Требуется добрый человек

БЕДНЫЙ ПАПА

Недавно жена родила ребенка, без которого, как она утверждала, семья была неполной. Принесла она из роддома это счастье, завернутое в разноцветные тряпочки, и началась наша полная семейная жизнь. Смотрю я на кроху и думаю: «Вот так, наверное, на свет и я появился…» И носик, и ротик, и даже глазки — все при нем. Почти как человек. Он тоже смотрел на меня, как бы оценивая, затем поморщился и как заорет… Сам с локоток, а ревет, как турбореактивный самолет на взлете. Я смотрю и не понимаю: откуда что берется?

А жена мне строго говорит: «Ну, чего уставился? Не видишь, что ли, у него пеленки мокрые… Иди постирай, а я им займусь…»

Постирал. Погладил. Только разогнул спину, а он опять реактивным двигателем глушит.

— Давай чистые пеленки! — кричит жена. — Он опять мокрый!

«Ну, дети пошли, — думаю, — никакой сознательности, просто эксплуататоры».

Жена с него глаз не сводит и, такая счастливая, воркует:

— Мой лапочка, ненаглядничек мой, заинька.

Меня она так в жизни никогда не называла.

— Не слишком ли ты его балуешь, — говорю я раздраженно, — он опять пеленки испортил, можно было б ему как-то объяснить, что надо уважать чужой труд…

Она только рукой махнула.

— Ах, ничего ты не понимаешь, — говорит, — ах, лапочка мой, он опять мокрый… Пойди постирай.

— Ну, это безобразие! У меня, кроме пеленок, есть другие дела. Мне отчет нужно писать о социологических исследованиях. Он, что ли, за меня будет писать!..

Но тут взревел турбореактивный двигатель, и я быстро схватил пеленки.

— Начальник за отчет не с него, а с меня спросит, — пытаюсь возразить я. — А что я скажу? Стирал пеленки! Начальник не поймет. Он бездетный.

— Иди пиши отчет, — спокойно говорит жена.

— Куда, интересно, я пойду писать, в ванную или в туалет? Что соседи скажут? Квартира у нас коммунальная…

— Иди, куда хочешь, дорогой, — мягко говорит жена, укачивая свое чадо. Застыл я посреди комнаты.

— Может, я вообще уже здесь лишний?

В ответ взревел двигатель с утроенной мощностью.

Жена засуетилась и завертела дитя в разные стороны. Я юркнул в ванную и принялся стирать пеленки.

«Неужели и я был таким несознательным? — впервые за свою жизнь подумал я о своем прошлом. — Наверное, и мой папа так страдал. А я даже его с праздником забываю поздравить…»

Ночь прошла, как в аэропорту, где без конца приземлялись и взлетали самолеты. Жена то и дело проворно вскакивала с кровати и что-то нежно причитала.

— Опять мокренький, бедный заинька, животик болит, ой, ты мой птенчик…

«Попробовал бы я ее разбудить среди ночи… Даже когда всхрапну, и то прорабатывает… Вот так, наверное, и мой бедный папа страдал… А я еще с него деньги на кооперативную квартиру тяну. И этот потребует. Вон какой горластый. Горлом свое возьмет…»

…Я стал задумчив и рассеян на работе. Вместо носового платка я находил в своем кармане мокрый подгузник, вместо ручки — пустышку. Коллеги утешали меня, как могли:

— Ничего, брат, прокормишь! Придется пошевеливаться, по совместительству где-нибудь подрабатывать, статейками подхалтуривать… Конечно, про театры, бары, кино, приятелей позабудь… Это уж отрезано…

Я затосковал. Снова вспомнил про папу.

«Надо хоть навестить стариков, — подумал я, — а то совсем забыл про них».

Скоро мы всей семьей приехали к моим родителям. Это была трогательная сцена, которую невозможно описать словами. Умилениям не было конца. Дедушка и бабушка восторженно улюлюкали над внуком. Мы душевно провели вечер. Кроху, конечно, оставили родителям. Старики были тронуты до слез. Когда мы собрались уходить, раздался рев турбореактивного двигателя. Я побледнел и на прощание крепко и сердечно расцеловал отца.

«Бедный папа! — подумал я. — Может, когда-нибудь и мой сын так подумает обо мне…»