Требуется добрый человек

ТРЕБУЕТСЯ ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК!

Иду и вижу, на двери многоэтажного здания висит объявление: «НИИпросиделконторе срочно требуются: уборщица, сантехник, добрый человек, машинистка».

Странное объявление, думаю. Ну, уборщицы, машинистки — то ясно, они везде требуются, а вот что такое «добрый человек»?

Зашел поинтересоваться в отдел кадров.

— Здравствуйте, — говорю, — что за должность у вас такая, «добрый человек»…

— Согласно штатному расписанию, — отвечают, — а где вы работали?

— Сантехником, — отвечаю.

— Ну, что, попробуйте, не получится, на сантехника переведем, на них тоже дефицит…

Так я и угодил в «доброго человека». Приступил к работе. Сижу, как и все в отделе, анекдоты рассказываю, по телефону со знакомыми общаюсь, одним словом, как говорится, работаю. Ничего, думаю, особенного, должность как должность.

Вдруг в отделе заволновались. Женщины возбужденно зачирикали и подняли галдеж. Оказывается, в магазине напротив сапоги импортные дают. Не успел глазом моргнуть, как кандидатки и прочие исчезли. Тут два бородатых кандидата ускакали вприпрыжку в книжный магазин. Потом, сопя, как паровоз, удалился в библиотеку доктор наук.

Подходит начальник.

— Где коллектив? — спрашивает.

— В местных командировках, — отвечаю.

— А вы что сидите? — говорит.

— Кому-то надо сидеть. А я добрый, по штату.

— Тогда сидите и на телефоны отвечайте, заодно и на мой. Секретарша-заочница сейчас на сессии. Если позвонят из министерства, когда бы ни позвонили, скажите, что только что ушел.

Засел за телефоны и добросовестно снимаю трубку.

К вечеру стали собираться сотрудники. Женщины обмениваются гастрономно-галантерейными впечатлениями. На столах разложили апельсины, бананы, кур в целлофане и прочие свертки. Не научный отдел, а выставка-ярмарка. Кандидаты книги листают, чего-то меняют. Другие не занятые делом сотрудники играют в шахматы и в преферанс.

Появился начальник. Видимо, неудачно съездил, а может, фильм не понравился.

— Выполнили, — спрашивает, — задание, да-да, то самое?

Все загрустили. Видно, это «то самое задание» уже который год портит настроение сотрудникам. В расчеты погрузились. Наступила деловая тишина.

— Кроме того, — срывал свое плохое настроение начальник, — пора уже и рационализаторские предложения представлять.

Совсем у всех настроение пропало, и почему-то с укоризной косились в мою сторону. Начальник тоже. И вдруг говорит строго:

— Ну-ка, зайдите в кабинет…

Захожу.

— Где работа? — спрашивает. — Почему нет рационализаторских предложений? Чем вы целый день занимались? А? Для начала вынесу вам выговор и лишу премиальных на полгода вперед.

Хотел возмутиться. Мол, за что? Но вспомнил, что на штатной должности, и говорю:

— Есть у меня предложение. Пусть все сидят, а я по магазинам буду бегать… У них все-таки высидка квалифицированней будет. Все-таки специалисты, да еще со степенями…

Начальник серьезно посмотрел на меня и говорит:

— Зайдите позже.

Через пять минут снова вызывает.

— У меня мысль интересная мелькнула, — говорит, — с завтрашнего дня отдам приказ, чтобы вы исполняли свои добрые обязанности, помогали сотрудникам в мелких услугах и проявляли побольше чуткости. Вот у бухгалтера Ерохина желудок больной, а у Селезневой личная жизнь не клеится. Покажите свою душевность в полной силе.

Начал показывать.

— Как здоровье? — спрашиваю у Ерохина. — Желудок как?

Тот сразу оживился.

— Болит, — говорит радостно, — то бурчит, то урчит, не поймешь. Мне врачи и творог, и кефир, и диету прописывают. Однако ерунда все это. Главное здесь — питание.

Я участливо слушал, проклиная свою должность.

Селезнева, одинокая кандидат наук, в космических очках, пригласила меня на вечер симфонической музыки.

Вернулся домой поздно, разбитый симфониями. Только уснул. Звонок.

— Ерохин беспокоит, — слышу голос бухгалтера, — не спишь? Вот и я тоже, никак не могу спать. А все дрыхнут, наплевать, что у меня желудок, бессонница. Черствые стали, только о своих желудках беспокоятся. Жена, как нарочно, пирожков с повидлом напекла. А ведь знала, что у меня диета… Хочет избавиться от меня таким образом, со свету сживает…

До утра я слушал о желудочном соке и зловредительстве жены.

Утром в институте висел приказ директора о постоянном пребывании сотрудников на месте. Со всеми вопросами обращаться к Рушкову, то есть ко мне.

На меня тут же набросились. Кто-то просил насчет гаража в исполкоме разведать, кто-то дочку в аспирантуру срочно устроить, третий— сдать кандидатский экзамен. Я записал все заявки в спецтетрадь для отчетов, подхватил огромную торбу и ринулся выполнять задания…

Целые дни носился по магазинам и учреждениям.

По коллективной просьбе женщин открыл детские ясли на дому, по ночам слушал о подагре и язве Ерохина, а в остальное время меня преследовала одинокий кандидат наук в космических очках… Она требовала найти ей мужа из сферы обслуживания или в крайнем случае, — говорила она, — сами женитесь, если такой добрый.

Через две недели я сломался. Заболел от перенапряжения. Лежу один в своей однокомнатной квартире, никому не нужный.

«Вот так умру, — думаю, — и никто воды не принесет…»

Через час в дверь позвонили. В комнату вошли Ерохин с пирожками и Селезнева с сумками и свертками.

— Разве можно так не беречь себя, совсем не думаешь о себе, подумай хоть обо мне, — Селезнева всхлипнула, как обыкновенная женщина без степени, и взяла меня за руку, — и пульс учащенный…

— Здоровье нужно беречь, — изрек Ерохин, — особенно желудок, я вот вам творог и кефир принес.

Вечером собрались все сотрудники во главе с директором. Всю ночь около меня дежурила Селезнева. Я даже почувствовал к ней что-то вроде любви.

— Ничто так дорого не ценится, — сказал в своей речи наш шеф в связи с визитом ко мне, — как доброта, пусть даже и за зарплату, но, к сожалению, эту ставку нам придется сократить в связи с раздутыми штатами.

Я почувствовал силу доброты со стороны коллектива, понял, что не одинок. И так расчувствовался, что решил перейти на должность сантехника с добрым уклоном. Быть добрым за бесплатно.