Тот самый сантехник 3

Глава 11 — Психануть так психануть: начало начал

Почти сутки назад.

Олаф Мергештольц не любил холод и тем более зиму. Русские определённо спятили, когда выбирали себе место жительства. Но ещё более безумными казались идеи Третьего Рейха, что рассчитывал дойти до Сибири и поселиться в этих местах. Только наркоман-Гитлер мог до такого додуматься. Не зря же он сидел почти на всех известных «химических догонялках» своего времени, коих включало почти восемьдесят препаратов, в том числе кокаин, морфин и метамфетамин. Отличная «диета» для самого известного вегетарианца своего времени.

Сверхтопливо для несостоявшегося художника, которого однажды обидели, а расплачивался весь мир. Нельзя же так с художниками. Вот сейчас в Берлине художникам полная свобода действий. И те то мошонку к полу к Рейхстага прибивают, то унитазы на выставках с наваленной кучей выставляют на общий обзор. Чтобы заценили и окультурились уже как следует.

А Гитлер, да что Гитлер? Чего скрывать, у него и сейчас немало последователей в Европе, которые пытаются пройти той же дорогой, но не босиком, а занюхивая по той дороге в каждую ноздрю. Одухотворённые, полные планов, пока не отпустило, они снова стремятся «драхнахостен», пока от «пути на восток» не остаётся один только вопрос — «нах?».

Олаф учился в школе ещё при наследии советов и отлично знал, что весь великий Рейх сидел на наркотических препаратах. Так среди арийцев «с двадцатилетним стажем» был популярен первитин. От холода он не спасал, но вроде бы позволял «сверхлюдям» быть чуть более сверху, и чуть менее снизу. То есть быть более бодрыми, энергичными, быстрыми, сильными и продуктивными. Как любым наркоманам после дозы. Таблетки по полной программе восполняли пробел неидеальных людей «ради высших целей». А цель была по сути только одна — сделать больше немцев и меньше всех прочих народов. В идеале один к одному. Где у каждого умного немца есть глупый раб.

Другое дело, что вся продуктивность мега-немцев шла на топку людей в газовых камерах. И за право предоставить свой вариант уничтожения людей боролись лучшие умы и компании что того времени, что активно работающие в промышленности и сейчас. Но у капиталистического мира память короткая. А потребителю всё равно, чьи моторы стояли на «мессершмиттах» и чьи двигатели коптили небо в «тиграх» и «пантерах». Он не знает что шкода производила для Третьего Рейха и в каких количествах.

Олаф потёр красный нос. А теперь что? Теперь у Германии даже газа нет. Немцев почему-то с каждым годом всё меньше, а приезжих больше, которые почему-то тоже немцами считаются, хотя череп им никто давно не мерит. Видимо, у Провидения свои планы насчёт интеграции в социум и глобализации.

Найн-найн-найн! Зачем жить при отрицательных температурах, когда можно жить при положительных?

Снег Мергенштольца бесил, а слабые ноги в валенках едва вели к остановке.

Валенки ещё эти! Какая-то дремучая древность. Обувь неудобная даже с подшитой подошвой. Ну а что жарко в ней и на пот прошибает, когда все вокруг мёрзнут и суют руки в карманы — дело десятое. Не умеют русские обувь делать. Вот адидас или пума — умеют. Но их утеплённые кроссовки почему-то даже с полосками и животными на окантовке не желают греть, когда температура опускается ниже нуля.

— О, Дойчланд, когда же мы тебя потеряли? — пробурчал немец, глядя на айфона карту и подходя к остановке.

Пока он раздумывал почему немцы не производят свои телефоны, а закупают всё у американцев по части техники, к остановке подъезжал ПАЗик. Но медленно и неторопливо, так как сначала застрял на светофоре, а потом в потоке автомобилей. Которых почему-то даже в самом уездном городке больше, чем в Берлине в первый гололёд. А всё потому, что немецкие автомобили оказались непрактичными при высокой цене на топливо. Быстро ломаются, жрут много. Конечно, бюргеры предпочитают пересаживаться на велосипеды. И даже одевать эти чёртовый свитеры с горлом, которые шею колют, лишь бы подольше экономить на транспорте.

