ГЛАВА 20.

У Евы в прихожей висело большое зеркало. Она купила его три года назад, когда ходила на курсы кройки и шитья. В зеркале можно было видеть себя всю, – с головы до ног, – именно это и нравилось Еве больше всего.

Когда Олег ушел на работу, она подошла к зеркалу и начала пристально себя рассматривать. По каким признакам Денис угадал в ней робость и стыдливость? Что в ее внешности говорит об этом? Может быть, коса? Или взгляд?.. В своих тетрадях он называл ее «трепетной и покорной возлюбленной»… Неужели, она и вправду такая?

Еве вдруг захотелось куда-нибудь спрятаться, далеко-далеко, чтобы никто никогда не смог отыскать ее больше, использовать в своих целях, придумывать для нее роли и названия! Она чувствовала себя выставленной на всеобщее обозрение, не только без одежды, но и без всяких внутренних покровов, когда ее тело и ее чувства подвергались холодному, трезвому и беспощадному анализу…

Прочитанные дневники Матвеева привели ее в шоковое состояние. Ева была в ужасе от всего, что она открыла для себя. Муж давно разочаровал ее, и это было непоправимо. Что бы она ни узнала теперь о любовнике, не могло повлиять на ее решение прекратить это бессмысленное и мучительное существование в одной квартире и в одной постели с чужим и даже страшным для нее человеком. Но Денис!.. Он оказался еще хуже, – настоящее чудовище! Притворщик, гнусный извращенец и негодяй! Он просто играл с нею, как с живой говорящей куклой! У мальчиков иногда была эта странная склонность, – играть в куклы, – которая приводила Еву в недоумение…

Она чувствовала себя так, словно ее небосвод рухнул, похоронив ее под грудой обломков. Там, среди этих страшных руин все перемешалось: ее солнце, луна и звезды, облака и цветы, любовь, надежды, все ее волшебные замки и райские сады, которые она создала в своих мечтах, – все развалилось, превратилось в прах, в ничто, как и она сама. Она была раздавлена, уничтожена, – ничего более ужасного с ней уже произойти не могло.

Когда Ева поняла это, она упокоилась. Значит, бояться больше нечего: хуже ей уже быть не может! Эта последняя мысль подсказала ей, что все кончено.

Ева смотрела на себя в зеркало и ощущала полную свободу, – от всего, что произошло в ее жизни, которая стремительно становилась прошлым.

– Я свободна! – сказала она себе и вздохнула. – Я могу теперь посмотреть на это со стороны! И посмеяться! Или поплакать…

Но ни того, ни другого, ей не хотелось. Еве почему-то стало интересно, а кто же та, вторая невеста «падшего ангела», сказочная Царевна-Лебедь, вечно ускользающая тень вечности?.. Кто же она? Вот бы посмотреть! Денис считал ее и Еву двумя половинками одного целого, какой-то неуловимо-прекрасной Маргариты.

Ева вспомнила пожелтевшие фотографии, где мертвая Маргарита выглядела блекло и жалко, с поникшей головой, в темных пятнах собственной крови, – и содрогнулась. Однако, ее волновала та, другая Жар-птица, еще одна жертва безумного птицелова.

– Где-то у меня был альбом с репродукциями картин Врубеля! – вспомнила Ева и полезла в книжный шкаф, где на верхней полке стояли книги по искусству.

Она села на диван и с замиранием сердца начала листать альбом. Краски Врубеля, яркие, как восточные ткани, светящиеся и переливающиеся, будоражили воображение. Наконец, Ева нашла то, что искала: на сине-лиловом фоне предзакатного неба и моря, в отсветах далекого багрового сияния, обернулась белая Лебедь молодой красавицей с громадными, во все лицо, глазами, в драгоценной короне, с воронено-черной косой толщиной в руку, укутанная прозрачно-серебристым газом фаты. Тонкое, аристократически бледное лицо ее казалось странно знакомым. Белоснежное, пышное лебединое оперение перламутрово светилось, блистало синеватым и розовым; огромные крылья распростерлись вокруг своей хозяйки жемчужным ореолом… Царевна обернулась, словно ее кто-то окликнул по эту сторону картины, извне, позвал тоскливо и пронзительно, умирая от долгой разлуки. Может, Денис? А может, еще кто-то, уставший от погони за неуловимым?..

