Третий Георг

ТАЙНАЯ ЖЕНИТЬБА ГЛОСТЕРА

Теперь Георг не мог найти утешения даже в Кью. Он глубоко скорбел о смерти своей матери и все время думал о ней. Он чувствовал, что все его братья и сестры далеки от него, а ведь он был сентиментальным человеком и ему очень хотелось верить в то, что они – счастливая семья. Ему тяжело было думать о Каролине-Матильде, по существу, узнице в своем изгнании, и это в наказание за то, что она вступила в прелюбодейственную связь и даже не пыталась отрицать этого. Да и как она могла отрицать, когда все факты были против нее?

Из Брауншвейга тоже приходили позорные и неприятные вести, хотя он верил, что его сестра Августа мужественно переносила все трудности и, по крайней мере, не добавила ему унижения своим недостойным поведением. Он всегда недолюбливал Августу: в детстве она постоянно задирала его, а когда они стали старше, все время показывала свою обиду на то, что она, родившаяся первой, – девочка, а он – мальчик.

И теперь еще этот недостойный брак Камберленда. Об образе жизни его брата Уильяма, герцога Глостера, тоже ходили всякие слухи, которые Георг старательно пропускал мимо ушей.

Утешением ему была Шарлотта. Она никогда не давала ни малейшего повода для сплетен. Спокойно оставаясь в тени, она шила, молилась, вела тихую домашнюю жизнь, но, наводила на него скуку, он вынужден был это признать. Конечно, его жена никогда не догадывалась о том, что он так думает. Никогда, ни единым взглядом, не выдал Георг того, что часто вспоминает о Саре Леннокс, и его очень интересовали все скандальные новости о том, что она родила ребенка от другого мужчины, с которым сбежала, оставив своего мужа. Теперь, как он слышал, она бросила своего любовника и тихо живет в Гудвуд-хаусе под покровительством своего брата, герцога Ричмонда. Иногда ему казалось, что Ричмонд винит именно его за все то, что случилось с Сарой. Он часто думал о том, что Ричмонд специально оставил двор, чтобы досадить ему. Но такие мысли приходили к Георгу, когда он вспоминал многих людей. Теперь король чувствовал себя хорошо и его разум был ясным, хотя временами наступали моменты, когда он немного боялся этой мании преследования, доставившей ему так много хлопот в период той страшной болезни, на которой он даже сейчас не хотел задерживаться в своих мыслях.

Но он по-прежнему думал о Саре… со страстным желанием… и о женщинах, подобных Элизабет Пемброук. Что за прелесть эти женщины! Правда, им обеим не повезло в замужестве. А вот его брак с Шарлоттой можно было бы назвать удачным.

Хотя воображение рисовало ему совсем других женщин, но в неверности своей супруге дальше этих пределов он никогда не заходил.

Так и должно быть, говорил он себе в отчаянии. Следует оставаться примером для всех, особенно когда при его дворе творятся такие безобразия.

Например, Элизабет Чадлей, его старинная приятельница, помогавшая ему когда-то поддерживать связь с Ханной Лайтфут. Как он благодарен был ей тогда! Наверное, было бы разумнее, если бы он не прислушивался к ее советам. О, теперь, конечно, легко рассуждать, после всего случившегося. Но в то время Элизабет Чадлей хотела угодить ему и потому поступала подобным образом.

О жизни Элизабет Чадлей также ходило немало сплетен. Она объездила всю Европу, сумела стать близким другом короля Фридриха в Берлине. Это была весьма занятная дама. Будучи женой некоего Августа Харви – Элизабет в то же время стремилась выйти замуж за герцога Кингстона, любовницей которого была на протяжении многих лет. Однако тот факт, что ей не удалось получить развод, не помешал ей вступить в какой-то брак с герцогом Кингстоном.

Все так запутано, подумал король. Он не хотел слышать обо всем этом. Он не желал видеть Элизабет, потому что при виде ее он вспоминал Ханну Лайтфут. Он был бы рад отодвинуть мыли об Элизабет на задворки своей памяти, но ее странное поведение еще больше подчеркивало безнравственность, царившую при его дворе, с которой он безуспешно пытался бороться.

По-видимому, все те женщины, которыми он так восхищался, – авантюристки, а достойна восхищения, поистине, одна лишь Шарлотта, маленькая, некрасивая Шарлотта, рот которой карикатуристы любили сравнивать с крокодильим. Шарлотта – его жена. Такая некрасивая, такая добрая и такая скучная.

