Час пик в метро — мое время. Я всегда любил толпу больших городов. В ней мне проще быть собой, думать о разных вещах, пользоваться всей палитрой чувств со всеми ее богатыми оттенками, заставлять работать инстинкты, ощущать себя свободным ото всего и независимым ото всех. Наверное, толпа — мой личный наркотик, позволяющий подпитываться чужой энергией. Может, я энергетический вампир? Черт его знает… В принципе звучит неплохо… особенно если учесть, что не такой уж я романтик, как может показаться, ведь в первую очередь я ворую не чужую энергию, а чужие кошельки. Обыкновенный карманник. Хотя, если верить некоторым милым девушкам, знакомым со мной поближе, то я, по их мнению, очень даже необыкновенный, очаровательный, милый и даже… обалденный… Конечно, я хорош в своем деле, так как еще ни разу по-крупному не попался, но, сдается мне, они все-таки имеют в виду что-то другое… Да, такой уж я очаровашка, ничего не попишешь. Порой сам удивляюсь, как мне так многое сходит с рук.
Возможно, кому-то будет любопытно узнать, как я до такого докатился, почему не зарабатываю деньги честным путем, куда смотрят мои предки и почему ушла в бессрочный загул моя бдительная совесть. Тут, пожалуй, долго рассказывать не придется. История — банальней некуда. Папаша мой — простой деревенский алкаш, поэтому у него всегда было, чем заняться вместо воспитания своего непокорного отпрыска. Впрочем, были времена, когда нам с мамой прилично от него доставалось, так что едва ли я когда-нибудь приду на его могилу с пламенными речами и слезами, застывшими в глазах. А мама… она очень хорошая, даже слишком… привыкла пахать за копейки, стоически сносить все, что бы ни выпало на ее нелегкую долю, во всем быть честной и верить в то, что судьбу свою не изменишь, ведь наш мир придуман не для простых тружеников и наивных мечтателей из дальнего Замкадья, а для больших и серьезных людей, которые этим миром и распоряжаются по праву. Довольно жестокая и безрадостная теория, не думаете? Но в принципе я с ней согласен. Выживает сильнейший, то есть тот, кто берет свое, когда захочет, и ни перед чем не остановится. Ой, только не будьте ханжами! В свое оправдание могу сказать, что только благодаря своему таланту я здесь, в столице нашей славной родины, учусь в престижном ВУЗе, снимаю приличную однушку в комфортабельном районе, модно одет, оснащен современными гаджетами и трахаю красивых девочек, потому что могу себе позволить их выгуливать. Правда… иногда за их же собственный счет… Но только они об этом не знают, поэтому не возражают и как правило остаются довольны. Конечно, если не влюбляются.
Вы наверняка подумали, что я крайне беспринципная тварь, и отчасти будете правы. Только даже у такого, как я, есть свои принципы, свой кодекс, так скажем. Почти как у Декстера. Какие времена, такие и кодексы, скажу я вам. Чего еще ожидать от мира, в котором маньяки становятся любимчиками миллионов телезрителей? Что же касается меня, так я никогда не граблю пенсионеров и несовершеннолетних, а также людей, которые выглядят не достаточно респектабельно или чересчур беспомощно. Хотел бы назвать себя славным Робином Гудом, но, боюсь, язык не повернется, ведь я никогда ни с кем не делюсь, не помогаю бедным и сам мечтаю когда-нибудь стать богатым. Думаю, в будущем с дипломом экономиста в кармане и с продажной душой за пазухой у меня есть шансы кое-чего достичь относительно законным путем. Еще я специализируюсь только на наличке. С ней проблем меньше. К тому же я предпочитаю работать в одиночку, без участия третьих лиц, а с банковскими картами или ценностями вроде часов и ювелирки это было бы проблематично.
Одна знакомая, которая учится на психолога, как-то сказала мне, что у меня синдром одиночки, потому что я не умею доверять людям. Она считает, что виной тому — какая-то психологическая травма в моем детстве. Знаете, я этих заумных психологов на дух не переношу — всё лезут к каждому в душу и пытаются ее разгадать, надавив побольнее, хотя на самом деле просто пытаются блеснуть своей интуицией и жизненной мудростью, ну и тешат свое непомерное самолюбие, конечно. Чушь это все. Если хорошенько приглядеться, то в мире каждый второй травмированный, и все равно все люди разные — трудности на каждом сказываются по-своему. Кто-то быстро ломается или становится мягким, как пластилин, а кто-то учится выживать и выигрывать. Я предпочитаю последнее и никогда не беру на себя ответственность за других, потому что люди привязываются и быстро мне надоедают, да еще склонны чаще не помогать, а утягивать за собой в пропасть. Чужая помощь мне вообще ни к чему — ненавижу быть обязанным кому-то.