Да что гаджеты? В ФРГ, на которую совсем недавно смотрели с завистью в связи с успехами в промышленности, культуре и спорте, теперь не хватало газа даже на то, чтобы обогреться зимой в собственном доме. И многие пенсионеры рванул за границу на пансионаты и в гостиницы по системе «всё включено» на весь зимний период, просто чтобы переждать холода. Потому что проще так, чем оплачивать платёжку. А если кто готов оплачивать, тому охотно сдадут дом на зимние месяцы хоть в центре Берлина.

Жарко Олафу. Мысли так и лезут неприятные. Привычка ездить на казённом автомобиле по городу давала о себе знать. Прошёл немного, а мокрый как мышь. Почему эти коварные русские предпочитали покупать более экономичные японские автомобили? У них то с ценами на топливо всё хорошо… по сравнению.

Ослаб Олаф, отдышка появилась, и начало появляться пузо. А щёки немного отвисать от блинов, котлет и пельменей.

Он невольно на миг увидел своё отражение в стекле задней двери небольшого автобуса.

Боже, что за вид? Разве он позволил бы себе носить что-то похожее на тулуп и телогрейку разом? В дизайнерском плане у русских всё полный провал. Одна военная форма получается. Но практично, надо признать. На деле же хоть иди расстёгнутым. Даже подмышки вспотели. Снегопад, метель, но с каждым новым шагом — жара! Только дыхание сбивается. Тяжёлая одежда. Не из пузырьков воздуха.

А ещё эта чёртова шапка! Не слышно ничего под ушками. Головой приходится вертеть как лебедю на пруду. Лоб ещё потеет. Неудивительно, что русские коварно уши этой шапке всегда подворачивают. Но стоит загнуть — сразу и уши мёрзнут и шея.

Есть, конечно, решение в виде шарфа, но Борис (чёртов эгоист!) пытался предложить ему настолько колючий шарф, словно стекловатой обматываешься. Кожа в нём через минуту как будто шнапсом намазана. Жара двойная. Ещё и воняет горюче-смазочными материалами, словно в гараже хранили. Пришлось отказаться. Зачем такой, когда ездишь в автомобиле с почти личным водителем?

Зачем же он изгнал этого личного водителя из квартиры? Этот вопрос терзал Олафа все пятьсот метров, что преодолел до остановки в темноте, подсвечивая снег фонариком на айфоне, а теперь продолжал терзать и в автобусе на заднем сиденье, пока разглядывал вязанный свитер под расстёгнутой курткой у школьника рядом. Пожалуй, даже слишком пристально, так как ухо шапки краем глаза коситься не позволяло.

Удобные свитеры с оленями канадцы придумали, конечно, скандинавы и прочие жители Гренландии. Русские могли только сверхколючее недоразумении придумать, чтобы грело и пытало одновременно. Нихт, он такой носить не готов. Хоть Боря и предлагал. Вместе с носками вязанным, чтобы совсем уж его запытать. И весь этот набор дизелем пах, как будто в бочке с дизтопливом вымачивался. Тоже пытка, только для обоняния.

Нет, вот сложно было этому человеку постирать подарок как следует? Всё равно же полы мыл, посуду мыл и стирал на руках вещи их обоих в тазике вручную. Пылесос то им со стиральной машинкой начальство к казённой квартире не выдало почему-то. Но этим всем и жена сможет легко заниматься. Что ей ещё тут делать, пока от снега будет укрываться в тёплой квартире?

От этой мысли Олаф даже улыбнулся и в окно посмотрел. Краем лба прислонился, остывая и расслабляясь. Сначала ты хочешь власти, денег, самореализации, социальных изменений, потом тебе чуть за тридцать, и ты просто хочешь поспать утром, в темноте, и конечно, в выходные. Но не будешь, потому что некогда.

— Эй, гражданин-хороший, — донеслось откуда-то сбоку от женщины с сумкой на боку. — Проезд оплачиваем.

