока получить, отрекаясь от близости к Советской власти или скрыв свою связь с нею. Ни французы, ни англичане, ни шведы, ни даже немцы не пускают обыкновенных русских граждан с нашими паспортами. К ним могут проникать или члены тех или иных наших делегаций, или белогвардейцы, скрывающиеся от большевиков» (ЛН, т. 80, с. 208).

...Вы ответили принципиальным согласием. — Выше уже указывалось, что согласие было, скорее всего, устным; письменного подтверждения ему не найдено.

В Коминделе нам также обещано содействие. — Сведения об этом не выявлены.

...дать нам на руки соответствующие мандаты. — До официального оформления поездки, очевидно, дело так и не дошло.

ВЛ, 1983, № 1, янв., с. 277, в работе В. В. Ефимова «Из истории несостоявшейся поездки С. Есенина за границу».

Печатается по подлиннику (ГАРФ, ф. 2306, оп. 2, ед. хр. 680, л. 12), исполненному Р. Ивневым и подписанному, кроме него, Есениным и Мариенгофом. Является сопроводительным письмом к заявлению от того же числа (№ 15 наст. подраздела).

Об этой несостоявшейся поездке см. выше — № 14 и 15 наст. подраздела и коммент. к ним.

...исключительно благожелательное отношение, которое Вы проявляете к поэтам... — Благодаря ходатайствам А. В. Луначарского, в первой половине 1920-х гг. были разрешены поездки за границу К. Бальмонту, Вяч. Иванову, А. Белому, А. Кусикову, С. Есенину, В. Маяковскому, А. Мариенгофу и др.

Есенин 5 (1962), с. 236.

Печатается по этому изданию, так как местонахождение документа не выявлено. По свидетельству Е. А. Динерштейна, письмо хранилось у П. И. Чагина и написано рукой А. Б. Мариенгофа с автографической подписью Есенина.

Датируется по содержанию и в сопоставлении с аналогичной просьбой, направленной имажинистами в редакцию ПиР (см. № 18 наст. подраздела и коммент. к нему).

...наше корректное письмо... — Е. А. Динерштейн отмечал: «Текст заявления, посланного в редакцию журнала “Книга и революция” (хранится у П. И. Чагина), имеет некоторые стилистические разночтения по сравнению с текстом, опубликованным в журнале “Печать и революция” <это № 18 наст. подраздела>» (Есенин 5 (1962), с. 392).

Местонахождение подлинника указанного заявления ныне неизвестно. Однако сохранилась его фотокопия (частное собрание, г. Москва), из которой явствует, что подлинник представлял собой авторизованную машинопись за подписями Есенина, Мариенгофа и Шершеневича (с поправками рукой Мариенгофа). Упомянутые Е. А. Динерштейном расхождения его текста с текстом, опубликованным в ПиР, представлены в комментарии к последнему (см. ниже). В «Книге и революции» письмо имажинистов опубликовано не было.

ПиР, 1921, № 2, с. 248–249.

Печатается по первой публикации. Подлинник письма неизвестен.

Вариант текста этого письма, предназначавшийся для журн. «Книга и революция» (см. о нем в коммент. к предыдущему документу) имеет следующие отличия от опубликованного: 1) начало первого абзаца изложено так: «В книге первой “ПЕЧАТЬ И РЕВОЛЮЦИЯ” А. В. Луначарский назвал имажинистов “шарлатанами, которые желают морочить публику”. Ввиду того, что вышеназванный Нарком и критик...»; 2) второй абзац заканчивается словами: «...и оскорбительно для нас и совершенно не нужно государству»; 3) начало третьего абзаца имело вид: «Критику Луначарскому...»; 4) в подписи вместо «Мастера ЦК» значилось: «Мастера Центр. Комитета».

Датируется на основании письма главного редактора ПиР В. П. Полонского А. В. Луначарскому от 15 сент. 1921 г.:

«Анатолий Васильевич. Посылаю вам письмо имажинистов, которое они просят напечатать в журнале, задетые вашим отзывом. Полагаю, что отказать им в этом оснований больших нет, — весь вопрос в том, чтобы редакция дала ответ достойный. Подарите им десяток теплых строк — их письмо этого заслуживает. Неполучение вашего ответа буду считать вашим нежеланием письмо печатать — и оно останется в таком случае ненапечатанным.

С приветом В. Полонский» (Есенин 5 (1962), с. 393, с многочисленными неточностями; здесь исправлено по автографу: ГАРФ, ф. 2306, оп. 1, ед. хр. 456, л. 3).

Одновременно с письмом имажинистов в журнале был опубликован ответ А. В. Луначарского:

«Критик Луначарский отвечает поэтам-имажинистам, что считает себя вправе высказывать какие угодно суждения о каких угодно поэтах или группах их, предоставляя таким поэтам или группам, или критикам и ученым, являющимся их сторонниками, защищать их в печати. Ни в какой публичной дискуссии критик Луначарский участвовать не желает, так как знает, что такую публичную дискуссию господа имажинисты обратят еще в одну неприличную рекламу для своей группы.

Нарком же Луначарский, во-первых, не имеет права высылать не нравящихся ему поэтов за пределы России, а, во-вторых, если бы и имел это право, то не пользовался бы им. Публика сама скоро разберется в той огромной примеси клоунского крика и шарлатанства, которая губит имажинизм, по его мнению, и от которой, вероятно, вскоре отделаются действительно талантливые члены “банды”.

Нарком по просвещению А. Луначарский» (ПиР, 1921, № 2, с. 248–249).

Есенин и Луначарский были осведомлены друг о друге с 1918 г., тем более, что одним из секретарей наркома был Р. Ивнев, знавший Есенина с 1915 г. В 1919–1920 гг. Есенин и Луначарский могли встречаться на поэтических вечерах во Дворце искусств, который был учрежден при Наркомпросе и членом которого был Есенин. Он также был включен в состав литературной секции агитпоезда им. Луначарского. Нарком «сочувствовал» Ассоциации вольнодумцев в Москве и 24 сент. 1919 г. разрешил ей иметь «отдельную печать» (см. коммент. к № 11 наст. подраздела).

Луначарский знал творчество Есенина как талантливого «крестьянского поэта» и выделял его из группы имажинистов, предостерегая от влияния «имажинистских вывертов» (см. газ. «Известия ВЦИК», М., 1919, 27 нояб., № 266).

...А. В. Луначарский в своей статье назвал имажинистов — «шарлатанами, желающими морочить публику». — Имеется в виду статья «Свобода книги и революция», в которой сказано о том, что «отдельные шарлатаны, желающие морочить публику (вроде, например, имажинистов), среди которых есть талантливые люди, но которые как бы нарочно стараются опаскудить свои таланты...» (ПиР, 1921, № 1, с. 6).

...неоднократно бросает в нас подобными голословными фразами... — См., напр., «Письмо в редакцию» А. В. Луначарского:

«Довольно давно уже я согласился быть почетным председателем Всероссийского союза поэтов, но только совсем недавно смог познакомиться с некоторыми книгами, выпускаемыми членами этого союза. Между прочим, с “Золотым кипятком” <М.: Имажинисты, 1921 > Есенина, Мариенгофа и Шершеневича.

Как эти книги, так и все другие, выпущенные за последнее время так называемыми имажинистами, при несомненной талантливости авторов, представляют собой злостное надругательство и над собственным дарованием, и над человечеством, и над современной Россией.

Книги эти выходят нелегально, т. е. бумага и типографии достаются помимо Гос. Издательства незаконным образом.

Главполитпросвет постановил расследовать и привлечь к ответственности людей, способствовавших появлению в свет и распределению этих позорных книг.

Так как союз поэтов не протестовал против этого проституирования таланта, вывалянного в зловонной грязи, то я настоящим публично заявляю, что звание председателя Всероссийского союза поэтов я с себя слагаю» (газ. «Известия ВЦИК», М., 1921, 14 апр., № 80).

РА, 1972, № 3, с. 167, в статье В. В. Базанова «Эпизод из истории создания литературных объединений крестьянских писателей».

Печатается по подлиннику (РГАЛИ, ф. 190, оп. 2, ед. хр. 26; машинопись; все подписи — автографы).

Датируется на основании переписки И. М. Касаткина и И. Е. Вольнова (см. ниже); кроме того, принято во внимание время пребывания Н. А. Клюева (подписавшего это письмо) в Москве — с 18 окт. по 8–11 нояб. 1923 г.; ср.: Письма, 333–334.

В тексте источника зачеркнут последний абзац: «Кроме того, ввиду исключительно тяжелого материального положения каждого члена нашей группы, ходатайствуем о немедленном отпуске нам в счет гонорара аванса в размере пятидесяти червонцев на каждого члена группы».

Дальнейшая судьба письма неизвестна. Судя по переписке И. М. Касаткина и И. Е. Вольнова, можно предположить, что члены группы не смогли договориться между собой и письмо не было отправлено (см. также: Есенин 6 (1980), с. 384).

После 18 окт. 1923 г. Есенин и Клюев посетили И. М. Касаткина, который сообщил об этом И. Е. Вольнову: «Есенин и Клюев сегодня были у меня, и оба Вам земно кланяются» (Письма, 332). В том же месяце Касаткин снова пишет Вольнову, возможно, уже имея в виду комментируемое письмо:

«В Москве образовалось объединение Крестьянских Писателей, в кое входят поэты: Есенин, Клюев, Радимов, Орешин, Ширяевец; беллетристы: Вольнов, Чапыгин, Касаткин. Сообщаю об этом по поручению кружка, которому я настаиваю дать наименование “Ватага”. Готовьте материал» (Письма, 333).

Вольнов ответил Касаткину (до 22 окт. 1923 г.): «Организации кружка крестьянских писателей мало сочувствую, но от участия не отказываюсь. Не сочувствую, потому что не понимаю, как можно быть крестьянским, пролетарским, дворянским, поповским писателем, — можно быть только русским писателем, но и это недостаточно (так иной раз кажется). <...> Увидите Сережу Есенина, кланяйтесь низко» (Письма, 333). А 26 окт. Касаткин сообщал Вольнову: «Наше объединение не ладится. Выходит лебедь, щука и рак» (там же).

Есенин вместе с другими т. наз. крестьянскими писателями не раз пытался отстоять, с одной стороны, самобытность творчества этой группы, а с другой — добиться признания ее равноправия с иными литературными течениями, поддерживавшими революционные преобразования в России (см. № 5 наст. подраздела и коммент. к нему).

Газ. «Правда», М., 1923, 30 нояб., № 272, с. 5.

Печатается по газетному тексту. Подлинник письма неизвестен.

Датируется с учетом времени публикации как статей, упомянутых в письме, так и самого письма.

