Одиночество — самое суровое из наказаний, потому что эльф никогда не остается один, даже в смерти.
— Я спас столько своих людей, сколько смог.
А тысячи других оставил умирать.
— У меня не было выбора.
У тебя был выбор — стоять насмерть и сражаться. Но ты повернулся и бежал.
— Я защищал тех, кого мог спасти.
Ты бросил тех, кто нуждался в тебе. Ты — трус.
— Нет!
Трус, малодушное ничтожество, отступник. Ты потерял все, и мужество, и Родину. Ты заслуживаешь смерти. Почему ты до сих пор дышишь этим воздухом?
— Потому что Инисс, мой бог и повелитель гармонии, желает еще сильнее покарать меня, сохранив мне жизнь.
Ха! Как удобно. Значит, в твоей жалкой и бесполезной жизни виноват твой бог. Он отвернулся от тебя в тот день, когда ты предал свой народ. Он ждет того момента, когда ты соберешь остатки мужества и сделаешь то, что должен был сделать в день своего унижения. В день, когда кровь невинных жертв запятнала твои руки.
— Я не мог сделать большего.
Ты мог умереть ради тех, кто любил тебя. Ты обязан был умереть. Доставь им это удовлетворение хотя бы сейчас. Признай свою вину. Встреться со своим богом лицом к лицу. Будь честен перед самим собой.
Такаар отвернулся от камня, на котором восседал его мучитель, будучи не в силах и дальше слушать справедливые упреки. В нескольких сотнях футов внизу текла река Шорт. Соблазнительная и чарующая, даже с такой высоты. Вокруг торчащих валунов пенилась и вскипала вода.
Необъятный и вечный тропический лес за его спиной, казалось, тоже смотрел на него со злой насмешкой. Каждое создание, что дышало, жило и умирало на службе у их бога, Туала, издавало какофонию звуков, которые звенели у него в голове, туманя разум.
Он поднял глаза к небу, моля Гиал о помощи. И богиня дождя услышала его мольбу, ниспослав грозу, которая заглушила голос леса и пролилась барабанным боем капель на его голову, очищающим и обещающим прощение. И вновь вызвала к жизни воспоминания.
«…в тумане вставало алое зарево. Вдали замерла песня. Дымка рассеялась, словно ее смахнул рукой сам Инисс, обнажая выстроившиеся напротив вражеские шеренги. Воины, стоявшие вдоль парапета, застыли в напряженном ожидании. Такаар смотрел вперед, всеми фибрами души впитывая чувства, охватившие обороняющиеся войска. Он глубоко вздохнул, чтобы унять сердце, гулко стучавшее в груди.
Такаар провел рукой по лбу. Это было неправильно. Поколение войн и сражений не могло закончиться вот так. В лесу, меж деревьев, теснилась пехота гаронинов. Солдаты стояли кучно и плотно, как муравьи. А потом они медленно двинулись вперед. Тысячи и тысячи. А за ними, возвышаясь над макушками деревьев, поплыли осадные машины. Десятки и сотни».
Такаар сгорбился, прижав колени к груди и тихонько раскачиваясь взад и вперед. Пальцы его босых ног впились в край обрыва. Взгляд его не отрывался от противоположного утеса и тропического леса за ним. Но вот взор его затуманился, и по щекам потекли слезы. Сегодня, как и всегда, он знал правду.
— Я — трус. Невинная кровь запятнала мою душу, — прошептал он.
Хорошо, очень хорошо.
Такаар встал. Снизу доносился грохот волн, сливаясь со стуком дождевых капель о голые скалы и мокрую листву деревьев. В голове у него воцарилась звенящая пустота. Даже воспоминания не беспокоили его. Пустота внутри была страшнее видений прошлого.
Ты можешь покончить с этим. Сделай шаг вперед. Всего один. Это же так просто. И тогда все, конец.
Такаар пошевелился, скользя вперед и чувствуя, как осыпается под ногами земля. Выпрямившись во весь рост, он вдохнул пьянящий аромат влажного леса. Родного дома, благословенного Иниссом и окропленного кровью тех, кто так и не успел почувствовать его почву под ногами. Тех, кто остался в старом мире и наверняка погиб.
По его вине.
— Я не заслуживаю дышать этим воздухом и любоваться красотой рассвета.
Нет.
