Крайне взволнованная, задыхающаяся, Валентина де Леско после того, как покинула полицейского Жюва, вернулась прямо к себе. Был первый час ночи, особняк на улице Спонтини стоял молчаливый, погруженный в мрак. Никакого шума не проникало за стены дома, и когда молодая женщина вступила в сад, а затем поднялась на первый этаж дома, она не заметила, чтобы в доме еще кто-то бодрствовал.
Валентина машинально закрыла дверь на засов и поднялась по лестнице, ведущей на первый этаж. Она не зажигала огня, с естественной уверенностью людей, которые могут ходить взад и вперед в привычной для них обстановке в полной темноте.
Валентина направлялась в свою комнату, но внезапно остановилась и поднесла руку к груди, как будто хотела унять биение сердца.
Она только что заметила слабую полоску света из-под двери соседней комнаты; свет проникал из комнаты ее мужа.
– Значит, он там? – спросила она себя.
И без колебаний, настолько импульсивной и нервной была молодая женщина в этот вечер, она отрывисто постучала в дверь.
– Войдите, – раздался голос.
Валентина повиновалась. Она часто мигала, ослепленная резким переходом из темноты на свет.
Барон находился в своем рабочем кабинете, где, впрочем, он никогда не работал. Он сидел на угловом диване и мирно курил сигарету.
Комната была залита светом. Барон де Леско, должно быть, только что вернулся домой, так как рядом с ним на диване лежали его пальто и шляпа.
Жоффруа де Леско очень удивился, увидев Валентину, входящую в этот поздний час в его кабинет.
– Как? – вскрикнул он в изумлении. – Вы только что возвращаетесь?.. Я полагал, что вы уже давно легли!..
– Я думала точно так же, – возразила Валентина, – я не подозревала, что вы выходили в этот вечер…
– Это упрек? – спросил барон де Леско. – Я только что вернулся из своего клуба, где провел вечер…
Валентина нахмурила брови.
– Я не собираюсь делать вам замечание, – проговорила она, – но позвольте мне высказать свое удивление, что через двое суток, после похорон моего дяди… нашего дяди, вы возобновляете светскую жизнь, которую привыкли вести…
Барон де Леско еле заметно покраснел и почти неуловимо пожал плечами.
– Ничего плохого я не сделал, – прошептал он, – для мужчины пойти в клуб, это не значит выйти, и, кроме того, сделал бы я это или нет, несчастный не воскреснет…
Валентина нервным и резким жестом сняла шляпу и манто. Она бросила все на диван и осталась стоять перед мужем, невообразимо красивая, затянутая в узкое платье, которое смело обрисовывало ее хорошо сложенную фигуру.
Странная вещь, но глубокий траур очень шел этой брюнетке с матовым цветом лица, с черным, как агат, глазами, которые беспрестанно искрились сверкающим блеском.
Однако Валентина де Леско была очень бледна и чрезвычайно взволнованна разговором, который только что у нее произошел с полицейским Жювом.
Барон де Леско заметил ее состояние и обеспокоился о ее здоровье.
– Вы себя плохо чувствуете? – спросил он.
– Дело не в этом, – сухо заметила Валентина, которая, стараясь изменить направление разговора, приблизилась к мужу. Она стояла перед сидящим на диване мужем, скрестив руки на груди. Озабоченным голосом она спросила:
– Жоффруа, что вы думаете о смерти моего дяди?
Барон де Леско не мог не отметить, что ее интонация была трагической и таинственной.
– Что я думаю? – переспросил он. – Ничего…
Затем после некоторого колебания он добавил:
– Разумеется, это большое несчастье, ужасное происшествие, но увы! Мы за это не отвечаем, и то, что записано в книгу судеб, должно исполниться…
– Нет ли у вас какого-нибудь предположения, – продолжала Валентина, – какого-нибудь подозрения о таинственной и трагической причине смерти моего дяди?
– Нет, – резко ответил барон де Леско, – вы знаете, что я сам стал объектом очень страшной агрессии…
Валентина его прервала:
– Если у вас нет мнения относительно смерти моего дяди, то у других людей имеются кое-какие подозрения и даже весьма обоснованные убеждения!
Барон де Леско с удивлением посмотрел на жену:
– Что вы говорите, Валентина? Уточните…
Молодую женщину охватывало все большее волнение; она чувствовала, что чудовищно и одновременно затруднительно будет ей все высказать. Однако, решение принято, надо было говорить, и она начала.
