Трагический исход

Глава 18 ОТЦЕУБИЙСТВО

В Зизи больше ничего не оставалось от элегантного грума, каким он был во время своего быстротечного пребывания на улице Спонтини на службе у Валентины де Леско…

Его ливрея, которую он еще носил, приняла очень странный вид и покрылась самыми разными пятнами; его шапочку сменила отвратительная плоская засаленная каскетка, отворот которой плачевно свисал на затылок; у него был лишь один разорванный пристежной воротничок, одним словом, он испытывал нужду…

Как в моральном, так и в физическом отношении Зизи выглядел теперь совсем другим. Он был менее весел, чем некогда, казалось, что на него беспрерывно давит какое-то тайное беспокойство; он проводил время жалким образом, собирая окурки сигар…

Впрочем, Зизи не строил иллюзий относительно своего положения. Он понимал, что «дела» складываются для него очень плохо, и менее всего он может надеяться, увы, на непредвиденное чудо и должен готовиться к худшим катастрофам, худшим неприятностям…

Покинув тайком несколько дней тому назад Мориса Юбера на ратодроме, Зизи торопливо пустился наутек, чтобы сохранять между собой и молодым доктором как можно большее расстояние!

– Дело не в этом, – сказал он себе, – тогда надо бы распутать все хитросплетения!..

К сожалению, «хитросплетения», о которых говорил Зизи, были ужасно сложными. Грум не знал всех фантастических событий, которые развертывались в течение некоторого времени, но из газет и доверительных разговоров он выведал достаточно тайн, чтобы понять благодаря своему живому уму, постоянно находящемуся настороже, что рядом с ним происходили совершенно невероятные драмы…

Разумеется, он слышал об исчезновении кулона Валентины и о его необъяснимом возвращении.

Подслушивая у дверей, когда он еще служил грумом на улице Спонтини, он поймал несколько фраз Жюва, по мнению Зизи, совершенно бессвязных, о таинственных приключениях полицейского.

Он также знал странную историю одного раненого, найденного на набережной Академии и умершего в больнице…

Не забывал он и о похищении молодой девушки, затворницы из «Деревянных коней», похищении, которое было организовано отвратительной Гаду с его невольным участием.

И, наконец, из специальных выпусков, подобранных на террасах кафе, Зизи узнал последние события: убийство несчастного миллионера Фавье за несколько мгновений до того, как был обнаружен на набережной барон де Леско, кричащий «Жап», история трагической ночи, пережитой Валентиной в Гран-Терре, о чем в газетах сообщалось с указанием только инициалов.

Все это было удивительным, тревожащим, и Зизи понимал, что будущее может грозить настоящими катастрофами…

– Валентина де Леско, – говорил себе грум, – находится в тяжелом положении!.. Это, очевидно, так! Но также справедливо и то, что мое положение совершенно не лучше, чем ее! В конце концов, будет видно!..

Отныне Зизи избегал те места, где он мог встретиться с Жювом. Но также тщательно он избегал районы, прилегающие к улице Спонтини, и подходы к больнице, где работал Юбер…

– Мало мне неприятных встреч! – рассуждал Зизи. – В настоящее время прекрасные кварталы не для меня… Черт возьми, как бы мне хотелось пожить в деревне, но у меня нет свободной минуты, чтобы бросить Париж!.. Все дела! Дела…

На самом деле, конечно, Зизи в Париже удерживало отсутствие денег. Только… даже самому себе он не хотел в этом признаваться…

Зизи вращался в воровском мире. Он проводил время в таких отдаленных от центра кварталах, как Бельвиль, Шапель, Монпарнас. Разумеется, он рисковал, собирая на бульварах в районе площади Республики окурки, которые затем продавал на площади Мобер, что ему приносило несколько су в день, так необходимых для существования.

Однажды вечером, на следующий день после убийства дядюшки Фавье, Зизи, остановившись перед каким-то трактиром, заметил старый фиакр, запряженный клячей, которую он сразу же узнал.