Такаар взглянул вниз, на камни, о которые разобьется его тело, и стремительные пенные струи, которые унесут его кровь и плоть. Его позор, унижение и трусость. Лес примет его в свои объятия и вернет Иниссу. Раскаявшегося. Искупившего вину. Прощенного.
— Но я не заслуживаю прощения.
Мы все заслуживаем его.
— Моя смерть не станет справедливым воздаянием для тех, кому я причинил зло.
Не путай справедливость с прощением. Справедливого воздаяния не существует. Есть только месть. Поступи с собой так, как хотели бы поступить с тобой жертвы твоей трусости. И тогда ты обретешь прощение. Инисс по-прежнему любит тебя.
— Я не заслуживаю любви Инисса. Как и любого другого бога.
Милосердие и прощение идут рука об руку. Но только в том случае, если им сопутствует жертвоприношение. Сделай то, что должен.
Такаар склонил голову. Дождь пошел сильнее. Слезы Гиал падали, оплакивая финальный акт жизни падшего героя. В небесах зарокотал гром. В свинцовых тучах сверкнула молния.
«…Такаар провел рукой по лбу. Он был горячим и влажным, несмотря на рассветную прохладу. Но душа его заледенела. Его бил озноб. Он смотрел, как они приближаются. В оборонительных порядках насчитывалось не более трех тысяч защитников. Извне наступало в десять раз больше, а во мгле за осадными машинами как будто из-под земли вырастали все новые и новые шеренги.
— Такаар?
Такаар вздрогнул. Он так резко оглянулся, что едва не потерял равновесие.
— Пелин. — Он сделал глотательное движение. — Что тебе нужно?
Пелин нахмурилась и развела руки в стороны, ладонями кверху.
— Приказ.
Такаар кивнул.
— Да. Приказ.
Он вновь перевел взгляд на выстроившиеся напротив вражеские войска, до которых теперь оставалось меньше двух сотен ярдов. Они уже входили в зону поражения. Ложа осадных машин разворачивались в их сторону, задираясь в небо. Он слышал, как скрипят натягиваемые огромные луки. Звуки эти эхом отдавались у него в голове, туманя разум».
Такаар вновь ощутил сатанинский жар, испепеляющий сердце, словно все это происходило прямо сейчас. Перед глазами у него все поплыло, руки задрожали, а ноги подогнулись. Дышать стало трудно. Он судорожно хватал воздух широко раскрытым ртом. По телу пробежала дрожь, а глаза защипало, словно в них насыпали песка.
Ты вынес им приговор.
Руки Такаара дрожали, когда он отнял их от лица, и влага на нем была вызвана не только проливным дождем.
Ты судил их. И решил, что большинство недостойны того, чтобы жить. Еще одно жалкое оправдание для твоей трусости. Ты бросил стариков и больных, чтобы спасти свою никчемную жизнь.
— Я сделал то единственное, что мне еще оставалось. И спас тех, кого смог.
Голос Такаара вспугнул птиц с насиженных мест, и они сорвались с веток. Дождь ослабел. Он резко развернулся лицом к своему мучителю, но камень был пуст. Пуст, как и всегда.
Ты один. И ты лжешь только самому себе.
Как часто в его голове звучали эти слова. Он знал, что будет дальше. Он уже слышал их бессчетное множество раз. Губы его шевельнулись в унисон.
— Тебе не хватает мужества расстаться даже с собственной жизнью.
«…— Мы остаемся на месте или выступим им навстречу?
Вновь заговорила Пелин, но теперь голос ее доносился откуда-то издалека.
— Столько жизней, — сказал Такаар, качая головой и протирая глаза тыльной стороной руки. — Эвакуация закончена?
— Закончена? — В разговор вступила Катиетт. Или же ему показалось, что это была она. Что-то неладное творилось с его слухом. В ушах у него стоял звон, а слова доносились, словно сквозь вату. — Пелин уже говорила тебе. Чтобы закончить ее, нам нужно еще десять дней. Мы должны продержаться, Такаар. Решай.
— Решать что? — вопросил он. — Как мы умрем? Или здесь, или там. Другого выхода нет. Инисс оставил нас.
Такаар улыбнулся, глядя на Пелин. Она недоуменно нахмурилась.
— Ты сказал…
— Уже слишком поздно. — Такаар вновь покачал головой. — Слишком поздно. Мне очень жаль. Прости меня.
Он сделал шаг назад».