Они долго и заворожено смотрели друг на друга: Ева созерцала прекрасную деву, а дева, наполовину сбросившая лебединые перья, как бы освобождаясь из теснящего ее драгоценного футляра, – в свою очередь, созерцала Еву. Врубель с безумной гениальностью сумел запечатлеть этот неуловимый, текучий момент превращения на глазах зрителя.

Еве казалось, что она уже смотрела в эти бездонные глаза, уже тонула в них… Где и когда это было? В далеком, как эхо, сне о прошлом? Или в мечтах о будущем? На нее нашло удивительное очарование образа Царевны, погрузившее ее в оцепенение, от которого не хотелось пробуждаться… Она отчасти поняла Дениса: такая женщина не могла оставить его равнодушным. Как он отыскал ее среди шума и суеты, которыми наполнено до отказа время, день за днем? Как рассмотрел среди сотен, тысяч лиц? Все-таки, было в нем что-то необыкновенное, чего Ева никогда не находила в других людях, – стремление к редкостным явлениям жизни, умение выбрать из всего, что окружает, самое привлекательное, самое…чудесное, – иногда ужасное, – но всегда по-настоящему, до слез, волнующее…

Ева отложила альбом и принялась размышлять. Мысли в ее голове путались, перескакивали с одного на другое; воспоминания о прошлом причудливо переплетались с прочитанным в дневниках, с недавними переживаниями, с ее собственными фантазиями. Она долго сидела, задумавшись, уставившись в одну точку. Неясная догадка никак не могла приобрести четкость и определенность.

Ева хотела позвонить Всеславу, даже набрала его номер, но в последний момент передумала. Они договорились, что господин Смирнов сам позвонит ей, – значит, нечего торопить события. Излишняя суета никогда не помогала делу.

Подчиняясь внутреннему импульсу, Ева полезла на антресоли и вытащила целую кучу журналов, которые она покупала из-за выкроек и кулинарных рецептов. Журналов было так много, что она не смогла удержать их в руках, и они рассыпались. Ева уселась на пол и стала листать их, один за другим. Она не заметила, сколько прошло времени, когда ей на глаза попалось одно небольшое фото…

Телефон зазвонил неожиданно громко, заставив ее вздрогнуть. Это был Всеслав.

– Здравствуйте, Ева! – сказал он. – У меня есть новости.

– У меня тоже, – ответила Ева и вздохнула. – Когда мы встретимся?


Славка ждал ее в том самом скверике, где мраморный мальчик сидел у высохшего фонтана.

– Ваш муж дома? – спросил он сразу, как только Ева уселась к нему в машину.

Она отрицательно покачала головой.

– Нет, он работает до шести…часто задерживается. Вряд ли он появится дома раньше восьми. А что случилось?

– Я узнал о нем много интересного.

– Об Олеге? – Ее удивлению не было пределов. – Что о нем можно узнать?

– Он… следит за моим клиентом и его женщиной. Я его узнал, – в двух местах. Это был он.

– Но… у него работа такая. Может быть… – Ева не знала, что и думать. Она была так далека мыслями от Олега! – Нет, не знаю! А при чем тут Олег?

– Помните полковника Алфеева?

– Который убил Маргариту?

Ева не понимала, к чему клонит Смирнов, но ей стало страшно.

– Да. Матвеев шантажировал его все эти годы, требовал денег. Я решил, что у полковника был мотив. Вся его жизнь с того мгновения на даче превратилась в один бесконечно длящийся кошмар. Он вполне мог выследить своего мучителя и расправиться с ним. К сожалению, или к счастью, – Вадим Алфеев умер. Значит, он этого сделать никак не мог.

– Не мог, – согласилась Ева. – Я о нем и не думала! Он…

– У Алфеева был сын, – перебил ее Всеслав. – То есть он и сейчас живет и здравствует! Может быть, он решил отомстить за своего отца? Полковник начал пить, ушел из семьи… забыл о том, что у него есть ребенок. Думаю, перед смертью Алфеев рассказал сыну, как все случилось. Нужно же облегчить душу, чтобы она смогла влететь в райские врата!

– Вы шутите?

– Ничуть. Сын Вадима Алфеева мог заботиться о своем добром имени. Ведь Матвеев наверняка знал, кто он и где проживает. Может, он и сына начал шантажировать, когда отца не стало?

– Но чем? – удивилась Ева. – Ведь сын никого не убивал.

– Не убивал, – согласился Славка. – Но вряд ли ему хотелось, чтобы коллеги и начальство узнали, какое несмываемое пятно на имени полковника. Дурная наследственность…да и вообще…позор, стыд. Кому такое понравится?