После текста письма следовало примечание «От редакции»: «Не входя в оценку дела, которое должно быть разобрано соответствующими инстанциями, и не имея возможности проверить фактическую сторону его, редакция помещает настоящее формальное заявление».

Ввиду появившихся статей в «Рабочей газете» и в «Рабочей Москве»... — 22 нояб. 1923 г. в «Рабочей газете» (№ 264) была опубликована статья Л. С. Сосновского «Испорченный праздник»:

«20 ноября Всероссийский союз поэтов праздновал свое пятилетие <...>

Вечером 20 ноября около 10 часов звонят по телефону к Демьяну Бедному. Говорит известный поэт Есенин. Думали, зовет на праздник. Оказывается, совсем напротив. Есенин звонит из отделения советской милиции. Говорит подчеркнуто развязно и фамильярно.

— Послушай. Скажи тут, чтобы нас освободили.

— Кого вас?

— Меня, Орешина, Клычкова и Ганина.

— Почему вы в милицию попали?

— Да, понимаешь, сидели в пивной. Ну, заговорили о жидах, понимаешь. Везде жиды. И в литературе жиды. Ну, тут привязался к нам какой-то жидок. Арестовали.

— М-да. Очень не-хо-ро-шо.

— Понятно, нехорошо: один жид четырех русских в милицию привел.

Демьян Бедный попросил к телефону дежурного по милиции т. Ардарова, а затем того гражданина, что пригласил поэтов в милицию, и сказал им:

— Я этим прохвостам не заступник. Поступайте по закону!

Оказалось, что в какой-то пивной, подготовляясь к юбилейному заседанию советских поэтов, Есенин, Орешин, Клычков и Ганин вели милый разговор о жидовской власти, о засилии жидов, называя достаточно известные имена. Сидевший за соседним столом гражданин <М. В. Родкин; см. о его роли в этом деле коммент. к № I-32 наст. раздела> возмутился и потребовал составления протокола. Одному милиционеру не удалось свести поэтический квартет в милицию. Потребовался второй милиционер...».

Сам же гражданин М. В. Родкин, давая показания в Московском губернском политотделе ГПУ, куда затем перевели поэтов из милиции, заявил по поводу происшедшего инцидента следующее: «Рядом со мною сидели четверо прилично одетых молодых граждан и пили пиво. Судя по возбужденному их состоянию и по несдержанному поведению, я понял, что они сидят здесь довольно долго и что они до некоторой степени находятся под влиянием выпитого пива <...> Они вели между собою разговор о советской власти. Но ввиду того, что в это время играл оркестр, до моего слуха доходили отдельные слова, из которых я, однако, смог заключить, что двое из этих граждан не только нелояльно относятся к соввласти, но определенно враждебно. <...> Один из этих четырех граждан в это время встал со своего места и приблизительно на 1 минуту куда-то вышел. Возвращаясь на свое место и проходя мимо моего стула, я инстинктивно почувствовал, что он обратил на меня особое внимание. <...> Двое из них сразу перешли на тему о жидах, указывая на то, что во всех бедствиях и страданиях “Нашей России” виноваты жиды. Указывалось на то, что против засилья жидов необходимы особые меры как погромы и массовые избиения. Видя, что я им не отвечаю и что я стараюсь от них отворачиваться, желая избегнуть столкновения, они громче стали шуметь и ругать “паршивых жидов”. <...> Затем эти же двое граждан говорили о том, что в существовании черной биржи виноваты те же жиды-биржевики, которых поддерживают “их Троцкий и Каменев”. Такое оскорбление вождей русской революции меня до глубины души возмутил<о> и я решил об этом заявить в отделение милиции для составления протокола. Я обратился к ближайшему постовому милиционеру с просьбой отправить этих четырех граждан в отделение милиции. Но они оказали сопротивление и при задержании начали скандалить и угрожать мне побоями, говоря при этом, что паршивый жид не имеет права задерживать таких знаменитых литераторов, как мы. Милиционер попросил меня вызвать еще одного милиционера на помощь и когда последний явился, задержанные последовали в отделение милиции. <...>

Должен отметить, что, когда указанные граждане сначала ругали “жидов”, высказывали свою ненависть к последним, я как еврей абсолютно не чувствовал себя оскорбленным, ибо для меня стало ясно, что предо мной сидят убежденные, “культурные” антисемиты и “истинно-русские люди”, и у меня не возникало никакого намерения так или иначе реагировать на оскорбления “жидов”. Но когда они с неслыханной наглостью и цинизмом позволили себе оскорблять вождей русской революции, я понял, что это такие интеллигенты и “литераторы”, которые сознательно стараются при удобном случае дискредитировать и подорвать авторитет советской власти и ее вождей, и я решил об этом сообщить в отд. милиции для привлечения их к ответственности» (журн. «Север», Петрозаводск, 1993, № 10, с. 126–128, в статье А. Г. Белоконя «“Дело четырех поэтов”», с исправлениями по автографу — ЦА ФСБ РФ, дело № 14827, л. 25–26; сверено Ю. Б. Юшкиным).

Л. С. Сосновский на основе этих рассуждений дал свою интерпретацию происшедшего, сознательно раздвинув рамки «милицейской истории»: «Лично меня саморазоблачение наших поэтических “попутчиков” очень мало поразило. Я думаю, что если поскрести еще кое-кого из “попутчиков”, то под советской шкурой обнаружится далеко не советское естество.

Очень интересно узнать, какие же литературные двери откроются перед этими советскими альфонсами после их выхода из милиции и как велико долготерпение тех, кто с “попутчиками” этого сорта безуспешно возится в стремлении их переделать».

В статье «Братья-писатели» Сосновский, почти дословно повторив написанное в «Испорченном празднике», добавил следующее: «Могу сказать наверняка, что через несколько дней мы прочтем в белогвардейских заграничных газетах сочувственные слова по адресу “уличенных жидами мальчиков”...» (газ. «Последние новости», Пг., 1923, 3 дек., № 52).

Придав всему происшедшему политический аспект, Сосновский использовал инцидент для групповой борьбы; дальнейшие газетные материалы, посвященные «делу четырех поэтов», были выдержаны в тоне, заданном критиком.

Анонимная заметка в «Рабочей Москве» (1923, 22 нояб., № 262) имела заголовок «Что у трезвого “попутчика” на уме...». В ней обрисовалась событийная канва в том же духе и стиле, что и в статьях Сосновского, а далее делались соответствующие выводы:

«Как нам стало известно, вышеозначенные юбиляры, переночевав ночь в милиции, были препровождены затем в ГПУ для допроса. Делу будет дан судебный ход.

Так кончился пир их бедою. А мы получили удовольствие узнать подлинные мысли четырех “попутчиков”, ибо что у трезвого “попутчика” на уме, то у пьяных Есениных и Орешиных на языке».

В индивидуальных заявлениях, адресованных в «Правду» и не появившихся в печати, поэты отвергли все обвинения Сосновского в свой адрес.

«Ввиду появления в “Рабочей Москве” и “Рабочей газете” статей, обвиняющих меня в антисемитизме, — писал Петр Орешин, — считаю нравственной своей обязанностью заявить всему белому свету, что никогда я антисемитом не был и быть не могу» (Куняев Ст., Куняев С. Сергей Есенин. М.: Молодая гвардия, 1995, с. 358).

«Прошу присоединить мое заявление к письму П. Орешина, — писал Сергей Клычков. — Считаю оправдываться унизительным, ибо труднее всего доказывать свою невиновность тогда, когда тебя овиняют в очень многом, а когда ты если и виновен, так в сущих пустяках» (РЛ, 1976, № 1, с. 248–249, в статье В. В. Базанова «Свидетельство очевидца и память истории: (Есенин в мемуарах последних лет)», с неточностями; здесь исправлено по автографу: РГАЛИ, ф. 2222, оп. 1, ед. хр. 63, л. 4).

Индивидуальное заявление Есенина подобного рода неизвестно. Как отклик на происшедшие события можно рассматривать его незаконченную статью «Россияне», написанную в нояб.-дек. 1923 г. (см. т. 5 наст. изд.).

...впредь до разбора дела третейским судом... — 2 дек. 1923 г. состоялось закрытое собрание представителей правлений литературных организаций Москвы, которое приняло следующую резолюцию: «Принимая во внимание всю предшествующую литературно-общественную деятельность С. А. Есенина, С. А. Клычкова, П. В. Орешина и А. Ганина, высказанное ими в данном собрании полное осуждение всякому оскорблению национальностей, полное отрицание этими поэтами своей причастности к образу действий, допускающему оскорбления такого рода, и не располагая материалами для сомнения в правдивости данных заявлений, собрание в составе правлений: Всероссийского союза поэтов, В<сероссийского> с<оюза> писателей, Московского цеха поэтов, “Литературного Особняка”, “Звена”, “Твори”, “Рабочей весны”, поэтов-конструктивистов, неоклассиков, имажинистов, Общества любителей российской словесности — считает необходимым воздержаться от окончательного суждения по этому вопросу до решения суда, профессионального или уголовного. Вместе с тем собрание признает, что опубликование в печати опорочивающих сведений, основанных на непроверенных данных, является весьма прискорбным фактом, применение же мер бойкота до выяснения степени и характера виновности представляет собой явление противуобщественное» (Письма, 129–130, с исправлениями по архивному источнику: РГАЛИ, ф. 2222, оп. 1, ед. хр. 63, л. 5-5, об.).

Товарищеский суд состоялся 10 дек. 1923 г. Комиссия по разбору дела заседала в составе К. П. Новицкого, П. М. Керженцева, А. Я. Аросева, Н. К. Иванова-Грамена, В. И. Нарбута, В. Ф. Плетнева, И. М. Касаткина. Попытки А. С. Сосновского придать бытовому инциденту политический характер были отвергнуты. «Дело четырех поэтов» стало достоянием писательской общественности, и разбор его писателями, а не представителями карательных органов, дал возможность объективно оценить все обстоятельства происшедшего. Суд констатировал провокацию со стороны Родкина и Сосновского и не подтвердил главного обвинения в антисемитизме, что вызвало недовольство авторов «Рабочей газеты» и «Рабочей Москвы», ответственным редактором которых был единомышленник Л. С. Сосновского Б. М. Волин, о котором Есенин с большой долей едкой иронии отозвался в статье «Россияне» (см. наст. изд., т. 5).

Проведение суда, причем еще до вынесения его решения, широко освещалось в печати.

«...Если у кого еще и были кой-какие сомнения в возмутительных поступках поэтов, то последние постарались доказать это своим вызывающим, если не сказать резче, поведением на самом суде.

