Товарищ Грейнджер

Глава 1

Катя не слышала взрыва. Она даже не поняла, что теряла сознание. Просто внезапно стемнело, и в непривычно легкой голове зазвучал голос, предлагающий жизнь. Естественно, Катя ответила, как подобает комсомолке.

В этот раз она потеряла сознание заметно для себя. Только за тем, чтобы тут же очнуться на мягкой кровати.

Катя вскочила и, заметив ТТ на столике, цапнула его со всей возможной проворностью. На секунду ей показалось, что она его не удержит, так она ослабела, но все же оружие подчинилось ей.

Пляшущий в руках ствол она переводила то на окно, то на дверь. Было тихо. Что-то не казалось правильным, но боевой азарт мешал сообразить, что же. Наконец, до Кати дошло — книги. Много, много книг. Запирать пленницу в библиотеке? Или, судя по пушистой кровати, роскошной комнате? Жирно будет. А вот раненого товарища — слабость подтверждает возможность ранения — вполне могли и разместить вот так. На столе тоже лежали книги, и не только они. Еще — календарь, свернутая в трубочку газета. Это славно, можно почитать сводку с фронта. Вдруг уже выбили врага из Белоруссии? Канонады не слышно… Ну конечно! Канонады не слышно! Значит, тыл, и притом глубокий тыл.

И потом, ведь кто-то оставил ей пистолет? Враг точно не стал бы.

Поколебавшись, она спрятала пистолет в тумбочку. Не должно боевое оружие вот так валяться, а таскать его и тяжело, и незачем.

Катя решительно направилась к столу, и присмотрелась к календарю. «Июль 31, 1989». Стоп. Как это так? Восемьдесят девятый? Это где же ее сорок пять лет мотало? И ей что, шестьдесят пять исполнилось? Но рука вообще без морщин. Так не бывает. Да что же это!

— !!!

Однако, за такие слова мама и рот с мылом вымыть могла. В мирное время, конечно, но тут, судя по всему, оно и есть.

Правильным не казалось еще что-то. Календарь, вот что! Трофейный что ли? Нет, немецкий Катя кое-как знала. Один раз даже пригодилось — это когда ее тот фриц обезлошадил и она, пробираясь к своим, напоролась на троих фрицев в лесу. Правда, тогда больше пригодились другие навыки, которые преподал товарищ инструктор именно на подобный случай. Матерого диверсанта из Кати, конечно, за месяц занятий не сделали, да и не стояла такая задача, но вида крови бояться отучили, да и преподали… всякое интересное. В сочетании со знанием вражьего языка полезное.

Двоим немцам по пуле в грудь, одному в колено, а потом два часа задушевного разговора с ним. Когда с немцем случился серьезный некомплект ушей и пальцев, он в итоге перестал поливать ее презрением, и даже охотно делился информацией, но это ему не помогло: Катя его зарезала. Стрелять не стала, потому что патронов и так не хватало, а запачкаться успела. В общем, немецкий она знала и еще подучила с тех пор, а то разминулась с патрулем на считанный час, пока соображала, что фриц лопочет…

Так вот, календарь был не немецким. Но и не русским.

Рядом с календарем лежала открытая книга. Взгляд Кати лихорадочно забегал по строчкам. О, математика, только уровень детский какой-то… Да что не так-то?!

Вдруг взгляд Кати расфокусировался и она увидела не слова, а буквы. Латинские буквы. Она присмотрелась внимательнее.

— Bollocks! — выругалась она снова, с удивлением и ужасом понимая, что этот неродной язык она понимает, как русский. Английский язык.

И если англичане ну или американцы не совершили своей Революции, если у них не было своего Октября, если весь мир не объединился под алым стягом, это означало одно.

Капстрана. И находится тут Катя достаточно давно, чтобы считаться предательницей.

Впрочем, Катя успокоилась, еще до того, как, шагая по комнатке туда-сюда, подошла к зеркалу.

Предательница? А почему, собственно? Ну, только допустим, что это капстрана. Мало ли законных поводов тут находиться? Может, она память потеряла?

