Эффективность воспитательной деятельности национал-социалистов по сей день приводит в изумление педагогов и психологов. Секрет заключается в том, что идеологическая обработка молодежи не ограничивалась школой и Гитлер-югенд: она не прекращалась ни на секунду — дома, во дворе, по дороге из школы. Инструментами для этой работы становились любые, казалось бы, обычные предметы, которые мало у кого повернулся бы язык назвать носителями дополнительной информационной нагрузки. Однако так оно и было. Детские игрушки и школьные учебники, одежда и спортинвентарь — все это служило одной и той же цели: «воспитанию в духе национал-социализма».
Главной задачей этого воспитания являлась тотальная политизация молодежи. Национал-социалисты провозглашали целью своей педагогической деятельности «воспитание активного члена общества», «способного заботиться о сохранении и развитии германского народа, его государства, его культуры, и, в этих рамках, себя самого, как представителя народа»[314], то есть, говоря иначе, способного позаботиться о дальнейшем процветании национал-социалистической системы господства. С этой целью германская молодежь подвергалась мощному идеологическому прессингу, находилась под постоянным воздействием пропаганды.
Воспитание детей начиналось не в школе, а гораздо раньше, еще в раннем детстве. Очень большая роль отводилась досугу и играм детей. Пропаганда не оставляла ребенка в покое ни дома, ни в детских группах Национал-социалистической организации женщин (Nationalsozialistische Frauenschaft). Национал-социалисты делали большую ставку на непрямое влияние на сознание ребенка: одним из инструментов такого влияния были обыкновенные детские игрушки. В первую очередь — самые простые, которые можно было наполнить любым идеологическим содержанием. Например, настольные игры с элементом случайности: ребенок бросает игральную кость, перемещает фишку на столько ходов, сколько очков выпало на гранях кости и по ходу игры подвергается идеологической обработке. Так, настольная игра «Полевые учения Гитлер-югенд» (см. вкладку 1) была для детей до десяти лет рекламой молодежной организации Гитлер-югенд. В ходе игры ребенок активно знакомился с самыми романтизированными элементами деятельности организации: походы, лагерные костры, хоровое пение, спортивные соревнования[315].
Другая настольная игра, сделанная по такому же принципу, «Твоя машина КдФ», показывала заботу партии о народе и рекламировала программу «Народный автомобиль», предложенную партийным руководством (см. вкладку 1). Такая национал-социалистическая организация, как «КдФ» («Kraft durch Freude»), — «Сила через радость»[316], — организовала для немецких рабочих программу приобретения персональных автомобилей. По заявке рабочего, из его заработной платы ежемесячно вычиталась сумма в 5 марок, о чем он получал соответствующую квитанцию. Когда сумма отчисленных денег достигала 990 рейхсмарок, рабочий, предъявив квитанции, мог получить автомобиль[317]. Целью программы была интеграция рабочих в класс мелких собственников. Игра же должна была подготовить детей рабочих к участию в этой программе и оказать опосредованное влияние на родителей, послужить скрытой рекламой. Национал-социалисты в борьбе за власть оценили влияние младшего поколения на родителей[318] теперь пытались снова использовать такого рода психологический подход. Играя, дети должны были узнавать о процедуре покупки «Фольксвагена», учиться основам ухода за машиной и правилам дорожного движения[319]319. Мысль о том, чтобы, став взрослым, приобрести автомобиль, становилась для них абсолютно естественной.
Таким же способом проводилась среди младших детей и пропаганда войны с Англией. Для этого была разработана настольная игра с кубиками и фигурками «Мы завоевываем Англию». Игрок получал роль командира подводной лодки или самолета. Цель игры — уничтожить английский флот. Выигрывал тот, кому удавалось потопить больше кораблей противника, или, как вариант, потопить суда большего водоизмещения[320]. Не меньшей популярностью пользовалась и, как значилось в рекламных проспектах, «замечательная забава для детей и взрослых» — игра «Выгони евреев!». Суть заключалась в том, чтобы как можно быстрее изгнать из стен нарисованного города цветные фигурки, выполненные в форме еврейских ермолок. Условия гласили: «Если вам удалось прогнать шестерых евреев, вы одержали чистую победу»[321].