– Так вы думаете, это сын Алфеева убил Дениса?

– Убил ли, точно не скажу. Но мог! У него имелся серьезный мотив. Кроме того, он был знаком с Матвеевым и вхож к нему в дом. Это, наверняка, не случайно. Таких совпадений не бывает!

– Но тогда…нужно его найти!

– А я уже нашел! – сказал Славка. – Вам не жарко? Хотите воды?

– Вы что, думаете, мне плохо станет? Из-за Дениса? Поверьте, его «откровения» – самое действенное лекарство от любви! Так что говорите. Вы нашли предполагаемого убийцу?

Славка кивнул.

– Это ваш муж, Олег Рязанцев.

– Что?… Олег? – Ева не верила своим ушам. Что он такое говорит, этот Смирнов? Он в своем уме? – С чего вы взяли? У него и фамилия другая!

– Это девичья фамилия его матери, Елены Анатольевны Рязанцевой. Так звали вашу свекровь?

– Да… но она давно умерла… Они с мужем разошлись. Олег не поддерживал никаких связей с отцом, и только перед смертью поехал к нему, попрощаться.

Ева замолчала: она вдруг вспомнила, что отчество Олега – Вадимович. Боже! Какой ужас! Все, что говорит Смирнов, может оказаться самой настоящей правдой! Действительно, после смерти отца Олега словно подменили, – он стал подолгу о чем-то задумываться, глядя в никуда, отвечать невпопад, потерял сон и аппетит. Ева тогда даже подумала, что, возможно, у мужа появилась другая женщина. Она пыталась выяснить это, но Олег категорически все отрицал. Постепенно он успокоился и стал почти таким же, как прежде. Почти… Потому что кое-что изменилось невозвратно, – супруг стал реже смеяться, откровенно обсуждать с ней свои мысли и переживания: у него внутри словно что-то закрылось на ключ, навсегда. Их отношения наладились, но они уже не были такими, как раньше.

Олег Рязанцев всегда был замкнутым, немногословным мужчиной, но она списывала этот недостаток на специфику его работы. Еве хотелось, чтобы он разговаривал с ней. Как всякая женщина, она ждала от него слов любви, – не только в период ухаживания, но и потом, когда они стали супругами и начали совместную жизнь. В суетливой, полной мелких забот и дел, бытовой повседневности, эти слова любви становятся гораздо более важными. От них порой зависит настроение, окраска, которую приобретают интимные отношения двоих людей. Эта сторона жизни должна нести на себе особый отпечаток нежности, романтической уединенности и сокровенной тайны, существующей между мужчиной и женщиной…

Олег оказался довольно скуп на слова и проявления чувств. Как-то Ева, в слезах, пыталась объяснить ему, отчего их брак превратился в нечто скучное и пресное: из него ушел праздник! Собственно, его и не было. Праздник нужно было создавать, совместными усилиями, иначе самые привлекательные стороны жизни меркнут, становятся тусклыми и умирают. Оказавшись у «разбитого корыта», люди разводят руками и сетуют на обстоятельства.

Ева еще в юности решила, что нет никакого повода лишать себя всего самого лучшего! Главное, быть готовым к тому, что красивый цветок не вырастает сам собой. Его, по меньшей мере, нужно то поливать, то укрывать от холода, то выпалывать сорняки вокруг, то подкармливать, – а самое основное, – его нужно любить, любоваться им и дарить ему свое восхищение. Только тогда он расцветет, – прекрасный и удивительный, полный свежести и тонкого аромата, изящный, – такой, какого ни у кого больше нет!

Самое странное, что в их с Олегом семье ничего подобного не было, но все равно она считалась «идеальной». Ева возненавидела это слово! Ей хотелось сорвать постылую маску «идеальной» жены и сжечь ее, как отвратительную лягушачью кожу. Тут подвернулся Денис… и она таким образом сказала свое «нет!» идеальному браку. Видимо, это не должно было быть так ! Любовь нельзя испытывать в отместку или выражая протест! Она должна рождаться в сердце просто так, как зажигается на небе первая зеленая звезда…потому, что пришла пора. Она должна быть чистой, как прозрачный и яркий свет этой звезды, потому что в ней нет и не может быть ничего более, чем испытывать любовь и дарить ее другому…

Глаза Евы наполнились слезами.

– Что с вами? – испуганно спросил Славка. Ему не надо было вот так, в лоб, сообщать ей, кто такой Рязанцев.

