Я ничуть не удивился, обнаружив Джошуа и Мэдлин на крыльце, ожидающих нас. Наши телефоны звонили каждые несколько минут с тех пор, как мы вышли из душа. Пайпер, благослови ее Бог, отвечала несколько раз.
Голова у нее не болит, а порез заживает, швы накладывать не нужно. Но я понимаю их беспокойство. Пайпер — их малышка.
Но она и моя девочка.
Мне нравится, что мне даже не нужно говорить ей, чтобы она подождала, что я подойду и открою ей дверь. Она просто ждет. Смотрит на меня через лобовое стекло моего грузовика, и эта легкая улыбка, которую я так люблю, подрагивает на ее губах.
— Ты уверен, что хочешь это сделать? — пробормотала она, спрыгивая вниз. — Еще не поздно сбежать в Лос-Анджелес.
— Надо было сделать это давным-давно.
— Я люблю тебя, — шепчет она.
Она знает, как сильно я хочу ее поцеловать. Услышав эти слова на ее губах, я превращаюсь в пещерного человека. Морщинки от смеха вокруг ее глаз говорят мне обо всем.
Мэдлин поднимается с кресла-качалки, в руках у нее кружка с кофе. — Привет, милая. Хантер. Как обычно, она улыбается. Вот откуда она у Пайпер.
Хруст гравия заставляет меня повернуть голову. Грузовик Брандта останавливается рядом с моим, и он выпрыгивает из него, одетый в ту же одежду, что и прошлой ночью. Пайпер замечает то же самое, потому что, когда я смотрю на нее, она ухмыляется своему брату.
— Не успел переодеться, братишка? Ей нравится дразнить своего близнеца.
— Неважно, — ворчит он себе под нос. Но он смотрит на Пайпер, проверяя, все ли с ней в порядке, как она утверждает.
— Заходите пить кофе, — говорит Мэдлин и поворачивается к входной двери. На двери висит праздничный венок, а на лестнице стоят растения в горшках. Пирожочек бросает на меня взгляд и следует за матерью внутрь.
Я поднимаюсь по трем ступенькам на крыльцо, Брандт следует за мной.
— С ней все в порядке? — спрашивает он, и у меня возникает ощущение, что вопрос адресован мне, поэтому я киваю.
— У нее крепкая голова.
Джошуа ворчит в знак согласия. Моя грудь напрягается. Знает ли он, что я здесь, чтобы признаться ему? Может, мне стоило остановиться на их длинной придомовой дорожке, чтобы просмотреть сообщения? Что сказала Пирожочек?
— Ты позаботился об этом ублюдке? спрашивает Брандт.
— Следи за языком, — говорит Джошуа, хотя мы все слышали, как он говорил и похуже.
— Да. Мои пальцы дергаются, вспоминая тот момент, когда я схватил его за горло. Но я разжимаю кулаки, потому что все кончено. Пора двигаться вперед.
— Хорошо. Рад, что ты был рядом с ней. Брандт обнимает меня за плечи и крепко сжимает. С того момента, как мы с ним познакомились, он защищал свою близняшку. Я понимаю. Они близки. Они все близки. Именно поэтому я так долго оставался в стороне.
Но не более.
Через секунду появляется Пирожочек с кружками в руках. Она протягивает мне одну с улыбкой.
— Спасибо.
— Завтрак будет готов через несколько минут.
— Вот это другое дело, — ворчит Брандт и направляется в дом.
— Не могу дождаться, — говорит ее отец. В его голосе есть что-то, что я не могу распознать, что странное. Я думал, между нами, ничего не было… Ну, теперь это ложь, не так ли? Между нами есть недосказанные вещи.
Например, как мне нравится его дочь.
Я делаю глоток, любуясь видом. Кажется, будто вчера мы прибивали эти доски. Джошуа и Мэдлин тогда только поженились. Скрип при движении мне знаком. И все же.
— Значит, это правда? — спрашивает мой лучший друг, его тон одновременно и отцовский, и забавный.
Я смотрю на него. Он смотрит на меня с вопросительным выражением лица, которое заставляет меня напрячься. По коже пробегает волна беспокойства, но теперь, когда я признался себе в правде, пути назад нет.
— Я так и знал! раздается крик внутри дома. Даже сквозь стены я слышу, как Мэдлин приказывает сыну замолчать.
Здесь, на прохладном воздухе, губы Джошуа подрагивают.
— Что правда? спрашиваю я, желая убедиться, что мы с ним говорим об одном и том же. Я поворачиваю голову в сторону дома, потому что, очевидно, ненавижу оставаться вдали от Пайпер даже на несколько минут.
Джошуа поднимается на ноги и смотрит мне в лицо. Мои мышцы напрягаются, готовые к тому, что он решит замахнуться.
— Ты и Пайпер.
Его взгляд пристально и непоколебимо следит за мной. Я не знаю, что он ищет. Но я знаю, что бы я хотел услышать, будь я на его месте.
— Я люблю ее.
— Я знаю.