Краткими, отрывистыми и торопливыми фразами, которые в то же время были четкими и категоричными, Валентина рассказала мужу о своей беседе с Жювом и о мотивах, которые он ей изложил.
Барон де Леско казался скептически настроенным, но все-таки взволнованным. Если ранее, будучи невозмутимо спокоен, он едва выкуривал одну сигарету, то теперь он курил одну за другой.
Он нервничал, но старался скрыть это от Валентины.
– Всего-навсего теория полицейского, – проворчал он, – на которую не стоит обращать внимания…
Растерянная и озадаченная, Валентина спросила мужа:
– Вы пойдете завтра на встречу с Жювом?
Барон ответил уклончиво:
– Возможно, пока не знаю…
Потом он опустил глаза, умолк, и Валентина смотрела на него тоже в молчании с напряженным лицом.
Разумеется, обвинение, выдвинутое против нее инспектором, казалось таким же отвратительным, как и абсурдным.
Она знала, что невиновна и что ее невозможно подозревать ни на каком основании, даже как заинтересованную сторону в убийстве ее дяди. Но по мере того, как она рассматривала своего мужа и обратила внимание на его поведение, не только взволнованное, но также нерешительное, смущенное, ей пришла на ум мысль, которую она хотела вначале прогнать, полагая, что смешно на этом останавливаться.
Однако эта мысль упорно утверждалась в ее уме, росла и становилась преобладающей, отодвигая все остальное.
«Боже мой! – подумала Валентина. – Возможно ли, чтобы виновник преступления, чтобы убийца дядюшки Фавье пребывал в моем самом близком окружении?»
И из ее уст сорвались такие слова:
– Не является ли мой муж убийцей?
Наконец Валентина сформулировала ужасное подозрение, она его произнесла, так как отныне уже не могла ни управлять своими мыслями, ни удержать их. Они оформились в ее глазах как силуэт чего-то смутного, на что при первом взгляде не хочется и смотреть, но что мало-помалу привлекает к себе внимание, начинает дразнить и покоряет.
Вопреки своей воле баронесса де Леско следила за ходом своих рассуждений, и вскоре ей стало многое понятным из того, что ранее оставалось незамеченным, не вызывающим подозрений.
На деле происшествие, случившееся с ее супругом бароном де Леско в течение той трагической ночи, оставалось таинственным, необъяснимым.
Конечно, на первый взгляд можно было подумать, что он, как и другие, заболел, стал жертвой одного из этих многочисленных проявлений страшного состояния, название которого было связано с Жапом. Однако на самом деле доказательств не было; как существует подлинное безумие, существует и его симуляция.
Отныне молодая женщина смотрела на барона де Леско не без ужаса и страха.
Барон машинально поглаживал медленными движениями свою длинную седую бороду. Он не задавал вопросов, не расспрашивал ни о чем, он выжидал, очевидно, видя волнение, которое охватывало его жену; но можно было подумать, что он не хотел и не смел спросить ее о причинах волнения.
Валентина сделала усилие и почувствовала, что в этот вечер она готова на все: она хотела знать, хотела пролить свет на события любой ценой.
Она спросила твердым, сухим и резким тоном:
– Вы уехали с моим дядей, было слышно, как вы разговаривали с ним в коляске, в этом таинственном фиакре, где он находился один с вами… Это так?
– Да, – тихо ответил барон.
Валентина вытерла лоб тонким батистовым платочком, который нервно сжимала в руке.
– Это так, не правда ли? – продолжала она. – Затем полицейский Жюв, который поднялся на рессоры коляски, услышал выстрел, сопровождаемый хрипом, последним криком, который издал мой несчастный дядюшка… В этот момент из коляски выпрыгнула старуха и побежала со всех ног. Это так?
Барон тихо произнес:
– Все точно так, поскольку мсье Жюв утверждает, что события происходили именно так, но я уже сказал и повторяю снова, в момент выстрела, при нападении на вашего дядю, меня в коляске не было… как мне кажется…
Валентина приблизилась и пристально посмотрела на него.