– Вот те на! Карета моего папаши!.. – выкрикнул грум. – Что за удача… Если хозяин не пьян в стельку, он мне наверняка предложит фасоль с бараниной…

Зизи вошел в трактир. Было девять часов вечера, и клиентов оставалось мало. С первого взгляда грум заметил своего отца, кучера Коллардона, который, сидя за большим столом, в правой руке держал стакан, в левой – бутылку и сосредоточенно занимался «переливанием жидкости», как отметил Зизи.

– Здравствуй па… – закричал Зизи, входя в трактир. – Ну, виноградная лоза пошла в ход?

Затем он добавил с интонацией уважения и восхищения:

– Здорово! Ты позволяешь себе глоточек?.. Значит, ты при деньгах?..

Кучер Коллардон медленно поднял глаза на своего сына. Он бросил на него косой взгляд, в котором не было и проблеска ума.

– Что ты хочешь? – спросил он.

– Ты узнаешь меня, па?..

Бормотание Коллардона подтвердило Зизи, что отец его действительно узнал. Груму только это и было нужно. Он уселся за стол, где сидел отец, и заказал смутно видневшемуся гарсону, смотревшему на него отупелым взглядом:

– Давай, Жозеф, пошевеливайся! Сыра, хлеба и еще один стакан. Здесь угощает мой отец!..

Но при этом смелом утверждении папаша Коллардон, кажется, пробудился.

– Замолчи, зараза… – заворчал он. – Я тебя не приглашал! Ах! Дурак!.. Ты думаешь, что я запросто буду тратить мои су на такого нищего, как ты?..

– Шевелись, Жозеф! – повторял Зизи.

Все гарсоны в трактирах обычно откликаются на имя «Жозеф» и не обижаются при обращении на ты. Однако этот «Жозеф» колебался.

– Кто платит? – спросил он.

Зизи был категоричен:

– Старик!

Отец пытался протестовать, но Зизи не давал ему этой возможности:

– У тебя цветущий вид, па. А твоя лошадка? Жирная, как скелет! Черт подери, у тебя, наверное, хорошие доходы, и, значит, ты можешь мне устроить пирушку на двенадцать су. А для начала, не нальешь ли мне выпить?

Зизи должен был сам взять стакан на стойке. Он вынудил своего отца отпустить на мгновение литровую бутылку, которую тот держал, налил себе полный стакан и опустошил его залпом.

– Великолепно! – подтвердил Зизи.

Он чмокнул от удовольствия языком, а затем спросил, хлопнув отца по плечу:

– Ну, па, как поживает мамаша?

– Этого я не знаю, – проворчал кучер.

– Она ведь в Сен-Лаго?

– Точно…

– А твои делишки с полицией?

– Оставь меня в покое! – завопил кучер.

Он взял кнут, свой неразлучный кнут, положил его около стены и затем хлопнул им несколько раз.

– Прежде всего, откуда ты взялся? – спросил он.

– С улицы, – ответил Зизи.

– И чем ты сейчас занимаешься?

Зизи не хотел подрывать свой авторитет и сказал с двусмысленной улыбкой, отрезая себе толстую краюху хлеба:

– Ты же видишь, па, я ем! Поехали! За твое здоровье!

Он чокнулся с отцом, а потом спросил:

– Ты читаешь газеты, па? Ты просмотрел все, чем торгуют сейчас? В связи с этим, не знаешь ли ты кучера, который перевозил человека, убитого на авеню Дофин?

На вопрос Зизи папаша Коллардон постучал кулаком по столу.

– Замолчи, сопляк! – сказал он. – Говори потише!

Волнение отца явилось для Зизи подлинным откровением.

– Разом, это не ты, па, был тем кучером? – спросил он дрожащим голосом.

Папаша Коллардон вместо ответа налил себе стаканчик, яростно опрокинул его, а потом пристально посмотрел на сына:

– Ты что, из полиции, черт возьми, что допрашиваешь меня?

