Трансдукция

Глава 7

Зайдя в помещение городского Центра Занятости ближе к вечеру, Борис сначала огляделся. Присутствие было устроено в новомодном стиле «лицом к народу», то есть операторы размещались за низкими стойками, перед стойками наличествовали стулья для посетителей. У каждого оператора, ясное дело, стоял сетевой терминал. Посетителей в зале было немного, а молодежи не было видно вообще. Одни старпёры, видимо по причине старческого маразма, не сумевшие управиться с сетевым поиском вакансий. Учитывая совет отца, Борис выбрал оператора средних лет с коммунарским значком. Выбрал мужчину, к коммунячьим бабам обращаться не хотелось, язычки у них, как всем известно, были слишком острые. Подождав минут десять, пока уберется толстая тетка, Борис присел на освободившееся место.

Оператор вежливо поздоровался и придвинул сканер ближе к посетителю. Борис полез в портмоне за магнитной картой.

— Социальные баллы у вас низковаты, — сообщил оператор после минутной паузы, — всего 21 процент от гражданского голоса, при среднем показателе среди дееспособного мужского населения страны в 79 процентов. Это надо было постараться, чтобы такого добиться.

Борис только пожал плечами и промолчал, ожидая продолжения.

— Выбор школы, разумеется, был за вашими родителями, — продолжил читать мораль коммуняка, — но служить в армии вы отказались уже по собственной воле. А принять участие в голосовании на выборах в наше время, учитывая современную технику — вообще не великий труд, но вы и тут постоянно уклоняетесь.

— Законом это не запрещено, — сухо заметил Борис, — я предпочел сосредоточить свои усилия на совершенствовании профессиональных навыков.

— Действительно, — сообщил оператор после еще одной паузы, — с профессиональными навыками у вас все на уровне. Способности к техническим дисциплинам выявлены еще в школе при отборе, перевод в спецшколу с их углубленным изучением, хороший ВУЗ, перспективная специальность, неплохой опыт работы. Непонятно даже зачем вы вообще к нам пришли, наверняка ведь могли воспользоваться автоматизированной системой поиска. Я вот сейчас наскоро посмотрел, подходящие для вас вакансии имеются: восемь в соцсекторе, четыре в комсекторе для вольнонаемных специалистов. Кроме того, есть заявки из стран ЕС, а конкретно из Индии и Южно-Китайской Республики. Вполне приличный выбор. Хотите поговорить о конкретных предложениях? Возможно, желаете уточнить подробности по социальным пакетам к ним?

Коммуняка замолчал и выжидающе уставился на Бориса.

— Я хочу получить работу по специальности в Ленинграде, — жестко сказал Борис, — и без потерь в должностном уровне.

— Сожалею, но в Ленинграде на данный момент таких вакансий нет.

— А вы все же поищите, — надавил голосом Борис, — думаю, что я имею на это право.

— Думаю, что вы ошибаетесь, — усмехнулся оператор, — выбранная вами профессия подразумевает высокую мобильность. Даже в средние века профессура частенько перемещалась в соответствии с наличием вакансий в тогдашних университетах. А уж инженеры и механики так сплошь и рядом ехали туда, где имелись наниматели. А в наше время вообще иначе нельзя. Работать следует там, где есть подходящая работа. А как иначе вы сможете принести наибольшую пользу для страны?

— Дело в том, — поморщился Борис, — что работу я потерял по вашей милости. Тема, которую я вел, была закрыта из-за конкурирующей разработки одной из ваших техно-коммун. Вакансии в других местах, конечно есть. Но кто мне компенсирует потерю нормального жилья? Ведь на новом месте я в лучшем случае только комнату общежитии получу. Кто мне компенсирует потерю привычного круга общения? Почему я вообще должен уезжать из родного города? Вы виноваты в том, что я лишился работы, вы и исправляйте ситуацию. В Ленинграде хватает профильных организаций, вот и найдите мне там подобающее место по своим каналам. В противном случае я буду считать, что имеет место быть злостное нарушение Общественного Договора. И обращусь за поддержкой к общественности.

— Да неужели? — коммуняка встрепенулся. — И какая именно статья, по вашему мнению, нарушена?

— Нарушен дух Договора. — Борис вовсе не зря целую неделю провел у терминала в институте. Все равно на работе теперь делать было нечего. — Вы же прекрасно знаете, в чем состоит его суть. Мы не мешаем вам строить там у себя коммунизм, а вы не мешаете нам спокойно жить. А какая может быть спокойная жизнь у человека, который из-за вас потерял любимую работу?

