Боже, неужели этот безумный-безумный день все-таки подходит к концу? Когда оказываюсь в собственном автомобиле, прямо ощущаю, как с моих плеч сваливается неподъемный груз. Он все-таки меня уволил… Пока что я в полной прострации, и даже не знаю, как мне относиться к этой новости. Сегодня мне слишком долго приходилось держать все эмоции под контролем, и я продолжаю действовать на автопилоте. Пока что нельзя расслабляться, Ника. Нужно добраться до дома, а там я вспомню каждую деталь сегодняшнего дня, все обдумаю, найду правильное решение… Вынимаю шпильки из тугого пучка на затылке, снимаю с хвоста валик и резинку, с облегчением встряхиваю длинными рассыпавшимися локонами и массирую голову.
На улице беснуется метель, поэтому, как только выезжаю из подземной парковки, автомобиль тут же попадает в головокружительные карусели снежных вихрей. В голову совершенно не кстати вдруг вновь приходят мысли о том, что Володя сегодня весь день показательно держал меня на расстоянии и избегал оставаться со мной наедине. А мне так хотелось, чтобы он обнял меня, приободрил и пообещал, что все будет хорошо… Не знаю, о чем я думала, когда верила в эти отношения и убеждала себя, что они настоящие… Наверное, просто возомнила себя богиней победы, которой все по плечу и которая с легкостью отпустит ситуацию, даже если она сложится не в ее пользу. Но вот я продула все в пух и прах, козырей не осталось, и мне вовсе не все равно.
Из-за всех этих эмоций тут же начинает щипать в носу, жечь в глазах, а горло сжимает болезненный спазм. Нет, Ника, еще не время для истерик и слез! Видимость нулевая, на дорогах опять многокилометровые пробки, на улице так завывает ветер, что даже в теплом салоне по спине бежит озноб и зуб на зуб не попадает. Хотя последнее, конечно же, из-за нервов… или я все же заболеваю…
Телефон отключен. Я не готова ни к каким звонкам, особенно с поздравлениями. Просто хочется добраться до дома, выпить снотворного и вырубиться часов на двенадцать. Огни вечернего города и снежинки плывут и мельтешат перед глазами, и даже находясь в таком состоянии, сложно не признать, что столица прекрасна именно зимой во время снегопадов. Есть во всем этом белом безумии что-то волшебное и сказочное. Почему-то очень хочется верить в чудо, в исполнение желаний и в собственные силы. Включаю радио — и сразу случайно попадаю на волну, где крутят рождественские гимны. То, что надо, чтобы продержаться до дома и не разреветься… Через пару минут уже подпеваю дрожащим и хрипловатым от переполняющих меня чувств голосом Сенатре: «Let it snow, let it snow, let it snow…»
Когда добираюсь наконец до дома и паркуюсь у подъезда, бросаю взгляд на часы: 22:07, и вдруг память пробивает молния, озаряющая события сегодняшнего утра. Макс! Как я могла о нем совсем забыть?! Меня тут же охватывают противоречивые ощущения: тревога, любопытство, растерянность и, пожалуй, облегчение… Я, конечно, дико устала, но почему-то перспектива остаться наедине со своей болью, кажется невыносимой, и я хватаюсь за мысли об этом парне, как за соломинку. Я ведь еще успею наплакаться, правда? Впереди невыносимо долгие праздники — у меня будет предостаточно времени, чтобы поразмыслить, как я оказалась вдруг совсем одна, без работы и без любимого мужчины накануне Нового Года…
Поднимаясь на лифте, я вся подрагиваю от волнительного предвкушения и еще от страха, что, возможно, произошло что-нибудь плохое. Даже не знаю, что именно, и даже боюсь фантазировать на эту тему. На лестничной площадке моего этажа с удивлением замечаю, что из-за моей двери доносится музыка. По странному стечению обстоятельств играет «Don't cry» Guns N' Roses, одна из моих любимых композиций, которая к тому же как нельзя лучше созвучна моему нынешнему состоянию. Странно, что в дверь еще не колотят разгневанные соседи, потому что от громкости, кажется, сотрясаются стены. Невольно ускоряю шаг и нетерпеливо открываю дверь.