Они отрицали все. Не только показания т. Роткина <так!>, свидетельство милиционера, но даже содержание своего разговора с Демьяном Бедным. Их оклеветали, им навязывают антисемитизм, их травят.

В то же время Есенин не видит ничего особенного в слове “жид”; Орешин считает разговор о роли евреев в литературе самой безобидной беседой.

Не лучшее впечатление производят и свидетели защиты. Особенно жалок Львов-Рогачевский, пытающийся дать литературную характеристику Есенина, Орешина и других как революционных поэтов. Тов. Сосновский ядовито замечает ему, что с таким же успехом Львов-Рогачевский провозглашал революционным поэтом и М. Волошина, ярого контрреволюционера <...>

Резко обрушивается на поэтов Демьян Бедный, который возмущенно заявляет, что если у него еще оставалось хорошее чувство к некоторым из обвиняемых поэтов, то их отвратительное поведение на суде окончательно заставляет его смотреть на них с презрением.

— Если вы антисемиты, — обращается он к четырем поэтам, — имейте мужество заявить об этом открыто.

Сущность дела формулирует тов. Сосновский.

— Этот мелкий, как будто, случай, — заявляет он, — на самом деле показывает, что мы имеем дело с весьма опасной для общества болезнью. <...> Эта гниль тем более опасна, что носители ее являются сотрудниками наших журналов и газет, что по ним некоторые будут судить о всей нашей литературе. Есенин, например, который слывет революционным поэтом, устраивал скандалы также и за границей. Известны антисемитские выходки Есенина и в Америке. Мы не можем терпеть, чтобы по Есенину судили о литературе советской России. <...>

Уже сейчас можно сказать, что, каков бы ни был приговор суда, кое-что должно измениться в отношении наших органов к тем из своих сотрудников, которые недостаточно связаны с революцией и которые умеют зачастую скрывать свои истинные настроения под удобной маской “приятия” революции» (газ. «Рабочая Москва», 1923, 12 дек., № 279).

«Вчера в Доме Печати, при переполненном зале, слушалось дело поэтов: Есенина, Клычкова, Орешина и Ганина, обвинявшихся в антиобщественном хулиганском и черносотенном поведении во время пьянства в одной из московских пивных. <...>

Суд устанавливает два вопроса, которые ему предстоит исчерпывающе освоить в ходе разбирательства:

1) Подтверждается ли факт черносотенно-антисемитских выходок четырех поэтов: Есенина, Ганина, Орешина и Клычкова?

2) Правильно ли изложены А. Сосновским обстоятельства дела в статье “Испорченный праздник”?

<...> После выступления свидетелей защиты, опровергавших обвинение поэтов в антисемитизме, выступают приехавшие из Америки товарищи, рассказывающие, что во время своего пребывания там Есенин учинял дебоши, подобные разбираемому. Все скандалы носили патологически-алкогольный характер.

Поэт А. Мариенгоф, близко знающий Есенина, подчеркивает, что последний в этом году совершенно спился, близок к белой горячке и не может быть рассматриваем и судим, как нормальный человек. Его просто нужно лечить...» («Рабочая газета», М., 1923, 12 дек., № 281; выделено в источнике).

«Перед допросом ряда свидетелей слово было предоставлено обвинению и подсудимым для изложения фактического хода событий. Все четверо обвиняемых категорически отрицали наличие элемента антисемитизма в их поведении и приписываемые им разговоры о “жидовском засилии”. Сергей Есенин, подтверждая, что он крикнул свидетелю Ро<д>кину: “жид”, указывал, что этот выкрик был только ругательством, лишенным абсолютно политического содержания.

<...> Львов-Рогачевский отмечал, что в произведениях обвиняемых можно отметить не только отсутствие антисемитизма, но даже любовь к еврейскому народу. Писатель А. Эфрос указывал, что с поэтами Орешиным и Клычковым он встречается ежедневно в течение нескольких лет и не заметил с их стороны никаких антисемитских выпадов, хотя, как еврей, он был бы к ним особенно чуток. Такое же показание сделал писатель Андрей Соболь. Тов. Сахаров, в течение пяти лет живший вместе с Есениным, отмечает случаи пьянства и дебоширства с его стороны, но отвергает возможность проявления им антисемитизма. Поэт Герасимов в своей характеристике поэтов Орешина и Клычкова отметил, что с первых дней революции они работали в Пролеткульте, работали честно, причем ему в течение нескольких лет приходилось общаться с ними и опять-таки он не наблюдал у них никаких антисемитских уклонов.

<...> С защитительной речью выступил т. В. П. Полонский, призывавший судить поэтов за хулиганство, за пьянство, за дебоширство, но отнюдь не за антисемитизм, которого он в их деяниях не усматривает.

В своем заключительном слове Есенин подтверждает, что он хулиганил, дебоширил и в Москве, и в Нью-Йорке, и в Париже, и в Берлине, но, по его мнению, он “скандалил хорошо”. Он говорит, что через эти скандалы и пьянство он идет к “обретению в себе человека”, но в то же время он категорически отвергает какое-либо обвинение в антисемитизме» (газ. «Известия ЦИК СССР и ВЦИК Советов», М., 1923, 12 дек., № 284).

«13 декабря в Доме Печати был оглашен приговор товарищеского суда по делу поэтов Есенина, Клычкова, Орешина и Ганина. Товарищеский суд признал, что поведение поэтов в пивной носило характер антиобщественного дебоша, давшего повод сидевшему рядом с ними гр. Ро<д>кину истолковать этот скандал как антисемитский поступок, и что на улице и в милиции эти поэты, будучи в состоянии опьянения, позволили себе выходки антисемитского характера. Ввиду этого товарищеский суд постановил объявить поэтам Есенину, Клычкову, Орешину и Ганину общественное порицание.

Обсудив вопрос о статье тов. Сосновского в № 264 “Рабочей газеты”, суд признал, что тов. Сосновский изложил инцидент с четырьмя поэтами на основании недостаточных данных и не имел права использовать этот случай для нападок на некоторые из существующих литературных группировок. Суд считает, что инцидент с четырьмя поэтами ликвидируется настоящим постановлением товарищеского суда и не должен служить в дальнейшем поводом или аргументом для сведения литературных счетов, и что поэты Есенин, Клычков, Орешин и Ганин, ставшие в советские ряды в тяжелый период революции, должны иметь полную возможность по-прежнему продолжать свою литературную работу.

Приговор принят товарищеским судом единогласно» (газ. «Известия ЦИК СССР и ВЦИК Советов», М., 1923, 15 дек., № 287). Этот же вердикт был опубликован в «Правде» от 16 дек. 1923 г.

18 дек. 1923 г. «Рабочая Москва» опубликовала заметку Б. Волина, не согласного с решением суда, под заголовком «Прав ли суд?» с призывом «к рабкорам и пролетарским поэтам» «высказаться по данному вопросу». 19, 20 и 22 дек. газета печатала «отклики», заголовки которых говорят сами за себя: «Один выход — тачка», «Им нет места в нашей семье!», «Сосновский прав — суд не прав», «Суд не прав!», «Поэтов на суд рабкоров!», «Под народный суд!», «Есенина выделить!», «В семье не без урода», «Мы требуем пересмотра» и др.

Обращает на себя внимание и заметка Мих. Кольцова в «Правде» от 30 дек. 1923 г. под заголовком «Не надо богемы»: «Славянофилов из “Базара”, с икрой, с севрюгами, разговорами о национальной душе и еврейском засилье тоже на старом месте не найти! Но если вы очень хотите — они отыщутся.

Недавно закончился с большим шумом и помпой шедший товарищеский суд по “делу четырех поэтов” о хулиганских и антисемитских выходках в пивной.

На суде было очень тяжело. Совсем девятьсот восьмой год. Четверо подсудимых, из них один — крупнейший и талантливейший художник, слава нашей страны, засосанный богемой по уши, — кокетливо объясняющие, что поэт, как птица, поет и потому за слово “жид” не ответственен; свидетели из милиции, обязательные еврейские интеллигенты, из самых лучших чувств берущие под свою защиту антисемитов; толки о роли еврейства в русской литературе, тени Петра Струве и Трубецкого, в зале витающие; дамы-поклонницы и семеро журналистов-большевиков, вынужденных в давно остывшей и ныне подогретой реакционно-неврастенической каше разбираться.

Конечно, педагогические способы борьбы в духе идейного поощрения трезвости тут мало помогут.

Надо сделать другое. Надо наглухо забить гвоздями дверь из пивной в литературу. Что может дать пивная в наши дни и в прошлые времена — уже всем ясно. В мюнхенской пивной провозглашено фашистское правительство Кара и Людендорфа; в московской пивной основано национальное литературное объединение “Россияне”. Давайте будем грубы и нечутки, заявим, что все это одно и то же...» (см. также т. 5 наст. изд., коммент. к статье Есенина «Россияне»).

Продолжения «дело четырех поэтов» не получило. 9 мая 1927 г., уже после гибели Есенина и А. А. Ганина, расстрелянного 30 марта 1925 г. по «делу русских фашистов», уполномоченный 5-го отделения следственного отдела ОГПУ С. Г. Гендин, рассмотрев материалы «Дела № 2037», вынес заключение: «...принимая во внимание, что двоих из обвиняемых: Есенина и Ганина, в живых нет, а в отношении Клыч<ко>ва и Орешина дело может быть прекращено за давностью, полагаю: дело следствием считать законченным, подписку о невыезде аннулировать, дело сдать в архив» (Хлысталов, с. 145, факсимиле; выделено в источнике). 11 мая 1927 г. коллегия ОГПУ утвердила это постановление (документы хранятся в ЦА ФСБ РФ, архивное дело № Р-14827). См. также № III-26 наст. раздела.

Дело передано в Центральное бюро секции работников печати. — Публикация письма четырех поэтов была сопровождена заметкой С. Б. Ингулова «К инциденту с поэтами С. Есениным и др.»: «В ЦБ секции работников печати поступило заявление поэтов П. Орешина, С. Клычкова, С. Есенина и А. Ганина о рассмотрении инцидента, о коем сообщалось в статье т. Сосновского в “Рабочей газете” и в заметке в “Рабочей Москве”. ЦБ постановило поручить рассмотрение дела товарищескому суду в составе К. Новицкого, П. Керженцева, В. Плетнева, А. Аросева и Ив. Касаткина.

Председателем назначен тов. К. Новицкий».

Упомянутое здесь заявление, поданное четырьмя поэтами в Центральное бюро секции работников печати, ныне неизвестно.

Публикуется впервые.