Дождь прекратился. Слезы Гиал перестали течь. Она вновь отвернулась от него. Ничего другого он и не заслуживал. Такаар бросил взгляд на вершину утеса и вытоптанную площадку, на которой стоял. Он знал, что вернется сюда. Знал, что у него нет выбора.
— Завтра, — сказал он. — Завтра все будет по-другому.
Он развернулся, унося свою ложь с собой, и нырнул под сочившийся влагой зеленый покров леса.
Получив заверения Силдаан в том, что им ничего не грозит, Лиит вывел жрецов храма на козырек перед входом. Находясь внутри, они не слышали почти ничего из того, что происходило снаружи, но каждый камень пропитался предчувствием беды. Когда внутрь проникла волна холода, жрецы начали молиться. Лиит пожалел их тогда, как жалел и сейчас, когда они стояли у врат своего святилища, встречая первый день нового мира. Или, точнее говоря, возвращения к старому.
Первым выйдя на свет и увидев тела ТайГетен на земле и иней, все еще прячущийся в тени храма, Лиит понял, что не готов. По краям козырька выстроились уродливые фигуры людей. Один из них стоял рядом с Силдаан. Их вожак, Гаран.
Пятеро жрецов за спиной Лиита возмущенно зароптали. Послышались слова молитв. К их гневу примешивалось смятение. Вот стоит Силдаан. Одна из их числа. Стоит рядом с врагами, среди изуродованных тел лучших воинов Инисса. Вокруг витает запах смерти. Воздух отравлен ею. Значит, вот какая она, магия, о которой говорила Силдаан и на которую возлагала такие надежды.
— Ждите меня здесь, — распорядился Лиит и подошел к Силдаан. — Что ты наделала?
— Это — борьба за выживание, Лиит, — ответила Силдаан. — И не делай вид, будто не понимаешь этого.
— Ты считаешь, что мы выиграем эту борьбу, убивая себе подобных?
— В таком деле жертвы неизбежны.
— Значит, вот как ты это называешь?
— ТайГетен никогда не поддержат нас. Дети они Инисса или нет, но они встали на нашем пути. Другого выхода у нас нет.
— Мы говорили о том, чтобы взять их в плен, — напомнил Лиит.
Силдаан рассмеялась.
— О да, ты говорил об этом. Но я живу в реальном мире. Тем не менее из уважения к тебе и к ним я предложила им выбор. Угадай, какой была их реакция?
— Мне кажется, что мы поступаем неправильно, — Лиит покачал головой. — Мы с тобой пришли к согласию о том, что происходит здесь и сейчас. Мы знаем, что наш долг восстановить прежний, настоящий порядок. Но нас должно остаться достаточно, чтобы править. Тебе известно, с чем столкнулись дети Инисса — или все эльфы, если на то пошло. Мы не можем позволить себе небрежно и мимоходом убивать своих братьев. Даже если они — ТайГетен.
Силдаан шагнула к Лииту, подойдя к нему вплотную. Она превосходила его ростом. Кроме того, она была быстрее и опытнее. Но жрец не отступил ни на шаг. Силдаан взглянула ему в глаза, явно рассчитывая смутить.
— Мы уже столько говорили об этом, Лиит. Те представители нашей расы, что выступают против нас, нам не нужны. Мы должны завладеть храмом. А потом, как только совершим это, сделать заявление, эхо которого прокатится по лесу и достигнет больших городов. Это будет правильным первым шагом.
— Овладение храмом — да. Особенно теперь, когда Джаринн отбыл в Исанденет. Но вот это? Это же бессмысленная бойня. Они были твоими друзьями. Ты слишком на многое закрываешь глаза. А я смотрю на происходящее и испытываю отвращение оттого, что мы запятнали свой храм присутствием людей.
— У тебя сдали нервы, Лиит. Эти люди помогут тебе остаться в живых. Ты должен решить, с кем ты.
Силдаан обеими руками толкнула Лиита в грудь. Он покачнулся и отступил на несколько шагов, отмахнувшись от Гарана, попытавшегося поддержать его.
— Не смей прикасаться ко мне, — прошипел жрец.
— Силдаан права: ты должен передать послание.
— Что ты знаешь об этом, чужеземец?
Резко развернувшись, Лиит поглядел в покрасневшие глаза на распухшем от укусов лице. Густые брови Гарана уродовали его лоб. Подобно всем людям, он был широкоплеч и коренаст и носил тяжелые кожаные доспехи и меха, совершенно неуместные во влажном тропическом лесу, а его оружие годилось только для того, чтобы рубить растения, расчищая путь.