Почему он хороший, Олаф даже не догадывался. Едет себе человек в полу-тулупе, полу-телогрейке, в ушканке и валенках на работу и в ус не дует. Потому что усов нет. Не растут. Да и платить за проезд как-то отвык за последний месяц. Ну а что щёки розовые и нос красный, так то от прилива крови. Улыбается, кислорода надышавшись.

Пошерудив в кошельке, Олаф достал один евро монеткой и протянул.

— Вот.

Кондукторша сначала приняла евро за юбилейную монетку в десять рублей и с протянутой рукой ждала новых монеток. Всё-таки за десять рублей далеко не уедешь. Но когда Олаф отвернулся и снова попытался прислониться к стеклу, присмотрелась и возмутилась:

— Что это?

— Как что? Евро! — заявил Олаф. — Международный платёжный инструмент. Курс посмотреть? Он же много рублей стоит.

Тут Олаф невольно на курс на дисплее телефона скосил и добавил со вздохом:

— Стоил… нихт себе!

Похоже, за месяц в мире много чего произошло, а он и не в курсе.

Тут рядом подскочил мальчик и что-то на ухо кондукторше прошептал, фотографию улыбающегося Олафа показал с глазами пьяненькими.

Женщина дородная с расстёгнутой курткой и шапкой спортивной набекрень, тут же рассвирепела и как давай кричать на весь салон:

— Да нахуй мне твоё евро, бомж вонючий. Рубли гони или уёбывай из автобуса! С мальчиком ещё сел рядом и пялится на него, щупает.

— Я… я… нихт… — залепетал Олаф, немного растерявшись неожиданному напору.

— Щас я тебе дам них! — заявила кондукторша и на мужиков посмотрела. — Парни, помогите.

— А чё не помочь? — первым поднялся мужик толстый. — Ругается ещё при детях.

— Пялится на них, ёрзает, смотрю, — добавил другой, щуплый, в очках, но с боевым задором в глазах. — Щупает украдкой, походу, извращенец чёртов!

Немчик и рад бы больше сказать, но евро ему тут же на лоб наклеили без клея. А пара мужиков подозрительно быстро поднялась со своих мест и без всяких объяснений заехала в глаз и вышвырнула на следующей же остановке.

Олаф как был с евро на лбу, так лицо из сугроба и достал в снежном колючем безумии.

— Швайне! — крикнул он, но тут же закашлялся.

Задумчивым взглядом проводив автобус, он подскочил и давай ему кулак, фак и локоть согнутый показывать. По очереди. И чем дальше отъезжал, тем активнее показывал. Сразу нельзя. Всё-таки в руке айфон, а не шмайсер.

Приложив снег к глазу подбитому, расстроенный падением курса евро и своим собственным, Олаф свободным глазом на дисплей посмотрел. А там по маршруту рядом банк подсвечивается. Тут же в голове практичного немца и созрел план, что хоть валюта и обмельчала так, что за неё уже бьют в морду, а не улыбаются как раньше, всё-таки обменные пункты работают. А с рублями он уже и за русского может сойти.

Одобренный тем размышлением, Олаф тут же по направлению к Берибанку и поплёлся. Но тот оказался открыт только с девяти утра. А ещё и семи нет.

Несогласный с графиком, Мергенштольц тут же ругаться начал на родном языке. Но через пару минут все ругательства повторяться начали. И тогда на русском продолжил. Но быстро устал. А пока дух переводил, заметил с крыльца, что банкоматы-то работают в круглосуточном режиме.

Обрадованный немец тут же внутрь пробрался. А внутри тепло, светло и бомж в урну с чеками ссыт. От вида этой картины Олаф и застыл. А бомж, словно за своего принял, стряхнул и показал на пол с картонкой.

— Чего застыл, коллега? Милости прошу к нашему шалашу, так сказать. Как насчёт совместно распития сгущёнки любимого мужчины, так сказать?

Олаф пулей вылетел из предбанника банка и предпочёл полтора часа гулять по району. Что за напасть — ощущать себя бедным, когда полный кошелёк евро в кармане?

