Тренировочный День 5

Глава 1

Экстренное собрание «Дворянского Гнезда»

После того, как прозвучал отбой, а Маргарита Артуровна лично пересчитала всех и каждого, удостоверившись что все на месте и пригрозив привязывать к кровати тех, кто склонен к побегу, после того как выключили свет — прошло буквально несколько секунд. Несколько секунд, прежде чем в темноте откашлялась Оксана Терехова.

— Кхм-кхм. — сказала она голосом телевизионного диктора: — кто-нибудь спит вообще?

— Заснешь тут. — отзывается Инна Коломиец: — в незнакомом месте первый раз я всегда с трудом засыпаю. Обычно ворочаюсь всю ночь.

— А я сплю уже почти. — раздается голос Яны Бариновой: — день выдался очень уж… на переживания богатый. Я даже и не знаю… столько всего. А в конце Лермонтович со своею гранатой… вот дурень.

Глаза понемногу привыкают к темноте, сквозь неплотно задернутые занавески в комнату пробивается лунный свет. Становится видно, что Оксана — села на своей кровати, поджав ноги под себя.

— Лермонтович, конечно, дурак. — кивает она: — но Попович-то у нас оказывается — герой. Вот прямо герой, как в книжках пишут.

— Герой! — фыркнула Инна со своей кровати: — он же потом на ноги встать не мог, видели как у него коленки дрожали?

— Правда дрожали?

— И коленки и руки. И вообще он сидел на земле и гранату эту разглядывал как будто только что родился и глаза — стеклянные-стеклянные… как у плюшевой игрушки. Разве герои так делают? Вот Александр Матросов, когда грудью на дот бросился, закрывая собой наступление Красной Армии…

— Уверена, что у него в этот момент тоже поджилки тряслись. — говорит Оксана Терехова: — и у Гастелло, когда он самолет на колонну направил… хотя с Гастелло, наверное, все проще, самолет-то все равно подбитый был, а выпрыгивать с парашютом над немецкой территорией — это к эсэсовцам в плен попасть. Тут и выбор-то небольшой, повернул штурвал и врезался во вражескую колонну.

— Если тут спор идет о том, герой наш Попович или нет, то на мой взгляд однозначно герой. — подает голос Яна Баринова: — в тот момент он же не знал, что это не настоящая граната, а то не стал бы так кричать. И вообще, Лермонтович говорит, что у настоящей такой гранаты радиус разлета осколков двести метров, потому как она — оборонительная. В прошлой школе на уроках НВП нам военрук показывал такие вот. Правда на картинках. А ты вот, Инна на каком расстоянии от Лермонтовича стояла, когда граната на гравий упала? Вот то-то же.

— Так то не граната была вовсе, откуда у Лермонтовича граната, настоящая, боевая? — защищается Инна: — Попович просто все драматизирует, вот и все!

— Мне вот что интересно. — говорит Оксана Терехова: — вы ничего странного не заметили, девчата?

— Странного? — Яна тоже садится на своей кровати: — какого странного? То, что девушки из команды не легли спать по своим палатам, а собрались в одной? Так ничего странного, они взрослые, а день выдался сложный. Наверняка квасят, я видела бутылку у одной из них, ну высокой такой и здоровой, в плечах широкой.

— Это Валя Федосеева, ее Валькирией кличут. — кивает Оксана: — и конечно они там в палате бухают. Честно говоря, и нам пора бы… сейчас я термос достану… но я не об этом. Я про странность, которая прямо сейчас в воздухе висит. А?

— Странные странности. Мы в незнакомом месте, конечно, тут все странное. — Инна Коломиец в свою очередь садится в своей кровати и свешивает с нее ноги: — бррр, пол холодный. Просто нам повезло что нас четверых в одну палату устроили. Хотя это ж Лиза устроила. Лиза, а ты чего молчишь?

— Вот она странность. — говорит Оксана Терехова: — наша Боярыня молчит. Причем молчит тогда, когда речь зашла про Поповича, а она обычно в таких случаях не молчала никогда.

— А ведь точно… — Инна поворачивает голову: — Лиза! Ты чего молчишь? Случилось что?

— Дуры вы все. — тихо говорит Нарышкина: — ничего не понимаете.

— Мы дуры? Хорошо, мы дуры все тут собрались. — соглашается с ней Инна: — но ты-то чего молчишь? Не молчала никогда, а тут вдруг замолчала… обычно ты вон, монологами можешь лекции читать про то какие мы дуры и как мы не понимаем что твой Попович на самом деле идеальный мужчина, Гойко Митич и Митхун Чакроборти в одном флаконе. А тут молчишь.