– Ничего… Оплакиваю свою жизнь! – ответила Ева. – Расскажите мне все, Всеслав! Не бойтесь. Моя внешность обманчива… Вот и Денис ошибался. Даже он! А на самом деле я сильная женщина.

– Ладно. Тогда слушайте. Я представляю себе всю эту историю так. Олег Рязанцев рос без отца, практически ничего о нем не зная. Его воспитали две женщины, – мать и тетка. Думаю, он с детства затаил обиду, что его жизнь складывается таким образом. Возможно, он имел какие-то сведения об Алфееве, разузнавая окольными путями, как и что происходит у полковника. Потом…отец умирает, и перед смертью рассказывает сыну все. Алфеев мог это сделать по двум причинам, – облегчить душу и предупредить Олега, что шантажист может теперь взяться за него. Знал ли полковник о дневниках Матвеева? Может, и нет. Но он знал о пропуске и фотографиях, которые точно у Дениса были.

– После смерти отца Олег приехал сам не свой, – сказала Ева. – Он не хотел никого видеть, ни с кем разговаривать. Я думала, это он от горя стал таким. Отец и тетка были единственными близкими ему людьми… Оказывается, причина не в этом.

– Скажем, не совсем в этом, – возразил Славка. Ему не хотелось подчеркивать неприятные черты характера Олега перед его женой.

Господин Смирнов всегда играл честно и не собирался изменять своим правилам.

– А…что потом, когда Рязанцев узнал все? Что он, по-вашему, предпринял?

– Могу предположить, что Олег, используя все возможности, в том числе и служебное положение, начал усиленно наводить справки, разыскивая шантажиста. У него не висело на совести страшное убийство, которое ослепляло бы его жуткими подробностями, и он мыслил непредвзято. К тому же и профессиональная подготовка способствовала этому. Сначала Рязанцев выяснил, где все это произошло, а потом… вышел на Матвеева. Занимаясь собственным частным расследованием, он случайно вступил в контакт с этим таинственным и хорошо скрывающим свое истинное лицо, человеком. Оказалось, что Матвеев оказывает услуги и службе безопасности. Это значительно облегчило Олегу задачу. Он свел с Денисом Аркадьевичем еще и личное знакомство.

– Вот почему мы довольно неожиданно стали снимать на лето дачу в Мамонтовке! А я думала… Олегу нравилась подмосковная природа…

Ева вздохнула, – она все время жила в мире притворства и картонных декораций! Олег тоже оказался неплохим актером. По сравнению с Денисом, конечно, он больше, чем на статиста[27], не тянет… Но зато это статист из самого лучшего театра! Раз Ева ничего такого не подозревала. О, Господи! Она почувствовала себя вывалявшейся в грязи. Захотелось смыть с себя все, снять вместе с кожей…Наверно, Олег не случайно пригласил ее тогда в гости и познакомил с Денисом. Он подставил ее… он шел на все, чтобы найти крючок, на который можно будет подцепить Матвеева!

– Да! – подтвердил Смирнов, как будто подслушав ее мысли. – Он нашел Матвеева, вычислил его, и начал подбирать крючок с приманкой, чтобы оказаться рядом, знать все и ловить на лету информацию. Что-то могли подсказать ему вы, Ева!

– Он знал о моих… о нас с Денисом?

– Предполагаю, что знал.

У Евы дернулось лицо, как будто ее ударили. Еще и это! Собственный супруг… Боже! Мужчины! Неужели есть в жизни вещи, из-за которых можно вот так поступать с людьми? Это не укладывалось в ее голове. В системе ценностей Евы человеческие чувства, доверие и незащищенность перед другим существом, когда принимаешь его в свой мир, – было самым главным и значимым. Играть можно по-разному и с чем угодно еще, но только не с этим! Нельзя входить в чужой теплый и сияющий мир обманом, с камнем за пазухой, – для того, чтобы все там разрушить, уничтожить, вывалять в грязи… Это уж слишком. Выходит, с ней пытались проделать подобное двое: Денис, – виртуозно, изысканно и со вкусом; и Олег – грубо и просто, можно сказать, незатейливо.

– Как вы думаете, зачем ему было это нужно? – спросила Ева.