То в продуктовый зайдёт погреться, пока у продавщиц терпение не лопнет, то на турнике повесит на детской площадке. Отжиматься то не надо. Снега намело на метр. Стой на нём и веси. Рад бы на скамейку присесть, да те ещё откопать надо.

Но с детской площадки его быстро дворник прогнал. Пришлось остаток часа у банка куковать. Благо, бомж из предбанника уже выбрался и больше прилечь рядом никто не предлагал. А урну с чеками даже вынесли.

Наконец, открылся банк и Олаф сразу талончик взял на «денежно-валютные операции». Ждать долго не пришлось и его первым же к кассе вызвали. Обрадованный сервисом, немец в кабинку зашёл, поздоровался с оператором — молодой девушкой-блондинкой, которую в арийцы бы не глядя взяли.

Та поздоровалась в ответ и начала на него смотреть. Олаф с глубоким чувством собственного достоинства в карман за кошельком залез. А того — нету.

«Вот до чего занятие спортом на детской площадке доводит», — невольно подумал Олаф и глаза вдруг грустные-грустные стали.

— Мужчина, вы долго? — подстегнула блондинка.

И Олаф из кармана только один евро достал. Протянул.

— Это всё? — даже не удивилась девушка, исходя из внешне-оценочных характеристик субъекта с фингалом под глазом, от которого вдобавок несло потом.

Он кивнул. Грустно и неторопливо. Если в движении можно передать всю тоску и отчаянье, что свалились на него в этот момент, то это был тот самый жест бровями. Но хотя бы на проезд до работы должно хватить. А там помогут. И дворника хитрожопого за жопу ту быстро возьмут. Выгнал то точно в тот момент, когда кошелёк на снегу увидал.

— Хорошо, давайте паспорт, — продолжила девушка красивая, да ставшая вдруг такой недоступной, что зубы невольно стиснулись, а губы сжались.

И тут Олаф взвыл. Паспорт то со всеми документами на квартире остался! Зачем его с собой на работу таскать?

Он даже по карманам зашарил с тревогой, но рука на ключ наткнулась. Иисусе! Домой он всё-таки попадёт. А потом всё-всё исправит.

— Маша, да обменяй ты ему один евро без паспорта, — прошептала старшая сотрудница младшей, показавшись рядом. — У человека похоже трубы горят. Ты посмотри на него. Трясёт всего.

— Как скажете, Лариса Сергеевна, — усмехнулась сотрудница, взяла одну монетку, отчитала монеток взамен и тут же побежала руки мыть с мылом.

Олаф с обречённой тоской сгрёб в руку мелочь и снова поплёлся на остановку. Зачем на квартиру? Ясно же, что дворника никто не найдёт. Или скажет — не видел, не брал. Да и дворник ли взял? Или просто в снегу валяется?

Вспомнив, что по теории вероятности есть пару процентов, где он может найти свой кошелёк целым и невредимым, Олаф даже от остановки обратно на детскую площадку пошёл. И начал в снегу рыться. Но его снова быстро дворник окликнул. Но на этот раз даже сфотографировал сразу.

— Опять ты?! Я тебя предупреждал, чтобы по моему двору не шлялся! Надумали тоже, срать в детской беседке!

— Я… я…

— Хана тебе, мужик, вали, пока полицию не позвал.

— Верните мне мой кошелёк! —

— Откуда у бомжа кошелёк? Удумал тоже, — ответил дворник и действительно за телефон взялся. — Сейчас участковому фотку твою скину и быстро в ориентировку попадёшь.

Олаф как стоял, так и побежал к остановке. За решётку ещё не хватало попасть. Тогда с работы быстро уволят. И обратно, домой отошлют. В стране уже, конечно, появились магазины, где за рубли всё покупают только, но самих то рублей при таком раскладе не много привезёт.