В таком ключе Катя рассуждала, пока не подошла к зеркалу. Затем все ее мысли как будто вымело из головы. В зеркале отражалась не она. То есть совсем не она. В зеркале отражалась девочка лет девяти, такой и в пионеры-то рано. Октябренок еще. И вместе с тем, казалось, что так и должно быть, отражение не воспринималось, как совершенно чужое.

Сама по себе такая новость вряд ли способствует успокоению, но в Катином случае это значило в первую очередь то, что она действительно никого не предавала, даже невольно, а исполнила свой долг до конца. Это были приятные мысли, и они на некоторое время отвлекли ее от другого вопроса. Но к нему пришлось вернуться.

Итак… Какого хрена случилось?! Что за фокусы с зеркалом?

Катя припоминала, что кто-то предлагал ей жизнь. В ответ она обозвала его фашистской гадиной и сказала, что будь у нее пистолет… Ого. А пистолет-то и правда есть. ТТ. ТТ… Катя кинулась к тумбочке. ТТ послушно лег в детскую ладонь. Номер… Да, это Катин пистолет. Только будто только что с завода, все царапины ушли. Совсем все.

Это что же получается? Она могла что угодно пожелать? Целый ИАП, например. Или заводы новые. А лучше долгих лет жизни товарищам из ГКО. И чтоб враги Советского государства ничего с ними сделать не могли. Нет, лучше — чтобы сразу из страны убрались, капитулировали. Раз ее в другое тело засунули, то омолодить человека таким силам — раз плюнуть. И надо же было такой дурой быть.

Гм, а что за силам-то?

В бога Катя не верила, да и не стал бы он таким заниматься. Зачем? А вот если это коммунисты с другой планеты… С одной стороны, подтолкнуть развитие любого общества — благородное дело. Но с другой, вмешиваться прямо — это, наверное, все равно, что колонизировать, если разница в развитии велика. А она должна быть велика, судя по результату.

Отсюда еще вывод — что-то не так, раз понадобились такие меры. Человечество так и не объединено, либо что-то плохое вскоре случится. Будущее, они, наверное, тоже знают, мало ли. А Катю не зря отобрали — она хоть и не успела вступить в Партию, но за дело Ленина бороться готова!

Жаль только девочку. Но, может, она и так умирала. Или не было ее вовсе? Теперь не узнать. Хотя, если судить по тому, что Катя так бодро читает по-английски, никуда девочка не делась. Ну и хорошо.

Но надо кое-что проверить:

— Как меня зовут?

И сама же ответила:

— Екатерина Фролова. Гм…

Может, на английском попробовать?

Получилось! Как будто само собой ответилось «Hermione Granger». Странное имя. Шекспировское какое-то. «Я, наверное, англичанка. Да, англичанка, — с неожиданной уверенностью заключила Катя. — Графство Сюррей. Ух ты, здорово!»

Знания не спешили приходить, но проявлялись, когда в них была нужда. Так, Катя — Гермионой она себя в мыслях решила не звать, чтобы не потерять самоосознание, — бросив взгляд на странный прибор с уверенностью опознала в нем магнитофон. Непостижимым образом она понимала, что это.

Но знание касалось только личности или конкретных вещей, попавшихся на глаза. Маму Гермионы, Джейн, получилось даже представить. Отца — нет, но зато она узнала его имя — Ричард. «Вспомнить» же, что творится в мире, Катя не могла. Да и вряд ли Гермиона разделяла ее интересы. Те же самолеты только мальчишкам обычно интересны.

Гм, а ведь не менее полувека прошло. До чего должна была научная мысль дойти! Может, и отправку ракеты на Луну готовят?

Катя начала ворошить книги.

Это был рай, настоящий рай! Таких книг в ее время не было, или их издавали очень мало. Вот казалось бы: обычная энциклопедия, но… Ответы на все вопросы. Все, которые интересуют Катю в данный момент. Та-ак, а эту энциклопедию, Гермиона, кажется, еще не читала: нет никакого представления, что там.