Печатается по подлиннику (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 11, л. 1). Документ представляет собой типовой типографский бланк, большинство граф которого заполнено на машинке (исключая номер договора, число и месяц его подписания — они проставлены в бланке рукой секретаря). Вместо типографского обозначения юридического лица, подписывающего подобные документы («Заведующий Редакционным Сектором Госиздата») на машинке впечатано: «Главный редактор» и стоит подпись-автограф Н. Л. Мещерякова, в тот момент занимавшего указанную должность. Два других участника заключения договора — секретарь (М. Волков) и автор (Есенин) — также подписались под документом собственноручно.

С. А. Есенин представил Госиздату ~ «Пугачев» ~ Госиздат приобретает ~ исключительное право издания и переиздания вышеозначенного труда в течение пяти лет... — Есенин так и не дождался выпуска своей драматической поэмы Госиздатом: она вышла (в составе Собр. ст., 3) только в 1926 г., уже после гибели поэта.

Брюсовский. пер., дом № 2, «Дом Правды». — С конца сент. — начала окт. 1923 г. до начала авг. 1925 г. Есенин (в те дни, когда он находился в Москве) жил по этому адресу в комнате Г. А. Бениславской. Именно она получила в издательстве второй экземпляр комментируемого документа для автора — на подлиннике есть ее расписка: «Копию получила по доверенности. Г. Бениславская». Эта доверенность, очевидно, выданная ей Есениным, ныне неизвестна.

Сб. «К вопросу о политике РКП(б) в художественной литературе», М.: Красная новь, 1924, с. 106–107.

Печатается по первой публикации. Подлинник письма не выявлен.

В 1922 г. была завершена полемика вокруг письма ЦК РКП(б) «О пролеткультах» от 1 дек. 1920 г. Однако с 1923 г. дискуссия по вопросам партийного руководства литературой разгорелась с новой силой. Литераторы и публицисты круга журнала «На посту» («напостовцы») открыли систематическое наступление против идеологических позиций «непролетарских» литераторов — участников групп «Леф» и «Перевал», т. наз. писателей-«попутчиков» (термин Л. Д. Троцкого) и т. д. Они требовали от партии передачи им руководства всем литературным делом в стране, обвиняя РКП(б) в отсутствии «правильной» партийной линии в области литературы (статьи Г. Лелевича, А. И. Безыменского и др.).

В полемике с «напостовцами» писателей-«попутчиков» поддерживали на страницах Кр. нови главный редактор журнала А. К. Воронский и близкие ему по позиции критики. В 1924 г. спор разгорелся с новой силой (см. заголовки некоторых статей: «Воронщину необходимо ликвидировать» (И. Вардин); «Ответ Вардину» (А. Воронский); «Наши литературные разногласия» (Г. Лелевич) и т. п.). В полемику включились лефовцы, критиковавшие и Воронского, и «напостовцев», а также другие критики (В. Дубовской, В. Полонский, П. Коган, И. Майский). От имени РКП(б) в печати выступили Н. К. Крупская, М. В. Фрунзе, А. В. Луначарский, И. М. Варейкис, Я. А. Яковлев и др. Г. В. Чичерин, напр., отмечал, что Л. Д. Троцкий «слишком перегибает палку своим абсолютным противоположением настоящего периода борющегося класса будущему периоду торжествующего класса, как будто между ними нет ничего общего» (газ. «Правда», М., 1923, 5 окт., № 225). См. также наст. изд., т. 5.

9 мая 1924 г. при Отделе печати ЦК РКП(б) под председательством его заведующего Я. А. Яковлева прошло литературное совещание, на котором с основными докладами выступили А. К. Воронский и И. Вардин. В дискуссии участвовали Л. Д. Троцкий, Н. И. Бухарин, Н. Осинский, А. А. Авербах, С. А. Родов, Г. Лелевич, А. В. Луначарский, Д. Бедный, А. И. Безыменский и др. А. В. Луначарский в заключение сказал: «Я считаю единственно правильным выводом из нашей дискуссии только тот, что пролетарскую литературу нужно всячески поддерживать, как нашу главную надежду, но “попутчиков” ни в коем случае не отталкивать» (сб. «К вопросу о политике РКП(6) в художественной литературе», М., 1924, с. 80).

На этом совещании и был оглашен комментируемый документ — письмо тридцати шести писателей-«попутчиков», которое резко отрицательно встретили «напостовцы» и с большим вниманием выслушали сторонники Я. А. Яковлева и А. В. Луначарского.

Совещание приняло резолюцию, которая учитывала положительные моменты, высказанные спорящими сторонами и впоследствии почти целиком вошла в резолюцию XIII съезда РКП(б) «О печати».

Однако дискуссия по этим вопросам продолжалась и позже (подробнее о некоторых ее этапах первой половины 1925 г. см. наст. изд., т. 6). В результате была выработана резолюция ЦК РКП(б) «О политике партии в области художественной литературы», опубликованная 1 июля 1925 г. в «Правде». Отклик Есенина на этот документ см. наст. изд., т. 5.

Никандров (наст. фамилия Шевцов) Николай Никандрович (1878–1964) — прозаик.

Катаев Валентин Петрович (1897–1986) — прозаик.

Яковлев (наст. фамилия Трифонов-Яковлев) Александр Степанович (1886, по др. данным 1885–1953) — прозаик.

Козырев Михаил Яковлевич (1892–1941) — прозаик.

Соболь Андрей (наст. имя Юлий Михайлович; 1886–1926) — прозаик.

Соболев Юрий Васильевич (1887–1940) — литературный и театральный критик.

Мандельштам Осип Эмильевич (1891–1938) — поэт.

Поляков Сергей Александрович (1874–1943) — издатель, переводчик.

Зозуля Ефим Давидович (1891–1941) — прозаик.

Пришвин Михаил Михайлович (1873–1954) — прозаик.

Волошин (наст. фамилия Кириенко-Волошин) Максимилиан Александрович (1877–1932) — поэт, критик, художник.

Федорченко Софья Захаровна (1888–1959) — прозаик.

Инбер Вера Михайловна (1890–1972) — поэтесса.

Полонская (наст. фамилия Мовшензон) Елизавета Григорьевна (1890–1969) — поэтесса.

Слонимский Михаил Леонидович (1897–1972) — прозаик.

Каверин (наст. фамилия Зильбер) Вениамин Александрович (1902–1989) — прозаик.

Шагинян Мариэтта Сергеевна (1888–1982) — прозаик, критик.

Форш Ольга Дмитриевна (1873–1961) — прозаик.

Есенин 5 (1962), с. 237.

Печатается по машинописному подлиннику (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 6; подписи-автографы).

Датируется по содержанию: написано после похорон А. В. Ширяевца, который умер 15 мая 1924 г. и был похоронен 17 мая.

Ширяевец был близким другом Есенина. С. Фомин, хорошо знавший обоих, писал: «Сергея Есенина окружало множество друзей-приятелей, с которыми он выступал, печатался, выпускал манифесты, пил. Но никто так духовно не привлекал Есенина, как этот скупоречивый, вдумчивый, широкоплечий увалень-парень в картузе и огромных яловочных сапогах — Александр Ширяевец» (Кр. нива, 1926, № 22, 30 мая, с. 21).

Подробнее о взаимоотношениях поэтов см. наст. изд., т. 1; т. 6; т. 7, кн. 1. См. также: Савченко Т. К. «“Люблю я Ширяевца...” (С. Есенин и А. Ширяевец)» (в ее кн. «Сергей Есенин и его окружение», М., 1990, с. 61–103); она же. «Есенин и Ширяевец» (Столетие Есенина, с. 297–313).

Многим современникам запомнилось, как ошеломила Есенина внезапная смерть Ширяевца.

И. Старцев: «Придя ко мне с этой печальной вестью, Есенин повалился на диван, разрыдался, заметив сквозь слезы:

— Боже мой, какой ужас! Пора и мне собираться в дорогу!

Укладываясь спать, он настойчиво просил жену разбудить его как можно раньше. Утром он попросил нашить ему на рукав траур. Собрал на похороны Ширяевца всех близких знакомых, пригласил священника. Вечером в “Стойле” после похорон Ширяевца вскочил на эстраду, сообщил находившейся в кафе публике о смерти своего лучшего друга и горько заметил:

— Оживают только черви. Лучшие существа уходят навсегда и безвозвратно» (САЕ, с. 87–88; Восп., 1, 417).

С. Фомин: «Узнав о смерти Ширяевца, Есенин заметался. Бежит к одному из товарищей и, не застав его дома, оставляет записку: “Ширяевец умер!” Отправляется вместе с близкими поэтами хлопотать о похоронах. Нервничает. На поминках Ширяевца в Доме Герцена кричит на одного начинающего поэта <Приблудного>: “Почему не пришел, когда нужно было!..” Словом, со смертью Ширяевца Есенин почувствовал огромную утрату» (Кр. нива, 1926, № 22, 30 мая, с. 21).

С. Городецкий: «Мы все остро переживали эту смерть. Похоронив друга, собрались в грязной комнате Дома Герцена, за грязным, без скатерти, столом над какими-то несчастными бутылками. Но не пилось. Пришибленные, с клубком в горле, читали стихи про Ширяевца. Когда я прочел свое <стихотворение “Александр Ширяевец”, вошедшее в цикл “Друзья ушедшие” (“Стык. Первый сборник стихов Московского цеха поэтов”, М., 1925, с. 63–75)>, Сергей судорожно схватил меня за руку. Что-то начал говорить: “Это ты... замечательно...” И слезы застлали ему глаза» (Восп., 1, 185).

Вскоре после смерти друга Есенин написал стихотворение «Мы теперь уходим понемногу...», опубликованное в Кр. нови (1924, № 4, июнь-июль) под заголовком «Памяти Ширяевца» (см. наст. изд., т. 1).

9 июня 1924 г. Есенин, Орешин и Клычков выступили в тверском кинотеатре «Гигант» на большом литературном вечере, посвященном памяти Ширяевца (афиша и программа вечера помещены в соответствующем разделе наст. кн. под № 34).

Могила Ширяевца на Ваганьковском кладбище стала местом постоянных паломничеств Есенина, вдруг, нередко среди ночи, собиравшего наиболее близких ему людей — «ехать к Ширяевцу». Поэт Е. Сокол вспоминал:

«...к рассказу о могиле Ширяевца он <Есенин> возвращался несколько раз и, возвращаясь, нервничал до крика, передергивался мучительно. <...>

— Разве можно так относиться к умершему поэту? И к большому, к истинному поэту! Вы посмотрели бы, что сделали с могилой Ширяевца. Нет ее! <...> Я поехал туда и плакал там навзрыд, как маленький, плакал. Ведь все там лежать будем, — около Неверова и Ширяевца <Ширяевец был похоронен рядом с могилой А. С. Неверова>!» (Памяти Есенина, с. 64–65, 63). По словам Е. Сокола, этот разговор состоялся накануне отъезда Есенина в Ленинград в ночь с 22 на 23 дек. 1925 г.