Больше ничего не надо было добавлять, несчастному Зизи все стало ясно. Без всякого сомнения, его отец замешан в убийстве дядюшки Фавье…

– Па, – обратился Зизи, – я не из полиции, и мне наплевать на префектуру. Только как-то на ратодроме я слышал, как об этом говорили…

– На ратодроме? – спросил Коллардон. – Где это?

– Авеню Сен-Уэн… там, где встречаются с Гаду…

– Значит, ты ее знаешь?

– Ну конечно! Довольно-таки!

Папаша Коллардон снова принялся пить. Теперь он казался наполовину пьяным и охваченным слепой яростью:

– Хочешь, я тебе скажу, Изидор, кто она, эта Гаду: просто шлюха! Вот! Она заставила меня проделать дьявольские трюки и не рассчиталась, как следовало!.. За твое здоровье!..

Коллардон пил, не закусывая, однако он был достаточно великодушен, – опорожняя свой стакан, он предлагал точно такой же и Зизи. Хотя уже три пустые бутылки выстроились в ряд на столе, кучер заказал четвертую, добавив:

– Вот, например, история с поездкой, которую она вынудила меня сделать однажды ночью… Это стоило тысячу франков, черт подери, но, клянусь, если я получил из них сорок пять! Ах ты, чума! Это так не пройдет!..

Он пил еще, потом, опершись локтями о стол, пристально посмотрел на сына и повторил:

– Это так не пройдет!

Пока отец говорил, Зизи сидел, глубоко задумавшись…

Как случилось, что папаша Коллардон окрестил «шлюхой» ту самую мегеру, которую он сам ненавидел от всего сердца?

Значит, он знаком с Гаду?

Связан ли он с похитителями пленницы из «Деревянных коней»?

К сожалению, мысли Зизи путались. Он много выпил, пил еще, и, тем не менее, ему казалось, что он уже узнал или скоро узнает что-то очень интересное…

То, что именно отец был кучером фиакра, в котором нашли мертвого Фавье, не вызывало у Зизи особого удивления. Без сомнения, папаша Коллардон был мастером на все руки, и Гаду, если верить газетам, убийцей была она, могла очень просто привлечь его как соучастника. Очевидно, Коллардон бывал в ангаре на улице Шампьонне. Это интересовало Зизи больше всего!

Грум смутно сознавал, что прежде всего, чтобы узнать как можно больше подробностей, надо было не допускать полного опьянения отца.

– Что, если пойти поесть улиток на Центральный рынок? – предложил он, особенно не настаивая. – Подходит, па?

Коллардон был уже не в состоянии сопротивляться.

– Наплевать! – ответил он сыну.

Затем, охваченный внезапным горем, он спросил:

– Ведь это я расплачиваюсь, разве не так? А ведь ты даже не хочешь пригласить своего старого отца, не хочешь помочь мне при моих увечьях? Однако, негодяй, в твоем возрасте…

Зизи прервал его:

– Давай, заплати, папа! Не занимайся моими превратностями судьбы. А что касается твоих увечий, они тебе особенно не мешают!

Папаша Коллардон поднялся. Он засунул руки в карманы широкого плаща и удивленно пробормотал:

– Черт подери! Что же это такое?

Зизи в свою очередь также удивился.

– Вот здорово! – воскликнул грум. – У тебя есть рента?

Действительно, папаша Коллардон, вытаскивая из кармана кисет для табака, который с давних пор служил ему кошельком, выронил на пол кипу бумаг, оказавшихся всего-навсего акциями ренты, настоящими акциями ренты.

– Это тебе не игра в бирюльки! – объявил Коллардон, глядя на разбросанные по полу бумаги, которые с трудом собирал Зизи. – Все это не мое!

– Не твое?

– Разумеется, нет!

И кучер с наивностью добавил:

– Чье же это может быть? Посмотри! Наверху надпись… возможно, там указано?

