Торквемада и испанская инквизиция

Глава XXVI. ИСХОД ЕВРЕЕВ ИЗ ИСПАНИИ

В эдикте об изгнании говорилось, что этот документ выпущен вследствие настоятельной необходимости с корнем вырвать зло, произрастающее на почве отношений, установившихся между христианами и иудеями, поскольку все предпринятые до сего времени усилия в этом направлении оказались бесплодными.

Согласно эдикту все иудеи, независимо от пола и возраста, которые отказались принять крещение, должны покинуть Испанию в течение трех месяцев и никогда не возвращаться под страхом смерти и конфискации всей собственности.

Жестокость такой экспатриации совершенно очевидна. Испания была родиной этих иудеев. Веками она была домом для их предков, и они испытывали к ней глубокую сердечную привязанность, какую каждый из нас испытывает к своей родине. И теперь их вынуждали уехать отсюда в какую-то чужую страну, и только в течение указанного срока они были защищены от действия беспощадного закона, лишающего их чего-то очень дорогого – столь же дорогого, как сама честь. В противном случае они должны были предать веру своих отцов и отречься от бога израильского.

Такой выбор встал перед сынами израилевыми – выбор, который надменная христианская церковь ставила перед всеми людьми, когда чувствовала себя достаточно могущественной.

Декретом устанавливалось, что после истечения отпущенных на сборы трех месяцев ни один христианин не должен поддерживать с иудеями дружеских отношений или помогать им, предоставлять им пищу или кров под страхом обвинения в сочувствии еретикам.

До момента депортации жизнь и собственность изгоев официально находилась под защитой монархов. Им надлежало уточнить размеры своей собственности и получить доходы от ее реализации векселями или товарами, но не золотом, которое запрещалось вывозить из страны. Что касается векселей, Амадор де лос-Риос («Historia de los Judios») вполне справедливо задается вопросом, как они могли получить по этим векселям деньги?

Наибольший ущерб им нанесла бы полная конфискация собственности. Но и реализовать имущество за должную цену в столь короткий срок было невозможно, а покупатели знали о неизбежной распродаже и не давали хорошей цены. Что же оставалось делать иудеям? Как могли они избежать бессовестного грабежа со стороны христиан, оказавшись в столь бесправном положении?

«Христиане приобретали, – утверждает Берналдес, – значительную собственность и очень богатые дома и владения за бесценок; иудеи не могли найти покупателей и потому были вынуждены менять дом на осла, а виноградник – на штуку ткани».

Этот отрывок из хроники, автор которой (о чем мы раньше говорили) испытывает жгучую ненависть к иудеям, красноречиво свидетельствует о паническом страхе, охватившем иудеев, и о том, с каким безжалостным хладнокровием христиане извлекали выгоду из их несчастья.

Амадор де лос-Риос добавляет, что в жертву приносились целые гетто, поскольку иудеи, не имея возможности распорядиться общественной собственностью, передавали их в дар муниципалитетам, которые проявляли так мало сострадания к изгнанникам.

Но Торквемада в своем великом усердии этим не удовлетворился. В конечном итоге главной его целью было не изгнание иудеев, а их обращение в христианскую веру и полное уничтожение их вероучения. Эдикт монархов об изгнании являлся лишь средством достижения этой цели.

Именно на эту массовую кампанию по обращению направил он орды доминиканцев. Заручившись санкцией короля, Великий инквизитор издал указ, в котором призывал израильтян принять крещение и подкреплял свое воззвание обещанием: принявшие крещение в течение трех месяцев, отпущенных на выезд из страны, получат право остаться и сохранят свое имущество.

В каждом городе, в каждом поселке, в каждой захудалой деревушке в церквах, на торговых площадях и на перекрестках улиц пестрели черно-белые одежды доминиканцев, неутомимо исторгающих увещевания и доводы в адрес всякого повстречавшегося иудея, убеждая принять крещение, дабы сохранить благополучие и процветание в мире земном и обеспечить спасение души в мире ином. Охваченные фанатичным рвением проповедники заходили в синагоги и твердили свои призывы даже в иудейских храмах, стремясь привести заблудших в лоно христианства. В Сеговии, когда пробил час депортации, иудеи провели три дня на своем кладбище, оплакивая могилы предков, которые они вынуждены были покинуть. Доминиканцы не постеснялись нарушить церемонию горестного прощания, прославляя благо крещения перед скорбным этим собранием.

Но лишь пренебрежение было ответом на все их проповеди. Если, с одной стороны, собратья Торквемады воспевали христианство, пытаясь теоретическими доводами и посулами материальных выгод склонить иудеев к принятию крещения, то, с другой стороны, раввины прикладывали не менее энергичные усилия, чтобы укрепить в израильтянах стойкость веры в своего бога. Они стремились помочь им устоять перед соблазном предложенных благ и убедить, что как однажды бог избавил их от плена египетского и привел в землю обетованную, так и при исходе из Испании он поможет детям своим, если они не опорочат честь и не поддадутся мирским искушениям.