Сверхзвуковые самолеты! Ух ты, здорово! Это вам не биплан деревянный. Но о них можно и позже почитать. Сейчас важно другое — война. Так… Так. Ага, вот! Вторая мировая война. Сентябрь тридцать девятого… Капитуляция Германии — апрель сорок пятого. Ура!!!

Катя радостно заулыбалась.

Задавили гнид! Меньше года с того рокового момента, так и есть, так Катя и думала. Стоп, а это что? При чем тут вообще союзники? Ну постреляли на островах, на побережье, ну высадили десанты, ну полетали. Спасибо, конечно, но когда, черт бы вас побрал, вы опомнились?! А тем не менее про СССР тут всего несколько строк написано. Нет, понятно, что всяк кулик свое болото хвалит, но это совсем уже перебор.

Катя мрачно захлопнула книгу и задумчиво уставилась на ТТ, похлопывая им по бедру.

Надо разобраться. Да и о том, каково сейчас в СССР, тоже надо узнать. Хорошо, что Катя, то есть Гермиона, еще ребенок, время есть.

— Спасибо вам, товарищи, — негромко сказала она, надеясь, что ее услышат. — Я разберусь. Во всем разберусь. И если надо, то и исправлю. А если что — то и присягу я давала.

— Миона, ужин! — послышался странно родной и чужой одновременно голос Джейн.

«Знакомство» с родителями Гермионы состоялось буднично. Они казались, конечно, ей родными… Но больше чужими. Просто она откуда-то их знала и чувствовала к ним некоторое расположение. Да, именно так. Не более того.

Катя сноровисто похватала вкусную, а главное горячую кашу. С настоящими кусочками мяса. Да, у летчиков паёк был неплох, совсем не плох, но, как ни крути, с распоследней стряпней в мирном доме, когда нет никакой войны, ему не сравнится. Даже если это сухарь. А вот если овсянка, да подсоленная… М-м-м.

Родители Гермионы наблюдали за ней с любопытством.

— Гермиона, девочка, что с тобой? Ты же не любишь овсянку?

— Я проголодалась, — безапелляционно заявила Катя.

Придется Джейн и Ричарду привыкать к новым привычкам дочери. Надо, кстати, заняться телом. Для девочки и так неплохо, само собой, но строителю коммунизма и боевой летчице этого мало. Стальные мышцы не помешают. И выносливость — это даже важнее силы.

— Кстати, мама, папа. Завтра я хочу поработать в Лондонской библиотеке, — Катя взяла быка за рога.

Родители Гермионы удивились, но не так, чтобы очень. Чего-то в этом роде они от дочери и ожидали.

— Ты уверена? Я не думаю, что ты успела пересмотреть школьную библиотеку.

— В нашей библиотеке нет нужных мне данных, а те что есть — не соответствуют действительности. Нужные мне книги, скорее всего, есть в лондонской библиотеке, или их вообще нет в Англии.

Вот здесь ее родители очень удивились. Катя не «узнала», что Гермиона читала все подряд и практически не подвергала сомнению то, о чем прочитала. Впрочем, Джейн и Ричард, удивившись, возражать не стали, даже порадовавшись, что дочь взрослеет.

— Хорошо, доченька. Но только послезавтра. Мы и так собрались в Лондон, необходимо поддерживать квалификацию. Хотя тебе это вряд ли интересно. Главное, послезавтра мы может завезти тебя в библиотеку.

Катя мысленно потерла руки. Она не ожидала такого быстрого согласия. Веревки, что ли, Гермиона из родителей вила? Может и так. Совестно, конечно, пользоваться ими, но у Кати выбора пока что и нет.

Зато приятно, сразу две вещи приятны. Во-первых, цель стала ближе. Во-вторых, Катя «вспомнила», что ее родители — зубные врачи. И живут на трудовые доходы. Хотя, тут же нахмурилась она, дерут много. Но тут так принято. Звериный мир капитализма. Ничего, и это она исправит.

— Кстати, ты ничего не хочешь рассказать?

Катя похолодела. Неужели она себя так глупо выдала? Вот черт, надо была проще себя вести!