Зайдя из ярко освещенного помещения в погруженную в темноту квартиру, не сразу могу понять, что же не так с этой темнотой, тем более что грохот динамиков, включенных, кажется, на полную мощность, слегка дезориентирует в пространстве. Моя затемненная гостиная, также как и кухня, подмигивают мне десятками огненно-желтых огоньков, и я невольно хмурюсь, пытаясь осмыслить это странное и, безусловно, чудесное явление, пока мой взгляд не останавливается на комоде в прихожей. На нем пылает сразу пять свечек, пять моих коллекционных свечек ручной работы, расписанных по мотивам орнаментов Густава Климта и привезенных пару лет назад из Вены! Они обгорели уже на четверть, и по великолепным узорам безжалостно пролегли рубцы из стекшего воска. Поспешно склоняюсь к мерцающим огонькам и дую на них изо всех сил, пока они не гаснут. Прихожая тут же погружается в полнейшую темноту, хоть глаз выколи. Немедленно жму на выключатель, чтобы зажечь свет, но он почему-то не срабатывает. Бессмысленно щелкаю им в замешательстве, пока не понимаю, что это бесполезно. А еще до меня доходит, что этот балбес, похоже, зажег все свечи, какие только нашел в доме! Господи, я собирала эту коллекцию со студенческих лет! В ней и сувениры, привезенные из разных стран, и памятные подарки от близких мне людей, и произведения ручной работы, выполненные на заказ в соответствии с моими личными предпочтениями! Стискиваю зубы, снимаю полушубок и туфли и на ощупь осторожно пробираюсь в комнату.
В какой-то момент мне вдруг становится не по себе. Все-таки в моей квартире посторонний человек, и он, похоже, спокойно тут хозяйничал. Чего вообще можно от него ожидать? Но мой гнев и самоуверенность пересиливают страхи и сомнения. Это же просто мальчишка, невоспитанный, эгоистичный поганец! В комнате подрагивают черные тени и отсветы пламени. Моя коллекция действительно горит и тает на глазах, но тушить остальные свечи я не решаюсь, так как тогда я окажусь один на один с этим типом в полной темноте, а его, между тем, что-то нигде не видно. Обхожу комнату кругом, присматриваясь к дивану, креслам и углам, и останавливаю свой взгляд на включенном ноутбуке. Пробегаюсь пальцами по тачпаду, и на экране тут же высвечивается одна из моих весьма откровенных фоток. У меня от шока перехватывает дыхание, ведь я тут же вспоминаю, какие еще фотки хранятся в этой заветной папке. Да какого черта?! Заглядываю на открытую вкладку браузера, и перед моими глазами предстает наша с Володей переписка. Я убью этого засранца!
— Макс! — зову я, пытаясь перекричать музыку. — Ты где, Макс? Твою мать! — ругаюсь я, ударившись в темноте ногой об угол журнального столика.
Конечно же, он меня не слышит, где бы он ни был, а я вдруг замечаю брошенные на диван джинсы и свитер. Офигеть! Зато теперь становится понятно, где он прячется. Вырубаю музыкальный центр, стремительно направляюсь к ванной комнате и стучу, но не получаю никакого ответа, а дверь оказывается не запертой. За ней тоже мигают десятки золотых огоньков, он обставил свечами всю ванную комнату — они на полках, на раковине, на стиральной машинке и, конечно же, ими утыканы бортики ванны, в которой он разлегся под сугробами из мыльной пены. На какое-то время я просто теряю дар речи. Стою и молча рассматриваю парня, как ни в чем не бывало потягивающего что-то из бокала для Мартини. В комнате, конечно, темно, но даже слабый свет позволяет разглядеть его атлетическое телосложение — широченные плечи, накачанные руки и грудь, блестящие от влаги. Его мокрые волосы зачесаны назад, в темных глазах, словно раскаленные угли, пылают отражения свечей, а на губах играет вызывающая ухмылка, словно он наслаждается тем, в какое смятение меня привел всем своим поведением и видом.