Тех, кто родился и вырос в Советском Союзе, подобными тоталитарными затеями не удивишь. И у нас была масса настольных игр, персонажами которых были пионеры, «тимуровцы» и т. д. В 70-е годы в одном из детских журналов вышла игра «Помоги Ленину добраться до Смольного». Бросая кубики и двигая фишки, малыши должны были соревноваться — кто быстрее и более безопасным путем проведет Ильича через переполненный вражескими патрулями город в штаб революции. Вообще, использование настольных игр как инструмента пропагандистского воздействия является универсальным способом пропаганды системы ценностей великодержавного истеблишмента, притом не только в тоталитарных государствах. Сегодня на смену им пришли игры компьютерные. Достаточно вспомнить хотя бы не так давно появившуюся в США «стрелялку» — «Убей Бен Ладена» или «стратегии», воспроизводящие реалии войсковых операций «Буря в пустыне» и «Шок и трепет».
Носителями пропагандистских задач могли оказаться и более банальные игрушки. Например, кукольный домик или игрушечный автомобиль, представлявший собой действующую модель лимузина, в котором по праздничным дням выезжал сам вождь (см. вкладку 1). Механизм лимузина приводился в действие при помощи пружины, небольшой аккумулятор давал энергию для светящихся фар, но главное было не это: в автомобиле, в сопровождении двух членов партии и шофера в униформе СС, был изображен сам Гитлер. Фигура Гитлера была выполнена с подвижной правой рукой, которую можно было зафиксировать в римском приветствии[322]. Эта игрушка, выпуск которой был приурочен к очередному партийному съезду, должна была сделать вождя еще более близким и родным для каждого ребенка. Что же касается кукольного домика, то он представлял собой достаточно точное изображение идеальной, в представлении домохозяйки 30-х годов, квартиры (см. вкладку 1). Отличие заключалось лишь в том, что все три помещения, воспроизведенных игрушкой, были переполнены нацистской символикой и связанными с ней изображениями. Даже на кухне обои были украшены изображениями сцен из жизни Гитлер-югенд и БДМ[323].
Поступая в школу, ребенок становился объектом несколько более прямых способов воздействия: школа могла сообщать воспитанию некоторый элемент принуждения. Идеология, не имевшая ничего общего с образованием, пронизывала все школьные занятия, присутствовала в любом предмете. Особенности евгенического воспитания уже были освещены выше, но вмешательство НСДАП в воспитательный процесс не ограничивалось элементами расового учения. По издавна сложившейся в Германии традиции, школьные занятия начинались и заканчивались молитвой, обычно — «Отче наш». Национал-социалисты, борясь с проникновением церкви в сферу образования, не стали искоренять эту традицию, но применили ее в своих интересах. Занятия по-прежнему начинались и заканчивались молитвой, но изменилось ее содержание. Так, например, старшие школы земли Гессен получили в сентябре 1933 года циркуляр об изменении текстов молитв, с прилагавшимися к нему примерами.
По форме своей это были, бесспорно, молитвы, но по содержанию они представляли собой краткое изложение лозунгов НСДАП в достаточно примитивном стихотворном изложении. Обращаясь к Господу Богу, школьники организованно, хором просили его «за народ, за Вождя и за себя»: «Дай работу нам и хлеб», «Сохрани Гинденбурга и Гитлера, твердую опору нашего народа», «Храни милостиво Имперского Президента, неси нашего вождя в руках Твоих, помоги тем, кто правит Германией вести нас мужественно и мудро» и т. д.[324] Это должно было способствовать сакрализации государственной власти. Постепенно политические позиции НСДАП укреплялись. Соответствующим образом менялось и содержание молитв. Теперь у них был иной адресат — не Господь Бог, а его представитель на земле — Адольф Гитлер:
«Фюрер, мой Фюрер, данный мне Богом,
Оберегай моей жизни дорогу!
Родину спасший от лютой нужды,
Хлеб мой насущный даруешь мне ты.
Не покидай, будь со мной много лет,
Фюрер, мой вождь, моя вера, мой свет!