Но себя контролировала она хорошо. Летчик с нервами — мертвый летчик. А потому вида она не подала.

— О чем?

— Ты ведь плакала?

— Ах, это, — она едва не вздохнула с облегчением. — Не обращай внимания, просто сорвалась. Все книги просмотрела, а нужного нет. Ну и психанула.

— Мне все-таки кажется, что виноват этот поганец Билли. Может, мне стоит поговорить с его родителями?

Билли… Смутный образ. Неприятный, но ничего конкретного. Да ну его к лешему!

— Да не надо, сама разберусь. Проведу воспитательную работу, если потребуется, — отмахнулась Катя.

— Ну, как знаешь. Но если он к тебе опять прицепится, я хочу, чтобы ты немедленно сообщила мне!

— Конечно, папа.

Ужин завершился буднично. И только его подчеркнутая мирность не дала Кате заскучать.

А с каким наслаждением устроилась она спать на чистых простынях. И мягкой — мягкой! — постели.

Кате не снилось ничего.

С Билли Катя познакомилась на следующий день.

Читать она любила на улице, да и что может быть лучше, чем наслаждаться мирной природой, даже если эта природа — английская? Найдя очень симпатичную лавочку в парке, она погрузилась в чтение.

Увлекшись книгой про послевоенные самолеты, то радуясь, какие хорошие машины делают в СССР, то хмурясь тому, что о них так хорошо знают англичане, Катя не заметила, как кто-то рванул ее за непослушную гриву лохматых волос.

— Ну, здравствуй, заучка, — ухмыльнулся наглый мальчишка, развернув ее к себе. — Тебе сказали, не приходить сюда? Сказали. Значит, не дошло. Придется учить, — и отвел руку назад, явно собираясь ударить в живот.

Катя возмутилась. Тратить умения самбо на такого гаденыша она не сочла нужным, с пролетарской прямотой разбив ему нос и выкрутив ухо:

— Слушай, фашист малолетний, закрой свой поганый рот, или я сама это сделаю. Ты понял? Я спрашиваю, понял?!

— По-понял! Отпусти!!!

Катя, пожав плечами, выпустила опухшее ухо. Мальчишка, отбежав, злобно оскалился:

— Ну, ты еще пожалеешь!

Кате стало смешно. Она расхохоталась, громко, задорно. Еще молоко на губах не обсохло, а уже угрожает! Тьфу! Он же и сделать ничего не может, то есть вообще. И не такие грозились. Что она, фрицев не видела? Те-то и взрослые были, и с оружием. И цель их была — сломать или убить.

Сверкнув глазами, Билли убежал.

Катя полагала, что ее оставят в покое на несколько дней, но тот вернулся уже к обеду, притом с компанией. Два пацана, четыре девчонки.

«А ТТ-то я дома оставила, вот дура… Стоп! Что за мысли дурацкие?! Это же дети!»

Две девчонки, впрочем, были старше ее тела лет на пять. Одна из них и заговорила:

— Так-так-так. Бобер почуял силу и избил Билли. Плохо. Очень плохо. Мы бы не простили, но мы все понимаем — солнце, жара, голову напекло. В общем, хочешь получить прощение — встань на колени, и…

Вот этого им не надо было говорить. Такое Кате уже говорили. Это случилось, когда она наткнулась на одинокого фрица. Дурак он был.

Катя рванулась, и через несколько секунд ее обидчики валялись на земле. Сама девушка тоже получила пару болезненных ударов, не согласовав возможности тела с умениями. Пожалуй, победила она только потому, что у ее противников вообще никакой подготовки не было, и они мешали друг другу.

— Вы просто дураки! — воскликнула Катя, когда опомнилась. — Такое никому не говорят! Никогда. А тем более… э-э-э… ладно, ступайте, — отпустила она из захвата детишек. — И больше не приставайте ко мне с такими дурацкими требованиями. И к другим не приставайте, это вам не шутки. Я, например, не стану на колени, запомните это хорошенько. И я не буду покорно терпеть побои. Я готова сама бить и убивать, но терпеть такого обращения я не буду!

