Трагический исход

Глава 17 УБИЙСТВО

Прошло более двух часов, как кофе был выпит и дядюшка Фавье во второй раз наполнил свою рюмку, которую он опустошил залпом, причмокивая языком как тонкий знаток, каким он считался…

В этот вечер дядя Фавье к тому же был в чудесном настроении, очень расположен весело пошутить… что несколько удивляло его племянницу Валентину, еще находившуюся под влиянием эмоций, которые она испытала недавно в Нормандии.

Впрочем, дядя Фавье не казался потрясенным рассказом о драматичных событиях, которые произошли в Гран-Терре…

Он посмеивался над Валентиной, уверяя, что истории «о всаднике, который сгорел», хороши лишь для того, чтобы пугать детей, затем, подмигнув и улыбнувшись барону де Леско, он произнес хвалебную речь, посвященную развлечениям столицы.

Дядя Фавье был свежевыбрит, его апоплексическая шея в разрезе низкого пристежного воротничка казалась красной и налитой кровью. Время от времени он проверял ладонью великолепную отглаженность лацканов смокинга, лучшим эффектом которого, по его собственным словам, был омолаживающий эффект!

– Что же, моя дорогая Валентина, – продолжал он, – значит, ты так основательно следишь за здоровьем своего супруга, что хочешь помешать ему совершить небольшую прогулку со мной? Ну же! Уступи просьбе… разреши ему сопровождать меня и провести со мною часок на бульваре!

Валентина улыбнулась, но отрицательно покачала головой!..

– Вы не представляете, дядюшка! Ведь скоро час ночи. Разумеется, Жоффруа вас проводит, но я требую, чтобы он тотчас же вернулся…

– А! Женщины! Женщины! – огорченно возразил, поднимая руки к небу, развлекающийся миллионер… – На кой черт вы женились, де Леско?

– Да потому, что ваша племянница очаровательна!

– Согласен, и тем не менее…

Дядя Фавье прервал себя и спросил:

– Ты куда идешь, Валентина?

– Я хочу поискать для вас, дядюшка, новые сигареты. Вы только что меня просили.

– Прекрасно! Но почему бы тебе не позвонить твоей горничной?

– Она поднялась, чтобы лечь спать, дядюшка.

– О! О! – продолжал миллионер. – Каким странным тоном ты мне отвечаешь! Не хочешь ли ты мимоходом дать мне понять, что уже очень поздно и я должен уходить?..

– Ну что вы говорите!

Валентина протестовала для вида… Откровенно говоря, обязанности хозяйки дома в этот вечер казались ей особенно скучными, особенно надоевшими!..

Вероятно, Валентина испытывала к своему дядюшке Фавье некоторую привязанность, но этот добряк был настолько эгоистичным, настолько занят лишь самим собой, настолько мало проявлял нежности, что чувство Валентины не превышало скромных пределов. Оно ее не ослепляло, и в этот вечер Валентине неоднократно приходили мысли о том, что дядя Фавье злоупотреблял гостеприимством, что, приехав к обеду в пять часов после полудня, он слишком долго задержался на улице Спонтини, оставаясь здесь до часу ночи!

Как только Валентина исчезла из салона, чтобы пройти в курительную комнату и взять там любимые сигареты дяди Фавье, миллионер, поставил свой стаканчик, принялся тяжело и гротескно танцевать посреди комнаты нечто вроде жиги перед изумленным бароном де Леско.

– Что с вами? – спросил барон.

– Ничего! – ответил миллионер. – Все равно, все великолепно!.. Э! Э! Мой дорогой, если вы пойдете со мной, я вас через несколько минут представлю одной очень красивой девчонке…

– Так идем!

– Да! Моей будущей любовнице!.. Она – бывшая работница, но не все ли равно, если у нее такая фигура!.. А! Шельма! Да, такая фигура!.. Впрочем, мой друг, вы сами оцените. У меня свидание в половине второго на террасе «Лукулла». Черт подери, вы спускаетесь со мной, а?