— Я знаю, что нужно сделать. Нам нужна война; ты должен спровоцировать ее, а не вежливо предложить, — заявил Гаран.
— Нам не нужна война. Мы…
— Лиит, — перебила жреца Силдаан, стараясь, чтобы голос ее прозвучал негромко и спокойно.
Напрягшись, Лиит развернулся к ней.
— Ты этого хочешь, — сказал он. — Верно?
— Да, я хочу положить конец той глупости, что зовется «законом Такаара». Мы оба хотим одного и того же. И это послание услышат во всем Калайусе.
— Ты вынудишь их обрушиться на нас, — прошипел Лиит. — И человеческой магии окажется недостаточно. Ты сама говорила, что нужно действовать исподволь и незаметно.
— Здесь не самое подходящее место для того, чтобы обсуждать подобные вещи. Наши союзники не должны слышать, как мы ссоримся.
Но Лиит только покачал головой в ответ. Силдаан вдруг ощутила, что в душе у нее разгорается гнев.
— Их не должно быть здесь. Никого. Это — наше и только наше дело.
— Ты знаешь, для чего они здесь, — зло бросила в ответ Силдаан. — Нам нужна помощь. Нас слишком мало.
— И стало еще меньше.
Силдаан нанесла молниеносный удар справа, сломав Лииту нос. Кровь горячей струей хлынула из ноздрей жреца ей на правую руку. Лиит отпрянул и поднес обе руки к лицу. Глаза у него расширились, и он сильно закашлялся от неожиданной боли.
— За что?
— Ты — не моя чертова совесть, Лиит. Инисс свидетель, что я не нуждаюсь в том, чтобы мне говорили, что и как делать. Я должна быть уверена, что ты с нами. Я должна знать, что ты веришь мне. Итак?
Лиит взглянул на нее, зажимая руками разбитый нос, кровь из которого капала на его короткую куртку без рукавов. Крепко зажав кость пальцами, он осторожно вернул ее на место, чем вызвал ошарашенное ворчание у солдат, стоявших рядом с ним. Но сам Лиит даже не поморщился. Закончив, он убрал руки от лица, и кровь вновь хлынула струей.
— Мы с тобой знакомы вот уже восемьсот лет, — слегка гнусавя, проговорил он. — И ты знаешь, что я не стал бы лгать тебе.
Он сплюнул кровь на землю и вытер рот рукавом.
Силдаан вздохнула.
— Все когда-то случается в первый раз.
— Зачем? Силдаан, ты ведь не настолько глупа, как хочешь казаться. Что с тобой происходит? Нам не нужны союзники. Мы не можем доверять им и должны действовать по-другому. Им не рады здесь, и их никогда не примут, как равных. И кто вообще разрешил им прийти сюда и предложить нам свое столь воинственное и кровавое содействие?
— Случилось то, что я поняла — время истекает. Его осталось меньше, чем думает кто-либо из этой жалкой кучки слюнтяев. Ты знаешь, что должно произойти в Исанденете, в Гардарине. Сегодня. Тебе давно пора научиться идти в ногу со временем.
— Ты говоришь о том, чтобы разрушить гармонию. Собираешься вернуть нас во времена Войн Крови. Для чего тебе это нужно?
— Лиит, я выслушала тебя. Но мы должны двигаться дальше. Каков твой ответ?
Но она уже видела, что он уперся и своего мнения не изменит, и застонала в душе. Жрец отрицательно покачал головой.
— Проклятые остроухие, — пробормотал Гаран.
Лиит стремительно развернулся к нему. Он уступал Гарану в росте и телосложении, но почему-то ничуть не казался от этого менее опасным. И сам знал об этом. Он заговорил на языке обитателей северного континента.
— Что тебе до этого, короткоживущий? — Лиит стоял всего в шаге от Гарана. Достаточно близко, чтобы убить его голыми руками. — Это — не твоя война. И земля тоже не твоя. Ты все равно получишь свою плату, будешь ли ты сражаться или молча простоишь под дождем. Решаем здесь мы. А ты принадлежишь нам. Сейчас ваши жизни — в наших руках. Мы можем раствориться в своем лесу, и тогда вы никогда не найдете дорогу обратно.