Согласно переговорам ~ с завом совр<еменного> худ<ожественного>слова при Гизе... — Точнее, с заведующим отделом современного художественного слова Государственного издательства РСФСР. В то время им являлся А. К. Воронский (ГАРФ, ф. 395, оп. 8, ед. хр. 210, л. 95).

...душеприказчики по литнаследству покойного поэта А. Ширяевца ~ просят произвести точную перепись всего литературного наследства А. Ширяевца... — В мае 1924 г. правление Всероссийского союза писателей поручило В. Львову-Рогачевскому, Есенину, Орешину и Клычкову образовать «ширяевский архив, а также подготовить к печати книгу стихотворений Ширяевца. Гонорар употребить на образование ширяевского фонда для расходования на памятник на могиле покойного поэта и на дальнейшее издание его драматических и прозаических сочинений, на расширение ширяевского архива» (ИМЛИ, ф. 157, оп. 1, ед. хр. 4).

«Акт по переписи вещей, денег и рукописей А. В. Ширяевца и описи рукописей и вещей» был составлен В. Л. Львовым-Рогачевским, В. И. Вольпиным, А. С. Балагиным и П. В. Орешиным 13 июня 1924 г. (ИМЛИ, ф. 29, оп. 2, ед. хр. 39).

3 янв. 1925 г. В. Львов-Рогачевский дал расписку в получении двадцати трех документов из архива Ширяевца для предполагаемой выставки: «Получил для выставки в Рос<сийской> Ак<адемии> Худ<ожеств> из архива Союза Писателей рукописи и документы А. Ширяевца» (ИМЛИ, ф. 29, оп. 2, ед. хр. 42).

...как мы это видим в истории с В. Хлебниковым. — Суть этой «истории» состоит в следующем. 19 авг. 1923 г. художник П. В. Митурич обратился с «Открытым письмом» к В. В. Маяковскому:

«Примите последнее товарищеское обращение, которое должно положить грань новых отношений наших, в зависимости от Вашего ответа.

Виктор Владимирович неоднократно упоминал о ряде своих вещей, которые он Вам отдавал в ожидании очереди на их опубликование и которые не дождались этого, и что еще хуже, — не были возвращены ему. <...> Смею Вас уверить, что существует несколько групп и отдельных лиц, которые глубоко чтят имя Хлебникова, для которых не только произведения, но строка-слово ушедшего учителя ценны, которые не преминут в случае надобности его засвидетельствовать, даже больше — пойти на решительную защиту и охрану его творчества» («Труды Творческого Бюро НИЧЕВОКОВ. Выпуск первый», М: ХОБО, 1922; на обл.: «Ничевоки. Собачий ящик», книгоиздательство “ХОБО”, 1923, 2-ое изд., с. III, IV; выделено в источнике).

«Творческое Бюро Ничевоков», обнародовавшее это письмо в своем издании, объявило его «посмертным заявлением поэта В. Хлебникова о пропаже и розыске его рукописей — через правозаступника и друга своего, на руках у которого он умер, художника Митурича» (там же, с. III; выделено в источнике).

Эти обвинения в адрес Маяковского были несправедливы лишь отчасти: хотя почти все рукописи Хлебникова, отданные им Маяковскому, сохранились, однако последний, имея возможность напечатать хлебниковские произведения, не сделал этого. Р. Якобсон вспоминал: «Я на него <Маяковского> очень сердился, что он не издавал Хлебникова, когда мог и когда получил деньги на это...» (цит. по кн. Б. Янгфельдта «Якобсон-будетлянин: Сб. материалов», Stockholm, 1992, с. 45). В статье «Велимир Хлебников» В. П. Григорьев прокомментировал эти слова так: «Есенин, “имажинист”, всласть изыздевавшийся над Предземшаром <Председателем земного шара>, “посвящая” его в этот сан в Харькове в 1920 г., забрав затем у отходчивого и истосковавшегося по печати автора рукопись, напечатал “Ночь в окопе” (М.: Имажинисты, 1921), — Маяковский, “друг и ученик”, свои обещания не сдержал» (журн. «Новое литературное обозрение», М., 1998, № 34, с. 156).

...для приведения рукописей Ширяевца в порядок и подготовки к печати. — 30 сент. 1924 г. был составлен «Протокол Комиссии по печатанию произведений А. В. Ширяевца»:

«1. Через 10 дней в пятницу 10-го октября Комиссия обсуждает план издания.

2. Просить друзей А. Ширяевца прислать в архив все воспоминания» (ИМЛИ, ф. 29, оп. 2, ед. хр. 40).

В 1928 г. в московском издательстве «Круг» был издан посмертный сборник Ширяевца «Волжские песни» под редакцией П. Орешина и В. Львова-Рогачевского и с критико-биографическим очерком последнего.

Журн. «Советские архивы», М., 1971, № 6, с. 102–103 (публ. В. А. Вдовина).

Печатается по подлиннику (ГАРФ, ф. 393, оп. 43а, ед. хр. 488; машинопись, подписи-автографы). В ГМЗЕ (онф № 708/14) имеется машинопись того же протокола с пометами рукой А. С. Скворцова: «Копия» и «С подлинным верно. А. Скворцов», но подписи Есенина, И. В. Грузинова и Н. П. Савкина на ней — это автографы, как и в подлиннике.

Общество «Современная Россия» — организация, которую планировалось создать на базе одноименного издательства. Учредительные документы общества поступили в административный отдел Центрального Административного управления НКВД РСФСР 29 авг. 1924 г. Корпус этих документов состоял из соответствующего заявления в НКВД (это № 27 наст. подраздела), протокола учредительного собрания (комментируемый документ), списка членов-учредителей общества (см. № 26 наст. подраздела), его устава (журн. «Советские архивы», М., 1971, № 6, с. 104–105; публ. В. А. Вдовина) и списка-анкеты на членов исполнительного органа (приведен ниже). 16 сент. в копиях документы были направлены на заключение в Наркомпрос и в 7-е отделение Секретного Отдела (СО) ОГПУ. Заключение Наркомпроса, подписанное заместителем наркома В. Н. Яковлевой, было дано 19 нояб., в НКВД поступило 21 нояб., а 6 дек. было переправлено в СО ОГПУ.

«Окончательный ответ о судьбе общества был дан Административным отделом Центрального административного управления НКВД только 19 мая 1925 г. и, судя по всему, он был сформулирован на основании заключения ОГПУ (оно, к сожалению, не сохранилось в доступных нам фондах):

Учредителям общества “Современная Россия”

Москва, Арбат, Трубниковский пер., д. 9

Ввиду того, что проектируемое вами общество “Современная Россия” является объединением, работающим в настоящее время как издательство, а также принимая во внимание наличие достаточного количества объединений писателей, аналогичных по задачам проектируемому обществу, организация такового признана НКВД нецелесообразной, на основании чего и постановлено в утверждении проекта устава общества отказать.

Изложенное сообщается для сведения.

Врид начальника Центр, админ. управлен. НКВД /Зайцев/

Помначадмотдела /Отпущенников/

Зав. п/отд. адмнадзора /Фрайман/»

(Столетие Есенина, с. 488–489, в статье А. Ю. Галушкина «Сергей Есенин и “Современная Россия”: новые материалы»).

Среди отправленных в НКВД документов имеется «Список-анкета на членов исполнительного органа» общества, заполненная от руки: Г. А. Сидоровым-Окским и И. В. Грузиновым — собственноручно, а остальное — рукой неустановленного лица. Она приведена ниже, ее графы имеют следующие заголовки: «Фамилия, имя, отчество»; «Место жительства»; «Социальное положение»; «Общественная и служебная деятельность за время с 1914 г. до момента регистрации»; «Партийность»; «Имущественное положение».

1. Сидоров-Окский Гурий Александров<ич>

Москва, Арбат, Трубниковский, д. 4/6

Крестьянин

Редактор и основатель Серпуховской газеты Коммунист

Член РКП. Вышел автомат<ически>

Одна койка

2. Грузинов Иван Васильевич

Москва, Столешников пер., д. 5., кв. 12

Крестьянин

Заведующий народным образованием в Мос<ковском> уездном совете. Член правления Союза поэтов

Беспартийный

Пролетарий

3. Большаков Константин Аристархович

М. Гнездниковский, д. 16

Гражданин

Все время занимался литературным трудом

Беспарт<ийный>

Пролетарий

4. Глубоковский Борис Александрович

Тверской бульвар, Камерный театр

б<ывший> мещанин

Артист Камерного театра

Беспарт<ийный>

Пролетарий

5. Орешин Петр Васильевич

Тверской бульвар, Д<ом> имени Герцена

Крестьянин

Все время занимается литературным трудом

Беспарт<ийный>

Живет на гонорары

6. Есенин Сергей Александрович

Брюсовский, д. 2, кв. 27

Крестьянин

Занимается литер<атурным> трудом

Беспарт<ийный>

Гонорары

7. Савкин Николай Петрович

Трубниковский пер., д. 9, кв. 1

Крестьянин

Работал как общ<ественный> деятель на фабрике б<ывший> Дукат и в Краснопресненском районе

Беспарт<ийный>

Жалованье

8. Скворцов Александр Сергеевич

Несвижский пер., д. 18, кв. 1

Крестьянин

Работает на Хамовническом заводе в качестве библиотекаря

Беспарт<ийный>

Жалованье и гонорары

9. Топорков Алексей Константинович

Пименовская ул., д. 8, кв. 22

Б<ывший> мещанин

Сотрудник Рабочего журнала. Литературная работа и лекции

Беспарт<ийный>

Гонорары

10. Якулов Георгий Богданович

Б. Садовая, д. 10, кв. 29

Разночинец

Художник, работал и работает в моск<овских> театрах

Беспарт<ийный>

Гонорары

Подпись ответственных лиц организации:

Председатель Н. Савкин <подпись>

Секретарь А. Скворцов <подпись>

Член правления И. Грузинов <подпись>

(Столетие Есенина, с. 490).

Большаков Константин Аристархович (1895–1938) — поэт, прозаик.

Глубоковский Борис Александрович (1894–1935) — прозаик, драматический актер.

Сидоров-Окский Гурий Александрович (1899–1967) — поэт, драматург, журналист.

Скворцов Александр Сергеевич (1899–?) — издательский работник, прозаик.

Апушкин Яков Владимирович (1899–1989) — прозаик, драматург, критик.