— Да толку с вами говорить. — машет рукой Нарышкина: — что толку…

— На вот. — в ее руку тут же вкладывают крышечку от термоса: — ты не смотри что самогонка, она сладенькая. И не такая градусная как водка, тут из груши… и запах такой, чуете? Груша! На вот, конфетку, заешь потом.

— И выпью. — говорит Нарышкина: — выпью вот. Потому что вы — дуры и ничего не понимаете… — она выпивает и закашливается, оказавшаяся рядом Оксана — хлопает ее по спине.

— Какая гадость… и как люди это пьют вообще? Сперва грушей пахнет, а потом такая гадость… — морщится Лиза Нарышкина и возвращает крышку от термоса назад Оксане, которая наливает еще и протягивает Яне.

— Только немного. — предупреждает Яна: — я и раньше пробовала, алкоголь на меня не сильно действует, чего добро переводить…

— Ты тару не задерживай, пей давай. — говорит ей Оксана: — сегодня нервный день получился, так что выпить нужно. Воот, вот так, умница. Давай тару назад, вот тебе конфетка, заешь.

— … даже вкусно. — удивленно замечает Яна: — точно грушей пахнет. И не такая горькая как водка.

— Ты смотри, а Барыня оказывается у нас не девочка уже. Водку пила.

— Я же рассказывала!

— Инна. На вот. — Оксана протягивает крышку от термоса Инне Коломиец: — пей. За светлое будущее, и чтобы у тебя парень наконец появился.

— Если это означает такой же повернутой как наша Боярыня стать, то я, пожалуй, откажусь. — говорит Инна: — я лучше выпью за мир во всеми мире. И международную разрядку. И чтобы титьки у меня такие как у Барыни выросли.

— Дались вам мои…

— Тару не задерживай.

Некоторое время в полутемной комнате царит тишина. Снова звякает металлическая крышечка об край термоса, слышится бульканье. Оксана Терехова сама поднимает вверх руку с крышечкой, словно церемониальную чашу с кровью на вершине пирамиды ацтеков.

— Девчонки. — говорит она: — так классно, что мы все выбрались. Давайте — за дружбу!

— За дружбу. — кивает Яна: — вы все мои подруги. Мои лучшие подруги.

— Точно. — подтверждает Инна: — даже Боярыня со своим Поповичем…

— Коломиец, ты… да ты ничего не понимаешь!

— Хорошо, объясни мне тогда! Чего ты такая повернутая? Видела же сама как эта Лилька к нему липнет. И вообще, там вся команда на него так смотрит, что вот-вот изнасилует его. К кровати привяжет и по очереди изнасилует. А последней Валя Федосеева будет, потому что после нее там мокрое место останется.

— Какие ты ужасы говоришь, Ин.

— Да какие тут ужасы, это все на реальных событиях основано. Мне вон рассказали местные девчата что тут так и было. Был один физрук, а его девчонки из третьего отряда привязали ночью к кровати, пока он спал и…

— И? — Яна пододвигается чуть ближе: — и?

— И катались на нем до самого утра все вместе. Ну, то есть по очереди. — Инна чешет затылок: — вроде как мужчина может только по одной за раз…

— Разве такое возможно? Ну то есть, я читала… и вроде мужчина же должен сверху находиться? Как они его так привязали? — сомневается Яна.

— У нас закуски не осталось. — огорчается Оксана: — вот совсем. И воды бы… есть у кого водичка?

— У меня бутылка газировки есть. — говорит Инна и наклоняется к своему рюкзаку: — «Тархун». И «Дюшес». Правда теплые.

— Нельзя газировкой запивать самогонку, враз отъедете. — качает головой Оксана: — у меня отчим все время так говорит… и… — в этот момент в дверь поскреблись. Не постучались, а скорее просто поскреблись. Термос с выпивкой мгновенно оказывается под кроватью, а все девчонки — на своих местах.

— Кхм… — прочищает горло Оксана: — кого там нелегкая принесла? Ночь на дворе!

— Да я ж слышу, что вы не спите. — дверь открывается и в палату входит Зина Ростовцева: — Надя не поехала в лагерь, так что я там одна, а мне скучно. Я ж слышу, что у вас тут весело.

— Подслушиваешь, значит. — прищуривается в полутьме Оксана: — нехорошо, Ростовцева… кроме того, там же с тобой еще же Гасленко.

— Наташка спит уже. — отмахивается Зина: — а у меня с собой вино есть. И… я вот, пряников принесла. Пряников и сока. Томатный.