— Какого… какого черта ты делаешь в моей ванне?! — наконец возмущенно выдаю я, сбиваясь, потому что мне не хватает воздуха, и вся вспыхивая, то ли от гнева, то ли все-таки от осознания того, что он так близко и при этом обнажен.
— Тоже рад тебя видеть, малышка, — беспечно откликается молодой человек, ставя бокал на мраморную столешницу раковины и закидывая руки за голову, чтобы снова улечься. — Если честно, мне как-то даже в голову не пришло, что ты будешь против, если я приму ванну… — его голос звучит так, будто он искренне считает себя святой невинностью и вообще не понимает, в чем причина моего гнева.
— Как видишь, я против! И я тебе не малышка! — восклицаю я. — Ты издеваешься, да?! Что ты вообще здесь творишь?!
— Эммм… — недоумевая, тянет он, не двигаясь с места. — Ты чего так кипятишься? Я, вроде, ничего плохого не делал… Даже не пользовался твоей зубной щеткой…
— Ты смотрел мои фотки на ноуте! И мою личную переписку тоже!
— Ну… на ноуте не было пароля… и так случайно вышло… я хотел посмотреть прогноз погоды… и просто по интернету полазать… А фотки потрясные, так что тебе не о чем переживать. Ты красотка.
— Да ты! Ты! Ты вообще не имеешь никакого представления о воспитании! Я думала, у тебя правда травма, ты ходишь с трудом… а ты! Убирайся из моей ванны немедленно! — зло выпаливаю я.
— Ладно… как скажешь, — он наконец-то садится, задумчиво почесывает затылок, опирается локтями о борт ванны и смеривает меня тем самым оценивающим и похотливым взглядом, за который иногда хочется влепить некоторым наглым парням звонкую пощечину. — Слушай, я вообще-то хотел устроить тебе небольшой сюрприз… Заказал ужин, зажег свечи и все такое…
— Да! Я заметила! Ты зажег мои коллекционные свечи! Я их по всему миру собирала! — вскипаю я еще больше. — И что еще за ужин?!
— Ну, хорошо, хорошо, детка, извини за свечи… — снисходительно пожимает плечами он и виновато улыбается. Как на зло, от этой его обаятельной белозубой улыбочки становится не по себе, а, где не надо, бегут мурашки и разливается приятное тепло. Даже от его певучего голоса с едва заметными насмешливыми нотками вспыхивают уши и слабнут колени, а тут еще приходится отбиваться от уже совершенно откровенного и пошлого флирта, да еще и в собственной квартире, в ванной комнате, если быть точнее. — А ужин — романтический и конечно, праздничный, — беспечно продолжает он. — Ты в курсе, что сегодня католическое Рождество? А потом у тебя же День Рождения…
О, Господи! От возмущения ничего, кроме классического жеста «facepalm» и вздоха разочарования в первый момент изобразить не получается. У этого парня, похоже, ни стыда, ни совести.
— Во-первых, я тебе не детка! — ледяным тоном с расстановкой выговариваю я, взяв себя в руки. — Во-вторых, я тебя оставила здесь вовсе не для того, чтобы ты принимал ванну! Если у тебя болит нога, я, так уж и быть, отвезу тебя в травмпункт, потому что действительно виновата в твоей травме. Но никаких романтических ужинов мне от тебя не надо после всего этого!
— После всего этого? — с иронией замечает он, наигранно хмуря брови. — То есть, если бы не свечки, ты не отказалась бы от романтического ужина?
— Никакого! Романтического! Ужина! — зло отчеканиваю я, хватаю с крючка первое попавшееся полотенце и запускаю ему в лицо. Он, конечно же, ловко ловит его на лету, и, прежде чем он вдруг встает во весь рост, особо не заботясь о том, чтобы прикрыться, я успеваю заметить на его лице выражение злорадного предвкушения.