– Я вас туда провожу, – сказал барон де Леско, – но вы мне позволите сразу же уйти. Мне не хотелось бы оставлять надолго Валентину одну, учитывая то состояние нервозности, в котором она находится…

– Ба! Ба! Валентина здесь не одна! У вас есть слуги?

– Слуги спят, мой дорогой дядюшка. Кроме того, слуги никогда не смогут так хорошо присмотреть за моей женой, как это сделаю я сам… Понимаете меня?

– Вот невидаль! Как вам будет угодно…

Дядя Фавье смутно чувствовал, что настаивать не стоит и надо изменить направление беседы, чтобы все-таки представить барона де Леско хорошенькой «Шоншон», чего бы это ни стоило!..

Тем не менее, миллионер был немного раздосадован тем, что его племянник проявлял так мало рвения к возможности познакомиться с «предметом его страсти», как называл он Шоншон.

В тот момент, когда Валентина входила в комнату, дядя Фавье произнес:

– А вот и мои сигареты! Послушай!.. Ты действительно доброе дитя, Валентина, и даже умелая хозяйка дома!.. Ты мне обеспечиваешь радостный отъезд. Я ожидал лишь этих сигарет, чтобы удалиться. Итак спасибо и до свидания!..

– Подождите еще немного! – запротестовала молодая женщина. – У вас такой вид, как будто я вас выпроваживаю, вы ведь не торопитесь!

– Конечно! Конечно!

Продолжая сохранять таинственный вид, дядя Фавье непрестанно подмигивал так, что было просто невозможно не понять, что означал этот призыв к соблюдению тайны…

– Вы неисправимы, – прошептала Валентина, – тем не менее, вы не сможете уехать немедленно. Надо, чтобы прибыла коляска…

– Какая коляска? – спросил дядя Фавье и, обернувшись, добавил. – А где твой муж?

– Но он пошел на соседнюю стоянку фиакров. Представьте себе, в данный момент мы всего лишены. Машина неисправна, пони можно запрячь только в мою коляску, Жоффруа пошел поискать экипаж…

– Я мог бы прекрасно его сопровождать! Черт возьми, немного пройтись полезно для меня.

– Но это рядом, дядюшка.

– Тогда тем более…

Дядя Фавье заметил побледневшее лицо племянницы, и внезапно его охватила жалость.

– У тебя утомленный вид, дитя мое, – заметил он, – хватит! Ложись спать… я пройду через сад и подожду твоего мужа на пороге.

– Да вот он, дядюшка…

Действительно, был слышен шум подъехавшей коляски, которая остановилась у решетки сада на улице Спонтини, и голос барона позвал:

– Дядя Фавье! Вы готовы?

– Иду! Иду!

Миллионер запечатлел два звучных поцелуя на щечках Валентины и подпрыгивающей походкой пересек сад. Его приводила в восторг мысль о скорой встрече со своей «Шоншон», которую он обожал все больше и больше с удивительной наивностью…

Между тем дядя Фавье, прежде чем подняться в коляску, при свете фонаря посмотрел на циферблат своих часов:

– Мы приедем слишком рано! – прошептал он.

И забираясь в фиакр, он крикнул кучеру:

– Отвезите нас на террасу «Лукулла», но сделайте круг. Я не хочу прибыть туда раньше, чем без двадцати минут два… Когда имеешь дело с женщинами, надо заставлять себя ждать! Поступать немножко по-хамски, это шикарно!

Дверца захлопнулась, карета отъехала…

Итак, в то время, когда дядя Фавье, по всей вероятности, развивал барону де Леско свои любимые теории о необходимости для мужчины быть немного хамом по отношению к знакомой женщине, что на практике почтенный Фавье никогда не мог применить, какой-то человек вышел из тени. Это был именно Жюв, он побежал вслед за фиакром, затем бесшумно, но проворно вскочил на задние рессоры и вскарабкался на крышу кареты…

Откуда появился Жюв?

Как оказался он в подобном месте в подобный час? И, наконец, почему он установил слежку за фиакром, который увозил барона де Леско и дядюшку Фавье?

