Топ и Гарри. Роман

ЛАГЕРЬ СТРОИТЕЛЕЙ

Матотаупа вскочил на своего мустанга и поехал в направлении, указанном Джо. Инженер опять был вторым, а Харка замыкал цепочку. Во рту у Харки пересохло от жажды, хотя он и напился в дорогу. Глаза его горели, виски были горячими, голова болела. Прерия плыла и крутилась перед его глазами так, что он не мог временами различить, где земля, а где небо.

Когда остановились на отдых у реки, Харке стало совсем плохо, и мужчины обратили внимание на его состояние.

- У него жестокая нервная лихорадка, - сказал Джо. - Что вы, индейцы, делаете в таких случаях?..

- Я поеду дальше, - с трудом сказал Харка; он лег на траву, повернулся к Джо и отцу спиной. Потом он хлебнул немного воды и спокойно лежал с закрытыми глазами, пока не наступила пора ехать.

Порядок движения изменили. Последним теперь ехал отец, который мог следить за сыном. Харка держался до самого вечера. Ночью он свалился в лихорадочном бреду, говорил что-то непонятное, а потом совершенно недвижимо лежал до утра на бизоньей шкуре. Отец укутал его в одеяло и взял к себе на коня. Джо повел Серого в поводу.

Солнце уже садилось, когда Матотаупа, Харка и Джо прибыли к месту назначения. Посреди прерии было разбросано несколько деревянных бараков, две большие палатки. Несмотря на позднее время, в лагере было оживленно и шумно. Почти никто не обратил внимания ни на инженера Джо, ни на обоих индейцев.

Прибывшие направились к одной из палаток. Перед входом в нее стоял стол, за ним сидел мужчина и перелистывал списки. Увидев инженера, мужчина поднялся и почтительно поздоровался Джо Браун был начальником лагеря. Матотаупу и Харку мужчина отметил в списке, озаглавленном «Группа разведчиков Рэда Джима».

Джо хотел помочь находящемуся в беспамятстве мальчику. Он нашел двух санитаров, но тут же убедился, что они умеют лишь перевязывать раны, и стал продолжать поиски. Он увидел Рэда Джима Этот верзила сидел с какими-то двумя субъектами и пил пиво.

Джо Браун произнес что-то вроде приветствия и спросил, не видели ли они Генри. У Джима не было желания отвлекаться от выпивки, но, заметив, что инженер очень озабочен, он на всякий случай спросил:

- Что случилось?

- Нужно найти кого-то, кто хоть что-нибудь понимает в болезнях, иначе Гарри умрет у нас на руках.

Джим вскочил, на миг задумался и сказал:

- Об индсмене лучше всего позаботятся индсмены. В моей группе два пауни. Я с ними поговорю.

Джо был не в восторге от такого оборота дела, он не очень-то доверял искусству индейцев исцелять. Но Джим проявил такое усердие, что даже оставил пиво и побежал разыскивать пауни.

Джим привел двух пауни, и Браун вместе с ними пошел к большой палатке, возле которой сидел Матотаупа. Харка лежал на земле, завернутый в кожаное одеяло. У него резко обозначились скулы, красные пятна покрывали щеки и лоб.

- Ему нужен хороший уход, - решительно сказал Джим. - Как далеко отсюда ваши женщины и ваши палатки? - повернулся он к пауни.

- Полдня пути.

- Берите его и несите туда, иначе он тут сдохнет. А тебе, Матотаупа, я даю отпуск, ты сам доставишь мальчишку к пауни. Пока обойдемся без тебя.

Индеец бросил благодарный взгляд на Джима.

Еще до наступления ночи Матотаупа и оба пауни направились с больным в поселок.

Харка не понимал, что с ним происходит. Кровь стучала в жилах, сердце неистово колотилось. Перед глазами все плыло, а голова болела так, точно вот-вот расколется череп. Он судорожно раскрывал рот и хватал холодный ночной воздух. Он все время делал попытки сбросить одеяло. Его все сердило, и страшно хотелось пить.

Приходилось только удивляться, что его живым довезли до палаток. Харку положили на мягкое ложе, раздели, однако нож, в рукоятку которого он вцепился в беспамятстве, у него так и не смогли отнять. Лоб и губы стали смачивать холодной водой. Когда он стал различать окружающие предметы, то увидел, что лежит в большой палатке. Много военных и охотничьих трофеев висело на жердях. Пол был покрыт одеялами и шкурами. В лихорадочном бреду Харке представилось, что находится в родной палатке, и он невольно вскрикнул.

Тотчас к нему подошла женщина и стала шептать что-то непонятное. У Харки снова потемнело в глазах. Его укутали в одеяло и вынесли из палатки. Там его раскрыли, чтобы холодный ночной воздух овевал тело. Харку затрясло, у него застучали зубы. И снова вернулось зрение. Он видел над собой усыпанное звездами небо, а вокруг него танцевал человек, увешанный шкурами змей и черепами животных. Человек бил в барабан и подпрыгивал. Это был жрец. Он должен был изгнать из Харки злого духа - болезнь. Оборвав танец, жрец набросился на Харку и принялся растирать тело; при этом он выкрикивал непонятные заклинания. Харке представилось, что это Хавандшита, жрец его рода, тот, кто оскорбил и изгнал отца - Матотаупу.

Харка не хотел больше слышать барабана и заклинаний. Покоя, только покоя хотел он. Как и Харбстена, он хотел смерти и чтобы его в одежде подвесили над землей. У мальчика уже не было больше сил. Он по-прежнему держался за рукоятку ножа и, когда жрец на миг отпрянул, вытащил неверной рукой нож и хотел убить себя. Не сумел! Острие ножа вонзилось в левую руку.

Он почувствовал, как потекла кровь. И жар тоже словно потек из него. Постепенно прошла головная боль, медленнее стало биться сердце и какой-то необыкновенный покой охватил его. Он закрыл глаза. Почувствовал, как кто-то взял его, и словно уже не его, холодеющую руку. Ему представилось, что и его уже раскачивает над землей ветер, как раскачивал когда-то тело матери, как раскачивал тело младшего брата Харбстены…

Когда он открыл глаза, над ним снова были кожаные полотнища палатки. Было светло. Харка повел глазами и увидел незнакомую женщину.

Женщина заметила, что он открыл глаза. Она сразу же принесла воды, а когда Харка жадно выпил, дала ему две ложки мозга бизона, который он с жадностью съел. Но он быстро устал и снова улегся.

На следующее утро Харка проснулся очень рано. Он поднялся, сам пошел к ручью, хотя чувствовал себя еще слабым, как следует помылся, вернулся в палатку и полностью оделся. Харка нашел все свое оружие. Во время завтрака он сел рядом с женщиной и поел так, как если бы был совершенно здоров. Он был тощ, как бизон в феврале.

Когда в палатку пришел отец, он улыбнулся Харке. Харка сказал:

- Я не хочу здесь оставаться. Я хочу сейчас же ехать с тобой обратно к белому человеку Джо.

- Хорошо, хорошо. Завтра мы отправимся. В лагере неспокойно, мы, может быть, будем нужны Джиму и Джо…

На следующий день, вечером Матотаупа и Харка подъехали к лагерю строителей с его двумя большими палатками и деревянными бараками. Харка сразу заметил, что отец слишком мягко выразился, будто в лагере неспокойно. В лагере все было в движении. Тут царила невероятная суматоха.

Харка с недоумением смотрел на возбужденных, собирающихся кучками людей. Мужчины громко разговаривали, пели. Кто-то забрался на бочку, и к нему стягивалось все больше и больше народу. В окружающем шуме Харка не мог разобрать слов, и смысл речей остался ему непонятным.

Джо Браун, его помощник - молодой инженер Генри, Рэд Джим, два разведчика пауни и еще несколько вооруженных людей прошли через лагерь и исчезли за большим бараком. Матотаупа позвал Харку, и они направились туда же.