— Вообще-то я всегда думал, что свечи для того и покупают, чтобы их зажигать… а ты носишься с ними, словно это какая-то невероятная ценность… где-то читал, что склонность к коллекционированию — это психическое отклонение… — цинично рассуждает он, вытираясь, а я просто… просто теряю дар речи от такой наглости!
— Знаешь что! — восклицаю я срывающимся голосом. — Это мои свечи! Я купила их на свои деньги! Многие мне подарили! Они дорогие, некоторые из них уникальные и ручной работы! И это мне решать, когда и с кем их сжигать! А ты! Ты, видимо, не привык ценить то, что дорого другим людям!
Эмоции выплескиваются из меня практически неконтролируемо. Я сегодня и так достаточно держала себя в руках, и все это — уже последняя капля.
— Да ты просто огонь, малышка… Более гадкий характер сложно себе представить… — язвительно замечает он, вытирая волосы, а затем лицо, пока я в шоковом состоянии созерцаю его великолепное спортивное тело, по которому стекает пена. Взгляд невольно задерживается на его члене, и я понимаю, что, кажется, совсем поплыла от этого впечатляющего зрелища. Ужасно не хочется себе в этом признаваться, но его состояние и размеры не могут мне не льстить. Краснею, как школьница, и в смущении отворачиваюсь, чтобы направиться к выходу, понимая, что дальше мне здесь оставаться незачем. Только вот он, кажется, что-то сказал про мой гадкий характер, или мне показалось?
— Что-что ты сказал? — запоздало реагирую я на его дерзость и снова смотрю в его сторону, пока он оборачивает полотенце вокруг бедер и перешагивает через край ванны. — Это у меня гадкий характер?! Ты оказался в доме у постороннего человека, а ведешь себя так, будто тебе тут гостиничный номер! И вообще…
Я продолжаю возмущаться, а Макс стоит в нескольких шагах от меня, уперев руки в узкие бедра, пару секунд смотрит на меня каким-то странным затуманенным взглядом, словно в упор не слышит, что я ему говорю, а потом вдруг идет прямо на меня. Сначала мне кажется, что он просто хочет выйти из ванной, и я отступаю в сторону от прохода, но он почему-то приближается ко мне, слегка склонив на бок голову и заглядывая мне в лицо. В его неторопливых движениях чувствуется наглая уверенность и животная грациозность. Все-таки как хорош этот гад!
Я, кажется, даже замолкаю, выбитая из колеи его магнетизмом, нервно сглатываю и невольно делаю шаг назад, упираясь спиной в стену. Он даже опомниться мне не дает, а просто склоняется к моему лицу и целует в полураскрытые губы, сразу бесцеремонно проникая языком мне в рот. С его волос ручьями течет вода, и его губы мокрые и слегка горьковатые на вкус от плохо смытого шампуня и, кажется, от Мартини. Зато свежий аромат всего его обтекающего пеной тела врезается мне в ноздри, окутывает меня всю, поглощает, выносит из головы последние гневные мысли. Его руки находят мои запястья и прижимают их к холодной кафельной плитке у меня над плечами. Его пальцы поглаживают мои ладони, вызывая озноб во всем теле. По моим рукам текут прохладные струйки воды, а мои губы бесстыдно и ненасытно требуют ласки, неистовых трений, глубоких проникновений, укусов и удушливых жадных вибраций. Я запуталась. Я ничего не понимаю и не хочу анализировать. Его рука обвивает мою шею, заставляя закинуть назад голову и прижаться всем телом к его обнаженному мокрому торсу. Из-за этой близости я вздрагиваю, будто меня окатили ледяной водой из душа. Я тут же насквозь промокаю от его влаги и позволяю ему неистово притиснуть себя к стене. Мы оба задыхаемся, и за эти пару секунд судорожных вздохов, я успеваю осознать, что происходит что-то совершенно непредусмотренное, незапланированное, непредсказуемое…
— Да какого… какого черта ты делаешь?! — шепчу я в его пышущие жаром губы, слабо пытаясь высвободиться и чувствуя, как щеки неистово вспыхивают от запоздалого постижения происходящего, но на самом деле мне уже откровенно плевать на ответ. По крайней мере кажется, что плевать.
