ВДОВСТВУЮЩАЯ ПРИНЦЕССА ПРОЩАЕТСЯ

Семейные неприятности на этом не закончились. Вряд ли можно было ожидать, что Камберленд извлечет из случившегося с ним урок. Не успел затихнуть скандал с Гросвенором, как он явился к своему брату в расположении духа, в котором было что-то среднее между раскаянием и агрессивностью, и заявил, что намерен сообщить ему нечто важное.

– Ты все равно рано или поздно об этом узнаешь, – сказал он Георгу, – и я предпочел, чтобы ты услышал об этом из моих уст.

Настроение Георга сразу упало. По выражению лица брата он понял, что сообщение не обрадует его.

– Переходи прямо к делу, а?

– Я… я женился.

– Женился! – пролепетал Георг. – Но… но это не возможно. Как… такое может быть?

– Вашему Величеству должно быть хорошо известно, как это происходит. Произносишь слова клятвы перед священником и…

Камберленд язвительно смотрел на Георга, напоминая ему о его бракосочетании с Ханной Лайтфут.

– Лучше рассказывай самое худшее, – вздохнул Георг.

– Она очень красива. Я бы мог сделать ее своей любовницей, но она никогда не пойдет на это. Женитьба или ничего… вот поэтому я и решил жениться.

– Кто она? – спросил Георг.

– Миссис Хортон. Ты слышал о ней. О нас ходило много всяких сплетен. Вдова одного дербиширского сквайра. Дочь лорда Ирнэма.

– Но это же… невозможно. Ты не можешь жениться на такой женщине!

– Я уже женился, брат. Именно об этом я тебе и говорю. Все это вполне возможно, потому что уже сделано.

– Нет, ты просто… идиот!

– Так я и думал, что ты это скажешь.

Георг вспомнил, что слышал какие-то сплетни. Леди с ресницами, длиной почти в ярд. А его брат – глупец. Можно было ожидать, что нарвавшись на неприятности с женой Гросвенора, он станет осторожнее. Так нет же. Норт раздобыл тринадцать тысяч фунтов, чтобы компенсировать ущерб по тому делу… и как только все было улажено, этот молокосос совершил очередную глупость. Неужели он никогда ничему не научится?

Георг был действительно взбешен. Он вспомнил, как сам пожертвовал очаровательной Сарой Леннокс ради некрасивой Шарлотты, так как считал, что это – его долг. А вот брат, которого ничто не сдерживает, выбравшись сухим из одного скандала, тут же с головой окунается в другой.

– Я не стану принимать у себя ни ее, ни тебя. Ты понял, а? Что?

Камберленд пожал плечами и испросил разрешения уйти. Он знал, что старина Георг не выдержит. Он слишком добросердечен и ненавидит ссоры. Через некоторое время он уступит, так же, как он поступил в деле с Гросвенором.

Вдовствующая принцесса попросила короля навестить ее. Она чувствовала себя недостаточно хорошо, чтобы ехать к нему, но не хотела показывать это.

Принцессу Августу очень беспокоила ее семья. Ее сыновья, в этом не было сомнения, оказались безнравственными и распущенными. Дочь Августа очень недовольна своей жизнью в Брауншвейге. А о том, что получится из ее внучки – дочери Августы – она даже не осмеливалась думать. Должно быть, это очень странная семья, если отец уделяет больше внимания любовнице, чем матери своей дочери; и как гордая Августа реагирует на это? А Каролина-Матильда? То, что произошло с ней, хуже всего. Нервы просто не выдерживают, когда она начинает думать о всех злоключениях в своей семье.

Теперь еще эта новость о Генри Фредерике. Боже, какой же он глупец! Женщины доведут его до погибели; надо же, попался в лапки этой сирены с длинными ресницами. Как это на него похоже – клюнуть на длинные ресницы! У него нет ни капли здравого смысла и чувства собственного достоинства.

Когда король приехал к матери, она села спиной к свету, чтобы он не заметил ее болезненную бледность.

Георг был слишком возмущен этим новым поворотом в семейных делах, чтобы заметить что-нибудь.

– Не сомневаюсь, мама, что ты хотела поговорить со мной о Генри Фредерике, а?

– Все это весьма огорчительно.

– Я не буду принимать их.

– Этим ты ничего не поправишь, и, вероятно, это не слишком мудрое решение…

Губы Георга упрямо сомкнулись, его лицо приняло, ставшее уже знакомым непроницаемое выражение.

– Я не буду принимать их, – решительно повторил он, и она поняла, что сейчас его не переубедить.