Еще один из законов всякого здравомыслящего преступника — не гадить там, где живешь. В моем случае это означает — не запускать свои алчные руки в карманы собственных однокурсников, соседей и прочего близкого окружения. Репутация — штука важная. Береги честь смолоду, как говорится. Так что для «своих» — я рубаха-парень, веселый разгильдяй, всегда готовый потусить и расслабиться, но при этом такой весь из себя загадочный, потому что никогда не рассказываю о своей личной жизни, никого не привожу к себе в дом, не распространяюсь о семье, о доходах и прочей строго конфиденциальной информации. Можно было бы, конечно, сочинить какую-нибудь красивую легенду, но только главная проблема всех легенд, даже очень убедительных, — они никогда не выдерживают конструктивной критики в сравнении с самой невероятной правдой, особенно если ты не голливудский Джеймс Бонд. Не хочу быть пойманным на какой-нибудь незначительной мелочи, не хочу случайно завраться, не хочу выглядеть идиотом и подвергнуть риску свою весьма шаткую жизненную позицию. По той же причине я никогда не трахаю однокурсниц, да и вообще не встречаюсь с одной девушкой больше пары месяцев, ведь девчонки имеют ужасно противную привычку — постоянно совать свой нос, куда не следует, особенно в твою голову и в твою душу, а потом еще пытаются навести там идеальный порядок. Ничего нет хуже девчонки, которая знает, что ты ею покорен.
Собственно, вот и вся моя подноготная. Все это немного экстремально на первый взгляд, но я уже привык. Стараюсь всерьез не думать о том, что будет, если меня поймают. Конечно, тогда все пойдет прахом, и я скачусь на самое дно. Только вот если я остановлюсь, на том же самом дне я окажусь гораздо быстрее. По сути мне нечего терять. Я видел много историй про таких как я провинциальных лоботрясов без роду, без племени. В лучшем случае их ждала судьба простых трудяг, которые быстро надрывались, особенно когда обременяли себя женой и парочкой спиногрызов. В худшем случае они спивались, снаркоманивались или по глупости получали статью, еще не успев достичь совершеннолетия. В общем, это не мой вариант. Предпочитаю с оптимизмом смотреть в будущее и не унывать.
Кстати, сегодня двадцать четвертое декабря, а, значит, предновогодний сезон охоты в полном разгаре. Дело в том, что накануне праздников у моей клиентуры всегда водятся крупные денежки, что не может не радовать. Праздник ведь для всех должен быть праздником. Дед Мороз старательно заботится обо всей своей пастве, даже об очень плохих мальчиках вроде меня. Прости меня, дедуля, ибо я согрешил и не собираюсь останавливаться на достигнутом.
Сегодня я решил поохотиться на Таганке. Здесь мне почему-то больше везет, чем на других станциях, но промышлять в одном и том же месте слишком часто — не разумно, поэтому тут я появляюсь не чаще одного раза в два месяца. На платформе полно народу, так что в поезде будет не протолкнуться, а, значит, жертву лучше наметить заранее. Окидываю взглядом разношерстную толпу: у самой линии безопасности в ожидании поезда стоит премилое создание в норковом полушубке и с изящной кожаной сумочкой через плечо. Если особо не вглядываться, то девушка не так уж броско одета, норковой шубкой сейчас в Москве мало кого удивишь. А вот сумочка заслуживает моего внимания — это Valentino, к тому же из последней коллекции. Ох уж эта мне столичная ярмарка тщеславия… даже до подземного царства метро добралась… Будем надеяться, что наша модница располагает наличкой. Незаметно сканирую все ближайшие окрестности на предмет опасных для меня бдительных личностей, сотрудников метрополитена или полиции, а затем пристраиваюсь позади своей клиентки, самозабвенно тыкающей в iPhone. Кстати, хорошенькая и пахнет очень вкусно и дорого. Пожалуй, с такой можно и пофлиртовать. Флирт — это, конечно, риск, но иногда я позволяю себе полихачить. Вот скольких девочек так обобрал, просил телефончик, приглашал пару раз на свидание, и ни у одной ни разу не закралось подозрение, кто именно мог украсть в тот день ее кошелек. Я не только хороший карманник, но еще и обаятельный, зараза. Короче красавчик. От этой мысли губы невольно расплываются в злорадной дьявольской улыбочке, но я беру себя в руки.