— Вы весьма оригинально трактуете Конституцию, — ехидно усмехнулся оператор, — и, кстати, кто такие «мы»?

— Мы — это Советский Народ, — не менее ехидно усмехнулся Борис.

— Борис Иванович, а кто это вам делегировал право говорить от имени Советского Народа? Кроме того, если вы Народ, то мы тогда кто? — Коммуняка явно не собирался сдаваться.

— Это демагогия, — твердо заявил Борис, — я, как часть народа, пострадал от ваших действий. А вы, приняв свой Кодекс, фактически себя от народа отделили.

— В Конституции это все же изложено иначе, я, например, такой же гражданин страны, как и все прочие. Как образованный человек вы должны понимать, что с юридической точки зрения ваши претензии не стоят выеденного яйца, да и вообще смешны.

— А кто вам сказал, что я не понимаю? — Борис довольно хмыкнул. — Но это вовсе не помешает мне и моим друзьям, устроить в сети пусть и небольшой, но веселый такой скандальчик на эту тему, хоть немного, но подпортив вам реноме. Впрочем, такого хода событий можно избежать, если все же отыскать для меня работу в городе.

— Вы меня случайно не шантажировать собрались? — глаза у коммуняки стали жесткими.

— Да ни в коем разе! — замахал руками Борис. Недельное исследование полностью подтвердило слова отца. Ничего ему эта сволочь не сделает. А раз безопасно, то почему бы не повеселиться? — Я только хочу восстановить попранную справедливость, то есть, как уже говорил, получить работу в Ленинграде.

— С работой в Ленинграде я помочь могу, — заметил собеседник, — для хорошего человека ничего не жалко. Могу по знакомству устроить вас истопником в котельную. Такая работа очень популярна, например, среди оставшихся не у дел служителей Мельпомены. Они утверждают, что это нечто вроде «внутренней эмиграции», в знак протеста против существующей системы, так сказать. Правда, непонятно почему предпочитают именно внутреннюю, границы-то открыты.

— Поиздевайся еще, гад краснопузый, — зло подумал Борис, — границы, видите ли, у них открыты. Давно бы сдернул из вашего гадюшника, если бы было куда. Вот только нигде меня не ждут. Ну почему мне не повезло родиться в Рейхе в немецкой арийской семье? Жил бы сейчас как белый человек! А так мне у них с другими гастарбайтерами и за место истопника бороться придется. Это ведь не туристом ездить. За океаном в Америке уровень жизни даже хуже чем у нас, да еще тотальная шпиономания, осложненная застарелой русофобией. А у узкоглазых макак эмигрантов вообще за людей не считают. Если бы еще с какими-нибудь секретными сведениями сбежать, чтобы там продать за хорошую сумму, так проклятые коммуняки со своей политикой открытой информации мне даже такой возможности не оставили.

— Этот вариант меня не устраивает, — сообщил Борис уже вслух, — вы вообще имеете представление о том, что такое «любимая работа»? Любимая работа — это такая работа, которую человек делает с радостью, от которой он получает удовольствие. Любая другая работа для человека просто противоестественна. Ведь вы же коммунизм строить собрались, а при коммунизме вся работа будет делаться только с удовольствием.

— Кто это вам такое сказал? — с усмешкой поинтересовался коммуняка.

— Основоположники.

— Что-то не припомню такого. Маркс говорил, что при коммунизме «труд станет первой потребностью жизни», но про то, что он обязательно должен еще и удовольствие доставлять…

— Это подразумевалось, ведь только удовлетворение потребностей и доставляет человеку удовольствие. Потребности в труде, который удовольствия не приносит, человек испытывать не может. Это очевидно.

— Ах, очевидно, — протянул краснопузый, откинувшись на спинку стула, — хотите объясню почему ваш институт проиграл нашей техно-коммуне?

— Это почему же? Что вы вообще об этом можете знать?

— А что тут знать? Если в вашем НИИ и остальные инженеры думают как вы, то результат вполне очевиден. Дело в том, что в любой работе, какой бы «любимой» она ни была, всегда есть доля нудного, монотонного труда, никакого удовольствия не доставляющего. Причем доля это большая, даже в науке полет мысли и прочее творчество составляют, весьма незначительную часть. А делать эту не доставляющую никакого удовольствия часть работы, все-таки надо, если у вас под рукой нет волшебных гномиков из сказки. При этом гномики должны иметь одинаковую с вами квалификацию, иначе ничего не выйдет.