– Ну…во-первых, Рязанцев не мог не знать о дневниках и, естественно было бы предположить, что он хотел их заполучить. Ему совсем не безразлична собственная репутация, и репутация отца, пусть даже и покойного. Знаете, как люди относятся к таким вещам? Яблочко от яблоньки… Больше того, я уверен, что Олег собирался убить Матвеева. Человек такого склада, как он, не мог принять иного решения. Ему нужно было устранить источник опасности раз и навсегда.

– Олег собирался убить Дениса? – Ева почувствовала, как у нее холодеет в груди. – Вы серьезно?

– Вполне. Если это сделал не Рязанцев, то только потому, что кто-то иной опередил его. Во всяком случае, такое намерение у него было, и он тщательно продумал, как его осуществить. Ваш супруг основательный человек, не так ли?

– Весьма основательный! – подтвердила Ева. – Если бы он задумал нечто подобное, то обязательно проработал бы каждую деталь.

– Вот и я так считаю! – кивнул господин Смирнов. – Олег планировал все свалить на Громова. Был у Матвеева такой знакомый, – они часто играли в шахматы, и еще кое-что их связывало… Он даже мотив подготовил: написал секретарше Громова письмо с угрозами, явно рассчитывая на то, что Алла Викентьевна покажет его своему шефу. Так и случилось. Но тут…неувязочка вышла. Слепой, который должен был передать письмо, сделал это поздновато, когда Матвеев уже был мертв. Они оставляли корреспонденцию в условленном месте, и Рязанцев его обнаружил, а вот со сроками он что-то перепутал. То ли не рассчитал, то ли… Непонятно пока. В общем, слепой, не зная о смерти Матвеева, передает письмо. Возникает путаница. Громов растерян. Рязанцев, по-моему, тоже.

– А зачем Олег написал это письмо?

Ева действительно не понимала. На нее обрушилось слишком много нового, и нужно было время, чтобы осмыслить услышанное.

– Точно не могу сказать, но… Наверное, Олег намеревался спровоцировать Громова, вызвать у него вспышку агрессии, и таким образом, создать мотив для убийства Матвеева. Как он собирался все это обставить, знает только сам Рязанцев. Что-то непредвиденное вмешалось в его планы. То ли он что-то не предусмотрел, то ли кто-то внезапно спутал карты.

– Боже мой… Дениса ударили статуэткой по голове! Олег сделал бы это проще и профессиональнее, – возразила Ева.

– У него мог быть расчет именно на то, что такой способ убийства исключает профи. Ни один из них не станет хватать бронзовую Венеру и быть противника по черепу.

Славка не смог удержаться от смеха, хотя речь шла о серьезных, даже трагических вещах.

– В этом есть нечто символическое, – сказала Ева задумчиво. – Убит… Богиней Любви.

– Да… – Смирнов неопределенно хмыкнул. – Одного не пойму: Рязанцев все-таки прикончил «падшего ангела», или кто-то другой? Полной уверенности, что это Олег, у меня нет. Он обязательно попытался бы вырвать у Матвеева признание, где тот хранит дневники. И то, что он теперь вынужден следить то за Громовым, то за его секретаршей, то за собственной женой, говорит о том, что Олег не успел задать покойному этот вопрос. Скорее всего, он еще не знает, что дневники у нас.

– И не узнает.

– Конечно, – подтвердил Смирнов. – Ни в коем случае! Знаете, я навел справки о том времени, когда Алфеев убил Маргариту, и…

– Что? – в глазах Евы вспыхнул интерес, смешанный со страхом, ожиданием жуткой правды о прошлых событиях, которые так жестоко вмешались в ее нынешнюю жизнь.

– Сам способ убийства, его детали, место, характер нанесенных повреждений совпадают с описанием преступлений, совершенных «подмосковным маньяком».

– Вы полагаете, что Вадим Алфеев и был им?

Всеслав неопределенно покачал головой.

– Не исключаю такой возможности.

– Господи… – Ева закрыла глаза. – Тогда Олег, без сомнения, пойдет на все, лишь бы смыть с себя это позорное пятно! Он ни перед чем не остановится.

– Вам нельзя больше оставаться с ним в одной квартире, Ева! Вы меня слышите?

Она кивнула, занятая какими-то своими мыслями.

– Я и не собиралась. Только не потому, что боюсь… Просто не хочу больше. Идти вот только некуда! Разве что на вокзал.

– Вы можете временно пожить у меня. Я дома практически не бываю. Обещаете подумать?

– Обещаю. – Она улыбнулась. – Я вам еще не рассказала о… Богине Любви. У меня тоже есть предположения…

Загрузка...