Он кивает. Я жду вспышки гнева. Требования уйти с его крыльца, с его земли и никогда не возвращаться. Мои старые демоны шепчут, что я самый плохой человек, пока я жду, что друг всей моей жизни повторит их слова. Моя грудь сжимается, сердце стучит о ребра, пульс бьется по венам.
— Отлично.
Мои колени подкашиваются, и я упираюсь в спинку кресла-качалки.
Входная дверь распахивается, и из нее выходит Брандт. — Вовремя, чувак. Чертовски вовремя. Я уже почти проиграл!
— Проиграл?
В дверях появляется Мэдлин, за ней — Пирожочек. — Возвращайся в дом и садись. Бекон почти готов.
Брандт уходит, а я в недоумении оборачиваюсь к Джошуа. Разве он не собирается кричать на меня? Сделать что-нибудь? Почему он так спокоен?
— Отлично? спрашиваю я.
Он делает еще один большой глоток из своей кружки, и мне кажется, что он специально заставляет меня потеть. По правде говоря, если нам с Пирожочком повезет, и у нас будет дочь, я сделаю то же самое.
— Отлично, — повторяет он, направляясь ко мне. Я отступаю на несколько шагов. — Тебе нужна хорошая женщина. А ей нужен хороший мужчина. Лучше тебя никого не найти. Тот, кто не будет играть с ее сердцем…
— Никогда.
Он снова кивает.
— Разве ты не хочешь ударить меня или выгнать, или…..еще что-нибудь?
— Мы больше не дети.
— Ты просто боишься проиграть, старик.
— Не заставляй меня надрать тебе задницу.
— Рискни.
— Сделай больно моей дочери, и я сделаю это. Я не буду пытаться. А сделаю.
Вот оно. Стальное выражение лица. Папа-медведь.
— Я лучше убью себя.
Мы останавливаемся перед дверью, и он хлопает меня по спине. — Я знаю. Именно так я относился к Мэдлин в первый день нашего знакомства. Он заглядывает в дом и после долгого раздумья спрашивает: — Почему так долго?
Разве это не вопрос года? Или века.
Со стороны глупо, что я вообще держал ее на расстоянии. Как я мог подумать, что украденных взглядов, текстовых сообщений и семейных ужинов было достаточно?
У меня больше нет ответа. — Я не хотел, чтобы ты на меня злился.
Джошуа вздыхает.
— Я злюсь лишь потому, что ты так долго ждал.
— Что? Я оглядываюсь на него. Он пожимает плечами и потягивает свой кофе, как будто это не самый неловкий разговор в его жизни.
Мой телефон жужжит в кармане, и я могу поспорить, что знаю, кто это. Брандт. Джошуа смеется и направляется внутрь. По дороге в гостиную я проверяю свои сообщения.
Брандт: я побеждаю неудачников, платите.
Рядом с именем Пайпер стоят три точки.
Пайпер: вы, придурки, поспорили на мою личную жизнь?
Мэдлин: следи за языком!
Я ухмыляюсь, проходя через кухню. Некоторые вещи никогда не меняются — теплая, светлая и домашняя кухня, запах свежеприготовленного бекона и куча кексов на тарелке в центре стола.
Но некоторые вещи меняются к лучшему.
Пайпер улыбается мне с того места, где она накладывает яичницу на тарелку. Это та же солнечная улыбка, к которой я привык, которую я жажду, но теперь в ней есть еще и уверенность. Нам больше не нужно скрывать свои чувства.
Входная дверь распахивается, и шаги гулко стучат по паркету. — Подождите нас!
— Уходите, — кричит Пайпер на своих братьев. Я бросаюсь к столу, что напоминает мне игру в музыкальные стулья в детстве.
— Ты уверен, что готов ко всему этому? спрашивает Мэдлин, притягивая меня к себе и обнимая.
— На тысячу процентов. Никогда в жизни я не был так уверен в чем-либо. Я закрываю глаза, думая о том, как близко я был к тому, чтобы проснуться и обнаружить, что Пайпер больше нет. Мы никогда не сможем сказать ее родителям. Они будут раздавлены. А я буду еще больше, ведь в ее уходе виноват я. — Я счастлива за тебя, Хантер. Очень счастлива. И я знаю, что ты сделаешь ее счастливой.
— Сделаю. Обещаю.
— Встань! кричит Пайпер. Это добродушный сестринский окрик, к которому я привык, поэтому мое сердце замирает лишь на полпути. — Это место Хантера.
— Заставь меня, — отвечает Арчер.
Мэдлин смеется, глядя, как Джошуа уговаривает младшего сына подвинуться. Но парень упрям. Меня не было рядом в первые семнадцать лет его жизни, но я наслушался историй. Пайпер сжимает ему голову. Ее братья смеются над ее попытками.
Я подхожу к столу, и Джошуа смотрит на меня, приподняв брови: — Что ты собираешься делать? Я кладу одну руку на спину Пайпер, и она замирает, а затем наклоняется навстречу моему прикосновению. Я обхватываю Арчера за плечо и ставлю свою кружку с кофе рядом с тарелкой. Пай отпускает брата, отходит, и я выдергиваю у него стул. Дрю и Брандт ссорятся. Я просовываю руки под Арчера и поднимаю.