Славься, мой Фюрер!»[325]
Формировался настоящий культ Гитлера. Говоря о вере в вождя, должно подчеркнуть, что речь идет действительно о вере, о религиозном почитании, о возвеличивании до ранга Божества. Примером может послужить школьный диктант, составленный в 1934 году: «Как Иисус освободил людей от грехов и ада, так Гитлер спас немецкий народ от гибели. Иисус и Гитлер подвергались преследованиям, но в то время как Иисус был распят, Гитлер возвысился до канцлера. В то время как ученики Иисуса оставили его в беде, отрекшись от него, за Гитлера пало 16 товарищей. Апостолы окончили труд своего господина, мы надеемся, что Гитлер сам доведет свой труд до конца. Иисус строил для небес, Гитлер — для Германской земли»[326]. В том же году профессор богословия Эрнст Бергман опубликовал 25 тезисов отношения национал-социализма к религии. Среди них был и следующий: «Христос был не евреем, а нордическим мучеником, отправленным на смерть евреями, <…> призванным спасти мир от еврейского влияния. Адольф Гитлер — новый мессия, посланный на землю, чтобы спасти мир от евреев»[327].
Вера в Гитлера как в богоданного, если не богоподобного спасителя Отечества была, таким образом, частью мировоззрения. У новой веры была и своя священная книга, о чем заявлял Бальдур фон Ширах: «Книга Гитлера „Mein Kampf“ была нашей библией»[328]. Национал-социалистическое руководство совершенно всерьез предполагало прекратить распространение в Рейхе библии, заменив ее «Моей борьбой» — «книгой, <…> олицетворяющей самую чистую и самую истинную этику жизни нации в настоящее время и в будущем». Изображения креста должны были быть повсеместно заменены свастиками, а «Моя борьба» должна была стать единственным содержимым церковных алтарей, заменяя собой распятия и изображения святых[329]. «Или у нас будет германский бог, — заявлял Эрнст Бергман, — или не будет никакого. Мы не можем преклонять колени перед всеобщим богом, который уделяет больше внимания французам, чем нам. Мы, немцы, были оставлены христианским богом на произвол судьбы. Он не справедлив, и потому мы терпели поражение за поражением, что верили ему, а не нашему, германскому богу»[330]. Гитлер и сам считал христианство чуждым германской культуре. «Античность была куда лучше нынешних времен, — говорил он, — потому что не знала ни христианства, ни сифилиса». По его мнению эта религия не подходила для расы господ, которой предстоит властвовать над всем миром, потому что идея всеобщего равенства и любви парализует человека, защищает убогих, расово-неполноценных и слабых, тех, кто вообще не имеет права на существование[331]. Однако с началом войны против СССР национал-социалистам пришлось ослабить нажим на верующих и антихристианскую пропаганду. Руководители партии и государства, сами в большинстве своем бывшие солдаты, отлично понимали, что на фронте пригодится любая поддержка, пусть она исходит даже от столь презираемого ими Христа. Потому что моральный дух армии — важнее. Окончательная расправа с христианством была отложена до лучших времен. Однако перерыва в обожествлении Адольфа Гитлера не делалось до самого конца. В апреле 1945 года, когда наступление советских войск и их союзников было уже не остановить, Йозеф Геббельс убеждал немцев по радио: стоит лишь чуть-чуть потерпеть и Вождь сотворит чудо, — Германия выйдет из войны победительницей. И вера в то, что это и впрямь может произойти, подчас побеждала выработанный затяжной войной скептицизм.
Для молодежи Гитлер был чем-то высшим, божеством, но божеством близким и знакомым, земным. Его можно было узреть воочию. Прикоснуться к нему. Однако при этом он оставался в представлении молодых существом настолько высшего порядка, что само его существование воспринималось как чудо. Миллионы фанатично преданных ему подростков были готовы поверить любой легенде о Фюрере. Пользуясь этим, пропагандисты устраняли разногласия между официально проповедуемым расовым учением и внешним видом вождя, никак не соответствовавшим образу представителя нордической расы: «Гитлер — блондин, с розовой кожей и голубыми глазами, чистый германец (ариец) по природе, а все остальные распространения о его внешнем виде и личных качествах посеяла в народной душе черная и красная пресса»[332]. Убежденность в вышеприведенном постулате доходила до такой степени, что внутреннего конфликта и разлада в системе образов и убеждений не происходило даже при личной встрече с вождем. Мало того, многие юные немецкие девушки видели в Гитлере — невысоком, с мелкими чертами лица, сальными волосами и дурной кожей, привлекательного мужчину и именовали его не иначе, как «прекрасный Адольф»[333].