Накануне Жюв встретился с Морисом Юбером. Жюв очень внимательно выслушал рассказ молодого доктора о пребывании Валентины в Нормандии и о событиях, которыми оно было отмечено.

Жюв с сомнением покачал головой, когда Морис Юбер сделал вывод, что история всадника на белой лошади, сгоревшего, как факел, могла быть объяснена только видениями, сопровождающими болезнь Жапа…

– О! О!.. – только и сказал Жюв.

Он уделил очень большое внимание также рассказу Мориса Юбера о краже кошелька с деньгами на улице Спонтини и о необычном поведении Зизи, который сообщил ему такие подозрительные детали относительно Гаду.

По правде говоря, Жюв был в душе настоящим полицейским и считал, как и многие его коллеги, что все события, даже необычные, имеют чаще всего простые объяснения.

– Я не понимаю, – сказал он Морису Юберу, – что значит ваша теория о синдроме Жапа. Разумеется, я недостаточно образован, чтобы обсуждать с вами подобные вещи, но мысль о таинственном безумии, коллективных галлюцинациях, заражающих людей, мне никогда не пришла бы в голову. Это объяснение ничего не объясняет! Значит, оно не является объяснением! Мне хотелось бы здесь отыскать что-нибудь другое. В любом случае, имеется один определенный факт, а именно – была совершена кража и совершена грумом Зизи, по словам самого барона де Леско. Я благодарен вам за то, что вы мне это сообщили. Я займусь этим делом, чтобы засадить Зизи в тюрьму, Зизи, который вам так любопытно рассказывал о некой Гаду; ее имя я уже где-то смутно слышал. Короче говоря, я постараюсь тотчас же все сделать…

Именно по причине срочности Жюв в этот же вечер сел в засаду на улице Спонтини и провел ночь в слежке не только за Валентиной, бароном де Леско и дядей Фавье, устроившихся в салоне, но также за приходом и уходом слуг.

Тем не менее, если подобное наблюдение Жюва за маленьким особняком было вполне естественным, то ему самому, вероятно, было бы затруднительно оправдать свое решение, принятое им в тот момент, когда он бросился вдогонку фиакру, увозящему барона и его дядю, а затем ухватился за рессоры и начал выслеживать двух лиц, которые не могли ему дать ничего интересного…

Однако, случается, что полицейские испытывают такие внезапные странные побуждения, по всей видимости, нелогичные, которые иногда, а, может быть, и часто, приводят к великолепным результатам…

Впрочем, Жюв представил доказательства настоящего упорства, подлинной храбрости, продолжая оставаться в опасном положении. Каждую минуту толчки грозили сбросить его под колеса. Он ничего не слышал и не видел, подвергался риску привлечь внимание запоздавших прохожих и, однако, упорствовал, упрямился, как будто, находясь на этом наблюдательном посту, он мог узнать самые важные детали.

Итак, фиакр, не торопясь, поскольку дядя Фавье приказал кучеру немного пофланировать, делал круги в квартале Пасси и наконец отправился вдоль авеню Булонского леса…

Жюв видел вдали в ночном тумане светящийся ореол, образованный большими электрическими лампами, освещающими круглую площадь Звезды, и подумал: «Хорошо бы заказать другую коляску, иначе я не смогу слезть отсюда на Елисейских полях». И в этот момент вдруг с неслыханной быстротой развернулись фантастические события.

Сначала внутри фиакра раздался резкий, сухой, четкий выстрел…

Это был выстрел из револьвера.

В тот же момент из фиакра послышался крик ярости, боли и тоски одновременно:

– Ко мне! На помощь!

Затем раздался ужасный хрип… дверца кареты открылась… кто-то выпрыгнул из фиакра и стал убегать…

Жюв еще не справился с волнением, он еще едва представлял, что произошло, а фиакр уже пустился галопом…

Полицейский соскочил на дорогу…

Он закричал кучеру:

– Остановитесь! Ради Бога! Остановитесь…

И так как фиакр остановился, Жюв наклонился к дверце и застыл на мгновение, заметив рухнувшее на сиденье тело несчастного Фавье…

– Помилуйте! – воскликнул Жюв.