Мою девочку толпа почти что вносит в вагон, собственно, как и меня. Мы неловко протискиваемся к противоположной двери, стараясь дотянуться до поручня, и я будто бы случайно оказываюсь прямо у нее за спиной. Нос приятно щекочет аромат ее духов, наэлектризованные светлые колечки ее локонов липнут к моей черной дубленке и меховой опушке на воротнике. Тепло ее тела, согретого норкой прекрасной выделки, проникает сквозь толстые слои зимней одежды и вызывает целый ворох пошлых мыслей. Не подумайте, я не извращенец, но адреналин от опасности, которой я подвергаю себя в такие моменты, и близость красивой девушки делают свое дело и чувствительно бьют по яйцам. Когда имею дело с такими миленькими клиентками, у меня почти всегда эрекция.
Поезд слегка дергается, и я наваливаюсь на нее чуть сильнее, чем реально требовалось, чтобы удержать равновесие. Она даже ненадолго отвлекается от переписки в VK на iPhone и слегка поворачивает голову, чтобы посмотреть, что за увалень посмел потревожить Ее Высочество. Я на голову выше нее, так что видит она лишь мое плечо, а чтобы увидеть лицо, нужно быть чуть смелее и поднять вверх глаза. Бесцеремонно наблюдаю, как она на автомате прокручивает на экране чью-то ленту, причем уже явно начинает нервничать, так как при любом покачивании поезда наши тела чувствительно притираются друг к другу. Я замечаю, как начинает алеть ее ушко и щечка, и, чтобы окончательно выбить ее из колеи, протягиваю правую руку к поручню, чтобы слегка ее приобнять. Попалась, мышка! Девушка обеспокоенно вертит головой, но не видит спасения. Наши руки держатся за один поручень, и я намеренно делаю так, что они соприкасаются. Наконец она не выдерживает, резко поворачивается ко мне боком и поднимает лицо.
Момент истины, моя девочка.
На пару мгновений ее глаза смотрят в мои гневно и с вызовом, зрачки тут же расширяются, но затем взгляд ее смягчается, пробегает по моим волосам, опускается на мои губы, очерчивает линии скул, подбородка, шеи, снова возвращается к глазам, и невысказанная грубость так и не вылетает из ее соблазнительного ротика.
— Извините, — обезоруживающе улыбаюсь я. — Я не нарочно.
— Ничего страшного, — поспешно мотает головой она.
— Хотя нет. Вру, — тут же нагло ухмыляюсь я и слегка закусываю нижнюю губу. — Я все специально подстроил, чтобы Вас соблазнить.
— Как приятно иметь дело с честным соблазнителем, — не теряется она и очень мило смеется, часто хлопая ресничками. Красотки всегда с готовностью принимают признания как должное.
Поезд дергается, и на этот раз я уже открыто придерживаю ее рукой, слегка разворачивая к себе лицом. Она, конечно, из приличия пытается отстраниться, но я этого не позволяю.
— Будет очень нагло, если я срочно попрошу у Вас номер телефона? — слегка склонив на бок голову, я заглядываю ей в лицо. — Дело в том, что мне выходить на следующей станции, а я не уверен, что смогу спокойно просидеть в офисе весь день, зная, что меня отшила такая красотка. Наверняка нагрублю клиентам, наделаю кучу ошибок в отчетах, задержусь на обеде и в итоге получу пару выговоров от начальства.
— Ну как тут не сжалиться… — вся пылая, но не теряя достоинства, весело шутит моя богатенькая принцесска, и голос ее теплеет с каждым словом, потому что я буквально пожираю взглядом ее губки и облизываюсь. — Плюс семь, девятьсот три, семьсот четырнадцать, сорок четыре, четырнадцать, — взволнованно диктует она.
— Крутой номер. Запомню. Я уже успел рассказать, что у меня феноменальная память на цифры? — меня одаривают чарующей улыбкой в ответ и легким взлетом бровей с мягким упреком. — А имя?
— Надя.
— Надежда… Вы знаете, что надежда — это то, чем никогда нельзя пресытиться?
— Теперь буду знать, — тает она, но поезд уже замедляет свой ход перед остановкой, и нам пора прощаться. Моя рука, туго обтянутая тонкой эластичной перчаткой, как раз выныривает из ее модной сумочки с увесистым кожаным кошельком и исчезает в кармане моей дубленки.