Поверили израильтяне в уговоры раввинов или нет, но большинство их осталось непоколебимым в вере своей и вместо покоя и выгоды, обещанных в награду за принятие крещения, предпочло изгнание и утрату всего нажитого. Инспирированный Торквемадой декрет делал эти лишения неизбежными.

Берналдес пишет, что, несмотря на запрет вывозить золото из Испании, многие изгнанники брали его с собой в немалых количествах, тщательно пряча, что весьма вероятно. Впрочем, некоторые из приводимых им слухов кажутся преувеличенными. Основной способ вывоза, утверждает Берналдес. состоял в том, что дукаты переплавляли в мелкие шарики, которые заглатывали перед досмотром. Особенно усердствовали (если опять-таки верить слухам) женщины, ухитрявшиеся прятать внутри себя до тридцати дукатов каждая.

Эти россказни, получившие широкое распространение, добавили горя беглецам: некоторые из них, плывшие из Кадиса в Фес^[140], попадали в руки мавров у берегов Африки; их не только лишали пожитков – случалось, бандиты вспарывали им животы в поисках золота.

За три месяца – столь краткий срок был отпущен израильтянам – они продали или обменяли то, что успели, и бросили все, на что не смогли найти покупателей. Все девочки и мальчики в возрасте от двенадцати лет и старше вступили в брак, чтобы всякая достигшая брачного возраста девушка находилась под защитой мужа.

Исход из Испании начался в первую неделю июля 1492 года. Те из изгоев, кто был побогаче, обеспечивали своих более бедных собратьев, следуя обычаю, установившемуся еще в гетто. Многие очень богатые преуспевающие торговцы оставляли огромные состояния и, по словам Берналдеса, доверившись «напрасной безрассудной надежде», избирали суровую стезю изгнания.

Приходский придворный священник запечатлел живописную картину этой эмиграции – картину, которая должна вызывать у христианина слезы стыда.

…Они двигались пешком, верхом на лошадях или ослах, сидя на телегах, молодые и старые, крепкие и немощные, здоровые и больные, кто умирая, кто только родившись, и многие от усталости валились с ног в придорожную пыль – эти скорбные процессии тащились сквозь июльскую жару и пыль. На каждой ведущей из страны дороге – на юг ли, к морю; на запад ли – в Португалию; на северо-восток ли – в Наварру – встречались движущиеся в беспорядке толпы людей, представлявшие собой столь безутешное зрелище, что не было христианина, у которого оно не вызвало бы жалости.

Помогать им не смели из страха перед указом Великого инквизитора, зато со всех сторон доносились призывы принять крещение, что лишь увеличивало их страдания. И некоторые, не имея более сил терпеть муку полного изнеможения и безнадежности, сдавались и отрекались от бога израильского.

Но таких было относительно мало. Раввины всегда оказывались рядом, чтобы поддержать людей, поднять настроение. Юношей и девушек просили петь в пути песни, и звуки бубнов подбадривали изнуренных путников.

Андалузцы направлялись в Кадис, где собирались сесть на корабли. Арагонцы также шли к побережью, чтобы отчалить из Картахены; многие каталонцы тоже выбирали морской путь, отплывая в Италию, где – любопытная деталь! – папа-каталонец (Родриго Борджа) предоставил им кров и защиту. В самом сердце преследовавшей их системы!

О тех, кто добрался до Кадиса, Берналдес пишет, что при виде моря они пришли в великое волнение. Воображение изгнанников разгорячилось от проповедей раввинов, в которых их сравнивали с предками, спасавшимися от египетской неволи. Они доверчиво ожидали увидеть повторение чуда, которое произошло с водами Красного моря, надеясь, что и воды Средиземного моря расступятся и пропустят их к побережью Берберии – Северной Африки.

Тех, кто отправился на запад, принял король Жуан Португальский, назначив низкую пошлину в размере одного крузадо^[141] с человека за шесть месяцев пребывания в стране. Поэтому многие осели в Португалии и занялись торговлей, что им было позволено при условии уплаты сотни крузадо с семьи.

В нашу задачу не входит следовать за израильтянами в изгнание и подробно описывать печальную участь, постигшую многих из них как от рук последователей милосердного Христа, так и от рук детей пророка Магомета. Многие мыслители и раввины покинули тогда Испанию, и в их числе были Исаак Абоаб, последний принц кастильских иудеев, и Исаак Абарбанель, откупщик королевских податей.