Поэтому ему приходится изменять супруге лишь в своих мечтах, но в реальности оставаться ей верным, добрым мужем. Всем своим поведением он доказывает это. Теперь у них уже восемь детей. Последние трое – Элизабет, потом – Эрнест и Август. Пять мальчиков и три девочки, а они женаты всего около десяти лет!

Никто не мог сомневаться в том, что они выполнили свой долг. Но его очень тревожило поведение братьев, и он все время вспоминал совет своей матери: добиться принятия закона, который не позволял бы членам королевской семьи жениться без согласия монарха.

Он думал о своих мальчиках и девочках и искренне надеялся, что они не доставят ему столько огорчений, сколько доставили ему их тети и дяди.

И тогда он решил, что его мать была права и следует что-то предпринять.

Король готовил послание для представления в парламент:

«Его Величество, проявляя отеческую любовь к своей собственной семье и горячо заботясь о будущем благоденствии своего народа, а также о чести и достоинстве своего государства, стремясь к тому, чтобы право одобрения всех браков в королевской семье (всегда принадлежавшее королям этого королевства как дело, представляющее государственный интерес) было более действенным, рекомендует обеим палатам парламента серьезно подумать о том, не было бы более разумным и целесообразным восполнить недостатки действующего сейчас закона и посредством внесения некоторых новых положений сделать его более эффективным, дабы оградить потомков Его Почившего Величества короля Георга Второго (кроме потомков принцесс, вышедших или могущих в дальнейшем выйти замуж в иностранные семьи) от заключения браков без одобрения Его Величества, его наследников и преемников».

Когда это послание было представлено обеим палатам парламента, его встретили там враждебно.

Чатем, в одно из своих редких появлений в Палате лордов, проковылял к трибуне и метал оттуда против этого закона громы и молнии.

«Новомодный и бесстыдный закон», – кричал он. Другие заявляли, что его следовало бы назвать «Законом, поощряющим внебрачные связи и супружескую неверность потомков Георга Второго».

Короля навестил лорд Норт и выразил свое сомнение по поводу этого закона:

– Он крайне непопулярен, Ваше Величество.

– А я уверен, что он правилен, – упрямо заявил король. – Он должен быть принят.

Противодействие закону продолжалось. Его называли безнравственным, но король оставался непреклонным. Он написал Норту:

«Я ожидаю, что будут приложены все усилия для того, чтобы провести этот закон через обе палаты с подобающей настойчивостью, ибо это не только вопрос, имеющий непосредственное отношение к управлению страной, но и лично ко мне, и поэтому я смею ожидать искреннюю поддержку от каждого, кто служит мне, и не забуду тех, кто уклонился от своего долга».

В последней фразе слышалась явная угроза. Хотя в стране существовала конституционная монархия, король пользовался большим влиянием, имея право назначать министров. И все же нашлись такие, кто выступил против него. Одним из них был Чарлз Джеймс Фокс, молодой человек, уже успевший заявить о себе в парламенте, весьма сильная и властная личность, сын лорда Холланда и племянник Сары Леннокс.

Чарлз Фокс решительно выступил против Закона о браке и из-за него ушел в отставку.

Черт бы побрал этого молодого Фокса! – подумал король. Мать молодого человека – дочь герцога Ричмонда – сбежала из дому и вышла замуж за Генри Фокса. Это же был мезальянс, вспомнил король, теперь понятно, почему юноша так протестует против закона.

Король был сердит на мистера Фокса. Он ему еще припомнит!

Обсуждение закона в парламенте проходило весьма бурно. Его нельзя было принять точно в таком виде, как того желал король. Внесли поправки. Согласие монарха на брак теперь требовалось лишь в том случае, если брачующимся сторонам не исполнилось двадцати шести лет. После этого срока они могли вступать в брак, если не имелось возражений со стороны парламента. За год до предполагаемого срока вступления в брак в парламент следовало представить уведомление.

Даже в таком измененном виде закон вызвал бурю негодования, но в конце концов, он был принят незначительным большинством голосов.

Сразу же после принятия Закона о браке Георг получил письмо от своего брата Уильяма Генри, герцога Глостера.

Уильям Генри признавался в том, что шесть лет тому назад женился, но поскольку считал, что король не одобрит его брака, держал его в тайне. Но, сейчас, когда принят этот Закон, он, конечно, должен заявить о своем браке в открытую.

Женщина, на которой он женился, – леди Уолгрейв, вдова их бывшего наставника, которого Георг терпеть не мог в детстве. И это еще не все. Леди Уолгрейв, по мнению короля, была самой неподходящей партией для герцога королевской крови. Она являлась незаконной дочерью сэра Эдварда Уолпола, а ее мать, как говорят, была модисткой.

Георг был оскорблен не только этим крайне неподобающим браком, но и тем фактом, что брат в течение шести лет держал это в секрете.