Тем временем Зизи с трудом разбирал строчки, написанные на акциях, так как алкоголь начинал затуманивать его голову.

Фамилии, которые он смог прочесть, заставили его вздрогнуть. Эти акции принадлежали дядюшке Фавье!

– Черт возьми! – воскликнул Зизи, глядя на своего отца с внезапным ужасом. – Но ведь все это было украдено Гаду, все связано с делами, где действовал «Жап». Как это оказалось в твоем кармане? Значит, ты убийца?

Зизи говорил тихо. Гарсон трактира читал засаленную газету, служившую для заворачивания колбасы, в другом конце зала. К счастью, он не обращал внимания на разговор этих двух клиентов. При резких словах сына папаша Коллардон побагровел.

– Я убийца? – возразил он. – Я думаю, что ты оскорбляешь меня… Ты забыл, что я твой отец, и ты обязан мне своим появлением на свет?..

Потом он принялся искренне отрицать:

– Нет, я не убийца! Если я и одолжил свой фиакр Гаду, чтобы прикончить старого Фавье, если я и выкинул его труп за Гран Пале, если я и оказываю иногда помощь некоторым типам… то это не значит, что я замешан в преступлениях… Я бы просто не смог этого сделать! К тому же эти бумаги не мои!

– Тогда почему же они оказались в твоем кармане?

– Не знаю! – ответил Коллардон, а затем, обратившись к гарсону, заказал:

– Одну литровую! Литровую за шестнадцать… черт возьми, и быстро!

Зизи и его отец снова чокнулись…

Начиная с этого момента, Зизи потерял четкость речи, тогда как Коллардон, наоборот, приобрел свою обычную ясность ума.

– Видишь ли, – говорил он Зизи плаксивым тоном, – видишь ли, имеются вещи, которых я не понимаю!.. Это не мои бумаги. Значит, кто-то подложил их в мой карман. А если их подложили в мой карман, то только с одной целью, чтобы у меня были неприятности! Так вот, если бы я с кем-нибудь сегодня поругался и меня бы схватили этим вечером на почтовом дворе, при мне нашли бы эти бумаги, и я не смог бы отвертеться от серьезного процесса.

Тем временем Зизи медленно листал акции. Вдруг грум смертельно побледнел…

На обратной стороне одной из бумаг была жирно выведена красная страшная надпись: «Правосудие Жапа!»

«Что все это значит?» – подумал Зизи.

Он выпил до дна свой стакан, потом поднялся, пошатываясь:

– Па, надо удирать! Ты расплачиваешься?

– Расплачиваюсь, – согласился папаша Коллардон.

Он заплатил и вышел из трактира вместе с сыном.

Но в этот момент, выходя из душного зала на ледяную улицу, Зизи внезапно почувствовал дурноту.

– Я не знаю, что со мной… – прошептал он, – но сейчас… сейчас…

Тогда папаша Коллардон окинул своего сына взглядом:

– Черт возьми! Да ты пьян!

И с достоинством и отеческой снисходительностью он втолкнул своего отпрыска в фиакр, который через несколько мгновений отправился в путь.

В три часа ночи Зизи проснулся, удивленный, на матрасе, лежавшем на полу.

– Где я, черт возьми? – спросил себя грум.

Он приподнялся, ошеломленно осмотрел комнату, в которой находился…

– Проклятое утро! – проворчал Зизи. – Вчера вечером я напился, как сапожник, и даю слово, что па привел меня к себе… В конце концов, мой папаша не такой уж и плохой человек!

Зизи действительно узнал свой отчий дом.

Очевидно, Коллардону показалось, что его сын настолько пьян, что оставлять его на улице опасно. Именно по этой причине он и привел сына к себе…

Впрочем, Зизи захотел немедленно пролить свет на это происшествие. Поскольку он спал одетым, то сразу встал, на цыпочках пересек комнату и приблизился к кровати, на которой, по его представлениям, должен был отдыхать отец…

Но он не успел сделать и трех шагов, как оказался на грани потери сознания.