Там вместе с Джо и Рэдом Джимом собралось не менее тридцати человек. У всех в кобурах револьверы, а в руках - винтовки. Джо поднял руку, заговорил. Голос его был резок и отчетлив.

- Люди, - сказал инженер, - рабочие забастовали. Они не хотят строить дорогу, они хотят домой. Они говорят, что мало еды. Это верно. Не хватает воды. И тут они правы. Вовремя не выплачивается жалованье… Я не могу их успокоить. А тут еще дакота ночью убили трех человек. Это ваша забота, разведчики! Вы должны обеспечить спокойствие рабочих!

- О'кей! - громко ответил Джим. - Мы с Топом, моим лучшим разведчиком, это сделаем. Но одного спокойствия недостаточно.

- Согласен, что недостаточно, - кивнул Джо. - Прежде всего нужно наладить регулярный подвоз продовольствия. Нужно вырыть еще несколько колодцев. Нельзя задерживать выплату денег. Этим займусь я. Но прежде всего - работа! Нам нельзя терять ни одного часа!

Харка не мог понять: почему нельзя людям сначала дать хорошую еду и деньги и тогда приняться за работу? Зачем так спешить с постройкой дороги? И раз уж рабочим нечего есть, так надо пойти на охоту, ведь Матотаупа и Харка обеспечивают себя охотничьей добычей…

- А если они не приступят к работе, пока не получат денег и продовольствия? - крикнул долговязый Билл.

- Тогда будем стрелять!

- Ого! Но ведь и у них есть кое-какое оружие.

- Так нам надо стрелять первыми. Один залп в толпу может сотворить чудо.

- Когда? - деловито осведомился Джим.

- Утром. Если они вздумают отлынивать от работы.

Ночь разведчики и вооруженные сторонники Брауна решили провести вместе здесь же за бараком. Джим пошел потолкаться по лагерю, выведать настроения.

Харка очень устал, ему было холодно. Джима, обманывающего его отца, он презирал, а Джо Брауна не мог понять. Почему этот инженер, который совершенно справедливо говорил, что рабочие во многом правы, вдруг решил стрелять?

Харка завернулся в одеяло и попробовал заснуть. Настоящего покоя не было, так как в лагере продолжался шум. Вернулся Джим и что-то шепнул Джо. Долговязый Билл перед кем-то хвастался своим искусством бросать нож. В лагере где-то пели. Оратор на площадке между бараками все еще продолжал говорить. И Харка теперь даже понимал, что он говорит. Он обвинял белых, которые заставляют других белых голодать, заставляют их работать и подвергают их жизнь опасности. Он обвинял белых, которые живут в роскоши и довольстве и не заботятся, чтобы снабдить своих рабочих всем необходимым. Он называл таких белых кровопийцами, угнетателями, говорил, что они ничуть не лучше рабовладельцев. Харка был согласен, что такие белые люди - плохие люди. Но ведь все белые одинаково плохо относятся к краснокожим и готовы отобрать у них землю и еду!.. Да, трудно понять белых…

С наступлением рассвета Матотаупа разбудил сына. В палатках и бараках было еще тихо. Фыркали лошади.

Джо Браун раскурил трубку.

- Генри, подойди ко мне, - позвал он молодого инженера. - Я с теми, кто порешительнее, пройду по лагерю и постараюсь сразу же после подъема направить людей на работу. Завтракают они пусть на месте. А если опять соберутся здесь и примутся за свои разговоры, то наше дело наполовину пропало. Ты, Джим, отвечаешь за то, что оружие будет применено только в случае необходимости. Только в этом случае! Но тогда уж - решительно, до конца!

Джо и Генри обошли барак и исчезли. Матотаупа, Харка и другие разведчики и трапперы, которые по договору должны были охранять лагерь от нападений индейцев, сидели, прислонившись спинами к стенке барака.

Взошло солнце. Лагерь оживал. Но не было смеха, шуток, громких разговоров, торопливых шагов - всего того, чем обычно сопровождалось рабочее утро. Люди угрюмо выходили из бараков и собирались небольшими группами. Они держались на почтительном расстоянии от разведчиков и посматривали в их сторону. От палатки доносился решительный голос Джо: он объявлял, какие партии рабочих куда должны направиться. Но все больше и больше людей собиралось здесь, позади барака. У некоторых были ружья.

- Проклятье! - пробормотал Рэд Джим и дал знак разведчикам приготовиться.

Матотаупа и Харка вместе с другими взяли оружие в руки.

- В чем дело? - крикнул в толпу Джим. - Отправляйтесь на работу!

- Делайте свое дело! - послышался ответ. - Вы только шатаетесь вокруг лагеря и пьянствуете, а нас бьют, как куропаток.

- Заткнись! Это вы только пьянствуете, а не работаете! - заорал Джим. - Убирайтесь, убирайтесь из лагеря!

Джим выхватил два револьвера и взвел курки. Это послужило сигналом для остальных. Матотаупа и Харка тоже вскочили на ноги, подняли ружья и так, спинами к бараку, стояли против толпы.

- Разведчики! Будьте же людьми! - послышался голос, который Харка слышал накануне вечером. - Разве вы не такие же рабочие, как мы? Разве вы не получаете такое же нищенское жалованье? Неужели ради каких-то грошей вы готовы каждый день ставить на карту свою жизнь?

- Замолчи! - рявкнул Джим.

От палаток донесся голос Джо Брауна:

- Отправляйтесь на работу! Кто будет сегодня работать, получит и деньги сполна, и еду! Это говорю я, Джо Браун. Кто не выйдет на работу - будет уволен!

А позади барака появился еще один - небольшого роста человек.

- Вы должны быть с нами вместе! Разведчики, трапперы, одумайтесь! Неужели вы станете вместе с индейцами расстреливать своих братьев! Переходите с оружием на нашу сторону!

В этот момент Матотаупа приложился щекой к ружью. Нет, он еще не стрелял, он не собирался стрелять, пока Джим не подаст знак. Но его движение было замечено.

- Чертов индсмен стреляет в нас! - вскрикнули в толпе, и со стороны рабочих раздался выстрел.

- Стойте! Стойте! - раздался голос вчерашнего оратора. - Братья рабочие! Краснокожие и белые!..

Рэд Джим спустил курок. Оратор схватился за грудь и растянулся на земле.

Грянул залп.

Харка тоже стрелял. Маленький человек, который вышел было вперед, упал, словно споткнулся: две пули попали ему почти в одно место - между глаз.

Трапперы и индейцы перезарядили оружие.

Толпа молчала. Люди словно оцепенели. Такого они не ждали. Они, собственно, не знали, что будут делать, они не успели ни о чем договориться, не успели ничего решить. Они просто думали, что вооруженные разведчики или примут их сторону, или выйдут из игры. Теперь они остались без вожака. Десять трупов лежало на земле.

- Люди, люди… - произнес кто-то.

Рабочие продолжали молча стоять против направленных на них ружей.

- Одумайтесь и идите! - крикнул Джим. - У нас нет желания расстреливать вас, как бизонов, но, если вы вынудите нас, мы это сделаем. Слышите! Другие уже пошли на работу, и вы отправляйтесь. Тогда никто не скажет, что вас видели здесь с оружием.

Последние слова Джима произвели действие. Один из тех, кто явился с оружием, повернулся и пошел. За ним - другой, третий. Толпа расползалась. Осталось человек пять, которые с мрачными лицами стояли над сраженными товарищами. Двое из упавших еще стонали.

- И вы - прочь отсюда! Прочь! - орал Джим. - Или я буду стрелять!

Один из оставшихся вышел вперед. Он был еще совсем юн, на вид лет шестнадцати. Лицо его было бледно, босые ноги - забрызганы кровью павших товарищей. Вся одежда - рабочие штаны. Ребра отчетливо выступали сквозь кожу.