– Вы утверждаете, что вас там не было, – повторила она, – так что же с вами стало? В какое же именно время, согласно вашему мнению, вы покинули моего дядю и по какой причине? Ведь было решено, что вы должны провести вечер вместе…
Барон де Леско выпрямился и высокомерным тоном спросил:
– Моя дорогая, можно подумать, что вы устраиваете мне допрос как судебный следователь. Мне кажется, что я предоставил достаточно объяснений по этому поводу, чтобы меня могли наконец оставить в покое…
– Ах! Я умоляю вас! – вскрикнула Валентина, заламывая руки. – Не разговаривайте со мной таким тоном. – Совсем наоборот, если я вас спрашиваю, если я хочу получить от вас некоторые разъяснения, то это только потому, чтобы самой убедиться в вашей невиновности, чтобы расстаться с сомнениями, которые терзают меня… Пожалуйста, Жоффруа, объясните мне…
Барон де Леско поднял руки к небу.
– Валентина, я вас прошу, давайте прекратим этот разговор, он ни к чему не приведет. Я вам уже сказал все, что мог, и если меня будут расспрашивать снова, я не скажу более ничего нового… Не забывайте, что в ту трагическую ночь произошли таинственные события, жертвой которых я стал сам; я был, как и полицейский, объектом ужасающего и одновременно непонятного нападения.
Валентина его прервала.
– Ах, – произнесла она, – вы хотите сказать…
Она остановилась, встревоженная, не осмеливаясь докончить свою мысль.
Но барон де Леско был не слишком щепетилен.
– Да, – продолжал он, – я хочу сказать о Жапе, об этом странном крике, который раздавался в моих ушах, об этом слове, которое я сам затем повторял вопреки своей воле, не отдавая себе отчета… Жап!.. Жап!..
– Замолчите! – закричала Валентина. – В этом кроется тайна, которую мы не можем понять, и, кроме того, дело не в этом…
Изменив тон, она умоляла:
– Прошу вас, Жоффруа, выслушайте меня; нам важно поговорить друг с другом без недомолвок, надо, чтобы между нами было согласие, чтобы знать, что отвечать тем, кто вскоре, возможно, завтра, начнет спрашивать нас, подозревая…
Она очень разволновалась, произнося эти слова, тогда как барон де Леско, наоборот, проявлял невозмутимое спокойствие.
– Против нас, действительно, выдвигается многое, – сказал он, – и, возможно, против вас, Валентина, особенно.
– Что же именно? – спросила молодая женщина.
– Все просто, – сказал барон, – смерть вашего дяди для вас выгодна.
– Выгодна мне? На каком основании?
– О, это очень просто… ведь наследница вы!
Валентина очень побледнела и не могла выговорить ни слова. То, что сказал ее муж, в общем, было верно. Впрочем, она и так знала, что наследовала своему дяде, но разве это доказывало, что она виновна в его смерти?
Кроме того, Валентина не могла представить, что ее муж был настолько отвратителен в вопросах ее собственной честности, что смог присоединиться, пусть всего лишь на мгновение, к подобному мнению. Она ужаснулась, услышав эту инсинуацию из его уст.
Валентина в этот момент внезапно направилась к мужу. Она устремила на него пылающий взор, в ее глазах блеснула угроза.
– Послушайте меня! – начала она.
Барон как раз бросил сигарету.
– Но я вас слушаю! – ответил он.
Валентина пожала плечами.
– Помните ли вы, – начала она глухим и искаженным голосом, – некоторые трагические сцены, которые развернулись в Булони несколько месяцев тому назад? Барон де Леско, вы помните, что тогда существовали несчастная девушка, ее звали Фирмена Бенуа, несчастный князь Владимир, который также называл себя виконт де Плерматэн, рабочий Морис, на самом деле оказавшийся сыном Фантомаса?
Барон де Леско утомленно подтвердил:
– Я очень хорошо все это помню! К чему вы клоните? Зачем ворошить неприятные воспоминания?
– Работница Фирмена, Жоффруа, тогда обожала рабочего Мориса, – продолжала баронесса, – и эта работница дрожала от стыда, от ужаса, узнав, что Морис, которого она нежно любила, – сын Фантомаса… и…
– И, – отчетливо произнес барон де Леско, – случилось так, что сын Фантомаса, как вы говорите, убедил Фирмену, что отныне он собирается жить честно.
– Именно так! – продолжала Валентина, усмехаясь. – У вас прекрасная память, Жоффруа!