— Хочу тебя трахнуть, радость моя, чтобы ты заткнулась, — вдруг заявляет он с наглой непоколебимой уверенностью. — Я не выношу, когда на меря орут спесивые рыжие девчонки, возомнившие себя древнегреческими богинями.
Снова захватывая в свой плен мой рот, он медленно поднимает мне юбку до самой талии, яростно вцепляясь пальцами в попку. Его полотенце падает, и я сквозь тонкие кружевные трусики ощущаю, как его горячий твердый член крепко вжимается в мой живот. Мне остается только беспомощно постанывать в его объятьях, потому что все слова возмущения захлебываются в волне накатившего возбуждения. Я хочу его оттолкнуть, но, когда мои ладони касаются его горячей кожи в прохладных капельках воды, решимость покидает меня, и я неосознанно ласкаю его широкие мощные плечи, его вздувающиеся на сильных руках мышцы и его натренированную грудь. Может быть, если бы он не был так хорош внешне и не целовался бы так сногсшибательно, я бы смогла взять ситуацию под свой контроль, но его тело, его волосы, его лицо, его губы слишком восхитительны, чтобы я нашла в себе силы прислушаться к голосу разума. В его движениях не чувствуется ни тени сомнения или неуверенности, напротив, он ведет себя так, будто он совершенно убежден, что я принадлежу ему и сделаю все, чего он только ни пожелает. Его рука бесцеремонно ласкает меня сквозь трусики в низу живота, там где все горит и пылает, а затем переходит на обнаженную кожу на бедрах, нагло сжимая, стискивая и ощупывая.
— Чулочки? Что ж ты за штучка, если даже в минус пятнадцать позволяешь себе щеголять с голыми ножками? Совсем плохая девочка? — жарко шепчет он в ухо и тут же проходится губами и языком по мочке, по щеке, по шейке. Его бедра мягко двигаются, и член трется о мой живот. Черт, он ведь реально очень большой… закусываю губку, чувствуя, как дрожат колени и ноги начинают плохо меня слушаться.
Я млею и даже не нахожусь, что ответить. Мысли позорно спутались, и я чувствую себя какой-то наивной неопытной ни разу не целованной дурочкой, первый раз в жизни пришедшей на дискотеку и попавшей в сети опытного совратителя. А ведь мой первый безумный хмельной поцелуй действительно был на дискотеке с каким-то незнакомым парнем. Дежавю… и слабость в коленях совсем как тогда… Только тогда я остановила его и даже не дала ему свой номер телефона, потому что была слишком гордой, слишком неприступной, слишком хорошей, чтобы знакомиться с парнями в таких местах. Наверное, теперь мне правда больше нравится быть плохой девочкой… соблазнять чужих мужей… сбивать красавчиков на переходе… заманивать их в свою квартиру, а потом… Ну что за бред в голове… Наверное, весь этот бред мучает меня из-за того, что он расстегнул мой пиджак и нещадно ласкает груди, нежно потирая затвердевшие соски тонким шершавым кружевом бюстгальтера… Его горячие влажные губы при этом неистово впиваются то в шею, то в щеки, то в рот… как же бесстыдно он целуется, будто в нем совсем нет тормозов… да и я, кажется, готова позволить ему слишком многое… слишком… Из моих губ вырывается глухой стон, который он гасит новым глубоким поцелуем, оттягивая мою голову назад за волосы. Не больно, но ужасно не удобно, и я пытаюсь вырваться, но он оказывается чертовски сильным, поэтому приходится подчиниться.
— Почему… — задыхаюсь я, — почему не включался свет, хотя… хотя музыкальный центр работал? — хватаюсь я за первую пришедшую в голову здравую мысль, чтобы немного остыть, в тот короткий миг, когда Макс оставляет в покое мои губы.