- Стреляйте, бандиты! - сказал он твердо и опустился на колени перед стонущим раненым.

Рэд Джим спустил курок, но в тот же момент кто-то снизу подтолкнул его руку, и три револьверные пули полетели в воздух. Джим повернулся и увидел Харку.

- Свиненыш! - прошипел Джим. - Подожди, я рассчитаюсь с тобой!

- Да, я думаю, мы с тобой рассчитаемся, - спокойно ответил Харка; в руках у него было уже не ружье, а револьвер, и палец лежал на спусковом крючке.

Пока Джим бросал яростные взгляды то на молодого рабочего, то на стоящего рядом индейца, остальные опустили оружие.

Напряжение разрядилось. Двое вышли из-за барака посмотреть на главную площадку лагеря.

- Все отправляются на работу, - тут же сообщили они. - Кончайте со стрельбой. Это будет только на радость дакота.

Джим почувствовал, что события поворачиваются не в его пользу, и сразу же перестроился:

- Вот это правильно! Нам не стоит больше ссориться. - Он заткнул за пояс револьвер и рысью побежал к Брауну доложить, как он со своими людьми ликвидировал опаснейший взрыв, как застрелил главного подстрекателя и как недисциплинированно вел себя Харка.

- … Он молод и горяч. Он не нужен нам. Мы его отошлем…

Браун вытер со лба пот, повернулся и молча пошел прочь.

Харка вместе с молодым рабочим стоял перед раненым, минуты которого уже были сочтены.

- Почему ты так поступил? - спросил босоногий юноша. - Я хочу сказать: почему ты не дал убить меня?

Харка даже с удивлением посмотрел в глаза рабочего и сказал:

- Ты ведь тоже не побоялся.

Матотаупа с разведчиками оттащил убитых от барака. Потом он подошел к сыну. Молодой рабочий только взглядом простился с Харкой и пошел со своими товарищами. Они принесли лопаты и начали рыть в стороне от барака могилу.

Матотаупа с Харкой направились к большой палатке разыскивать Брауна. Отец спросил:

- Ты понял, что сделал сегодня ошибку? Наступит день, когда ты должен будешь стать воином, но испытание тебе дастся нелегко.

Мальчик не ответил.

Браун увидел приближающихся индейцев, вышел из-за стола и сказал Матотаупе:

- Я хотел бы поговорить с Гарри наедине.

Матотаупа покорно кивнул: ему было стыдно за сына.

Джо позвал Генри, и вместе с Харкой они прошли в небольшую комнату барака, где инженер жил вместе со своим помощником.

- Гарри, - начал Джо, - ты сегодня поступил неправильно, но я не хочу тебя ругать за это. Ты смелый юноша. Ты спас мне жизнь, и я этого не забуду. Я думаю, что отец сказал тебе о твоем неправильном поведении. Словом, подумай об этом и впредь будь осторожней. Сейчас же я хочу с тобой поговорить о другом. Ты хорошо говоришь по-английски. Скажи, а ты умеешь читать и писать?

- Немного.

- Ты хочешь научиться читать и писать лучше?

- Да.

- Не хочешь ли ты уехать отсюда и поступить в одну из наших школ?

- Нет.

- Почему же нет?

- Я хочу учиться, но хочу остаться свободным.

- Ну, подумай над этим. Неужели ты хочешь навсегда оставаться индейцем?

- Да.

- Ты не понял. Я сказал «индейцем», а хотел сказать «необразованным человеком».

- А разве это одно и то же? Наверное, могут быть и образованные индейцы, - довольно твердо произнес Харка, и Джо согласился с ним кивком головы.

- Ну ладно, - добродушно сказал Генри, - ложись-ка ты на мою кровать. Здесь тебя никто не побеспокоит…

Харка проспал больше двух часов, а потом долго лежал и смотрел в открытую дверь, до тех пор, пока не вошли Джо, Генри, Матотаупа и Рэд Джим. Мальчик сейчас же поднялся и отодвинулся в угол к окну. Матотаупа остался около двери, остальные уселись на кровать Джо.

- Конечно, все, что обещано рабочим, я не могу выполнить сию минуту, - заговорил Джо Браун, - но хоть что-нибудь нужно сделать. Люди должны почувствовать добрую волю. Деньги… деньги я не могу вытащить из своего кармана, нет у меня денег. Чтобы вырыть колодцы, нужно время, но завтра же надо отправить людей и найти подходящие места… Да, что-то делать надо, иначе это затишье не продлится и недели.

- Консервов мало, и они испорченные, - мрачно сказал Генри.

- Да, основное сейчас - хорошая еда.

- Может быть, поохотиться на бизонов? - предложил Джим. - Мы в прериях, и сейчас весна.

Браун повернулся к Джиму:

- Хорошо! Очень хорошо! Самое важное и - так просто. Как же мы не додумались раньше? Пара котлов кипящего бульона, бизонье мясо… Несколько окороков можно поджарить на вертеле… Вот это-то нам и нужно! Но как мы найдем бизонов?

- Обратись ко мне, и я найду. - отозвался Матотаупа.

- Все в порядке. Я прощу тебя, Топ! Итак, господа, отправляемся спать, а завтра пораньше встанем. Дорога будет построена!

Все поднялись. Индейцы покинули комнату первыми.

- Спать пойдем к коням, - сказал Матотаупа. Харка погладил своего Серого, и тот сразу лег. Мальчик тоже улегся и завернулся в одеяло. Прежде чем закрыть глаза, он бросил взгляд в сторону свежей могилы. Две фигуры четко выделялись там на ночном небе. В одной из них Харка узнал босоногого юношу. Он бы охотно поговорил с ним, но отец… нет, отец будет против. Харка закрыл глаза и теперь уже думал только об охоте,

Харке минуло четырнадцать лет, а это был тот возраст, когда молодые индейцы уже принимали участие в охоте на бизонов. Да, Харка, которого белые люди называли Гарри, уложит бизона, и не одного… Но эти убитые им бизоны не будут доставлены в его родные палатки. Гарри будет убивать, а чужие люди будут жарить и есть бизонье мясо…

Через пять дней Матотаупа, Харка и ездившие с ними Два разведчика пауни привезли в лагерь весть о большом стаде бизонов, движущемся с юго-востока.

Пока Матотаупа, Джо Браун, Рэд Джим обсуждали, как лучше организовать охоту, Харка отвел мустангов в небольшую долину, где собиралась влага и трава была более сочной и зеленой, стреножил коней и стал готовиться к охоте: поел сушеного мяса, попил из ручейка, снял всю одежду, кроме пояса, натерся жиром и занялся оружием.

Потом он вернулся к бараку, где жил Браун, и стал ждать. Скоро совещание закончилось и все вышли. Джо подозвал Харку:

- Ты хочешь принять участие в охоте?

- Да.

- Ты берешь с собой ружье?

- Нет.

- Почему же нет?

- Железная труба, которую мне здесь выдали, годится только на то, чтобы убивать енотов и белых людей, но не годится для охоты на бизонов.

- Все ясно. Ну, поступай как знаешь. Но если ты уложишь стрелами хоть десяток бизонов, я подарю тебе такое ружье, которое кое-чего стоит.

- Я понял.

Солнце светило в глаза скачущим по прерии всадникам. Когда издалека донеслось глухое мычание, кони стали горячиться. Матотаупа со своими спутниками поднялся на отлогий холм. Без команды охотники повернули коней и из цепочки перестроились в ряд.

Внизу перед ними спокойно паслись бизоны. Великолепный сильный бык выделялся среди стада, и Харка подумал, что если им достанется даже один этот бык, то белые люди будут долго варить его, поджаривать и есть.

Часть бизонов паслась, другие разлеглись и пережевывали жвачку. Их коричневые шкуры были пропылены, вымазаны глиной. Рога, которые могли быть такими опасными, едва выглядывали из косматых грив, маленькие глазки сверкали из-под нависшей шерсти.