– Дурак! Идиот! – кричал он. – Они совсем ничего не соображают… эти мои братцы. Ни о чем не думают… ни о чем, кроме удовлетворения своих желаний. Они не смотрят вперед. Забывают о том, что принадлежат к королевской семье и позволяют этим авантюристкам завлечь себя.

Шарлотта, услышав эту новость, очень быстро ставшую известной при дворе, попыталась успокоить своего мужа.

– Но мы, по крайней мере, подаем всем хороший пример, – напомнила она ему.

Он с грустью посмотрел на нее… некрасивую, маленькую Шарлотту, мать его многочисленного потомства. Он вынужден был примириться с ней, тогда как его братья предпочли этих пленительных сирен, настолько неподходящих, что те казались вдвойне желанными, потому что, будь это иначе, даже его безрассудных братцев нельзя было бы заставить жениться на них.

Чем больше он думал обо всем этом, тем плотнее сжимались его губы и тем больше он сердился.

– Их не будут принимать при дворе, – сказал он, затем, вспомнив прежние времена, взгрустнул. – Глостер был моим самым любимым братом после смерти Эдварда. Мы часто вместе проводили время, и в юности он слыл очень серьезным.

Шарлотта кивнула в знак согласия и добавила:

– Но лишь потому, что не имел возможности проявить себя иначе.

– Он был добрым, религиозным мальчиком… как и Эдвард, когда мы все занимались в классной комнате.

– Но, вырвавшись на свободу, они утратили всю свою серьезность.

– Просто какое-то безумие овладело ими, – начал Георг и запнулся. Его матери всегда очень не нравилось, когда он произносил это слово! Нет, нет, – подумал он и исправил сам себя: – Какое-то буйство! – и продолжал, – безрассудное желание искать удовольствий… повсюду. Словно они думают, что им многое надо наверстать. Ну, почему они ведут себя подобным образом?

Шарлотта ничего не смогла ему ответить. Выражение лица у нее было очень строгим. Она все больше становилась похожей на своего мужа.

– Я не буду принимать их, – решил Георг. – Я не признаю этот брак. Даже несмотря на то, что они вступили в него еще до принятия Закона, я все равно не признаю этот брак. Почему я должен делать это, а? Что?

Но от Глостера пришло еще одно письмо. Его жена ждала ребенка, и он надеялся, что это повлияет на короля и он признает их.

Прочитав письмо, Георг бросил его на стол. Придется заставить братьев понять, какая ответственность лежит на них. Он вынужден был принести жертву, и они должны сделать то же.

Семья огорчала Георга. Разочарования обрушивались на него одно за другим. Он помнил, как обожал лорда Бьюта, но был одним из последних, кто понял, какого рода отношения связывали его мать и этого вельможу. Он больше не позволит обманывать себя. Им придется усвоить, что он – король – и принимает решения он. Почему его братьям позволительно наслаждаться этими очаровательными женщинами, а ему – королю – постоянно приходится помнить о своем долге?

Он написал брату, что после рождения ребенка он займется изучением вопроса как о его браке, так и о рождении ребенка.

Это приободрило Глостера, и он ответил королю, что этот вопрос следует изучить немедленно, так как если король не согласится с его браком, то он лично передаст дело в Палату лордов.

Что мог сделать Георг? Он был окружен законами и правилами конституционной монархии. Его власть ограничена, законы могли приниматься помимо его воли. Палата лордов даже без его согласия вполне могла объявить этот брак действительным.

Ничего тут не поделаешь!

И он уступил, признав брак Глостера. Но это еще не означало, что Глостер будет принят при дворе. Георг не станет принимать своего брата, а королева Шарлотта заявила, что не намерена принимать у себя дочь модистки.

Глостер посмеялся над ними, и вместе со своей женой занялся своим любимым делом – отправился в путешествие.

Таким образом Глостеры разъезжали по континенту, а Камберленды наслаждались жизнью у себя дома; ни тем, ни другим не было дела до того, что их не принимали при дворе. В любом случае, этот двор наводил на них скуку. Чего же еще можно было ожидать от двора, во главе которого стояли Георг и Шарлотта?

Георг все больше и больше времени проводил со своей семьей. Он был в восторге от своих детей. Образцовая ферма, игры в крикет, прогулки по деревенским дорогам – такая жизнь ему нравилась.

Но в душе он знал, что не устоит против своих братьев. Он не мог забыть, как все они были близки друг с другом в юные годы.

Придет время, и он примет их, будет любезен с их женами, ведь что бы они ни делали, они оставались его братьями, а он был сентиментальным человеком.