В этот момент Валентина де Леско еще раз внимательно посмотрела в глаза мужа…
– Сын Фантомаса, – хрипло проговорила она, – это вы! А Фирмена Бенуа – это я! Владимир, вы поклялись мне стать честным человеком. Из любви к вам я согласилась именоваться баронессой де Леско, когда вы объявили себя бароном де Леско, украв документы исчезнувшего рода… Дядюшка Фавье не был моим дядей! Мы оба – самозванцы! Черт возьми! Какая тревога овладела вами, когда однажды мы узнали из письма о возвращении этого американского дядюшки, о существовании которого мы даже и не подозревали… Прежде всего, Владимир, вы испугались!.. Вы подумали, что мы будем разоблачены… но потом вы решили все поставить на карту… Вы мне сказали: «Этот простак попадется на нашу удочку, вас он примет за свою племянницу, а меня – за племянника!»
– Что дальше? – спросил шипящим голосом барон де Леско, который действительно был князем Владимиром, сыном Фантомаса, также как Валентина была на самом деле Фирменой Бенуа. – Какой вывод вы делаете из всего этого?
Молодая женщина заломила руки!
– Вывод, который я делаю? – хрипло произнесла она. – Это то, что вы всегда оставались негодяем, что вы не любите меня больше, что вы чудовище, что вы мне солгали!
В этот момент бандит, мнимый барон де Леско, внезапно потерял свое спокойствие.
Он схватил свою жену за руку и сильно встряхнул ее.
– Фирмена, – приказал он, – хватит об этом! Может быть, я обманул вас, но ведь и вы не безупречны!
– Не хотите ли уточнить?
Валентина де Леско откинулась назад, смерила своего мужа взглядом с головы до ног…
– Это легко сделать! – продолжал сын Фантомаса. – Из любви к вам, моей любовнице, я обещал стать честным человеком, ладно! Но также было решено, я полагаю, что вы будете верны мне, но… у вас появился любовник!
– Это неправда! – закричала молодая женщина. – Юбер…
– Речь идет не о Юбере! – оборвал мнимый барон. – Юбер только флирт, я говорю о Жапе!
– Но Жап не является моим любовником!
– Я об этом ничего не знаю!
Сын Фантомаса медленно отчеканил следующее:
– Я знаю, что вы были у него, что там вы потеряли свой кулон, я знаю…
Он собирался произнести настоящую обвинительную речь, но Фирмена, которая так долго скрывалась под именем Валентины де Леско, не оставила ему на это времени.
Ловкая, как все женщины в подобных случаях, она прервала его упреки новым приступом гнева.
– Если я пошла на свидание с Жапом на улицу Жирардон, – кричала она, – так только потому, Владимир, что поняла: вы меня больше не любите! Только потому, что я устала от нашего ложного существования, потому, что чувствовала потребность по-настоящему любить!..
Она еще продолжала говорить, выкрикивать безумные угрозы, но Владимир прекратил ее излияния.
– О, оставим это! – сказал он язвительно. – В данный момент надо выяснить другое. Наш разговор начался с тех подозрений, которые, по вашим словам, возникли у полицейского Жюва. Так вот, если вы хотите знать, эти подозрения меня не касаются. В противном случае я смогу доказать свою невиновность. Мне достаточно привлечь лишь один-единственный аргумент, но он является самым категоричным. Жюв сам установил, что преступник, убивший Фавье, это не мужчина, а женщина, старуха, загадочная личность, которая откликается на имя Гаду и которая спаслась бегством, выскочив из коляски через несколько мгновений после выстрела из револьвера. Лишь одно это, как мне кажется, будет достаточным, чтобы установить мою невиновность!
Наступила полная тишина, во время которой любовники смотрели друг на друга глазами, сверкающими от ненависти.
Затем внезапно Фирмена, казалось, решила сыграть ва-банк.
– А кто докажет, – поинтересовалась она, – что эта женщина не вы? Так как я знаю, что вы – сын Фантомаса, так как я видела, что вы могли перевоплотиться в князя Владимира, виконта де Плерматэна, рабочего Мориса, барона де Леско, я считаю, что вы вполне способны при помощи грима создать такой персонаж, как Гаду!..
В этот момент Фирмену сотрясала дрожь, она смотрела на своего любовника широко раскрытыми глазами…
Сын Фантомаса противопоставил ее нервозности невозмутимое ироничное спокойствие.
На необычное обвинение своей любовницы он отвечал, сжав зубы, шипящим голосом:
– Фирмена, вы сошли с ума…
Но она не успокаивалась.
– Сошла с ума? – кричала она, бросаясь на собеседника, которого отныне рассматривала как противника, кидая на него взгляды, полные ужаса. – Это легко сказать, однако, требуются доказательства… Особенно вам нужно опровергнуть мое обвинение.