Наиболее удобным для внедрения национал-социалистической идеологии предметом была математика. Математические задачи можно наполнить абсолютно любым идеологическим содержанием без ущерба для их образовательных качеств. В них вкладывался самый разнообразный подтекст: от пропаганды войны до пропаганды, как это уже говорилось выше, расовой гигиены. Открывая задачник по математике, ученик мог столкнуться с такой задачей: «Евреи в Германии — чуждая раса. В 1933 г. в Германии было 66 060 000 жителей. Среди них — 499 482 правоверных евреев. Сколько процентов это составляло?»[334] Ключевая фраза, в данном случае, — первая, а в остальном — это обыкновенная задача на вычисление процентных соотношений.
Или задача на построение и измерение углов: «Угол b, важный для исследований черепа, образуется „германской горизонталью“ (плоскость глаза — уши) и линией профиля (основание черепа — край верхней челюсти)». Далее предлагается, используя некоторые данные числа, вычислить значения b для разных типов черепа[335]. Ученик знакомился помимо математики с основами расовой биологии. Другое задание предлагало ученикам, используя подстановочные числа, вычислить, «сколько детей должна иметь семья, чтобы сохранить численный состав народа?»[336] Даже простейшее задание по геометрии можно было превратить в пропагандистский трюк: «Впиши в данный круг 8 см в диаметре свастику, ширина перекладин которой, также как ширина белых промежутков между ними, составит 1 см»[337].
Пропаганда войны также стала одной из целей школьного воспитания. Математические задачи на вычисление скорости, площади и т. д. наполнялись военным содержанием, чтобы молодежь прониклась духом воинственности, привыкла к мысли о войне. Характерный пример: «Танковое отделение выезжает из лагеря в 6 часов утра и движется по дороге со скоростью 45 километров в час. Одновременно с ним по той же дороге и в том же направлении начинает движение отделение стрелков-мотоциклистов со скоростью 65 километров в час. Какое расстояние должны преодолеть стрелки, чтобы нагнать танки? Когда это произойдет?»[338].
На военную тему выпускались даже специальные учебники, как например, вышедший в конце 30-х годов задачник «Как вооружаются другие». В нем, помимо задач, содержались сведения о вооруженных силах Германии и соседствующих с ней стран, о мощностях военной промышленности наиболее вероятных противников, количестве находящихся в их распоряжении боевых самолетов и даже о некоторых тактико-технических характеристиках их боевой техники. Задания же, несмотря на чисто математические образовательные цели, были наделены весьма агрессивными воспитательными целями: следовало, например, вычислить, какую площадь может покрыть бомбами ночной бомбардировщик, несущий 1800 зажигательных бомб, двигаясь со скоростью 250 километров в час и сбрасывая каждую секунду по одной бомбе. Дальнейшие задания предлагали решить, какие разрушения могут причинить десять таких самолетов, летящих на расстоянии 50 метров друг от друга, какую площадь они могут покрыть огнем, и сколько пожаров загорится в том случае, если одна треть бомб попадет в цель, а из них еще одна треть вызовет пожары, и какое количество бомб необходимо для уничтожения крупного города[339]. Подобные задачи не были исключением. В учебнике математики для старших школ приводилось такое задание: «Эскадрилья бомбардировщиков (9 самолетов) летит в строю треугольником на расстоянии 70 метров друг от друга, на дистанции 40 метров. Каждый самолет несет 20 бомб по 50 кг. Эскадрилья летит со скоростью 180 километров в час. Бомбометание происходит, согласно приказу, каждые 2 секунды. Насколько велика покрываемая бомбами площадь? Какова плотность бомбардировки?»[340]
От математики не отставали другие предметы. Элементы идеологии вносились в чистописание и родную речь, а история была вообще переписана в интересах партии. При изучении грамматики содержание текстов упражнений не имеет никакого значения, также как и содержание математических задач: главное, чтобы они выполняли образовательные функции. Пользуясь этим, национал-социалистические методисты разрабатывали упражнения, наполненные идеологически верным содержанием, как это упражнение на применение страдательного и действительного залога: «До того, как Гитлер пришел к власти: нападать на людей на улицах / поджигать дома / поджигать здание Рейхстага / разрушать железнодорожные пути / <…> грабить магазины / <…> подрывать поезда / грабить кассы / <…> вызывать раздоры / поносить Родину /<…>»[341].