Животные были спокойны, и лишь громкое глухое мычание внушительно разносилось над прерией. Казалось, можно рассчитывать на хорошую добычу. Но Харка и его мустанг хорошо знали, что может произойти еще всякое.

Ближайший бизон находился на расстоянии полета стрелы. Вожак держался на севере, в голове стада, а охотники зашли с юга.

И вот все одиннадцать галопом понеслись к бизонам. На всем скаку они приготовились стрелять из ружей. Харка натянул лук. Три очередных стрелы он держал в зубах, чтобы, если охота пойдет, как задумано, можно было бы делать выстрел за выстрелом. Трапперы, у которых были устарелые, заряжающиеся с дула ружья, держали пули во рту.

Прозвучал первый выстрел, просвистела стрела Харки. Поле охоты еще не застилали облака пыли, и было видно, что стрела попала в молодого бизона, под лопатку, прямо в сердце. За другими охотниками ему было уже не уследить.

Напуганные треском выстрелов бизоны поворачивали свои огромные головы и, ослепленные солнцем, пытались разглядеть нападающих. С севера донеслось мычание вожака, который несся на выручку своего стада.

Охотники предоставили коням полную свободу. Точно безумные понеслись они вместе с обратившимся в бегство стадом.

Гремели выстрелы. Раздавались неистовые охотничьи вопли. Поднимались облака пыли. Вожак направлял стадо на северо-запад, и грузные животные неслись так же быстро, как и мустанги. Харка оказался на своем коне в гуще стада. Впереди него, справа и слева тряслись в бешеной скачке бурые спины. Оглянуться назад у него не было времени. Стрелял он расчетливо и знал, что уже убил и второго бизона, и третьего. Никто потом не сможет этого отрицать, ведь его стрелы имели особые зарубки. Серый был скор и вынослив. Даже среди разъяренных животных он не забывал своей выучки - приближаться к бизонам так, чтобы всадник мог стрелять.

Харка несся, стрелял и кричал. Он ничего не видел перед собой, кроме пыли и бизонов. Он знал только одно: вперед, целиться и стрелять!

Он выпустил девятую стрелу, и знал, что девять бизонов убито. Но десятого еще не было.

И тут произошло неожиданное.

Головная часть стада, с которой несся Харка, вдруг пришла в замешательство. Животные стали метаться из стороны в сторону, останавливаться, задние наседали на передних. Серый заметался, но вырваться из толчеи коричневых тел было некуда. Харка сорвал с пояса ременный кнут и принялся хлестать по спинам сгрудившихся бизонов. На какой-то миг слева образовался проход, и Серый устремился в него, перескочил через одного бизона, через второго, но, зацепившись за спину третьего, упал. Упал и Харка. Однако он моментально поднялся и снова вскочил на вставшего на ноги Серого. Сквозь облака пыли до него донесся охотничий клич дакота, которые, видимо, атаковали стадо в лоб.

Так вот из-за чего возникла заминка!..

Что же делать? Конечно, чтобы не встречаться с соплеменниками, можно как-то выбраться из этой суматохи и ускакать в сторону. Но бросать такую великолепную охоту! К тому же еще нет десятого бизона.

В это время стадо, следующее за вожаком, встретив на пути новых охотников - дакота, свернуло на восток, и Харка, находящийся среди бизонов, понесся с ними в новом направлении. Крики дакота затихли позади. Видимо, они отсекли какую-то группу животных и теперь преследовали только ее.

Харка выпустил десятую стрелу в спину бегущего рядом бизона и в тот же момент услышал рядом, в облаках пыли, чей-то крик, несомненно, крик дакота. Бегущих животных становилось все меньше, и скоро Серый без труда пробился на свободное от бизонов пространство.

Когда чуточку улеглась пыль, Харка направил коня к последнему убитому им бизону. Десятый бизон лежал в траве на боку. Стрела попала туда, куда и послал ее охотник. Но… рядом с убитым бизоном стояла чужая дрожащая лошадь, так же как и Серый покрытая пылью и потом, с пеной у рта. Чужой охотник пытался вытащить вторую стрелу из спины быка, стрелу, которая не могла нанести смертельной раны. Этот охотник был молод, строен и курчав. Его волосы и тело, как и у Харки, были покрыты слоем пыли. Но когда он поднял свои огромные глаза, Харка сейчас же узнал его - друг детства Чернокожий Курчавый.

Харка не сошел с Серого и не произнес ни слова. Курчавый заговорил первым.

- Вот мы и снова вместе, - сказал он. - Бизон принадлежит тебе. Жаль…

- Почему жаль? - спросил Харка, выплевывая набившийся в рот песок.

- Потому что это была моя единственная стрела, которая все-таки попала в бизона.

- Отчего же ты до сих пор не научился как следует стрелять, Чернокожий Курчавый?

- Харка - Твердый Как Камень, Ночной Глаз, Убивший Волка, Преследователь Бизона, Охотник На Медведя, ты уже почти четырнадцать лет держишь в руках лук и стрелы, мне же только двенадцать. Я уже не ползаю по спине лошади, словно муха, как это было совсем недавно, я скачу вместе с нашими воинами. А вот стрелять на скаку я еще как следует не научился. Но я так хочу привезти с охоты своего собственного бизона: в нашей палатке много женщин, старых и молодых, а мой отец погиб.

- Чужая Раковина убит?

- Убит, Харка - Твердый Как Камень. Пятьдесят белых напали на наш лагерь, и их пули нашли моего отца, когда он оборонялся от них. Я ненавижу теперь белых людей еще больше, чем раньше. Я сказал! Хау!

Харка молчал, потупившись.

- Харка! - снова заговорил Курчавый. - Ты должен вернуться в род Медведицы.

Чернокожий Курчавый широко раскрытыми глазами смотрел на своего лучшего друга. Друга, который многому научил его, друга, которому он беспредельно верил. Харка не мог поднять взгляда и уставился на гриву Серого.

- Чернокожий Курчавый, - сказал он наконец, - а как ты думаешь, виноват ли перед родом мой отец Матотаупа? - и посмотрел на Курчавого.

Теперь тот опустил глаза и молчал,

- Говори же, Чернокожий Курчавый. Говори, что ты сам думаешь об этом, - требовал Харка и уже чувствовал, что он может услышать в ответ.

Курчавый печально посмотрел на Харку и продолжал молчать.

- Ты боишься, - с грустью произнес Харка, - так не бойся, я же не убью тебя за это. Говори, что ты думаешь.

- Матотаупа должен принести нам скальп Рэда Джима.

- Рэд Джим здесь. Возьмите его скальп. Или мужчины рода Медведицы не воины?

Чернокожий Курчавый молчал.

- Ну, что же ты стоишь и молчишь? Матотаупа не виноват?

- Так думаешь сейчас только ты один.

- Я один? Ты, может быть, думаешь, что какой-то дух закрыл мне глаза и не дает видеть правду? Прошло уже два года с тех пор, как Рэд Джим побывал в палатке Матотаупы, но и до сих пор он не нашел золота! Мой отец не выдавал тайны рода и не выдаст ее! Хау.

- Может быть, и так… - прошептал Чернокожий Курчавый скорее для себя, чем обращаясь к Харке. - Нам, молодым, трудно знать правду, если смелые и уважаемые воины не в состоянии узнать ее и спорят между собой.

- Но не думайте, что я вернусь в ваши палатки как сын предателя, - сказал Харка и почувствовал, что ему перехватило горло.

Он слез с коня, подошел к убитому бизону, вытащил свою охотничью стрелу и сказал:

- Бизон твой! Хау. - Вскочил на мустанга, поднял его в галоп и поскакал прочь.

В наступающих сумерках он увидел в одной из ложбин группу людей, спокойно расположившихся в большой круг. Большинство из них были индейцы, но были среди них и белые. Они сидели и курили, видимо о чем-то совещаясь.