Он приказал кучеру:

– Оставайтесь здесь!

Инспектор пересек авеню Булонского леса и бросился преследовать убегавшую тень…

Но на бегу он принялся рассуждать:

– Боже мой! Тот, кого я преследую, может быть лишь бароном де Леско!.. Черт возьми! Они были двое в экипаже! Он и дядя Фавье! Значит, это барон де Леско убегает впереди меня… так как Фавье мертв…

Тень, к которой Жюв начал приближаться, должна была в этот момент пересечь большую открытую площадь, которая протянулась перед вокзалом железнодорожного пути на Дофин и барьером Булонского леса.

Беглец, несомненно, старался достигнуть соседних массивов, где можно было легко ускользнуть от преследований…

Итак, когда убийца пересекал площадь, Жюв смог в первый раз различить его силуэт, и тогда новое проклятие раздалось из его уст:

– Черт возьми! Никак, это женщина?..

Она была довольно толстой, вероятно, старой, она, очевидно, выбивалась из сил и бежала с трудом…

– Остановитесь! – вопил Жюв. – Или я стреляю!..

Он почти не надеялся, что беглянка сможет понять его приказания, и был удивлен, увидев, что ему подчинились…

Однако это не был подходящий для раздумий момент… Жюв приблизился бегом к таинственному созданию, которое только что совершило ужасное убийство несчастного Фавье…

И в это мгновение он вновь испытал безумное удивление!

Ведь он знал эту женщину, которая ожидала его, согнувшись пополам и с трудом переводя дыхание! Он ее узнал! Жюв выкрикнул ее имя:

– Гаду! Ведь это Гаду!

Он, конечно, не мог ошибиться…

Зизи описал Гаду Морису Юберу, который слово в слово передал описание мегеры Жюву. Это была, действительно, Гаду, к которой бросился инспектор.

– Именем закона! – начал Жюв. – Я вас арестую!..

Но крик боли прервал его фразу…

Жюв на самом деле испытывал ужасные мучения…

Женщина, которая его ожидала, внезапно выпрямилась. Она одним жестом бросила что-то в лицо Жюву… Затем с громким демоническим смехом снова пустилась бежать и исчезла в направлении Булонского леса…

Что касается несчастного полицейского, сил его хватило только на то, чтобы оставаться на месте, ругаясь, проклиная, извергая брань! Он только что был ослеплен горстью перца, брошенного в глаза!

Жюв страдал. Он тщательно вытер лицо и побежал на стоянку фиакров, которая находилась за углом бульвара Фландрэн, чтобы зачерпнуть там немного воды, промыть веки и вернуть себе способность ясно видеть…

Но, увы, уже было поздно. Любое преследование было бы напрасным…

– Черт побери! – выругался полицейский. – Что все это значит? Гаду, значит, была знакома с дядюшкой Фавье, так как он не удивился, когда увидел ее в фиакре?.. Однако мне кажется, что я слышал голос Жоффруа де Леско, обращающегося к миллионеру, когда тот поднялся в карету…

Но и на этот раз Жюв не погрузился в бесплодные размышления. Он торопился вымыть лицо свежей водой, затем снова вышел на авеню Булонского леса, где должен был стоять фиакр. Здесь Жюва снова ждал «сюрприз». Подходя к авеню, он увидел, что там никого не было, фиакр уехал…

– Значит, кучер был соучастником? – задал себе вопрос Жюв.

И он горько пожалел, что не запомнил номер фиакра…

В два часа после полуночи, спустя сорок пять минут после трагических событий, Жюв позвонил в дверь особняка на улице Спонтини.

Он нашел дом обезумевшим, Валентину – на пределе отчаяния…

Трое городских полицейских только что доставили молодой женщине носилки с телом дяди Фавье!

В свою очередь Жюв в первый раз начал терять голову.

– Ну и дела! Где нашли труп? – спросил он.