– Ссоры в семье никогда не приводили к добру, – мягко заговорила она. – При последних двух правлениях раздоры стали бедственными для королевской семьи и выставили ее на посмешище. По возможности, надо избегать этого.

– Все правильно, – согласился король, – но я не собираюсь принимать Генри с его женой.

Конечно, он изменит свое решение, ведь он не мстителен. Она знала, как все будет. Чету некоторое время не будут принимать, а затем все им простится. Но сейчас, в его нынешнем настроении, было бесполезно что-либо доказывать Георгу.

Вдовствующая принцесса переменила тему разговора.

– Георг, мне кажется, что следует принять какие-то меры предосторожности против такого рода случаев.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты мог бы внести на рассмотрение парламента закон о том, чтобы членам королевской семьи не разрешалось жениться или выходить замуж без согласия монарха.

– Ха! Они все равно будут делать это. Им плевать на мое согласие. Неужели ты можешь представить себе, чтобы Генри Фредерик пришел ко мне за разрешением? А? Что? Нет! Он вначале женится, а потом сообщит мне. Вот как мои братья уважают своего короля!

– Я говорю о том, Георг, что можно было бы провести через парламент какой-нибудь закон, по которому, в случае если кто-либо из королевской семьи женится или выйдет замуж без твоего согласия, то этот брак будет считаться недействительным.

– Парламент никогда не примет такой закон.

– Думаю, тебе стоит подумать над этим, Георг.

– Парламент не пропустит его, – упрямо повторил он.

Она вновь ощутила приступ боли, а когда такое случалось, у нее не возникало никаких желаний, кроме одного – чтобы боль отпустила.


Перемены, происшедшие с вдовствующей принцессой стали настолько очевидными, что она уже больше не могла ничего скрывать.

– Боюсь, что этот скандал с Гросвенорами и трагедия Каролины-Матильды огорчили тебя гораздо больше, чем что-либо прежде, а?

– Наверное, ты прав, – поспешно ответила вдовствующая принцесса, готовая признать что угодно, но только не то, что ее болезнь имеет физическую причину.

Принцессу навестил лорд Бьют; его встревожил ее болезненный вид и он умолял Августу показаться врачам.

– Дорогой мой, – ответила она, – какая от этого будет польза? Мне даже не на что пожаловаться. Я действительно чувствую себя хорошо. Всему виной эти семейные неприятности.

– Милая, – уговаривал ее Бьют, – ты должна показаться врачам. Может быть они смогут тебе как-нибудь помочь.

– Очень скоро со мной будет все в порядке. Повторяю, это – из-за семейных скандалов. Я слишком близко приняла их к сердцу, – убеждала принцесса Бьюта.

Оставшись одна, она посмотрела на себя в зеркало и попыталась разглядеть в нем эту ноющую, жгучую «штуку», которая сидела у нее в горле.

Она вспомнила мать своего мужа – свою упрямую свекровь, королеву Каролину, которая страдала от грыжи, но считала эту болезнь неделикатной и переносила ее молча. Вот так и Августа терпит мучения, заявляя всему свету, что с ней все в порядке и отказывается показаться врачам.

Как и королева Каролина, она ненавидела болезнь, и ни за что не признается в том, что больна.


Настал день, когда дольше скрывать болезнь уже было нельзя. Она лежала в своей кровати, не в состоянии протестовать. К ней привели врачей. Они быстро обнаружили у нее в горле эту «штуку» и сообщили свое мнение королю.

– Рак горла, Ваше Величество.

– Есть ли какая-нибудь надежда… а? Что?

– Нет, Ваше Величество. Уже ничего нельзя сделать. У Ее Высочества осталось всего несколько недель жизни.

Георг был убит горем. Его чувства к семье были слишком сильны, а к матери – особенно. Она всегда находилась с ним, руководила им, наставляла его. Даже сейчас он слышит ее строгий голос, врывающийся в его сновидения: «Георг, будь же настоящим королем!»

– Я всем обязан ей, – сказал он Шарлотте, и Шарлотта как хорошая жена заплакала вместе с ним.

Общее горе вновь сблизило Бьюта и короля. Конечно, Бьют ошибался, вел себя безнравственно, но он любил принцессу. Он был ей мужем, и все ее счастье заключалось в нем. В такие моменты нельзя допускать, чтобы вопрос о светских приличиях вторгался в сокровенные чувства людей.

– Я не могу поверить в то, что она покинет нас, – рыдал король. – Неужели моей матушки не будет, а все останется прежним без нее?