Харка поехал к ним. Когда он приблизился, то заметил, что большинство индейцев - дакота. Он даже узнал двоих из рода Медведицы, но они не принадлежали к особенно известным воинам племени. Видимо, род Медведицы принял участие в охоте вместе с другими дакота. Здесь же были старый траппер из лагеря строителей и оба разведчика пауни. Ни Матотаупы, ни Джима не было видно. По всей вероятности решили не раздражать дакота присутствием «предателя» Матотаупы и искателя золота Рэда Джима.

Беседа шла мирно.

Харка не стал подъезжать к людям, сидящим в кругу, но его подозвал старый траппер:

- Э-э-гей, Гарри! Ну, получишь ты новое ружье?

- Нет.

- Нет? Но мы, объезжая поле, видели уже девять бизонов с твоими стрелами!

- Десятого - нет.

- Жаль… А может быть, Джо Браун и так согласится?

- Я не буду с ним говорить об этом.

- Упрямец ты, но смелый парень. И это в четырнадцать лет! Девять стрел - девять бизонов! Об этом еще будут рассказывать, да! А отец твой уехал на станцию, в лагерь. Он должен собрать людей, чтобы доставить бизонов, не бросать же их здесь. Предстоит хорошее угощенье!

- О чем вы тут говорите?

- Уже обо всем договорились с дакота. Каждый берет всех бизонов, которых убил. Надо же хоть раз решить все по-хорошему.

- Значит, все прошло благополучно?

- Более-менее, только Джиму бизон проткнул левую ногу. Кровь лила, как из зарезанной свиньи. Ну, ничего, его перевязали, и через пару недель он будет здоровехонек.

Харка простился с траппером и поехал в лагерь. Там он прежде всего выкупал своего взмыленного коня, потом вымылся сам и стал разыскивать отца. Было уже темно, но кое-где копошились рабочие: несколько отбившихся от стада бизонов проскочило через лагерь, они сломали большую палатку и повредили барак.

- Гарри! - окликнул Харку молодой инженер Генри. - Гарри, это же великолепно! Девятью стрелами ты уложил девять бизонов! Отец гордится тобой.

Харка прислонился к боку Серого.

- Ну что ты так кричишь?

Генри расхохотался.

- Ну это же великолепно! Конечно, ты получишь замечательное новое ружье.

- Десятого не хватает…

- Десятого?! Так ведь это же скорее шутка. Никто из нас не думал, что ты уложишь хотя бы пять.

- Но я с Джо Брауном не шутил. Я сказал! Хау!

- Гарри! Ты скоро будешь лучшим охотником в округе Платта, но уж больно ты щепетилен. Это нехорошо для серьезного человека. Пойдем-ка лучше к нам да выпьем по этому случаю. За успех на охоте, за окончание стачки. Твой отец уже давно там.

- Нет, - произнес Харка.

- Жаль. Ну, тогда доброй ночи! - И Генри направился к бараку, где жил Джо.

Харка похлопал Серого по шее, отвел его немного от лагеря, уложил на землю и рядом с ним устроил себе ложе из бизоньих шкур. Он понял, что раз отец опять принялся за «таинственную воду», его не дождаться.

Усталый Харка проспал до рассвета. Отец так и не появился. Утром, когда вместе с другими людьми старый траппер поехал за мясом, Харка присоединился к нему. Лошади встали у первого убитого Харкой бизона, и траппер заметил, что индеец что-то хочет сказать.

- Ну, что ты, говори!

- Скажи, можно мне взять печень и мозги убитых мною бизонов?

- Мозг и печень? А языки?

- Нет, языки мне не нужны.

- Тогда поделимся: мне - языки, а тебе - мозг и печень. Поможешь мне снимать шкуры.

- Хорошо. А рога и шкуры я бы хотел тоже забрать. Мясо мне не нужно, я настреляю для себя и другой дичи.

- О чем разговор, я согласен. Все равно шкуры нам ни к чему. Торговцев, которым можно бы их продать, тут нет. А что ты собираешься делать с ними?

- Я передам их пауни, чтобы они обработали. Я хочу построить палатку для нас с отцом.

- Подумать только! Слушай, а не передашь ли ты и две моих шкуры для обработки?

- Если хочешь. Но одну шкуру я подарю женщине пауни за работу.

- Но только из твоих девяти, понял?

- Хау.

Траппер удивленно посмотрел на юного индейца.

- Ты замечательный парень и годишься не только для охоты, - добродушно пошутил он. - Отдай женщине одну мою шкуру. И вот что, если Джим имеет что-нибудь против тебя, можешь на меня рассчитывать.

- Хорошо.

Весь день до позднего вечера Харка был занят: снять шкуру бизона и очистить ее от жира и мяса - это была нелегкая работа. Закончив ее, он навьючил шкуру на двух лошадей. Мозги и печень ему не хотелось везти в лагерь. Он развел костер и стал поджаривать свои деликатесы. Подошел траппер.

- Неужто ты все сразу съешь?

- Да.

- Приятного тебе аппетита. Ну и брюхо у тебя! Когда же ты следующий раз будешь обедать?

- Послезавтра.

Харка был в восторге от такого изысканного лакомства. В лагере приятной для него по вкусу пищи не было, и с этого дня он решил сам заботиться о своем пропитании.

Было далеко за полночь, когда Харка вернулся в лагерь. Отца он нашел лежащим у коней. Матотаупа хотел похвалить Харку за отличную работу, но по резким движениям сына догадался о его настроении, и слова похвалы застряли в горле. Он притворился спящим и натянул одеяло на лицо. Ему было не по себе, ведь он дал сыну слово никогда больше не пить «таинственную воду»- и вот опять напился почти до потери сознания!..

Он лежал спиной к спине со своим сыном, но чувствовал себя очень одиноким. «Видимо, в этой воде какой-то особенно злой дух», - думал он, и эта мысль вдруг так испугала его, словно увидел себя на краю бездонной пропасти.

ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЕЧЕР

Прошло три года. Рельсы железной дороги дотянулись уже до лагеря строителей. К ночи ожидалось прибытие поезда с материалами. После разгрузки он должен был отправиться в обратный путь.

Джо Браун сидел на постели в своей комнатушке. Он еще и еще раз перечитывал письмо. Его миссия на строительстве была завершена, и все дела он уже сдал прибывшему преемнику. Браун проявил себя, однако, достаточно энергичным и предприимчивым человеком. В условиях бешеной конкуренции различных компаний, осуществлявших строительство дороги, о таких качествах не забывали, и Браун получил новое выгодное положение. По случаю отъезда он давал прощальный ужин.

Генри вошел в комнатушку Джо Брауна. Молодой инженер был полон энергии.

- О Джо, сегодня будет великолепно. Я приглашу скрипача, который пиликает тут по вечерам. А кроме того, я обнаружил настоящего цыгана. Ну, этот сыграет так сыграет! Все варится, жарится! А завтра - завтра мы уже будем катить по этой опостылевшей прерии! Как я рад!

Браун даже рассмеялся.

- Во всяком случае мы свой участок пути сделали, и премия - наша.

- Я в этом уверен, Джо. Но извини, у меня еще куча дел. Один вопрос: кого ты хочешь видеть за нашим столом?

- Конечно, людей достойных, которых не так уж у нас много, и, конечно, тех, с кем мы блуждали по прерии и кто знает, что нам пришлось пережить…

- Хм… это значит… ну, словом, этот Петушиный боец - Билл не та фигура, которую хотелось бы видеть за нашим столом…

- Ты прав. А знаешь, составь два стола. Наиболее респектабельная публика пусть усядется с нами, а этих головорезов - подальше.

- Ага. Топ будет?

- Топ и Гарри.

- Гарри, пожалуй, откажется.