— Потому что я вырубил пробки только от выключателей, — шепчет он горячо мне в лицо и замирает, поймав мой взгляд. Его безжалостные ненасытные губы ухмыляются мне, а глаза смеются надо мной откровенно и нагло. — И что мне за это будет, Ника, богиня победы?
Кажется, я сейчас должна парировать, но он уже успел расстегнуть мою юбку пару минут назад, и она тут же упала на пол, а теперь он стягивает с меня пиджак, словно с принадлежащей ему рабыни, а потом бесцеремонно запускает руку мне в трусики. Я вздрагиваю и извиваюсь, прижавшись спиной и ладонями к холодным кафельным плиткам на стене. И, хотя сейчас он даже не думает удерживать меня силой, я чувствую себя бабочкой, приколотой иглой к холсту бессердечным энтомологом. Правой ладонью он опирается о стену над моей головой, а средний палец его левой руки проскальзывает в горячие влажные складочки у меня между ног и мучительно медленно и мягко двигается там, распаляя, сводя с ума, заставляя трепетать и лихорадить. По самодовольному выражению его лица, я понимаю, что он очень доволен произведенным им впечатлением. Наглый бессовестный мальчишка! А мне, пожалуй, уже поздно строить из себя снежную королеву… самое время принять его правила игры. К тому же я вдруг понимаю, что я хочу забыться — сейчас, здесь, с ним.
— Это зависит от того, на что ты способен, котик, — дерзко улыбаюсь я, склонив на бок голову и с вызовом заглядываю в его мерцающие в темноте и полные коварства глаза, а затем пробегаюсь ноготками по его щеке, губам, подбородку, шее, груди… горячей ладонью поглаживаю его крепкий поджарый живот, любуясь рельефом мускулов на его великолепном теле. Наконец кончиками пальцев добираюсь до пылающей пунцовой головки его до предела вздыбленного члена и легкими нежными движениями растираю образовавшуюся там скользкую капельку по шелковистой пылающей коже. Кажется, дыхание этого самодовольного нахала слегка сбивается, а я снова поднимаю пьяняще обольстительный взгляд, чтобы одними лишь глазами свести его с ума, и медленно облизываю влажный пальчик. Не без удовольствия замечаю, как Макс нервно сглатывает, с его лица сходит улыбка победителя, остается только холодная язвительная усмешка в уголке губ. Зато он стискивает челюсть, поигрывая желваками, и испепеляет меня таким хищным сладострастным взглядом, что у меня все внутри леденеет. Тем не менее, я выдерживаю этот взгляд. — Надеюсь, ты меня не разочаруешь, — добиваю я его задетое мальчишеское тщеславие.
— Значит, ты не такая уж моралистка, какой кажешься на первый взгляд?
— А ты, надеюсь, также хорош, каким пытаешься себя выставить…
Похоже, соперницы в отношениях Максу не по вкусу. Он во всем любит быть первым и просто обожает диктовать свои условия. Вот и сейчас страсть вскипает в нем и бьет через край, он превращается в зверя, которого я сама раздразнила. Он неистово притискивает меня к стене, требовательно приподнимает одну мою ногу, придерживая ее под колено и прижимая к своему бедру, а свободной рукой грубо сдвигает в сторону мои трусики, которые от такого обращения, кажется, трещат по швам. Я вся пылаю и снова теряюсь, его член трется о мою влажную киску. Он слегка приседает, чтобы войти в меня, но почему-то медлит, а я млею, схожу с ума от нетерпения, дрожу и кусаю губы.