— Да она психованная! Бежим!

Кое-как они уковыляли прочь. Кате победа тоже далась нелегко, но она не подавала виду, гордо откинувшись на скамейку, чтобы читать дальше, а на самом деле — чтобы погладить саднящие щиколотки.

Сидеть в парке ей вскоре опротивело, и она вернулась домой. Там Катя немного посмотрела телевизор — замечательный прибор! — но про СССР ничего не говорили, и она вернулась к чтению, отрываясь лишь для еды. Ничего необычного в этом родители Гермионы не увидели.

Лондон весьма впечатлил Катю.

— А Москва современная, наверное, еще лучше! — под нос сказала она. И твердо в это поверила.

Но вот в Лондонской библиотеке ее ждало разочарование. Да, книги на русском там были, но маленькой девочке их никто не выдал. Не повезло.

Катя решила не терять времени и попросила какие-нибудь книги по военному делу. Для нее нашли британский Устав. Это было интересное чтение, но на Катю постоянно шикали — из-за того, что она скептически хмыкала. В Уставе особенно ей не понравилось сэрканье. Не понимай она английский как родной — то еще бы ничего, но, к несчастью, она его понимала именно так. И постоянное «сэр» в обращении ее коробило бы. «И как только они тут служат?» — покачала головой Катя.

Наконец, она догадалась попросить что-нибудь из мемуаров Второй Мировой. Переводных.

А вот по ним-то и получалось, что роль СССР гораздо больше, чем сказано в тех нескольких строчках. А уж когда она прочитала в письмах какого-то фрица о кошмарных налетах «Ночных ведьм», сразу глупо заулыбалась. Будто кошка, влезшая в кринку со сметаной. И ничего, что это было еще до того, как в 46-й гвардейский поступила она. Какая разница? Странно только, что знакомых ей имен в списках «Ведьм» очень мало. И самой Кати нет. Зато много незнакомых фамилий. Это странно, но вполне объяснимо: документы — вещь такая, легко теряются. Да и разве слава — главное в жизни? Приятно, конечно, но прямо сейчас интереснее, почему выводы историков расходятся с мемуарами очевидцев.

Хотя, чего тут гадать? Лукавили господа лимонники, ой лукавили. А если врут в одном, то, может, и в чем-то другом врут? Но как это выяснить? До русскоязычных книг не добраться.

Впрочем, время терпит. Надо нагнать серьезное техническое отставание. Да и по основной специальности…

Сдав мемуары, Катя взяла книги по высшей математике, не обращая внимания на скептические взгляды библиотекаря. За оставшееся время она переписала к себе в тетрадку упражнения и задачки, чтобы порешать их позже. Она понимала, что снова сюда попадет еще не скоро, но и особо ценных сведений тут обнаружить не удалось.

А вечером Катю ждало потрясение. По телевизору она узнала положение дел в СССР. Русские слова «перестройка» и «гласность», английские «сближение с западом», имя «Горбачев»… Это все хуже троцкизма! Катя решила, что ТТ ей дали ой как неспроста. Но ведь она еще ребенок. Как попасть в СССР? Как ликвидировать явного врага страны? Да ее и не подпустят. Зато теперь понятно, почему инопланетные коммунисты сунули ее именно в это время.

Последняя мысль придала Кате уверенности. В нее верят, и, наверняка, не зря. Они что-то знают о ней. Скорее всего, именно у нее так или иначе появится возможность что-то сделать для спасения Родины и дела Ленина. Гермиона оказалась бы в нужное время в нужном месте. Окажется и Катя. А заодно, если повезет, семью навестит. Если кто-то еще остался. Или на кладбище сходит, цветы отнесет. Интересно, а ее собственное имя где-то есть?

Эти мысли Катю успокоили. К тому же, она придумала, как добыть русскоязычные книги. Получится еще не скоро, но, возможно повезет. Надо только сделать вид, что она учит русский. Чтобы все было правдоподобно. Чтобы никто ничего не заподозрил.

— Мам, пап… А что, если мне выучить русский язык?..