— Я же вам сказал — нет. Не заинтересован, не замешан и не желаю ничего знать, — заявил Ниро Вулф.
Я невольно залюбовался — Вулф огромной глыбой восседал в кровати, со всех сторон обложенный подушками, а на одеяле покоился поднос с завтраком. Как всегда, ровно в восемь утра Фриц приносил завтрак в его спальню на втором этаже. Стрелки на часах сейчас показывали восемь пятнадцать, а потому в ненасытной утробе великого сыщика уже исчезли персики, сливки, изрядная часть здоровенного ломтя бекона и две трети яичницы, не говоря уж о кофе и конфитюре. Хотя чёрное шёлковое одеяло было откинуто, приходилось приглядываться, чтобы уловить границу между ядовито-жёлтой перкалевой простынёй и пижамой такого же замечательного цвета. Всего нескольким людям, не считая нас с Фрицем, доводилось когда-либо лицезреть Вулфа в подобном виде. На этот раз такой чести удостоился инспектор Кремер, который прекрасно знал, что с девяти до одиннадцати часов Вулф торчит в оранжерее с орхидеями.
— За последние двенадцать лет, — прорычал Кремер, который почти всегда начинал разговор в подобном тоне, — вы… кажется… соврали мне десять миллионов раз.
Кремер вовсе не заикался, а просто жевал незажжённую сигару. Как и всегда, когда ему случалось работать всю ночь напролёт, он казался брюзгливым и обиженным, но выглядел безукоризненно, если не считать пробора, который явно сбился с пути и заблудился.
Вулфа трудно было вывести из себя во время завтрака, а потому он пропустил мимо ушей этот выпад и принялся за тост с конфитюром, запивая его кофе.
— Он же приходил к вам вчера утром, всего за двенадцать часов до того, как его убили! — продолжал Кремер. — Вы не можете это отрицать.
— Конечно. Я, кстати, уже говорил вам, что ему было нужно, — вежливо ответил Вулф. — Получив по почте конверт с угрожающим посланием, мистер Дженсен пришёл сюда и заявил, что ему нужны мои мозги. Я отказался, и он ушёл восвояси. Вот и всё.
— Почему же вы отказались? Что он вам такого сделал?
— Да ничего. — Вулф подлил себе кофе. — Просто я не занимаюсь такими делами. Когда кого-то хотят убить и посылают при этом анонимки с угрозами, то дело либо выеденного яйца не стоит, либо опасность настолько реальна и неотвратима, что предпринимать что-либо совершенно безнадёжно. Из прошлого мистера Дженсена мне приходит на память только случай с капитаном Питером Рутом, который пытался в политических целях продать Дженсену какой-то военный секрет. Дженсен обратился ко мне, мы раздобыли необходимые улики, и капитан предстал перед трибуналом. Мистер Дженсен тогда весьма лестно отозвался о моих методах и способностях, поэтому-то, я полагаю, он и обратился ко мне, когда помощь потребовалась ему самому.
— Не думал ли он, что угроза исходит от кого-то, кто связан с капитаном Рутом?
— Нет. Он не упоминал о Руте. Он сказал, что даже не догадывается, кто вознамерился его убить.
Кремер хмыкнул.
— То же самое он заявил и Тиму Корнуэллу. Тот, кстати, считает, что вы потому и не ввязались в это дело, что знали или подозревали: здесь пахнет жареным. Сами понимаете, как огорчён Корнуэлл, ведь он потерял своего лучшего сотрудника.
— Конечно, понимаю, — кротко отозвался Вулф. — Если он и в самом деле был лучший…
— Так сказал Корнуэлл, — отрезал Кремер, — и сотрудник этот мёртв. Его имя Дойл, он двадцать лет занимался частным сыском. Отличный послужной список. Судя по тому, как всё вышло, вины Дойла в случившемся нет. Дженсен пришёл к Корнуэллу и Майеру вчера около полудня, и Корнуэлл приставил к нему Дойла в качестве телохранителя. Мы выяснили, как они провели время, но ничего особенного не узнали. Вечером Дойл сопровождал его в клуб, что в центре города. Оттуда они ушли в одиннадцать двадцать и, похоже, сразу отправились к Дженсену домой — или на автобусе, или на метро. Жил он в многоквартирном доме на Семьдесят третьей улице неподалёку от Мэдисон-авеню. А в одиннадцать сорок пять обоих нашли мёртвыми на тротуаре около подъезда дома Дженсена. И тот и другой убиты выстрелами в сердце из пистолета тридцать восьмого калибра, причём в Дойла стреляли сзади, а в Дженсена — спереди. Пули извлекли. Никаких следов порохового ожога. Вообще ничего.
Вулф поставил чашку из-под кофе на поднос. В мою сторону он даже не посмотрел, но всем своим видом показывал, что, раз уж я здесь, не мешало бы мне отнести поднос на кухню. Выслушав мистера Кремера, он едко пробурчал:
— Да, лучший агент мистера Корнуэлла!