– Кровь! – вскрикнул он. – Ах!.. Черт побери! И мой отец мертв!.. Ну и ну!

Кровь растеклась по полу большими лужами. Кровью были забрызганы стены.

Зизи остолбенел от волнения на несколько секунд. Затем он дотащился до кровати. Там лежал папаша Коллардон. Он был неподвижен, глаза закрыты, на шее – огромная рана, которая должна была обильно кровоточить.

– Черт возьми! – еще раз прошептал Зизи. – Но кто же все это сделал? Что же произошло?

Его сотрясала сильная дрожь. Ему было страшно. Опять какая-то тайна…

И тогда Зизи внезапно спросил себя, не он ли сам в пьяном бреду совершил это преступление!

Это, конечно, было преступление. Папашу Коллардона убили во сне…

Зизи смутно припоминал, что в момент возвращения домой между ними произошла бурная ссора…

И тогда, все более и более приходя в ужас, Зизи начал восстанавливать в памяти драматичные события того вечера…

Очевидно, его отец лег спать, он тоже уснул… затем, должно быть, он проснулся и, будучи еще под влиянием алкоголя, прыгнул на несчастного и нанес ему ужасный смертельный удар ножом…

– Какой кошмар! – прошептал Зизи. – Все это отвратительно!

Но, очевидно, он испытывал больше страха, чем горя!

Откровенно говоря, Зизи не мог любить своего отца. Он считал, что тот виновен во всем; а накануне вечером Зизи узнал еще и о том, что тот был замешан и в последнем убийстве; он не мог очень сожалеть о его смерти и даже, вопреки самому себе, думал о нем, в общем, как о жалком бедняге. Однако, Зизи здорово растерялся.

– Я убил своего отца, – повторял он, – я – отцеубийца!

При этой мысли волосы поднялись дыбом на его голове… Вскоре последовала резкая реакция. Если вначале он был парализован от ужаса, то теперь Зизи понимал, что надо действовать…

– Если меня найдут в этой комнате, – рассуждал он, – то сразу же решат, что именно я нанес удар! Напрасно я клялся бы, что был пьян, моя песенка была бы спета! Надо уходить!

Он быстро вышел из комнаты. В кухне Зизи умылся, замыл капли крови, которыми был забрызган, потом вышел, сбежал с лестницы… затерялся на улицах…

Два часа Зизи шагал по улицам, не останавливаясь. Гонимый инстинктивным ужасом, он удалялся от квартала, где, как ему казалось, он совершил преступление. Но вскоре он возвратился назад.

У Зизи очень болела голова, что было вполне естественным после такого сильного опьянения. Его мысли путались. Ему было трудно вспомнить, освежить в памяти события предыдущего вечера. Иногда он удивлялся тому, что уже успокоился, ведь он только что убил своего отца…

Однако по мере того, как улицы становились все более оживленными, как пробуждался Париж, Зизи испытывал все большую и большую тревогу…

Несколько часов тому назад, когда он увидел своего отца убитым, Зизи буквально отупел от удивления, как это бывает от сильного удара. Он понимал лишь наполовину…

Теперь, наоборот, он лучше понимал то, что произошло, а также те неизбежные последствия, которые угрожали ему.

Впрочем, новая находка повергла его снова в шок! Когда он опустил руку в карман, чтобы найти там окурок и попытаться немного взбодрить себя несколькими затяжками табака, он нащупал засунутую в куртку пачку бумаг, один вид которых заставил его вздрогнуть…

– Что такое? – вскрикнул Зизи. – Неужели я украл акции, которые были у моего старика?

Тогда он стал размышлять с возрастающим волнением обо всем странном, что было в данном происшествии.

Накануне вечером его отец клялся, что эти бумаги ему не принадлежали…

Старый кучер утверждал, что он стал жертвой места, что ему подсунули ценные бумаги в карман для того, чтобы арестовать…

И вот теперь этими бумагами стал обладать он, Зизи! Почему? Как это случилось?