Переводя данные фразы из неопределенной формы в действительный или страдательный залог, ученик сам, без вмешательства учителя, составлял рассказ о том, какой хаос творился в Германии до прихода Гитлера к власти. Сами за себя говорят и темы школьных сочинений 1938–1939 учебного года: «Наше право на Австрию», «Как Адольф Гитлер разорвал кандалы Версальского диктата», «Готовность к самопожертвованию в новой Германии» и т. д.[342]
Что же касается преподавания истории, то в школьной программе не осталось практически ничего, что не было бы связано с историей Германии. Культура всех древних европейских цивилизаций, будь то греки, этруски или римляне, рассматривалась как прагерманская. Адольф Гитлер был уверен, что «когда нас спрашивают о наших предках, мы всегда должны указывать на греков», и отказывался признавать хоть что-либо общее между предками германцев и неандертальцами и прочими «пралюдьми» и яростно опровергал любые утверждения о происхождении человека от обезьяны. По крайней мере — человека арийской расы. Все неарийцы были вольны происходить от кого угодно, а германцы существовали изначально и были всегда.
Занятия историей представляли собой изучение отдельных фрагментов Германской истории, выстроенных таким образом, чтобы просматривался путь Германии от древности к высшему моменту ее развития — приходу национал-социалистов к власти. При этом германское прошлое показывалось как череда героических событий великих предков. Эпоха темных веков, например, описывалась, как время ныне утраченного величия германской расы. Правильному восприятию такого подхода способствовало и то, что в курсе родной литературы обязательно проходились древнегерманский эпос, «Песнь о Нибелунгах», «Беовульф» и т. д.
На уроках истории изучались битва в Тевтобургском лесу, сопротивление саксов франкской экспансии, образование Священной Римской Империи германской нации, то есть все исторические события, на примере которых можно было показать стремление германского народа к самостоятельности и величию. Завершало курс истории изучение Первой мировой войны (естественно, факты подтасовывались таким образом, чтобы соответствовать основным постулатам национал-социалистической пропаганды, например, легенде об «ударе в спину»), путча 1923 года, раздутого в школьных учебниках до масштабов почти всегерманской революции, а также прихода Гитлера к власти. Особенно тщательно муссировалась тема деструктивности евреев и коммунистов. Изучались и отдельные персоналии — все, кто сделал хоть что-либо для формирования германской культуры, возвышения нации[343].
Идеологическое воздействие не ограничивалось школой. Задачи воспитания «в духе национал-социализма» были возложены на молодежную организацию Гитлер-югенд. В рамках этой организации проводились так называемые отрядные вечера, когда члены Гитлер-югенд под контролем руководителя местного отделения или командира отряда, собираясь в специально выделенных для этого помещениях, — «домах Гитлер-югенд», — посвящали свободное время изучению германской истории и политических новостей, разучиванию новых песен и стихов. Песни, стихи, речевки, разучивавшиеся в невероятных количествах, также были инструментом идеологического воздействия. С этой целью в Германии весьма крупными тиражами выпускались многочисленные песенники, такие, как: «Наше солнце не заходит», «Песенник Вермахта», «Юный народ поднимается», или карманное издание «Наш военный песенник»[344]. В песнях проповедовалась ненависть к окружающим Германию врагам, пропагандировался личный героизм и готовность к самопожертвованию в интересах Родины:
К оружию. Враг окружил. Не бежать,
оставаться на месте!
Враги вокруг нас и на западе,
и на востоке.
Как выдержишь ты испытание битвы
жестокой?
Немало врагов, но поверь, что немало
и чести[345].
Или:
…Барабанщик, дай сигнал войскам.
Мы пойдем походом на Москву
Путь наш легок, жребий наш велик.
Пусть бежит в испуге большевик[346].
В других — подчеркивалась взаимосвязь великих предков и современной молодежи их наследников:
Над нами ветрами разорвано знамя
Павших героев Германской земли.
И сами герои шагают с нами.
Слушай, Германия, мы пришли[347].
Третьи служили целям расового воспитания и внушали ненависть к расово чуждым элементам. Вот, например, одна из песен Гитлер-югенд, предназначенная для исполнения на улицах и во время походов:
«Господь, верни нам Моисея.
Пусть заберет своих евреев
В обетованную страну.