И немец с самым скверным настроением на остановке остановился нового автобуса ждать. Автобуса не было, почему-то. Только микроавтобусы. А туда людей набивалось столько, словно фокусник дурил его. Как при четырнадцати посадочных местах в Газель тридцать-сорок человек набивается в зимней одежде он слабо себе представлял. Но когда сам решился попробовать, пропустив три маршрутки к ряду, локтем в глаз получил и сошёл сразу же.

Под вторым глазом фингал синевой расплылся. Благо снега вокруг много — бери, да прикладывай.

Боль физическую и печаль на душе ощущая внетелесную разом, Олаф даже Боре решил позвонить. Этот чёртов русский приедет и всё решит. Как тогда, когда в коллектор распределительный залез в детском садике за ребёнком. Или когда без сомнения руку без перчаток в школе в унитаз сунул и горсть прокладок вытащил использованных, не поморщившись. Человек-кремень.

— Долбанный сибиряк. Ничем таких не пронять. Панду придушат и не поморщатся, — пробурчал Олаф, присел на лавочку в снегу, и телефон достал.

А на том трещина на экране.

— Швайне-е-е-е! — в сердцах закричал Олаф, ведь за айфон последней модели ещё два года кредит платить. Лучше бы автомобиль починил и ездил на работу как человек. В командировку бы не пришлось напрашиваться, коллег подсиживая.

— Не надо так орать! — заявила женщина с тяжёлой сумкой и этой самой сумкой так решительно замахнулась на него, что Олаф вновь побежал.

На этот раз вдоль дороги. Дыхалки метров на сорок хватило. После чего ноги стали неподъёмные. Он прошёл ещё метров десять и свалился.

— Иисусе, да у них даже женщины щей нальют, и по ним же набьют, — вдруг понял Олаф, постигнув какой-то новый уровень владения языка и снова решительно за телефон взялся.

Звонил уже лёжа. Да сплошь длинные губки. Словно Боря нарочно его игнорировал.

— Бессердечный ублюдок! — кричал Олаф и бил руками по снегу, разбрасывал его во все стороны и снова кричал. — Проклятый эгоист! У-у-у, попадись ты мне! Я на тебя на самого валенки одену.

— Обую, — раздалось рядом.

Олаф приподнялся из снега, а на тропе снежной парень в очках стоит с сумкой через плечо. Очки протерев, он добавил:

— Правильно говорить — обую.

— Я тебя сейчас в презерватив обую! — заявил ему Олаф в крайнем приступе гнева, не разглядев угрозу в щуплом теле и людей с сумками и большими кулаками поблизости.

— Правильно говорить — одену, — немного смутившись, добавил щуплый парень в спортивной шапке. — А если нужно надеть, то…

— Пошёл нахуй-у-уй! — закричал Олаф и за парнем по снегу рванул.

Но тот как грациозная лань убегал быстро и даже оглядываться успевал, пока Олаф в сапогах падал в снег, поднимался и пытался кидаться в него снежками. А когда совсем отстал, парень телефон из сумки достал и набрал короткий номер.

— Ало, скорая? Тут мужчине плохо. Захватите что-нибудь успокоительное. Он это… не в себе малость. Улица Ленина, у остановки…

Потери на этом для Олафа не закончились. Он вдруг понял, что в руках давно нет айфона. Какой-никакой, даже с трещиной, тот всё ещё работал. Но теперь был где-то глубоко под снегом. Учитывая пройденные, пробеганный и проползанный путь в двести с лишним метром, копать, чтобы его найти пришлось бы примерно четыре дня вручную. Снег мягкий, а телефон небольшой и плотный. Наверняка упадёт на самое дно.

Это была последняя разумная мысль Олафа на сегодня. Схватившись за сердце, он от всей полноты чувств рухнул спиной в снег и погрузился в безвременье. А когда над ним появились люди в курках поверх белых халатов, даже не удивился. Но единственное, что он смог им сказать обмороженными губами это: «Гитлер — капут» и «Майн нэйм из Олаф».

На основании этих слов Олаф Мергенштольц обедал уже в лечебнице имени «Святого Иуды», ранее, (до ребрендинга медицины), известной в народе как «психиатрическая лечебница имени Павла Морозова». Но кормили его с ложечки и привязанным.