— Философия тупарей, — желчно подумал Борис, — я еще во время учебы в институте заметил, что коммуняки всегда жопой берут. Зубрилы-отличники, мать их! — Но эту мысль озвучивать не стал.

— Дело в том, — сообщил он уже вслух, — что для того человеку и дана голова, чтобы при ее помощи избавляться от тупой и монотонной работы.

— Ну, с этим не поспоришь. Другой вопрос, что реально с налета такие задачки не всегда можно решить, а дело делать надо немедленно. Да и решишь, на новом уровне немедленно возникает новая тупая и монотонная работа. И опять придется ждать добрых гномиков, которые ее за тебя сделают. Эх, в джунгли бы вас, уважаемый, на годик другой!

— Вы мне угрожаете? — насторожился Борис.

— Вовсе нет. Просто когда сутки просидишь в засаде, в болоте по ноздри и без движения, то философия жизни здорово меняется. В том числе меняется и отношение к скучной и монотонной работе. А вам этого не понять, вы и вам подобные все же будете ждать волшебных гномиков, и поэтому неизбежно проиграете нашим техно-коммунам в конкурентной борьбе.

— Ерунда, — отрезал Борис, — в науке выигрывает тот, у кого мозги лучше работают, а вовсе не тот, кто задницей берет. Впрочем, все это лирика. Вы поможете мне с нормальной работой в Ленинграде или нет? — Коммуняка с усмешкой покачал головой.

— Тогда пеняйте на себя! Я обязательно сделаю то, что обещал!

— Милости просим! Только не удивляйтесь, что в сети вас и ваших друзей с вашими гнилыми «идеями» воспримут, как полных идиотов. Да и не продержитесь вы там долго, перегорите. Подобная пропаганда, если вести ее серьезно, тоже подразумевает каждодневный труд, а вам будет лень.

— Посмотрим! — Борис начал подниматься со стула.

— Момент, прежде чем вы гордо удалитесь. Чтобы у Вас не осталось иллюзий… руководящим работникам мы никогда и нигде не обещали «спокойной жизни», ни по букве, ни по духу. А вы уважаемый, вовсе не рядовой рабочий с завода. Помните это всегда, и будет вам счастье…

— Счастье? — Борис снова уселся на стул. — Да что вы в этом понимаете! Для вас это вообще чуждое понятие!

— Может, вы мне объясните?

— А что тут объяснять? Еще в моем детском садике на стене плакат висел, я прекрасно запомнил:

Понимаете? Человек рождается для счастья. У него есть на счастье право! Вот вы мне его, раз коммунистами зоветесь, и обеспечьте! Разве не для счастья человеческого вы коммунизм строите? В общем, найдите мне достойное место в Питере, и я уйду от вас счастливым.

— В каком именно детском садике такое висит? — с энтузиазмом спросил оператор. — Номер не подскажете? Лично схожу и попрошу снять, если еще не успели. Такую чушь мог придумать только недобитый троцкист в подрывных целях, или творческий интеллигент под большим градусом. Это, с какого переляку кто-то будет вам счастье гарантировать? Максимум, общество постарается создать условия, чтобы человек мог быть почаще счастлив. А дальше он должен уже сам, своими ручками, своими мозгами, своим трудом, потом и кровью себе счастье строить. И не факт, что построит, в жизни всякое бывает.

— Я так и знал, что вы меня не поймете, — гордо сказал Борис и быстро встал, чтобы оставить за собой последнее слово, — счастливо оставаться!

Выйдя из здания центра, он с удовольствием вдохнул свежий осенний воздух. Настроение поднялось. Рабочего места он, разумеется, не получил, но ведь и не рассчитывал. Зато отвел душу, хоть и немного, но попортив нервы коммунякам. И это только начало, он ведь на самом деле уже присмотрел пару сетевых площадок, где это дело можно будет продолжить уже перед большей аудиторией. Да и друзья обещали принять активное участие.

Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, Борис сразу пошел к ближайшей станции метро, а потом поехал в Автово, где на квартире у Олега Семкина сегодня намечалась вечеринка. По пути еще надо было заглянуть в магазин, чтобы прикупить продуктов и выпивки.

Народ уже успел в большинстве своем собраться, стол был накрыт, дым стоял коромыслом. Но шума не было. Все внимали какой-то новой песне, которую исполнял под гитару бывший актер, уволенный некогда из театра имени Ленсовета, частый гость в их компании. Борис сел за стол и прислушался к песне:

Когда песня закончилась, Борис ощутил, как на глазах у него навернулись слезы. Все же талант не пропьешь, с таким чувством петь про нашу проклятую жизнь не каждому дано!