— Позвоню тебе сегодня вечером, — обещаю я очень доверительно и отворачиваюсь. Двери открываются, и я начинаю пробираться к выходу, снова смешиваясь с толпой. Только в этот момент какой-то отвратительный грубый голос прерывает всю эту идиллию, и чья-то железная рука стискивает мертвой хваткой рукав моей дубленки, удерживая меня на месте в неумолимом людском потоке.
— А ну стой, сволочь! — рявкает голос. — Девушка, этот урод у Вас только что кошелек из сумки вытащил!
— С ума сошли?! — неподдельно возмущаюсь я и дергаю изо всех сил руку. Вырваться сразу не удается, но я дергаюсь еще сильнее, распихивая в стороны незадачливых пассажиров и совершая мощный рывок ко все еще открытым дверям поезда.
— Осторожно, двери закрываются, — сообщает приятный женский голос. У меня еще есть 2–3 секунды, и этого оказывается достаточно, чтобы я выбрался на платформу до того, как за спиной со стуком сдвинулись двери. Оглядываюсь и мельком успеваю заметить растерянное лицо своей жертвы. Прости, куколка, нам могло бы быть очень хорошо вместе, но какой-то козел все испортил. Мысленно ставлю черные крестики на Таганке и на Павелецкой на полгода. Делаю пару шагов и чувствую, что ноги предательски дрожат, а сердце колотится как у зайчишки, попавшегося в капкан. Медленно выдыхаю, продолжая волочить ноги, воровато стреляю глазами по окрестности, но никому нет до меня дела. Собираюсь с силами, крепко сжимая в кармане свою добычу, расслабляюсь и тут же врезаюсь в чью-то каменную тушу, вдруг выросшую на моем пути.
— Даже не думай сбежать, скотина! — вопит туша и хватает меня за грудки, оттесняя в сторону и вдавливая спиной в мраморную колонну. Ого, вот это силища! Аж в глазах потемнело.
— Ты че, больной! — зло выплевываю ему в рожу и пытаюсь вырваться.
— Пасть закрой! И давай двигай. Я тебя не выпущу, пока не сдам в полицию. Так что даже не думай брыкаться, чмошник. — Громила грубо разворачивает меня, нещадно жамкая в своих лапищах мою многострадальную дубленку, между прочим фирменную и совсем не дешевую, хоть и купленную в дисконте. К тому же еще и чмошником назвал! Я фигею с этого парня! Он вообще не думает, что я тоже могу выйти из себя? Получив еще один тычок в спину, делаю шаг вперед, хотя на самом деле принимаю удобную стойку с упором на левую ногу, резко разворачиваюсь и со всего маху бью этого придурка в морду. Кажется, даже замечаю, как из подбитого глаза летят искры, но любоваться этим фейерверком времени особо нет, поэтому, как только чувствую, что его тиски разжались, толкаю его в грудь и развиваю максимальную скорость, возможную в этом малоуправляемом человеческом стаде. Конечно, приходится поработать локтями, и это мало кому нравится.
Тот хрен с горы, кажется, упал после моего удара и толчка, но уже поднялся и понесся за мной вдогонку. Вот же упертый, зараза! Чертов супермен! Кое-как продираюсь к эскалатору сквозь пинки и недовольные окрики, но на нем уже включаю вторую космическую и взлетаю вверх по ступеням, чертыхаясь и матерясь про себя, как пьяный матрос. Наверху притормаживаю, перевожу дыхание и оглядываюсь. Ну ни фига себе! Этот псих не отстает! Дался я ему… бывают же такие борцы за правду… Через турникеты прохожу без всякой спешки, чтобы не привлечь к себе внимание контролеров и сотрудников полиции, которых на кольцевых станциях сейчас развелось как тараканов, не говоря уже о вокзалах. Слава богу, что инстинкт воришки сам вывел меня к противоположному выходу с Павелецкой, не к Павелецкому вокзалу, а на Зацепский Вал. Жаль, что расцвет моей воровской карьеры не пришелся на времена, когда в метро работали лишь безобидные бабули.