- Ах, упрямец!.. Но он спас мне жизнь… Уж в последний-то день он должен быть. Скажи ему, что сегодняшний вечер - это его служба.

Генри пошел на окраину лагеря, где стояла палатка Топа. Она была сделана из шкур, добытых Харкой на охоте.

Генри вошел внутрь. Его приветствовал Харка, который только что улегся спать, но, услышав шаги, успел подняться. Генри шел уже двадцать пятый год, но он был почти на голову ниже рослого семнадцатилетнего индейца. До сих пор Генри как-то не приглядывался к разведчику, хотя доставал ему книги - Гарри пристрастился к чтению. В обмен на шкурки он дал Гарри хорошую карту. Вот и все. Отношения между ними были чисто служебными. Сегодня же Генри вдруг обратил внимание на лицо индейца. Это уже не было лицо мальчика. Выделялся высокий открытый лоб, нос с горбинкой. Слегка прикрытые веки придавали этому лицу независимый вид.

- Джо Браун приглашает тебя и твоего отца на прощальный ужин. Быть на этом ужине - твоя обязанность, твоя служба. Так сказал инженер Браун, - произнес Генри.

- Но служба не обязывает меня пить виски. Я не пью. Это может вызвать неудовольствие, если я приду и не стану пить. Но если хочет Джо Браун и если хочет отец - я приду.

- Хорошо. Мы будем вас с отцом ждать, как только прибудет поезд. - Генри был рад покинуть палатку. И дело было не только в том, что у них с Харкой не находилось общего языка. Ему не по себе было от женщины, которая присутствовала при разговоре. Он принял ее за старуху, но о возрасте ее трудно было сказать что-то определенное. Вместо носа у нее был багровый рубец, уши отрезаны, щеки совершенно провалились, руки худы, как палки. Закутанная в черный платок, словно страшный идол, восседала она в глубине палатки.

Харка тоже не сожалел о быстром уходе молодого инженера. Поразмыслив немного, он покинул палатку и пошел в лавку. Для этой единственной в лагере торговой точки в одном из бараков был отведен угол с окном. Все здесь стояло втридорога, но так как других лавок поблизости не было, покупатели находились. Харка дождался, пока все разошлись, и тогда попросил трубочного табаку. Он расплатился монетой, которую извлек из расшитого индейским орнаментом кошелька. Подкладка кошелька с одной стороны была зеленая, с другой - красная. Юноша демонстративно повернул зеленую сторону к торговке. Это был условный знак. Торговка - черноволосая смуглая метиска - улыбнулась во весь рот, сверкнув белыми зубами, и на языке дакота тихо сказала:

- Старуха все слушает. Вечером она придет с внучкой за водой.

Харка вышел. Вернувшись в палатку, он отдал табак немой индианке, выкурил трубку и улегся спать. До прощального ужина было еще далеко.

Вечером он отвязал коня и поехал к ручью, который еще не пересох, напоить коня. Дул ветер. Чуть доносились обычные запахи лагеря - запахи грязной одежды, потных человеческих тел, кухни. Едва слышались далекие голоса, бренчание котлов. На западе лежали горы, на которые уже упали фиолетовые тени. В небе заблестели звезды.

Старуха пришла.

Эта полная старая индианка целыми днями работала на кухне, чтобы прокормить себя и свою внучку. Она пришла сюда с ней, девочкой лет четырех, и пока ребенок плескался в воде, она говорила на языке жестов, но не с ребенком, как мог бы подумать посторонний наблюдатель, а с притаившимся Харкой, которого сразу же заметила. Она сообщила, что на кухню заходил парень из банды Джима и болтал там с белокожей девчонкой, что затевается какое-то злое дело.

Юный индеец осмотрелся по сторонам и на языке знаков же ответил:

- Пусть придет белая борода с нашими братьями.

Старуха поняла ответ, позвала ребенка и ушла обратно в лагерь. Она жила вместе с негритянками рядом с кухней, куда и вернулась с девочкой. Тут она извлекла из своего мешка светлый китель, который брала в починку, и отправилась с ним в канцелярию лагеря. Человек с льняной бородой, которая делала его на вид старше, чем он был, подметал помещение. Старуха взяла у него из рук щетку, чтобы продолжить эту работу, положила зашитый китель на стол и сказала белобородому:

- Приведи своих друзей на прощальный вечер. Гарри придет. - Молодой человек забрал китель, поблагодарил старуху и вышел. Он натянул китель на себя, посмотрел на звезды, определил, что у него еще есть время до начала празднества, и как будто без всякой цели направился к железнодорожному пути, туда, где должен был остановиться поезд. Там он встретил траппера, который нес дозор. Как будто между прочим бросил ему негромко:

- Сегодня во время праздника мы сядем неподалеку от Гарри. - Затем в полный голос спросил: - Ну, так когда же придет поезд?

Тут подошел Рэд Джим, и белобородый не стал продолжать разговора. Джим мог его узнать, а до сих пор белобородый избегал попадаться ему на глаза. В нем трудно было узнать того босоногого юношу, который три года назад чуть не получил пулю из револьвера Джима. Сейчас он снова вернулся в лагерь и под чужим именем нанялся на работу. Табельщик взял его себе помощником, и Мак Лину, как его звали, было известно многое, что некоторые люди хотели бы сохранить в тайне. Это Мак Лин сообщил Харке, что Рэд Джим присваивает деньги индейцев-разведчиков. Харка при отце сказал об этом Джиму, и тому пришлось отказаться от чужих заработков. Харку с этого времени Рэд Джим возненавидел еще больше.

Около полуночи пришел поезд.

- Ну вот, и последний день завершен точно по графику, - сказал инженер. - Значит, можно начинать. Пошли.

В огромной палатке, которая обычно служила и столовой и магазином, были расставлены простые столы и скамейки. Посредине сооружен помост, где уже разместились музыканты. Стол для инженеров и администрации стоял поближе к буфетной стойке, недалеко от широкого прохода. Кто-то расстелил на нем скатерть и поставил цветы. Это не было предусмотрено программой Генри, но он и не подал вида, что это для него неожиданность.

Джо Браун сел в центре, его преемник Тейлор - слева от него, начальник станции - справа. Другие инженеры, бухгалтер и кассир заняли места по соседству.

Браун сделал заказ на весь стол.

Вошел Матотаупа. Волосы его были аккуратно расчесаны на пробор и завязаны в две косы. Лоб стягивала повязка из змеиной кожи, сзади за нее заткнуты два орлиных пера, которые не часто украшали голову бывшего вождя. Прекрасно расшитая кожаная куртка была, однако, изделием не дакота, а пауни, о чем свидетельствовали линии узора. Впрочем, это могли понять только знатоки. Матотаупа держал себя независимо и гордо. Царственная осанка и весь праздничный наряд делали его совершенно другим человеком. Это был не индсмен, который собрался поужинать со своими товарищами по разведке, это был вождь, приготовившийся к приему знатных гостей.

Харка, следовавший позади отца, не уступал ему ростом, но был по-юношески стройный. Куртки на нем не было: зимнюю, меховую, он не захотел надевать, а летнюю он так еще и не приобрел. Отцовская накидка из бизоньей шкуры, наброшенная на его плечи, была украшена изображениями подвигов военного вождя рода Медведицы. Никто не мог сказать, было ли какое-нибудь оружие под этой накидкой. Садясь за стол, молодой индеец выбрал такое место, чтобы молодчики Рэда Джима оказались перед его глазами.

Заиграл оркестр. Скрипач подошел поближе к почетным гостям и запел под свою скрипку. Гости, поднимая бокалы, поворачивались к Джо Брауну и приветствовали его. Джо едва успевал раскланиваться. Выступать с речами он не собирался, это было не в его духе. Матотаупа подошел к Джо и что-то сказал ему. Инженер с удивлением поднял голову и энергичным жестом подозвал официантку Дези, на полной шее которой уже поблескивали капельки пота.