И моря воды в клочьях пены
Воздвигни по бокам как стены,
Путь проложив через волну.
Когда пойдут меж них евреи,
Обрушь на них валы скорее»[348].
Песни эти, несмотря на зачастую примитивный или труднопроизносимый текст, пользовались среди молодежи достаточной популярностью[349]. Следует, впрочем, признать, что далеко не все песни Гитлер-югенд были настолько перегружены идеологией. Разучивались и исполнялись также народные и старые солдатские песни времен франко-прусской войны, а то и старше — «Сверкают алебарды», «Император Фридрих наш король и господин», «Мы пришли из Люнебурга», «Боже, помилуй великого Кайзера!», эпические баллады типа «Песни о короле Теасе» или «Фландрской пляски смерти»[350]. Одновременно с этим находились и те, кто слушал запрещенную «негритянскую музыку» — свинг и джаз. Эти молодые эстеты не обязательно были оппозиционерами и диссидентами как члены неформальной организации «Свингюгенд», открыто демонстрировавшие свои музыкальные вкусы и, вследствие этого, подвергавшиеся гонениям. Гораздо чаще за любовью к музыке врага не стояло никаких политических убеждений — она нравилась и на том — все. Одним из хитов в жанре свинг, особенно популярным среди германской молодежи, была английская пропагандистская песня «We are going to hang our washing up the Siegfriedline!». Но молодежь редко вслушивалась в слова, а если и делала это — еще реже придавала значение их идейной нагрузке.
В тайне от взрослых, а также от «вожаков» из своих, распевались и другие запрещенные к исполнению песни — русская «Катюша» и пацифистская «Лили Марлен». Впрочем, наказывать молодежь за такие проступки брались только совсем уж зашоренные функционеры низшего звена, видевшие в невинном нигилизме подростков святотатство и ростки будущей оппозиционности. Но, если верить многочисленным мемуарам, они встречались не часто и были, скорее исключением, нежели правилом[351]. В большинстве случаев юным германцам сходило с рук и не такое. Например — повторение песенки о десяти ворчунах.
Однажды десять ворчунов
решили пообедать.
Один сказал, что Геббельс врет,
и их осталось девять.
Тогда решили ворчуны:
«Мы говорить забросим».
Один стал молча рассуждать,
и их осталось восемь.
Гуляли восемь ворчунов, не думая совсем,
Один чего-то записал, и их осталось семь.
Тогда семь бравых ворчунов
зашли в кафе поесть.
Один сказал: «Ну и бурда!»
И их осталось шесть.
Шесть неразлучных ворчунов
опять пошли гулять,
Один толкнул штурмовика,
и их осталось пять[352].
Послушать музыку сошлись
они в одной квартире.
Один сыграл про «Семь сорок»[353]
и стало их четыре.
Ворчали вчетвером они уже гораздо злей.
Но зря один из них сказал,
что алкоголик Лей.
И зря ругали «Миф»[354] они,
собравшись на троих:
Явился доктор Розенберг
и взял двоих из них.
Последний из десятерых
был страшно одинок,
Но вскоре девять остальных
в Дахау встретить смог[355].
Эту песенку рассказывали полушепотом даже самые «идейные» подростки, замирая от ощущения собственной смелости и безрассудства. Примерно так же, как советские школьники 70—80-х, рассказывая про большевика, который «лезет к нам на броневик»[356]. Имперское руководство молодежи предпочитало не делать из такого рода проступков далеко идущих выводов. Впрочем, после покушения на Гитлера 20 июля 1944 года отношение партийного руководства к «вражеской музыке» стало гораздо более жестким, почти непримиримым.
Идеология вторгалась в жизнь молодежи и в повседневность, так как изменялся сам образ жизни германского общества: появлялись новые праздники, новые обычаи. Национал-социалистическое руководство стремилось поддерживать в германском народе, а особенно, — в молодежи, постоянное ликование, постоянное ощущение торжества относительно любых проявлений партийной и государственной политики. Все, что предпринимала партия, должно было встречаться молодежью «на ура». Школьные хроники времен Третьего Рейха пестрят сообщениями о бесконечных праздниках, линейках, выносах флагов, парадах, украшении флагами школьного здания и т. п.