— Бросьте язвить, — ощетинился Кремер, — его же убили выстрелом в спину! Там в десяти шагах есть подворотня, где мог спрятаться стрелявший. Или стрелять могли из проезжающего автомобиля, или с другой стороны улицы, хотя тогда стрелявший должен был быть суперснайпером — обе пули положил точнёхонько в самый моторчик. Мы не нашли ни единого человека, кто слышал бы выстрелы. Консьерж торчал внизу, в цоколе, возился с бойлером; он заявил в своё оправдание, что у них, как и везде, людей не хватает. Лифтёр как раз поднимался в лифте на десятый этаж, сопровождая жильца. Обнаружили трупы две женщины, которые возвращались из кино. Стрелять должны были никак не позже чем за минуту до их появления, но они как раз тогда и вышли из автобуса, что останавливается на углу Мэдисон-авеню.
Вулф выбрался из постели — впечатляющее зрелище, скажу я вам, — и посмотрел на часы, которые стояли на столике возле кровати. Было восемь тридцать пять.
— Знаю, знаю, — прорычал Кремер, — вы непременно должны одеться и спешить наверх, к своим дурацким орхидеям. Тот жилец, что поднимался в лифте, оказался известным врачом, и он знал Дженсена лишь понаслышке. Две женщины, которые обнаружили убитых, — манекенщицы с Седьмой авеню — вообще о Дженсене никогда не слыхали. Лифтёр работает в доме уже больше двадцати лет. Нареканий на него никаких. Дженсен славился щедрыми чаевыми, и обслуга его любила. Консьерж, толстый болван, работает там всего две недели, и то из-за постоянной нехватки мужчин. Жильцов он не знает даже по именам. В числе оставшихся подозреваемых — всё население Нью-Йорка плюс ежедневные приезжающие и уезжающие. Вот почему я к вам пришёл. Ради бога, расскажите, что вам известно. Вы же сами видите, насколько это необходимо.
Гора в жёлтой пижаме чуть колыхнулась.
— Мистер Кремер, я снова повторяю: я не заинтересован, не замешан и не желаю ничего знать. — С этими словами Вулф решительно затопал в ванную.
Пару минут спустя я распахнул перед мистером Кремером входную дверь внизу. Прежде чем уйти, он повернулся ко мне — из угла рта у него чуть не на три четверти свешивалась сигара — и прогромыхал:
— Кстати, Гудвин, насчёт этого чёрного шёлкового одеяла… Из него выйдет замечательный саван для Вулфа! Не забудь известить меня, когда твой патрон откинет копыта, я брошу все дела и примчусь, чтобы собственноручно закрыть ему глаза.
Я холодно воззрился на него:
— Врём ли мы вам с три короба или правду говорим — вы только знай себе бранитесь. Куда идут деньги наших бедных налогоплательщиков, ума не приложу!
Вернувшись в кабинет, я занялся утренней почтой, которая скопилась на моём столе из-за прихода раннего посетителя. Я принялся вскрывать всё подряд. Как всегда, проспекты, каталоги, приглашения, просьбы о совете (без вложенного чека) и тому подобная дребедень, вполне вписывающаяся в обычный довоенный набор. Я добрался уже почти до дна кипы, так и не наткнувшись ни на что более или менее занятное, когда разрезал очередной конверт. Тут-то оно и было.
Я вытаращился, как громом поражённый. Потом поднял конверт и уставился на него. Вообще-то я не склонен разговаривать сам с собой, но тут неожиданно для себя выпалил: «О господи!» Бросив оставшуюся почту, я пулей вылетел из кабинета и взлетел по лестнице в оранжерею на крыше дома. Я прошёл через три первые помещения, мимо всего великолепия — от рядов горшочков с рассадой до роскошных гибридов каттлеи, усыпанных цветами, и наконец обнаружил Вулфа в термальной комнате, где он вместе с заботливой нянькой орхидей Теодором Хорстманом исследовал только что принесённую корзину с торфяным мхом.
— Что ещё? — рявкнул Вулф, напоминая мне, что, когда он возится наверху со своими ненаглядными орхидеями, прерывать его можно только на свой страх и риск.
— Наверное, — небрежно начал я, — не стоило мне вас беспокоить. Но я тут кое-что нашёл в кипе почты, и, кажется, это должно вас позабавить.
С этими словами я выложил на скамейку перед его носом конверт и листок бумаги. На конверте печатными буквами были выведены чернилами его имя и адрес, а клочок бумаги был вырезан откуда-то то ли ножницами, то ли острым ножом, и на нём было крупным шрифтом напечатано:
«ВАША СМЕРТЬ УЖЕ БЛИЗКА, И Я ЕЁ УВИЖУ!»
— Разумеется, это просто какое-то совпадение, — заметил я, ухмыляясь.