Разработанный устав ~ передать на утверждение в Нарко<в>нудел. — Согласно вышеприведенному отношению НКВД от 19 мая 1925 г., в этом утверждении учредителям было отказано. См. также дело из архива НКВД под заглавием «Регистрация и учет обществ и союзов, не преследующих целей извлечения прибыли» — в нем под № 71 значится «Уведомление о нецелесообразности основания Общ<еств>а “Современная Россия” и об отказе утверждения устава» (ГАРФ, ф. 393, оп. 50, ед. хр. 33, л. III, об.). Текст проекта устава общества, как указывалось выше, опубликован в 1971 г.

Об издательской деятельности О<бщест>ва. — «Современной Россией» в 1925 г. были изданы книги Есенина (ОРиР и Перс. мот.), в 1926 г. — книга А. Б. Мариенгофа («Стихи и поэмы: 1922–1926»; на обл.: «Новый Мариенгоф») и др. Издательство существовало до 1927 г. (см. кн. «Московские и ленинградские издатели и издательства двадцатых годов: Указатель / Под общ. ред. В. И. Харламова», М., 1990, ч. I, с. 118). См. также коммент. к № 27 наст. подраздела.

...план ~ выпуска сборника «Современная Россия». — Сведения об этом сборнике не выявлены.

Выпустить в ближайшее время декларацию. — Машинописный набросок проекта декларации общества «Современная Россия», подвергнутый затем правке и дальнейшей переработке рукой неустановленного лица, сохранился в личном архивном фонде А. Б. Мариенгофа (ИМЛИ; выявлен А. Ю. Галушкиным). В печати декларация не появилась.

О планировавшейся деятельности общества «Современная Россия» см. также № 25, 26, 27, 29, 30 наст. подраздела и коммент. к ним.

Публикуется впервые.

Печатается по подлиннику (ГМЗЕ, онф № 708/17), выполненному рукой Н. П. Савкина (все подписи под документом — автографы).

На заседании рассматривались, очевидно, хозяйственные и организационные вопросы деятельности общества, детали которых пока прояснить не удалось. Под протоколом стоят подписи председателя правления общества и всех трех его членов, избранных на организационном собрании 4 авг. 1924 г. (см. предыдущий документ).

Чекрыгин. — Речь идет об одном из братьев Чекрыгиных, входивших в то время в ближайшее окружение Есенина: либо Петре Николаевиче (1901 или 1902–1925), либо Николае Николаевиче (1902 или 1903–1925). Уроженцы Калужской губернии, оба они писали стихи. Упоминание этой фамилии в комментируемом документе — пока единственное свидетельство их участия в деятельности по организации общества «Современная Россия». Подробнее о них см. кн. «Растерзанные тени / Сост. Ст. Куняев, С. Куняев», М.: Голос, 1995, с. 40–41, 53; ср. также Хлысталов, с. 110–111.

Журн. «Советские архивы», М., 1971, № 6, с. 103 (публ. В. А. Вдовина, с пропуском слов «и теоретик» у фамилии Есенина). Точный текст — Есенин 6 (1980), с. 387.

Печатается по подлиннику (ГАРФ, ф. 393, оп. 43а, ед. хр. 488), представляющему собой машинопись с подписями-автографами Н. П. Савкина, Есенина, И. В. Грузинова, А. С. Скворцова и Г. А. Сидорова-Окского.

Датируется с учетом того, что перечень был приложен к письму учредителей общества в НКВД от 27 авг. 1924 г. (см. № 27 наст. подраздела).

См. также статью А. Ю. Галушкина (Столетие Есенина, с. 488–492) и коммент. к № 24, 25, 27, 29, 30 наст. подраздела.

Журн. «Советские архивы», М., 1971, № 6, с. 102 (публ. В. А. Вдовина).

Печатается по подлиннику (ГАРФ, ф. 393, оп. 43а, ед. хр. 488), исполненному на пишущей машинке и подписанному Н. П. Савкиным, И. В. Грузиновым, Есениным, А. С. Скворцовым и Г. А. Сидоровым-Окским (все подписи — автографы).

...издательства «Современная Россия». — Это кооперативное издательство было образовано в 1924 г. в Москве (Арбат, Трубниковский пер., д. 9 — там жил глава издательства Н. П. Савкин; позднее переехало в Столешников пер., д. 6). В «Современной России» выходили книги Есенина, А. Б. Мариенгофа, И. В. Грузинова и др. (см. коммент. к № 24 наст. подраздела).

«Весной 1925 года Крученых предложил издательству “Современная Россия”, в котором я работал, — вспоминал И. В. Грузинов, — книгу, направленную против Есенина. Заглавие книги было следующее: “Почему любят Есенина”. “Современная Россия” отказалась печатать книгу Крученых, так как Есенин был сотрудником издательства — две книги Есенина <ОРиР и Перс. мот.> вышли в “Современной России”, к тому же доводы критика были неосновательны.

Летом, придя в издательство, Крученых встретил там одного из друзей Есенина — А. М. Сахарова. Узнав о книге Крученых, Сахаров стал доказывать, что выступление злостного критика не повредит Есенину; напротив, прибавит поэту лишнюю крупицу славы. Сахаров обещал переговорить по этому поводу с Есениным. Через некоторое время выяснилось, что Есенин ничего не имеет против выступления недоброжелательного критика, ничего не имеет против, если книга Крученых выйдет в “Современной России”.

Разговоры о книге Крученых тянулись до осени. “Современная Россия”, несмотря на согласие Есенина, считала книгу Крученых негодной.

В ноябре Крученых зашел в “Современную Россию”, встретил там Есенина и спросил, как он относится к факту напечатания книги, направленной против него? Есенин сказал, что он не имеет никакого морального права вмешиваться в личное дело Крученых; критика, разумеется, свободна; это настолько очевидно, что не стоит и разговаривать» (Восп., 1, 358).

...Устав О<бщест>ва... — См. коммент. к № 24 наст. подраздела.

...список членов... — См. № 26 наст. подраздела.

...протокол собрания. — См. № 24 наст. подраздела. См. также № 25, 29, 30 наст. подраздела и коммент. к ним.

Газ. «Правда», М., 1924, 31 авг., № 197.

Печатается по газетному тексту. Подлинник неизвестен.

Датируется в соответствии с временем публикации.

9 сент. в журн. «Новый зритель» (М., 1924, № 35, с. 16) появилось ответное письмо за подписями Р. Ивнева, А. Мариенгофа, М. Ройзмана, В. Шершеневича и Н. Эрдмана:

«Развязность и безответственность этого заявления вынуждает нас опровергнуть это заявление. Хотя С. Есенин и был одним из подписавших первую декларацию имажинизма, но он никогда не являлся идеологом имажинизма, свидетельством чему является отсутствие у Есенина хотя бы одной теоретической статьи <см., однако, “Ключи Марии”>.

Есенин примыкал к нашей идеологии, поскольку она ему была удобна, и мы никогда в нем, вечно отказывавшемся от своего слова, не были уверены как в соратнике.

После известного всем инцидента, завершившегося судом Ц. Б. журналистов над Есениным и К° <см. № I-32, II-20, III-24 наст. раздела и коммент. к ним>, у группы наметилось внутреннее расхождение с Есениным, и она принуждена была отмежеваться от него, что она и сделала, передав письмо заведующему лит. отделом “Известий” Б. В. Гиммельфарбу 15 мая с. г. <опубликовано не было; текст неизвестен>.

Есенин в нашем представлении безнадежно болен физически и психически, и это единственное оправдание его поступков. <...>

Таким образом, “роспуск” имажинизма является лишь лишним доказательством собственной распущенности Есенина» (Письма, 339–340).

Откликаясь на эти обвинения своих бывших «собратьев», Есенин писал сестре Екатерине из Тифлиса 17 сент. 1924 г.: «Как чувствуют себя и как ведут Мариенгоф с Ивневым. <...> этих бездарностей я не боюсь, что бы они ни делали. Мышиными зубами горы не подточишь». А через месяц, отвечая М. И. Лившиц, приславшей ему вырезку с письмом из «Нового зрителя», подчеркнул: «Не боюсь я этой мариенгофской твари и их подлости нисколечко. Ни лебедя, ни гуся вода не мочит» (наст. изд., т. 6).

Много лет спустя Р. Ивнев и М. Д. Ройзман задним числом попытались дезавуировать свое участие в составлении и подписании ответа Есенину. В связи с этим 20 мая 1965 г. Ивнев писал Ройзману:

«Большое спасибо за вырезку из журнала “Новый зритель”. Она открыла мне глаза на то, что творилось за нашей спиной! Ты, как бывший член секретариата “Ордена имажинистов” и как быв<ший> секретарь “Ассоциации вольнодумцев”, должен хорошо помнить, что бывали случаи, когда Мариенгоф подписывался за нас при отправлении “исходящих бумаг”, связанных с хозяйственной деятельностью по кафе “Стойло Пегаса”, но это делалось в исключительных случаях, когда, например, кого-нибудь из нас не было в Москве.

Но, к моему величайшему удивлению, я узнал (почти через полвека!!!): Мариенгоф расширил свои “права подписи” до того, что подписал за нас чудовищно нелепое письмо в редакцию “Зрителя” и “Известия”, которое было передано Гиммельфарбу. Я хорошо помню, что никогда не подписывал, да и не мог подписать этого бредового письма, даже если бы был в это время в Москве, а меня как раз в это время в Москве и не было.

В этом письме нагромождены такие дикие обвинения — и это от моего лица и от твоего лица, — о которых у меня и в мыслях не было. Уверен, что и у тебя также ничего подобного не мелькало в голове. И потом, как я мог осуждать Есенина за якобы антисемитский поступок, если я твердо знал, что он никогда не был антисемитом, иначе я бы не мог с ним сблизиться и подружиться, ибо не знаю ничего более отвратительного, чем это человеконенавистническое явление» (Ройзман, с. 244–245; печ. по: Письма, 519–520).

Включив это письмо в свою книгу о Есенине, М. Ройзман сопроводил его словами: «Я готов поставить мою подпись под письмом Ивнева: все верно!», а затем, ссылаясь на покойного Мариенгофа, с множеством деталей обрисовал, каким образом тот поставил их подписи под письмом без уведомления (см.: Ройзман, с. 245).

Обстоятельства данного эпизода в изложении Р. Ивнева и М. Ройзмана документального подтверждения пока не находят и потому нуждаются в дальнейшей объективной проверке.

Комментируемое письмо вызвало отрицательную реакцию и в ленинградском «Воинствующем ордене имажинистов». Один из его членов В. И. Эрлих (впрочем, сочувствующий объявленному «роспуску имажинизма») писал Есенину 9 сент. 1924 г.: «...идет склока по поводу твоей заметки в газете. Умучился до последней степени» (Письма, 248). Итог обсуждения ленинградскими имажинистами московского заявления о «роспуске» был опубликован в составе листовки «Воинствующего ордена имажинистов»:

«ИМАЖИНИЗМ ПРОДОЛЖАЕТСЯ!