— Что же ты стоишь в дверях, Ростовцева? — искренне удивляется Терехова: — проходи, проходи. Гость в дом, бог в дом, так кажется, говорят.

— Боярыня, если ты так и будешь продолжать молчать, то Ксюха всю власть у тебя отожмет. — предупреждает Инна: — слышишь же, что теперь больше всех Терехову слышно? Она тут карбонарий, так что будь осторожна. И…

— Коломиец, не тормози, тару Ростовцевой передавай! Ага, Зин, держи вот так… — слышится бульканье: — на вот. Слушай, Зин у нас тут спор зашел про Поповича, как ты думаешь, он герой или клоун?

— А? Про Поповича? Да я ж не знаю. Мне как и остальным запретили из корпуса выходить, все самое интересно без меня прошло. — говорит Зина Ростовцева: — говорят там граната была и Попович на нее грудью лег, она взорвалась и чудом его не убила. А сейчас его Лиля Бергштейн лечит, потому что у нее сила есть лечебная в руках.

— В сиськах у нее сила лечебная, — хмыкает Оксана: — вот где у нее сила. Вот потому и нету у нее никакой силы, сиськи маленькие. Какой только чуши не напридумывают…

— А что вы хотите, нас на улицу не выпустили, я и не видела ничего, а потом Ритка-комсорг влетает и кричит на нас. Я думала оглохну. — Зина поднимает крышку от термоса и принюхивается: — вкусно пахнет. Яблоками?

— Это ж груша. И…

— Не, я такого допустить не могу. — говорит Лиза: — думала, что стерплю, но, наверное, нет. Вы понимаете, что сейчас происходит в мире? Зинка — не задерживай тару, пей давай. Ксюха — потом мне нальешь. Хотя… — она наклоняется и копошится в своем рюкзаке, достает оттуда металлическую флягу: — у меня ж ликер есть. И кружка своя. Кто-то будет ликеру?

— Я бы попробовала. — задумчиво говорит Яна: — что такое ликер… Звучит вкусно. Лиииикеееер…

— Вот что мне в тебе нравится, Барыня, так это твоя безотказность. — кивает Оксана: — выпить — за здрасьте, покурить — конечно, по парням — запросто.

— Насчет парней я пока не соглашалась. — возражает Яна: — ну вас с вашими приколами. У меня первый раз будет с красивым парнем. С длинными волосами чтобы по плечам, золотые такие и рубашка шелковая на груди расстегнута и руки сильные такие. И роза в зубах…

— Романтичная ты особа, Барыня. — говорит Зина Ростовцева, возвращая металлическую крышку от термоса: — а выпивка у вас ничего так… действительно грушей пахнет.

— Как ты лихо самогонку пьешь. — с уважением смотрит на нее Оксана: — прямо как мой батя. То есть отчим.

— Наливай давай. — протягивает свою кружку Лиза Нарышкина: — не тормози Терехова.

— Ты бы коней попридержала, Боярыня. — говорит Инна Коломиец: — тебя ж сейчас развезет как вошь по паркету. Меру нужно знать.

— А мне хорошо. — говорит Лиза: — тепло по телу такое приятное… и знаете что? Вот я вас всех — люблю. Пусть вы и гадины такие, но все равно люблю. Инну люблю вон, хотя она всегда про моего Витеньку плохие вещи говорит.

— Витеньку? Серьезно? Ты, Нарышкина совсем с дуба упала…

— О чем речь? — тихо спрашивает Зина Ростовцева у Яны Бариновой, присев на краешек ее койки. Яна придвигается к ней и наклоняется поближе.

— Лизка считает, что Попович всех спас и вообще герой. Хочет напиться и в окно к нему залезть, он же в своем корпусе один. — шепчет она на ухо Зине: — пока прощупывает почву и настроение. Инна знает об этом и на подступающих рубежах отсекает, мол не полезем мы к нему в окно. Ксюша Терехова просто обожает на газульку давить, а потом наблюдать со стороны, такой шмель-провокатор. А я не хочу в окно к Виктору Борисовичу, он и так сегодня настрадался, да еще и мы его к кровати привяжем и будем на нем прыгать… ему же больно, наверное, будет.

— Определенно тебе больше нужно про секс узнать. — так же шепотом говорит ей Зина: — ты чего? Если мужчина не хочет, то у него не встанет, а если не встанет, то никакого секса не будет, ты чего? Писюны у мальчиков не видела в бане? Они все мелкие и висят.

— В бане же все отдельно! Мальчики и девочки!