Принимая посетителей, принцесса все еще продолжала делать вид, что у нее нет ничего серьезного.

Фраза «когда я поправлюсь…» была постоянно у нее на устах. Но все знали, как знала и она сама, что ее ждет.

Она с грустью думала о тех двух мужчинах, которых оставит, и которые, как она верила, станут горевать о ней. Бьют, конечно, будет очень страдать, но мисс Вэнситтарт утешит его, кроме того, у него есть семья, а леди Бьют – хорошая, разумная жена. Он не останется одинок.

Георг? Георг теперь стал вполне взрослым мужчиной и уже больше не советуется со своей матерью. У Георга есть свои советники, но как часто они своими советами заставляют его совершать глупости! Ей не следует слишком печалиться, оставляя Георга, ему уже давно не нужна ее поддержка.

Шарлотта? Она чувствует себя виноватой перед ней. Шарлотта могла бы быть хорошей помощницей своему мужу. Она неглупая женщина. Но теперь она уже никогда не станет ему помощницей. Когда Шарлотта только приехала в Англию, принцесса и ее дорогой лорд Бьют сами определили ее положение при короле. Все это, плюс ее постоянные беременности, не дало ей возможности хоть в малейшей степени влиять на короля. И теперь он одинок – среди своих министров. Георг, который все больше и больше стал разбираться в государственных делах, который воображает себя королем, умеющим править страной, который становится все упрямее и думает, что он знает все лучше всех.

Неприятности, одни неприятности, думала принцесса Августа. Дети повзрослели и впутались в жуткие скандалы. О ее сыновьях ходили сплетни, а она не знала, были ли эти истории правдой… и теперь уже никогда не узнает. Но она действительно предвидела неприятности в своей семье, над которой просто тяготеет какой-то рок. Беда вплотную подступает к трону. Она назревает в Америке. Достаточно ли силен Георг, чтобы выдержать все это? Достаточно ли решителен Норт, чтобы направлять его? У нее не было ответа на все эти вопросы. Она знала только, что ее уже не будет и она ничего не увидит.


Фрейлины одевали ее, готовя к визиту короля и королевы. Наверное, подумала она, в последний раз. Еще одно предчувствие, что конец близок. Боль в горле становилась почти непереносимой.

– Господи, только бы не выдать себя перед ними, – молилась она.

Вошла фрейлина и сообщила, что король и королева уже прибыли. Она удивилась. Так непохоже на Георга приходить слишком рано или опаздывать. Он был почти также пунктуален как и его дедушка.

Появился Георг, подошел к ней, взял ее руку и нежно поцеловал.

– Ты сегодня рано, Георг, мой любимый сын.

– Я перепутал время, – солгал Георг, а сам подумал:

«Она умирает, но не хочет признавать этого. О, моя храбрая мама, которая жила ради меня».

Вдовствующая принцесса обняла Шарлотту теплее обычного.

Бедняжка Шарлотта, которую умышленно изолировали от общества. Это была ошибка, подумала принцесса. Но я ведь думала, что я бессмертна, что буду существовать вечно, что ему вместо меня никто не понадобится.

Она сидела выпрямившись как стрела на своем кресле, пытаясь сконцентрироваться на том, что они говорили.

Георг сел рядом с ней, сердце у него ныло, потому что он знал, что теряет ее и что вполне возможно они сидят вот так, рядом друг с другом, в последний раз.

Он готов был разрыдаться, но понимал, что это расстроит ее; ему хотелось сказать ей, как он любит ее, что она – его любимая мамочка, что он никогда не забудет ее заботу.

Но Георг не осмеливался сказать всего этого, зная, что она не захочет этого слышать. Как же трудно было сидеть здесь рядом с ней, делая вид, что все по-прежнему.


Когда сын и невестка ушли, вдовствующая принцесса рухнула на свою постель. Я уже больше не смогу их обманывать, подумала она.

Она была права. Уже больше нельзя было сторониться врачей, она слишком больна, чтобы притворяться здоровой.

Принцесса почувствовала, что король стоит у ее кровати, увидела его полные горя и слез глаза, его дрожавшие от душевных переживаний губы.

– Прощай, мой добрый сын Георг, – прошептала вдовствующая принцесса.

– О, моя самая любимая и лучшая на свете мамочка… – произнес Георг. В отчаянии он повернулся к врачам. – Неужели ничего… ничего нельзя сделать, а? Ничего… ничего? А? Что?

Врачи покачали головами. Осталось только небытие.

Загрузка...