— Поэтому я останусь здесь и буду говорить со своей сестрой в храме моего бога столько, сколько сочту нужным. А если ты посмеешь оскорбить меня еще раз, я убью тебя. Ты меня понял?
— Я понял тебя, — отозвался Гаран на весьма приличном эльфийском. — А еще я понял, что и дальше оставаться здесь — значит терять время, которого у тебя и так нет. Я знаю, что Силдаан права, а те, кто отказывается видеть, что сулит им будущее, рискуют навлечь гибель на детей Инисса.
— Я не намерен дискутировать с тобой по этому поводу, — коротко бросил Лиит. — Ты — никто. Наемные мускулы.
— Ты повергаешь меня в отчаяние, Лиит, — сказала Силдаан. — Почему ты ведешь себя так?
— Потому что мы все должны сделать правильно, иначе мы предадим всех эльфов, а подонки, подобные этому, невозбранно ступят на благословенную землю Инисса.
Силдаан поманила его в сторону от Гарана.
— Чего ты добиваешься, Лиит?
— Я хочу, чтобы ты пообещала мне, что больше не будешь убивать детей Инисса. ТайГетен и других. Я хочу, чтобы ты смирилась и признала, что не вправе решать судьбу кого бы то ни было из наших людей. Не считай себя выше их. Силдаан?
— Я не могу пообещать тебе этого, — негромко ответила жрица, и голос ее заглушил шум дождя, хлынувшего с новой силой. — И я в отчаянии оттого, что не могу убедить тебя в своей правоте.
— В таком случае я не пойду с тобой, — прошептал Лиит, и на глазах его выступили слезы. — Мы не можем вернуться к порядку, замешанному на страхе. Это тебе следует учиться идти в ногу со временем. Чтобы нам повиновались, мы должны внушать уважение.
Силдаан подошла к жрецу вплотную и положила руку ему на плечо. А он вдруг ощутил прилив небывалой грусти. Почти скорби.
— Знаю. Но мы не сможем достичь этой цели без боя. Ни один эльф не пожелает преклонить колени только потому, что мы попросим его об этом. Почему ты не хочешь понять столь простую вещь?
— Если они откажутся, значит, мы недостойны править ими.
— Ох, Лиит. Мы не можем упустить такой шанс, иначе попадем в рабство к кланам туали[1] и биитан[2]. И уж они-то не проявят такой робости и нерешительности, как ты.
— Такаар научил нас тому, что война — это не путь вперед. Несмотря на все его недостатки и неудачи, именно он положил конец Войнам Крови. А эта дорога ведет к краху.
— Значит, следует избрать другую.
Силдаан привлекла жреца в свои объятия. Преодолев мгновенную растерянность, он припал к ее груди и расплакался. В самом страшном сне он и представить себе не мог, что погибнет от ножа, который она вогнала ему под ребра, и клинок поразил его в самое сердце. Лиит ахнул и еще крепче вцепился в нее.
— Пусть твоя дорога к предкам будет легкой и безопасной. Когда-нибудь ты благословишь мой путь, и мы пойдем по нему вместе.
Лиит не чувствовал боли. Ноги у него вдруг подогнулись, и Силдаан опустилась на колени рядом с ним. Он уставился на нее, пока она вытирала ему кровь из носа и рта.
— Твой путь приведет всех нас к смерти, — успел прошептать он.
— Успокойся и помолчи. Оставь свою ненависть здесь. Иди свободным.
Глаза Лиита закрылись. Тело его повалилось на землю. Щекой он почувствовал прикосновение прохладного камня. Он вознес краткую молитву Шорту, прося бога принять его душу. Жрец смутно ощутил, как Силдаан вытащила нож. Он больше не испытывал гнева. Его охватила всепоглощающая печаль.
Лиит попытался сделать вдох, но легкие его уже наполнились кровью, и он захлебнулся ею. Жрец попытался открыть глаза, но сил у него уже не осталось. Над головой у него зазвучали голоса.
— Пусть Шорт сопроводит твою душу в благословенные объятия Инисса. Пусть твое тело достанется подданным Туала. Пусть лес вновь возьмет тебя к себе. Пусть твоя жертва не будет напрасной, — сказала Силдаан.
— У тебя не было другого выхода, — сказал Гаран.
— Я любила его. Но то, что нам предстоит, больше любви к одному ula[3]. А тебя я ненавижу. Так что подумай сам, насколько я ценю твою жизнь.
По щеке Лиита скатилась одинокая слеза.