Некоторых беглецов приняли Франция и Англия, другие осели на Ближнем Востоке. Наиболее несчастливыми, по-видимому, оказались те, кто высадился на Африканском побережье и пытался через пустыню добраться до города Фес, где существовала иудейская колония. Путь им преградила орда грабителей-соплеменников, которые отобрали последние пожитки и жестоко, поистине бесчеловечно расправились с переселенцами: изнасиловали жен у них на глазах и бросили избитых и разоренных беглецов среди пустыни. Страдания превысили предел терпимости. Многие оставшиеся в живых приняли крещение в первом же повстречавшемся на пути поселении христиан и, заполучив таким образом признание на покинутой родине, вернулись в Испанию.

Вообще, велико было число тех, кто, встретив те или иные трудности, в конце концов отступал, принимал крещение и возвращался или возвращался, чтобы принять крещение, которое только и давало возможность обрести мир в стране, где они появились на свет.

Берналдес сообщает, что целых три года не иссякал непрерывный поток возвращавшихся иудеев, которые прежде отказались от всего ради веры, а теперь отреклись от самой веры и приехали обратно, чтобы начать все сначала. Их крестили гурьбой, всех сразу, окропляя толпы иссопом^[142]. Сам Берналдес крестил изгнанников в придворной приходской церкви и «посчитал свершившимся пророчество Давида – «Covertentur ad vesperani et famen patiuntur ut canes et circundabuni civitatem»[143].

По его оценкам, тридцать шесть тысяч еврейских семей отправились в изгнание, что составило почти двести тысяч человек. Но Саласар де Мендоса и Сурита полагают, что число изгоев было в два раза больше, тогда как Мариано настаивает на цифре восемьсот тысяч. Возможно, наиболее соответствуют действительности данные иудейских писателей, которые утверждают, что в 5252 году от сотворения мира триста тысяч иудеев покинули Испанию – землю, на которой их предки обитали более двух тысяч лет.

Эти сведения говорят о непоправимой ошибке монархов, согласившихся на изгнание иудеев. Если необходимы доказательства неуступчивости Торквемады и его фанатизма, то приведенных выше примеров вполне достаточно.

Ведь до издания эдикта предложение об изгнании должно было дотошно обсуждаться на совете[144]; и для всех было очевидно, что Испания не сможет избежать материальных потерь, если ее покинут около сорока тысяч трудолюбивых семей. Немыслимо, чтобы король или советник не поднял вопроса о неблагоразумности, даже опасности такой меры. Также очевидно, что ни король, ни член совета не мог устоять перед настойчивым, бескомпромиссным монахом, в котором они видели представителя Бога на земле – Бога, образ которого трансформировался в некое кровожадное, мстительное божество.

Распятие Торквемады, столь драматично обрушившееся на чашу весов, однозначно разрешило все колебания.

Султан Баязет, который радушно принял часть беженцев и предоставил им убежище в Турции, открыто выразил свое удивление по поводу подобного промаха в искусстве управления государством и, как пишут, спросил, стоит ли считать серьезным государственным деятелем короля, который обогащает чужие королевства за счет ослабления своего.

Но, покорившись давлению духовенства, Фердинанд не посмел осознать то, что сразу постиг Великий Турок.

Изгоняя иудеев и мусульман с земли, ставшей им родиной, – последние были вынуждены последовать за первыми в соответствии с условиями капитуляции Гранады – Испания изгоняла своих купцов и финансистов, с одной стороны, и своих земледельцев и ремесленников – с другой. Иными словами, она изгоняла своих работников – слой общества, занятый производительным трудом. Многие полагают, что это было сделано с полным осознанием последствий – акт героического самопожертвования из религиозных убеждений. Возможно, Испания могла посчитать себя вознагражденной Богом за подобную жертву, когда обрела – словно подарок небес – земли Нового Света.

Ремесла, промышленность, земледелие и торговля Испании в течение четырехсот последующих лет неизменно испытывали нехватку рабочих рук. Новый Свет оказался иллюзорной и краткосрочной компенсацией. Его золото не смогло привлечь в Испанию столь необходимых работников. Напротив, оно увеличило эту потребность. Новый Свет вызвал огромный интерес. В обмен на дары, направляемые в казну Испании, он забирал ее детей, маня их за моря легендами о легкодоступных баснословных богатствах. Влекомые жаждой золота, многие семьи эмигрировали, в результате чего земли Испании становились все более безлюдными. А когда, с течением времени, эти выходцы из Испании в Новом Свете обрели достаточную силу, чтобы провозгласить свою независимость, они сделали это и распределили между собой огромные заморские владения Испании. Теперь сама Испания осталась совершенно нищей, своими действиями лишив себя ресурсов и только сейчас осознав, какую услугу оказал ей настоятель монастыря Санта-Крус.