— Давай, богиня… приказывай, чего ты хочешь? — издевается он и дразнит меня легкими нежными прикосновениями и толчками там, внизу. Я нетерпеливо ерзаю и обхватываю его за шею обеими руками, чтобы притянуть его к себе и заставить его меня поцеловать. Конечно, мне не хватает смелости сказать ему то, чего я так хочу, и я таю, сгораю и извиваюсь в его сильных объятьях, пока он наслаждается моей беспомощностью. — Что, язычок проглотила? Я так и думал, что ты трусишка… но попытка меня впечатлить была хорошая… — шепчет он мне в губы и тут же впивается в них жадным сумасшедшим поцелуем, а затем входит в меня неистово и глубоко. В первый момент я даже пытаюсь вскрикнуть от болезненного спазма, но мой крик глушат его губы, а потом он просто приподнимает вторую мою ногу, придерживая ее за бедро, легко подхватывает меня под попку и начинает покачивать меня на руках, насаживая на член.
Все тело превращается в источник наслаждения, нежные стоны сами вырываются из моих губ, я сжимаю его мощный торс ногами, чтобы крепче прильнуть к Максу, мои руки обхватывают требовательными тисками его шею, а его — по очереди перемещаются под мои колени и удерживают меня на весу за бедра. Я перебираю пальцами его мокрые волосы, впиваюсь в его ненасытные губы, но задыхаюсь и… Боже, боже… что я творю? Я же совсем не знаю этого человека…
— Пожалуйста… не останавливайся…, - вырывается из моих губ, прежде чем мои сладостные пытки становятся настолько невыносимыми, что я лишаюсь способности говорить и только издаю слабые отрывистые стоны.
— Как скажешь, богиня… — тяжело шепчет Макс в ответ и продолжает покачивать меня, держа на руках. Его мышцы твердые, как камень, дыхание прерывистое и обжигающее, а его тело теперь покрывают не холодные капельки воды, а липкий горячий пот, который он беспощадно втирает в мою кожу. Мои соски трутся о его гладкую широкую грудь, по коже бегут электрические разряды, сознание улетает в космические бездны, а мышцы напряжены до предела. Наконец я изгибаюсь дугой, Макс прижимает меня к стене, неистово рычит и пронзает меня последними мощными ударами, бешеной пульсацией и взрывом, которые дарят мне ни с чем не сравнимый экстаз и заставляют стонать в исступлении.
— Надеюсь… ты не думаешь, что так легко… от меня отделаешься, — самодовольно улыбается Макс, немного отдышавшись, и нежно вонзается зубами мне в ухо, лаская его губами и языком. Мне ужасно щекотно, и хочется тереться головой о его щеку, как ласковому котенку, и совсем не хочется, чтобы он опускал меня на пол и разжимал объятья, но я чувствую, как он устал, поэтому позволяю ему себя отпустить. Он опирается рукой о стену, тяжело дышит мне в лицо и радостно заявляет: «Это было очень круто, малышка». Я неловко поправляю растрепавшиеся волосы и боюсь поднимать на него взгляд. Между ног все мокро и течет, в уставшем теле ощущается дрожь, ноздри щекочет ни с чем не сравнимый аромат секса. Кажется, я позволила втянуть себя во что-то совершенно безумное, что я еще сама толком не осознала… Рядом с этим парнем во мне, похоже, преобладает не разум, а инстинкты, поэтому анализировать что-либо совершенно бесполезно. Я в полной растерянности… я в шоке от себя самой… я краснею, словно меня уличили в чем-то ужасно постыдном, и я чувствую, что победа, кажется, за ним, потому что он волен творить со мной, что угодно, а я не смогу ему противостоять.
— Ты мог бы… выйти? — наконец поспешно произношу я слабым прерывающимся голосом и нервно кусаю губы. На Макса я так и не решаюсь взглянуть, но он наверняка в восторге от того, что заставил меня потерять контроль. Его наглую улыбочку я чувствую всей кожей и даже удивляюсь, когда он послушно выпускает меня из объятий и молча выходит из ванной комнаты, не бросив ни одного колкого замечания. Тут же запираю за ним дверь и облегченно выдыхаю. Ника… да ты, кажется, умом тронулась… мы даже не предохранялись! Конечно, я принимаю таблетки, но… но… Черт! Черт! Черт!