- Дези! Имей, пожалуйста, в виду: за эти два стола, что перед нами, расплачивается Топ! За все.

Девушка с сомнением посмотрела на вождя.

- Топ! О, тебя ждет такой расчет, что ты бы смог купить целую ферму… Да сможешь ли ты заплатить столько?!

Матотаупа усмехнулся, достал небольшой кожаный кошелек и раскрыл его, чтобы девушка могла заглянуть.

- Топ!.. Кто бы мог подумать! - Дези даже залилась краской, а глаза ее засияли так, словно она увидела чудо.

Матотаупа протянул ей несколько монет.

- Это за твою работу, - сказал он.

- Заказывайте, Топ платит за всех! - объявила Дези гостям за обоими столами, убирая монетки в карман передника.

- Виски и виски! - весело заорали разведчики.

Очень скоро многие захмелели, послышались глупые, грубые шутки, начались хвастливые речи, а люди все пили и пили за Матотаупу.

Временами казалось даже, что виновник торжества Матотаупа, а не Браун. Харка спокойно ел свое жаркое и не принимал участия в разговорах, которые были неприятны и неинтересны ему. Матотаупе приходилось то и дело поднимать свой бокал, однако он еще не выпил ни одного, а когда Дези подошла, чтобы наполнить бокал еще раз, он выплеснул на землю остатки вина. И Харка заметил это.

Рэд Джим был совершенно трезв, хотя выпил не меньше других. Матотаупа едва ли выпил полбокала.

Харка впервые был среди пьющей компании, и отец решил показать сыну, что бывший вождь может быть щедрым и вместе с тем в состоянии не пить колдовскую воду. Он все больше и больше входил в свою роль: давно ему уже не случалось чувствовать себя в центре внимания.

Был третий час ночи, когда Харка сказал Джо Брауну, что хочет уйти в дозор, так как предутренние часы особенно опасны. Инженер не стал возражать, и Харка молча поднялся из-за стола.

В этот момент к нему потянулся с бокалом пьяный Майк.

- Выпьем!

- Пей сам, - ответил индеец и направился к проходу.

- Выпьем, чертов парень! Ты что, отказываешься?!

Харка не думал, что на этот крик кто-нибудь обратит внимание. Но тут у него на пути выросли четыре фигуры. Харка бросил взгляд на своих друзей и увидел, что они готовы прийти ему на помощь.

- Я не отказываюсь, я просто не пью. Пей сам, если ты хочешь, - спокойно ответил он, ничем не выдавая своего волнения.

- Тогда убирайся отсюда, осел, убирайся, раз не понимаешь вкуса!..

Харка улыбнулся. Такой поворот представлялся ему подходящим. Однако пьяный Майк, видимо действовал не так, как было нужно стоящим за ним людям. Один из них что-то шепнул ему.

- Да, да, - заорал Майк, - убирайся к своим дакота! Это как раз то время, когда они осыпают нас зажигательными стрелами!

Слова «дакота» и «зажигательные стрелы» будто ударили по людям. За ближайшим столом смолк шум. Все находились в палатке, а палатка стояла на месте, где не раз возникали схватки. Неужели какое-то предательство?

Харка понял, что четверо, вставшие у него на пути, не выпустят. Он прыгнул навстречу Майку и ударил его так, что тот отлетел в сторону. Сам Харка оказался рядом с отцом и выхватил из-под накидки револьвер. Оружие он направил, однако, не на Майка, а на Джима.

- Убери своих, - сказал он тихо, - или я стреляю.

Рэду Джиму не осталось ничего другого, как поднять руки словно бы в жесте увещевания, - а скорее чтобы показать, что он и не помышляет об оружии, и заорать:

- Билл! Да успокой ты этого Майка! Вечно он затевает скандалы! Вышвырни его вон!

Билл понял, что дело приняло не тот оборот, которого они ждали. Подскочил Шарлемань, они схватили Майка, из носа у которого текла кровь, и выбросили его из палатки.

- Убери револьвер! - приказал Матотаупа сыну.

Харка послушался, его правая рука снова скрылась под накидкой.

- Я пошел, - произнес он и, никем не задержанный, вышел.

- Что это тут произошло? - спросил Тейлор.

- Дикий Запад, - пояснил Джо Браун. - Еще одно происшествие для вашей биографии.

- И вы считаете, что опасность миновала?

- Надеюсь.

- Скажи, это твой сын? - спросил Тейлор Матотаупу.

- Хау, мой сын.

- Мне этот парень понравился. Он не пьет, умеет выпутаться из разных историй, и, главное, у него долг службы - прежде всего. Такие люди нужны нам.

- Мальчик слишком нервный, - заметил Джим.

Браун и Тейлор вернулись за стол, где сидели другие инженеры.

- Всего один разбитый нос, - произнес Генри. - Пока обходится хорошо.

И снова принялись пить, и снова Дези наполняла бокалы, а Билл даже пошел с кем-то танцевать.

Единственный, кто пытался как следует разобраться в происшедшем, был Матотаупа. Он допил остаток виски из бокала и отставил его в сторону.

- Что с тобой? - спросил Джим.

- Ничего. Иду в дозор.

- Что вы все с ума посходили! - заворчал Билл. - Это же прощальный вечер Джо. Для дозоров нам еще дней хватит.

Матотаупа поднялся. Он торжественно простился с Джо. Подозвал Дези, отсчитал ей требующуюся сумму и заверил, что утром расплатится за все, что еще будет выпито и съедено.

Матотаупа пришел к себе в палатку. Оба мустанга стояли рядом на привязи. В палатке находилась только немая женщина. Очаг был прикрыт. Кожаная накидка Харки лежала на месте, - значит, он был здесь и ушел. Ружье на месте, но лука Харки не было.

Матотаупа снял праздничный наряд. Вытащил из-за налобной повязки орлиные перья и бережно убрал их. Взяв ружье, он направился к железнодорожному пути. Там было безлюдно, все встречавшие поезд давно разошлись, кто на свою обычную ночную работу, кто на празднество, кто просто улегся спать. Все было спокойно, только из большой палатки доносились музыка, пение и крики.

Матотаупа хотел знать правду. Для этого он должен был знать, что делает сын сегодня ночью, должен был видеть это своими глазами. Сомнения в правдивости сына у него уже были, ведь Харка не сказал ему сам о встрече с Четаном… Ах, как бы он хотел не сомневаться в сыне! Конечно, разбитый горшок можно склеить, но он остается битым…

Матотаупа занял место на высотке. Вскоре ему удалось обнаружить Харку. Юноша выбрался из небольшого оврага и залег в траве.

Сердце Матотаупы заколотилось: не собирается ли Харка встретиться здесь с кем-нибудь из врагов? Поспешность, с которой он покинул праздник, была подозрительной. И удивительно, что воины рода Медведицы давно не беспокоили лагерь, уж не собираются ли они предпринять нападение именно теперь, когда прибыл поезд с провиантом и материалами?

Матотаупе даже стало жарко. Глаза его блестели: выпитое вино и подозрения действовали заодно. Он заметил, что Харка пошевелился, затем пополз вниз по склону и исчез в темноте. Отец долго ждал, когда сын покажется еще раз, но до самого утра так больше и не видел его.

С наступлением рассвета Матотаупа спустился с возвышенности. Он нашел место, где Харка лежал в траве, проследил путь его по склону. Потом следы пропадали. Харка оказался достойным учеником своего отца.

«Нападение ночью не произошло, - размышлял он, - слова Майка не подтвердились». Это успокоило индейца, и он решил возвратиться в лагерь.

Ветер усилился. Небо было затянуто облаками. Когда Матотаупа подошел к палатке, коней рядом не было. Видимо, Харка уже вернулся и повел их на водопой. Матотаупа откинул полог, вошел. Немая семинолка сидела в глубине палатки, на огне в котле варился мясной бульон.