— В деревне все вместе. Ну, до определенного возраста, конечно. В общем, если Попович вас не захочет, то у него не встанет и все. А если встанет, то значит хочет, привязали вы его и… ты ж видела какой он здоровый, если он не захочет, то его никакие веревки не удержат. — убежденно говорит Зина: — так что все правильно Боярыня говорит. Если что я с ней в окошко полезу.

— Серьёзно? — Яна отстраняется и всматривается в лицо Зины, едва видное в отраженном лунном свете: — а я и не знала, что ты такая отчаянная.

— Ой, да чего тут отчаянного. — машет рукой Зина: — чего Попович с нами сделает в худшем случае? Наругает? В угол поставит? Пфффф… подумаешь.

— Родителей вызовет? — осторожно предполагает Яна.

— Да? И что он им скажет? Ваши дочери меня изнасиловать пытались? Да кто ему поверит вообще. А для Боярыни это и вовсе повод для радости, ей бы от него сейчас залететь, а потом сразу же замуж. Будет в девятом классе с животом ходить… а у Поповича выбор будет как у того папика из «Кавказкой пленницы» — либо в загс, либо в прокуратуру. Так что не ссы, Барыня, все схвачено, следуй за лидером.

— Эй, Барыня, твоя очередь! — в руку Яны толкается жестяная крышка от термоса: — слово говори и пей. Тару не задерживай.

— Это… — Яна вздыхает, глядя на чашу в своей руке: — а за что пьем-то? За дружбу?

— За дружбу! — повышает голос Нарышкина, поднимая свою кружку: — одна за всех и все за одну!

— Я в окно к Поповичу не полезу. — говорит Инна: — слышишь, Лиза?

— А тебя никто и не заставляет. — говорит Нарышкина: — колхоз дело добровольное. Кто не хочет физрука насиловать — не насилует.

— Тпру! Погоди, Д'Артаньян, погоди! — поднимает палец Оксана Терехова: — так не пойдет! У нас коллектив или где? Решения принимаются коллегиально и обжалованию не подлежат. Коллектив — это когда все вместе, а не так, кто в лес, а кто по дрова…

— Всегда это странным казалось. — жалуется Яна: — в лес и по дрова — это же в одном направлении, да? Где еще дрова расти могут? Ик!.. ой!

— Барыня уже надралась.

— Вы меня с панталыку не сбивайте! — повышает голос Терехова: — нас тут… пятеро. У всех равные права… а у Ростовцевой сегодня право совещательного голоса. Если лезть в окно, то всем вместе. Ну или всем вместе в комнате остаться. Голосуем! И кто за то, чтобы в окно к Поповичу лезть? И… один голос. Извини, Лиза, но ты в меньшинстве. Остаемся в комнате. Ростовцева, твой голос не считается, он совещательный.

— Вы чего? Струсили⁈

— Лиза, ну ты сама подумай, у человека стресс сейчас. Наверняка к нему эта его Ирия Гай пробралась…

— У нее нога подвернута!

— Ой, я тебя умоляю. Она и на одной ноге раньше нас стометровку пробежит и в окно пролезет. Я вообще считаю, что не подворачивала она никакую ногу, она вон из окна выпрыгивала, как она могла в лесу ногу подвернуть? Это она специально вид сделала, чтобы на нем покататься…

— Вот змеюка! А ну налей мне еще!

— На вот. Ик! О чем я? Ах, да… в общем наверняка сейчас Попович эту свою Лилию мнет своими сильными руками, вот! Как там говорят римляне — горе проигравшим! Нарышкина, признай уже свое поражение и обрати внимание на… ну не знаю. На Артура Борисенко, например.

— Не надо на Борисенко. — говорит Инна: — чего тебе Борисенко плохого сделал? Пусть Лермонтовичу хорошую жизнь устроит, в отместку за сегодняшнее…

— Девчата! Девчата! А если Лиля и правда к нему пробралась… может хотя бы подсмотрим? — говорит Яна и в комнате наступает тишина. Лунный свет, пробравшийся через занавески и отражающийся от белоснежных простыней и наволочек — мягко освещает комнату с застывшими на месте девчонками из восьмого «А» класса.

— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, Барыня, что ты — гений? — медленно говорит Оксана Терехова: — ты чертов гений, Барыня! Сейчас выпьем еще и рванем… через окошко. Я там еще днем гвоздики вытащила, которые стекло придерживают.

— Никуда я не пойду!

— А ваше мнение, товарищ Коломиец мы учтем при следующем голосовании. Тару не задерживай.