Как только оказываюсь в переходе, натягиваю на голову капюшон с широкой опушкой и прячу лицо от камер. Иду быстро, но на бег перехожу только на ступеньках на выходе в город. Черта с два я сдамся этому маньяку! На улице пускаюсь во всю прыть, даже не оглядываясь, пока не сворачиваю в ближайший переулок. Там на ходу стягиваю с себя черную дубленку, выворачиваю ее наизнанку и снова натягиваю светлым мехом наружу. Тот еще видок, но мне сейчас не до мелких деталей. Из кармана, теперь уже внутреннего, вытягиваю украденный кошелек, раскрываю в трепетном предвкушении. Бинго! Тридцать кусков! Спасибо, любовь моя, Надежда! Целую купюры и снова прячу в карман, а кошелек выбрасываю в ближайшую мусорную урну. Перчатки наконец-то можно снять. После всей этой беготни с меня льет в три ручья, но на морозе дышать легко и приятно. Кутаюсь в свой охренительно модный «полушубок», слабо надеясь, что на гея я все-таки не смахиваю. Хотя какая разница? Лишь бы пронесло! Давненько у меня не было такой веселенькой предпраздничной вылазки. Откуда только этот урод взялся? У самого рожа за решетку просится. На миг закрываю глаза, выдыхаю, разворачиваюсь и смело иду в обратном направлении. Переулок немноголюден, и до следующего поворота не скоро, так что лучше уж встретиться с врагом лицом к лицу, чем сверкая пятками. Едва ли он меня узнает. Главное наглости побольше.
Вернувшись на Зацепский Вал, беззаботно оглядываюсь по сторонам, и чувствую, как меня снова пробирает холод: в моем направлении бежит этот козел в сопровождении двух полицейских. Делаю вид, что осматриваюсь в поисках названия улицы, кручусь на месте как тупой турист и в итоге решаю топать в противоположную от метро сторону. Фух! Вроде, пронесло. Ищейки сворачивают в переулок, из которого я только что вышел. Топаю к пешеходному переходу, периодически оглядываясь через плечо и теперь уже пытаясь анализировать, что же я упустил, если этот кретин стал свидетелем моего постыдного правонарушения. Еще размышляю о том, что в универ идти резко расхотелось. Мне бы до дома добраться и там немного отойти и все обдумать. Ступая на пешеходный переход и проходя мимо какого-то красного минивэна, снова оглядываюсь, успеваю заметить какое-то движение слева, затем следует короткий удар в бедро, меня подхватывает и, кажется, закидывает на капот какого-то автомобиля. Он резко тормозит, а я, скользя и переворачиваясь, пытаюсь ухватиться за что-нибудь, чтобы не упасть, но ногти скребут по ледяному металлу, и я со всего маху падаю под колеса навзничь. Пиздец, как мне сегодня не везет! Голова идет кругом, и я даже не могу понять, больно мне или нет. Только лежу и пялюсь по сторонам, пытаясь оценить обстановку. Кажется, я все-таки цел, и у меня ничего не сломано.
Прохожие останавливаются и что-то спрашивают, но я отмахиваюсь и говорю, что все нормально. Из автомобиля выныривает какая-то дамочка. Ну кто бы сомневался! Кое-как приподнимаюсь, опираясь на локти, мотаю головой, чтобы прийти в себя и уже собираюсь обматерить приближающуюся ко мне автоледи, как взгляд вдруг натыкается на офигенские стройные ножки, кажущиеся совсем голыми в полупрозрачных колготках и обутые в элегантные черные туфельки с острыми носиками и на фантастически высоких шпильках. Черная классическая юбочка-карандаш оставляет возможность любоваться идеальными узкими и при этом округлыми коленями. Пиджачок-стрейч надет на голое тело, во всяком случае ничего, кроме лифчика, под ним точно нет. Зато как он облегает тоненькую талию и очень впечатляющую грудь, украшающую скромное, но все же далеко не пуританское декольте! Блин, да там, кажется, третий размер, не меньше! Изысканный распахнутый янтарно-рыжий полушубок из лисицы искрится под лучами зимнего солнца, и каждая искра — как бриллиант на миллион долларов. На нежной белой ручке поблескивают изящные золотые часики. Ноготки выкрашены в темно-бордовый цвет, как лепестки черной розы. Сглатываю и поднимаю глаза. Медового цвета волосы собраны в большой аккуратный пучок на затылке, но одна золотая прядь прочертила плавную дугу по нежной розовой щечке. Цвет волос бесподобно гармонирует с солнечным оттенком меха, роскошными волнами охватывающего тонкий девичий стан. Сладко пухлые губки распахнуты в ужасе, как и подведенные черными строгими стрелочками оливковые глаза. В последний миг бросаю взгляд на сумочку от Prada и снова падаю на промерзший асфальт, прилично треснувшись головой. «Девушка моей мечты! Спасайте меня, мэм!»