Праздники и ритуалы делились на неоязыческие, призванные возродить древнюю германскую культуру, и памятные даты НСДАП. К первым относились праздники летнего и зимнего солнцеворота, а также — германизированные христианские праздники, как, например, праздновавшийся, вместо Троицы, «Праздник высокого мая», или, вместо Рождества, — «Праздник поднимающегося света»[357]. Подменялись чисто национал-социалистическими и привычные церковные ритуалы. Традиционная для католической церкви конфирмация, проводилась теперь в рамках работы Гитлер-югенд, причем вне зависимости от вероисповедания членов организации. Она превратилась в некое рыцарское сакрального действа, когда ночью, при свете факелов, после короткой проповеди о чистоте намерений, мужестве и любви к родине, мальчикам из ЮФ вручались форменные кинжалы. При этом, мальчики произносили клятву верности вождю и переходили в ряды собственно Гитлер-югенд[358]. Под руководством Йозефа Геббельса действовало целое управление, занимавшееся разработкой сценариев такого рода ритуальных действ.
К основным памятным дням НСДАП принадлежали такие праздники, как День прихода к власти — 30 января, День провозглашения партийной программы — 24 февраля, День рождения вождя — 20 апреля. Помимо того существовал целый набор менее значительных дат, отмечавшихся каждую неделю. В результате — ребенок жил в постоянной атмосфере праздника, каждое относительно скучное действие, связанное со школой или Гитлер-югенд, становилось в его глазах частью чего-то большего, пусть даже и частью подготовки к очередному празднику[359].
Итак, для воспитания молодежи «в духе национал-социализма», представителями правящей партии применялись следующие методы и средства:
— непрямое воздействие на самых маленьких через детские игрушки, внушение им основных идей пропаганды и провоцирование их на дальнейшие расспросы родителей об этих идеях. С самого младшего возраста дети усваивали, кто такой Адольф Гитлер, что такое Гитлер-югенд, и почему Англия — враждебная страна;
— пропагандистское воздействие, сопряженное с учебным материалом школы: пропаганда готовности к войне, расовой ненависти, благодарности вождю и партии. «Воспитание должно систематически вестись так, чтобы из школы выходил не полупацифист, демократ или еще кто-то, а настоящий немец», — подчеркивал Адольф Гитлер[360];
— сакрализация власти. Путем перенесения части христианских понятий, ритуалов и форм на партийную почву, постепенно закладывалась основа «Церкви Адольфа Гитлера», или, по крайней мере, просто еще более трепетного, святого отношения к вождю;
— пропагандистское воздействие в рамках Гитлер-югенд. Частые общие собрания членов отрядов позволяли донести до молодежи все новшества партийной идеологии, идеи «Моей борьбы» и политические новости. С началом регулярного вещания для «отрядных вечеров» радиополитинформаций эта форма работы стала более унифицированной и организованной. Постоянное заучивание стихотворных текстов, содержащих политические лозунги, приводило к тому, что лозунги эти воспринимались не как нечто чуждое, а как проявление житейской мудрости. Таким образом проводилась регулярная идеологическая обработка молодежи;
— эстетизация повседневности. Путем введения новых праздников и ритуалов национал-социалисты пытались создать новое поколение, ориентированное на иные ценности, нежели их родители, включить молодежь в новую систему представлений, замкнутую на партийную и национальную идеологию.
Нельзя сказать, что национал-социалистам это не удалось. Большинство из пунктов этой программы прижились в культуре Третьего Рейха и стали частью повседневной жизни. Впрочем, многие мероприятия были слишком сложны для детей и натолкнулись на их непонимание. Это произошло с такими активно внедрявшимися Йозефом Геббельсом народными праздниками, как тингшпили[361].
Но в целом задачи, поставленные вождями НСДАП, были достигнуты. Юные немцы видели в Гитлере арийца, были уверены в том, что евреи — несчастье Германии, а советское руководство, — буде Рейх проиграет в войне, — вывезет всех немцев за Урал и поселит на их место негров из Африки. Лозунг «Sieg oder Sibirien!» — «Победа или Сибирь!», начертанный на стенах осажденного Берлина, — не вызывал у них ни сарказма, ни отторжения. Об успехах воспитания в духе национал-социализма говорит доходившее до фанатизма упорство сопротивления, оказанного советским войскам при штурме Берлина отрядами Гитлер-югенд, состоявшими из молодежи 14–18 лет.