В связи со слухами о “роспуске имажинизма” письмом в редакцию московской “Правды” от 31 августа 1924 г. опровергаем ложь. В копилку курьезов: — “Распускаю я Эпоху Возрождения, не ндравится мне Лаврентий Медичи“!

ИМАЖИНИЗМ ПРОДОЛЖАЕТСЯ:

4 октября 1924 г. Ленинград. В. О. И.»

(экз. листовки см.: ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 322).

Подробнее об отношении Есенина к имажинизму и к имажинистам см. наст. изд., т. 7, кн. 1, а также «Российский литературоведческий журнал», М., 1997, № 11, с. 3–40.

Публикуется впервые.

Печатается по подлиннику (ГМЗЕ, онф № 708/16), исполненному рукой Н. П. Савкина (все подписи под документом — автографы).

Датируется по связи этого текста с документами общества «Современная Россия» (см. № 24, 25, 26, 27, 30 наст. подраздела и коммент. к ним).

Вопрос о журнале. ~ Размер — 16 стр. ~ Цена 35 копеек. — Название журнала — «Вечевики» — значится на рисунке его обложки, имеющемся в протоколе. Есенин предполагал найти поддержку относительно выпуска этого журнала в издательстве «Круг» — см. его письмо Д. К. Богомильскому (авг. 1924 г.; наст. изд., т. 6). Однако это письмо так и не было своевременно передано адресату — скорее всего, из-за отказа инициаторов проекта от его реализации (там же). Ни о выходе журнала «Вечевики», ни о какой-либо деятельности одноименной литературной группы (в частности, об обнародовании ее манифеста) сведений нет.

Публикуется впервые.

Печатается по подлиннику (ГМЗЕ, онф № 708/15), выполненному и подписанному аналогично № 29 наст. подраздела.

Датируется на тех же основаниях, что и предыдущий документ.

На запротоколированном заседании было декларировано разграничение сфер деятельности издательства «Современная Россия» и группы «Вечевики» еще до организационного оформления последней, которое так и не состоялось (см. коммент. к № 29 наст. подраздела).

Публикуется впервые.

Печатается по подлиннику (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 11, л. 5). Документ представляет собой типовой типографский бланк, большинство граф которого заполнено на машинке (за исключением номера договора, числа и месяца его подписания: они проставлены в бланке делопроизводителем). Договор подписан заместителем главного редактора Госиздата Н. И. Иорданским. На документе стоят также подписи-автографы секретаря (Г. М. Карачунской) и автора — С. Есенин.

Закончив поэму «Песнь о великом походе» в июле 1924 г., Есенин тогда же условился с Ленинградским отделением Госиздата об ее издании отдельной книгой. Однако 1 сент. 1924 г. поэт писал из Москвы заместителю заведующего этим отделением О. М. Бескину: «Книгу, по-моему, так выпускать не годится. Уж оч<ень> получается какая-то фронтовая брошюра. Посылаю для присоединения к ней балладу “36” <“Поэму о 36”>. <...> Потом лучше бы всего было соединить и последние мои стихи вместе с этой книгой. Это будет значительно и весче, чем в таком виде» (наст. изд., т. 6). Видимо, аналогичное письмо (или, возможно, телеграмму) Есенин отправил и В. И. Эрлиху, так как тот 3 сент. ответил поэту: «Отдельно <“Песнь...”> не выйдет тчк Две поэмы <вместе с “Поэмой о 36”> или сборник не знаю Ионов послезавтра» (Письма, 248). 9 сент. Эрлих сообщал Есенину подробности своих переговоров в Ленинградском отделении Госиздата: «...с Б<ескиным> я кончил в первый же день, но приехал И<онов> и заупрямился. Полагаю — ненадолго. Окончательный разговор в среду. В худшем случае он будет ждать твоего приезда» (там же).

Не дожидаясь результатов этих переговоров, но все же надеясь, что в Ленинграде «Песнь...» будет напечатана в том или ином сборнике, Есенин 2 сент. заключил договор с Госиздатом в Москве на издание «Песни...» отдельной книгой. «...“Песнь” восторженно встретил отдел массовой <...> литературы Госиздата и вещь была продана туда» (Г. А. Бениславская; Материалы, с. 66).

А. А. Берзинь вспоминала: «Вскоре Есенин снова зашел в Госиздат. <...>

— Я хотел бы, — говорил он, — чтобы Госиздат выпустил “Песнь о великом походе” отдельной книгой.

— Ну, что же, попробуем, — ответила я.

Я работала тогда редактором отдела массовой литературы Госиздата.

Через день-два издательство оформило с Есениным договор на выпуск поэмы по самому высшему тарифу оплаты — 1 рубль за строку» (Хроника, 2, 140).

17 окт. 1924 г. Есенин сообщал Г. А. Бениславской из Тифлиса: «“Песнь о великом походе” исправлена. Дайте Ан<не> Абр<амовне Берзинь> и перешлите Эрлиху для Госиздата. Там пусть издадут “36” и ее вместе» (наст. изд., т. 6).

Хлопоты по изданию этой книги в Ленинграде продолжались по начало 1925 г. В письме Г. А. Бениславской В. И. Эрлиху в Ленинград от 13 нояб. 1924 г. сказано: «...если эта “Песнь о великом походе” сдана в Госиздат, то не пускайте ее в печать самостоятельно, так как отдельно она издается здесь Госиздатом. Пустите ее, как С. А. пишет, вместе с “36”...» (Письма, 341). В письме Есенину между 10 и 12 дек. Бениславская отчитывалась: «Эрлиху сообщила. Он пишет мне, что “36” и “Песнь” выходят под названием “Две поэмы”» (Письма, 257). Побывав в Ленинграде, она писала Есенину на Кавказ 20 янв. 1925 г.: «У Ионова <...> едва удалось добиться, чтобы печатал “Песнь” и “36” вместе (иначе был бы номер с Анной Абрамовной — с отделом массовой литературы)» (Письма, 268). Однако в Ленинграде книжное издание «Песни...» так и не состоялось. См. также наст. изд., т. 3.

Книга была выпущена Госиздатом в Москве в конце марта 1925 г.

Брюсовский пер., дом № 2, кв. 97. — В номере квартиры здесь допущена опечатка: следует читать «27». Тот же адрес (официальный домашний адрес Г. А. Бениславской) указан и в договоре поэта с Госиздатом об издании книги «Пугачев» (см. № 21 наст. подраздела и коммент. к нему). Как в том, так и в данном случае второй экземпляр договора был получен не самим Есениным, а Бениславской. На подлиннике комментируемого документа ею оставлена расписка: «Копию получила по доверенности Г. Бениславская». Эта доверенность сохранилась (см. № I-40 наст. раздела и коммент. к нему).

Публикуется впервые.

Печатается по машинописной копии (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 243), заверенной подписью секретаря правления общества и круглой печатью: «Акц. Издательское О-во “СОВЕТСКИЙ КАВКАЗ”. ПРАВЛЕНИЕ». На обороте — помета рукой С. А. Толстой-Есениной: «Из архива С. А. Есенина от Ек. Ал. Есениной. 28/XII 29».

О предыстории издания Стр. сов. см. наст. раздел, № I-43 и коммент. к нему. Книга вышла до 20 янв. 1925 г. (Юсов-94, с. 48–50).

...в количестве двенадцати стихотворений... — Однако при выпуске книги договор был нарушен. В Стр. сов. без согласования с Есениным были включены еще три стихотворения — «Письмо деду», «Ленин» и «Метель». Последнее к тому же открывало дилогию из двух текстов («Метель» — «Весна»; см. наст. изд., т. 2), так что при публикации одного без другого утрачивались их взаимные связи, приводя к существенному искажению авторского замысла. В письме Есенину от 24 янв. 1925 г. Вирап мотивировал свои действия тем, что в конце дек. 1924 г. поэт выпустил в Баку еще одну книгу (Р. сов.) почти такого же состава, что и Стр. сов.:

«Узнав о бакинском сборнике, мы просто прибавили к нашему изданию кое-какие стихи. Из сборника увидишь. Ты большой свинья. Что же поделаешь? Черт с тобой. Не буду же с тобой драться. Ведь ты человек неплохой. Следующий раз буду бить по мордам» (Письма, 271).

О резко отрицательной реакции Есенина на самочинные действия издателя см.: Вержбицкий, с. 102–105; наст. изд., т. 2.

Публикуется впервые.

Печатается по подлиннику (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 11, л. 8), представляющему собой типовой машинописный текст, пробелы в соответствующих местах которого заполнены рукой И. В. Евдокимова (эти места выделены в тексте, публикуемом в наст. кн., курсивом). Кроме автора, документ подписан заведующим литературно-художественным отделом Госиздата Н. И. Николаевым. Ни подписи секретаря, ни подписи Евдокимова, составлявшего договор, в подлиннике нет.

Первоначальная дата, имевшаяся в машинописи договора («21 ноября 1924 года») исправлена на 20 июня 1925 г. рукой Евдокимова. Скорее всего, эта машинопись была выполнена именно в указанный день 1924 г. по инициативе Г. А. Бениславской, обратившейся в Госиздат с предложением издать сборник «Рябиновый костер» по указанию самого поэта (подробнее см. коммент. к № III-7 раздела «Рукою Есенина» в наст. кн.). В то время проект не был осуществлен.

16 июня Есенин писал сестре Екатерине: «Собрание я продал. Продал еще 2 книги» (наст. изд., т. 6). К этому времени поэт предварительно договорился с Госиздатом об издании его Собр. ст. Днем позже — 17 июня — под диктовку И. В. Евдокимова он напишет соответствующее заявление (см. № I-45 наст. раздела), а 30 июня заключит договор с Госиздатом на Собр. ст. (см. № II-34 наст. раздела). Одна из двух «проданных» книг — это, очевидно, «Рябиновый костер». Второй ранее считались Перс. мот. (Есенин 6 (1980), с. 361; наст. изд., т. 6). Однако Есенин имел здесь в виду другой (не известный исследователям) издательский проект: ведь дела по изданию Перс. мот. вели Г. А. Бениславская и Е. А. Есенина совместно (см. об этом, напр., наст. изд., т. 6). К тому же Перс. мот. вышли уже в мае 1925 г. (Юсов-94, с. 53), о чем сестра Екатерина не могла не знать.