– Фирмена, – снова прервал ее мнимый барон, – выслушайте меня внимательно. Если когда-нибудь, когда-нибудь в жизни, вы выдвинете подобное обвинение, да что я говорю, если вы когда-нибудь выскажете эту ужасную клевету неважно перед кем, клянусь, что я вас запру.
Молодая женщина, охваченная невыразимой тревогой, заломила руки.
– Меня запереть? – негодовала она. – Вот и все ваши аргументы, вот ваша единственная защита. Это все, что вы хотите сказать?.. О, я знаю силу этой угрозы и ужасающую власть, которую вам дает закон… Впрочем, все, – продолжала она, раскинув руки и озираясь вокруг, как будто хотела изгнать из своего окружения фантасмагорические видения, – кажется, все объединилось против меня, начиная с некоторого момента…
Несчастная пробормотала:
– Черные цветы… черные цветы… Жап, болезнь Жапа, видения… тревога и, наконец, смерть, которая бродит вокруг меня… пояс из необъяснимых тайн, который беспрестанно сжимается, который меня сдавливает, кажется, хочет меня задушить, схватить меня за горло… Ах!
И мнимой баронессе де Леско показалось, что она начинает задыхаться…
Но вдруг к ней вернулось присутствие духа, и, сделав угрожающий жест, она продолжала дрожащим голосом, обращаясь к барону, который следил за ней беспокойным и взволнованным взглядом:
– Я готова подтвердить все, что сказала! Вы способны на все! Я полагаю, что Гаду – это вы!
Тогда Фирмена увидела, как ее любовник внезапно разразился смехом.
– Хватит! – спокойно сказал сын Фантомаса. – Надо признаться, я не буду более это отрицать! Вы раскрыли мой секрет. Впрочем, я этого ожидал и не сожалею, что вы будете в курсе всех событий… Я хочу сказать вам все, поскольку необходимо, чтобы отныне между нами было абсолютное полное согласие…
– Согласие? – пробормотала Фирмена.
– Молчите, – властно приказал бандит, – поговорим потом…
Затем он продолжал, приближаясь к молодой женщине:
– Я убил простака Фавье, это так… Старуха, совершившая это убийство, это я…
– Негодяй! – вскричала Фирмена.
Но сын Фантомаса ее снова прервал:
– Дело сделано, не будем больше о нем говорить! Смерть бесповоротна, оставим прошлое, заглянем в будущее!.. В ваших интересах, моя дорогая, не предавать огласке это происшествие, которое сделает вас в глазах света настолько же отвратительной, насколько смешной… Вы погубите меня, но не спасете и себя, я же хочу спасти вас, не погубив себя… Послушайте… будем жить в согласии, последуем совместному параллельному течению нашей жизни, что обеспечит безбедное существование вам, мне, даст свободу действий, позволит поступать так, как нам захочется. Да, я – сын Фантомаса, но то, что меня принимают за барона де Леско, вводит в заблуждение всех тех, кто ищет преступника, совершившего убийство вашего дяди… Так сохраним наши маски. Никто не догадается, что Гаду – это я…
До сих пор Фирмена сдерживалась, но теперь она восстала против подлого сообщничества, которое ей предлагал этот страшный изверг.
Превратить себя в соучастницу преступлений своего мнимого мужа?.. Не отомстить за смерть Фавье?..
Нет, никогда кроткая Фирмена Бенуа не согласится на это!
Глядя на своего любовника, который побуждал ее погрузиться вместе с собой в гнусный преступный мир, она испытывала непереносимый ужас и непреодолимое отвращение!
– Назад! – закричала она. – Отойдите… бегите… это все, что я могу вам сказать!
Она закрыла глаза и простерла руки.
Мнимый барон де Леско не успел ответить Фирмене, как вдруг он вскочил и устремился к окну, выкрикивая проклятия!
Затем с удивительным проворством он вскочил на подоконник и выпрыгнул через окно, разбив вдребезги оконное стекло.
Тотчас же кто-то устремился следом за ним.
Кто-то, кто ничего не видел из того, что происходило в комнате, но внезапно возник за портьерой и, оставаясь там незамеченным, выслушал весь разговор.
Этот человек пересек комнату с быстротой молнии, затем исчез в окне вслед за бароном де Леско.
Фирмена, несмотря на волнение и ужас, который она только что пережила, узнала его сразу же, и, лежа распростертая на полу, еле переводя дух, она шептала это простое имя:
– Жюв, это был Жюв!