– На Елисейских Полях, господин инспектор…

– А почему вы его доставили сюда?

– В его кармане имелась визитная карточка с именем барона де Леско.

– Но где же сам барон де Леско?

Ответила Валентина:

– Я не знаю! Я схожу с ума от волнения! Муж уехал вместе с дядей, пока он еще не вернулся…

Все это было настолько ошеломляющим, что Жюв серьезно спрашивал себя, не оказался ли он жертвой трагического кошмара, когда в дверь позвонили…

Жюв сам побежал открывать.

– Кто? Кто там? – спросил он запыхавшимся голосом.

Он увидел мундиры полицейских.

Стражи порядка поддерживали под руки человека, которому они помогали идти и которого Жюв узнал сразу же:

– Барон де Леско! – закричал он. – Вы! Вы! Но что же случилось?

Бригадир, находившийся позади полицейских, подошел, схватил Жюва за руку и силой оттеснил его назад!

– Ни слова, – сказал он, – тсс!.. Не утомляйте этого несчастного!

– Но, черт подери, объясните мне…

– Вот в двух словах. – Бригадир сделал паузу, откашлялся, чтобы прочистить горло, и с важным видом приступил. – Представьте себе, что мои полицейские нашли этого бедняжку на берегу Сены. Он жестикулировал, как безумный, и выкрикивал странный призыв: Жап! Жап!

– И тогда? – взволнованно спросил Жюв, бледнея. – И тогда, что вы сделали?

– Черт возьми! Его обыскали, нашли его имя, адрес, и, естественно, видя, что этот господин из «благородных», я решил его доставить домой… Это сумасшедший, а?

Очевидно, бригадир принял Жюва за одного из обитателей дома. Жюв не старался, чтобы его сразу признали.

– Сумасшедший, – спросил он, – но почему?.. Что вас заставляет так думать?

– Почему он все время говорит «Жап»?.. И почему у него такое странное поведение?

Сначала Жюв ничего не ответил.

Инспектор размышлял, спрашивая себя, действительно ли барон де Леско охвачен безумием.

Но простое совпадение казалось странным.

Кто же сделал так, что этот несчастный обезумел именно в момент ужасной драмы, персонажем которой был его дядя!

Впрочем, совпадение ли это?

И поскольку здесь имелись элементы преступления, к которым примешивался Жап, не следовало ли скорее спросить, не потому ли, что барон де Леско оказался свидетелем убийства в фиакре, он стал сумасшедшим?

Итак, пока полицейский размышлял, бригадир внезапно узнал его.

– Однако, черт возьми! – сказал он. – Я не ошибаюсь! Вы… вы Жюв! Какого дьявола вы находитесь здесь в два часа ночи?

Услышав этот вопрос, Жюв удивился в свою очередь.

– Значит, вы не знаете, что здесь произошло? – спросил он.

– Нет… а что же?

– Только что совершено убийство! – объявил Жюв.

И в то время, как бригадир отступал, охваченный ужасом, Жюв поторопился добавить:

– Однако можно сказать, что самым таинственным здесь является не убийство… безумие, вызываемое Жапом, вот что тревожит!.. А! К делу! Абсолютно необходимо срочно предупредить семейного врача… доктора Мориса Юбера…

Спустя час поспешно вызванный врач прибыл на улицу Спонтини. Барон де Леско в этот момент спал, утомленный, подавленный, одолеваемый ужасными кошмарами, и время от времени шептал совсем тихо, почти беззвучно: «Жап! Жап!»

Жюв обратился к молодому врачу, который только что осмотрел больного.

– Ну как? – спросил он. – Что вы об этом думаете?

Вместо ответа Юбер с отчаянием пожал плечами.

– Ужасно! – сказал он наконец. – Безумие, вызываемое Жапом, каждый день приносит все новые и новые жертвы. И однако…

В этот момент Жюв, к которому вернулось его хладнокровие, прошептал про себя совсем тихо:

– Гм!.. Стоит ли говорить о безумии, вызванном Жапом?..