Трагедия в доме № 49

ОТЕЦ И СЫН

Не могу спокойно смотреть, когда на скамье подсудимых вижу подростков. Меня всегда волнует один и тот же вопрос: почему это случилось? Вопрос не дает покоя. Подростки. Еще не мужчины, но уже и не мальчики. Иногда тупой взгляд исподлобья, чаще опущенные глаза. И почти у каждого одинаковое последнее слово перед тем, как судьи уйдут в совещательную комнату решать его судьбу.

— Я глубоко понял, что поступил неправильно. И больше так делать не буду.

…Шестнадцатилетний Николай М. убегал из дома. Его возвращали, а он снова убегал. Последний раз задержали и поместили в Челябинский детприемник. Выдали паспорт, но работать не пошел. Затеял драку, избил человека…

В характеристике, выданной школой, говорилось:

Когда был суд, мать Николая, оставив малолетних детей одних, приехала в Челябинск.

Она пытается сдержать слезы, нервно мнет платок в руках:

— Я хотела как лучше. А отец пил, гулял. Сына выгонял из дома. Теперь хватился, говорит: «Погубил Кольку».

Жаль, что нет закона, который дал бы право посадить вместо сына или вместе с сыном на скамью подсудимых такого родителя. Если бы отец украл вещь, его бы наказали. Если бы бил детей. — тоже привлекли бы к ответственности. А этот детей не бил. Он просто их пугал. И «просто» украл у них детство.

Бывает и по-другому. Отец как отец, не обижает детей, не пропивает зарплату. Он даже любит сына. Иногда, по настоянию жены, сходит на собрание в школу. А в праздник посадит рядом с собой парня, похлопает по плечу, мол, помощник вырос, подаст рюмку-другую красненького. Посмеется при сыне над учительницей, что домой приходила жаловаться:

— Делать нечего, ходит. Подумаешь — вместо урока мальчишка сбегал в кино!

А вскоре Валерий не пошел в школу, пропустив все уроки.

Однажды по какой-то причине в классе не состоялся туристский поход. Ребята выпили в «честь» такого происшествия полбутылки водки. Каждому досталось всего по половинке рюмки. Кажется, мелочь. Стоит ли об этом говорить? Но на второй раз каждым был выпит стакан, в третий — еще больше.

Поступил Валерий в техникум. Первая стипендия. Отец принес вино:

— Пейте, ребята! Пейте! Взрослые теперь!

…А потом. Удар в лицо. Еще удар! Еще! Только за то, что прохожий сделал справедливое замечание. И вот перед судом шестнадцатилетний подросток.

Говорят, до этого за Валерием ничего плохого не замечали. Даже музыкой увлекался. Семья хорошая. И отец — как отец — в меру ласков, в меру строг. А почему все-таки сын ударил человека? Случайно ли это?

Давайте вашу руку, отец! Вернемся на несколько лет назад. Возможно, все началось тогда, когда вы впервые при сыне сказали:

— Подумаешь, пропустил урок — трагедия!

Назавтра сын совсем не пошел в школу. Это вы, отец, протянули первую рюмку сыну. Первую — вы. Последнюю, перед преступлением, он выпил сам.

Конечно, ни один отец не хочет видеть на скамье подсудимых сына. И вину с самого подростка снять нельзя. Но только не хотеть — мало. Необходимо, чтобы каждый родитель, оставшись один на один со своей совестью, почаще спрашивал себя:

— Все ли я сделал, чтобы сын мой был достойным человеком?

…У Владимира Шилова был хороший отец. Парфен Андреевич гордился успехами сына. Парня везде ставили в пример. Так продолжалось до шестого класса. И вдруг… Как выстрел из-за угла, прозвучала чья-то недобрая фраза:

— Вовка, чего ты их слушаешь? Они ведь тебе неродные!

Мальчишка не поверил. Полез драться. А слух все полз и полз.

— Не родной! Не родной! — дразнили соседские ребята.

— Батюшки! — судачили кумушки у ворот. — Не кричит на парнишку — боится! На своего-то и прикрикни или подзатыльник дай, а чужого не смей, не моги!

Изменился парнишка. Стал пропускать занятия. Искал родных. А когда нашел адрес родной матери, потянуло к ней в дом.

Так и началось: когда отец прикрикнет — уходит в другую семью. Жил на два дома, везде с ним заигрывали — боялись оттолкнуть.

Потом появились «друзья». Если перед ними Парфен Андреевич закрывал калитку, Володька вел их в дом матери. И она принимала.

Вскоре «друзья» угнали чужую автомашину, потом вместе обокрали магазин. Финал этих «похождений» был закономерным — всех лишили свободы.

Освободившись из заключения, Владимир работать не захотел.

— Иди, сынок, к нам на завод. Я договорился. Тебя примут, — уговаривал его отец.

А сын, лежа на диван-кровати, басил:

— Родного не послал бы! Родного устроил бы в институт. А меня, не родного, тебе что, жалко, что ли?

И опустились руки у Парфена Андреевича.

В семнадцать Владимир стал пить, посещать рестораны… Покатился вниз и вновь не обошел скамью подсудимых.

…Сгорбился отец. Ночами не спит. Все думает, а не лучше ли было не заигрывать с парнем, не бояться, что он уйдет к родной матери, а по-взрослому поговорить:

— Разве тебе, Володя, в нашей семье плохо жилось? Разве хоть раз мы поступили с тобой несправедливо? Или ты одет, обут был хуже других? Если плохо тебе у нас и мы для тебя чужие, иди к родным! Но раз и навсегда определи, где твой дом. У человека должен быть один дом.

Больно, если бы сын ушел, зато не находился бы вторично на скамье подсудимых в свои семнадцать лет.