Зизи также вспомнил таинственную надпись, которую он видел на пачке бумаг: «Правосудие Жапа!» Особенно непостижимой была эта надпись!

– Честное слово! – воскликнул Зизи. – Я допускаю в крайнем случае, что сообщник моего папаши сунул ему в карман эти компрометирующие бумаги, а уж как его схватить – это дело правосудия, но не понимаю, как произошло, что теперь именно я нахожу все это в своем кармане. Однако я их не крал!

Зизи вернулся на улицу Солитэр. Он очень боялся, что его арестуют, но какая-то непреодолимая сила притягивала его к дому, где совершилось преступление!

Из осторожности несчастный парнишка издалека окинул улицу взглядом и вздрогнул:

– Боже мой! Вот все уже и раскрылось! Вся эта толпа простаков, стоящих перед дверью моего папаши, конечно, обсуждает несчастье… Ах! Черт побери! Что же мне делать?

В этот момент несчастный Зизи испытывал огромное желание убежать, но любопытство его удержало.

– Все-таки надо, чтобы я знал, – пробормотал он, – подозревают меня или нет?

Некоторое время он колебался… Затем внезапно успокоился.

– Прежде всего, – рассудил он, – никто не видел, как я возвращался с папашей; матушка Ландри дрыхнула в эту ночь… значит, я ничем не рискую, если пойду и узнаю новости?..

И с безумной отвагой Зизи стал продвигаться вперед.

Он поработал локтями, вошел в дом, где совершилось преступление, и обратился к консьержке, бледной, как мертвец, которая скорее прислонялась к креслу, чем сидела в нем в глубине своего жилища:

– Как дела?

Консьержка выпрямилась, как будто вытолкнутая пружиной.

– А! Боже милостивый! – закричала она. – Не хватало только тебя!

Потом, несмотря ни на что, она разразилась рыданиями.

– Малыш, случилось непоправимое несчастье… здесь только что была полиция, убит твой отец!

Матушка Ландри при этих словах зарыдала еще сильнее. Зизи, бледный от волнения, ухватился за обивку, чтобы не упасть…

– Убит папаша? – повторял он.

И добавил, так как это особенно его поразило:

– Здесь только что была полиция? Правда? Что они сказали?

Тем временем матушка Ландри подыскивала слова соболезнования.

– Не надо убиваться! – говорила добрая женщина. – В конце концов, видишь ли, мой мальчик, твой отец всего-навсего пьяница!.. Но все-таки уважать его надо… Между прочим… твоя мать еще ничего не знает!..

Зизи прервал ее дрожащим голосом:

– Но кто нанес удар? Что говорит полиция?

Не слушая его, матушка Ландри продолжала искать слова утешения.

– И потом, видишь ли, – говорила она, – теперь, когда он мертв, бедняжка, мир его праху! Как говорится, вино больше не повредит ему!.. Да, ты спрашиваешь подробности? Так вот, в это утро, когда я поднялась, я нашла его дверь открытой. Я вошла, ах! Меня это совсем сразило!

– Да, да, – торопил Зизи, – а потом?

– Потом я побежала к комиссару сделать заявления, чтобы не было неприятностей…

Матушка Ландри шумно высморкалась и продолжала:

– Через час пришел инспектор полиции, некий Жюв, говорят, известный, который привел с собой сюда журналиста, некого Фандора…

Зизи, слушая эти речи, бледнел все больше. Как? По воле случая именно Жюву было поручено собрать сведения о смерти его отца.

Грум, слабея, подумал: «Я пропал!»

Однако он пытался не терять самообладания.

– И что же сказал Жюв, матушка Ландри?

Консьержка воздела руки к небу.

– Ах! Вот это-то и есть самое поразительное! – заявила она. – Представь себе, что он и его дружок обыскали все, рыскали под всей мебелью… Они сказали поразительные вещи.

– Что же?