И. В. Евдокимов вспоминал: «В июне 1925 года Есенин зачастил в Литературно-художественный отдел Госиздата. <...> Шли переговоры о новой книжке стихов Есенина под названием “Рябиновый костер”. Литературно-художественный отдел заключил договор на эту книжку. Договор заключили спешно, чтобы иметь какой-либо повод выдать ему из кассы сто рублей денег. Впоследствии этот договор аннулировали, когда заключили договор на трехтомное “Собрание стихотворений”» (Восп., 2, 286).

«Рябиновый костер». — Книга не вышла. Впрочем, ее название было использовано Есениным в Перс. мот.: так в этом сборнике озаглавлен цикл из четырех стихотворений — «Отговорила роща золотая...»; «Сукин сын»; «Этой грусти теперь не рассыпать...» и «Низкий дом с голубыми ставнями...».

Остоженка, Троицкий пер., д. 3, кв. 8. — Адрес вписан в подлинник позднее (уже не И. В. Евдокимовым, а неустановленным лицом). По этому адресу, на квартире С. А. Толстой-Есениной, поэт жил в последние месяцы жизни.

Публикуется впервые.

Печатается по подлиннику (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 11, л. 9). Документ исполнен на машинке (за исключением номера, вписанного делопроизводителем) и подписан автором и Н. И. Николаевым. В пункт 7 договора после слов «в “собрание сочинений”» вписано рукой И. В. Евдокимова: «или отдельного издания». Его же собственноручная помета («Исправленному “или отдельного издания“ верить. И. Евдокимов») следует по окончании машинописного текста подлинника. Подпись секретаря в нем отсутствует.

Кроме того, в левом верхнем углу лицевой стороны документа Есенин написал расписку в получении копии договора (см. № I-46 наст. раздела).

И. В. Евдокимов вспоминал: «Надо было видеть ту редкую радость, которая была в синих глазах Есенина, когда дело закончилось во всех инстанциях.

— Евдокимыч, — говорил он, — я написал тысяч пятнадцать строк. Я, понимаешь, отберу самое лучшее, тысяч десять. Этого довольно: будет три тома. Понимаешь, первое мое “Собрание”. Надо издать только хорошо. Я теперь примусь за работу.

<...> Уже вскоре Есенин принес первую партию стихотворений, затем другую. <...>

Собирались и еще и еще. <...> Первое “Собрание стихотворений” Есенина, таким образом, сделано им самим» (Восп., 2, 288, 289, 292). Наборный экземпляр этого издания сохранился (ГЛМ).

Три тома Собр. ст. вышли посмертно в 1926 г. В 1927 г. вышел четвертый том, составленный И. В. Евдокимовым (библиографию подготовили В. И. Вольпин и Н. Н. Захаров-Мэнский). В 1927–1928 гг. четырехтомник был переиздан.

НЖ, 1972, кн. 109, с. 161–162 (публ. Г. Маквея; только объяснительная записка Есенина и запись в графе протокола допроса «национальность»). Полностью публикуется впервые.

Печатается по подлиннику (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 33). Документ представляет собой типовой типографский бланк с заголовком «Протокол допроса», графы в котором заполнены рукой участкового надзирателя 48-го отделения милиции г. Москвы С. Шувалова (очевидно, со слов Есенина). За текстом протокола следует объяснительная записка рукой Есенина с его подписью и датой, рядом с которой поставил свою подпись и Шувалов. Ниже участковый надзиратель исполнил текст подписки, под которой стоит и его подпись, и подпись Есенина.

Настоящий документ находился в «Деле», заведенном 6 сент. 1925 г. Начало этому «Делу» положил акт № 5, составленный транспортным дежурным Тюленевым, комендантом охраны поезда «Баку-Москва» Кричевским, дипломатическим курьером НКИДа А. Рога, проводником вагона № 2244 Ульяновым и пассажиром, членом Моссовета Ю. Левитом:

«Мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт 6/IX-25 г. в том, что при следовании п. № 2к на перегоне ст. Тула и Серпухов пассажир спального вагона № 2225 Сергей Есенин, граж<данин> Константиновского <так!> Кузьминской волости Рязан<ского> уезда, проживающий в гор. Москве, проходя из ресторана по смежному вагону № 2244, в котором ехал дипломатический курьер А. М. Рога, в которое купе хотел несколько раз ворваться. На просьбу граж. Рога держать себя прилично, на что ответил Сергей Есенин площадной бранью, а также угрожал оскорбить т. Рога действием, что могут подтвердить ехавшие пассажиры спального вагона № 2244» (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 28).

8 сент. 1925 г. А. Рога подал рапорт о происшедшем заведующему отделом виз и дипкурьеров НКИД, после чего этот рапорт вместе с актом № 5 был препровожден московскому губернскому прокурору для «привлечения гр. ЕСЕНИНА к надлежащей ответственности» за подписью управделами НКИД С. Дмитриевского и юрисконсульта Б. Александрова (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 29). 3 окт. заведующий 1-м отделом губпрокуратуры Р. Герчиков отправил материалы «Дела» помощнику прокурора Краснопресненского района с указанием «возбудить уголовное преследование по признакам преступления, предусм. 2 ч. 176 ст. Угол. Код. Вместе с тем сообщается, что желательно было бы, чтобы вы поддерживали на суде обвинение по делу» (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 30).

Ст. 176 Уголовного Кодекса квалифицировала хулиганство как «озорные, бесцельные, сопряженные с явным проявлением неуважения к отдельным гражданам или обществу в целом действия» и определяла наказание по данному составу преступления «принудительными работами или лишением свободы на срок до одного года».

15 окт. 1925 г. в нарсуд Лубянского участка было отправлено письмо за подписью помощника губпрокурора, извещающее, что «по настоящему делу обвинение на суде будет поддерживаться представителем прокуратуры». А 17 окт. за подписью народного судьи Лубянского участка В. Липкина и секретаря суда В. Гольдберга было составлено письмо начальнику 48-го отделения милиции, удостоверяющее, что «Нарсуд Лубянского уч-ка Сокольнического р-на, препровождая при сем переписку о привлечении к ответственности гр. ЕСЕНИНА по ст. 176 ч. 2 УК, предлагает произвести дознание в порядке ст. 96 п. 4 УПК опросом гр. гр. РОГА, ЛЕВИ<Т>А и ЕСЕНИНА, приложив к дознанию справку о судимости гр. Есенина. По исполнении дознание направить в соответствии ст. 105 УПК» (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 30).

19 окт. участковым надзирателем Бакаевым была составлена справка о том, что «гр-на Есенина С. А. дома не оказалось, почему вручена повестка с просьбой о явке в 48 отд. мил<иции> по прибытии его на квартиру» (там же). Повестка от 28 окт. предписывала «лично явиться в 48 отд. милиции по адресу: Милютинский пер., д. 16, к дежурному по отдел<ению> для допроса по делу № 200. Явка обязательна» (ГЛМ, ф. 4, оп. 1, ед. хр. 246, л. 4).

29 окт. 1925 г. Есенин явился в 48-е отделение милиции, где и был составлен комментируемый документ.

11 нояб. поэт встречается с А. В. Луначарским (запись С. А. Толстой-Есениной в ее настольном календаре — журн. «Наше наследие», М., 1995, № 34, с. 65) и просит его содействия в разрешении сложившейся ситуации.

12 нояб. нарком написал и отправил следующее письмо:

«Народному судье т. Липкину

Дорогой товарищ,

На В<ашем> рассмотрении имеется дело о “хулиганском поведении” в нетрезвом виде известного поэта Есенина.

Есенин в этом смысле больной человек. Он пьет, а пьяный перестает быть вменяемым.

Конечно, его близкие люди позаботятся о том, чтобы происшествия, подобные данному, прекратились.

Но мне кажется, что устраивать из-за ругани в пьяном виде, в кот<орой> он очень раскаивается, скандальный процесс крупному советскому писателю не стоит. Я просил бы Вас поэтому дело, если это возможно, прекратить.

Нарком А. Луначарский» (Письма, 365).

Аналогичное письмо было в тот же день отправлено в судебные органы И. Бардиным:

«Народному судье т. Липкину.

Ув<ажаемый> товарищ! В дополнение к сказанному т. А. В. Луначарским сообщаю Вам, что поэт Есенин в настоящее время находится под наблюдением Кремлевской больницы. На днях его освидетельствовал консилиум больницы.

В ближайшие дни Есенин будет помещен в одну из лечебниц.

Присоединяясь целиком к мнению А. В. Луначарского, со своей стороны подчеркиваю, что антисоветские круги, прежде всего эмиграция, в полной мере использует суд над Есениным в своих политических целях.

С коммунист<ическим> приветом

Ил. Вардин» (Письма, 366).

Документальных сведений об освидетельствовании Есенина в Кремлевской больнице в нояб. 1925 г. нет. 26 нояб. он лег в психиатрическую клинику на Девичьем поле. Обстоятельства госпитализации поэта изложены в воспоминаниях В. Наседкина:

«Возвращаясь из последней поездки на Кавказ, Есенин в пьяном состоянии оскорбил одно должностное лицо. Оскорбленный подал в суд. Есенин волновался и искал выхода.

Это обстоятельство использовала Екатерина.

Есенин около 20 ноября ночевал у своих сестер в Замоскворечье.

— Тебе скоро суд, Сергей, — сказала Екатерина утром. — Выход есть, — продолжала сестра, — ложись в больницу. Больных не судят. А ты, кстати, поправишься.

Есенин печально молчал. Через несколько минут он, словно сдаваясь, промолвил:

— Хорошо, да... я лягу.

А через минуту еще он принимал решение веселей.

— Правда. Ложусь. Я сразу покончу со всеми делами» (Восп., 2, 311).

27 нояб. Есенин писал П. И. Чагину:

«Дорогой Петр! Пишу тебе из больницы. Опять лег. Зачем — не знаю, но, вероятно, и никто не знает. <...>

Всё это нужно мне, может быть, только для того, чтоб избавиться кой от каких скандалов» (наст. изд., т. 6).

28 нояб. конторой психиатрической клиники 1-го Московского Государственного Университета было выписано удостоверение № 1037 в том, что «больной Есенин С. А. находится на излечении в Психиатрической Клинике с 26 ноября с/г и по настоящее время, по состоянию своего здоровья не может быть допрошен на суде» (Хлысталов, с. 72).

До суда дело так и не дошло, но закрыто оно было только 12 янв. 1926 г. на основании п. 1 ст. 4 УПК (в связи со смертью подозреваемого в преступлении): ИМЛИ, ф. 29, оп. 2, ед. хр. 36, л. 3.

Рога Адольф Мартинович (1876–1931) — дипломатический курьер отдела виз и дипкурьеров при Народном комиссариате по иностранным делам.

Левит Юрий Владимирович (1890–?) — заведующий отделом благоустройства Москоммунхоза.