— Леди попросила вас пересесть.
— Да, да, да. Арчер обходит стол и садится на другой стул. Он не подает виду и озорно поблескивает глазами.
Полагаю, нам следовало ожидать, что ее братья будут немного подтрунивать друг над другом. И, по правде говоря, я не возражаю. Это такое облегчение — снова дышать рядом с ней и не скрывать своих чувств. Смотреть на нее, не выдавая себя.
Вот только, очевидно, мы не так уж хорошо скрывали свои чувства, если ее братья заключили пари.
Когда мы усаживаемся за стол и наполняем наши тарелки, успокоение разливается по моим венах, и я чувствую себя достаточно легким, чтобы летать. Идет обычное добродушное подтрунивание, обсуждение планов на выходные и краткое упоминание о семейном отпуске.
Под столом Пайпер тянется к моей руке. Переплетая пальцы, я прижимаю ее руку к своему бедру. Вот оно, то, чего я хотел — перестать прятаться и начать жить. Я никогда не знал, что могу быть так благодарен за локоть какого-то пьяницы.
После завтрака Пайпер вытаскивает меня на улицу, на свежий воздух. Мы долго идем к сараю, где находятся лошади. Она машет рукой работникам ранчо, всегда приветливая.
Когда мы входим в сарай, она бросает на меня дерзкий взгляд. — Мы смогли.
— Да. Я притягиваю ее к себе и целую в приоткрытые губы. Учитывая, как все были спокойны, я еще больше злюсь на себя за то, что постоянно ставил, между нами, дистанцию. Может быть, однажды я перестану слышать голос отца в своей голове и перестану пытаться оправдать его несбыточные ожидания.
Ее губы мягко касаются моих, и от нее пахнет кленовым сиропом и кофе. Я обхватываю ее руками за талию и прижимаю к одной из кабинок. Я слышу тихое мурлыканье, и Пирожочек подает знак, скользя руками по моей груди и обнимая меня за шею. Она прижимает свой таз к моему с желанием, от которого у меня перехватывает дыхание.
Я люблю эту женщину. И я понятия не имею, как мне повезло, что она захотела меня вернуть, но если мне придется держать ее под кайфом и отвлекать на оргазмы, то так тому и быть.
Когда мы оба задыхаемся, я поднимаю голову и смотрю в бесконечную глубину ее глаз. Ее щеки раскраснелись, губы пухлые, а озадаченная улыбка придает ей милые морщинки во всех нужных местах.
— Помнишь, как мы помогали папе и ребятам убирать сено в прошлом году? Она поднимает взгляд к чердаку над нашими головами.
— Угу. Я ничего не могу с собой поделать. Мне нужны ее губы на своих губах. Мне нужно почувствовать ее пульс и мягкость ее кожи, чтобы напомнить себе, что это моя новая реальность.
— В тот день я была так возбуждена. Ты был таким высоким, сильным и грубым, и мне все время хотелось увести тебя на чердак, подальше от всех, и попрыгать на твоем члене.
Я окинул взглядом одну сторону сарая, потом другую, и мой пульс участился.
— Ты можешь прыгать на нем хоть сейчас.
В конце концов, я не пытался приставать к ней как минимум два часа. С того момента, как ее губы коснулись моих, голос в глубине моего сознания требовал, чтобы я сделал именно это.
Она смотрит вдоль прохода, мимо полудюжины лошадиных голов, с любопытством взирающих на нас. Затем она поджимает нижнюю губу, и я готов поспорить на свой грузовик, что она думает о наших шансах быть пойманными. Но это уже не имеет значения. Скоро весь город будет знать, что она моя. Дрю никогда не умел хранить секреты.
Она уворачивается от моей руки и бежит к лестнице в дальнем конце. И хотя у нее есть преимущество, я иду за ней по пятам, упираясь руками в ее задницу, пока она взбирается. И, черт возьми, если это не одно из лучших зрелищ, которые я когда-либо видел. Эта женщина прекрасно обтягивает свои джинсы, и к тому моменту, как я добрался до верха, я был уже твердым как камень. Мы падаем в кучу сена, и я дергаю ее за волосы.
Мы смотрим друг на друга, и я думаю, не запомнила ли она этот момент. Ощущения. Густой аромат высушенного сена. Щекотка от пыли, от которой хочется чихнуть.
— Вот это член у вас, мистер Доусон.
Я делаю мысленную заметку спросить ее, где еще она фантазировала о том, чтобы заняться со мной любовью. Я хочу воплотить каждую из них в жизнь.
Но пока что я просовываю руку под ее свитер и провожу по шелковистой мягкой коже.
— Мне лучше начать трахать тебя, милая.
Она поднимает голову и прижимается губами к моим, в ее горле раздается жалобный хнык.
— Тогда сделай это.
— Планирую. Этим утром и каждый день, который нам дан.