Матотаупа поставил ружье на место и вдруг замер в изумлении: на куске кожи у огня лежал его собственный револьвер. Он схватился за ремень - кобура была пуста. Стало ясно, что делал Харка, когда запутал срои следы. Это он вытащил револьвер.

Матотаупа оставил револьвер лежать на месте. Его напряжение вдруг прошло, ему стало легче. Он рассмеялся… Это было высокое мастерство. Сын превзошел отца!..

И снова Матотаупой овладели сомнения: хорошо, если Харка расценивает ночные похождения отца как желание помочь сыну, проверить его умение, а если он подумает, что отец не доверяет ему?..

Харка возвратился с лошадьми. Матотаупа слышал, как Харка несколькими ударами топора забил кол, чтобы привязать мустангов на новом, невытоптанном месте. И вот юноша вошел в палатку. На глазах Харки Матотаупа наклонился, поднял свое оружие и с улыбкой, словно бы не было никаких тревог и подозрений, вложил в кобуру.

Харка взял свое одеяло из бизоньей шкуры и, не сказав ни слова, улегся спать.

Матотаупа еще немного помедлил, потом вышел из палатки в поднявшуюся пыльную бурю. Он побродил по лагерю, и вдруг ноги сами собой понесли его к большой палатке, откуда все еще доносилось пиликанье скрипки. На него пахнуло пивом, крепким табаком, виски. Большинство столов пустовало. Увидев индейца, скрипач-цыган заиграл какой-то бешеный танец. Матотаупа глянул на него невидящими глазами, подошел, бросил музыканту золотую монету. Оркестр подхватил одинокое выступление скрипки. Матотаупа тяжело свалился на ближайшую скамейку.

- Виски! - заорал он.

Кельнер бросился обслуживать гостя. Оркестр играл только для него, и Топ пил стакан за стаканом и не помнил, как свалился на землю.

Три кельнера, пугливо озираясь, подобрались к нему.

- Должен же он платить! - сказал один из них.

Но тут их уже оказалось пятеро - скрипач и Билл присоединились к ним.

Бил взял кожаный мешочек, который был подвешен к поясу Матотаупы, вывернул его и высыпал монеты

- Разделим по честному?

- Сначала за выпитое, - сказал кельнер и взял большую часть.

- Теперь за музыку, - сказал скрипач и сгреб остальное.

- Разбойники! Воровская шайка, - закричал Билл и хотел отобрать у цыгана деньги, но сверкнул нож, и Билл с проклятиями отдернул проткнутую руку.

- Ну, отнесем индсмена в палатку, - сказал один из кельнеров. - Все оплачено.

Пока цыган и Билл сводили счеты в схватке, в которой были дозволены любые приемы, кельнеры взвалили индейца на плечи, отнесли к палатке и бросили около коней на траву. Когда они удалились, вышел Харка. Он втащил отца внутрь и уложил на одеяла.

Харка уселся у очага и закурил. Семинолка сидела в стороне, и юноша мог видеть ее страшное лицо, слабо освещаемое огнем очага. Женщина молчала. Никто никогда не слышал, чтобы она произнесла хоть слово. Харка знал, что она из племени семинолов. После поражения ее племени во Флориде она была захвачена в рабство и только по окончании гражданской войны получила свободу. В лагере она работала посудомойкой на кухне По предложению белобородого и разрешению Джо Брауна Харка привел ее в палатку, чтобы она для него и отца делала все, что входило в круг обязанностей женщины.

Сегодня Харка впервые заметил, как оживились глаза на ее изуродованном, застывшем, как страшная маска, лице. Она поймала взгляд Харки и больше не отпускала его.

- Можно говорить? - с трудом, словно не владея голосом, произнесла она на чужом ей английском языке.

Харка был погружен в свои мысли и не думал о женщине, пока она не поймала его взгляда. Произнесенные ею звуки были для него так неожиданны, как если бы вдруг заговорило дерево. И он должен был слушать и отвечать, покоряясь этому чуду

- Кто тебя искалечил? - спросил он.

- Белые люди и семинолы боролись…

- Я знаю, - медленно сказал Харка, - семь лет и зим они боролись. За каждого вашего убитого воина белые расплачивались сотнями убитых…

- Мы не были побеждены. Нашего вождя предали, и он попал в плен.

- Ваш вождь, Оцеола, умер в плену белых людей, я слышал об этом.

- Да, он умер. Это был отец моего отца Мои мужественные родичи живы и борются вот уже сорок три года в болотах Флориды. Они будут продолжать бороться и сегодня, и завтра…

Женщина, а может быть молодая девушка, поднялась. Торчали худенькие плечи под ее черной матерчатой блузой. Она была высокая, как худосочный, быстро выросший ребенок или как изможденная мать, - кто знает?

Презрение, ненависть пробились сквозь маску ее застывшего лица.

- А ты, Харка - Твердый Как Камень, Ночной Глаз, ты защищаешь белых людей, угнетателей, убийц, кровожадных койотов!

Харка поднялся.

- Иди принеси воды, - сказал он.

Когда семинолка вернулась в палатку, она не нашла Харки. Ее глаза потухли, губы вновь плотно сжались. Она долго сидела у очага, потом резко поднялась, сбросила одеяло с Матотаупы и вылила оба ведра ему на голову.

Топ замотал головой, поднял веки и с удивлением посмотрел на семинолку. Потом вскочил и побежал к ручью выкупаться. Целиком погрузившись в воду, он попытался вспомнить, что же произошло ночью. И настолько невероятным показалось ему все, что он сам себе не мог поверить и думал: уж не приснилось ли ему все это?

Он вернулся в палатку, надел свой праздничный наряд и пошел к станции.

Было около полудня. В лагере царил обычный шум и оживление. Все, кто могли, спешили к поезду, чтобы еще раз проститься с Джо Брауном и Генри.

Матотаупа ни на кого не смотрел. Он сознавал, что потерпел два тяжелых поражения: одно - в борьбе с самим собой, ведь он сказал себе, что больше не притронется к колдовской воде, второе - в глазах сына, которому дал обещание не пить. Нет, он все-таки должен перебороть себя. Должен!

Его высокая фигура не осталась без внимания. Джо Браун, окруженный провожающими, увидел его и помахал рукой. Размеренными шагами направился индеец к инженеру, и люди расступились, давая ему дорогу. Матотаупа приветствовал Брауна торжественно, почтительно и вместе с тем сдержанно. Это ему всегда удавалось, когда он был трезвым.

Машинист дал несколько нетерпеливых гудков. Джо забрался в товарный вагон, где уже был Генри. Колеса покатились на восток, и скоро в пыльной дали уже было не различить поезда.

В стороне от провожающих стояли Рэд Джим и его неизменный подручный Шарлемань.

- Итак, - сказал Шарли, - наша затея провалилась, птичка упорхнула.

- Да, мальчишка оказался проворнее… но я терпеливый. Ты видишь вон там одиноко стоящего Топа? Деньги-то у него фью-ить! - присвистнул он. - Могу биться об заклад, что он получил их за самородки. Если он и дальше захочет разыгрывать большого господина, то ему потребуется золото. Он пойдет за ним. Ну, а я повисну у него на спине.

- А не думаешь ли ты, что тебе придется пригласить и меня? Ведь есть Гарри, нам не удалось от него отделаться, а его не сбросишь со счета.

- Подождем. Если хочешь иметь добычу, надо уметь ждать. Это первое правило охоты. Если не умеешь - выходи из игры!

- Ну, уж меня-то ты теперь не выкинешь из игры!

Пока происходил этот разговор, Харка побывал в палатке. Он забрал свое бизонье одеяло, взял Серого и выехал в прерию. Он не мог сегодня больше видеть лица семинолки, ее сжатых губ, гримасы ненависти на искалеченном лице. Не хотел он и встречаться с отцом.