– Жюв, так тот полагает, что твой отец вернулся домой не один. Он уверяет, что нашел следы второго лица, какого-то подростка…

– Возможно ли это? Что за глупость… – высказался Зизи, чувствуя, что жизнь покидает его.

– Так он сказал! – повторила консьержка. – А потом Жюв утверждал, что твоего отца убил Фантомас! Да, ты хорошо расслышал… Фантомас!

Произнося это ужасное, трагическое имя, голос матушки Ландри задрожал…

Зизи, наоборот, приобрел некоторую уверенность. Значит, подозревали не его? Подозревали Фантомаса?

Он спросил:

– Вы не знаете еще чего-нибудь?

– Да, кое-что забавное… Именно в это утро твой отец получил письмо… Ах, бедняжка, это письмо он уже не прочтет никогда!.. Впрочем, оно и не было адресовано ему!..

– Как это, оно не было адресовано ему, мадам Ландри? Что это вы поете? Можно посмотреть?..

Консьержка поискала в шкафчике, висящем на стенке ее жилища.

– Смотри, – сказала она, – скорее это можно назвать почтовой открыткой… А на месте адреса помечено: «Господину Авару, начальнику Службы безопасности, у кучера Коллардона». Ты видишь?

Она протянула карточку Зизи.

Грум взял ее дрожащей рукой, повернул и перевернул. Вдруг он испустил крик изумления.

– Вот что самое поразительное из всего! Вот те на!

Он очень покраснел, волна крови залила его щеки.

– Ты понимаешь? – спросила матушка Ландри.

Зизи перечитал открытку: «Жап совершил правосудие, не беспокойте никого».

Резким движением грум вернул маленькую открытку консьержке.

– Честное слово! – проговорил он. – Это дело мне кажется очень запутанным! Привет вашим голубям, матушка Ландри! Займусь-ка я тем, что навещу нотариуса…

И пользуясь растерянностью славной женщины, которая начала находить, что поведение Зизи странное, грум убежал…

По правде говоря, Зизи торопился покинуть дом, где совершилось преступление.

– Во всей этой истории, – сказал он себе, – одна половина событий не понятна, другая тревожит. Самое лучшее, что я могу сделать, это постараться быть в стороне!

Затем он поразмыслил вслух еще:

– Что это значит, к примеру: «Жап совершил правосудие»? Ну и дела! Разве Жап – это господин, который заинтересован в том, чтобы наказать моего отца за то плохое, что он сделал? Жап совершил правосудие… ладно! Но правосудие во имя чего?.. Его участие в убийстве простака Фавье или в похищении пленницы «Деревянных коней»?

– В конце концов, все равно, но мне хотелось бы, чтобы удар нанес не я. Теперь я умываю руки! В любом случае не я укокошил моего папашу, потому как Жап написал, что это сделал он…

Зизи остановился, чтобы лучше подумать.

– В результате, – заметил он, – в этой истории меня тоже наказали, так как, с одной стороны, я сильно впутан, а с другой, сильно раздосадован из-за бумаг, которые находятся в моем кармане!

Зизи снова пустился в путь. Через некоторое время он добавил:

– Правда, я тоже принимал участие в похищении молодой девушки… Может, по этой причине я попал в такой переплет?

Грум перебрал все идеи, приходившие в голову, а затем, казалось, внезапно принял наилучшее решение:

– Фантомас! Жюв и Фандор говорят, что это он убил моего отца! Честное слово, я хотел бы, чтобы было так! Но все же мне кажется, что это скорее Жап! Только вот, кто же это, Жап? А, тем хуже! Пусть сами полицейские и выходят из затруднительного положения… главное, что это не я!..

В этот момент Зизи входил в кафе.

Он заказал стаканчик, попросил все для письма и сунул в конверт акции, которые таким таинственным образом попали к нему.

– Дополним правосудие Жапа, – сказал себе Зизи, – устроив так, чтобы все это попало в те руки, которые имеют на это право.

На конверте вместо адреса он написал:

Господину Жюву, инспектору Сюртэ.